Текст книги "Чужая. Часть 1. Этот прекрасный мир (СИ)"

Автор книги: gernica

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)

У Чарльза Хиллтона дома была хорошая библиотека. Свой хилый туберкулёзный английский Берта совершенствовала именно там. До того в её речи из цензурных слов были только предлоги – каждый из бродяг, с которым Берте приходилось общаться, “учил” её по-своему, и до встречи с Хиллтоном речь у девушки была довольно своеобразная…

В Хогвартсе Берта с удивлением обнаружила, что у волшебников практически нет художественной литературы – все книги, в основном, научные. Но и это было интересно. Особенно всё то, что касалось зелий. Профессор Снейп ничего не говорил, но видно было, что её интерес ему по душе.

…А здесь, у Криса, казалось, можно было найти всё. Психология, философия, религия – обломки университетского прошлого. Художественная литература на разных языках… Берта, что называется, дорвалась.

Но… Одна книга, случайно попавшаяся ей на глаза, заставила Берту позабыть о других.

Строго говоря, это даже и не книга была, а толстая тетрадь с рукописным текстом. На картонной обложке было выведено крупными буквами: “Кристоф Дворжак. Оборотни как они есть. Пособие для начинающих”.

…Всё, что Берте приходилось читать по этой теме в Хогвартсе (а, по понятным причинам, читать приходилось много), не поражало разнообразием. Достаточно названий: “Кровожадные твари Британии: найти и обезвредить”, “Энциклопедия опасных существ”, “Как вычислить вервольфа-рецидивиста”, “500 фактов о нелюдях”… И всё в таком духе.

Но эта, внезапно попавшая ей в руки книга отличалась от всего, прочитанного ранее, как кисель от пива.

Человек, её написавший, явно хорошо знал, о чём говорит. Чего нельзя сказать о дипломированных специалистах по Защите – а именно они обычно брались за написание учебных пособий по изучению тёмных существ. И стоит сказать, что эти достойные господа имели о теме своих исследований довольно скудное представление. Легенды, слухи, домыслы… Вся учебная литература была построена на них.

Над чем неведомый автор безжалостно стебался.

…Кажется, он знал про оборотней всё: историю возникновения вопроса, привычки и повадки, биологические, психологические и социальные аспекты проблемы… Всего и не перечислить!

Берта читала – и не могла начитаться. С уходом Криса погода резко испортилась – тихий скучный дождичек день и ночь постукивал по ветхой крыше. Девушка редко выходила теперь.

…Особенно запомнился ей один фрагмент:

“Существует необоснованное предположение о том, что оборотни любят лишь раз в жизни. Это не так. В этом смысле они ничем не лучше людей – влюбляются, пока дышат”.

…Как-то утром Берта проснулась и поняла, что дождя больше не слышит. Зато слышит кое-что другое. Вой. Какой-то очень странный, вроде как даже…не совсем звериный. Но ничего хорошего от этого звука ждать точно не приходилось…

Перекрестившись и вытащив из заветного уголка ружьё, Берта вышла из домика и пошла на звук.

Судя по громкости, путь предстоял недальний. Так и есть: за чёрные деревья, за колючие кусты, почти до самой речки… И тут Берта остановилась.

На краю овражка, прямо на сырой траве, спиной к Берте сидел худенький тонкошеий парнишка в светлой рубашке и, высоко задрав голову, выл. Зрелище было таким странным и непонятным, что Берта так и застыла на месте – растрёпанная, в полузастёгнутой рубашке, с ружьём в руках…

Но потом она всё же пришла в себя.

– Эй! Ты чего?

Вой тут же смолк.

– А чего? – парнишка оглянулся и недоуменно посмотрел на Берту.

У него было тонкое бледное лицо, на которое падали отросшие пряди светлых волос, и светло-серые холодные глаза. Этот парень казался ровесником Берты – или даже младше.

– Почему ты воешь? С тобой что-то случилось? – спросила Берта мальчишку.

– Я пою, – обиделся тот.

Вот уж чего она совсем не ожидала услышать в ответ! Да и трудно было предположить. Много песен слышала раньше Берта, но чтобы такую!..

– И что же это за песня? Волчья народная?

– Ты когда-нибудь в Уэльсе была? – меланхолично поинтересовался парень.

– Нет. А что?

– Значит, и языка валлийского не знаешь, – припечатал мальчишка. – А смеяться над тем, чего не знаешь, – глупо.

– Логично, – улыбнулась Берта. Случайный собеседник уже начал ей нравиться.

Девушка подошла поближе, чтобы сесть рядом с ним. Но тот остановил её.

– Погоди, – потом достал из-за пояса волшебную палочку и, пробормотав заклинание, сделал ею какое-то сложное движение над травой около себя.

– Теперь садись.

Берта села – трава была абсолютно сухой, хотя около часа назад по ней проходил дождь.

– Ты, наверное, Эрик? – предположила Берта.

– Я-то Эрик, а ты-то кто и откуда меня знаешь? – вздохнул юноша.

– Берта. А про тебя мне Крис рассказывал.

– А-а, – Эрик сплюнул. – Добычей хвастался?

– Нет, – растерянно уставилась на него Берта.

– А ты, стало быть, свежачок, – продолжил Эрик.

– А ты, стало быть, уже протух? – в тон ему поинтересовалась Берта. – Слушай, Куцый, все мы тут в одной стае. И нечего задираться.

Эрик засмеялся.

– Ну, насчёт стаи – это ещё Трелони криво напророчила… Тебя Бурый к Элке уже водил? Нет ещё? Вот и молчи.

– А что с Элкой? – насторожилась Берта.

– А то. Меня вот из стаи чуть не выгнала.

– За что? – удивилась Берта.

– Да сказала, не надо ей, чтоб какой-то хмырь белоглазый тут маячил. А у тебя глаза тоже, как вода в реке, светлые.

Ох, и ни фига ж себе!..

– При чём тут вообще мои глаза?

– Берта… – задумчиво протянул Эрик. – А у тебя в роду немцев не было?

– Мама – немка, про отца не знаю, – озадаченно буркнула девушка.

– О-о, ну, тогда совсем хана! – пригорюнился мальчишка. – Элка живьём съест. А тебе и ответить нечем… Палочки-то нету?

– Нету, – призналась Берта. – Из Хогвартса меня вытурили – закон новый вышел. А лет мне ещё мало, чтоб палочку носить…

– А я вот успел Хогвартс закончить, – Эрик глянул на неё со странным сочувствием. – И всё. Больше ничего и не успел. На следующий день здесь оказался.

И тут на Берту обрушилась страшная догадка.

– Эрик, а родные твои знают, что ты…здесь?

– Что ты! Нет, конечно! Как я мог им рассказать? Для папы с мамой я живу в Лондоне… – горько закончил Эрик.

– Они волшебники?

– Отец – магл, – пояснил Эрик. – Баржи по Северну гоняет… Я раньше с ним плавал. Всегда, сколько себя помню, вся жизнь на воде… И песни вот эти матросские – тоже оттуда. А мама… Она же Албена Малфой! Как я мог ей рассказать?

Берта нахмурилась.

– “Малфой”? Так ты – “Малфой”?

– Я – Питерс. “Малфой” – девичья фамилия моей матери.

– Но…это же очень чистокровная семья, – осторожно заметила Берта. – Как же так вышло? И…со мной на факультете учился мальчик… Драко Малфой его звали. Вы, получается, родственники?

Эрик не производил впечатления человека, способного просто так засветить кому-то по физиономии за лишний вопрос. А Берту разбирало любопытство.

– Мы – двоюродные братья, – спокойно объяснил Эрик. – А что до остального…

А что до остального – история вышла такая.

…Родились в чистокровной волшебной семье двое детей – Албена и Люциус. Как это обычно бывает в таких семьях, первым ждали сына – а родилась девочка. Которую едва ли не сразу сдали на руки многочисленным нянькам и гувернанткам, и после редко о ней вспоминали… Ведь наконец-то появился на свет долгожданный наследник, продолжатель рода!

Да, собственно, и девочка никаких хлопот родителям не доставляла. Прилежно занималась с домашними учителями, в Хогвартсе была распределена, как и положено, в Слизерин, быстро стала одной из лучших учениц… Вот только страстное увлечение квиддичем никак не вписывалось в набор добродетелей девочки из хорошей семьи. Разве допустимо для такой девочки носиться, сломя голову, между небом и землёй, забыв об аккуратной причёске, чистых руках и хороших манерах? И вообще, спорт – это забава для мужчин!..

Но, тем не менее, Албена Малфой со второго по седьмой курс была ловцом факультетской команды по квиддичу. И их команда не знала поражений! До тех пор, пока в гриффиндорской сборной не появился легендарный ловец Джеймс Поттер… Но это уже совсем другая история, поскольку к тому времени Албена уже закончила школу.

И собиралась связать свою дальнейшую жизнь с квиддичем. Но… Родители, в течение всех семи школьных лет не принимавшие в жизни дочери никакого участия, были непреклонны. У девушки из благородной семьи не может быть иного пути, кроме как замужество и продолжение чьего-либо чистокровного рода!

А пока ни одно из предложений о браке не было одобрено родителями, Албене оставались полёты. И она-таки летала! Несколько роскошных дорогих мётел, превратившись в нечто, сложно определимое, отправились на свалку. Но девушка, едва оправившись после падений, снова рвалась в небо. Будто задалась целью непременно сломать себе шею.

И вот однажды, пролетая над рекой на большой скорости и очень близко к воде, Албена в который раз потеряла управление и перевернулась. А плавать волшебница не умела…

Зато с проплывающей мимо баржи раздался зычный вскрик: “Человек за бортом!” Так и познакомились чистокровная волшебница Албена Малфой и простой матрос Джеф Питерс.

– Ясное дело, она со своей малфоевской роднёй больше никогда не общалась. Дядя Люциус о старшей сестре никогда не упоминает, а Драко и не в курсе, что у него есть кузен…

Они замолчали. Берта молчала о том, как это, наверное, трудно – убегать и прятаться от тех, кого ты любишь, кто любит тебя… У неё самой в Большом Мире не осталось ничего и никого, о ком она могла бы жалеть (никого, никого… Если это долго твердить, то обязательно поверишь). А у Эрика была семья.

О чём молчал Эрик Куцый, знал, конечно, только он сам. Но, наверное, о том же самом.

…Молчали долго. Потом Берта позвала:

– Эрик!

– Что?

– Спой ещё, а?..

========== Глава 18. ==========

– …и его освободили прямо в зале суда! Не, ну, ты себе представь!

– Не могу, – улыбнулась Берта. – Добрый Визенгамот…

– Ну, Верховному чародею Визенгамота красиво жить не запретишь! С Флетчером-то разговор короткий был. Особо там никто не разбирался. А Дамблдор пришёл – и на раз-два: свидетелей обвинения нет, Приори Инкантатем тоже ничего не подтвердило… Так о чём же, господа, в данном случае может быть иск? – Крис щерился во весь рот. Сдерживаемое веселье так и лучилось в его глазах.

– Откуда ты всё это выяснил?

– Секрет! – ухмыльнулся Крис.

– Так ты бы прежде Риве рассказал! – спохватилась Берта.

Крис рукой махнул.

– Да она уж знает, небось! Давно в Лондоне ошивается, корешка своего ждёт. Флетчер-то, как освободился, так сразу к ней намылился. А я, как всё выяснилось, домой пошёл. Даже Риву искать не стал, чтоб до леса добросила, – Крис огляделся. – Ох-х, вот неделю дома не был – а кажется – прям год!..

…Крис вернулся рано утром, когда Берта ещё спала. Оборотень принёс за пазухой новый солнечный день – первый за всё это время – и маленькое солнышко на ладони. Он разбудил девушку, бросив ей в лицо жаркий солнечный зайчик – от маленького круглого зеркальца.

Кроме зеркальца и новостей, Крис принёс из Лондона совсем уж невероятные вещи: платье и пару крепких туфель без каблуков. Берта оторопело уставилась на всё это.

– З-зачем, Крис?

Тот беззаботно пожал плечами.

– Одевайся. Хочу посмотреть, какая ты в платье.

Берта покачала головой.

– Больно дорог подарок, – серая тонкая ткань, тёмно-коричневая кожа, новая даже на запах. – Отдаривать нечем.

Крис присвистнул.

– А кто тебе сказал, что я это купил? Потом сочтёмся, сестрёнка, – добавил он, хищно оскалившись.

Но из домика, когда Берта стала переодеваться, всё же вышел.

А когда Берта, полностью экипированная, умытая, причёсанная, с аккуратно заплетённой косой, наконец, переступила порог, Крис окинул её таким странным взглядом, что она даже смутилась. Берта бы могла понять всё – от восхищения до смеха. Но вот этот пристальный жадный взгляд был ей откровенно непонятен. Ничего такого особенного в новом платье не было – подол закрывал ноги почти до щиколоток, длинные узкие рукава, ряд мелких застёжек почти до самого горла… И чего, скажите, он так пялится?

Потом Крис совсем близко подошёл к ней и взял Берту за руки. И теперь смотрел уже в лицо, в глаза. И долго не отводил взгляда. Не мог отвести.

…А потом они оба сидели у маленького костерка, пили “чай”, заваренный из смородиновых листьев, и говорили, говорили, говорили…

– Крис, я тут спросить хотела… – Берта отставила в сторону гнутую металлическую кружку.

– Ну, спрашивай. Я сегодня добрый, – оскалился оборотень.

– Я у тебя одну книжку нашла…

– Только одну? – хохотнул Крис.

– Такую – одну, – серьёзно сказала Берта. – Все другие – вымысел, хоть и прекрасный. А эта – настоящая. И всё в ней – правда.

– Что-то я таких книг у себя не припомню. Да и существуют ли они в природе?

Берта молча поднялась с места, ушла в домик и вернулась с толстой тетрадкой в руках.

– Вот.

Крис чуть нахмурился.

– Ах, эта… “Ликантропия – это не болезнь, а образ жизни”… Брехня. Столько лет у меня дома валяется – я уж и позабыл о ней. Ты бы лучше “Книгу джунглей” почитала. Полезнее.

Берта легонько пожала плечами. Села рядом с Крисом, положила тетрадку себе на колени и, гладя её старый картонный переплёт, заговорила:

– Крис, так вот я спросить хотела… Это ведь рукопись. И если она оказалась у тебя, значит, ты был знаком с её автором?

– Было дело… – уклончиво буркнул Крис. И глаза у него стали невыносимо грустные.

– А кто он такой – этот Дворжак?

Крис только тяжело вздохнул и ничего не сказал. Молчание его было таким долгим и тяжёлым, что Берта поняла, что больше тот ничего и не скажет.

Тем более неожиданным стал для неё его негромкий бесцветный ответ.

– Я это.

– Что? – Берта подумала, что ослышалась.

– Кристоф Дворжак – это я. Так меня звали раньше. В позапрошлой жизни, – с горьким смешком пояснил Крис.

Берта не знала, что ей подумать, не знала, что сказать. Хотя что, собственно, так её поразило? Можно было догадаться – по речи, по черноватому юмору, по странной, но складной логике, да, наконец, просто по созвучию имён. Но поразила её – как и всегда поражала – бездна и бессмысленность человеческого горя. Вот сидит перед ней автор удивительного текста, которым Берта болела уже неделю (книга была проглочена за сутки, а потом старательно перечитывалась и запоминалась). И что можно было сотворить этим текстом! Сколько душ примирить с собой и с миром, перевернуть сознание стольких людей! Ведь – Берта точно это знала! – прочитав эту книгу, ни один маг не смог бы и дальше относиться к оборотням со страхом и ненавистью (как это было принято веками), а ни один вервольф не был бы озлоблен тем, что отличается от мага. И в этом мире больше никогда не казнили бы за непохожесть…

И вот теперь человек, написавший такую удивительную книгу, сидел около Берты с такой тоскливой безнадёгой в глазах… Будто это не он вывел декалог заповедей начинающего вервольфа – и первой (и главной) заповедью назвал: “Никогда не отчаивайся!”

– Крис… – тихонько позвала Берта. – Тебе лет-то сколько?

– Зим, – поправил он, не глядя на неё. – У нас в лесу года по зимам считают. Сколько раз удачно перезимовал – тут твоё и счастье. Моих зим пятьдесят шесть намело…

– А тебе и не дашь… – действительно, вычислить возраст оборотня – дело мудрёное.

– А то! Мы народ здоровый, живучий… – так горько это прозвучало…

Берта задумалась.

– Дворжак… Ты из Польши родом?

– Я чех. Но в Чехии не был никогда. Родился и вырос здесь.

– Здесь? – Берта обвела взглядом полянку и ветхий домик.

– Ну, не прямо здесь – маленько подалее, – усмехнулся Крис. – В Лондоне, если быть точным. Мои родители бежали из Чехословакии в 38-м – ещё до Второй Мировой, – Крис замолчал.

– А дальше?

– Да что дальше? Ничего особенного. Матушка уже на сносях была, когда они сюда приехали. В положенный срок и я на свет появился. Жили мы бедно. Помню квартал иммигрантский… В школу ходил – тоже в специальную, для детей иммигрантов. Закончил её с отличием. Директор школы был добрым человеком – без его помощи мне в Кембридж нипочём не поступить было. Но я поступил – и даже почти доучился. А потом, на последнем курсе вышло у меня…недоразумение с университетским начальством. Меня там и так из милости держали. В общем, послал я этот книжный шалман куда подальше. Сам ушёл, не стал ждать, пока попросят. Злой был, как чёрт, на весь этот мир. Думал: а ну её к бесу, цивилизацию эту! Ни черта в ней хорошего нет. По-другому надо… Ну, вот, взял и ушёл в лес. Покоя хотел. Был такой поэт русский – Пушкин. Так вот он говорил: “На свете счастья нет, но есть покой и воля”. А где их искать ещё, как не в лесу?

– Нашёл? – спросила Берта.

Крис неопределённо пожал плечами.

– Зим десять тут прожил. Обжился. Грибы-ягоды. Охота. Со стаей волчьей подружился – они меня не трогали. Даже понимать по-волчьи начал… – невесело усмехнулся Крис. – А потом Элку встретил. Она тоже здесь, в лесу жила – да только я её ни разу за десять зим не видел. И не увидел бы, если бы она сама того не захотела… Она такая! – он снова как-то неопределённо оскалился. Помолчал немного, потом продолжил тихо: – А я до неё словно и не жил на белом свете… И самое паскудное, что не знал ведь о ней ни черта! Ни про чародейство, ни что оборотень она… Да и на что мне было? В колдунов отродясь не верил. А тут проснусь утром и гадаю – увижу её или не увижу? И если днём увижу – был день. А нет – так и не было ничего, чернота одна. И ведь в голову не приходило выспрашивать, вынюхивать, кто такая, где живёт, откуда сюда пришла! Полгода так маялся, потом не выдержал… Ночь была – сказка. Луна взошла полная, – такая горькая издёвка в голосе у Криса прозвучала. – Спать никакой возможности не было. Вышел – думал проветриться. И недалеко ведь от дома ушёл! Слышу – бег, вроде зайца гонят – да не по-волчьи, не по-лисьи, а иначе как-то… Только подумал – из-за кустов – волчица огромная, серая такая, в синь даже, – и прямо на меня. Глазищи её помню – яркие такие, чуть не искрами, как угольки… Что дальше – не помню. Очухался уже под утро. В лопухах. Кровищи не так, чтобы много, но изрядно. А рядом – Элка… Вся исцарапанная, глаза красные, трясётся вся… “Ты чего тут?” – спрашиваю. А голоса-то и не слыхать… А она тоже молчит, слова сказать не может. Плачет только. Потом из рукава штуковину какую-то чёрную достала – палочка это была волшебная, да я и не знал тогда – и давай ею надо мной водить. Водит-водит, а сама что-то тихонько приговаривает. И всё губы кусает…

Крис замолчал. Видимо, у него перед глазами до сих пор стояла эта картина из далёкого прошлого.

– Полегчало мне, – отмер оборотень. – Элка сказала, могло и хуже быть. Это меня ещё стая моя отбила. Уж не знаю, как они почуяли, что беда со мной?.. Вот. А потом мне Элка всё и рассказала про себя. Ну, не всё, конечно, – поправился Крис. – Всего от неё и посейчас не добьёшься. Но главное я узнал. Что она волшебница и каждое полнолуние перекидывается в волка. И что я теперь буду такой же…

Крис окончательно умолк, и у него был вид человека, навсегда затерявшего свою память где-то очень далеко.

– Крис, а книгу ты тогда написал?

– Не сразу. Начал тогда – чтобы не свихнуться. Сама понимаешь, маги, оборотни – все те, о ком я раньше только в сказках читал, реальностью оказались. Больше того – я теперь и сам был такой. Мне нужно было осознать. Разобраться. Я расспрашивал Элку, наблюдал за ней, за собой… Глава “От Крещения до Именин” написана как раз тогда. И время от укуса до первого полнолуния, которое я там описал, – это личный опыт. Потом наша стая стала пополняться – и это был уже некий социальный эксперимент… За созданием и становлением общества нелюдей наблюдать довольно занятно было.

– Крис, а почему же ты не напечатал её?

– А зачем? – вопрос прозвучал горько.

– То есть как – зачем? – Берта была совершенно ошарашена. – Да затем, что такой книги нет и не было до сих пор! Ты хоть понимаешь, что всё теперь можно изменить?

– Дурочка, – ласково сказал Крис. – Да в магическом мире ни один авантюрист-издатель не станет этого печатать! Да что там – печатать… Меня с такой физиономией и на порог не пустят. У меня ж, можно сказать, на лбу написано: “Вервольф”.

Это верно. Крис по своей природе был маглом, и его организм не мог сопротивляться ликантропии. Время сильно поработало над ним, превратив из человека в полуволка.

– Да и, удайся мне моя затея с издательством, книге всё равно не дали бы хода. Министерству невыгодно, чтобы нас считали людьми. Гораздо легче и проще лишить оборотней всех прав и загнать нас в резервации.

Крис замолчал, а потом снова начал говорить – тихо и безнадёжно.

– И, знаешь, иногда мне кажется, что они правы. Видел я Сивого и его ублюдков… Стая мы. Тупые зверюги. Только и годимся, что на бойню…

Столько в этом было боли и горечи, что Берта надолго притихла, не зная, что сказать.

– Крис, – тихо-тихо, будто боясь спугнуть птицу печали, – помнишь? “Бог долго выбирал, кого из существ сделать главным на Земле. Самыми достойными оказались волк и человек. Кого из них выбрать? И устроил Бог разные испытания им. Победил волк. Он оказался проворней, сообразительней, выносливей, сильнее человека. Казалось бы, всё решено. Однако Бог колебался. И наконец устроил последнее испытание. Он пристально посмотрел на человека. Тот не выдержал взгляда и покорно опустил голову. Тогда Бог посмотрел в глаза волку. Зверь не отвёл взгляда. И дерзко продолжал глядеть на Бога. И человек был объявлен главным существом на Земле”.

Чтобы почувствовать приближение полнолуния, Берте не понадобился даже самодельный лунный календарь Криса. Во-первых, июньские ночи были очень ясными, а во-вторых… Растущую луну Берта ощущала всей кожей. За несколько дней до вечера-икс девушка почти перестала есть. Зато её постоянно мучила жажда. И ещё – лихорадка. Берту без конца бросало то в жар, то в холод. Но хуже всего было то, что жёлтая, почти круглая луна так дурманила разум, что ни один день у них с Крисом не проходил без скандала. Поводом могло служить всё, что угодно. Крис, конечно, как мог, пытался сдерживаться, но и он чувствовал себя не лучше – припадки агрессии донимали и его.

…Утром Берта, в очередной раз слетев с катушек, бросилась царапать Крису лицо. Оборотень, еле отцепив её от себя, вытолкал девчонку на улицу: “Иди, проветрись!”

Но далеко Берта не ушла. Зайдя за хибарку, она присела на нагретую солнцем траву. Лицо горело, губы были солоны от горючих злых слёз. Берта с остервенением ударила кулаком о деревянную стену. Потом ещё раз. Неровный выступ горячего дерева попался ей под руку – и на кисти заалела ссадина.

…Всё раздражало: свет, высохшая горячая земля, запахи, звуки. Берта чувствовала каждый шов на своей одежде. Песок и камешки на дороге ощущались даже через подошву туфель. Сводили с ума даже собственные волосы. Раз Берта хотела ножом отрезать косу – она казалась неподъёмной, жгла и натирала шею, как кручёная верёвка, – да Крис отобрал у неё нож. В благодарность ему досталась грубая брань.

– Чего расселась? – на макушку ей легла тяжёлая ладонь.

– Отвали! – Берта вывернулась из-под руки Криса.

– Что-то ты сегодня неласковая… – сожаление и угроза одновременно звучали в его голосе.

Берта с опаской глянула на Бурого. В последние дни в нём всё сильнее проступал хищник, и ожидать от него можно было чего угодно.

– Луна волнует? – Крис чуть оскалился и подошёл поближе. – Успокоить?

Дальше всё произошло очень быстро. Между ними не было никаких особенных прикосновений, какие обычно полагаются в таких случаях. Ни попытки поцеловать или раздеть друг друга… Просто Берта вдруг почувствовала под спиной шершавые брёвна задней стены дома, а на собственных бёдрах – горячие руки Криса. И поняла, что сама до одури впилась пальцами в его плечи, не подпуская слишком близко и в то же время удерживая, чтобы не смел отстраняться… Чувствовала ещё жаркое волчье дыхание на своей шее – и мгновенное ощущение: “Не тот! Другой! Обманули! Нельзя!” Которое тут же переменилось: “Ну и пусть! Лучше, что другой. Что не похож…”

…Долго ли это длилось? Берте казалось – да, очень долго. Её тело всё ещё помнило совсем другие прикосновения Ремуса… Даже перед самым полнолунием, когда в нём просыпалась совершенно особая звериная чувственность, всё это было совсем иначе, чем теперь. И даже не в грубости тут дело… Просто здесь и сейчас с Бертой был н е ч е л о в е к. Ей даже было странно, что они вот так вот, лицом к лицу… Тут больше подошла бы…кхм, несколько другая позиция.

Как бы там ни было, кончить у Берты получилось, только прокусив Крису щёку. Вот когда кровь на языке почувствовала, тогда и получилось…

И – будто и не было ничего. Только частое запалённое дыхание и собственная неверная походка по направлению к двери домика. И только проникнув в его пыльную сухую полутьму, Берта поняла, что эта сводящая с ума чувствительность как-то притупилась. Девушка безразлично опустилась на сено, легла и закрыла глаза. Было тихо, тепло, и мысли плыли в голове так же тихо, неспешно. Равнодушно.

На миг чуть приоткрытых глаз из мира куда-то исчезли краски.

Крис зашёл в домик тоже очень тихо, не желая её тревожить. Прилёг рядом, как всегда. Берта, тоже как всегда, не раскрывая глаз, прислонилась к нему.

Молчали долго. О чём было говорить?

– А почему ты так странно смотрел на меня, когда вернулся?

– Да понимаешь…я женщину так близко уже лет тридцать не видел.

– А Элка твоя как же? Рива? – чуть удивилась Берта.

– Это не то… Элка с рождения – волчица. Рива к нам не сразу прибилась – несколько лет шлялась непонятно где… А ты…ты ведь совсем ещё человек, – как-то не очень понятно заключил Крис.

Кружились пылинки в пятне солнечного света…

– Что я для тебя?

Крис грубо взъерошил ей волосы.

…Берта проснулась только к вечеру – оттого, что Крис гладил её по лицу.

– Берта, пора. Солнце к закату клонится…

Девушка вскочила, как ужаленная. На стене напротив тревожно дрожал золотой луч.

…Шли ровно, чинно, не торопясь. Крис держал её за руку.

– Будто к алтарю ведёшь, – нервно усмехнулась Берта.

– Молись, кабы не хуже, – оборвал её Крис.

Девушка притихла. Кажется, оба были взвинчены до предела. Чувствительность её усилилась стократ. Каждый шаг отдавался сумасшедшим стуком в висках. Уши наполнились непонятным шумом, эхом чего-то несуществующего, но намертво заглушающего остальные звуки. Мир попеременно то становился серым, то расцветал разноцветными пульсирующими бликами. Единственным реальным ощущением среди этой глючной иллюзии оставалась большая грубая ладонь Бурого, крепко держащая руку Берты.

Заветная полянка находилась действительно в глухой чаще. На краю косогора, среди чёрных сосен, было нечто вроде неглубокой впадины, сплошь заросшей крапивой и чертополохом. В этот, ещё непоздний, час там уже сгущались сумерки.

На краю поляны, ближе к зарослям, Берта заметила сидящую на пеньке Дару и Эрика, по привычке устроившегося на чёрной траве, у ног старухи. Оба, увидев Берту и Криса, молча кивнули. Лица их показались Берте до странности похожими – очень бледные, в испарине, с лихорадочно блестящими глазами. Но было в этих двоих ещё что-то общее – будто оба принадлежали одному роду…

Почему-то Крис не остановился, а потянул Берту за собой, дальше, на другой край поляны. Там между деревьями был широкий просвет, и высокая трава уже не казалась чёрной, а была, как и положено, зелёной. С примесью золота – так причудливо исчертили её широкими золотыми полосами лучи заходящего солнца…

Берта подняла глаза. Очередной приступ дальтонизма на время оставил её, и рыжий нахальный июльский закат весь, до донышка, вылился на Берту и, отразившись в её глазах, как глоток хмельного мёда, ударил в голову…

– Да, ясный денёк завтра будет… – негромко и даже как-то растерянно пробормотал Крис. Да Берта едва ли его услышала – только почувствовала, как крепко, как будто даже ревниво он сжал её руку.

Зато всё хорошо расслышала какая-то незнакомая Берте женщина, стоявшая впереди, ближе к склону косогора. Берта только теперь заметила, что они с Крисом не одни любуются закатом.

Незнакомка бесшумно повернулась, подошла ближе, – и Берта в очередной раз остолбенела. Ей показалось невероятным, что эта женщина действительно существует в реальности, что она не плод воображения, не сон, что стоит на той же самой земле и дышит тем же воздухом, что и Берта. Ибо такой совершенной красоты ей ещё видеть не приходилось. Да и где бы маленькая беспризорница могла её увидеть? Не в ночлежках же…

На вид ей было лет сорок. Высокая, худая. Длинные золотисто-рыжие волосы спускаются на гордые плечи. Светлая кожа, тронутая лёгкой позолотой веснушек. Выразительные янтарные глаза. Чуть резковатые, но правильные черты лица. Чуть надменная складка губ, в которой вечно чудится что-то жестокое… Высокие скулы и чёткая линия подбородка искусной лепки… И ещё… Но это всё не то и не так!

Это была настоящая красавица – такая, какие только в сказках бывают. И дело тут вовсе не в правильности черт и не в совершенстве линий тела, а в общем впечатлении. Таких женщин, раз увидев, помнят до самой смерти.

И в этой всё было так сразу навек покоряюще, так…волшебно, что немудрено было остолбенеть.

Что, что могла делать та, место которой где-нибудь в Малфой-меноре или Паркинсон-холле, на лучших светских раутах, здесь – в лесной глуши, под кривой сосной? Как эта женщина, будто сошедшая с гениального портрета, могла стоять вот тут, одетая в какую-то полумужскую рубашку с широким ремнём вместо пояса и ношеные брюки, заправленные в невысокие сапожки без каблуков? Но даже это убогое облачение смотрелось на ней, будто горностаевая мантия…

– Привёл всё-таки? – первой нарушила молчание незнакомка. Голос у неё оказался резким и хриплым, как у хищной птицы. И по этому голосу да ещё по тому, как потемнели её медово-карие янтарные глаза, Берта поняла, что грозы не миновать. Но о её причинах она могла только догадываться.

– Привёл, – коротко ответил Крис. Берта прямо всей кожей почувствовала, как напрягся оборотень.

– А ведь я тебя предупреждала, Бурый… – медленно и как-то даже ласково проговорила его собеседница. И Берте вдруг некстати подумалось, какой же может быть эта женщина, вздумай она действительно кого-нибудь приласкать.

– А я т е б я предупреждал, – набычился Крис. – И будет по-моему. Моё слово крепко, Элка.

Берте уже и так яснее ясного было, что перед ней вожак.

Глаза Элки сузились, ноздри затрепетали сильнее.

– И моё – тоже. А я тебе сказала, чтобы посторонних в моём лесу не было. Не проебал бы последние мозги, помнил бы, что дважды я не повторяю, – всё так же лениво, почти ласково проговорила Элка и небрежно погладила Криса по щеке – как раз там, где алел свежий след от укуса.