Текст книги "Три лишних линии (СИ)"

Автор книги: Ginger_Elle

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)

Глава 3

      Лазарев, опять решивший выехать заранее, припарковался возле дома Кирилла сильно раньше назначенного. Подъезда он не знал: вчера, когда они приехали, дворы уже были тесно заставлены машинами, стоящими и вдоль дороги, и на полысевших газонах, и Кирилл посоветовал ему туда не соваться. Лазарев не стал настаивать, а теперь думал, что пацан вообще мог соврать, когда показывал дом. Мог пойти по направлению к нему, а потом куда-нибудь свернуть.

      Лазарев предлагал заехать за Кириллом на работу, но тот отказался. Может, не хотел показывать, где работает, а может, наврал про неё. Лазарев ему не доверял. Не видел никаких оснований верить. Имя, возраст, работа, адрес – всё могло быть враньём.

      Кирилл иногда ему нравился, иногда раздражал – до отвращения. В голове как будто существовало несколько несвязанных образов одного и того же человека. Лазарев терялся: Кирилл, судя по всему, был не особо умён, да и вообще прост, как три рубля, а он всё равно не мог просчитать его, предсказать реакцию, чёртову примитивную реакцию… Возможно, он просто чересчур усложнял. Надо было мыслить на уровне примитивных потребностей: пожрать, потрахаться, покататься на дорогой машине.

      Дом, обычная старая панелька, был последним в ряду точно таких же: за ним была узкая полоса деревьев, а за ними начиналась промзона.

      Кирилл вышел из самого дальнего подъезда с двумя большими чёрными пакетами. Лазарев поехал в его сторону, но тот, заметив его, замахал рукой, показывая, чтобы он ехал к выезду из двора. Сам он, несмотря на то, что возле дверей мусоропровода уже была сложена горка таких же пакетов, потащил свои через весь двор на помойку.

      Когда он сел в машину, то вместо приветствия пояснил:

      – Какая-то сука забила мусоропровод.

      – Привет, – сказал Лазарев.

      – У тебя есть планы или ты просто так? – Кирилл спрашивал просто и обыденно, словно они были уже сто лет знакомы.

      – А что? У тебя есть планы?

      Кирилл покачал головой из стороны в сторону:

      – Сейчас в квартире никого, – он кивнул в сторону дома.

      – Нет, – излишне торопливо ответил Лазарев. – Я один живу, место всегда есть. – Он понял, на что намекают, но вместо того, чтобы придумать правдоподобные причины для отказа спросил: – Ты с родителями живёшь?

      – Не-а. У родителей и без меня перенаселение. С друзьями.

      – А, с теми?

      – С другими. Те у нас тусят только. Так мы что, к тебе едем?

      – Можем ко мне, но сначала в ещё одно место, – Лазарев заглушил мотор: возможно, они простоят здесь долго. А возможно, нет. Возможно, Кирилл сразу пошлёт его и выскочит из машины. – Не принимай на свой счёт, но у меня есть правила. Я так понял, что постоянного у тебя никого нет…

      – Нет, – кивнул Кирилл. – А что такое?

      – Зато много разовых, поэтому мы сейчас поедем в «Инвитро» и ты сдашь анализы.

      – Ты серьёзно?

      – Да. Абсолютно.

      – Блядь, ты серьёзно?!

      Кирилл смотрел на него без обиды и возмущения, но с восторженным удивлением, как будто Лазарев сейчас на его глазах с места кувыркнулся через голову.

      – Это нормально. Я не хочу подцепить…

      – Ты типа хочешь меня без резинки трахать? – веселье Кирилла стало немного озадаченным.

      – Нет, но на всякий случай. Это всё равно достаточно близкий контакт.

      – Ну да, я понял, – усмехнулся Кирилл. – У тебя, наверное, редко секс бывает? Такие приготовления, анализы…

      Лазарев опустил глаза: на самом деле он никогда настолько не заморачивался на безопасности. Сейчас он просто тянул время. День или два отсрочки, и не спуская Кирилла с крючка. Он хотел секса с ним – вспоминал тот вечер, лабиринт в сауне и хотел, и одновременно боялся его. А ещё боялся, что у него не получится. Что-то сломается и не замкнётся, искра не побежит. Но другого предлога, чтобы удержать Кирилла рядом, кроме секса, он не мог придумать.

      Лазарев искоса посмотрел на него и произнёс:

      – Зато у тебя часто, это я понял. А когда в последний раз проверялся?

      Кирилл поднял глаза к потолку:

      – Ну… Наверное, в прошлом году…

      – Могут быть сюрпризы.

      – Я только с резинкой. Всегда, – упрямо тряхнул головой Кирилл. – Я ж не идиот.

***

      После «Инвитро» – Кирилл в итоге согласился без проблем, его эта ситуация, казалось, забавляла – Лазарев отвёз его поужинать, а потом домой. Пацан выглядел слегка обалдевшим: за ним никто раньше так не ухаживал – с доставками до дома, ужинами пусть и не в дорогом, но всё же приличном месте и, тем более, анализами на инфекции.

      Лазарев теперь знал о Кирилле чуть больше. Он жил у знакомого, который то ли работал дома, то ли вообще толком не работал. Знакомый, некий Дрюня, после смерти родителей оказался в детском доме; попал он туда в четырнадцать лет, а восемнадцать вернулся в двухкомнатную родительскую квартиру. У него был постоянный партнёр, парнишка на пару лет помладше из того же детдома. Ему дали однушку где-то в Подмосковье, её он сдавал, а жил с Дрюней. Кирилл пришёл к ним на пару дней перекантоваться после ссоры с родаками, но в итоге завис на год. Чем зарабатывал на жизнь он, Лазарев пока не понял. Работал он вряд ли головой, скорее руками. Лазарев рассмотрел их: пальцы больше напоминали детские, с округлыми мягкими кончиками, странно ровные, как у восковой куклы, без утолщений в местах соединения фаланг. Под коротко остриженными ногтями и в тонких складочках кожи рядом была видна не неотмытая, а именно въевшаяся тёмная грязь. Скорее, не грязь даже, а что-то похожее на краску. На большом и указательном пальце правой руки она въелась и в подушечки, так что узоры и лабиринты на них были хорошо видны.

      Никаких инфекций у Кирилла не нашли, но встречаться с ним на следующий день Лазарев не стал: сказал, что у него пьянка с друзьями. Он на самом деле пригласил к себе Толяна. После полутора литров пива и часа вялой болтовни под обманчиво домашние, сладковато и уютно пахнущие пироги из коробок Лазарев наконец смог расслабиться настолько, что произнёс то, о чём долго боялся заговаривать:

      – Я квартиру буду продавать и машину. Уже продаю.

      Толян, не донеся до рта кусок пирога, спросил:

      – Ты чё? Зачем? Уезжаешь, что ли?

      – Деньги нужны.

      – Я бы тебе дал… но… Раз ты квартиру продаёшь, то, наверное, мои копейки тебе не помогут… – он положил пирог на тарелку и непонимающе уставился на Лазарева: – Да в чём дело-то?

      – Ты не говори никому. Я только тебе рассказываю, там так вышло, что…

      – Ну понятно, не расскажу, – Толян вытер пальцы о салфетку и выпрямился на диване. – У тебя серьёзное что-то?

      – Серьёзное, да, – хмуро подтвердил Лазарев, тоже отставляя в сторону еду. – Я ещё когда в Питере работал, помогал решать всякие вопросы с землёй, с арендой участков, со всяким таким. Ну, то, что по моей должности. И тут одна зарубежная компания, очень крупная, запланировала строительство торгово-развлекательного комплекса. Они землю искали подальше и подешевле, поэтому взяли не в Питере, а в области и вообще на отшибе. Практически посреди поля, но участок огромный. Они там по плану должны были расширять дорогу, развязку строить. Не важно. Фишка в том, что об этой договоренности почти никто не знал. Понятно, что когда они это дело раскрутят, земля рядом в цене подскочит в разы. Реально, в разы. На таком всегда можно навариться. Там напротив, по другую сторону трассы, заброшенное поле. Бывший колхоз, экспериментальное хозяйство какое-то, выводили при совке еще морозоустойчивые злаки; потом всё загнулось, и поле это никому не нужно. Тем более земля сельхозназначения, её переводить под коммерческое или жилое строительство заебёшься, так ошкурят. Хозяйство считай мертвое, земля не особо дорогая. Мой начальник прилегающий к трассе кусок этого поля купил, приличный такой кусок. В реальности на какого-то родственника, не сам, но он купил.

      – Ну, понятно… А потом продал за совсем другие деньги?

      – Вроде того. Мы этому куску быстренько поменяли назначение, нам-то несложно было, и продали. Покупателя я нашёл. У меня есть… был такой… ну вроде как постоянный клиент. Николай, к примеру, его зовут. Я ему много где помогал с документами, подсказывал, оценку занижал. Я ему это поле как раз и предложил. Мол, через два года будет там пуп земли, автострада, все дела, проходимость, куча покупателей. А у этого Николая свой бизнес очень крупный, автоцентры, торговые площади тоже, не суть. Он прикинул и согласился купить. Те скандинавы тоже свой кусок купили, ходят согласовывают проекты. Я свои деньги от сделки получил, потом в Москву перевёлся – всё прекрасно.

      – А что не так? – спросил Толян.

      – А потом в администрации города кому-то засвербело, конечно. Они же считают, что область должна всё только через них делать, на всё разрешения спрашивать. Сам знаешь, работал же… И ещё дядька один хороший на пенсию вышел. Короче, в администрации начали пальцы гнуть: как вы посмели выделить землю под такой проект через наши головы?! Я точно не знаю, они реально хотели скандинавов выжить оттуда или так деньги ненавязчиво выпрашивали, но они им кроме автострады ещё всего в нагрузку понапихали, газ сказали вести через какие-то ебеня, когда газ в этом колхозе бывшем был в двух километрах. У них типа план газификации другой, и надо со стороны другого населенного пункта вести. Что-то ещё там требовали. Короче, иностранцы плюнули, свернули проект и выставили землю на продажу. Они её только бульдозером пройти успели, вообще не сделали ничего. Кто-то вроде купил за копейки.

      – Понятно, – Толян усмехнулся.

      – Да, у моего дорогого друга Николая оказалось в собственности огромное никому не нужное поле напротив такого же ненужного поля. Ну, он мне звонил, что, как… Я извинился, конечно, что так вышло. Мы ж не знали. К нам поэтому и инвестировать боятся, что ударит очередному чиновнику моча в голову и все договоренности лесом. Я ему даже предложил вернуть то, что он лично мне заплатил. Это такой человек, что… что лучше не связываться. А он так спокойно мне говорит: «Не волнуйтесь, Роман Витальевич. Не надо мне ничего возвращать, я посмотрю, что можно сделать. У меня даже заинтересованный покупатель есть». Ну, думаю, понимает мужик, что сделка есть сделка. То есть, если бы всё было абсолютно легально, понятно, что никто бы ему ничего не вернул. А недавно… – Лазарев замолчал и потянулся к новой бутылке.

      Толян не стал прерывать. Внимательно смотрел и ждал. Лазарев сделал глоток, отёр губы и горлышко и сказал:

      – Звонит и говорит, что ту землю продал, но продал, понятно, за гораздо меньшие деньги, чем купил, а убытки он нести не намерен. Он, сука, всё посчитал, пошлины, налоги, комиссию риэлтору – всё. Спасибо, говорит, что я не беру с вас за каждый час времени, которое я потратил на этот ваш колхоз, – Лазарев отёр ладонью мокрое, горячее лицо. – Он убытки поделил между мной и Германычем. Я так думаю, что с Германыча взял больше, но с меня… И понимаешь, я ведь не могу ему отказать или… Я с Николаем много всяких дел крутил, он отстёгивал всегда хорошо. Но он всё через подставных лиц делал, и ему сейчас меня посадить ничего не стоит.

      – Сколько он хочет-то? – спросил Толян.

      – Ну… В районе пятидесяти.

      – Пятидесяти чего?

      – Пятидесяти миллионов рублей. Я даже если всё продам… Квартира пятнадцать-шестнадцать, машина, ну, допустим, три, и то не факт. В банке кое-что есть, конечно. Короче, этих пятидесяти у меня всё равно не наберётся, а ему надо сейчас. Ищи, говорит, крутись.

      – А то посадит?

      Лазарев подумал, стоит ли ему рассказывать про запись или нет, признаваться в собственном страхе было стыдно.

      – Может, но… Он мне видео прислал. Там одного нашего знакомого сын. Его похитили и… Не хочу рассказывать. В общем, отец всё отдал, как я понял. Сын, вроде, до сих пор в дурке. А ещё случай… Папа тоже чиновник был, потом ушёл в частный бизнес, но пост высокий. Решался вопрос по сырьевым контрактам, на него с разных сторон давили, угрожали. Вся семья с охраной ездила. А потом, уже когда всё подписано было, буквально через несколько дней пропала дочь, прямо в универе куда-то делась. Нашли потом в лесу. Не насиловали, все вещи, драгоценности, телефон – всё осталось на ней. Просто увезли в лес и застрелили, потому что папа контракт не тем людям отдал.

      – Это всё твой Николай? – спросил Толян.

      Глаза он опустил вниз, к столу с остатками пирога и мокрыми пятнами от пива. Лазарев видел, что заразил его своим страхом, что это гадливое, вызывающее мурашки чувство переползло к нему, прошлось по его спине холодными когтистыми лапками.

      – Первый случай – да. Второй – не знаю кто. Лучше такое не знать. Рассказал, потому что случай похожий.

      – Ты поэтому Наталью выпроводил?

      – Да. Понятно, что в заложники её не возьмут. Жён нет смысла брать. Может, муж скажет: да забирайте себе, другую найду! Может, он сам уже не знает, как от неё отделаться, – Лазарев зло усмехнулся. – А тут и не жена ещё, так… Обычно детей похищают. За них всё отдашь. Но ей лучше было уехать. В заложники не возьмут, а избить на улице или изнасиловать могут, чтобы запугать.

      – А Илья?

      – Илья в лагере. Я договорился, чтобы его на следующую смену оставили. Нечего ему тут делать.

      Оба понимали, что лишняя смена в лагере – не спасение. Захотят – заберут оттуда.

      – Пиздец какой… – произнёс Толян. – А если уехать?

      – Куда? У Николая связи и в криминале, и по другую сторону, в ментуре, где угодно… Бомжевать, что ли? Илюхе в школу надо ходить. Не в лесу же нам жить, как Ирке!

      – За границу? – предположил Толян.

      – Хорошо бы. Продать всё и свалить… Только Илью не выпустят из-за этой дуры! – Лазарев громыхнул бутылкой по столу. – Она же заявление написала, что возражает против выезда. Психанула, что я его в Турцию свозил без её ведома. Зараза! Давно надо было в суд подавать, но неохота было лезть в это всё... А теперь опять найти её не могу.

      Ему опять казалось, что он задыхается в жаркой, пропитанной пивными испарениями и страхом двух потных тел комнате. Он словно двигался вперёд по узкому, такому, что не развести рук, душному коридору. Что-то плотное, густое и злое подталкивало сзади, заставляя протискиваться, ввинчиваться во всё сужающуюся щель.

      Лазарев потряс головой. Последняя бутылка была лишней.

      Он вдруг вспомнил про Кирилла. Знал бы Толян, с кем он познакомился, с кем встречался буквально вчера и с кем встретится завтра… Толян ведь в очередь стоял, чтобы ему засадить. Лазарев понял, что то лёгкое давление в низу живота и в паху, которое он сначала принял за обычный после пива позыв, было слабой, раздражающей и щекочущей эрекцией. Он вспомнил, как двигалось и выгибалось от ударов члена худое и гибкое, словно бескостное, тело. Представил, как оно будет выгибаться под ним.

      Лазарев подумал о том, что за все эти дни они с Кириллом друг друга ни разу не коснулись.

***

      Когда они поднимались в лифте, Кирилл встал почти вплотную к нему, хотя кабина позволяла отойти на несколько шагов. Чувство неловкости заставило Лазарева моргнуть и опустить глаза.

      Кирилл всё заметил, и это, кажется, ему нравилось. Он сложил свои яркие, тёмные губы в насмешливую полуулыбку:

      – А ты нечасто так делаешь, да?

      – Как?

      – Приводишь к себе.

      – Нечасто, – согласился Лазарев и крутанул в руке ключи.

      Тяжёлое звяканье оборвало начавшую протягиваться между ними нить. Кирилл отступил на шаг назад, улыбка сползла с губ, но – её эхо, продолжение, послевкусие – в глазах кололось понимание, намёк на знание какой-то тайны. Лазарев на мгновение подумал, что Кирилл знает. Всё знает и ждёт, на каком же моменте он сломается.

      В прихожей Кирилл сразу кинул рюкзак на полку для обуви, сделав это почти не глядя, уверенным и машинальным жестом, словно он, а не Лазарев жил в этой квартире. Лазарев, и правда, её не узнавал. Вчера вечером после ухода Толяна, дождавшись, когда ленивое пивное опьянение пройдёт, он передвинул шкаф в прихожей. Времени было половина двенадцатого, и на Лазарева нашёл нервный, парализующий смех. Он часто слышал, как жалуются, что уроды-соседи двигают мебель по ночам. Он не мог понять, кому и зачем могло понадобиться двигать мебель ночью, и вот теперь он сам этим занимался. Может быть, другие тоже что-то прятали – улики, намёки, очевидные свидетельства?

      Лазарев загнал шкаф в дальний конец коридора, закрыв им дверь в комнату Ильи. Шкаф смотрелся в торце прохода очень уместно – как будто там всегда и стоял, а в прихожей стало просторнее.

      Кирилл уже снимал кроссовки. Он не развязывал шнурки – придавливал пятку и дёргал ногой – и тоже делал это машинально, а сам тем временем рассматривал прихожую и видневшуюся через открытые двери гостиную. Он вошёл туда, огляделся и спросил:

      – А жена не нагрянет?

      – Я один живу.

      Кирилл ещё раз осмотрел комнату, потом вышел в коридор и заглянул в кухню и сказал:

      – Да мне-то похуй. Просто сразу видно, что баба есть.

      – Мы расстались совсем недавно, и она не жена, а… – Лазарев замолчал, поняв, что Кирилла этот вопрос совершенно не интересует.

      Он пристально смотрел на Лазарева и приподняв край футболки, расстёгивал ремень на джинсах. Кирилл не улыбался, лицо было сосредоточенным и серьёзным.

      – Так сразу? – спросил Лазарев.

      – А ты чем хотел заняться?

      – Ну… я на ужин купил кое-что.

      – Если очень хочешь есть, то давай… – Кирилл пожал плечами. – Я лучше потом.

      – Хорошо, – ответил Лазарев, сам слабо понимая, что его ответ значит. Он пытался заставить себя сделать хоть что-то – подойти к Кириллу, обнять, поцеловать, дать знать, что он ему интересен, только не стоять столбом посреди комнаты.

      Любой нормальный парень от него бы уже сбежал, но Кирилл, видно, привык к такому: к сексу с малознакомыми людьми, к отсутствию каких-либо чувств кроме желания потрахаться и к сугубо деловому подходу – успеть перепихнуться, пока кто-нибудь не нагрянул.

      Лазарев подошёл к нему и помог снять футболку. Волос на груди почти не было, а кожа была болезненно белой, полупрозрачной, и, окрашенные лишь чуть ярче, соски были едва различимы. Кирилл напомнил Лазареву куклу со схематично обозначенными половыми признаками.

      Он не замечал этого из-за мешковатой одежды, но у Кирилла были широкие, красивые плечи, тоже худые, но не вялые, а мускулистые. Он провёл по его плечу рукой, удивившись сухой теплоте кожи, потом ниже – к груди и маленьким плоским соскам. Несмотря на худобу, у Кирилла было красивое тело. Лазарев касался его и не чувствовал ничего. Может быть, только стыд и страх. Точно так же, год прокувыркавшись с Мишкой, он боялся, что у него не встанет на девчонку. На Ирку у него встал, ещё как. Но тогда ему было девятнадцать, а страхи были просто глупыми, почти суеверными опасениями. Сейчас он был почти в два раза старше, а страхи были настоящими, живыми, видимыми. Он чувствовал, как подаётся навстречу ему Кирилл, и видел, как едва заметно розовеют его щёки. Если бы можно было выключить свет…

      Шторы в комнате были задёрнуты, но несмотря на вечер солнце светило в окно ярко и издевательски весело. Не то что до темноты, хотя бы до сумерек был ещё как минимум час. Спасительной слепоты не будет. Ему придётся смотреть.

      – Я в ванную, – сказал Кирилл.

      Он вышел из комнаты, уверенно пересёк прихожую и открыл дверь в ванную, не перепутал, только на полсекунды задержался, ища выключатель.

      Лазарев отвернулся и начал раскладывать диван. Он уже всё сделал и оставалось только застелить бельё, как из ванной послышался шум воды, удивлённый возглас Кирилла и вслед за ним мат.

      К Лазареву не так часто приходили гости, которым требовалось бы воспользоваться душем, но он их обычно провожал до ванной и объяснял, как пользоваться краном. Кирилл уверенно умчался туда сам, а про термостат перепсиховавший Лазарев даже не вспомнил.

      Когда Лазарев забежал в ванную, голый Кирилл, до этого безуспешно пытавшийся справиться со смесителем, не залезая в ванную, лез под душ.

      – Вот сукаблядь! – ругался он, безуспешно крутя скользкую рукоятку, от чего напор лишь становился сильнее. – Триёбище!

      Лазарев оттолкнул его и, изогнувшись, чтобы и его не облило ледяной водой, протянул руку и выключил душ.

      С головы до ног мокрый Кирилл смотрел на него благодарно и одновременно зло.

      – Что за мудацкий кран?! – губы у него стали лиловатого, тёмно-сливового цвета, а сам он весь дрожал.

      – Ты зачем на кнопку нажал? – спросил Лазарев, протягивая руку за полотенцем.

      – Ну я покрутил вот ту ручку до конца, ничего не происходит, решил другую. И на кнопку заодно нажал.

      Только что снятое с сушки полотенце с одной стороны было чуть ли не горячим.

      – Ты когда до конца выкрутил, включил одну холодную воду, а потом душ кнопкой.

      – Да я понял! Я, блядь, выключить его не могу, теплее сделать тоже… Скачу под ним! – Кирилл обнял себя руками и потёр озябшие бока и спину.

      Он до сих пор стоял в ванной и возвышался над Лазаревым. Когда тот протянул ему полотенце, Кирилл нагнулся вперёд, не отнимая покрытых мурашками рук от своих тощих, с обозначавшимися при каждом вдохе рёбрами, боков. Лазарев накинул полотенце ему на плечи, обернул вокруг тела и начал осторожно растирать.

      Кирилл часто дышал ртом. Лазарев взял конец полотенца и провёл им сначала по одной щеке Кирилла, потом по второй, потом обтёр ему лоб.

      Мокрый, замёрзший, до сих пор немного растерянный, он вызывал вкрадчивое, тёплое желание обнять и успокоить. Неуместную, совершенно к Кириллу неприменимую и наверняка ему не нужную нежность.

      Лазарев поглаживал и похлопывал его руки, плечи, спину и не знал, что делать дальше. Если бы Кирилл не стоял в ванной и они с ним были бы одного роста, он бы его поцеловал. Вжался бы ртом в эти полуоткрытые, синеватые, только начинающие отогреваться и краснеть губы. Почему-то казалось, что они будут необыкновенно мягкими, но сильными, а когда надо – податливыми. Кирилл смотрел на него не моргая, и мокрые ресницы делали лицо открытым и беззащитным.

      – Может, тебе лучше горячую воду включить? – спросил Лазарев.

      – Сначала отойду подальше, – Кирилл, не вылезая из полотенца, отступил к дальнему от душа краю.

      Лазарев сначала пустил воду из крана, поставил нужную температуру, а потом только включил душ.

      – Если слишком горячо, крути от себя.

      Кирилл бросил ему полотенце и, заботливо задёрнув шторку, залез под душ.

      – Тепло-то как. Кайф…

      – Справишься один или остаться? – спросил Лазарев.

      – Как хочешь, – в равнодушно сказанной фразе слышалось приглашение остаться.

      Лазарев хотел остаться. Он быстро снял с себя одежду и перекинул ногу через бортик ванной.

      Кирилл чуть потеснился, давая и ему тоже место под душем. Лазарев обнял его, соединив руки за спиной, и посмотрел ещё раз в немного приподнятое навстречу ему лицо.

      – Красивое тело, – удовлетворенно заметил Кирилл, словно бы довольный тем, что Лазарев обещание сдержал: оказался мужиком, хоть и не юным-свежим, но в хорошей форме. – И загар.

      Теперь, когда они оказались прижаты друг к другу, кожа Кирилла казалась ещё бесцветнее рядом с ярким, тёплым загаром Лазарева, привезенным со Средиземноморья.

      Горячая вода била сбоку, стекая по щекам и плечам и заполняя тесное пространство между их телами влажным жаром.

      Лазарев опустил глаза, почувствовав, как его правого бедра касается вставший член Кирилла. Прикосновение было плотным, чуть пружинящим, откровенным. Лазарев – наверное, после этих бледных, как будто ненастоящих сосков – ожидал увидеть тоже ненастоящий, недоразвитый член. Член у Кирилла был большой и ровный. Лазарев дотронулся до него, прошёлся пальцами вниз, обхватил крепкие, туго обтянутые кожей безволосые яички. От прикосновения к мокрому, горячему, возбуждённому телу у Лазарева по спине прошлась лёгкая дрожь.

      Он, всё ещё смотря вниз, скорее увидел, чем почувствовал собственный стояк. Его член твердел и поднимался, и удары брызг по нему казались более острыми и сильными. И даже внутри, куда брызги не попадали, всё тоже кололо и горело. Одна из вещей, которые с самого начала стали бешено заводить Лазарева в мужиках, – хорошо видимое и осязаемое чужое возбуждение, понимание, что стоит на тебя.

      Он поднял голову. Кирилл смотрел на него, покусывая нижнюю губу.

      Лазарев прижал его к себе сильнее. Почему-то здесь, под струями душа, сделать это было легче. Вода растворяла границы, делала таким простым и естественным соприкосновение… Лазарев начал целовать Кирилла, его мокрые и послушные губы. Тот ответил жарко, с готовностью.

      Он иногда отрывался, а потом резко впивался в рот Лазарева, дразня и играя. Для него это было игрой. Очередным ничего не значащим трахом. Повёрнутый на сексе пацан. Симпатичная, но туповатая и дешёвая давалка. Жаль, что не настолько тупая, как Лазареву того хотелось. Тогда всё было бы проще, тогда он мог бы, наверное, обойтись без секса. У него стояло, но секса с Кириллом он боялся. Ему делалось страшно от того, что эти скользкие и мокрые прикосновения переворачивали в нём что-то и тянули, тянули, тянули в стороны концы грубого, наскоро завязанного узла, скрытого внутри, за плотными слоями кожи, мышц, сухожилий, рёбер. А детские пальцы Кирилла медленно, с раскованной и пошлой самоуверенностью гладили ему шею и распутывали петля за петлей этот горячий и мучительный узел.

      Лазарев шумно втянул в себя воздух и, следуя пальцами за струйкой текущей вдоль позвоночника воды, просунул их меж ягодиц Кирилла. Пальцы дрожали то ли от перенапряжения, то ли от насыщенного, пьяного желания… Узел распался. Лазарев почувствовал, как его отпускает. Кирилл – наконец-то – победил.

      Он снова вжался губами в блеснувший перед ним красным рот Кирилла и закрыл глаза. Легче было не видеть это лицо, которое только он, часто и долго всматривавшийся и в то, и другое, мог бы отличить от лица Ильи.