Текст книги "Три лишних линии (СИ)"

Автор книги: Ginger_Elle

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)

      – Всё. Хватит.

      Пакет с мусором и остатками продуктов он по-свински оставил в подъезде у входной двери: «патрол» так и дежурил, и Лазарев опасался, что сидевшие там могут что-то заподозрить, если он потащится куда-то с двумя баулами. Рюкзак Кирилла он взял с собой. По-хорошему, его надо было бы бросить в подъезде точно так же, но Лазарев понимал, что тогда Кирилл попытается заполучить вещи и документы (которых там уже не было) назад, придёт к дому, заявит в милицию, мало ли что ещё сделает… Кирилла надо было как можно аккуратнее отправить назад в Москву.

      В пять он позвонил Кириллу со своего сотового, хотя в этом была определенная доля риска: если телефон прослушивался, то о месте встречи могли узнать. С другой стороны, это не имело значения: план вступал в силу после встречи с Кириллом.

      Кирилл сказал, что уже собирается ехать назад.

      – Не надо пока, – попросил Лазарев. – Есть дело. Давай встретимся в центре. Ты где сейчас?

      – На Васильевском.

      – Давай тогда на… на… – Лазарев не смог так быстро, как раньше, пока жил в Питере, представить карту метро. – На Площади… Нет, давай на «Маяковской», на платформе у эскалатора. Можешь туда через час подъехать?

      Кирилл тоже задумался, видимо, соображая, через сколько он сможет добраться до места, а потом спросил:

      – Даже раньше могу, – и тут же предложил: – А может, на выходе? Толкаться там неохота.

      – Нет, давай внизу.

      Лазареву как раз хотелось потолкаться: чем многолюднее будет, тем лучше.

      Он на всякий случай несколько раз пересаживался с поезда на поезд, возвращаясь на станцию или две назад, а потом перешёл на ту ветку, по которой должен был приехать Кирилл, в надежде, что тот, кто за ним следил, в конце концов потеряет его. Вполне возможно, никакой слежки не было, и Лазарев проделывал всё это зря.

      Кирилл пришёл раньше. Лазарев, несмотря на то что вокруг действительно было людно, заметил его издалека – тот стоял в стороне, худой и неподвижный, и улыбался одним уголком губ, что-то разглядывая в телефоне. Лазарев замедлил шаг – в него тут же кто-то ткнулся сзади.

      Кирилл его пока не видел, и он наблюдал за ним точь-в-точь как в тот день, когда они встретились у гольяновского мака. Кирилл не видел, и это был последний шанс что-то изменить. Лазарев посмотрел на рюкзак, который нёс в руке.

      Он сжал зубы и пошёл к Кириллу. От неровной, словно бы колыхающейся красноты стен станции Лазареву стало не по себе. Он впервые в жизни почувствовал что-то напоминающее приступ клаустрофобии; ему хотелось вырваться наружу, за пределы этого гнетущего, обступающего со всех сторон цвета и стен, напоминающих незаживающую рану. На долю секунды ему даже показалось, что вся кровоточащая полость станции чуть заметно сжалась – это было похоже на вдох или сокращение сердца.

      Рот наполнился густой пенистой слюной. Лазарев с трудом её проглотил и махнул рукой наконец заметившему его Кириллу.

      Кирилл сразу же уставился на свой рюкзак:

      – Это что за?..

      – Я объясню. Пойдём, – Лазарев потянул его к платформам, подальше от сутолоки, и быстро, напряжённо заговорил: – У меня проблемы с одним человеком… с людьми. Это опасно. Если ты останешься, то всякое может быть. Тебе надо уехать. В квартиру возвращаться нельзя. Я поэтому собрал твои вещи, – Лазарев сунул рюкзак Кириллу в руки.

      Тот машинально взял его.

      – Мы типа уезжаем? Куда?

      – Нет, – затряс головой Лазарев. – Ты уезжаешь. Я… я буду тут решать, что делать. Тебе надо срочно назад в Москву. У меня серьёзные…

      – Да с хуя ли ты… – возмутился Кирилл, и Лазарев тут же схватил его за руку повыше локтя и пихнул к стене.

      – Слушай меня! – прошипел он. – Проблемы очень серьёзные, уезжай в Москву. Сегодня же. Понял? Ты понял?

      Он разжал руку, когда проходящие мимо женщины покосились на них с Кириллом.

      – Проблемы у тебя, а я…

      Лазарев опять не дал ему договорить: он вынул из внутреннего кармана пиджака сложенный вдвое конверт:

      – Тут десятка на дорогу и так, на всякое. Купи билет на автобус прямо сегодня. Сейчас. Это очень серьёзно, – он посмотрел Кириллу в глаза. – На поезде ехать нельзя.

      Тот непонимающе и немного обиженно сводил брови и молчал. Это было хорошо: он наконец-то задумался, начал соображать.

      – Автобусы тут стоят, недалеко, у Московского вокзала, – уже гораздо более спокойным тоном сказал Лазарев. – Утром будешь дома. За тобой тоже могут следить. Сразу на автобус не садись, сначала походи, где людно, сделай несколько пересадок, чтобы точно за тобой никто не увязался. Мне жаль, Кирилл, но так надо. Я, может… Ну, я позвоню, когда всё разрулится.

      – Понятно, – неразборчиво процедил сквозь сжатые губы Кирилл.

      – И отдай, пожалуйста, ключи, – чужим, механическим голосом выговорил Лазарев, протягивая руку.

      Кирилл пошарил в кармане джинсов и с размаху шлёпнул ключи на раскрытую ладонь.

      – Всё? – с вызовом спросил он.

      – Кирилл, подожди, – попросил Лазарев. – Я не хочу, чтобы… В смысле, всё так повернулось… неожиданно. Дай объясню. Это не от меня зависит, если бы только от меня…

      – Проехали, – Кирилл перекинул рюкзак из одной руки в другую. Глаза были опущены, а рот с чуть подёргивающейся нижней губой зло сжался.

      – Обещай, что уедешь отсюда. Я не шучу. Надо уехать. Ты понял? – Лазарев снова потянулся рукой к Кириллу.

      Тот отступил на шаг.

      – Да понял я.

      Он забросил рюкзак на одно плечо и резко развернулся. Лазарев сделал последнюю попытку:

      – Кирилл, ты можешь не психовать, а просто выс…

      Кирилл даже не обернулся и пошёл к платформе. Какое-то время Лазарев следил за ним, но потом потерял из виду, когда Кирилл смешался с одной из группок людей, ждущих, когда откроются двери. Поезд ушёл буквально только что, и Кирилл должен был ещё с пару минут простоять на платформе.

      Лазарев делал пару неуверенных шагов в его сторону, но потом пошёл к эскалатору. Не было никакого смысла бежать за Кириллом. Даже если он успеет, даже если заставит выслушать, то что… Ничего.

      Хорошо, что Кирилл хотя бы взял деньги. Лазарев думал сейчас, что ступил: надо было положить в конверт больше.

      Лазарев открыл глаза, поворочался в кресле и попытался вытянуть затёкшие ноги. Во рту пересохло, а голова была тяжёлая, будто с похмелья.

      Он посмотрел на часы: проспал он всего минут сорок, если не меньше. Лазарев снова закрыл глаза, веки щипало так, словно он их долго тёр.

      Через две минуты он уже снова дремал, сквозь сон слыша разговоры соседей, сидевших сзади. Потом они заговорили громче, к ним присоединились ещё пассажиры – они уже знали, что в Торфяновке сейчас пробка, пусть и небольшая, минут на двадцать, и очень оживлённо это обсуждали.

      Спать не получалось.

      Лазарев достал засунутую в угол сиденья маленькую бутылочку с водой и отпил. Ничего, поспит там, на той стороне, когда приедет. Всё равно он не успеет вылететь из Хельсинки сегодня.

      Вечер он провёл за долгим и одиноким ужином на веранде пивного ресторанчика напротив Александровского сада. Несмотря на светлую ночь в саду было темно, как будто там текло своё собственное, независимое от остальных время. Лазарев бессмысленно пялился в эту темноту, почти не обращая внимания на то, что ест и пьёт. Он снова и снова думал о том, как утром, всего лишь несколько часов назад, Кирилл опустился перед ним на колени… Он как будто знал что-то или чувствовал. Или наоборот: не чувствовал ничего и решил отсосать человеку, который собирался в этот самый день кинуть его.

      Вообще-то он давно уже Кирилла кинул. Всё было решено.

      Лазарев вспоминал его открытое и неуверенное лицо, опущенные ресницы, и оно медленно и неумолимо перетекало в другое, непонимающее и рассерженное, болезненно выбеленное холодным светом ламп, бесцветное и неживое на фоне красных стен. Он жмурился, чтобы выдавить этот слишком яркий, словно взятый не из жизни, а с какого-то безумного рисунка образ, и делал машинально новый глоток пива.

      Утром, когда заведение закрылось, Лазарев немного побродил по улицам, а потом на такси поехал к гостинице, от которой отходил его автобус в Хельсинки. Он думал, что уснёт сразу же, как опустится в кресло, но впал в какое-то нездоровое возбуждение: если он пересечёт границу, то… То всё закончится. Шансы на то, что его отыщет Николай Савельевич, ничтожно малы. Когда он поймёт, что произошло, то вряд ли отправит кого-то на поиски: затраты на розыск за рубежом таковы, что долг проще списать.

      Лазарев уже размышлял о том, как распорядится деньгами. Сумма на счетах была не такой уж большой, и чуть ли не половина должна была уйти на получение новых паспортов, а что делать с оставшейся Лазарев пока не знал. Купить долю в каком-нибудь отлаженном бизнесе… Например, прокат машин или небольшой отельчик. Он ничего не знал об управлении гостиницами, но именно поэтому ему и нужно было что-то отлаженное. Это даст небольшой, но стабильный доход. Он сможет послать Илью учиться в приличный вуз. Постепенно у них всё наладится, язык выучится, местные обычаи усвоятся. Но это были надежды, на деле Лазарева будущее пугало – ему абсолютно не на кого было рассчитывать кроме самого себя. Никаких знакомых, связей, друзей. Но люди покидали родную страну и с меньшим на руках, и ничего, устраивались. Может быть, через год или два он встретится с родителями. На нейтральной территории, в Литве, к примеру. А лет через десять, может, и в Россию решится приехать. Хотя… Что ему там делать?

      Посмотреть на Кирилла. Узнать, что с ним стало.

      Где-то на этих мыслях Лазарева всё же срубило.

      Когда ему надоело вслушиваться в болтовню соседок, он достал из маленькой дорожной сумки, которую купил вчера вечером, телефон. Он оставался отключенным с того самого момента, как Лазарев сделал последний звонок – Кириллу. До зуда в пальцах хотелось включить его и проверить, не звонил ли кто. Наверняка звонили люди Николая Савельевича, а может, и сам… Но это Лазарева уже не интересовало. А вот если звонил Кирилл… Только с чего ему звонить?

      Невероятно сильно хотелось знать. Даже если нет звонка от Кирилла, то увидеть хотя бы это – что его нет. Лазарев чуть не минуту вертел телефон в руках, но потом всё же отложил. Он не знал всех возможностей Николая Савельевича и того, кого он решит подключить после того, как ему сообщат, что Лазарев вместе с сыном исчезли.

      Он включил сотовый только тогда, когда был на месте, в Хельсинки, еле переждав очередной приступ – сразу после пересечения границы руки опять потянулись к телефону.

      Эсэмэски начали падать одна за другой. Сначала пришли сообщения оператора с рекламой роуминга и какими-то настройками и уже за ними более интересные. С нескольких неизвестных номеров Лазареву звонили по несколько раз, а с одного известного, он его запомнил по конечным цифрам 7778, целых шесть. Именно с этого номера ему напоминали о приближающемся сроке уплаты долга.

      Лазарев только усмехнулся и пожал плечами. Звонков от Кирилла не было.

      Он уже хотел снова выключить телефон, когда пришло ещё одно сообщение. Оно было послано с номера на 7778

      Нам нужны гарантии.

      Лазарев сначала даже не понял, что это значило, пока не посмотрел фото. Илья… Нет, Кирилл сидел на одиноком старом стуле на фоне серой стены. Он не был связан, футболка была чистой, на лице не было ни синяков, ни ссадин, но он был у них.

      Гарантия, так они это назвали.

Глава 9

      Надо было самому посадить Кирилла на автобус и убедиться, что он уехал. Не полагаться на то, что он послушается, станет специально лезть в толпу и делать пересадки… Его выследили, нашли. А ему Кирилл, наверное, не поверил.

      И во всём виноват он, Лазарев. Он решил, что лучше, правильнее будет обставить всё вот так – резко и быстро, не дать Кириллу опомниться.

      Говорить об отъезде дома было нельзя: Кирилл бы начал сам собирать вещи и, скорее всего, обнаружил бы, что паспорт исчез. Лазареву был нужен эффект неожиданности. Сунуть мальчишке в руки рюкзак и исчезнуть – таков был план. Он сам его чуть не сорвал, когда начал затягивать разговор, хотя планировал другое: дать денег, сказать, что в Питере опасно оставаться и уйти. Он решил, что пусть лучше Кирилл на него злится, это будет правильнее. Лазарев мог бы проделать всё мягче, придумать связную историю, пообещать встретиться в Москве, но грубый разрыв был честнее и правильнее – для Кирилла.

      Их короткий и нелепый разговор в метро оказался, наверное, самым честным, что было между ними.

      И он не хотел, чтобы всё обернулось так и так закончилось.

      Лазарев ещё раз набрал номер Кирилла. Когда он звонил в первый раз, то думал, что абонент либо будет недоступен, либо… либо в лучших традициях голливудских фильмов на звонок ответит чужой голос и разрешит Кириллу произнести только одну фразу, что-нибудь вроде «я жив». Но трубку просто никто не брал.

      Лазарев с большим трудом заставил себя не думать о том, что делать дальше. Он запретил себе думать о чём-либо другом, пока не будет на сто процентов уверен, что Кирилл действительно у них. Фото могло быть подделкой. Конечно могло – но только откуда тогда люди Николая Савельевича знали, что он, Лазарев, сейчас не вместе с сыном?

      Господи, и зачем он только дотянул до последнего?! Решись он уехать на день или два раньше, ничего бы не было. Кирилл бы спокойно вернулся в Москву. Зачем? Он прекрасно знал зачем. Затем, что хотел урвать ещё один день с тем, кого больше никогда не увидит.

      Лазарев снова посмотрел на телефон и стукнул большим пальцем по строчке с именем Кирилла, понимая, что этот звонок, как и предыдущие восемь или десять, бессмыслен.

      После первого же гудка трубку сняли. Голос – незнакомый и хриплый.

      – Да сколько, блядь, можно?!

      – Что? – переспросил не ожидавший ответа Лазарев.

      – Чё? Кирюх, ты, что ли? – человек на том конце провода с трудом ворочал языком.

      Лазарев промычал что-то неразборчивое, потому что не знал, как и реагировать.

      – Да у меня твой телефон, у меня! Не ссы, нашли…

      – Это не Кирилл, – наконец сказал Лазарев. – Это его знакомый. Ты знаешь, где Кирилл? Когда в последний раз видел?

      На пару секунд в трубке замолчали. Потом кто-то шмыгнул носом и недоверчиво произнёс:

      – Ага, знакомый… Тут просто номер, без имени.

      – Мы вчера… типа поругались. Он мог удалить из контактов. Ты посмотри, сколько от меня и мне звонков было, эсэмэски посмотри, – Лазарев надеялся, что Кирилл поленился удалять и их тоже.

      – И посмотрю, – заявил голос.

      С полминуты он молчал, только сипло покашливал. Потом Лазарев не выдержал:

      – Ну, чего там? Ты мне просто скажи, когда его видел.

      – Вечером. Часов… не помню, во сколько, точно до десяти. Мы сидели, а потом в дверь позвонили. Тошик открыл, там наши ходили в магаз, ну докупить… по мелочи. И они заходят, а с ними ещё два чела. Такие… Короче, чуть дверь не вынесли, вломились. Нам, говорят, Иван нужен… или нет, не Иван… короче, называют какое-то имя, я таких вообще не знаю. Говорю, у нас таких нет, вы чё-то попутали. А потом они его увидели и увели.

      – Увели?

      – Как бы да… Потом мы пошли дверь закрыть, выглянули, на нижней площадке телефон валяется. Вроде, его. Забрали.

      Лазарев задавал ещё вопросы, пытаясь точнее выяснить, кто увёл Кирилла, но выходило, что парень, с которым он разговаривал то ли что-то скрывал, то ли плохо помнил, как всё произошло. Наверняка, они там бухие все были, если ещё не обкуренные.

      На середине разговора связь вдруг оборвалась, и Лазареву почти сразу же свалилась на телефон прощальная эсэмэска про то, что на счёте недостаточно средств. Он чуть не грохнул сотовый о землю. Едва сдержался. Он пытался заставить себя дышать глубоко и медленно, но не помогало; лёгкие в груди раздувались и затем болезненно сжимались, выталкивая воздух, так шумно, будто Лазарев только что бежал кросс. Даже показалось, что в подреберье начинает покалывать.

      Он заметил, что нервно дёргает одной ногой, постукивая каблуком ботинка об опору скамейки, на которой сидел.

      Лазарев не мог понять одного: сейчас уже была середина следующего дня, и неужели за столько часов Кирилл не сказал, что он никакой не Илья? Или сказал, но ему не поверили? А если поверили – что они сделали?

***

      Чувство времени могло обманывать, но Кириллу казалось, что он трясётся в этом пропахшем соляркой кузове уже часа два. На деле могло пройти в несколько раз меньше – от страха время растягивалось, или наоборот, больше – потому что от страха время могло и сжиматься тоже.

      Сейчас, после десятков минут в полной темноте, Кирилл мог кое-что видеть: тент к кузову местами был пришнурован неплотно, и сквозь зазоры сочился бледный свет. Впрочем, толку от этого не было, потому что Кирилл не узнал ничего нового. Он сразу, еще в темноте, всё облазил и ощупал. Он был в пустом, если не считать пластикового ведра, набитого промасленными, пахнущими соляркой тряпками, кузове грузовика. Ведро на толчках начинало кататься по полу и время от времени наезжало на Кирилла. Его самого порой тоже бросало из стороны в сторону, потому что ухватиться было не за что. По бортам были какие-то выступы, но неудобные и с острыми краями, так что удержаться, да ещё и связанными за спиной руками, Кирилл за них не мог.

      Руки ему связали чем-то, что он сначала принял за провод, но потом, когда смог ощупать, понял, что это была пластиковая стяжка из тех, которыми скрепляют провода.

      Кирилл пытался выбить ногами задний откидной борт, пытался найти способ открепить кусок тента, но ничего не вышло. Низкий кузов и кусок прорезиненной ткани поверх оказались неожиданно надёжной тюрьмой. Он бросался на тканевые стенки и кричал в надежде, что его кто-то услышит, хотя и понимал, что и то, и другое бесполезно. Машина с рёвом неслась по трассе, и его крики не были никому слышны, а стены, которые легко было бы продырявить, будь у него хотя бы маникюрные ножницы, только слегка гнулись и отшвыривали его обратно.

      Поняв, что из кузова ему не выбраться, Кирилл сел на пол.

      Он догадывался, что всё это было как-то связано с Лазаревым, но пока не мог понять, что хотят от него. Скорее всего, от него ничего не хотели. Хотели чего-то от суки Лазарева, но увозить его – это точно не способ. Увезшие его должны были быть до смешного наивными лохами, чтобы решить, что кто-то станет платить выкуп за парня, с которым трахается. Да, трахались они регулярно, даже жили вместе в Питере, но всё равно это было то же самое, что подойти к какому-нибудь бизнесмену и сказать: «Помнишь, ты на прошлой неделе тёлок в сауну заказывал? Так вот, мы одну из них убьём, если ты не перепишешь на нас свой торговый центр». Да он просто заржёт в ответ. У них с Лазаревым были чуть более близкие – вернее, чуть более постоянные отношения – но сути дела это не меняло. Только полный лох мог подумать, что типа вроде Лазарева можно шантажировать таким образом. Нет, Лазарев бы сколько-то за него заплатил, какую-то вменяемую сумму, которой не жалко. Тысяч пятьдесят или сто. Но кто станет похищать человека и везти уже два часа в какие-то ебеня ради пятидесяти тысяч?

      А ведь Лазарев-то не врал…

      Кирилл даже не знал, поверил он ему тогда или нет. Он дико разозлился, это точно. Не стояли бы на станции – въебал бы. «Верни, пожалуйста, ключ». Пожалуйста… Урод.

      Кроме злости и унизительного ощущения, что его выкинули и как плевок растёрли, он не чувствовал больше ничего. И при этом он сел в вагон и даже пересаживался – всё, как Лазарев сказал, хотя сам не понимал, почему это делает. Потом он сообразил, что выполняет чужой приказ, выскочил на первой же станции и созвонился со знакомыми, от которых только недавно уехал. Ни на какой автобус он садиться не будет, пусть Лазарев утрётся… У него теперь есть деньги, не пошикуешь, но есть, и он знает, как их весело потратить.

      Кирилл отложил три тысячи на обратную дорогу – в Москву всё равно придётся возвращаться – засунул их в чистенькие, ровно сложенные Лазаревым носки и запихал поглубже в рюкзак. Остальные деньги он сунул в карман джинсов.

      Ему казалось, что это произошло в районе десяти вечера. Двое пошли в магазин, а когда вернулись, с ними в квартиру ввалились два каких-то хмыря. Здоровые оба.

      Сначала он подумал, что это чьи-то знакомые… Да все так подумали, каждый решил, что это чьи-то знакомые, не мои… По-честному, они там все уже хорошие были. Тех чуваков всё же начали спрашивать, какого хрена им нужно, но тут они заметили его, подошли, схватили за шкиряк и потащили к дверям.

      Никто и слова не сказал, смотрели – и всё. Да он и сам тоже не то чтобы отбивался. Страхово стало, да и вообще не сразу въехал, что за дела. Только в прихожей спросил, что им нужно.

      – Иди, – его подтолкнули между лопаток. – Потом поговорим.

      Он возмутился, сказал, что никуда не пойдёт, и его ударили гораздо сильнее, в район поясницы, и Кирилл бы упал, если второй из бугаев, стоявший рядом, не поймал его за руку.

      Когда его вывели на лестничную площадку, он выдернул руку и бросился по ступенькам вниз, одновременно ища в кармане телефон. Он не знал, куда будет звонить. В полицию, наверное. Или Лазареву. У него в тот момент наконец что-то щёлкнуло в голове: Лазарев же предупреждал!

      Надо было просто бежать, позвонить он и потом бы мог. Но из-за выпитого и выкуренного он плохо соображал. Засуетился, заметался. Пробежать он сумел лишь одни пролёт – на площадке его догнали. Руку тут же перехватили, сжав запястье так, что телефон выпал на рыжие квадратики плитки и отлетел через всю площадку до стены.

      После этого Кирилла держали крепко. Один из мужиков, тот, что пониже и похудее, достал из-за пояса джинсов пистолет и сунул Кириллу едва ли не под нос:

      – Только пикни!

      Кирилл впервые видел оружие так близко, но в пистолете было что-то такое, что заставляло поверить: он настоящий. Коричневатый, похожий на дерево пластик на рукояти, странно «несовременный», как из бабушкиных советских вещей; светлые потёртости на ребристом металле; даже запах, железный, маслянистый… Кирилл непроизвольно втянул голову в плечи и медленно пошёл вниз.

      Прямо напротив подъезда, перегораживая узкую дорогу вдоль дома, стоял пыльный чёрный «паджеро». Кирилла быстро пихнули туда.

      Так как он в городе ориентировался плохо, то не понял, куда его везут, они ехали сначала по районам со старыми домами – наверное, по центру, потом пошли обычные районы с новостройками. Кирилл иногда читал названия улиц на указателях, но они ни о чем ему не говорили. Через полчаса они приехали в какой-то гараж, где ему стянули руки за спиной и запихнули в грузовичок с тентом, в котором он находился сейчас.

      Ему казалось, что последнюю минуту или две они ехали не по асфальту, а по грунтовке – очень уж шатало. Других машин не было слышно – и уже давно.

      В лес? Его везут в лес?

      Кирилл почувствовал, как жжение из желудка начинает ползти вверх по пищеводу. Он задышал часто-часто, надеясь, что это поможет, загасит мерзкое, трусливое и жгучее внутри. Его отпустило, зато футболка на груди и на спине стала мокрой и липкой.

      Машина остановилась, через минуту опять тронулась и почти сразу же снова встала. Захлопали двери, послышались голоса.

      Кирилл, несмотря на то что боялся, не мог дождаться, когда его выпустят и развяжут. С выгнутыми за спину руками сидеть было тяжело, и мышцы на спине, плечах и шее не переставая ныли, а он корчился на полу, не зная, как уменьшить резкую, колющую боль.

      По заднему борту что-то лязгнуло, и послышался присвистывающий звук, с которым шнур протягивали сквозь металлические петли. Расшнуровывать тент полностью не стали: освободили Кириллу узкую щель и приказали вылезать. Он послушался. Что ему ещё оставалось? Сидеть бесконечно в кузове?

      Помогать ему никто не стал, и Кирилл с высоты борта вывалился прямо на землю, подвернув при этом ногу и больно ударившись плечом. Он осмотрелся.

      Что успокоило, так это то, что они были не в лесу, а посреди заросшего травой двора при каком-то длинном здании. Двор был длинным, пустым, обнесенным бетонной стеной с рядами колючей проволоки по верху. За забором был лес, в тусклом предутреннем свете непроглядно чёрный.

      От того места, где они стояли, к металлическим воротам тянулась серая дорожка из бетонных плит, порядком разбитых. По ним сейчас шагал невысокий пузатый мужик в камуфляжных штанах, светлой футболке и берцах.

      Стало понятно, что ждали его, пока он не торопясь дойдёт от ворот, которые закрывал, до машины.

      Кирилла пнули под зад:

      – Вставай, бля! Чё разлёгся тут?

      Кирилл начал подниматься на ноги.

      – Слушайте, вам чего надо-то?

      На его вопрос никто не обратил внимания: мужики, которые привезли его, повернулись к подошедшему и поочередно жали ему руку. Он достал из кармана штанов пачку сигарет и спросил, кивнув на Кирилла:

      – Это у нас Илья, что ли?

      – Какой нахуй Илья?! – заорал Кирилл, пока его глаза перебегали от одного лица к другому. – Мужики, вы попутали че…

      Его ударили в живот, так что он от боли упал сначала на колени, а потом завалился на бок и рухнул на пыльный бетон.

      – Не вякай, пока не спросят, – его опять пнули.

***

      Когда они подошли ближе, Кирилл сумел рассмотреть приземистое длинное здание с грязными и кое-где заколоченными фанерой окнами. Возле одного его конца была сооружена какая-то кособокая неряшливая платформа, за ней стоял когда-то жёлтый, а теперь весь проржавленный мостовой кран; другой конец упирался в более новое строение, котельную с высоченной трубой, выкрашенную в красную и белую полоску. К верхушке трубы крепилась антенна сотовой связи, иногда посверкивавшая слабыми красными огоньками. Кириллу почему-то сразу полегчало: они не совсем в лесу у какого-то заброшенного здания, а в таком месте, где есть связь. Значит, поблизости должны были быть город или посёлок.

      Бежать? Искать людей? Только как? Ворота точно закрыты, а с руками, связанными за спиной, он через них не перелезет.

      Кирилла опять толкнули. На этот раз в сторону маленькой металлической двери, тоже изъеденной ржавчиной, как и кран.

      В здании, когда они вошли туда, была полная тишина и стоял странный едкий запах, то ли клея, то ли ещё какой химии; к нему примешивался более слабый «банный» запах – мокрое дерево, пар, вода. Через грязные окна свет почти не проникал, и Кирилл не мог толком рассмотреть, где они шли. Это точно было какое-то производство, но Кирилл даже и на свету вряд ли бы смог понять, для чего предназначались все те станки, мимо которых они проходили. Они не были грязными или запыленными, как раз наоборот, казались чистыми и ухоженными.

      Кирилл и те трое, что его вели, прошли сквозь цех и оказались в широком обшарпанном коридоре, в дальнем конце которого виднелся, яркий, даже в темноте поблескивающий турникет. Напротив была застеклённая будка, где должен был бы сидеть контролёр. По ту сторону турникета был абсолютно пустой вестибюль, где не было ничего, кроме погасшего банкомата. Кирилл различил за ним широкую двустворчатую дверь.

      У Кирилла на доли секунды даже появилась мысль рвануть туда: там наверняка был выход не на огороженный двор, а на обычную улицу, откуда приходили рабочие, но он вспомнил про пистолет и желание куда-либо бежать пропало. Тем более, стоило пройти в ту сторону ещё несколько шагов, как Кирилл различил на двери щеколду и висячий замок.

      Один из мужиков, которые привезли его сюда, спросил у пузатого дядьки, кивнув в сторону дверей:

      – Сколько ещё стоять будете?

      – А хрен его знает. Кряж не везут. Что было, поклеили. Сначала по полдня работали, а сейчас вот… А этого надолго сюда? Вдруг завод запустят, так что делать-то с ним?

      – Нет, край дня два, сказали. А там папулик с бабосами прибежит. Да, пацан?

      Кириллу съездили по затылку, не особо больно, но он рванулся в сторону от страха. Мужики заржали.

      Не дойдя до будки охраны, все, кроме толстого дядьки, свернули в боковой коридор. Сначала Кирилла завели в длинную комнату без окон, где стояли диван, несколько стульев и старый письменный стол, на нём – электрический чайник, плитка и горка чистой посуды. Кирилл увидел полбуханки чёрного хлеба, оставленные на разделочной доске, и понял, что хочет есть. Хотя пить даже больше.

      Вся мебель сгрудилась вдоль одной стены, ближе к двери, большая же часть помещения была пустой. И где-то там, в неосвещённой глубине была ещё одна дверь. Кирилла сначала повели туда, но потом один из мужиков остановился:

      – Фотку же надо! Давай… А вот сюда его! И стяжку разрежь.

      Кириллу освободили руки, которые, стоило ими пошевелить, закололо так сильно, что у Кирилла на глазах выступили слёзы. Пока он осторожно, скрипя от боли зубами, крутил кистями, для него поставили стул у стены.

      – Садись, чё ждёшь? Пенделя?

      Кирилл молча пошёл к стулу.

      —Так, – мужик навёл на него телефон. – Ты, Илюха, улыбнись, что ли, ёба!

      Кирилл заморгал от вспышки, и тут всё наконец встало на свои места. Илья! Они думают, что он – сын Лазарева.

      – Вам не я нужен! – закричал Кирилл, вскакивая со стула. – Я вообще ни при чём! Он не станет за меня платить… – Кирилл на секунду замолчал, когда воздух в лёгких кончился, потом с трудом глотнул пересохшим, судорожно сжимавшимся горлом: – Блядь, вы не того увезли! Я не Илья!

      Один из мужиков глядел на него хмуро и подозрительно, другой просто сделал шаг вперёд, сгрёб Кирилла за шиворот и потащил к двери.

      – Да не Илья я! Вы чё, совсем тупые? – Кирилл упирался и пытался отцепить от своей руки толстые пальцы. – Я не его сын! Я случайно там оказался…

      – Выдумщик, бля, – заржал мужик. – Серёга, помоги. Хули ты смотришь? В цирк попал?

      Второй мужик, который до этого недоумённо хмурился, подошёл и начал помогать запихивать Кирилла в дверь.

      – Да вы… вы… уёбки тупорылые! – Кирилл упёрся ногой в косяк, чтобы не дать протолкнуть себя в тёмную комнатушку. – Меня Кирилл зовут. Вы ни хуя не поняли!

      – Ну-ну, а то мы не знаем, кто ты, блядь, такой, – сказал Серёга почти добродушно.