Текст книги "Чудовища (СИ)"

Автор книги: Imlerith

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)

Она понимает, что рано или поздно это разрушит её. Или его. Она прикрывает глаза. Теру понятия не имеет о том, что творится в её голове. Он не знает ничего о том, что и по какой причине с ней произошло. Он не знает даже о том, почему тогда, несколько лет назад, она вообще на него смотрит. Теру восхищается ею по совсем другим причинам. Или всё-таки знает?

Внутри разливается противная горечь. Ей хочется позвонить ему – прямо сейчас, посреди ночи – и высказать всё то, что терзает её изнутри. Но она не двигается. Это лишь побочный эффект и тогда, когда впечатление от кошмара спадёт, это наваждение отступит.

К тому же, ей не нужны лишние уши. Мистер детектив наверняка прослушивает и отслеживает всё, что происходит в этой квартире, вплоть до мелочей, а быть звездой такого плана Аманда не готова.

Она достает из ящика прикроватной тумбы маску для сна и вновь пытается заснуть. До звонка будильника ещё целых четыре часа.

Цифра четыре до сих пор кажется ей одной из самых завораживающих.

========== 17 ==========

Комментарий к 17

Hans Zimmer – Panic, Shear Bloody Panic

«Сначала человек убивает что-то в себе, потом он начинает убивать других»Вильгельм Райх

02/2008

На самом деле никакой компании под названием «Нейролинк» не существует. Аманда готова отдать детективу должное: он старается на славу, когда создаёт настоящее юридическое лицо, оформляет несколько сайтов и изображает клиентов, с которыми в один из дней она пытается поговорить. Он заботится даже о таких мелочах как репутация – в один момент о «Нейролинк» узнают едва ли не все крупные игроки.

Всё портит лишь фальшивое имя Койла. Но откуда другим знать об особенностях её глаз? Именно это, ровно как и само существование тетрадей, до сих пор держит дело Киры нераскрытым. И пусть оно таковым и остаётся.

***

Одна из их встреч проходит на чужой территории. Небоскреб, что появляется в городе буквально несколько месяцев назад, встречает посетителей ослепительным блеском стекла – чтобы отгрохать такой нужно немало денег, и впервые за последние несколько месяцев Аманда Гласк думает, что они с детективом по имени Эл находятся в разных условиях. Он всё-таки богаче, а значит – может оказаться влиятельнее там, где всё решают деньги. То есть практически везде.

Мистер Койл собственной персоной встречает её в вестибюле. Вокруг не видно ни посетителей, ни работников – здесь непривычно тихо для офиса, словно в этот день все сотрудники решают взять выходной. Или же их просто не существует. Аманда, тем не менее, не верит, что обслуживать такое огромное здание можно минимальным количеством персонала. И неважно, чем здание является на самом деле.

– Думаю, вы будете не против пообщаться с глазу на глаз, мисс Гласк, – он улыбается, когда они оказываются в небольшом светлом кабинете и жестом приглашает её занять место за столом. – Не люблю лишний шум.

– Не вижу в этом особого смысла, – она садится напротив. – Но раз я здесь, то будет глупо просто развернуться и уйти, потратив своё время впустую.

Ей интересно, чем закончится сегодняшний раунд их игры. Она уверена, что не даёт команде детектива ни одного повода усомниться в себе – установленные сначала в её квартире, машине, а потом и в некоторых помещениях корпорации камеры не демонстрируют им ничего сверхъестественного. Изо дня в день Аманда ведёт себя как погруженный в работу директор крупной корпорации, иногда – просто как женщина. Она надеется, что мистер детектив от души наслаждается теми шоу, какие она ему периодически устраивает.

Что нужно ему сегодня? Она, едва заметно склонив голову, смотрит на мистера Койла и поправляет рукава своего темного пиджака. Уверенность в том, что говорить они будут вовсе не о бизнесе сегодня куда сильнее, чем в прошлые несколько встреч. Сегодня мистер Койл не приглашает никого, кроме неё.

– Мне хотелось бы обсудить ваши публичные выступления, – он делает ход первым и начинает вовсе не с пешки.

– При всём уважении, мистер Койл, – в её кривой усмешке нет ни намека на уважение. – Но как мои выступления сопряжены с нашей сделкой?

– Вы много говорите о Кире, – его тон спокоен, а поза настолько расслабленная, будто они говорят о погоде. Он откидывается в своём кресле чуть глубже. – Знаете, мисс Гласк, я склонен изучать своих партнеров, прежде чем выходить на серьезные сделки. Так почему же именно Кира?

Аманда скрещивает руки на груди и вскидывает бровь, демонстрируя ему весь свой скептицизм. Никогда в жизни – даже в те времена, когда ей приходится работать под началом отца – она не обсуждает взгляды на жизнь с коллегами, партнерами или конкурентами. Если она чему-то и учится за несколько лет, проведенных в этой среде, так это тому, что подобные мелочи никому не интересны.

Но они с мистером Койлом вовсе не партнеры. Она ухмыляется.

– Не имею привычки смешивать личное и рабочее, – Аманда даже не обращается к нему по имени. – Но если вы хотели обсудить что-то ещё – я слушаю.

Ей кажется, что она замечает легкий проблеск недовольства в его взгляде. Нервничает ли он? К какому сценарию готовится их группа, когда назначает эту встречу? Любопытство так и распирает её изнутри. Аманда делает вид, что ей вовсе не интересно.

– Мисс Гласк, – мистер Койл выдерживает длинную – почти театральную – паузу. – Это вовсе не личный вопрос. Вы же знаете, кто я.

Тьерри Морелло – человек, найти информацию о котором у неё так и не получается. Но Аманда Гласк понимает, о чём говорит мужчина. Он представляется ей именем Эральда Койла – детектива не менее знаменитого, чем Эл, входящего в тройку лучших. Она проводит не один вечер в поисках информации об этом человеке и ухмыляется, понимая, что это ошибка.

Нельзя так запросто раскрывать, что Эральд Койл и Эл – один и тот же детектив. Она готова смеяться до боли в животе, если окажется, что он встречается с ней лично. Аманда ставит на то, что такого быть не может и это всего лишь досадная случайность. Эл не знает о глазах шинигами и не может включать их в свои расчеты.

– Вы хотите сказать, – следуя его примеру, Аманда откидывается поглубже в кресло и закидывает ногу на ногу, – что задаете этот вопрос как детектив? Тогда, мистер Койл, я не могу ответить вам без своего адвоката.

Она не собирается прятаться, ей всего лишь нравится играть в эту игру.

– Это не допрос, просто профессиональный интерес.

– Тогда у вас уже есть ответ, – с неприятной улыбкой пожимает плечами Аманда. – Я считаю, что Кира действует подобно лекарственному препарату – очищает социум от нездоровых клеток, не позволяя им собраться в раковую опухоль. Я много раз говорила об этом и не скрываю своей позиции. Меня, мистер Койл, подташнивает от тех, кто сидит в тюрьмах за особо тяжкие.

Он смотрит на неё так, словно ждёт другого ответа. В её глазах читается разочарование. Неужели он может сюда прийти неподготовленным?

– Не сомневаюсь, что и смерть Ларри Роудса пришлась вам по душе.

Подлый прием. Аманда улыбается чуть шире, потому что уверена, что на его месте может ударить точно по тому же месту.

– Моя репутация в очередной раз обгоняет меня, – она даже смеется. – Вы времени зря не теряли, мистер Койл. Но вы правы, я была в восторге. В «Сан-Квентин» сообщили, что он умер от потери крови – очень жаль. Мне бы хотелось, чтобы он сгорел заживо.

– И вы так запросто говорите об этом?

– А вы ждали от меня чего-то иного? – на мгновение в её взгляде проскальзывает злость. Почти ярость. Всего на одно короткое мгновение. – Как я и говорила, мистер Койл, если вы желаете устроить допрос или поговорить о моей частной жизни – давайте сделаем это либо в присутствии моего адвоката, либо в нерабочее время. Вы сами знаете, что время стоит очень дорого.

Аманда умышленно ничего не отрицает. Ей нечего скрывать – ненависти к Ларри Роудсу она посвящает едва ли ни всю собственную жизнь и не знать о ней, установив за ней наблюдение, мистер детектив не может. Под подозрением она или нет, а открещиваться от собственных публично высказанных взглядов – глупость.

В кабинете на несколько долгих минут устанавливается тишина. Где-то за приоткрытым окном слышится гул проезжающих мимо машин и людские голоса. Часы на соседней стене показывают половину четвертого.

– Тяжелый вы человек, мисс Гласк, – наконец-то произносит он. – Но не мне вас судить. Давайте всё-таки вернёмся к нашему контракту. О Кире мы сможем поговорить и в другой раз – на ваших условиях.

– Вот и замечательно, мистер Койл.

Аманда Гласк уверена, что у великого детектива по имени Эл есть какой-то план. Она уверена, что этот разговор имеет под собой повод куда более веский, чем праздное любопытство, и с нетерпением будет ждать их следующей беседы.

========== 18 ==========

Комментарий к 18

In This Moment – Sick Like Me

«As you tear me to pieces You are beautiful Even at your ugliest, I always say You’re beautiful and sick like me»

02/2008

Всем свойственно ошибаться – такова человеческая природа. И он даже не знает, может ли называть себя чем-то большим, чем просто человек. Где-то глубоко внутри он ощущает себя по-настоящему избранным – единственным, на кого Господь изо дня в день обращает своё внимание. Изо всех людей, которые окружают её и сотен или даже тысяч тех, кто думает о ней как о спасителе, – как о Кире – только на него она смотрит иначе.

Но эта назойливая мысль его не спасает. Он с мрачной ухмылкой смотрит на аккуратно выведенные в тетради иероглифы: они ничем не выделяются на фоне других записей и кажется, будто не имеют никакого особого значения. Первый раз, когда он идёт против её воли – этот человек не преступник, причина его смерти – несчастный случай. Может ли считаться преступником тот, кто идёт против Господа? Да. Имя этого человека появляется в тетради лишь потому, что он идёт против неё. Потому, что он на неё смотрит.

Совесть подсказывает ему, что он и сам становится тем, кого так ненавидит. Он отмахивается от неё. Это совершенно другое. Он – одна из рук закона, а значит он не может ошибаться.

Теру Миками бросает ещё один тяжелый взгляд на это неприятное имя и продолжает выносить приговоры. Чудовище внутри, так старательно укрощаемое им на протяжение всей жизни, наконец-то чувствует себя свободным.

***

Утро Аманды Гласк всегда – почти всегда – начинается с новостей. Биржевых сводок, присланных на электронную почту отчетов, а в последние несколько месяцев ещё и с криминальных хроник. Она следит практически за всем, что происходит и время от времени чувствует, что ей нужен перерыв. Избыточная информация постепенно вытесняет собой по-настоящему полезную.

«Тяжелое ДТП на одной из крупнейших улиц столицы. Среди погибших – менеджер известной модели и актрисы Мисы Амане», – взгляд Аманды невольно цепляется за эту заметку.

В памяти что-то шевелится и за чашкой утреннего кофе она вспоминает о том, кто именно является менеджером Амане. Один из участников группы расследования – в этом она уверена почти наверняка – погибает, став невольной жертвой автомобильной аварии. Пешеход.

Они с ним встречаются даже не единожды – не считая той встречи в кафе, Тота Мацуда ещё дважды появляется в офисе её корпорации. Говорит о том, что Миса хочет заключить с ними рекламный контракт и стать лицом нового продукта. Аманда ему ни на йоту не верит, но только улыбается и говорит, что передаст его инициативу специалистам по рекламе. Она понимает, что это всего лишь часть игры, которую ведёт против неё мистер Эл.

Он хочет внедриться как можно глубже в её жизнь и в один момент подловить её на ошибке. Аманда уверена, что тому хватит и малейшей оплошности, чтобы сделать выводы и достать против неё косвенные, но всё-таки доказательства. И ошибаться Аманда не хочет.

Тем более странной кажется ей внезапная смерть мистера Мацуды в результате несчастного случая. Убийство? Вариант кажется ей неправдоподобным. Никто, кроме владельцев тетради, не может подстроить убийство таким образом. А в том, что кто-то решает убрать такого человека, пожертвовав при этом жизнью ещё и нескольких водителей, она сомневается ещё сильнее. Он не выглядит опасным, не выглядит настолько ценным кадром.

Она постукивает длинными ногтями по светлой фарфоровой чашке. Ей кажется, что она упускает из виду что-то важное.

«Иногда тебе уделяют слишком много внимания», – она вспоминает когда-то брошенную вскользь фразу Теру. В его тоне в тот момент не слышится эмоций, но его взгляд – взгляд в тот момент кажется ей таким же красочным, какие она периодически видит во снах. Кровожадным.

Аманда Гласк хмурится. Она не верит, что Теру может совершить такую простую ошибку. Он вовсе не глупый человек и знает, что поставлено на карту. Более того, он чаще всего понимает ситуацию даже быстрее, чем она успевает её озвучить. Зачем?

Кофе остывает и становится противно-кислым на вкус. Когда она с грохотом ставит чашку на стол, то понимает – Теру может быть сколь угодно умным и расчетливым человеком, но от этого он не перестаёт быть человеком эмоциональным. Импульсивным и до фанатизма одержимым своими идеями. Идеальным человеком. Просто не в этих обстоятельствах.

Сегодняшний рабочий день обещает быть очень долгим. Приведя себя в порядок и собираясь выходить из дома, Аманда отправляет ему короткую смс. Раз уж мистер детектив следит за ними практически повсюду, им придётся выбраться на свидание.

Впервые в жизни Аманде хочется, чтобы свидание оказалось настоящим. Хочется, чтобы ход её мыслей оказался в корне неверным.

***

В номере, который они снимают, до рези в глазах светло, несмотря на стоящую за окном ночь. Потолочное освещение кажется излишне ярким, а оформленный в светлых, практически белых тонах интерьер не вписывается в установившуюся в помещении мрачную атмосферу. Даже воздух здесь будто бы слишком густой – он забивается в ноздри и проникает в лёгкие, не позволяя дышать полной грудью.

Они молчат. Аманда садится в кресло и по привычке закидывает ногу на ногу, когда Теру так и остаётся стоять у дверей, прислонившись плечом к высокому шкафу. Сейчас он смотрит на неё сверху вниз – снова – и его взгляд неуловимо меняется. Становится ярче, острее. Её дыхание сбивается с привычного ритма.

Она уже почти уверена, что не ошибается.

– Ты же понимаешь, что это то же самое, что и подписать себе смертный приговор, Теру? – спрашивает она. В её голосе не слышно холода, но она пытается. Его глаза не дают ей сосредоточиться.

Ему нужно только прищуриться, и сходство станет окончательным.

– Понимаю, – он кивает и линзы в его оправе едва заметно бликуют. Он всё-таки щурится. – Но любой, кто идёт против воли Господа должен быть наказан.

Аманде всё ещё противен этот титул. Тем не менее, она ничего не говорит – лишь поправляет тугой воротник своей красной блузки. Ей не хочется подыгрывать ему в этой странной игре в религию, но выбора у неё не остаётся. Она надеется, что правильно понимает ход его мыслей.

Ей хочется надавить на самое больное место.

– И ты тоже? – она кривит губы в ухмылке.

– Если понадобится. Но я не считаю, что где-то пошёл против твоей воли, Аманда, – он улыбается – пугающе ярко – и в одно мгновение преодолевает расстояние между ними, сжимает пальцами подлокотники кресла, нависая над ней. – Самая большая проблема любви господней в том, что желают её все.

Они оба затихают на пару мгновений. Сейчас они легко могут чувствовать на коже дыхание друг друга. Частое, прерывистое, выдающее беспокойство дыхание.

– Я не могу позволить кому попало смотреть на тебя, – Теру продолжает. Он снимает свои очки и кладёт их на тумбочку, тут же поворачиваясь обратно к ней. Она до сих пор не может перестать смотреть ему в глаза. – Не так. Не так часто, не такими глазами.

Аманда уверена, что любые взгляды в её сторону – плод его воображения, навязчивая идея или недопонимание, которые приводят к пугающим последствиям. Ей хочется сказать об этом, но слова так и застревают в горле. Его глаза – такие – зловеще поблескивают алым в тени его темных волос.

Ей кажется, что на его бледной коже не хватает пары случайных брызг крови. На мгновение – одно короткое мгновение – она жалеет, что Теру убивает с помощью тетради. Ей хочется посмотреть, как он делает это собственными руками. Хочется видеть его ярость и все те желания, которые он постоянно прячет под маской холодного, почти идеального в глазах окружающих человека. Он – хаос, скрывающийся за личиной порядка.

– Сосчитай для меня до четырёх, Теру, – произносит она полушепотом. Эта просьба срывается с её губ раньше, чем Аманда успевает её осмыслить. Её собственные глаза сейчас горят не менее ярко, чем у него.

В его взгляде читаются непонимание и удивление, она замечает, как он вскидывает брови, прежде чем улыбнуться. Несмотря на то, что она никогда не рассказывает ему о том, откуда на её спине огромный художественный шрам и почему несколько лет назад она смотрит именно в его сторону, она уверена, что он догадывается об этом. Теру – до неприличия проницательный человек. Чудовище.

Он всё-таки считает. Его глаза – эти проклятые глаза – так близко, что её разрывает между желанием выцарапать их своими длинными темными ногтями и окончательно в них утонуть. Аманда прислушивается к медленному, хриплому счёту и против своей воли выбирает второе.

По спине, повторяя изогнутый узор её шрама, пробегает холод. Ей хочется выдать ему заточенный стек – точно такой же, каким когда-то другое чудовище оставляет на ней этот шрам.

– Четыре, – и его взгляд сияет так, будто он ждёт кульминации не меньше, чем она.

Они смотрят друг на друга с одинаковым – нездоровым – восторгом. На накрашенных темно-бордовой помадой губах Аманды сквозь поцелуй выступает алая кровь.

Самое жуткое чудовище в жизни Аманды Гласк – это она сама.

========== 19 ==========

Комментарий к 19

UNSECRET, Alaina Cross – Out of My Cage

Lord of the Lost – My Better Me

«Go ahead just try and stop me I’ll make sure you leave crawling»

02/2008

В зеркале отражается совсем другой человек.

Длинные светлые волосы растрепаны и спадают на лицо, бросая тень на бледные глаза и едва заметные синяки под ними. Она рассеянно отмечает, что её отражению растрепанные волосы идут даже больше обычных аккуратных причесок. В приглушенном свете острые черты лица выделяются ещё сильнее, на припухших губах – ссадины и мелкие раны. Пальцами она касается своей щеки – и определенно чувствует прикосновение.

Над её головой красным пятном маячит имя. Она так привыкла его видеть, что не обращает на него внимания. И всё-таки она не понимает, когда мисс Гласк из жесткой становится по-настоящему жестокой. В какой момент эта её половина – худшая половина – становится во главе угла? Уродливая, сломанная, сформированная совсем другим человеком. Она столько лет работает над тем, чтобы укротить её, посадить в клетку и лишь наблюдать со стороны, смеясь над тем, какой слабой и глупой она может быть.

Она не понимает, когда клетка всё-таки распахивается и она выбирается наружу. Теперь она смотрит на неё с той стороны зеркала и улыбается – по-настоящему ярко, да и глаза её вовсе не бледные. Они – льдисто-серые – блестят и время от времени отливают красным. Эти глаза тоже кажутся ей проклятыми. Чужими.

Добрую половину своей жизни Аманда Гласк выгрызает себе путь наверх: сначала у этих жутких чудовищ, – того, что едва не уничтожает её и того, что поселяется глубоко внутри неё самой – потом у общества, в котором оказывается, а затем и у собственного отца. Она ещё помнит, как он отказывается принимать свою дочь в качестве преемника. Она помнит ту ожесточенную гонку талантов и разумов, в какую она вступает, чтобы противопоставить себя тому, кого отец выбирает сам. И она побеждает.

Аманда Гласк побеждает всех на своём пути, кроме самой себя. На её искалеченных губах в отражении играет ядовитая улыбка. Она уверена, что всё начинается в тот момент, когда она решает отыграться. В тот момент, когда замечает отвратительно похожего на Роудса Миками и говорит себе, что хочет его сломать. Именно тогда висящий на клетке замок щелкает в первый раз с шестнадцати лет.

Их отношения напоминают качели: она раз за разом привязывает его к себе, чтобы потом ударить как можно больнее. Но он никогда не реагирует на удары. Почти никогда. И ей кажется, что в тот момент, когда он наконец-то отвечает ей ударом на удар, замок щелкает снова – взгляды их запертых глубоко внутри чудовищ встречаются. Тогда ей кажется, что она всегда может повернуть назад. В её жизни и без него достаточно чудовищ.

Аманда касается пальцами яркого синяка чуть ниже правой ключицы и её отражение в зеркале вновь улыбается. Она наконец-то обращает внимание на тень, что неизменно маячит за её спиной уже несколько месяцев – с тех самых пор, как к ней попадает тетрадь. Она закрывает глаза. Становится ли тетрадь той отмычкой, что срывает последнюю пружину замка? Да.

До своего знакомства с Рэм Аманда и не думает о том, чтобы вмешиваться в дело Киры. Ей нравится привлекать к себе внимание, она любит демонстрировать свою точку зрения – но до того момента ограничивается лишь короткими публичными выступлениями. Ощущение власти и безграничных возможностей, которое приходит к ней вместе с тетрадью, жажда новой информации и желание в очередной раз победить – вот что толкает её всё дальше и дальше в эту пропасть. В своем слепом стремлении она сталкивает туда не только себя, но и его.

Чувствует ли он то же самое, когда смотрит в зеркало? Она не знает. Пытается ли бороться со своими внутренними демонами или принимает их и старается с ними ужиться? Она невольно вспоминает его тяжелый, но такой живой взгляд. Вниз по позвоночнику спускается неприятный холод. Аманда почти уверена, что ещё пару месяцев назад ни один из них не представляет, куда они сами себя заведут.

– Говорят, владение тетрадью вытаскивает наружу все то худшее, что есть в людях, – она слышит шелестящий голос Рэм за своей спиной. – Поэтому справляются с этой ношей немногие. Сходят с ума, записывают в тетради своё имя или отказываются от них.

Аманде хочется сказать себе, что она справляется, а вот в очередной раз лгать самой себе – не очень. Она привыкает обманывать себя каждый день и уже не может сказать, сколько лет живёт в этой лжи. Не может сказать, какая же она настоящая – та, что отбрасывает в сторону всякие эмоции и ставит лишь на победу или та, что упивается эмоциями так сильно, что не может себя контролировать. Аманда подозревает, что это две стороны одной медали.

Не бывает односторонних медалей. Её отражение в зеркале бледнеет.

– Мы с тобой действительно сработались, а? – на этот раз ей кажется, что улыбается она сама.

Никто ей не отвечает – ни шинигами, ни собственное отражение.

Аманда в который раз за вечер вглядывается в зеркальную гладь и пытается принять тот факт, что открытая клетка не закроется просто так. Пытается смириться с тем, что в зеркале отражается именно она.

***

«My better me Is not so mortified Fucked up inside, but that ain’t me That’s just my better me»

На потолке то и дело отражается отбрасываемый со стороны окна свет. Он наблюдает за ним уже добрых минут пятнадцать, не в силах ни заснуть, ни просто сомкнуть глаз. Чувствует, как внутри, подобно запертой в клетке птице, бьётся совесть. Он не может отделаться от мысли, что поступает до отвратительного неправильно – поступает точно так же, как все те, кого он ненавидит на протяжение всей жизни.

Пойти на сделку с совестью ради короткого, сиюминутного желания – это преступление. Можно пытаться оправдать его чем угодно, но от этого оно не превратится во что-то другое. Он совершает преступление, когда заносит ручку над страницами тетради и вписывает туда имя человека, который никогда не бывает вне закона. Он совершает преступление, когда нарушает прямые приказы Аманды. Он совершает нечто худшее, чем преступление, когда поддаётся на её просьбы и давит на самое – и единственное – слабое её место.

Он тяжело выдыхает и прикрывает глаза рукой. Он знает о ней всё – начиная от того, что она переживает в свои тринадцать лет и заканчивая тем, каким является когда-то её мучитель. Знает о том, насколько они похожи и знает о том, что визитной карточкой того всегда являются цифра четыре и художественным образом изуродованные тела. Взрослые лишены определенных конечностей или их частей, а их грудные клетки вскрыты так, что напоминают цветок; дети – всего лишь изуродованы художественной росписью в четырех местах. Когда он читает об этом в десятках новостных статей и криминальных сводок, то каждый раз вспоминает о жутком шраме на спине Аманды.

Тем не менее, он позволяет себе считать до четырёх, когда она его об этом просит. Подчиняется ей, опьяненный своими желаниями и тем отвратительным чувством собственной власти, какое внушают ему тетрадь и те крупицы знаний, какие он обретает, занимая должность прокурора. Он знает, почему когда-то Аманда смотрит именно на него. Он догадывается, почему она вручает тетрадь именно ему.

Знает, что ей хочется видеть его настоящим чудовищем – и иногда ему до ужаса хочется им быть. Память невольно подбрасывает ему воспоминания о выражении её глаз этой ночью, о её сбивчивом, но таком пронзительном шепоте. Ему становится не по себе от того, что он делает с ней – и с собой.

Его тошнит. Он слышит шорох со стороны ванной и понимает, что не ему одному сегодня не спится. На душе становится еще противнее. Весь вчерашний день сливается для него в одно сплошное месиво из нетипичной кровожадности и трепета перед тем, что он сможет переступить через собственную одержимость. Сможет встать на ступеньку выше того, кого – или что – считает богом.

Ступенька оказывается иллюзией. За той божественностью не скрывается ничего, кроме тетради и следующего по пятам шинигами. И он понимает, почему Аманда каждый раз просит его звать её только по имени. Понимает, почему её ментальное равновесие так легко пошатывается вслед за его собственным. Голова в ответ на эти мысли отзывается неприятной ноющей болью.

Он гадает, чувствует ли она то же самое. В её глазах вчера – такое же жуткое безумие, как и в его собственных. Они оба подкармливают своих внутренних чудовищ, и это может стоить им жизней. От одного только воспоминания об этом к горлу снова подкатывает тошнота. Он прекрасно осознает всю абсурдность собственного поступка – его эгоизм может выдать все карты в руки детектива, и виноват в этом будет только он.

Аманда – он уверен – на его месте может поступить иначе. Они с ней оказываются в очень похожих ситуациях: теряют мать по вине преступников и делают свои выводы, которые в итоге их и сводят. Проблема лишь в этом, что выводы эти разные. Он зацикливается и решает положить свою жизнь на уничтожение преступников задолго до появления Киры, а она – она решает создать лучшую версию себя, но никак не может отделаться от призраков прошлого.

И он делает ей больно. Одним движением перечеркивает всё то, что она строит годами – так, словно и её старания тоже записывает в тетрадь. И ему так хочется забраться ещё глубже даже сейчас, хочется, чтобы она всё-таки произнесла вслух всё то, что он читает в её глазах каждый день.

Ему кажется, что он этого не достоин. Он сам доводит её до этого отвратительного состояния, собственными руками ставит её в опасное положение и даже не задумывается об этом, когда пишет. В то мгновение он действительно чувствует себя особенным.

Сейчас он кажется самому себе скорее тварью, нежели кем-то достойным.

– У вас сегодня коллективный сеанс самоуничижения? – ленивый голос шинигами заставляет его вздрогнуть. – Вчера как-то повеселее было.

Теру почти привыкает к этим комментариям и уже не обращает на них особого внимания. Этот бог смерти оказывается не меньшим эгоистом, чем он сам и не говорит ничего, что не интересно ему самому. Часто он гадает, насколько любопытна их жизнь таким существам и что они думают об их поступках, но не сегодня.

Он поднимается с постели и бросает короткий взгляд на своё отражение в висящем на стене зеркале. Темные волосы растрепаны, под глазами залегли синяки, а на шее красуется несколько бледных красных пятен. Сегодня он гораздо больше походит на человека, чем вчера.

Они с Амандой сталкиваются в дверях ванной комнаты. Она смотрит ему в глаза – и делает только хуже. Она принимает его даже таким.

– Не спится, Теру? – улыбается, но её улыбка кажется какой-то странной. Он не может понять, что именно в ней меняется.

– Нет, – он едва заметно качает головой и убирает с её лица одну из длинных прядей волос. – Прости, Аманда.

Она не отвечает. Они так долго смотрят друг на друга, что он не выдерживает и просто притягивает её к себе. Зарывается пальцами в её волосы и вдыхает странный запах её парфюма, который слышится даже сейчас. Он молится о том, чтобы не услышать от нее ничего из того, что добьет его окончательно.

Он – не тот человек, что достоин оказаться с ней рядом. Не тот, но отступить он уже не может. Его болезненная привязанность – та, которую он сам зовёт любовью – гораздо сильнее него самого. Он слаб до такой степени, что всё-таки идёт на преступление.

– Если что-то пойдет не так, тебе придётся записать моё имя тоже, – говорит Аманда так спокойно, что её слова невольно отзываются противным холодом внутри. Он крепче сжимает пальцами её плечо. – Я знаю, что ты справишься. Ты замечательное чудовище, Теру.

Он усмехается – нервно, мрачно и тяжело. Ему только предстоит смириться с тем, насколько чудовищным человеком он может быть.

========== 20 ==========

Комментарий к 20

David Arnold & Michael Price – Who You Really Are

«Ревность – чудовище, само себя и зачинающее, и рождающее»

Уильям Шекспир

02/2008

В штаб-квартире сегодня непривычно тихо. Не шумит ни обычно излишне громкая Миса, ни участники группы расследования со стороны японской полиции. Молчит даже Лайт, лишь время от времени позвякивая цепью от сковывающих их наручников. Атмосфера царит мрачная, гнетущая и думается в такой не то чтобы очень хорошо.

Эл медленно, словно пытаясь погрузиться в транс, выкладывает разноцветные конфеты рядами – складывает красные к красным, желтые – к желтым, а зеленые – отдельно. Это помогает успокоиться и подумать, не поддаваясь всеобщему трауру. Он тоже сожалеет о смерти Мацуды, однако не считает, что они должны отвлекаться. Все, кого он приглашает сюда в самом начале, знают, на что идут – все они готовы жертвовать своими жизнями.

Он не верит в несчастный случай. Тот не выглядит подозрительным: Мацуда возвращается из кофейни, куда отправляется по просьбе Мисы, и попадает в тяжелую аварию с участием нескольких легковых машин. Да, такое случается и случается нередко, – мир полон несправедливости – но вряд ли тогда, когда речь идёт о деле Киры. Сколько раз Мацуда встречается с Амандой Гласк за последний месяц? Эл точно знает о четырёх встречах, включая ту, которую Мацуда устраивает самовольно. Он гадает, для чего ей может понадобиться убийство в такой неподходящий момент и откуда ей известно его настоящее имя.