Текст книги "Чужая. Часть 1. Этот прекрасный мир (СИ)"

Автор книги: gernica

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 14 страниц)

Крис вскинул голову.

– В т в о ё м лесу? Не слишком ли много на себя берёшь…Меченая?

Последнее слово, произнесённое с какой-то особой издёвкой, подействовало на Элку, будто удар хлыста по лицу. Она резко потянулась правой рукой к левому рукаву.

О, Берте этот её жест был отлично знаком по Хогвартсу. Вслед за ним обычно появлялась волшебная палочка…и большие неприятности. Реагировать на этот жест следовало мгновенно.

Элка была колдуньей, “чародейкой”, как говорил Крис. Бурый при всём желании не смог бы дать ей сдачи…

Берта встала между ними.

Ей в шею незамедлительно упёрся кончик волшебной палочки. Элка побледнела от ярости.

– В сторону отойди! С тобой после разберусь…

– Ещё чего! – Берта рассмеялась. Сердце билось в ритме хэви-метал, и сам чёрт ей сейчас был не брат. – Только тронь его!

А Крису, видать, тоже была не по душе такая защита – на миг он ухватил Берту за локти и попытался оттащить её в сторону, но как-то подозрительно быстро отпустил. Берта ясно услышала, как он зашипел от боли.

Но сейчас ей было не до того. Элка Меченая, вожак стаи, держала Берту под прицелом и неотрывно смотрела ей в лицо своими яркими, такими красивыми, но такими жестокими глазами.

“Небесная, что потеряла ты среди земных?”

– Щенков не бью. Отойди по-хорошему… Ну! – кончик палочки сильнее ткнулся в шею.

– А не отойду – что?

– Порешу, – спокойно и убеждённо, без малейшего сомнения ответила Элка. Взгляд её как-то потяжелел.

– А отойду – его ударишь? Безоружного? Ну и сука же ты!

Неизвестно, чем бы закончилась эта содержательная беседа, если бы в этот момент рядом не раздался громкий хлопок трансгрессии. На поляну выкатился рослый парень в замызганном свитере.

– Ого! – он даже причмокнул от восхищения. – Тётки, это частная драка…

– …или могут участвовать все? – закончил появившийся вслед за ним второй молодец – его точная копия. – Слышь, брат, а эту девчонку я здесь ещё не видел… – добавил он, наморщив низкий, нависающий над блестящими карими глазами лоб.

– Эх, брат, да на сосне вишня вызреет – а ты и не заметишь! – фыркнул первый. – Крис кралю себе в городе подобрал. Она уже месяц тут живёт…

Берта, несмотря на своё незавидное положение, улыбнулась краткому содержанию последних событий своей жизни.

– Ничё, симпатичная, – вынес свой вердикт второй парень. Физиономии у них с братом, насколько краем глаза могла рассмотреть Берта, были практически одинаковыми (и довольно зверскими, надо сказать), а вот голоса различались. – Ваще я Бурого понимаю…

– Ты слюни-то подбери! – осадил его брат. – Элка, по какому случаю концерт?

– Два волка грызутся – третий не мешай, – отрезала Элка.

– Сурово, – протянул парень. – А давно ты щенкам глотки грызть стала? Поди, убудет от тебя, если эта девчушка у нас останется…

– Вожак, не кидай Аваду в ребёнка – заикой станет, – хохотнул тот, второй.

Элка побледнела и как-то замерла на месте от такого бестолкового натиска. Да и на прицеле Берту держала уже как-то неохотно… А тут ещё и сама Берта, мгновенно почуяв, что самое страшное уже миновало, непринуждённо сказала:

– Ну, чё, ты козырь-то загаси, а то чё-то нервы болят…

Ответом ей послужила отведённая палочка и испепеляющий взгляд…в самой глубокой глубине которого прятались искристые смешинки.

– Проваливай… Глаза б мои тебя не видели!

Берта последовала её совету и отошла в сторону.

Крис явно выглядел смущённым – не покраснел разве что. Братья, напротив, весело переглядывались.

– Быстрото у них как всё сладилось, – заметил тот, что говорил звонче, скорее соображал да и лицом был посветлее.

– Бабы, – рассудительно просипел другой.

– Не говори… Ну, что, сестрёнка, – обратился первый к Берте, – мы-то про тебя всё знаем, а ты про нас – ничегошеньки. Поправить бы это дело, как считаешь?

– Надо бы, – согласилась Берта.

– Ну, так вот… Я – Авель. А этого вот охламона Каином кличут.

– А клички у вас есть? – заинтересовалась Берта.

– Да как тебе сказать… – неопределённо пожал плечами Авель. – Тут Бурый придумал нас Чернопятыми звать – так я его укусил. Больше нам никаких кличек не давали. Так что ты уж лучше по именам…

– Ага. А то кличка у вас всё равно, выходит, одна на двоих…

Берта теперь уже могла хорошо рассмотреть братьев. Да, похожи, как две капли воды – чистая и грязная. Оба рослые, крепкие, широкоплечие, оба с грязно-русыми нечёсаными волосами, кареглазые оба. Только у Каина на скуле белеет застарелый шрам, а на лице уже начали проступать первые морщины. Авель и лицом почище да и выглядит моложе. И даже рванина эта заношенная куда ловчее на нём сидит, чем на брате. У Авеля глаза ясные, весёлые. А Каин волком смотрит. Вот только сейчас и у того, и у другого глаза горят одинаково голодно…

– Вот и солнышко зашло… – задумчиво протянул Авель.

– А Рыжей всё нет и нет, – так же задумчиво подхватил Каин.

Громкий хлопок трансгрессии прервал их рассуждения. И едва ли не сразу за этим хлопком последовал ещё один – но уже куда более звонкий и хлёсткий.

– Ты где шлялась, пьянь подзаборная?! – непонятно, чего было в голосе Элки больше – ярости или облегчения. – Ты когда здесь должна быть? На закате! Луна взойдёт с минуты на минуту – ты хоть представляешь, как мы без барьера?

– Элка, ну, ты чё? Вот тебе закат, а вот тебе я! Ща мы скоренько пойдём и всё поставим, – виновато залебезила Рива. От неё ощутимо пахло виски, капюшон с головы свалился, а огненно-рыжие кудри растрепались. На порозовевшем от выпивки лице ярко выделялся след от пощёчины.

– Да что с тобой говорить – как со стенкой… – устало и беззлобно сказала Элка. – Я в твою жизнь не лезу, сама знаешь. Хоть она мне и не по душе. Но перед полнолунием-то могла бы и не надираться!

– Да я ж трезвая! – Рива уставилась на вожака невозможно честными глазами.

– Ну, да, трезвая… От тебя за милю несёт, как из бочки, – криво ухмыльнулась Элка. – Что за дрянь ты там всё время пьёшь?

– Да уж не графья мы… – недобро зыркнув исподлобья на Элку, тихо и обиженно пробормотала Рива. – Чего наливают, то и пью!

– Оно и видно… Нет, ты мне скажи, кто в прошлый раз мордой в капкан влез, а? Да ладно бы в простой! Так она ведь магический где-то отыскала – специальный, на вервольфов! Надо тебе было в эту Чёртову Пустошь соваться? Туда уже полвека ни магу, ни маглу дороги нет! Ну, да для бешеного вервольфа семь миль – не крюк…

Рива стояла, пристыжённо опустив голову. Но в её тихом бормотании Берта разобрала: “А ты какого хрена там шарилась, приблуда заморская? Откуда тебе про Чёртову Пустошь знать?”

Как только Элка вместе с Дарой, Эриком и тихо матерящейся Ривой удалились, чтобы поставить по разные стороны поляны барьер, Берта подошла к сидящему в сторонке Крису. Вид у него был хмурый и озадаченный.

– Ты чего? – она присела рядом на тёмную холодную траву. Солнце уже закатывалось за линию горизонта, и становилось прохладнее.

– Назубоскалилась с этими… – Крис зло сплюнул в сторону.

Берта ощерилась – совершенно, как Бурый.

– Ты чё – жлоб? Своё получил – так дай другим попользоваться. Боженька велел делиться…

У Криса стало такое лицо, будто он её сейчас ударит. И ударил бы – уже и руку занёс – если бы Берта не вскрикнула. Но не от испуга, а от изумления и неожиданности.

Ладонь у Криса была совершенно багровая, будто обожжённая.

– Чего это?.. – у Берты даже голос сел.

– Чего? – не понял Крис.

– А рука-то?

– А-а… Сти-хий-на-я магия, – с трудом выговорил Крис.

– Так ты же вроде не маг!

– Зато ты – ведьма… Да ещё и ненормальная, к тому же. Где это видано, чтоб безоружной под палочку лезть?

– Прости… – как-то безнадёжно, чуть нараспев протянула Берта, взяв его руку и поднося её к губам. Крис руку отдёрнул.

– С ума сошла?

Действительно… Вылечить прикосновением она теперь не может. Только покалечить.

Барьер был готов. Солнце зашло, и теперь оставалось только ждать. Вся стая была в сборе. Все нервные, злые. Напряжённо молчали.

Берта сидела, тесно прижавшись плечом к Бурому. Так было немного спокойнее – не так грызла изнутри тревога.

…С наступлением темноты мир стал стабильно чёрно-белым. Берту била лёгкая дрожь. А голова наоборот горела. А в висках всё громче стучало: “Мы одной крови… Мы все одной крови…”

И это так. Горящие лихорадкой глаза, пересохшие губы кривятся в ухмылке. Уже не люди. Ещё не звери.

Берта знала, что каждое побледневшее ожидающее лицо – зеркальное отражение её собственного.

– Время! – как удар меча, разрубающий жизнь на д о и п о с л е.

И после выкрика Эрика – вот она, нахалка, прячется за ветками, но здесь она, чуем – здесь… Знаете, как пахнет луна? Холодом, обжигающим лёгкие. Серебряным крошевом, впивающимся в каждую клеточку. И никуда от этого не деться… Упасть на траву, кататься по ней, пытаясь сбросить с себя это едкое серебро…бессмысленно. Оно, словно панцирь, покрывает тело, всё прочнее с каждой минутой, как стальные доспехи… Серебряной молнией в мозгу: она ведь уже видела, как заживо горит человек… “И я…и мы сгорим! Все…все погибнем!” Потому что не жизнь это. Дыхание забываешь. Душа теряется. Потому что нету у тебя никакой души. А сам ты – только воющее от боли нечто.

…Трансформация заняла у Берты полчаса. Кажется, от такой затянувшейся пытки должно было остановиться сердце. Не остановилось. Оборотни – живучие твари…

Когда ей удалось со второй попытки встать на разъезжающиеся ноги…то есть, конечно, лапы, Берта, наконец, смогла оглядеться. Остальные уже превратились – ждали только её. Всё ещё поскуливая от боли, Берта повернулась. Тут же сбоку к ней подбежал здоровенный волк. Сочувственно лизнул в нос. “Бурый”, – узнала Берта.

Как ни странно, дневной дальтонизм ночью совершенно её оставил, и краски Берта различала хорошо – насколько позволяла темнота.

…Вон Каин с Авелем стоят – даже сейчас одинаковые, грязно-серые волки с чёрными лапами.

Дара – худая светло-серая, будто седая. Задняя лапа перебита – и без магии тут не обошлось…

Эрик – светлый-светлый, почти белый. После превращения – совсем щенок…

Рива – даже сейчас хитрая, проказливая с виду. А шкура, как ни крути, всё в рыжину отдаёт…

Элка стояла чуть поодаль и настороженно принюхивалась. И даже теперь она была красива… Рослая крупная волчица с густой шерстью глубокого серого цвета. В лунном свете она и впрямь казалась синеватой… Только на лбу у вожака Берта разглядела белую отметину. “Так вот откуда у тебя такая кличка!”

…Сбитое недавней болью дыхание постепенно выравнивалось. Да и сама боль проходила на удивление быстро. Берта высоко задрала морду и, прерывисто, взлаивая, завыла. И если бы кто-то взялся перевести этот вой с волчьего языка на человечий, вышло бы что-нибудь не очень цензурное.

…И, чёрт побери, что это была за ночь!

Когда бежишь, бежишь, бежишь через чёрный лес, только по запаху узнавая, что ты не одна. Что рядом – твоя стая…

А как прохладная влажная земля под лапами пахнет, знаете? Где вам! Да и на что?..

…И хлещут по бокам невидимые чёрные ветки, и сладко пахнет испуганной добычей… Ходу! Ходу! Догнать, прыгнуть, впиться в горло. Почувствовать, как потечёт по губам жаркая тёмная кровь. Как трепещет под твоим тяжёлым сильным телом другое – ещё живое, но уже обречённое…

А потом, после первой крови устало брести по мягкому мху, дыша ночной прохладой, и лесом, и землёй, и крупными летними звёздами… И даже сама луна тебе сейчас нипочём – ведь сегодня ты её победила. Пусть на миг, но ты перестала быть её жертвой – ты стала охотником. Ты убила – и ты убьёшь ещё, столько, сколько понадобится, чтобы навсегда смыть с себя клеймо жертвы. Пусть даже и чужой кровью.

А пока…пока идти через лес, дыша смолой и земляникой, и чувствовать, как с каждым шагом приближается к тебе иной запах – водяной, камышовый, кувшинковый… Река.

Река – это большое ленивое животное. Чёрной блестящей змеёй ползёт она меж крутых берегов, шумно дышит сырым зябким ветром, сонно лепечет о чём-то в темноте…

Берта спустилась по мягкому песчаному склону к самой воде. Белым расплывчатым пятном покачивалась луна на чёрном гладком теле Реки.

Ох, и сладко же лакать тёмную речную воду из лесной чаши… Говорят – чаща лесная. Ан нет – чаша. Неупиваемая чаша… На дне её рождаются ветры и лесные шёпоты. Сюда прибивает течением мёртвых зверей – а потом Река вновь поглощает их и уносит куда-то… Что там – звери, что там – люди?.. И пусть вместо человеческого лица в воде отражается волчья морда. Перед Рекой все равны. Все мы – одно. Из воды вышли – в воду и уйдём. Вечный этот круговорот вершится – здесь.

Так стоять тут, лакать речной зноб и зной. Чтобы в жилах теперь пополам с чужой кровью потекла речная вода.

Причастие – глупый магловский обряд, всего лишь отголосок древнего, вечного таинства, известного каждой лесной зверюшке. И навсегда позабытого человеком.

…Стоять здесь.

Причаститься Реки.

И навек расстаться с прошлым.