Текст книги "Драконье золото (СИ)"

Автор книги: Hegg

Соавторы: Лилия Аджитарова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 12 страниц)

Хильд без слов прыгнул в пропасть. Император, вечно чувствующий себя ребенком рядом с драконом, решил идти на помощь своим воинам – здесь ему было не место. Да и короля надо проверить – если погибнет и он, то нет ни единой возможности спасти Сибхайон в том виде, в котором он существовал сейчас.

Сердце дракона большое. Даже слишком. Гулко бьется в могучей груди. От этого было даже хуже – хрупкое, изломанное тело человека, распятое на остром выступе, ударило волной жгучей, сводящей с ума боли. Хильд медленно опустился рядом, словно во сне встал на колени и кончиками пальцев коснулся израненного тела Дороса. Еще теплое, мягкое, податливое. Всего несколько минут назад его сердце билось так же, как вчера. Рука зажата в кулак – Хильд даже не стал пытаться разжать пальцы, только сжимал зубы до боли в челюсти и цеплялся за пропитывающийся кровью кафтан. Человек хрупок и смертен. Этого было не отнять. Однажды Дорос бы угас, как угасает вся жизнь вокруг. Это «однажды» должно было наступить позже. Не сейчас. Ни тогда, когда Хильд готов был бросить все ради этого человека. Ни тогда, когда он так остро нуждался в теплом запахе мальчишки в его замке.

– Дорос, – без надежды позвал дракон, вслушиваясь в тишину гор. Тот, кто сотворил все это, должен быть наказан. Убит, растерзан, стерт со света, словно его и не было. Он не смеет жить ни на секунду дольше Дороса.

Черная ярость пеленой затуманила глаза Бадахильдиса, который рывком обратился в дракона и взлетел. Только одна мысль несла его вперед – найти Арвила и предать страшному суду, несмотря на все жертвы, без которых было не обойтись.

========== 18. ==========

Впереди маячил неопознанный луч света. Строго говоря, и так было не темно – мягкое сияние пропитывало клубящийся вокруг Дороса дым терпких благовоний. И все же тот самый маяковый свет манил к себе, подстегивая любопытство и вызывая трепетное возбуждение, какое охватывало его в детстве накануне большого праздника. Дорос шагнул вперед, неуверенно и нерешительно. Под ногами был мягкий дерн, пружинящий каждый шаг, абсолютно бесшумный. А вокруг – тишина, окутывающая со всех сторон, всепоглощающая и такая приятная. Где же он находился? Он помнил только пик, на котором они с Ристердом пытались отбить амулет у прихвостней Арвила. Амулет! Дорос осмотрел себя – все в той же одежде, но руки пусты, словно никогда не держали в руках той магической побрякушки, из-за которой происходило столько несчастий. Нужно было идти вперед во что бы то ни стало.

Упорство вознаграждается, и спустя время Дорос выбирается из дыма, останавливаясь рядом с небольшим масляным фонарем – тот и был тем самым пресловутым маяком. Вокруг никого не было, ветер не дул, но между тем пространством, где царил дым и сияние, и местом у фонаря была четкая граница, преодолев которую, Дорос почувствовал облегчение.

– Волшебно, правда? – мягкий бесполый голос прозвучал у самого уха.

Дорос стремительно обернулся, он не чувствовал угрозы для жизни, но все же насторожился. Что это было? Кто говорил? Никого не было рядом, все та же пустота – только теперь пугающая.

– Удивительная вещь эта магия, – голос раздался с другой стороны, куда тут же повернулся Дорос, внимательно разглядывая пустоту перед собой. – Ты ей не можешь сопротивляться. И подчинить себе тоже не можешь. Магия еще более чудесная вещь, чем сама Вселенная. Последняя породила первую, тем самым потеряв над ней хоть какой-то видимый контроль. Тысячи веков и сотни тысячелетий. Вначале в одном мире, затем в другом…

Голос удалялся и в конце концов растаял в дыму, который тянул свои пустые щупальца к площадке у фонаря.

– Присаживайся, – рядом с Доросом из ниоткуда появился резной стул, на который его толкнуло невидимое нечто.

– Благодарю, – с вежливой насмешкой отреагировал Дорос.

– Так ты все же умеешь разговаривать? – воздух вокруг завибрировал, имитируя смех. – Как же давно у меня не было гостей. Хотя, что есть время, проведенное здесь в одиночестве, по отношению к существованию Вселенной?

Воцарилась тишина, прерываемая редким потрескиванием масла в фонаре. Дорос не знал, стоило ли ему отвечать тому бестелесному голосу и кто это вообще мог быть. Что произошло перед тем, как Дорос очутился здесь? Он… летел? Нет, абсурд, он не дракон, чтобы летать, и не обладает магией, чтобы левитировать. Значит, он падал. Откуда? Или, точнее, куда? С обрыва на скалы, чтобы разбиться и умереть. По телу пробежался холодок, встав комком в горле и вызывая приступ дурноты, который подозрительно быстро прошел, сменяясь опять все тем же легким любопытством и подозрительным спокойствием. Тревога осталась лишь эхом. И Дорос не понимал, с чего бы это?

– Хотелось бы предложить тебе что-нибудь, но я даже не знаю, что.

– Может быть, чай? – Дорос откинулся на спинку, подперев подбородок рукой, сжатой в кулак, локтем упирающейся в резной подлокотник.

– Боюсь, у нас разные представления о чае, – пустота опять завибрировала, но все же перед Доросом появилась чайная пара.

– У меня так и вовсе нет никаких представлений о чае, это южный напиток, в нашем королевстве его никогда не было в достаточной мере, чтобы поить им детей.

Дорос свободной рукой перехватил блюдце, на котором стояла чашка, и поднес к носу. Пахло земляникой, липой и другими травами. Это был травяной сбор.

– Ты куда-нибудь торопишься?

– Я не знаю, где я, и не знаю, тороплюсь ли.

– Не существует того, кто знал бы хоть что-то. В каждом из миров находятся те, кто свято верят в свои знания и поучают этому других. Этим грешат великие создания и мелкие. Видел, как учат своих птенцов летать взрослые птицы? Они тоже думают, что знают. А они просто умеют. Но больше всего заблуждаются во всем этом люди и драконы. Раньше, конечно, самыми честолюбивыми были эльфы. И чем все закончилось? Впрочем, каждый из миров столь цикличен, что можно с точностью до сотен лет предсказать его увядание. Я тебя не утомляю?

– Ни в коем случае, продолжайте, – разве после смерти есть куда спешить?

– Здесь время идет иначе. И все равно слишком пусто. Ждать гостя столько лет… Ты сказал, что не знаешь, где находишься. Может, у тебя есть предположение? – звон голоса перекатился справа налево, словно невидимый некто обошел Дороса.

– Чистилище? Потусторонний мир?

– Чепуха, чистой воды чепуха. С другой стороны, мы по ту сторону мира. В чем-то ты прав, Дорос. И все же, твое представление основывается на имеющихся у тебя обрывках знаний, которыми делится природа. Она тоже не всегда способна раскрыть всю правду, а вы не всегда готовы ее понять и принять, научиться пользоваться ей и стать ее частью.

– И все же, где я? – Дорос сделал глоток и отметил приятнейший вкус сбора. – Ваш чай великолепен.

– Брось, – интонационно отмахнулась пустота. – Нет ничего проще, чем создать иллюзию. Ничего этого вокруг не существует. Ты внутри меня. А я – внутри тебя. Но это на некоторое время, пока магия занимается своими делами.

– Ничего не понял, – простодушно признался Дорос и поставил опорожненную чашку рядом со стулом. – Как мы можем быть одновременно друг в друге?

– Очень просто.

И опять тишина, словно невидимый собеседник давал время для размышлений. Дымка вокруг начала становиться все менее и менее плотной, и свет лампы уже не так сильно выделялся.

– Время идет, – тяжелый вздох пустоты прокатился по воздуху, обдавая Дороса легким чувством печали неминуемого. – Они говорят, что все это – мой выбор. Как будто я могу что-то выбрать. Никто не вправе этого делать, все решено за нас. Я лишь посредник. Так ты догадался?

– Абсолютно никаких предположений, – Дорос даже не пытался разгадать эту загадку, позволяя собеседнику наговориться.

– Что у тебя на шее? – вселенское терпение в голосе. – Не узнаешь игрушку?

Дорос коснулся груди. На поблескивающей цепи висел Амулет Неба, переливающийся разными цветами.

– Очередная иллюзия? – медный цвет сменялся рубиновым, рубиновый – дубовым, вслед за дубовым появлялся золотой, за ним сапфировый.

– Не та вещь, с которой можно играть. Так где ты?

– В амулете? – неуверенно попытался отгадать правильный ответ Дорос. Как он не заметил его сразу, когда только очнулся в тумане.

– Ищет твой цвет. Простейшая задача, казалось бы, а от ее решения зависит слишком много. Итак, ты верно угадал со своим местоположением. А что тут делаешь?

– Пью чай и разговариваю с…

– Со мной.

– С вами.

– Твое тело почти готово. Это, конечно, не просто, восстановить тебя по кусочкам. Надо было умудриться выхватить тебя до того, как тело полностью погибло, чтобы никто не перехватил душу. Ты доставил много хлопот. Разве раньше нельзя было прийти? Не было бы никаких проблем, да и времени по вашим меркам прошло бы гораздо меньше. Они уже начали тебя омывать, чтобы отправить в королевский замок, – в голосе сквозило легкое беспокойство и старческая сварливость.

– Простите, но я ничего не понимаю.

Огонек в лампе вспыхнул с новой силой, а амулет ожег руку, пылая теплым матовым светом раскаленного золота.

– Уже почти все готово, – пропуская мимо реплику Дороса, пробормотал голос. – Не понимает он, – последовал тяжелый вздох. – Раньше было быстрее и проще. Всех готовили заранее, объясняли, учили. Теперь же что?

Голос растворился в побрякивании чего-то металлического. Дорос огляделся в поисках источника звука. Вдали виднелся огромный обод, искрящийся и формирующийся.

– Моя магия проста до невозможности, – шепнул голос на самое ухо. – Я готовлю тебя к драконьей жизни. Твое тело уже может преображаться, твой дух пропитан волшебством. Остался только разум, но у меня не хватит времени, чтобы завершить начатое. Тебе придется учиться многому самому, но у тебя будет помощник. Огромный сапфировый дракон, который упорно игнорировал мои призывы. Вставай. Твоя дверь в мир живых скоро откроется.

Дороса подтолкнули к ободу, который начал стремительно приближаться. Юноша решительно запутался и совсем ничего не понимал, но все же точно знал, что испытывает чувство смятения вперемешку с паникой, пропитанной страхом, волнением и предвкушением. Что, если все это правда, а не сон, и он действительно стал каким-то избранным?

***

Филандера никто не мог утешить. Он ходил бледной тенью по замку дракона, то тут, то там появляясь из-за угла. Король не подходил к очищенной от всего комнате с огромным балконом в самой высокой башне, где лежал вымытый и очищенный от всего Дорос. Принц был почти как живой, только неестественная бледность и холод кожи напоминали о случившейся трагедии. После битвы Бадахильдис принес его в замок и долго не выпускал из рук, не давая даже подойти отцу. Изломанное тело принца распрямилось, на бледном лице застыла маска умиротворения. Дракон выпустил свое сокровище из рук только тогда, когда Арвил перестал исступленно визжать в подземельях замка. В эту же секунду тело принца было передано в руки его отца, а сам Хильд бросился в темницы.

Ристерд не пытался остановить своего родственника, но смог удержать Филандера от скорого отправления домой. Хильду тоже нужно было попрощаться с Доросом, и лучше это было сделать в драконьем замке, чем в королевском дворце. Филандер выглядел подавленным больше, чем кто-либо, вторя трауру Хильда. Ристерду пришлось заниматься омовением тела и размещением его в отдельных покоях самостоятельно – дождаться вразумительных действия от сходящих с ума от горя мужчин не было никакой возможности. Только раз Бадахильдис запротестовал против закрытой комнаты на нижних этажах, потребовав поместить Дороса ближе к небу. А когда все было закончено, дракон обосновался на балконе комнаты, не сводя взгляда с точки на горизонте. Ристерд пару раз подходил к двери, но слышал, как Хильд говорил с Доросом на давно забытом всеми эльфийском языке, и уходил. А Хильд зачем-то рассказывал о своем детстве, о том, как его учили быть драконом, как он стал одним из самых перспективных наследников амулета. От самого начала до самого конца.

Только что выглянувшее из-за горизонта солнце нежно обволокло своими золотыми лучами белую гладь заснеженного поля, превратив его в чудесное мерцающее всеми цветами радуги полотно. Ветер, словно проснувшийся ото сна вместе со всем лесом, начал шуметь кронами деревьев, которые до этого были укрыты снегом, как пуховым платком бабушки, а теперь тоскливо гнулись по велению. Вдали виднелись силуэты молодых драконов, гоняющихся друг за другом – вот неугомонные создания, ни минуты на месте, вечно им надо куда-то нестись, что-то творить, мешаться под ногами и нарушать спокойствие окружающих.

Но среди всех малышей выделялся один – крупный сапфировый мальчик с хитрым взглядом. Алионор долго наблюдал за ним и, наконец, признал правоту друга – сын безродного и первородной единственный, кто сможет совладать с силой и соблазном амулета. Но кто сможет обуздать самого мальчишку? Нельзя слепо доверять внутреннему чувству правильности выбора, необходимо смотреть правде в глаза. Бадахильдис был силен и развит для своего возраста, но излишне строптив и бессовестно хитер. Его нужно было отправить к старейшинам, которые лучше иных знают, как взрастить благородство души.

– И они отправили, мои родители. Знаешь, когда весь молодняк наслаждается жизнью, а ты как проклятый корпишь над старыми фолиантами, в которых пыли и стружки не меньше, чем в самих старейшинах, ты становишься изгоем. Даже не среди сверстников, а в своих собственных глазах. В редкие минуты, когда старики отпускали на волю, я до исступления доказывал всем, что я – сильнейший. Вначале проигрывал. Старшие драконы, которым было чуть меньше сотни лет, трепали меня, рвали крылья, выскребали чешую с боков. Я уползал под улюлюканье, виноватый в своем вспыльчивом характере и завышенной самооценке. Ведь я – тот, кого выбрали на роль хранителя амулета. Были и другие, кто входил в список кандидатов, но они родились намного раньше меня и были вне гнездовья старейшин. Я учился бороться, подпитывая удары магией. Драконы до зрелости бьются что коты – кусаются, визжат, пускают в ход когти. А я уже тогда начал пытаться использовать имеющиеся знания о магии. И от меня уже действительно отвернулись. Не потому, что я был отщепенцем и жил вне родового гнезда, а потому, что я делал то, что было под силу только старшим, поступая тем самым нечестно. А когда пришло время возвращаться, я чувствовал их недоверие, их пренебрежение мной и легкое презрение. И отвечал им сполна высокомерием и издевками. Когда их только начинали учить простейшей магии, я уже мог делать трюки куда более сложные, чем они. И это мне льстило. Но магия не вернет детство… Дорос. Магия не может вернуть и тебя. Так ради чего я от всего отказываюсь?

Хильд тяжело вздохнул, передернул плечами. Дело шло к вечеру, солнца не было видно весь день – тяжелые облака затянули все небо с самого утра. В комнате чем-то громыхнуло, Хильд резко развернулся, чтобы узнать, в чем дело и чуть не задохнулся от радости и облегчения, когда увидел в висящем коконе золотистого света фигуру своего принца. Артефакт, сжимаемый все это время в руке дракона, пылал удовольствием – невообразимо, амулет выбрал нового дракона, как это было раньше, и сейчас натужно пытался вернуть Дороса к жизни.

– Я тоже рад, – шепнул сам себе Хильд.

Он облокотился на перила, ожидая, когда артефакт решит, что достаточно влил силы в юного дракона. Хильд всего раз присутствовал при подобном, но тогда был совет старейшин, они занимались сдерживанием первого огня и кормлением отощавшей до костей за минуты юной девы, а он был просто наблюдателем. Однако он был уверен, что уж с кем, а с Доросом он справится. И сдержит, и накормит и всё остальное. Прикрыв глаза, он поблагодарил всех драконьих богов за то, что дали его возлюбленному второй шанс на жизнь. Возможно, боги решили таким образом вознаградить за труды и вместе с тем заставить заботиться об амулете тщательнее? Размышления могут подождать, а сейчас нужно всецело посвятить себя наблюдению за золотистым яйцом-коконом, которое стремительно разрасталось в размерах. Что-то Хильд не мог припомнить такого при обращении у старейшин, и это вызывало легкую тревогу. Что если что-то пойдет не так, как должно, что тогда будет делать Бадахильдис?

Построить четкий план действий не было возможным. Кокон сверкнул слишком сильно, озаряя комнату ослепительным белесым светом, а через мгновение Хильд почувствовал удар в грудь, от которого его перекинуло через перила. Благо он успел ухватиться за выступ и с неприкрытым детским восторгом смотрел, как над ним скользит золотой дракон. Только тот самый дракон был и вовсе не рад, сотрясая окрестности могучим ревом. Больше мешкать было нельзя. Хильд разжал руку и скользнул в обличье дракона, легко отталкиваясь лапами от стен замка.

***

Жар вспыхнул в груди и растекся по всему телу, наполняя его граничащим с болью удовольствием. Дорос боялся пошевелиться – было ощущение, что стоит сделать слишком резкое или грубое движение, случиться нечто непоправимое. Хорошее или плохое – не понятно. Стараясь не допускать паники, Дорос закрыл глаза и изумленно вздохнул – тягучее золото, выплывающее из темноты, окутывало его, проникало под кожу. Но стоило открыть глаза, видение исчезло, однако ощущения горячего шелка, скользящего по телу, осталось. Дорос посмотрел на амулет – тот больше не менял цвет, светясь мягким золотым светом. Смутная догадка коснулась мыслей и пропала, Дорос не мог в это поверить. Нельзя же просто так взять и стать… драконом? Он хотел спросить об этом таинственный голос, но не успел – мир взорвался болью. Это длилось лишь мгновенье, только на смену ему пришло другое, не менее противное чувство. Ярость.

Он летел. Он это понимал и не удивлялся. А ещё Дорос слышал чей-то зов. Но клокот ярости заставлял мчаться вперед – Дорос искал причину, которая позволит ему выплеснуть всю злость. Ему нужен был повод, чтобы освободиться от этого. Вокруг были лишь горы, ни одного живого существа, только тень, кружившая рядом – Дорос не смотрел в её сторону. От тени исходила сила, а ещё спокойствие и нежность. Он чувствовал нежность так ярко, что это казалось абсурдом, и что-то внутри отзывалось, рвалось к тени, но Дорос заставлял это чувство спрятаться глубже, упиваясь яростью.

Глаза застилала серая пелена, и лишь память подсказывала, какие краски должны быть у мира: у леса – зелень, у снега – белизна. А небо? Днём – лишь голубое полотно, ночью же небо становилось… сапфиром, темным сапфиром с золотыми искрами. Доросу хотелось увидеть ночное небо.

Тень летала вокруг него, иногда большими серыми крыльями закрывая обзор, тогда Дорос падал камнем вниз и снова взлетал. Но тень не отставала, она по-прежнему манила нежностью. Ярость уже не была такое яркой, спокойствие непрошеного спутника делало своё дело, Дорос сдавался.

Бадахильдис знал, на что способны в порыве злости молодые драконы, поэтому старался не давить эмоциями радости и любви, а медленно вливал в возлюбленного безобидные чувства. Он не боялся пострадать от когтей золотого дракона, но была опасность, что Дорос по глупости поранится об него. Лечить же его в первое время будет сложно – пока магия полностью не сольется с сущностью принца, от любого серьезного вторжения Дорос будет страдать больше, чем от поломанных когтей и крыльев, как любой молодой дракон. А травки-примочки не помогут в той степени, в которой будут необходимы. Поэтому придется набраться терпения, и если парнишке захочется летать до упадка сил, пусть будет так. Главное, потом не дать упасть ему самому. Теперь-то он не щуплый человек, а туша, в размерах лишь немного уступающая Бадахильдису.

Спустя пару часов Дорос начал заметно уставать, злость уже почти угасла, на её место пробиралось удивление и легкая паника, что нормально для этого момента, и хранитель осмелился усилить ментальную атаку. Если он знает принца, то тот вскоре придет в себя окончательно, и тогда Хильда ждет испытание под названием «любопытство Дороса». В такие моменты мальчишка был невыносим.

Золотистый дракон начал медленно снижаться, описывая круги над каменной площадкой посреди гряды шипастых скал. Худшего места для первой посадки придумать было практически невозможно, но Дороса никогда не прельщали легкие пути, а инстинкт самосохранения мирно посапывал, убаюканный первым полетом. Дорос почти упал, когда неожиданно перед самой землей крылья исчезли, но Хильд его подхватил и через пару мгновений аккуратно положил на огромный пологий камень. Сам в ту же секунду стал мужчиной, и, не дав Доросу встать самостоятельно, рывком поднял и стиснул в объятиях.

– Хильд, ну хватит, отпусти, раздавишь. – Хильд ослабил хватку, однако не отпустил. Дорос улыбнулся. – Я тоже рад тебя видеть.

– А живым ты быть не рад? – если стоять вот так близко к Хильду, то можно чувствовать, как гудит его голос внутри грудной клетки.

– Что же это, ты шутишь? В такой момент? – Дорос притворно оскорбился и, удивившись своей смелости, никак последние события повлияли, потянулся к губам мужчины, чтобы оставить легкий, почти невинный поцелуй.

– Согласен, с тобой сейчас шутить еще опаснее, чем раньше. Теперь и хвост откусить можешь, – Хильд мягко отстранил Дороса от себя и внимательно оглядел. Абсолютно счастливый, до невозможного довольный юноша широко улыбался, так же внимательно изучая реакцию Бадахильдиса.

– Не смотри слишком пристально, мне кажется, что рога отрасли, – чуть нервно дернул плечами Дорос, прищуриваясь. – И вовсе я не умирал, а был в…

Дорос осекся и нахмурился. Что происходило до того, как он почувствовал свободу полета? Нечто важное исчезло из его памяти, оставляя за собой лишь легкую горечь по утраченному.

– Где? – Хильд не мог точно сказать, как кто-то становился драконом. Он знал, что для этого нужен был амулет, но не более того. Магия артефакта была природной и неуправляемой, и что происходило, когда появлялся новый дракон, было неведомо никому, кроме новообращенного.

– Не знаю, – огрызнулся расстроившийся Дорос. – Надо вернуться в замок. Отец, он?..

– Был в относительном порядке.

– Мне нужно превратиться в?..

– В дракона. – Нарочито просто закончил за замолчавшего Дороса Хильд. – Тебе еще не скоро придется обращаться. Не хочешь узнать, как ты выглядишь?

Дорос неуверенно кивнул.

– Я проведу тебя в галерею, хотя ты там наверняка уже был, и покажу картину с драконом, на которого ты похож. А теперь забирайся на хребет и держись крепче, нам придется лететь очень быстро.

Бадахильдис с завидной легкостью обернулся в сапфирового дракона и замер, неестественно выгибаясь, чтобы Доросу было проще забраться к нему на спину.

========== 19. ==========

Комментарий к 19.

Финишная прямая, как бы долго мы ее не оттягивали.

Ночь вступала в свою силу, и прислужники с легким потрескиванием летали по замку, зажигая свечи и факелы, ведомые только им известной магией дракона. Король Сибхайона словно очнулся ото сна – Филандер рвался в покои, где лежало тело его сына, но Ристерд встал у дверей, словно страж, и пытался отговорить короля. Он знал, что Дороса там нет, и это безутешный отец может воспринять неправильно. Хотя Ристерд только догадывался, что случилось, но надеждами он кормить себя не привык, поэтому ждал, когда объявится родственник и все объяснит. А сейчас просто нужно было не допустить запечатление пустого прощального стола безутешным отцом.

– Могу я спросить?

Ристерд решил, что разговор на отвлеченную тему если не утихомирит монарха дружественной страны, так, может быть, отвлечет. В благоразумие хранителя драконов мужчина верил свято, поэтому оставалось только ждать. Глупо, конечно, но Ристерду было проще силой и хитростью не пускать Филандера в покои, чем потом отговаривать его от необдуманных поступков.

– Что? Говори, – король сцепил руки на спине и замер напротив Ристерда. – Ну, что?

– Вы ведь поняли, что Бадахильдис и принц… были…

– Любовниками?

Филандер опять начинал злиться, а этого нельзя было допустить. То есть, нельзя было допустить крайней степени гнева. Ристерд надеялся после возвращения во дворец подписать ещё несколько выгодных для обеих сторон договоров. Если кто-то будет в состоянии думать об этом. Он уже понял, что дети Алгаи и Филандера были для страны сродни божественных созданий. Все их любили, и, он это тоже успел заметить, все кто знал о похищении Дороса, переживали за него как за своего сына. Возможно, в этом была доля страха за будущее королевства.

– И вы бы позволили им быть вместе?..

Филандер задумался и вновь принялся ходить перед запертой дверью, на которую опирался Ристерд. Несмотря на то, что король потерял сына, он все же думал об их связи с драконом. И был уверен в ответе – если бы даже не принял эти отношения, то понял бы. Да и кто знает, было бы ли это надолго – Дорос, совсем еще юнец, мог и передумать. Но сейчас вовсе ничего не имело значения – Дороса больше нет. Сам Филандер ради жены и дочери сможет перенести его смерть, но как с этим справятся его девочки, он не знал. Больше всего он переживал за Фрону, она не имеет за плечами сорока лет жизни и мудрости Алгаи, она всё это не вынесет – либо сойдет с ума, либо убьет себя.

– Не важно.

– Важно.

Ристерд все же позволил надежде осесть в его сердце. Иногда вера это всё, что нужно для чуда.

– Почему вы меня удерживаете? – в очередной раз спросил король.

– Ваше величество, мы ждем Бадахильдиса. Не стоит ему мешать. Он дракон, он прощается со своим возлюбленным. Это может занять много времени, у нелюдей все устроено по-другому.

Филандер нахмурился.

– Хорошо, я дам ему ещё немного времени. А вы, тем временем, расскажите, будьте добры, откуда же вы знаете дракона? Вы потеряли моё доверие, император.

– И я постараюсь его заслужить вновь. Поверьте, я вам не враг. Врагом и не был мой дядя, – Филандер остановился и выпрямился, всей своей позой говоря об удивлении в той степени, которая с легкостью переходит в возмущение. – Да, этот дракон мне родственник. Однако не о нашей крови сейчас идет речь. В самой проблеме замешан Арвил, он вынудил Бадахильдиса пойти на похищение. Но поверьте, если даже он выкрал бы Фрону, а именно она была его целью, я не уверен, что он её бы отдал в руки этому… – Ристерд не смог подобрать правильное слово, чтобы выразить всё, что думал об Арвиле. – Скорее всего, он бы просто воспользовался ею, как приманкой. Но не позволил случиться плохому, – торопливо добавил Ристерд, понимая, что своей речью больше уничтожает и так шаткую репутацию Хильда, чем спасает. Надо было исправляться. – В конце концов, он добился своего другими путями, и ему даже не понадобилось привлекать к этому принца.

– Отчего же он сразу не воспользовался другими путями?

Этого Ристерд и сам не знал.

– Даже у таких мудрых созданий бывают неудачи.

– Да уж, неудача. Ценой в жизнь, – лицо короля постепенно принимало непроницаемое выражение, и только горечь, сквозившая в голосе, говорила о его потере.

Ристерд уже собирался сказать, что Дорос не единственный, кто погиб из-за борьбы за власть, но он почувствовал как вокруг него сгустилась сила и замер. Обычно для того, чтобы почувствовать магию драконов, ему приходилось сосредотачиваться. Значит, кто-то постарался привлечь его внимание. Никто кроме Хильда это сделать не мог. После того, как сила ушла, осталось чувство умиротворения. Все хорошо?

– Осталось немного, ваше величество, – Ристерд с трудом сдержался, чтобы по-дружески не хлопнуть короля по плечу. – Идёмте, перекусим чего-нибудь. Надеюсь, наши воины не все запасы еды в замке уничтожили.

– Что-то случилось? – От Филандера не укрылось изменение в настроении мужчины. – Ну же, говорите.

– Я не знаю, что случилось, – честно ответил Ристерд, однако уверенность в чем-то хорошем росло с каждой секундой. – Смею только надеяться.

Только Филандер успел сделать пару тяжелых шагов по направлению к винтовой лестнице, как дверь, распахнувшись, с грохотом ударилась о стену, а из комнаты появился растрепанный, но счастливый Дорос, кинувшийся к отцу, отбрасывая все правила этикета.

– Живой, – сипло прохрипел Филандер, сжимая сына в объятиях.

Ристерд тщетно пытался сохранить лицо, поэтому вышедший следом за Доросом Хильд увидел неподдельное удивление на лице племянника, который в недоумении сверлил глазами вполне себе ожившую тушку принца, которого он успел уже мысленно похоронить как минимум дважды.

– Поразительно, – хмыкнул Хильд, скрещивая руки на груди.

– Ты про свою щетину? – вяло отмахнулся от дядюшки Ристерд и вздохнул. – Приведи себя в порядок, праздник ведь.

Император устал и не собирался больше играть роль чьей-то няньки. Раз хозяин замка вернулся в состоянии полного здоровья и трезвости ума, значит, Ристерд наконец может вздохнуть спокойно и почувствовать себя гостем. И пусть его дерзость Бадахильдис потом ему припомнит и отомстит сполна, это того стоило – надо же как-то выпустить пар от напряжения. Не выгуливать же ему разжиревшую гончую принца, о которой в ходе битвы все позабыли, но которая выла первый день после трагедии, не переставая.

***

Фроне стало лучше впервые за три дня. Она даже поела, пусть и с рук Ганса под пристальным взглядом королевы, но поела. Рядом сидела сестра императора, которая до этого дня смотрела на принцессу Сибхайона довольно хладнокровно, безмолвно поддерживала и тепло улыбалась. Всё ради неё, ради Фроны – как всегда, впрочем. Даже мама, хотя ей намного тяжелее, у неё и сын пропал, и муж ушёл на войну, и дочь истерики закатывает.

– Ристерд не даст случиться плохому, – вновь повторила Нуала. – И у него много друзей среди тех, кто, по мнению многих, друзьями людям вообще считаться не могут.

– Я тебя порой не понимаю, – призналась Фрона. – Если я могу ещё себе доверять, то… Надеюсь, всё хорошо. Ладно, пора спать. По своим комнатам, живо!

Королева устало улыбнулась и взглядом попросила Ганса, Нуалу и Лиадан покинуть покои принцессы. Когда дверь за ними закрылась, она из кресла пересела на диван к дочери и обняла её.

– Прости мама, прости, что я такая.– Фрона поморщилась от собственных неожиданно сорвавшихся с языка слов, и тут же добавила:

– Но не ждите, другой не буду. Я тебя люблю.

– Девочка моя, ты не самое худшее зло в нашем мире. Ты из тех, кто любит без конца и ненавидит всем сердцем. Ты либо станешь над миром, либо сгоришь. Выбор за тобой. Давно тебе это материнское наставление сказать хотела, всё никак не удавалось. А сейчас ты вроде бы слушаешь.

– Не-а, – солгала смущенная Фрона. – У таких замечательных родителей не может быть плохих детей. Обещаю стать замечательной королевой. И пусть только кое-кто мне в этом хотя бы попытается помешать, задушу. – Алгая рассмеялась. – Мам, я никогда не поверю, что он погиб. Если даже мне принесут его тело. – Теплая рука матери стиснула плечо до легкой боли. – Знаешь, я никогда не могла представить его на смертном одре, он всегда выживал как герои в женских романах. А я гибла, по-разному, но всё же. А вот он – нет.