Текст книги "Чудовища (СИ)"

Автор книги: Imlerith

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц)

– По крайней мере, пока что. Но удочка закинута, мы вполне можем проникнуть глубже в её корпорацию – она согласна рассмотреть инвестиционный проект мистера Койла, – Айбер усмехается. – Как дашь отмашку – могу устроить.

– Ещё рано. Я свяжусь с тобой, когда всё будет готово.

Как ему ни хочется узнать всё и сразу, они должны действовать осторожно. Аманда Гласк не кажется ему женщиной глупой – глупые в крупном бизнесе просто не выживают – и пара неверных действий могут легко её спугнуть.

Пуганый зверь никогда не покажет, как он уничтожает свою жертву, а Эл жуть как хочет видеть как всё-таки убивает Кира.

***

01/2008

Сегодня у Мисы-Мисы съемки почти в самом центре города. На огороженной съемочной группой территории нет никого постороннего, но уже в нескольких шагах от них продолжает кипеть жизнь никогда не спящего Токио. В отличие от занятой спором с партнером по эпизоду Мисы, он может позволить себе и по сторонам оглядеться, и подумать.

С тех пор, как расследование по делу Киры буквально переходит в руки их небольшой группы, каждый вносит в него вклад по мере сил. И ему, по какой-то причине, раз за разом достаётся лишь роль няньки для Амане. Да, он руководствуется эмоциями куда чаще своих коллег, но это вовсе не значит, что единственный его талант – играть роль менеджера Мисы-Мисы. Ему хочется доказать, что он способен на большее, точно так же, как шеф или Моги.

Собственная беспомощность начинает раздражать так сильно, что он в сердцах пинает бумажный стаканчик из-под кофе. Опомнившись, Мацуда подбирает его и отправляет в ближайшую урну, по привычке приглядываясь к тому, что происходит вокруг.

Его внимание привлекает женщина чуть дальше по улице – он замечает её сквозь панорамное окно небольшого кафе. На днях по просьбе Рюзаки они пересматривают её личное дело вдоль и поперёк, и он просто не может её не узнать. Встреча с Амандой Гласк сегодня – не иначе как подарок судьбы, отказываться от которого не хочется. Он уверен, что сможет принести расследованию пользу. У него больше нет сил сидеть сложа руки.

Он надеется, что Миса-Миса не заметит его временного отсутствия и заглядывает в кафе.

Она сидит за столиком одна, а перед ней – лишь чашка кофе и какая-то папка. Он занимает соседний и прикрывается скромным меню, украдкой поглядывая в сторону подозреваемой. Отчего-то ему кажется, что от неё веет каким-то холодом – фотографии таких ощущений не создают. Она говорит по телефону на английском – так быстро и бегло, что ему не удаётся разобрать толком ни слова. Кажется, речь идёт о деньгах.

– Вы готовы сделать заказ? – официантка улыбается ему, а он вздрагивает от неожиданности, услышав её голос.

– Кофе, пожалуйста.

Чувствуя себя героем фильмов про Джеймса Бонда, Мацуда продолжает наблюдение. Одна только мысль об этом может вызвать у него усмешку, но только не сегодня – сегодня он старается быть максимально серьёзным.

Аманда убирает телефон в сумку и, не притрагиваясь к кофе, поправляет помаду на губах. Эта женщина чем-то напоминает ему Мису-Мису, но если от той постоянно веет жизнерадостностью и легкостью, то от Аманды – наоборот. Даже сидя за соседним столиком и будучи простым наблюдателем он чувствует себя неуютно. У неё европейские черты лица – какие-то острые, кое-где даже грубоватые; яркий макияж и бледно-серые глаза. Когда они случайно встречаются взглядом, он думает, что совершает большую ошибку.

Ощущения обманывают его. Аманда скользит по нему таким взглядом, словно его и не существует, и вновь обращает внимание на лежащую на столе папку. Мацуда облегченно выдыхает.

Вот только так он ничего не узнает.

– Прошу прощения, – обращается он к официантке, когда та приносит ему кофе. – Вы не могли бы принести пирожное женщине за соседним столиком?

Видят небеса, он делает это лишь ради расследования.

– Конечно, – девушка понимающе улыбается. – Какое-то определенное? И нужно ли что-нибудь передать?

– На ваш вкус. И скажите, что это от меня.

С Амандой Гласк они почти ровесники, но отчего-то Мацуда чувствует себя едва ли не школьником рядом с ней. Всему виной этот цепкий, хищный взгляд и её манера держаться – он уверен, что это след долгой работы в крупной компании. Среди его знакомых нет ни женщин, ни девушек из такого круга. Он к ним не привык.

Он боится провалиться, наблюдая за тем, как жизнерадостная официантка ставит перед Амандой клубничное пирожное, украшенное розочками из белого крема, и чувствует, как скользит по нему её тяжелый взгляд. Обманывая его предчувствия второй раз за день, Аманда Гласк вежливо улыбается.

Вот только взгляд её остаётся прежним.

– Если вы искали повод познакомиться, то получилось скверно, – безапелляционно заявляет она, вновь глядя в те документы, что лежат на столе.

– Не смог удержаться, – он улыбается и надеется, что эта улыбка не выдает его нервозности. – Вы очень красиво задумались.

От этого неуклюжего комплимента хочется провалиться под землю. К щекам приливает едва заметный жар – наверняка сейчас он выглядит хуже мальчишки, решившего заговорить с какой-нибудь популярной девочкой из старшей школы.

– Спасибо, – сухо отвечает Аманда.

– Меня зовут Таро Мацуи, – это его последняя попытка как-то поддержать разговор. Он почти уверен, что у него не выйдет. – Я работаю тут неподалеку…

Аманда вновь поднимает на него взгляд, и он готов поклясться, что видит тень раздражения на её лице.

– Мисс Гласк. Присаживайтесь, мистер Мацуи, – внезапно произносит она и кивает в сторону свободного стула за своим столиком. – Но вам придётся самому съесть это пирожное. Я не люблю сладкое.

***

Не впервые за последний месяц кто-то представляется Аманде Гласк чужим именем. Раздражение, с которым она смотрит на молодого мужчину, в одно мгновение сменяется легким интересом. Она вспоминает мистера Койла и думает, где именно ошибается. Дважды – это уже не совпадение.

– Так где, говорите, вы работаете? – она убирает обратно в папку все рабочие документы и смотрит прямо на того, кто представляется ей именем Таро Мацуи.

Над его головой маячит совсем другое имя. Тота Мацуда. Она подталкивает в его сторону тарелку с пирожным и улыбается – улыбается так, как улыбаются заинтересованные в новых знакомствах женщины. Он едва заметно краснеет.

– Я – менеджер одной актрисы, у неё тут съемки буквально в двух шагах, – он ерошит свои волосы и неловко улыбается ей в ответ. – Вы, наверное, знаете её – Миса-Миса сейчас на пике популярности…

Бинго. Если она не ошибается, то Миса Амане должна находиться под наблюдением, – точно так же, как и Лайт Ягами – а её менеджер, использующий чужое имя, может быть всего лишь одним из наблюдателей. Аманда гадает, значит ли это, что и она сама находится под подозрением у знаменитого детектива.

Она едва заметно щурится. Она догадывается, где оступается – её слепая ненависть к Ларри Роудсу всю жизнь мешает ей карты. Теперь ей придётся играть в рамках сложившегося расклада.

– Ничего себе, – Аманда уверена, что её сдержанный восторг, обычно свойственный японским девушкам, выглядит почти натурально. Она наклоняется чуть ближе. – И что же, мистер Мацуи, вы оставили работу, чтобы понаблюдать за девушками в кафе?

– Нет! – он поднимает ладони и качает головой. Мальчишка. – Я же говорил, вы просто очень красиво задумались. И совсем не похожи на девушек вокруг. Я просто зашёл выпить кофе и засмотрелся…

– Бросьте, я не упрекаю, – её тон даже кажется добродушным. – Я слышала, что у мисс Амане недавно был перерыв в творчестве. Получается, всё наладилось? Я рада, мне нравятся её работы.

Аманда понятия не имеет, в каких проектах принимает участие Миса Амане, но не подаёт вида. Ей эта информация нужна не меньше, чем хмуро зависшей за её плечом Рэм. К тому же, в эту игру можно играть вдвоём.

– Ходили даже слухи, что её арестовали, – она говорит с таким энтузиазмом, что удивляется сама себе. Её подташнивает. – Но я в это не верю. Даже звучит глупо.

Она видит замешательство на его лице. Она видит мелькнувший лишь на одно короткое мгновение страх. Улыбка становится ядовитой против её воли.

– Нет, конечно, – отвечает он и смеётся. В последний раз такой натянутый смех ей приходится слышать на первом курсе университета. – У неё был творческий отпуск. Но тогда она работала с другим менеджером, так что я ничего толком об этом не знаю.

Какое-то время они сидят за столом молча. Аманда несколько раз поглядывает на часы на своей правой руке и начинает считать минуты. Она не может позволить себе просто встать и уйти, оставив мистера Мацуи в одиночестве. На три часа в её расписании назначена ещё одна встреча.

***

Мацуда чувствует себя не в своей тарелке. Он смотрит на легко улыбающуюся Аманду Гласк и не может понять, стоит ему продолжать разговор или лучше бежать отсюда, пока не становится слишком поздно. В их беседе нет ничего подозрительного, но внутреннее чутье подсказывает ему – за этой её дежурной улыбкой скрывается волчий оскал.

Он отчаянно ищет хоть какой-то предлог.

– Думаю, мне уже пора, – он пытается улыбнуться, но буквально чувствует, что его улыбка сейчас напоминает скорее результат судороги лицевых мышц. Неловко-то как. – Приятно было познакомиться, госпожа Гласк. Может быть, мы ещё увидимся…

Окончание фразы застревает у него в горле, когда он замечает взгляд стоящего рядом с их столиком мужчину. Он не знает, когда тот здесь оказывается и видит его впервые, хотя тот и кажется ему смутно знакомым, – на его бледном лице не читается ни единой эмоции, но от его взгляда по спине невольно бегут мурашки. Ему кажется, что именно таким взглядом можно пожелать другому человеку смерти.

– Прошу прощения, – произносит он, когда случайно задевает этого человека плечом, протискиваясь в сторону выхода.

– Ничего страшного, – спокойно и вежливо отвечает ему мужчина, но его глаза с такой неприязнью сверкают из-под темной челки, что становится понятно – вежливость эта напускная.

Когда Мацуда идёт обратно в сторону съемочной площадки, то замечает того за одним столиком с Амандой Гласк. Только сейчас он понимает, где же всё-таки его видел – его фотографии есть в личном деле, которое собирает Рюзаки для группы расследования.

«Теру Миками, сейчас занимает должность окружного прокурора, – он вспоминает, как Рюзаки листает файлы. – Самый продолжительный контакт в списке, но пока он нас не интересует. Судя по психологическому портрету – просто её типаж. Я бы присмотрелся к рабочим контактам».

Ему становится стыдно. Мацуда чувствует себя дураком, который решает разыграть не ту карту.

========== 14 ==========

Комментарий к 14

Lord of the Lost – Waiting for You to Die

«In another world I would slay you I would martyr and mortify But all I am doing is waiting I’m waiting for you Waiting for you to die»

10/1996

Аманде Гласк четырнадцать лет. Она сидит в приемном зале тюрьмы «Сан-Квентин» и смотрит на лицо чудовища из своих ночных кошмаров сквозь толстое прозрачное стекло. Под длинными рукавами толстовки, прямо на её запястьях, прячутся уродливые шрамы. Пунцовые, они побелеют и почти растворятся на её коже с годами.

Она смотрит в его карие глаза – ловит в них насмешку, кривится в ответ и запоминает. Она запоминает всё, чтобы однажды насладиться тем моментом, когда тварь всё-таки сдохнет. Месяц назад, касаясь ножом своих запястий, она мысленно бросает монетку и гадает, кто же из них помрёт первым.

Никто не умирает.

– Зачем ты приходишь-то? – Ларри Роудс – чудовище – смеётся над ней. Его голос хриплый, а тон кажется жизнерадостным. Ей хочется его задушить. – Жалеешь, что мне всё-таки не удалось завершить свой шедевр? Понимаю, искусство – тонкая материя, но ты-то наверняка способна оценить его по достоинству.

Она кривит свои бледные губы. Это существо противно ей – его голос, его насмешливый взгляд, его слова. Тем не менее, она не отводит от него взгляда. Недавно затянувшиеся раны неприятно ноют.

– Хочу посмотреть, как ты умрёшь, – Аманда улыбается в трубку – почти блаженно.

– Так я не собираюсь умирать, – кажется, его веселят её слова. – Мы ещё пообщаемся с тобой, когда я выберусь отсюда.

Лишь покачав головой, она вешает трубку и выходит из зала. Её тошнит.

09/1997

Аманде Гласк пятнадцать. Её волосы в этом году уже совсем светлые. Узнав о том, что в тюрьме «Сан-Квентин» происходит пожар, она выглядит одним из самых счастливых людей на планете. Её глаза горят, когда она появляется в уже ставшем знакомом зале. Сегодня – день свиданий. Сегодня с ней её новые раны. Она знает, что вскоре от него не останется и следа, но под высоким воротником водолазки красуется багрово-красный след от веревки.

Ларри Роудс при пожаре не получает даже символического ожога. Монетка снова ложится ребром.

– Опять ты? – он даже удивляется. Она – нет.

– Живой, – разочарованно говорит Аманда. Уголки губ опускаются сами собой.

Она не понимает, почему это так для неё важно. Её психиатр каждый раз говорит ей отпустить этого человека, вот только она не может – ей хочется пробраться за толстую прозрачную стенку и задушить его; хочется поджечь его камеру и увидеть, как он сгорает, задыхаясь от дыма и боли.

Не говоря больше ни слова, оставляя своё чудовище в одиночестве, она возвращается домой.

06/1998

Аманде Гласк шестнадцать. В её душе затягиваются последние раны, но перед тем, как уехать из родной страны вместе с отцом, она по привычке приходит сюда. Тюрьма «Сан-Квентин» встречает её с распростертыми объятиями, и Аманда даже задумывается на мгновение, не попадёт ли когда-нибудь сюда сама.

Им снова не выпадает ни орёл, ни решка – они с Ларри Роудсом до сих пор живы.

– Почему? – её единственный вопрос. Серые глаза выглядят потухшими.

– Я же говорил тебе, – ей кажется, что чудовище чувствует себя победителем. – Я не собираюсь умирать. В отличие от тебя, у меня есть планы на эту жизнь.

Она стискивает зубы. Она чувствует, как где-то глубоко внутри закипает противная, тягучая злость. На её ладонях остаются следы от длинноватых ногтей.

Аманда с грохотом вешает трубку и говорит себе, что её цели станут куда ярче, чем он может себе представить. Она не может позволить себе проиграть, раз уж монетка каждый раз ложится ребром.

08/2004

Аманде Гласк двадцать два. Её обуревает странное чувство ностальгии, когда она заглядывает в «Сан-Квентин» – с момента её последнего визита здесь почти ничего не меняется. Ей даже кажется, что в холле её встречают те же люди, но она точно знает – другие.

– Не знал, что у меня сегодня будут посетители, – Ларри Роудс ухмыляется – он её не узнаёт.

– К сожалению, – деловито произносит она, когда снимает свои крупные солнечные очки. В её серых глазах не читается ни единой эмоции. – Как я вижу, ты всё не сдаёшься.

– Так это ты, – ухмылка на его лице становится почти восторженной. – Никак не можешь забыть?

Сейчас, спустя почти десять лет, Аманда не хочет забывать. Сейчас она смотрит в его карие глаза, чтобы доказать себе, что они – другие. Холодные, жестокие, но совсем не такие, какие она привыкает видеть в последние два с половиной года.

Она улыбается. Ей всё ещё хочется посмотреть как он умрёт. Она обещает себе, что рано или поздно они до этого дойдут – неважно, на что придётся ради этого пойти.

– А ты? – её улыбка выглядит оскалом не худшим, чем у него самого.

03/2007

Первые новости о Кире – серийном убийце, сосредоточенном на уничтожении преступников – застают Аманду Гласк в собственной квартире. Добрых несколько минут она смотрит на заголовок опубликованной на одном из новостных порталов статьи, пока наконец-то не начинает смеяться.

Её желания остаются прежними.

========== 15 ==========

Комментарий к 15

Viego, the Ruined King Theme

Осторожнее, о вторую половину можно пробить рукой лицо. Вы предупреждены.

«Все чудовища – это люди»

01/2008

Рэм не нравится человеческий мир – так она думает, невольно прислушиваясь к мягкой, едва слышной фортепианной мелодии. Люди кажутся ей жестокими существами, готовыми вгрызаться друг другу в глотки при любом удобном случае. Не все, но очень многие. Она безразлично наблюдает за мелькающими за окном огнями ночного города и гадает, как сейчас поживает Миса.

Миса – единственный человек на её памяти, которому удаётся привязать к себе даже не одного, а нескольких шинигами. Джелоус отдаёт за неё свою жизнь, а Рэм… Рэм старается сделать так, что отдавать жизнь никому больше не придётся. Она знает, что сделает это сама, если понадобится, но в её душе теплится надежда на лучшее.

Мелодия становится громче, в музыке слышится еле уловимое напряжение.

В отличие от Мисы, к новой владелице тетради шинигами не привязывается. Она следует за ней по пятам, наблюдает за её действиями, но всё так же оберегает лишь единственного дорогого ей человека. Тем не менее, вчера Рэм сообщает той о появившихся в её квартире камерах. Она догадывается, кто устанавливает их здесь и почему – она понимает, что детектив, угрожающий Мисе, идёт по следу тетради и не теряет надежды её найти.

Мелодия ускоряется.

Рэм уже не может повернуть назад. Собственными руками она выдает карты в руки Аманде Гласк и надеется, что та сумеет сделать то, на что оказывается не способен одержимый тетрадью Лайт Ягами. Шинигами видит его лишь несколько раз с тех пор, как он забывает о титуле Киры – отлучается совсем ненадолго, чтобы взглянуть на происходящее своим единственным глазом – и понимает, что в таком состоянии это совсем другой человек. Она понимает, что с таким человеком у Мисы куда больше шансов стать счастливой.

Мелодия тяжелеет.

Она не симпатизирует Аманде – они всего лишь работают вместе. Как часто говорит сама женщина, они «сработались». И пока что их сделка исправно работает в обе стороны. У Рэм есть вся доступная информация о дорогой подопечной: несколько раз ей удаётся увидеть Мису собственными глазами; у Аманды – вся информация, какая поможет ей избежать тюрьмы. Шинигами надеется, что той удастся пробыть Кирой как можно дольше – так долго, что Ягами будет отстранен от расследования этого дела и навсегда забудет о тетрадях смерти.

Напряжение нарастает. Мелодия становится всё быстрее.

В отличие от Рюука, способного выступать молчаливым наблюдателем, Рэм чувствует себя куда ближе к людям, которые ей так не по душе. Она не может отказаться от собственных эмоций и привязанностей даже ради соблюдения законов, и оттого ей кажется, что они с Амандой в чём-то схожи.

***

Мелодия обрывается на самой тяжелой, напряженной ноте.

Аманда Гласк захлопывает крышку стоящего в зале рояля и поднимается на ноги. Её пальцы болят с непривычки, а за спиной мрачной тенью маячит Рэм. Сегодня она не может сказать шинигами ни слова и молча выключает свет, прежде чем отправиться в постель.

Огромная мозаика из решений и разрозненных фактов наконец-то начинает складываться в целостную картину. Чужие имена, а теперь ещё и камеры – всё это звенья одной цепи. Цепи, которой детектив по имени Эл намеревается её сковать. Аманда улыбается и думает, что может показать ему жизнь в этой квартире во всей красе.

Она надеется, что мистер детектив любит сериалы – в ином случае он просто умрет со скуки.

***

– Я не обнаружила здесь ни одной камеры, – сообщает ей Рэм на следующее утро в офисе.

– Значит, у мистера детектива пока недостаточно длинные руки, – кивает Аманда и делает пометки в блокноте. – Спасибо, Рэм.

Аманда знает, что информация стоит дорого – никто, даже шинигами не станет делиться ею просто так. Она берет в руки телефон и собирается набрать пару коротких сообщений, когда на экране под стандартную мелодию высвечивается знакомое – чужое – имя.

– Мистер Койл, – Аманда не здоровается. Она терпеть не может звонков на личный номер в рабочее время. – Вы знаете, что для того, чтобы связаться со мной можно позвонить в офис или воспользоваться моим рабочим номером? Не помню, чтобы мы с вами достигали каких-то договоренностей по этому поводу.

– Доброе утро, мисс Гласк, – в отличие от неё, мистер Койл – Морелло – соблюдает приличия. – Я подумал, что такие важные новости вы захотите узнать в обход стандартных процедур. Совет директоров одобрил вложение в разработку нейростимуляторов. Ваше предложение ещё в силе?

Аманда соглашается на встречу на территории своей корпорации и понимает, что настоящая игра только начинается.

***

Семнадцать. Он насчитывает семнадцать кубиков сахара, прежде чем построенная им пирамида со стуком рушится на стол. Жаль, в последние несколько часов это оказывается единственным его развлечением – наблюдение за квартирой Аманды Гласк оказывается настоящим испытанием.

Эл надеется увидеть хоть что-нибудь, но уже в первую неделю становится ясно – эта женщина не из тех, кто часто бывает дома. Из его собственных наблюдений, из заключений других участников группы расследования следует, что в своей квартире она лишь ночует, да и то не всегда. Уэди умудряется установить камеры даже в её машине, но и там они не находят ровным счётом ничего.

Убийства продолжаются, и если за ними сейчас стоит именно она, то она никак не себя не выдаёт. Или, быть может, знает о наблюдении? Он понимает, что люди такого уровня часто бывают параноиками, – высокая конкуренция и постоянное напряжение так или иначе дают о себе знать – а уж с её прошлым и подавно. У него так много догадок и предположений, но нет ни единого подтверждения. Это раздражает.

В квартире Аманды Гласк хлопает входная дверь. Он лениво поднимает взгляд на экран монитора и подмечает мелкие детали: сегодня женщина возвращается домой не одна, к тому же, выглядит так, будто слегка не в себе. Её спутник выглядит немногим лучше. Но обо всём об этом он уже знает. Личная жизнь подозреваемой его не интересует.

Двумя пальцами он берёт один из лежащих на столе листов бумаги – он специально распечатывает историю болезни Гласк – и пытается понять, сможет ли найти какие-либо зацепки в её прошлом. Посттравматическое стрессовое расстройство, суицидальное поведение, паранойя, расстройство личности, болезненная зацикленность на преступнике – это лишь малая часть того, что описывает её психиатр. В один из дней он просматривает записи из архивов тюрьмы «Сан-Квентин» и наконец-то понимает, для чего она столько раз навещает убийцу матери. Он удивляется тому, что от такой глубокой травмы к двадцати пяти годам у Гласк не остаётся следов.

– А-а-а, – вслух выдыхает он, резко вновь поднимая взгляд на монитор. Он сравнивает её спутника – Теру Миками – с фотографией Ларри Роудса на столе. И наконец-то догадывается. – Значит, остались все же следы.

У Аманды Гласк самый яркий и очевидный мотив для убийства этого человека, но он не может опираться на одни только мотивы. Он до сих пор не может доказать, что Кира способен убивать не только с помощью сердечного приступа. Он не может доказать, что у Аманды Гласк есть какие-то секреты.

Он вспоминает те времена, когда его группа следит за домом семьи Ягами. У подозреваемого тогда Лайта в доме секретов оказывается больше, чем в квартире этой женщины.

Со стороны монитора доносится грохот – это в гостиной Гласк летит на пол всё то, что ещё недавно стоит на столе. Он не понимает, чем спровоцировано поведение этих двоих, но делает ставку на то, что они, скорее всего, пьяны. Такие мелочи интересуют его в последнюю очередь.

Он передвигает разложенные на столе бумаги. Старается составить целостную картину, переставляет слагаемые местами, но чувствует, что здесь чего-то не хватает. Чего-то важного.

Грохот сменяется шорохом одежды и разговорами такими сбивчивыми и тихими, что расслышать их он не может. Но это всё равно отвлекает. Сосредоточиться не выходит. Он отправляет в рот одну из горстки лежащих неподалеку конфет и решает, что придётся просто подождать.

Спать, когда в штаб-квартире наконец-то стоит тишина, тоже не хочется. Он уверен, что подбирается совсем близко к той мелкой детали, которой ему недостает. Конфета оказывается не очень вкусной.

Он без особого интереса смотрит за происходящим в квартире Аманды Гласк. Замечает как смазывается её помада, оставляя следы на чужой коже. Видит как переплетаются их пальцы, как часто и жадно соприкасаются тела. Скрип стола становится почти навязчивым.

Лайт – единственный, кто сидит с ним здесь в такое время – очухивается от своей полудремы под отзвук особо громкого женского стона. В первые несколько секунд он будто бы не понимает, что происходит, – переводит взгляд с него на экран монитора и обратно – а потом вдруг тянется к панели управления и одним движением руки гасит все мониторы.

– Рюзаки! – он уверен, что от возмущенного возгласа Ягами может проснуться даже живущая парой этажей ниже Амане. – Что ты делаешь?

– Веду наблюдение, – он закидывает в рот ещё одну конфету и включает мониторы обратно.

Судя по всему, и Гласк, и Миками – оба любят погромче.

– Ты с ума сошёл? – Лайт выглядит недовольным и ему даже кажется, что на щеках того выступает румянец. Он забывает, что тот всё-таки младше. – Ты не можешь вот так просто вторгаться в настолько личную жизнь людей! Тебе не кажется, что это уже слишком?

Он смотрит на него, словно на глупого ребенка. Не впервые уже Ягами младший со своими принципами пытается вмешаться в его методы ведения этого дела. В который раз за последние месяцы Эл жалеет, что не работает один.

– Если тебя смущают обычные человеческие отношения, – он пожимает плечами и вновь отворачивается к монитору. – То могу предложить только смириться с их существованием.

Обычные человеческие отношения. Эта фраза по какой-то причине застревает у него в голове. Он вспоминает о том, как просит Лайта воспользоваться чувствами Мисы в интересах дела. Тот, конечно, отказывает. Принципы. Что, если Аманда Гласк не такая принципиальная? Что мешает ей использовать чувства в собственных интересах? Ничего.

– Это вторжение в частную жизнь, – продолжает нудеть Ягами и стыдливо прикрывает глаза ладонью, натягивая сковывающую их кисти цепь.

– Можешь заявить на меня в полицию, – он отмахивается от него и поудобнее устраивается в кресле.

До этого он ставит лишь около одного процента на то, что её личные контакты могут быть как-то связаны с делом Киры. Теперь, сложив вместе несколько мелких кусочков мозаики, он поднимает вероятность до пяти.

Шум со стороны монитора затухает, оборвавшись на коротком «господи». Эл всё ещё считает, что эти двое пьяны. Но у любых наблюдений есть своя ценность. К сожалению, никто из группы расследования не разделит этот его довод – в отличие от него, они придают таким вещам слишком большое значение.

========== 16 ==========

Комментарий к 16

Tardigrade Inferno – How Nightmares Die

«Every time I go to sleep I dream of death and pain Silver bullets that I keep will cure my damaged brain»

01/2008

Раз. Она слышит счет, но не понимает, кто считает – в опустившейся на комнату темноте не видно ничего, кроме чьих-то прищуренных, отливающих красным глаз. Кроме этого счета здесь не слышно звуков, не ощущается запахов. Ей кажется, что она застревает в бесконечной пустоте наедине с этим взглядом. Пронзительным, проникающим прямо под кожу. Ей кажется, что она даже чувствует покалывание.

Внутри просыпается страх. Короткими всполохами он заполняет собой всё её сознание. Ей хочется сбежать, хочется забиться в самый дальний угол и сделать вид, что её не существует. Запястья прошивает болью – так, словно в один момент их касаются раскаленным металлом.

С её губ не срывается ни звука, хотя горло неприятно саднит от попыток кричать. Во рту противный привкус крови и каких-то лекарств. Всё это кажется таким знакомым и таким чужим одновременно. Она не может вспомнить. Или всё-таки не может забыть?

Два. Хриплый, шелестящий голос продолжает считать. Она не знает, что случится, когда счёт подойдёт к концу. Знает, знает, знает.

Боль поднимается выше – правое плечо почти выворачивает наизнанку, и ей хочется согнуться пополам от этих ощущений. Тело не слушается. От боли так хочется выть, но ничего не выходит. Шею неприятно сдавливает – всё сильнее и сильнее, заставляя её кашлять от нехватки воздуха.

Привкус крови во рту становится ярче. Чужой взгляд становится внимательнее. Он ждёт. Её тошнит – от боли, от отвратительного вкуса и ощущения прикосновения иглы к бедру. Её трясёт, да только тело даже не подрагивает. Она чувствует себя такой беспомощной и такой бесполезной.

Она не может ровным счётом ничего. Голос называет её пустым местом. Холстом, он зовёт её холстом. Эти назойливые мысли звучат иначе – все эти слова произносятся вовсе не ею, её голос не может быть таким высоким, таким детским. Она пытается сплюнуть кровь. Ничего не выходит.

Три. Тонкое, изящное лезвие – откуда ей знать? – холодным водопадом проходится вдоль её спины. Длинная косая линия изгибается, напоминая зигзаг. На этот раз она чувствует запах крови – перемешанный с отвратительной вонью чего-то химического, он забивается в ноздри и оседает там. Ей кажется, что навсегда.

Кричать всё ещё не выходит. Все её вопли застревают в глотке, но чужой голос шепчет ей о том, что она звучит замечательно. Спина горит – она чувствует как по пояснице, по ногам стекает теплая, противно-липкая кровь. Она не видит, просто знает, что её много. Откуда-то она знает, что этой кровью заляпан пыльный пол и какие-то покосившиеся стальные полки в дальнем углу помещения.

Ей хочется просить о пощаде, когда она чувствует, как вены неприятно напрягаются от введенного препарата. Под кожей – от кончиков пальцев до основания шеи – жжет огнём. Так будет лучше. Она не знает, откуда берутся в её голове эти мысли, но она уверена – будет лучше.

Она захлёбывается в слезах, но не чувствует их. Не чувствует, но где-то там – в темном, влажном подвале, сидя рядом с истерзанным трупом собственной матери, она действительно плачет. Она – единственный оставшийся холст.

Четыре.

Аманда Гласк просыпается в спальне своей квартиры в Токио. Её дыхание сбито, вдохи и выдохи кажутся до противного тяжелыми, а в горле стоит отвратительная сухость. Она непроизвольно касается запястий, потирая их пальцами. По спине пробегает озноб и ей кажется, что он проходит ровно по линии длинного, витиевато изогнутого шрама в виде множества лилий.

Эти кошмары преследуют её много лет подряд, но ей давно уже не страшно. Она прислушивается к звуку собственного дыхания и несколько долгих секунд смотрит на идеально ровный белый потолок. Самое яркое воспоминание из этого сна – это глаза. Никогда на её памяти они не отливают красным. Таким знакомым, проклятым оттенком – она замечает такой в собственном отражении в зеркале по утрам.

А ещё точно такой же отблеск, в точно таких же карих, как в её кошмарах, глазах она видит каждый раз, когда встречается взглядом с Теру. И иногда, когда он смотрит на неё с тем же безумным восторгом, она из раза в раз ждёт, что он скажет что-нибудь про холст. Из раза в раз она чувствует, как эти взгляды откликаются покалыванием в её старых шрамах.