Текст книги "Три лишних линии (СИ)"

Автор книги: Ginger_Elle

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)

      Наверняка были другие форумы и сайты, но искать их и регистрироваться он будет вечером, дома, сейчас же надо было написать хотя бы сюда, на самую популярную доску объявлений. Лазарев набрал логин и пароль и отправил одно и то же сообщение сразу в несколько популярных разделов: «Ищу пацана, которого вчера ебали в Шифте».

      Лазарев успел сделать пару глотков, прежде чем начали валиться сообщения. За пятнадцать минут пришло больше десятка, но ни одного по делу: его спрашивали, что было вчера в «Шифте», предлагали вместе сходить в сауну, предлагали заменить собой того самого пацана – «Я не хуже!», спрашивали возраст – всё что угодно, только не нужный ему ответ.

      Вечером Лазарев написал ещё в пару мест: в доске объявлений сообщения слишком быстро сползали вниз, хотя и боялся показаться подозрительно настойчивым. Мальчишка точно не отзовётся, если примет его за маньяка.

      Сейчас, через сутки после вчерашнего, Лазарев думал, что нужно было не тупить и сразу в сауне хватать пацана и тащить к себе. Но тогда он не был готов и у него не было плана. В тот момент он даже не подозревал, что такой план может родиться. Он как заворожённый смотрел на это лицо, и чувствовал одновременно страх и возбуждение. Оно было настолько чужеродным, отвратительным и необъяснимым, что он отказывался в него верить. Но оно рвалось и поднималось наверх откуда-то изнутри, словно он разбудил дракона в подземной пещере, и тот рыл ход и карабкался по нему наверх, переворачивая над собой пласты глины и песка. Лазарев ощущал это смещение слоёв почти физически. Смещение чего-то в самом себе.

      Лазарев растерялся в тот момент и упустил мальчишку, а теперь… Теперь оставалось лишь сидеть и ждать ответа.

      В половине четвёртого утра Лазарев вырубился прямо за столом возле ноутбука. Спал он сидя, положив голову на сложенные перед собой руки, и когда начал распрямляться, то не выдержал и заорал в голос, так жутко ломило спину, плечи и шею. Будильник в телефоне пиликал, а Лазарев не мог даже протянуть к нему руку и выключить, так всё занемело за три часа.

      Вечером, выйдя из машины возле подъезда, Лазарев первым делом начал проверять почту на телефоне: опять ничего. Оставалась последняя надежда – та самая доска объявлений, где он не смог настроить получение уведомлений на и-мейл. Надежда была эфемерной: за день с лишним его посты скатились так далеко, что даже если бы пацан и зашёл на сайт, он бы до них не докрутил.

      Лазарев сунул ужин в микроволновку и сел за ноут. В личку пришло сообщение. Оно было странно неуверенным, но именно это делало его похожим на правду: «Наверное, это был я». Отправителем значился некий Алекс 1717, сообщение ушло двадцать три минуты назад.

      Лазарев написал: «Хочу встретиться». «Какой ты?» – тут же спросили в ответ. Лазарев с минуту думал, что написать. За это время он сходил на кухню, достал разогревшийся плов, проглотил несколько ложек, не почувствовав даже вкуса, а потом притащил на кухню ноутбук и поставил на стол перед собой.

      «34/188/85».

      Возраст он немного уменьшил, рост и вес написал как есть.

      «С такими не встречаюсь».

      Лазарев немедленно, опасаясь, что Алекс1717 оборвёт сейчас диалог, написал: «С какими именно?»

      «Мне 19».

      «Я в хорошей форме. Давай пересечёмся. Возможно, понравлюсь».

      «Скинь фотку».

      Лазарев знал, что до этого дойдёт и подобрал фото заранее. Обычно он не присылал свои фото виртуальным знакомым, но Алекс1717 был исключительным случаем. Он должен был с ним встретиться.

      «А ты ничего. Ты меня в тот раз ебал?»

      «Нет».

      «Можем встретиться завтра. В или СВ».

      Лазарев был бы готов поехать куда угодно. Он попросил назначить место и время, и они договорились на гольяновский макдональдс.

      «В рот не беру», – предупредил на прощание Алекс.

Глава 2

      На следующее утро Лазарев смог, наконец, дозвониться в Питер Владимиру Германовичу. До этого сотовый был отключен, а секретарь постоянно разворачивала его, сообщая, что у Владимира Германовича совещание, Владимир Германович уехал на открытие спорткомплекса или Владимир Германович встречается с Александром Михайловичем.

      Лазарева раздражала манера некоторых секретарей называть тех, кто был одного ранга с их боссом или повыше, исключительно по имени и отчеству, будто все должны были знать этих людей. Смесь неуместного панибратства и приторной угодливости, и вдобавок намёк сторонним лицам на то, что они не принадлежат к этому высокому кругу. Лазарев еле сдерживался, чтобы не ответить, что он в душе не ебёт, кто такой Александр Михайлович, и что если бы она сказала Владимир Владимирович или Георгий Сергеевич, то он бы понял, а знать каждого хрена в каждом министерстве он не может.

      В то утро ему повезло: секретарь соединила его сразу.

      Разговор начался с ничего не значащих фраз и обмена неинтересными никому новостями. Владимир Германович был начальником Лазарева, пока не перешёл на практически такую же должность, только уже не в Ленобласти, а в Петербурге. Он хотел позднее перетащить Лазарева вслед за собой – они хорошо сработались, но тому как раз предложили пост в федеральном агентстве в Москве. Они хорошо работали вместе, это точно, и хорошо попали. Лазарев поэтому и звонил: хотел узнать, как у него прошёл разговор с Николаем Савельевичем.

      Владимир Германович понимал, зачем Лазарев его искал: он был не из тех, кто станет терять время на бесполезные беседы и уже давно бы спросил, по какому делу он звонит. Не спрашивал, значит, знал ответ. И не хотел об этом говорить. Возможно, предыдущие дни намеренно просил не соединять с ним, а теперь вдруг решил поговорить, поняв, что не отделаться.

      Лазарев заговорил первым:

      – Вам насчёт участка в Кольцово недавно не звонили?

      Владимир Германович молчал и сопел, словно поверить не мог, что Лазарев решился это произнести.

      – Звонили.

      – Мне тоже, – Лазарев догадывался, что требования выдвинули схожие. – И что вы сделали?

      – Скажем так, я пошёл навстречу, – жёстким и щёлкающим, словно пересыпающаяся галька, голосом ответил Владимир Германович.

      – То есть вы… вы тоже восприняли это серьёзно?

      Телефонная трубка рассмеялась, только смех был лязгающий, отрывистый, словно хохотало механическое устройство, а не живой человек.

      – Ром, а ты что, подумал, они шутят так?

      – Нет, я просто… У вас же больше связей, у вас пост.

      – Я пока не так высоко забрался, – выдохнул Владимир Германович. Лазарев легко представил, как он сидит в кресле, грузный, краснощёкий, и шумно дышит своим мясистым носом в сетке лопнувших капилляров. И потеет от страха. – Они мне показали видео одно, там…

      – С Ремизовым?

      Владимир Германович снова выдохнул. Это был ответ.

      С отцом Тимофея Ремизова они оба были знакомы, пусть и не очень близко. Он был классическим универсальным управленцем: перемещался с поста на пост, из региона в регион, возглавляя учреждения и департаменты порой из совершенно несвязанных сфер: то в транспорте, то в здравоохранении, то в международных отношениях. Он нигде подолгу не задерживался, но везде успевал наладить контакты и найти источник дополнительных доходов. Старший сын, Тимка, учился на юрфаке, но Ремизов собирался его отправлять куда-то за границу. А потом, совсем недавно, вдруг узналось, что Тимка лежит то ли в психушке, то ли лечится в реабилитационном центре от наркозависимости. Все говорили по-разному, потому что Ремизов детали скрывал; но с сыном точно было не всё в порядке. Лазарев теперь знал, почему: его забрали и держали в заложниках, пока отец рассчитывался с Николаем Савельевичем. Его били и насиловали, и неизвестно, сколько это продолжалось…

      – У меня же дочери, – сказал вдруг Владимир Германович. – У Алёнки сын недавно родился.

      У Лазарева едва не вырвалось машинальное поздравление, но он вовремя понял, что сейчас это прозвучит не лучшим образом, и промолчал.

      – Так что я… – Владимир Германович замолчал: это был не телефонный разговор.

      – Они мне такой счёт выставили, что я… Вы же знаете, что таких денег у меня нет, – торопливо произнёс Лазарев. – Таких – нет. Даже если догола раздеться, всё продать, то всё равно. Вы же понимаете! Сколько они с вас взяли?

      – Ром, ты думай, что говоришь-то! – раздражённо гаркнул Владимир Германович. – Сколько надо, столько и взяли!

      – Но я же на этом не наварился почти. Это не сравнить…

      Лазарев под конец говорил уже шепотом, хотя в кабинете его никто не мог слышать, а потом сам замолчал: это не телефонный разговор. Но у него нет выбора, нет выхода… Германыч на той сделке получил миллионы, а сейчас, расплатившись, в худшем случае, вышел в ноль. Ему уж точно не пришлось квартиры и машины продавать, а ему придётся, если он не придумает другого способа… Для Германыча это всего лишь неприятность, а для него – потеря всего. Абсолютно всего.

      – Я понимаю тебя, но не мне ж теперь твои долги платить, – миролюбиво, как-то по-отечески заметил Владимир Германович. – Мне самому несладко пришлось. Там всё по справедливости.

      «Жирная сука! – подумал про себя Лазарев. – Выкрутился! По справедливости?! Это ни хрена не по справедливости! Это как один и тот же вес на человека навьючить и на слона!»

      – Вы… вы можете мне помочь?

      – Нет, Рома, нет. Я не могу ничем помочь. Я сам… пострадал. Ты просто делай, что тебе говорят, потому что… Деньги – дело наживное, а… Короче, расплатись, – пропыхтел в трубку Владимир Германович. – Они серьёзно. Они… Короче, я не могу помочь. Выкручивайся сам. Ты их на меня вывел, ты и разбирайся! Скажи спасибо, что я тебе не предъявляю за то, что ты меня втравил в эту… в беспредел этот.

      Лазарев понял, чего боялся Владимир Германович: что он не заплатит – сбежит куда-нибудь или же начнёт артачиться. Если деньги не сумеют взыскать с него, то куда они пойдут возмещать убытки? Правильно, к Владимиру Германовичу Муралёву.

      Германыч расплатился. Послушался, хотя у него ресурсов побольше… С другой стороны, ему деваться некуда: у него дети, внуки, пространства для манёвра нет. А вот Лазарев может рвануть за границу, и хрен Николай Савельевич его там достанет.

***

      Лазарев хотел оказаться на месте встречи первым, но когда он за пятнадцать минут до назначенного срока припарковался – повезло найти пустое место в первом ряду – Алекс1717 уже стоял возле крыльца «Макдоналдса» и курил. Он смотрел в другую сторону, на вход в торговый центр, и не видел, как Лазарев подъехал. Тот какое-то время сидел в машине и наблюдал за ним. Самый обыкновенный парень, типичный студент младших курсов. Никакого, даже самого отдалённого намёка на манерность. На нём были те же самые светлые джинсы и те же самые кроссовки, возможно, даже та же футболка – её не было видно из-под короткой ветровки. Куртяшка была забавной: из камуфляжной ткани со множеством ярких нашивок, имитирующих настоящие армейские с группой крови и знаками отличия войск и прочей ерундой. Самую крупную нашивку, в виде флага Великобритании, расположенную ровно по центру спины, наполовину скрывал перекинутый через одно плечо рюкзак.

      Лазарев вышел из машины. Он хотел, чтобы Алекс обернулся, и ему не пришлось бы подкрадываться к нему сзади, может быть, окликать, но пацан стоял, немного ссутулившись, и без интереса, сонно смотрел на входящих и выходящих в магазин людей.

      Позавчера в сауне Лазареву показалось, что волосы у Алекса были тёмными, наверное, потому, что они были сырыми после душа. Теперь было видно, что они самого заурядного средне-русого сероватого оттенка. Острижен Алекс был очень коротко, особенно сзади. «Как детдомовец», – подумалось Лазареву.

      Он никогда не считал себя обладателем сверхчувствительного гей-радара – возможно, потому, что вообще не думал над этим и был равнодушен к незнакомым людям, случайно оказавшимся рядом с ним в кафе или в транспорте, – но даже сейчас Лазареву с трудом верилось, что именно этот мальчишка в сауне пропустил через себя не меньше десятка мужиков (если не считать тех, кто пристраивался к нему пососать), да ещё и орал, чтобы трахали сильнее.

      Лазарев нахмурился, убрал очки, которые надевал только за рулём, в карман пиджака и сделал последние пять шагов до крыльца. На него накатило странное ощущение: это происходило не на самом деле, это был сон или же проигрываемый в голове сценарий. Он сам не до конца верил в то, что собирается сделать… Что делает сейчас.

      – Алекс? – тихо окликнул он, подойдя ближе.

      Пацан обернулся и посмотрел напряжённо, без улыбки. У него были тёмные глаза, карие с узким зеленоватым ободком.

      – Вообще-то Кирилл, – сказал он, выбрасывая окурок в урну.

      Лазарев думал, что он после этого протянет ему руку, но мальчишка этого не сделал.

      – Роман, – представился он в свою очередь и сразу указал в сторону дверей «мака»: – Зайдём? – Увидев в ответ молчаливый кивок, он спросил: – Взять тебе что-нибудь?

      – Ну, так, перекусить, – неопределённо ответил Кирилл. – И молочный коктейль.

      Сначала он стоял в очереди рядом с Лазаревым, но потом отошёл в сторону, так и не сказав, что будет есть. Лазарев боялся, что он втихую свалит, но Кирилл, обойдя зал, вернулся и предложил:

      – Давай на улицу выйдем. Нормальные места все заняты.

      Они просто пошли по улице, и Кирилл, громко шурша обёрткой, быстро расправлялся со своим чизбургером. Лазарев, взявший себе только чай со льдом, наблюдал за ним. Парень был, конечно, симпатичный. Немного юношеской миловидности сохранялось, но черты лица были совершенно не женскими, оно всё было сложено из углов и линий, жёсткое, резкое, худое, кроме, может быть, рта; брови и ресницы были насыщенно чёрными – странно для человека с очень светлой кожей и русыми волосами.

      «Красивый мужик будет», – подумал Лазарев.

      – Ты учишься, наверное? – спросил он. – Студент?

      – Нет, – Кирилл настороженно посмотрел на него исподлобья. – Я так… немного работаю.

      Лазарев по этому ответу решил, что, скорее всего, пацан болтается без дела, но задавать новых вопросов не стал: лезть в личную жизнь на таких встречах вообще не было принято, да и выражение лица Кирилла и его угрюмый взгляд подсказывали, что уточнять не стоит.

      – Ты-то точно работаешь, – предположил Кирилл, проводя по Лазареву взглядом.

      – Да, офисный работник, – Лазарев не мог придумать, что сказать дальше: он ясно видел, что разговор у них не клеится, и ситуацию надо выправлять, но не знал как. Он начинал злиться на вдруг накатившую на него глупую растерянность.

      – Ты зачем меня искал? – спросил Кирилл.

      – Понравился.

      – А чего в сауне не подошёл?

      – Не хотел со всеми вместе.

      Кирилл насмешливо поднял брови и поджал нижнюю губу.

      – Знаешь, – он смял обёртку чизбургера, осмотрелся и, не увидев поблизости ни одной урны, запихнул бумажку в наружный карман рюкзака, – я думаю, что всё-таки нет.

      – Нет? – переспросил Лазарев.

      Кирилл взял у него из рук свой молочный коктейль, который уже покрылся каплями конденсата, и повторил:

      – Нет.

      – Почему? – Лазарев сунул чуть влажную и холодную руку в карман пиджака, и сейчас нервно перебирал скопившуюся там мелочь: несколько монет, жёсткую гладкую бумажку и круглую конфетку в шуршащей обертке, которую ему где-то дали в качестве комплимента к чашке кофе. Зажав плотный слюдяной хвостик между большим и указательным пальцами, он мял и выкручивал его, пытаясь сообразить, что и как ему сделать, чтобы удержать мальчишку, заставить его переменить решение. Придумать ничего не удавалось. – Правда, почему? Мы же познакомиться не успели.

      – Из-за возраста. В смысле, ты не дедуля, конечно… Но мне как-то не по себе. – Кирилл жалостливо, словно прося прощения за свои слова, свёл брови и добавил: – Мне даже с тобой разговаривать так, как я привык, напряжно, не то что трахаться

      Лазарев хотел сказать, что после того, что происходило в сауне, такая разборчивость выглядит нелогичной, но решил зайти с другого конца:

      – Ты хоть пробовал? С теми, кто старше…

      – Давно, но всё помню, – яркие, как будто накрашенные губы Кирилл сомкнулись на трубочке коктейля.

      Лазарев отвернулся, хотя и знал, что это уже не поможет, что уже слишком поздно: он видел это. И если бы мальчишка намеренно вкладывал в это сексуальный подтекст, то от пошлости стало бы просто противно и немного стыдно, но ничего такого не было, и Кирилл потягивал коктейль совершенно равнодушно, скорее машинально.

      – Точно помнишь? – спросил Лазарев. – Тогда, в сауне, ты что, чувствовал разницу?

      Кирилл как-то недобро покосился на него – наверное, не понравилось напоминание.

      – Это другое дело. Мы в тот раз… Ну, была днюха, мы дунули, а потом решили поехать… Что-то я не очень уловил этот момент, честно говоря… Короче, мы решили, что нефиг на плешке мяться, надо хотя бы в такой день как белым людям сходить в нормальное место, а потом… – Кирилл замолчал, неуверенно и немного смущённо, а затем резко добавил: – А тебе-то что? Да, мне это дело нравится! Сам-то за каким хером в сауну ходишь?

      Лазарев на секунду растерялся от внезапного наезда, но тут же ответил:

      – Я, вроде, никаких претензий не предъявлял. Спросил только, какая тебе разница, кто ебёт, если он это хорошо делает?

      – А ты, типа, хорошо, да? – усмехнулся Кирилл и остановился: они как раз дошли до крыльца «мака», то есть до того места, где встретились.

      – Можешь проверить, – Лазарев посмотрел ему прямо в глаза.

      Кирилл посмотрел в ответ удивительно спокойно, даже равнодушно, и чуть снисходительно: заранее ставил крест на Лазареве. Тому стоило огромных усилий не отвести глаз. При всём равнодушии, во взгляде Кирилла было что-то подначивающее и циничное.

      Лазарев потянулся к горлу, чтобы ослабить узел галстука, но, нащупав лишь расстёгнутый воротник, вспомнил, что снял галстук ещё в машине. Он ожидал от Кирилла какого-то ответа – возможно, наглого, возможно, насмешливого – но тот лишь махнул рукой в сторону входа в «Макдоналдс»:

      – Я туда. Не жди.

      Лазарев мог бы пойти за ним. Вместе с ним. Мог бы, но решил этого не делать: излишняя настойчивость могла испугать, и тогда он лишился бы того единственного, крохотного, почти уже упущенного шанса, который у него пока был. По крайней мере, он надеялся, что был.

      Когда Кирилл исчез в дверях, Лазарев пошёл к машине. Несмотря на слова Кирилла, он остался ждать. Он сидел в машине и смотрел на прохожих, боясь в послеработной сутолоке возле магазина упустить Кирилла. В соседнюю машину загрузилась грудастая и горластая мамашка с двумя детьми, отъехала, а место почему-то никто не занимал. Лазарев был не против: так было лучше видно двери.

      Он надел очки. Так ещё лучше.

      Висок, которого он случайно коснулся пальцами, был мокрым и горячим. Лазарев заставил себя выдохнуть, расслабить плечи и замершую в бесконечном напряженном вдохе грудную клетку.

      И чего он так теряется в разговоре с каким-то мальчишкой? Бесило до трясучки. Ну хорошо, не с каким-то… На его месте многие бы растерялись. Точнее, многие, если не сказать все, вообще бы никогда не оказались на его месте. Они бы постарались выбросить странное совпадение из головы. О таких вещах лучше забывать сразу и не задумываться. Потому что если задумаешься…

      Господи, да соберись же ты наконец! Приди в себя. Вспомни: у тебя есть план.

      Кирилл показался на крыльце. Лазарев не ждал его так быстро – и пяти минут не прошло.

      Он вышел из машины, но идти никуда не пришлось: Кирилл пошёл в его сторону. Лазарев остался стоять и снова сунул руку в карман, привычно нащупав измочаленную обёртку конфетки-комплимента.

      Кирилл шёл, уставившись себе под ноги и изредка бросая взгляды на прохожих, но по сторонам не смотрел. Лазареву пришлось его окликнуть. Тот поднял глаза, но почти сразу же перевёл их с Лазарева на машину. Тот усмехнулся про себя: все мальчики вне зависимости от возраста любят машины, и чем больше машина, тем больше они их любят. Оставалось надеяться, что «рендж ровер» достаточно велик, чтобы заинтересовать Кирилла. Лазарев сам, даже когда денег на такие тачки не было, брал тест-драйвы «дефендера», «тахо», «гелендвагена». Быстрые спортивные машины его не интересовали совершенно, он никогда не мечтал о «феррари» или ещё чем-то в этом роде. Большие квадратные внедорожники – это был его формат.

      Кирилл чуть заметно прищурился – оценивающе, и, пока он не успел отвернуться, Лазарев, достав из кармана слегка потрёпанный комплимент и демонстративно помахав им в воздухе, сказал:

      – Мальчик, а мальчик, хочешь конфетку?

      Кирилл коротко рассмеялся, немного нервно и смущённо – наверное, понял, что Лазарев заметил, как он, пусть и две секунды всего, но пялился на его машину.

      – Мне мама не разрешает, – отшутился он самым очевидным образом, но взгляд опять украдкой метнулся от Лазарева к широкому блестящему капоту с цепочкой серебристых выпуклых букв.

      – А на машинке хочешь покататься? Котят посмотреть?

      Кирилл опять рассмеялся и покачал головой. Лазареву неожиданно понравился его смех – глуховатый и тихий, забавное молодое пофыркивание.

      – Давай, садись, – кивнул он в сторону пассажирской двери. – Довезу, куда надо.

      Взгляд у Кирилла настороженным быть не перестал, но он, шагнув вниз с бордюра, подошёл к машине.

      – Крутая тачка, – сказал он, сев и оглядевшись.

      – Пристегнись, – ответил Лазарев.

      Кирилл оглядывал салон – Лазарев видел это боковым зрением – и даже пару раз провёл ладонью по коже сиденья. Его пальцы были почти такими же белыми, только сиденье было тёплого, золотисто-кремового оттенка, а руки Кирилла, наоборот, розоватого и холодного, словно он мёрз. Движение было осторожным и неуверенным.

      – Куда тебя везти? – спросил Лазарев.

      Кирилл назвал улицу, и Лазарев начал набирать адрес на навигаторе.

      – Ты на самом деле, что ли, меня домой повезёшь? – понаблюдав за ним, спросил Кирилл.

      – А ты что подумал?

      – Я подумал, что ты, как настоящий маньяк, заманишь меня конфеткой и трахнешь, – обращённый к нему насмешливый взгляд Кирилла Лазарев чувствовал на щеке, даже не поворачиваясь. – Можно прямо в машине.

      У Лазарева что-то заныло в груди, тонко и беспомощно, словно собиралось порваться. Господи, какая же дешёвка! Дешёвка и блядь. Надо было сразу машину показать, не пришлось бы кругами ходить. Как можно быть такой шалавой и одновременно… Нет, думай не об этом.

      – Ты за это денег хочешь? – спросил он. – Сколько?

      – Нисколько. Я не по этому делу, – просто, совершенно не обидевшись ответил Кирилл. – В смысле, я не работаю. В смысле, я не блядь, – уточнил он дополнительно, словно боялся, что Лазарев его не поймёт.

      Тот только кивнул. Ему тяжело было разом следить за дорогой, постоянно перестраиваясь в потоке машин, и поддерживать тяжёлый, постоянно балансирующий на какой-то опасной грани разговор с Кириллом.

      – А вдруг я на самом деле маньяк? – неожиданно для самого себя брякнул Лазарев. – Вдруг я хочу…

      – Ты, конечно, странный, но не в таком смысле, – перебил его Кирилл. – И ты бы не стал такую тачку светить.