Текст книги "Три лишних линии (СИ)"

Автор книги: Ginger_Elle

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)

      Но Лазарев всё-таки уломал его тогда, и они опять поехали к нему домой. Это повторялось всю следующую неделю: Лазарев подбирал Кирилла около его работы, вёз домой, кормил ужином, ёб, подбрасывал утром до метро. Вернее, он старался думать об этом именно так, как о последовательности необходимых действий. На самом же деле он постоянно ловил себя на мысли, что ему это нравится. Что это то, как он, наверное, хотел бы устроить свою жизнь, если бы в ней не было сына. Возможно, он даже решился бы на что-то более тесное и близкое: вряд ли на полноценную совместную жизнь, но на какое-то подобие её – совместные выходные, второй комплект ключей для Кирилла. Хотя того, возможно, такое как раз не устроило бы: он не хотел отношений, возможно, даже боялся их. Он тоже пытался представить их как последовательность ничего не значащих действий, но всё же втягивался в них: иногда рассказывал что-то о себе, пару раз поучаствовал в приготовлении завтрака, оказывается, запомнив, что в каком ящике хранится, привык к крану в ванной, а вчера после секса позволил Лазареву долго гладить себя, голову и плечи, а потом вдруг поймал его руку – Лазарев сначала подумал, что для того, чтобы скинуть – и, крепко стиснув, прижал к груди. Там он продержал её не больше двух секунд, подтянул повыше к шее и, опустив подбородок, устроил в тесной тёплой ямке под ним.

      Лазарев, который запланировал в тот вечер поговорить с Кириллом насчёт отпуска, не смог этого сделать. Торопливо предложил утром, пока они собирались: он сам на работу, Кирилл – неизвестно куда.

      – У меня скоро отпуск. Может, съездим куда-нибудь вместе?

      – Куда? – Кирилл, натягивавший джинсы, замер и посмотрел на Лазарева почти испуганно.

      – Не думал. Можно в Турцию. Хотя там жарковато сейчас.

      – Нет, – Кирилл опустил глаза и начал возиться с молнией. – Я не могу.

      – Почему? На работе не отпустят?

      – У нас самый сезон сейчас. Но вообще-то отпустят. Просто не могу.

      – Из-за денег? – прямо спросил Лазарев. – Всё за мой счёт.

      Кирилл посмотрел на него без особой радости, скорее, напряжённо.

      – Я подумаю.

      – Думай быстрее.

      – Может, где-нибудь здесь лучше?

      Лазарев покачал головой:

      – Здесь… сложнее. Там никому нет дела до того, кто с кем спит. Можно взять отель, где в основном какие-нибудь немцы и голландцы, и всем плевать… Или вообще какой-нибудь гей-френдли найти.

      Кирилл не желал встречаться с ним глазами.

      – Я подумаю.

      – Ага, думай, – Лазарев поймал Кирилла за локоть, когда тот подошёл к дивану взять свою футболку – ему нравилось его касаться, иногда хотелось невыносимо. – А, и ещё… У тебя загранпаспорт есть?

      – Нет, конечно.

      – Это хуже. Но, в принципе, можно быстро устроить. Так что не тяни.

Глава 5

      – Слушай, а почему я? – спросил Кирилл, когда они уже подъезжали к дому.

      – А почему нет? – Лазарев прищурился, рассматривая, кто сидит на скамейках напротив подъезда. Днём их занимали мамы, одним глазом наблюдавшие за детьми на площадке и непрерывно что-то тыкавшие в телефонах, вечером – молодёжь. Молодёжь садилась спиной к песочнице, лицом к подъезду, вот как сейчас.

      – Тебе бы подошла какая-нибудь манерная пидовка.

      – Это с чего? – удивился Лазарев.

      – А так… В твоём вкусе, мне кажется. Я же вообще ни о чём.

      Лазарев не ответил: на скамейке он увидел живущих в этом же доме Ивана и Димку – одноклассников Ильи. Давно боялся, что это случится.

      Он не может сейчас выйти из машины с Кириллом. Они обязательно окликнут его, и тогда… Может, поставить машину подальше, а потом… Нет, всё равно заметят, малолетние долбоёбы… Делать им больше нечего, кроме как чипсы тут жрать. Мимо них в подъезд никак не прощемить.

      – Давай лучше в кафешке поужинаем, – предложил он Кириллу: они уже ехали мимо подъезда.

      – Как хочешь, – Кирилл не стал отказываться. Ему обычно было всё равно. Он никогда не делал никаких предложений, как им провести вечер. Его всё и всегда устраивало.

      Кирилл больше не возвращался к расспросам, потому что на радио пошла реклама, и он начал крутить тюнер, чтобы поймать музыку. Лазарев же думал о том, что привозя Кирилла к себе каждый раз рискует. Рано или поздно они столкнутся во дворе с кем-то из друзей Ильи. Утром нужно было на работу – большинство подростков летом в такую рань ещё дрыхло, а вот вечером вполне можно было на кого-нибудь напороться. До сегодняшнего дня везло, но надеяться на везение дальше было нельзя.

      Надо уезжать отсюда.

      В кафе Кирилл заказал жаркое в горшочке. Лазарев успел съесть свой ужин, а Кирилл всё ещё тыкал ложкой в горшочек, из которого валил влажный, пахучий пар. Время от времени он вылавливал кусочек картошки или мяса и долго дул на него, складывая трубочкой раскрасневшиеся от горячего губы, прежде чем отправить в рот.

      Лазареву хотелось его трахнуть. Сдёрнуть, не дав доесть, увезти домой и трахнуть. Его завораживал и возбуждал сам момент перехода: Кирилл обычно смотрел на него внимательно, но как будто скучающе; перед сексом же на его лице появлялось предвкушение, терпеливое и сладкое, как размягчающееся от тепла масло. Лазарев хотел видеть его и то, что наступало потом. Узкая улыбка, похожая на укус, тёмный блеск прищуренных глаз, подрагивающие пальцы, выгнутая спина…

      Лазарев отпил чай и выдохнул. Кирилл, бросив на него свой стандартный немного настороженный взгляд, стал есть быстрее.

      – Не торопись, – сказал Лазарев. – Бежать нам некуда.

      Кирилл вдруг улыбнулся, показав мелкие зубы с заметной щелкой между двумя передними.

      Лазарев почувствовал, что улыбается в ответ:

      – Что такое?

      Кирилл наклонился к горшочку, рассматривая что-то там:

      – Ничего. Просто. А ты чего?

      Лазарев только покачал головой. Единственными словами, которые вертелись у него на языке, были: «Почему ты не берёшь в рот? Почему? Я хотел бы вставить тебе, в твой маленький красный рот. Сначала совсем немного, чтобы ты привык, а потом затолкал бы до конца, чтобы ты хрипел и давился и поднимал на меня глаза, а я бы смотрел в них».

      Кирилл ел, и выражение лица было таким, словно он сдерживает улыбку. Он догадывался, о чём Лазарев сейчас думал. Может быть, не в деталях, но он чувствовал, что его хотят.

      – Помнишь, ты говорил про Турцию? – спросил он.

      Лазарев кивнул.

      – Было бы неплохо. Не передумал пока?

      – Нет, я отели смотрел даже, – Лазарев убрал чашку в сторону и, сцепив пальцы перед собой,

серьёзным, «родительским» тоном сказал: – Если хочешь поехать, надо шевелиться. У меня отпуск уже скоро. Я могу устроить, чтобы паспорт быстро сделали, но не за день же, сам понимаешь.

      – Я тогда узнаю, чего там и куда нести.

      – Я тебе сам всё скажу. Ты, главное, паспорт принеси и военный билет.

      – Хорошо. Когда?

      Лазарев чуть свёл брови, словно прикидывая:

      – Да хоть завтра. Давай… – он потянулся за чаем, потому что в горле резко пересохло. – Давай так сделаем: я позвоню… ну, своим знакомым, а они скажут, когда лучше подойти. Если завтра смогут принять, то завтра.

      Сдать документы на следующий день не получилось, но зато вечером они с Кириллом, сидя за кухонным столом, вместе заполняли анкету. У Кирилла получались удивительно красивые и аккуратные печатные буквы – гораздо лучше, чем у Лазарева на уроках черчения в школе. Тонкие, ровные, одинаковые. Кирилла – его ловкие, скупо и точно движущиеся пальцы – легко было представить разбирающим мелкие детали, что-нибудь подгоняющим или завинчивающим. Чем он там занимался, велосипедами?

      Когда Кирилл дошёл до пунктов о родственниках, Лазарев придвинул к себе его паспорт. Он до этого уже успел всё рассмотреть – он лежал раскрытым, пока Кирилл списывал номер и серию. На темноватой, излишне контрастной фотографии Кирилл, молоденький и скуластый, зло смотрел вперёд.

      Лазарев провёл пальцем по строчке с фамилией, словно надеясь нащупать буквы под плёнкой.

      Седых Кирилл Михайлович.

      До сегодняшнего дня Лазарев ничего этого не знал – даже того, правда ли пацана зовут Кириллом.

      Паспорт сделали быстро, за неделю, и Лазарев сам повёз Кирилла забирать.

      Ему долго пришлось ждать в машине, прежде чем Кирилл вышел из здания. Он сел в машину и, как обычно, швырнул рюкзак в ноги – несмотря на то, что Лазарев несколько раз просил класть его на заднее сиденье. С большой вероятностью именно в рюкзаке сейчас лежал тот самый паспорт. Почти единственное, что Лазареву было нужно от Кирилла.

      Нет, это он только сначала думал, что единственное. Теперь он хотел ещё и секса. Он не знал, почему его так сумасшедше и пьяно вело от Кирилла. Именно от него. С одной стороны, всё было очевидно: Кирилл любил секс. Нельзя было сказать, что он был как-то особенно хорош, опытен или изобретателен в постели, скорее наоборот: он знал, в каких позах легко ловится кайф, и неохотно соглашался на другие; он не выказывал особого стремления сделать партнёру приятно, оставаясь потребителем. Его «выеби меня» всегда звучало немного по-деловому, мол, мы же за этим встретились, чего ты ждёшь? Но как же он тащился от этого дела… Как он притискивался бёдрами, как сжимал задницу, как кричал… И лицо каждый раз было немного удивлённым – словно такое с ним происходило впервые, и одновременно каким-то слепым, ничего не понимающим, самозабвенным. С Кириллом Лазарев впервые не на видео, а в реале увидел, как кто-то кончает без рук, просто от того, что его трахают в зад. Но была другая сторона: Лазарев догадывался, что Кирилл любил секс вообще, ему не было большой разницы, кто ему вставляет. Лазарева это унижало, но и подстёгивало тоже. Ему хотелось сделать с Кириллом что-то такое – он сам не знал, что именно – что доказало бы, что он, Лазарев, лучше остальных, что он может выебать так, как десять мужиков не смогут. Он понимал, что ввязываться в мысленное соревнование с какими-то неведомыми людьми было верхом идиотизма. Даже если он и лучше всех, он никогда этого не узнает и будет бесконечно думать, что есть кто-то ещё, под кем Кирилл выгибается сильнее, дышит чаще, кричит громче.

      Обычно после секса Кирилл лежал, не шевелясь, в каком-то полузабытьи, послушный, мягкий, тогда с ним можно было делать что угодно – целовать, гладить, укутывать в одеяло, но иногда он вставал, надевал джинсы и уходил на балкон, впуская в комнату жаркий, шумный городской воздух. С балкона ничего особенного не было видно – только двор и другие дома, но Кирилл долго стоял там, привалившись к узенькому подоконнику. Обычно он брал с собой сигареты, но делал, наверное, не больше двух-трёх коротких затяжек. Сигарета просто тлела в его расслабленных пальцах, а Кирилл смотрел вперёд бессмысленным взглядом. Лицо было пустым – он ни о чём не думал, он просто тупил на то зажигающиеся, то гаснущие окна в домах напротив.

      Изредка Лазарев выходил на балкон вслед за ним, но Кирилл игнорировал его, а когда всё же смотрел, во взгляде было что-то откровенно недружелюбное и раздражённое. Чувствовалось, что он хочет остаться один, и Лазарев ему мешает.

      В тот вечер Кирилл опять вышел на балкон. На улице стемнело не до конца, но вполне достаточно, чтобы Лазарев из комнаты мог заметить на пару секунд вспыхнувший огонёк зажигалки. Значит, Кирилл простоит на балконе минимум минуты три, скорее всего, больше. Лазарев сразу подумал о том, что мог бы сейчас тихо пройти в прихожую, открыть рюкзак и достать паспорт. Шанс, которого теперь долго не будет: Кирилл явно не станет таскать загранник с собой, оставит дома, под охраной почти никогда не выходящего из квартиры задрота Дрюни. Близость, доступность ощущались как зуд в кончиках пальцев.

      Лазарев положил на место подушки и пошёл в ванную, покосившись в прихожей на рюкзак. Слишком рано. Если забрать паспорт сейчас, Кирилл заметит пропажу. Интеллектом он не блистал, но вряд ли был настолько туп, чтобы не понять, чьих это рук дело. Ума написать заявление о пропаже у него хватит, и тогда по этому паспорту вывезти Илью из страны не удастся. Надо ждать. Паспорт он заберёт потом, когда всё будет готово: деньги, пути отступления, Илья.

      Про пути отступления Лазарев думал давно – несколько лет, так что когда появился Николай Савельевич со своими требованиями, ему не надо было размышлять ещё и о том, куда податься, если он сумеет выбраться из страны с деньгами.

      Официальная зарплата у Лазарева была не очень большой, но и не маленькой тоже. У него были иные источники дохода. Он не испытывал по этому поводу угрызений совести, хотя и не кичился, как некоторые, умением ловко нажиться. Контраст между официальными заработками чиновников и машинами на парковке перед федеральным агентством говорил сам за себя: Лазарев был лишь одним из многих. Таким, как все. Чем он отличался от большинства, так это нежеланием карабкаться вверх бесконечно. Он хотел заработать сумму, которая виделась ему достаточной, вложить часть денег во что-нибудь доходное и жить на ренту. Где-нибудь у моря, в тепле. Он уже несколько лет как мог пополнить армию дауншифтеров в Тайланде или Гоа, но, во-первых, был Илья, которого он не мог ни увезти из России, ни оставить на попечении Ирки, во-вторых, он хотел поселиться в месте получше, в более цивилизованном, безопасном, близком к европейской культуре.

      Николай Савельевич смешал все карты. Из России теперь предстояло эвакуироваться в срочном порядке и без тех накоплений и вложений, которые у него были бы лет через пять-восемь. Если бы всё осуществлялось по плану, Илья к моменту отъезда уже успел бы получить образование в каком-нибудь европейском или американском вузе, ассимилировался бы к среде, и ему самому было бы легче приехать – хотя бы поначалу – к сыну, а не устраиваться за границей с нуля.

      Теперь же всё приходилось делать быстро. Деньги, которые иначе были бы потрачены на счастливое и спокойное существование в гамаке под пальмой, уйдут на то, чтобы скрыться от Николая Савельевича. Лазарев вполне допускал, что тот, обладая достаточным упорством, сумел бы его найти и за рубежом. Разумеется, не сразу – и тот зазор времени, который у него будет, нужно будет использовать правильно: не высовываться, не светить паспортами, в это время оформляя себе и Илье другие.

      По подсчётам Лазарева, когда он уедет из России, продав всё имущество, на его счетах окажется немногим больше миллиона долларов. Примерно половина уйдёт на то, чтобы получить гражданство какого-нибудь милого островного государства, приторговывающего паспортами, вроде Сент-Китс и Невис или Антигуа. Можно, конечно, сэкономить и получить чуть менее удобное гражданство Доминики… В его ситуации не до жиру.

      У Лазарева был первый день отпуска. Он даже проставился перед отделом, хотя обычно делал это после возвращения из отпуска – притаскивал на работу пару бутылок, купленных в дьютике, и какого-нибудь легкого закусона в тему, но сейчас-то он знал, что из отпуска уже не вернётся.

      У Кирилла эта суббота была рабочей. Лазарев не знал, где он работал – это было даже хорошо, потому что если бы знал, то, наверное, поехал бы туда вечером проверить, не встречается ли Кирилл с кем-нибудь ещё.

      Глупо. Следить за ним было бессмысленно. Даже если он убедится, что Кирилл с работы поехал домой, он не может войти вслед за ним в квартиру и узнать, что происходит там.

      Кирилл живёт в одной квартире с двумя парнями примерно его же возраста. Если верить его рассказам, они вроде как пара, но что из того? Избегающий отношений, но любящий трахаться Кирилл – идеальный вариант для тех, кто захотел бы подвеселить надоевший секс вдвоём. Он точно никогда не вклинится между. Он удобен почти как проститутка – им пользуешься, когда есть желание, а всё остальное время он тихонько живёт в твоей же квартире и не отсвечивает.

      Те выходные, что Лазарев проводил с Кириллом, они, можно сказать, не вылезали из постели. Не в том смысле, что беспрерывно трахались. Смотрели фильмы, к примеру. Кирилл притаскивал на флэшке целые сериалы. Лазарев до того момента разве что слышал о таком и осуждал, конечно: это насколько людям должно быть нехрен делать, чтобы смотреть даже не фильмы по полтора-два часа, а сериалы, целые сезоны сериалов. С Кириллом он сам смотрел.

      Разговоры у них не клеились. И тот, и другой могли что-нибудь рассказать о себе, о работе – Лазарев даже рассказал про Ирку, умолчав, что сын потом перебрался к нему, – но минут через пять разговор почему-то начинал мертветь, становясь неуклюжим и вымученным. Сериалы помогали. Они забивали пустой эфир мельканьем кадров, музыкой и болтовнёй, и к тому же давали темы для коротеньких бесед, обычно начинавшихся с «бля, как тупят». Кирилл произносил эту фразу чаще, Лазарев предпочитал промолчать и молчал почти стыдливо: он сам пытался провернуть авантюру, достойную сериала – такую же невероятную и нелепую, которая в реале уже давно должна была бы развалиться, наткнувшись на какую-нибудь мелочь или нестыковку, но почему-то до сих пор держалась. Потом в сериале происходил очередной поворот, Лазарев отвлекался на него и переставал думать о себе и Кирилле, о Кирилле и Илье, о себе и Николае Савельевиче – о бесконечном количестве случайностей, которые могли разрушить его игру.

      Ещё лучше забыться помогал секс. В те ленивые, расслабленные выходные Кирилл был рядом, и он никогда не отказывался. Раза по четыре за день. Не то чтобы они не могли больше – просто насыщались. Лазарев думал о том, с кем Кирилл насыщался в другие дни. Понятно, что большую часть дня он проводил на работе, а вечером? А в нерабочие дни, выпадавшие среди недели?

      Хотя какая разница? Пусть подставляется кому хочет, лишь бы ему не переставал.

      Нет, ему не перестанет, но если есть кто-то ещё… Тогда какой-то чел в сауне сказал, что нахрен такого пасса, его и пять мужиков не удовлетворят. Лазарев вспоминал эти слова чуть ли не каждый день. Он мог бы спросить Кирилла. Тот, скорее всего, ответил бы честно, но не факт, что они после этого увиделись бы во второй раз. Кирилла даже такая ерунда могла спугнуть. С ним можно было не церемониться во многих других вопросах, но вот этот, этот… Чёртова независимость!

      Закрыв дверь за последними на сегодня покупателями, пришедшими посмотреть квартиру, Лазарев созвонился с Толяном, чтобы теперь поточнее назвать время, когда сможет приехать. Они договорились сегодня просто посидеть, без мальчиков, съёма и тому подобных развлечений. Мальчики бы помешали – у Лазарева был серьёзный разговор к Толяну. Он хотел сразу с него и начать, пока оба были трезвыми, но не смог, тянул чуть ли не до последнего.

      – Можно Илюха у тебя поживёт пару недель?

      Толян замер, не поднимая взгляда на Лазарева, и нервно облизнул нижнюю губу.

      – Это из-за того… из-за Николая? – он смотрел на корзинку с хлебом, стоявшую на столе точно между ними.

      Лазарев тоже смотрел на неё – так было проще.

      – Да, но ты не думай, ничего опасного. Его не будут искать. Не могу пока рассказать, но… Короче, не будут. Мне просто надо, чтобы его около меня не было, – он взял кусок хлеба и начал медленно раскрашивать его себе в тарелку. Так как Толян ничего не отвечал, он продолжил: – Нянчиться с ним не надо, он сам всё знает. И я ему объясню. Он парень самостоятельный. Тебе только надо будет его встретить с поезда, просто на Казанский вокзал съездить. Я потом всё напишу… Мы у нотариуса бумажки оформим, я предупрежу сопровождающих. В общем, ты его заберешь, ну так, приглядишь чуть-чуть.

      – А потом? – спросил Толян.

      – Он уедет, скоро уже. Просто кое-какие документы ещё не готовы, а со мной ему жить нежелательно.

      – Блядь, Ромыч, ты чё-то мудришь… – неуверенно начал Толян, подтягивая к себе стакан с пивом.

      – Да ничего такого. Это не опасно для тебя, ещё раз говорю. Точно! Я не могу всё рассказать, но точно: к тебе никто не придёт, никаких проблем не будет. А мне очень надо.

      Толян, так и не отпив, поставил стакан на место.

      – Да я же твоего Илюху не знаю совсем, не видел ни разу. Или видел? – он нахмурился.

      – Видел, может, раз или два в Питере ещё.

      – Так это ж лет пять, минимум!

      – Ну, значит, познакомитесь! Ты его всё равно не увидишь почти. Днём ты на работе, вечером приходишь поздно, в выходные… В выходные он всё равно дома сидеть не станет, ушлёпает куда-нибудь. Илюха – нормальный парень, не будет тебе мешать, лезть куда не надо. Толян, ну пожалуйста! У меня в Москве больше некого попросить. Со мной ему бы тоже неопасно было, – Лазарев не врал: времени до назначенного срока оставалось довольно много, и он не думал, что его станут беспокоить сильно заранее. – К тому же мне квартиру надо будет освобождать, так что ему по-любому жить негде.

      – Уже продал, что ли? – Толян наконец посмотрел на Лазарева.

      – Нет пока, но одни собираются. Они смотрели, риэлтор сегодня перезвонила, сказала, что жена там загорелась очень: у меня прямо во дворе, оказывается, садик какой-то очень крутой, и школа рядом тоже… Ну, про школу-то я знаю, что многие туда рвутся. Вот, звонила и предлагала еще штук триста накинуть, ну, типа покупателям понравилось, они поломаются, но согласятся.

      – И что, накинул?

      – Нет. Потому что если они соскочат, мне же хуже. Времени мало.

      – А сам где жить будешь?

      – В Питер вернусь. Родители к друзьям уехали, у них дача на море. Квартира сейчас пустая, поживу там. Так что? – Лазарев немного наклонился через стол: – Выручишь?

      Толян потёр нос, неуверенно поводил головой из стороны в сторону, а потом махнул рукой:

      – Ладно, давай! Чего там, какие документы, где встречать?

      Лазарев поймал его руку и сжал.

      – Спасибо.

      – Да ладно. У тебя же пиздец полный…

      – Только ты это… – Лазарев отпустил руку. – При нём не води никого… Он не знает, и я не хочу, чтобы он… Короче, он догадаться может. Про меня.

      – Само собой, я б и не подумал даже, – удивлённо посмотрел на Лазарева Толян и добавил: – Мог бы и не предупреждать.

      – Мало ли…

      В понедельник Лазарев привёз Кирилла к себе домой уже в обед. Предыдущие два дня без работы и без него показались невыносимо длинными и раздражающими, наполненными бесконечными проблемами и назойливыми людьми. С Кириллом всё было наоборот: с ним было просто и хорошо. Лазарев уже начинал жалеть, что это ненадолго. Ему нравились эти отношения без отношений. Ему нравилось, как Кирилл хотел его.

      Сегодня они вошли в квартиру, Лазарев положил ключи на полку под зеркалом и прижал только начавшего снимать обувь Кирилла к стене. Тот сначала дёрнулся и оттолкнул его рукой – резко, испуганно, но когда понял, что к чему, не стал мешать, стоял ткнувшись лбом в стену, словно прислушиваясь к тому, как Лазарев торопливо мнёт его твердеющий член и разводит ягодицы. Он заставил Кирилла чуть наклониться вперёд, и немного поводив членом рядом, быстро протолкнул головку в его расслабленную, но всё равно узкую задницу.

      – Хули ты делаешь?! – Кирилл обеими руками оттолкнулся от стены, пытаясь вывернуться, но лишь глубже вгоняя в себя член Лазарева, который навалился сверху. – Ты, урод, какого…

      – Тихо, всё равно уже, – Лазарев толкнулся в него глубже.

      – Сука! – зло прошипел Кирилл. – Вытащи из меня…

      У Лазарева буквально помутнело в глазах, когда он услышал, как захлебнулся Кирилл последними словами – не смог их произнести, потому что всё в нём сжалось, а потом словно бы поплыло.

      – Это ты… ты сука, – прошептал ему на ухо Лазарев, по-прежнему крепко сжимая руками, чтобы не дать вырваться: хотя, если судить по тому, как Кирилл вздёргивал задницу, подмахивая, вряд ли он собирался сбегать. – Маленькая ебливая сучка… Мозги моментом отшибает, стоит вставить.

      Кирилл молчал – в молчании было что-то упрямое и злое – и подавался бёдрами навстречу. Он дышал ртом, шумно и влажно, жадными глотками, словно задыхался, и кожа на пояснице, где Лазарев касался её, стала вдруг влажной.

      Лазарев не сдержался – застонал, так было хорошо, так болезненно и беззащитно обступала его член тесная и гладкая плоть.

      – Со мной можно, не трясись ты так, – произнёс Лазарев куда-то в короткие, пахнущие тёплым мальчишеским запахом волосы.

      – Заткнись! – по голосу и по телу Кирилла снова прошла дрожь. Вряд ли она была от страха, скорее, от возбуждения.

      – Нравится? – Лазарев загнал в Кирилла так далеко, как мог, и схватил его за плечи, не давая сдвинуться. Кирилл, выгнувшись и запрокинув голову, упирался в стену уже не лбом, а подбородком. – Нравится так, без гандона?

      – Еби уже! – елозил Кирилл на его члене.

      Лазарев продолжил двигаться, чувствуя, что скоро финал: сейчас ему не хотелось сдерживаться, хотя он знал, что если сдержаться, можно будет довести Кирилла до… А, хуй с ним! Хотелось кончить. Дико хотелось кончить не в резинку, а в это живое, горячечно жаркое, наверное – если представить – красное, чуть воспалённое, натёртое его членом тело.

      – Ты с кем-нибудь… – слова застревали у Лазарева в пересохшем горле. – Ты раньше хоть с кем-нибудь… пробовал так? А?

      Кирилл сглотнул и покачал головой.

      Он и так знал, что ни с кем. Блядь блядью, а осторожный. От того, что Кирилл до него – ни с кем, что никогда и никто не входил в него так, плотью по плоти, соединяясь не только механически, но химически даже, на каком-то неуловимом и опасном уровне, от этого что-то тяжело, грубо, больно сдвигалось внутри, совсем как в тот раз, когда они впервые занимались сексом… Лазарев понял, что кончает, что вколачивается в Кирилла быстро и рвано, трясёт его и сжимает и, наверное, делает ему больно.

      Кирилл шумно дышал, почти всхлипывал – его такие вещи заводили. Когда Лазарев отпустил его и наклонился, чтобы вытащить член, то заметил, как по позвоночнику, по крутому его перегибу в пояснице, бежала вниз маленькая, плоская капля пота. Она была уже не первой – катилась по поблёскивающей влажной дорожке. Лазареву захотелось опуститься на колени, чтобы успеть поймать её языком до того, как она скользнёт в щель меж ягодиц – а может, даже и там, но Кирилл вдруг развернулся.

      У него было удивительно спокойное лицо. Может быть, немного злое.

      Лазарев отвёл глаза и посмотрел на член Кирилла, тёмный на фоне бледного живота. Он ухватил его под самый корень, больно надавив большим пальцем и заставив Кирилла прикрыть глаза и в очередной раз выругаться сквозь зубы.

      – Как ты хочешь?

      Кирилл не стал открывать глаза, он медленно, с жёсткой и уже довольной улыбкой приказал:

      – Отсоси мне.

      Он опёрся спиной о стену, расслабленно откинув назад голову, – доверял Лазареву сделать его работу.

      Лазарев опустился на колени и взял в рот до половины – они с Кириллом хорошо подходили по высоте, перед ним удобно было стоять на коленях и отсасывать. Лазарев не стал оттягивать член рукой, и тот, стремясь вернуться в прежнее положение, упирался в нёбо. Кирилл попробовал запихнуть его глубже, выгнувшись вперёд, но Лазарев остановил, обеими руками ухватив за бёдра. Потом он завёл руки дальше и начал мять Кириллу ягодицы – не то чтобы там было, что мять. Было, конечно, но не много, особенно сейчас, когда Кирилл, толкаясь ему в рот, сильно напрягал мышцы.

      Потискав немного маленькую жёсткую задницу, Лазарев развёл половинки и нащупал там, во влажном и горячем, плотно сжатую дырку. Ему даже палец пришлось просовывать с усилием – Кирилл сначала не хотел, выталкивал.

      – Долбаный извращенец, – донеслось сверху, и смешок в конце.

      Но он расслабился, впустил, и у Лазарева потекло по пальцам, запачкав ладонь и спустившись даже ниже запястья. Он гладил и ощупывал Кирилла внутри, запуская пальцы всё смелее и глубже в его задницу, а тот, ухватив Лазарева за затылок, заставил всё-таки взять до конца… Было больно, когда головка надавила куда-то далеко в горло, и желудок, подчинившись разбуженному рвотному рефлексу, прыгнул вверх. Лазарев закашлялся – вернее, попытался, потому что сделать это с засунутым по самые гланды членом было невозможно, и у него только рывками задёргался кадык и откуда-то из груди послышалось хриплое полуудушенное клокотание.

      Кирилл не отпускал его, натягивал на себя и загонял член в горло. У Лазарева выступили слёзы на глазах. Он понимал, что может вырваться, но не мог заставить себя сделать для этого хоть что-то: откинуть голову назад или вытащить засунутые в Кирилла пальцы, которыми он сейчас грубо и сильно растягивал его, тоже, наверное, делая больно.

      Кирилл, еще три раза дёрнувшись, кончил. Он сразу же отпустил Лазарева – может быть, пальцы сами разжались во время оргазма.

      Тот, прокашлявшись наконец, обессилено сел на пол. Кирилл уже застёгивал джинсы, но лицо у него было странное: тупо, неестественно спокойное, будто пьяное или обдолбанное. Лазарев подумал, что у него сейчас лицо, наверное, было не лучше: красное, разгорячённое, мокрое.

      Кирилл снял кроссовки и ушёл на балкон курить. Лазарев слышал, как он рывком открыл дверь, а потом с силой же захлопнул. Он тоже чувствовал что-то вроде похмелья, безжалостного и уродливого отходняка после охуенного секса, и чем круче был секс, тем шире расползалась потом между ними враждебная и грязная пустота.

      Лазарев поднялся с пола и пошёл мыть руки. Потом он разобрал пакет из магазина, оставив на столе лишь бутылку пива, подумал, открыл её и пошёл на балкон.

      Кирилл, как всегда, стоял с зажжённой сигаретой в руке и смотрел прямо перед собой. Он будто даже не слышал, что Лазарев встал рядом с ним.

      Он казался мелким, не старше Ильи… Не потому, что выглядел младше своих лет, просто выражение лица было обиженно-наивным, растерянным. И эти округлые детские пальцы, сжимающие сигарету…

      – Извини. Мне надо было сначала спросить… – начал Лазарев.

      Кирилл не удостоил его взглядом, но коротко кивнул:

      – Блядь, да…

      – Ты же знаешь, что я больше ни с кем.

      – А вдруг я с кем? – так же равнодушно отозвался Кирилл.

      Лазарев пожевал нижнюю губу и выдохнул:

      – Ты бы без резинки не дал.

      Кирилл пожал плечами.

      – Думаешь, ты один на свете такой мудак, который полезет… – Кирилл не договорил и поднёс сигарету к губам. Движение было равнодушно-машинальным, он даже затягиваться толком не стал.