Текст книги "Достояние нации (СИ)"

Автор книги: Ginger_Elle

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц)

Он ничего не понимал. Были только боль, страх, брызги крови.

Они одним вопящим клубком скатились на пол, колотя и царапая друг друга.

В комнату вбежали ещё люди, их начали растаскивать… Ошалевшего Эйдана поволокли прочь из комнаты, а он кричал и отплёвывался от крови…

Почему её было так много? Во рту, на груди, на руках… Капли на полу…

Его протащили по коридору в комнату, которую он делил с двумя другими омегами, и швырнули на пол. И тут же в предплечье ему вонзилась игла шприца. Через десять секунд пришла боль.

Это было хуже, чем в распределительном центре. Рвущие плоть судороги ползли вверх по плечу к груди и шее, и горячие пальцы боли пережимали горло и не давали дышать. Грудная клетка ходила ходуном, но Эйдану казалось, что воздух в неё не попадает, и он сейчас умрёт, задохнётся в этой адской боли…

Это длилось вечность, а потом внезапно кончилось… Эйдан почувствовал, что его кто-то переворачивает с бока на спину и пытается приподнять. Он инстинктивно оттолкнул руку, и отёр ладонью лицо. На пальцах остались скользкие следы слюны и крови.

Левая рука у него не поднималась, всё ещё скованная тупой болью.

– Всё, отойдёшь сейчас, – прозвучал голос над ухом, и Эйдан узнал одного из своих соседей-омег.

Илай был, как и Эйдан, сложением больше похож на бету – высокий, широкий в плечах. Когда поблизости не было управляющих, он начинал разговаривать с тягучим южным акцентом, который привёз из Джорджии и сумел спрятать и сохранить так, как Эйдан хранил в памяти подаренную отцом ракушку.

– Что на тебя нашло? С ума сошёл? – Илай осторожно гладил и разминал окаменевшую, словно свинцом налившуюся руку Эйдана. – Видишь, как они нас! Не переживай, это поначалу с клиентами тяжело. Потом нормально…

Эйдан шумно выдохнул, и от этого левую половину груди опять оплело сетью боли. Для него никогда, никогда, никогда это не будет нормальным.

– Я хочу уйти отсюда, – слабым голосом прошептал он, понимая, как глупо, по-детски это звучит. – Уйти насовсем…

– Как ты уйдёшь? Отсюда не уходят… Если только кто-то выкупит.

Если омеги в распределительном центре жили мечтой о сильном и снисходительном муже, то здесь – мечтой о клиенте, который влюбится или окажется парой и выкупит. Это было так же маловероятно, как появление белых медведей в Аризоне. За омегу из публичного дома надо было отдать сумму, равную пяти годам пользования обыкновенным. Правда, омега из борделя оставался при альфе окончательно, однако за пять лет здоровый супруг родил бы двух или даже трёх детей, а что взять с бесплодного?

– Никто нас не выкупит… – прохрипел Эйдан, пытаясь сесть.

– Тут раньше работал один парень, он говорил, что при нём одного омегу выкупили. Давно, – ответил Илай, и в голосе звучала уверенность, что так всё и было.

– А разница? Что муж, что клиент, – сквозь боль проговорил Эйдан, попробовавший шевельнуть рукой.

– Ты не понимаешь, – пальцы Илая теперь уже с нажимом массировали предплечье, и онемение постепенно сходило. – Тебе потом будет нравиться. Мы так устроены. Особенно, если альфа молодой, красивый и не такой, что кладёт тебя на живот и имеет. Есть такие, знаешь, хорошие альфы. Правда… Вот Кендалл, например.

Эйдан только вздохнул и дёрнул плечом, скривившись от очередного прилива боли. Про Питера Кендалла, о котором он раньше имел лишь смутное представление по новостям, он тут наслушался.

Кендалл происходил из одной из богатейших семей Соединённых Штатов. Эйдан не знал, что произошло с его отцом, но точно помнил, что главой семьи формально был дед, а внук-альфа должен был унаследовать бизнес. Ещё Эйдан помнил, что Кендалл занимался политикой. Он поддерживал оппозиционную Либеральную партию и даже выступал за послабления для омег, кажется, за то, чтобы не разлучать связанную пару. Правда Эйдан считал, что это всего лишь способ завоевать поддержку избирателей, а когда дойдёт до дела, партия об обещаниях забудет.

Ещё Эйдан не раз слышал про премию Кендалла в три миллиона долларов. Её учредил дед Питера, и она должна была достаться тому, кто найдёт способ запрограммировать пол ребёнка. При зачатии все эмбрионы были идентичны, но через три недели начинали дифференцироваться в альф, бет и омег, и до сих пор оставалось невыясненным, что влияло на «выбор» пола. Исследования по этой теме велись давно, но особенно остро проблема встала сейчас, при огромной нехватке омег. У остальных млекопитающих всё было просто: пол определялся типом сперматозоида, и специалистам ничего не стоило бы отделить нужные для оплодотворения; но человек с его уникальной трехполой системой оставался загадкой. Многие считали, что пол, как, к примеру, у рептилий, зависел не от набора хромосом, а от условий окружающей среды. Но у рептилий тоже всё было просто: если тепло – из яиц выводятся самцы, если холодно – самки, или наоборот. А что за факторы влияли на эмбрион человека и как «заказать» его пол, до сих пор не смогли выяснить – даже ради трёх миллионов.

В развлекательном центре Эйдан существенно расширил свои познания о семье Кендаллов: Питер, когда бывал по делам в Вашингтоне, посещал это заведение, и здешние омеги были от него без ума. Если их мечтой было оказаться выкупленными, то кульминацией мечтаний было стать супругом Кендалла, светловолосого красавца-альфы с огромным состоянием. Омеги с куриными мозгами могли сколько угодно представлять Кендалла на месте других клиентов и надеяться, что они удостоятся его особого внимания. Эйдан понимал, что даже случись в жизни Кендалла такое чудо, как любовь к проститутке, он всё равно не станет никого выкупать раньше, чем получит по распределению здорового омегу и ребёнка от него.

– Спасибо, – сказал Эйдан, когда Илай помог ему сесть. – Мне надо…

Он не успел договорить: в дверь просунулась голова одного из управляющих:

– Илай! Тебя ждут!

***

Армистед Клэй пил утренний кофе. Его завтрак последние пятнадцать лет состоял из двух вещей – кофе и сигареты. Для него это были десять минут блаженства перед началом напряжённого рабочего дня в предвыборном штабе Консервативной партии. Сегодня блаженство было подпорчено ноющей болью в руке, которая возникала от самого слабого движения. Грязная шлюха! Что за бешеная тварь?! Прокусил ему какой-то сосуд на запястье, и кровь хлестала так, что Клэй не на шутку испугался – ну, когда пришёл в себя. Поначалу его охватила такая ярость, что он чуть не убил проклятого омегу!

Он ещё устроит сучёнышу сладкую жизнь!.. Сучёнышу и всему заведению!

Впрочем, нет. Заведение предложило ему в качестве компенсации три бесплатных посещения. Не так уж и плохо… А вот с омегой он разберётся. Сегодня же позвонит в администрацию распределения. А лучше сразу в Бюро воспроизводства, директору. Он с ним хорошо знаком… И он добьётся, чтобы наглую потаскуху разобрали на органы.

Клэй просматривал досье на омегу – довольно коротенькое, хотя и любопытное – и тут ему пришла в голову мысль, такая отличная мысль, что было странно, как он не подумал об этом раньше, ещё вчера…

Идеальный вариант. Жаль только, что кто-то не получит органов.

04

Клэй приехал на работу и, не заходя к себе в кабинет, направился в приёмную своего начальника, главы предвыборного штаба Консервативной партии и личного друга президента. Клэй был уверен, что Хаббард оценит его идею. Кстати, этот тупой боров, директор Бюро воспроизводства, теперь, если не по гроб жизни, так на ближайшие пару лет будет ему обязан.

Хаббарда ещё не было на работе – встреча со спонсорами, как пояснил секретарь. Клэю пришлось заняться рутинными делами, но он ограничился тем, что выдал юристам, аналитикам и пиар-менеджерам задания, а сам уединился в кабинете, смакуя и предвкушая… Это было гораздо приятнее, чем в пятый раз обсуждать, как правильно составить пресс-релиз и текст официальных извинений по поводу выступления сенатора Эрнандеза – то есть извиниться так, чтобы сложилось впечатление, что извиняться не за что.

Эрнандез на выступлении перед личным составом военной базы в Сан-Диего не нашёл ничего умнее, как начать спекулировать на недавних трагических событиях на Филиппинах, при которых пятьсот двадцать военнослужащих с авианосца «Аспин» ослепли. Судя по всему, противник опробовал какое-то новое оружие. Эрнандез начал с обычных приветственных слов героям, благодаря которым война ведётся на дальних рубежах вдали от границ страны, а закончил тем, что пообещал: правительство позаботится о пострадавших, и в самые короткие сроки. В том числе, высказал блистательную идею, что в случае возникновения проблем с донорскими тканями ослепшим может быть пересажена роговица от живых омег. «Для того чтобы рожать, зрение не требуется, не так ли, ребята?» – хохотнул сенатор перед несколькими сотнями альф. К несчастью, кроме альф в зале находились ещё и журналисты-беты, некоторые из которых преподали эту реплику в репортажах под исключительно неприятным соусом, а Либеральная партия это, разумеется, подхватила и выставила консерваторов невменяемыми альфа-шовинистами. Клэй относился к произошедшему философски. Большинство избирателей не станет об этом всерьёз задумываться, а шумиху поднимают те несколько горластых тысяч, кого хлебом не корми, дай позащищать брошенных животных, коренных американцев, морских котиков, тропические леса, ну и омег, конечно…

Тем не менее, ситуацию надо было проконтролировать: заставить некоторые издания умерить пыл, другим посоветовать побольше писать о героизме американских солдат, а третьим подкинуть какую-нибудь новость, чтобы они наконец переключились с Эрнандеза на что-нибудь другое. Например, на то, что благодаря консерваторам (на самом деле благодаря их настойчивости в выбивании щедрого финансирования на разработку вакцины) скоро будет окончательно побеждена болезнь Гранта. Правда, тут дело портили Всемирная организация здравоохранения и парочка склочных международных ассоциаций, которые считали, что препараты, действующие на костный мозг, должны из-за своей специфики проходить многолетние испытания, а не всего лишь двухлетние, но ВОЗ им была не указ. Надо было торопиться, пока не нашёлся второй доктор Платт, из-за которого исследования и так застопорились.

Вообще-то Клэй понятия не имел, что с этим Платтом произошло, может, действительно у вакцины был побочный эффект, о котором следовало бы знать. Строго говоря, от вакцины там было одно название, условное, привычное, намекающее на спасение и успокаивающее общественность… Никакого иммунитета после приёма не вырабатывалось. Жуткая дрянь, изобретённая Платтом, больше всего походила на препараты для химиотерапии, которую проводили онкобольным, и точно так же в нанокапсулах прицельно доставлялась в клетки костного мозга. Клэй ни за что бы не позволил вколоть себе грёбаную отраву…

От размышлений Клэя оторвал звонок секретаря Хаббарда, сообщившего, что начальник его ждёт.

Хаббард сразу же обратил внимание на повязку на руке:

– Что это с тобой? – спросил он, привставая из-за стола и протягивая пухлую ладонь для приветствия.

– Неудачно сходил в развлекательный центр. Я поэтому и хотел с тобой поговорить.

Хаббард опустился в пухлое, как он сам, кресло и вопросительно качнул головой. Клэй сел напротив, закинул ногу на ногу и облизнул сухие губы:

– Меня покусал омега.

– Вот это страсть! – расхохотался Хаббард. – Аж до шрамов!

– Он не от страсти меня покусал, – болезненно поморщился Клэй. – Он просто дикарь. Посмотри, я тебе переслал досье. Отец его скрывал, выдавал за бету до девятнадцати лет. У него нет запаха, почти как бета, только когда мы с ним… разодрались, я кое-что почувствовал, даже не запах, а его эффекты. Его поймали совсем недавно, в марте.

– И что ты хочешь? – начальник штаба без особого интереса просматривал файл на компьютере. – Добиться особого наказания?

– Как раз нет, – улыбнулся Клэй. – Я придумал кое-что получше. Помнишь иск Кендалла к Бюро воспроизводства?

– Помню, – хмуро произнес Хаббард.

Иск не давал ему покоя. Было ясно, что судебное разбирательство сыграет только на руку их противнику на сенатских выборах Кендаллу, и Тёрнеру, кандидату в президенты от Либеральной партии. Они будут изображать из себя невинных мучеников, которым конкурент строит козни, причём незаконным образом. Хаббард разговаривал с людьми из администрации президента: они все сходились во мнении, что омегу Кендаллу придётся выдать, чтобы избежать ненужного скандала.

– Можно подсунуть ему этого, – предложил Клэй, и в глазах его заплясал торжествующий огонёк.

– Из центра развлечений? Он же непригоден, раз там оказался. Кендалл засудит Бюро.

– В том-то и дело, что официально – нет. Никаких отклонений не нашли, разве что какие-то мелочи с циклом. Они считают, что он неспособен к воспроизводству, и скорее всего, правы… Но записи в карте об этом нет. А тут ещё характер… Он, представь, даже читать умеет и машину водить! И сильный, гадёныш! Поэтому решили скинуть в бордель и не мучиться.

Хаббард присвистнул, мгновенно поняв перспективы такого хода. Необъезженный омега, с которым даже на люди показаться стыдно, не говоря уже про то, что будет дома твориться. А если пустить потом слушок, что супруг Кендалла умеет читать и не слушается мужа, – заносчивого ублюдка все на смех поднимут. Особенно альфы… Да и беты тоже. Не потому, что им смешно, а потому что они постоянно носятся с идеей, что пусть и не могут рожать детей, но несравненно выше омег в интеллектуальном плане. Эта новость могла обрадовать разве что самих омег, но они, к счастью, права голоса на выборах не имели. Следующей промелькнула мысль о том, что можно будет сыграть и на бесплодии дикарёнка. Вернее, не так, на бесплодии Кендалла. Лоренс-то по всем документам здоров. Если повязать омегу в период эструса, беременность возникает всегда, а если к декабрю, к моменту выборов, этот Лоренс не забеременеет (а так и случится), то можно пустить ещё один мерзкий слушок. Ничто не ударяет по имиджу альфы так, как сомнения в его мужской силе.

Хаббард в уме уже потирал руки. Отличная идея: подсунуть Кендаллу это исчадье ада, а потом выставить на посмешище. Кендалл, конечно, может потребовать замены, но пока вся эта канитель, обмен претензиями и письмами, возможно, суд, наступит срок выборов. И к ним Кендалл подойдёт с изрядно пострадавшим имиджем.

Хаббард вышел из-за стола и прошёлся от окна до дверей, потом, резко развернувшись, обратно. Мелочно… Но раз омегу всё равно придётся выдать, почему бы не воспользоваться шансом подпортить конкуренту рейтинги?

– А что делать с развлекательным центром? – спросил он Клэя. – Кендалл не примет омегу оттуда. Поменять записи о перемещении в досье не так-то просто, они много где дублируются.

– Не будем ничего менять. Скажем, что произошла накладка, и его направили в развлекательный центр вместо другого омеги, на месте ошибку обнаружили, и он там просто немного пожил… Например, ждал группу для отправки в Нью-Йорк. Придумаем что-нибудь… К тому же, любой врач подтвердит, что у Лоренса никого не было, – Клэй зло осклабился, вспомнив вчерашний вечер.

– Хм… Кендалл может придраться к тому, что омега вырос с родителями, а не воспитывался в центре.

– Откуда он узнает? Бюро не раскрывает информацию о происхождении омег после дела Уилкокса.

– М-м-м… Хорошо, – протянул Хаббард.

Он последние двадцать лет мало интересовался омегами и связанным с ними законодательством, но не мог не слышать про то, что Бюро добилось закрытия информации о настоящих семьях омег после нескольких случаев, когда альфы помогали своим супругам найти родителей и встретиться с ними.

– Ладно, Клэй, я сегодня поговорю с кем надо насчёт твоей идеи. Но мне она нравится, – одобрительно закачал головой Хаббард, вернувшийся за стол после нескольких кругов по кабинету. – Раз уж Кендаллу нельзя отказать, пусть получает…

– Только не тяни, если мы хотим подсунуть ему этого Лоренса в летнее распределение.

– Нет, мы тянуть не будем, – пообещал Хаббард, добавив: – А ты толковый альфа, Клэй!

Клэй пожал плечами, словно услышал что-то само собой разумеющееся, и пошёл к дверям.

– А не жалко тебе расставаться со своей парой? – спросил вдруг начальник.

Клэй обернулся:

– В каком смысле?

– Ну, он же тебя пометил, омега этот, – прыснул Хаббард. – Значит, вы теперь истинная пара.

Клэй так стиснул зубы от ярости и унижения, что дёсны заныли. Хаббард ещё и смеётся над ним! И ведь наверняка присвоит идею себе.

***

Кендалл не поверил своим глазам, когда, достав из красного конверта лист с эмблемой Бюро воспроизводства, прочитал, что его заявление одобрено.

В самом конце сообщения были указан возраст омеги (девятнадцать лет, всего девятнадцать, хотя Кендалл был готов смириться и с сорокалетним, предполагая, что Бюро подсунет ему супруга на грани репродуктивного возраста), количество рождённых им детей (ноль) и количество предыдущих партнёров (тоже ноль). Кендалл был слегка удивлён, что девятнадцатилетний омега не был повязан, но слышал, что такие случаи бывали: некоторые достигали возраста воспроизводства чуть позднее, кто-то мог получить травму и из-за этого пропустить несколько распределений, кто-то мог иметь настолько уникальный генотип, что ему трудно было подобрать пару.

В самом низу листа были два поля, защищённые специальной полоской. Кендалл стёр её: там были логин и пароль на сайт Бюро воспроизводства, где он мог узнать детали.

К огромному разочарованию Кендалла фотографий будущего супруга на сайте не было, зато были методично перечислены все размеры: от банальных роста и веса до окружности запястья. Омега, его звали Лоренс, воспитывался в Калифорнийском центре, значит, был откуда-то с юго-запада, оттуда его отправили в Вашингтон – почему-то в развлекательный центр, а вчера перевезли в Нью-Йоркский офис распределения. Так же были перечислены перенесённые омегой заболевания (ничего страшнее гриппа), сделанные прививки и прочая ерунда вроде уровня слуха и зрения, группы крови и резус-фактора. Кое-что было сказано и о родителях Лоренса. Его отец-омега был воспитан в Вермонте. Кендалл довольно хмыкнул. Вермонтский распределительный центр был известен двумя вещами: тем, что туда свозили отборных омег со всей страны (пошлина за них была выше), и тем, что именно там произошла последняя крупная вспышка болезни Гранта, от которой погибла чуть ли не сотня воспитанников.

Кендалл в тот же день позвонил в офис распределения и поинтересовался, почему назначенный ему омега оказался в публичном доме. Клерк пояснил, что чип отсканировался с ошибкой, и омегу поместили не в ту группу. На месте, конечно, сразу же разобрались, что это не тот экземпляр.

Сотрудник центра очень учтиво предложил Кендаллу не ездить в офис в день распределения, чтобы не попасть в толпу прочих альф, приехавших за своими супругами: омегу могли доставить к нему домой в любой удобный день. Кендалл удивился такой любезности, списав её на угрозу судебного иска, нависшую над Бюро воспроизводства.

В назначенный день охрана отеля «Карлайл», где Кендалл жил вместе с братом-бетой, позвонила и спросила, могут ли они пропустить сотрудников Бюро. Джейми, с которым Кендалл обсуждал в тот момент детали очередного контракта, неуверенно посмотрел на брата:

– Мне пойти с тобой? Или хочешь встретиться с ним наедине?

– Пойдём, – равнодушно пожал плечами Кендалл. – Там всё равно будут парни из Бюро.

Им пару минут пришлось прождать в гостиной. Джейми сел на диван, а его брат так и простоял в центре комнаты лицом к дверям. Он стоял неподвижно, лишь изредка позволяя себе качнуться на каблуках, подбородок был вздёрнут, а плечи напряжены, словно Кендалл ждал не омегу, а отряд врагов.

Двери раскрылись, в гостиную вошли двое бет в унылых серых костюмах и омега, чьё лицо было скрыто капюшоном. Джейми поднялся с дивана, а Кендалл сделал шаг вперёд и поочередно протянул сотрудникам Бюро руку для приветствия. Омега держался в стороне и молчал, как и положено.

После короткого разговора и целого ряда подписей – обыкновенных и цифровых – в документах на временную передачу омеги в пользование Питера Джеймса Кендалла один из сотрудников Бюро сказал, что теперь можно снять капюшон.

Когда омега откинул его с лица, Кендалл лишь спокойно кивнул и сказал: «Здравствуй», хотя про себя выдохнул с облегчением. Парень оказался вполне симпатичным, пусть и не сногсшибательным красавцем: приятные черты лица, тонкий нос с легкой горбинкой, глубоко посаженные тёмные глаза, сейчас опущенные и настороженно посверкивающие из-под длинных ресниц. Может, высоковат для омеги, но всё равно на полголовы ниже Кендалла. И ещё волосы коротковаты… Хотя кто знает, может, так тоже бывает?.. До этого без капюшонов Кендалл видел только омег в развлекательном центре и своих отца и деда – у всех волосы были длинными. Кендалл до последнего ожидал какого-нибудь подвоха, но пока всё, кажется, было нормально.

Кендалл десятки раз видел церемонию бракосочетания на записях из семейной хроники и в фильмах, но всё равно не знал, как себя вести. В итоге он махнул рукой, подзывая бессловесного супруга к себе, взял его за руку и подвёл ближе к людям из Бюро. Один из них достал из портфеля плоскую коробочку с кольцами. Кольцо для альфы было сделано из белого металла, и на его поверхности через равный интервал были выгравированы символы «Ω». Носить его было не обязательно, но почти все альфы носили, демонстрируя, что они достаточно успешны, чтобы получить омегу. Кольцо для омеги было из жёлтого металла, и по его окружности шли мелкие цифры – индивидуальный номер, указанный на случай, если по той или иной причине рядом не будет сканеров, чтобы считать информацию с чипа. Омеги не имели права снимать кольца за пределами распределительных центров.

Когда с формальностями было покончено и люди из Бюро воспроизводства ушли, Кендалл повернулся к назначенному ему омеге, который теперь разглядывал его с нескрываемым любопытством и без недавнего стеснения. Через несколько секунд он, словно опомнившись, опустил глаза.

– Пойдём, покажу тебе твою комнату, – сказал Кендалл. – Наш дом за городом, но я почти всё время живу здесь. Мой брат тоже. Его зовут Джейми.

«Брат! – Эйдан бросил взгляд на бету, который действительно был похож на Кендалла: те же светлые, чуть вьющиеся волосы, высокий лоб и подбородок с ямочкой. – У него есть брат». Сколько человек в стране могли позволить себе такую роскошь – знать своего брата? Вернее, роскошь завести двух детей мог позволить себе отец Кендалла. А вдруг у него был ещё один сын – омега? И вот эти двое, Питер и Джейми, наслаждались жизнью, пользовались миллионами своей семьи, строили политическую карьеру, а третий сейчас, вполне возможно, безропотно ждал распределения в центре, или вынашивал очередного ребёнка для очередного мужа, или обслуживал клиентов в публичном доме. Когда Бюро подбирало супруга для альфы, генетическая служба следила, чтобы не образовывались близкородственные браки, но вряд ли ту же самую проверку проходили клиенты борделя, так что всегда оставалась вероятность купить час секса с собственным братом. Интересно, приходили Кендаллу в голову такие мысли, когда он трахал омег в развлекательном центре?

Эйдан шёл вслед за Кендаллом и старался запомнить расположение комнат. Номер, вернее, это был даже не номер, а полноценная квартира внутри отеля, был огромным.

– Завтра будет праздничный ужин в честь моей свадьбы, – обернулся вдруг Кендалл, а Эйдан не мог не отметить это «моей»: не нашей, а моей. – Ты там должен быть.

Эйдана поселили в комнате рядом со служебным входом. Так как квартира была частью отеля, о хозяевах заботился персонал «Карлайла», но если бы это был обыкновенный дом состоятельного альфы, комната омеги находилась бы рядом со спальнями прислуги. Омегам никогда, даже во время годичного пребывания с мужем, не позволяли забыть, что они не равнялись альфам или бетам, не были в полном смысле этого слова людьми и не могли рассчитывать на достойное обращение.

После того, как появилось распределение, государство делало всё, чтобы отделить омег от остального населения не только физически, собрав в центры, но и в мыслях. Появились десятки неписаных правил и традиций, которые подчёркивали то, что омеги – «другие». А с «другими» легче обходиться, как с животными. Когда жесток с «другими», то можно не испытывать угрызений совести. В «других» можно не замечать чувств. «Другим» можно вообще отказать в возможности чувства иметь: омег считали примитивными существами, неспособными страдать и испытывать унижение; устройствами для рождения детей, живущими под властью гормонов. И получалось, что «других», которые хотели лишь одного – альфу посильнее и член в заднице потолще – система распределения и не угнетала вовсе, а делала счастливыми.

Кендалл оставил Эйдана одного, сказав, что вернётся через десять минут. А что потом? Потом придётся исполнить свой долг омеги?

Комната оказалась темноватой – окна выходили в глубокий, как колодец, двор – но просторной и уютной. В стенном шкафу висела кое-какая одежда – всё те же красные саваны. Кровать была большой, словно намекая своим размером на то, что спать здесь могут двое. Эйдан не знал, как тут принято – муж будет приходить к нему, или же он должен будет являться к Кендаллу по вызову. В центре говорили, что бывает по-разному: как альфа скажет, так и будет.

А альфа был неплох. Честно говоря, он был не человечески хорош. Высокий, широкоплечий, открытое умное лицо, решительный взгляд – образцовый альфа. Любой омега был бы счастлив стать супругом Питера Кендалла, но по какой-то неведомой причине ему достался один из худших.

Эйдан сам не понимал, почему вдруг в его судьбе свершился такой поворот: совсем недавно он был признан негодным к воспроизводству и отправлен в развлекательный центр. После драки с клиентом он ожидал наказаний сверх инъекции, но вечером следующего дня его посадили на самолёт и отправили в Нью-Йорк, ничего не объяснив.

Уже там с ним поговорил один из надзирателей.

– Тебе нашли альфу, – сказал он. – Очень хорошего. Но ты должен молчать о том, что был в развлекательном центре… а также о том, почему ты там оказался. Если альфа узнает, что твои репродуктивные функции под вопросом, он отправит тебя назад, ко мне, – пригрозил надзиратель, поглаживая кончиками пальцев кулак другой руки, удивительно массивный для беты. – И поверь, инъекциями ты не отделаешься. Понял?

Эйдан кивнул. Омегам предписывалось ограничиваться жестами в тех случаях, когда это было возможно, и не открывать зря рта.

Он не поверил, когда ему сказали, что его мужем станет Питер Кендалл. Это было больше похоже на какой-то злой обман. Может, на самом деле его отвезут на казнь или в тюрьму? Бывают ли тюрьмы для омег? А про мужа говорят, чтобы он не сопротивлялся и не доставлял лишних хлопот. Эйдан смотрел по каналу для бет передачу про одну старую войну. Там тех, кого нужно было уничтожить, заводили якобы в душ – и они послушно раздевались и шли, на деле оказываясь в газовой камере.

До самого последнего момента Эйдан не верил в то, что станет супругом Питера Кендалла. До того самого момента, когда не увидел его самого, и им на пальцы не надели кольца.