Текст книги "Стартовая площадка – Земля (СИ)"

Автор книги: Генрих

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц)

– Ты что, очумел⁈ – девичьи глаза увеличиваются до анимешных размеров. – Нет, конечно!

– А как тебя наказывали? – натурально вопрос интересный.

– Гм-м, мама что-то строго скажет, пальцем погрозит… – Света отвечает не сразу, приходится копаться в памяти.

– Что, даже ни разу в сердцах по попе не шлёпнули? – всё любопытнее и любопытнее.

– Может, и шлёпали. Не помню. Я послушным и покладистым ребёнком была.

– И росла как нежный ухоженный цветок в теплице. Под защитой любящих родителей, – суду всё ясно.

Даже без её рассказов по ней самой видно, что росла счастливым и любимым чадом.

– У тебя тоже нормальная, хорошая семья… что⁈ – Света замечает мою гадкую ухмылку.

– В принципе, да. Обожаю брата, вот сестричка появилась, с отцом отличные отношения. Отец любит жену и нас. Всё хорошо, кроме одного – свою мачеху ненавижу люто… – на секунду смолкаю, утишая всколыхнувшуюся в груди тёмную волну. – Вот такая, мля, диспозиция. У нас тоже дружная семья, все всех любят за одним исключением: я мачеху ненавижу, а она меня боится.

– Но это мачеха, – Света находит существенное возражение. – Лично тебе не повезло, и всё. А чего ты так на неё взъелся? В чём она виновата? В том, что замуж за твоего отца вышла?

Недолго раздумываю, но аргументы нахожу быстро:

– Сказку о Золушке ведь знаешь? Тоже злая мачеха и всё такое. Заставляла работать с утра до ночи, но заметь: ни в текстовом варианте, ни в киношном – нигде не было упоминаний, что мачеха била падчерицу смертным боем. В этом разница. Специально в эту тему не углублялся, но мне почему-то чудится, что женщины к падчерицам относятся всё-таки мягче, чем к пасынкам.

Немного подумав, начинаю развивать тему в другом направлении:

– Согласен, мачеха – частный вроде бы случай. Но характерный. Ты просто не понимаешь, какой он, мужской мир. Ладно, лупила меня эта тварь, – опять не удерживаюсь от крепкого слова, – чем попало. Но ведь сколько раз мне в детстве приходилось драться. Тебя когда-нибудь на улице били? Вот ты вышла во двор погулять, а тебе – хренак кулаком в морду и пинка под рёбра?

– Чего? Совсем обалдел?

– Моя вражда с мачехой – частность, конечно, но, вообще-то, мальчики перманентно в режиме войны находятся. С самого детства. Ты думаешь, почему я так лихо драться умею? А вот ты – ни разу.

– Ну вот ещё…

– Ни на какие мысли не наводит? Кто умеет драться и воевать? Тот, кому всё время приходится это делать. И не только кулаками. Почему ты не умеешь? А потому, что тебе этого не надо. Потому, что ты изначально защищена со всех сторон. И после этого ты нагло утверждаешь, что тебе живётся труднее, чем мне.

Света замолкает, смотрит долгим взглядом. Какая необычная ситуация! Женщина уступает в споре? Не, так не бывает, позже скажет своё веское и непререкаемое слово.

– Вот мне шесть лет, я выхожу во двор и точно знаю: статистически в одном случае из трёх буду жестоко бит. И что делать? Вступать на тропу войны, что ещё! Постепенно научился бить в ответ. Отрочество было весёлым, есть что вспомнить. Синяки и ссадины уже шли фоном. Научился организовывать массовые драки. Дворовая компания, потом школьная. В одном побоище мы, второклассники, с четвероклассниками сцепились. Мы им наваляли, но одному моему однокласснику руку сломали. У тебя такое часто бывало?

Ответом молчание и выражение лица – ты что, с ума сошёл?

– То есть ни тебе, ни твоим подругам ни разу не ставили синяков на пол-лица, не ломали кости, не пускали кровь? – молчание, на которое подпускаю едкую издёвку: – А что так? Ведь у вас такая тяжёлая жизнь, такая тяжёлая!

Легонько бьёт меня кулачком в грудь, будто боится больно сделать. Кое-что вспоминаю:

– Ну-ка подожди…

Приподнимаюсь, поддёргиваю штанину, Света глядит с недоумением.

– Ага, не сошёл ещё, – смотрю на небольшой шрам, выгнув наружу ногу. – След от ножа. От удара в корпус сумел уклониться.

Кладу ногу на место. Но после того, как девушка осторожно касается пальчиком.

– В твоё прекрасное тело ножи не втыкали, нет? – любопытствую не без ехидства. – С целью убить?

Всё. Лишил девушку дара речи. Окончательно.

– Ой, а почему? Ведь у вас, девочек, такая невыносимая жизнь, полная смертельных опасностей, – едкость моего тона достигает степени змеиной ядовитости.

Лицо Светы становится жалобным, безмолвно девушка просит: «Ну хватит!»

Постепенно выплеск тёмной волны, сделавший мою речь настолько ядовитой, спадает. Размышляю. Есть время перед отбоем.

– Останешься у меня? – спрашиваю мимоходом, девушка кивает.

– Тебя что, мачеха избивала?

Кто бы сомневался, что девчонке понадобятся подробности. Но она тут же идёт на попятный:

– Хотя не надо, не рассказывай. Как-то всё это чересчур ужасно, – Света водит ноготками по моей груди, провоцируя тёплую волну блаженства.

– Пожалуй, всё-таки надо выложить, потому что заметил очень интересную вещь – мне становится легче.

Носить в себе ненависть, как оказалось, тяжело. Избавиться от неё общепринятым брутальным способом «око за око» нельзя. Не избивать же мачеху палкой до потери сознания!

– Собственно, позже я ей всё-таки отомстил, – размышляю вслух. – По здравому размышлению, она дала мне очень полезный урок. Любое нападение извне можно остановить только силовым путём, применением ответного насилия…

Хм-м, это своего рода особый язык общения. Открытый конфликт очень быстро выявляет кто есть кто. И если ты терпила, то терпи дальше, терпи до последнего, пока тебя окончательно в асфальт не втопчут. Если же ты – боец, то велкам, встраивайся в уважаемую иерархию настоящих людей.

– Есть я, моё тело, моё сознание и рассудок – моя личная суверенная территория. Нападение на мою территорию, откровенное насилие можно остановить только силовым, физическим или моральным противоборством…

Светлана внимательно слушает, я продолжаю. Тон мой философски спокойный, и она расслабляется. Хмыкаю, это она зря.

– Это очень полезный и главный урок, который получил от мачехи. Она обожала меня бить. Возможно, безответность жертвы – главная причина развития садистских наклонностей агрессора, – ещё одна серьёзная мысль, надо попробовать её позже углубить. – Самый первый мой эксперимент был весьма познавателен. Любимая процедура в исполнении мачехи – нахлёстывание ремешком по вытянутым вперёд рукам. С нарастающей силой. Главная цель – добиться рыданий, так сказать, явного вида страданий.

Света ахает, прижимает руку к губам, в глазах плещется ужас. Слушай, девочка моя, слушай, а то, мля, жизнь твоя беззаботная кажется тебе тяжкой. Слушай быль о реальной жути.

– Эксперимент состоял в том, что я твёрдо решил не поддаваться и не плакать. Мне удалось. Морщился, шипел, но ни одной слезинки мачеха так не увидела. Зато мне стало кристально ясно – сама она не остановится. Я убрал руки, когда понял, что ещё пара ударов – и кожа лопнет…

– Ой, хватит! – Света вскрикивает и зажимает руками уши.

Усмехаюсь. Глажу успокаивающе по коленке:

– Да всё, всё… самое страшное кончилось. И тогда же всё кончилось, когда я руки убрал. – Светино любопытство, которому способствует моё спокойствие, побеждает. – Не вот прям сразу, но пытка прекратилась. Она, конечно, завизжала, потребовала снова выставить руки, но я ей кукиш показал. А когда замахнулась ремнём уже куда попало, я напал на неё и сильно укусил.

Смеюсь. О победах всегда приятно вспоминать.

– С того дня эта шаблонная пытка больше не применялась. К тому же позже, когда родителей не было дома, я нашёл этот ремешок и разрезал его на мелкие кусочки. Не удержался от соблазна оставить обрезки на виду. Мачеха мгновенно всё поняла. Она даже отцу пожаловаться не могла, потому что несколько дней заставляла меня носить рубашки с длинным рукавом. И стоило мне только при отце надеть футболку, как уже ей от него прилетело бы. Пусть даже только морально.

– Больше она тебя не била? – осторожно, очень осторожно вопрошает Света.

– Какое-то время. Но ремнём уже никогда. Мне, шестилетнему…

– Тебе тогда шесть лет было⁈ – опять в прекрасных глазах плещется непонимание и смятение.

– Пять-шесть, как-то так. Я не помню, когда это началось. Точно знаю, когда закончилось. Только тогда, когда я сам это прекратил. Путём активного противоборства. Через месяц примерно мачеха снова впала в раж и сильно избила меня шваброй. Боялся, что ребро сломала, но нет, вроде обошлось ушибом. А вот трещина в верхней челюсти точно была. Толком есть не мог больше недели. Сотрясение мозга тоже было, голова несколько дней болела непрерывно…

– Ви-и-и-тя, – жалобно тянет Света.

– Ты спросишь – за что? Это тоже забавный момент, – безжалостно продолжаю, девочка должна знать о подобных кошмарах, иначе никогда не поймёт, насколько сама она счастлива с самого детства. – Когда Кир что-нибудь вытворял, мачеха наказывала меня. Дескать, ты виноват, не досмотрел. Киру вообще никогда ни за что не прилетало. Наказание было моей привилегией. В тот день Кир вазу разбил. Добро была бы дорогая, китайский фарфор там, ещё что-то такое. Нет, обычный ширпотреб за три рубля в базарный день. В магазинах такие рядами стоят.

Тут я гадко усмехаюсь.

– С того дня мачеха угодила в мои руки полностью. Отец чуть не убил её за это. Хорошо, успела спрятаться и прикрыться Киром. А я пригрозил, что стоит мне только сделать один звонок в полицию, и её реально за решётку упрячут. Как минимум условно дадут. Ребёнка ведь до полусмерти избила. Подручными средствами. Да ей все соседи вслед бы плевали! Ославил бы на весь город.

Что-то я увлёкся, Света совсем скуксилась.

– Но я не об этом. Мачеха научила меня противодействовать насилию со стороны. После того избиения Кира на неделю отправили к бабушке. Он не мог рядом со мной находиться. Как увидит моё опухшее и синее лицо, впадает в истерику. Когда Кир вернулся от бабули, а жизнь – в свою колею, я перестал впускать родителей в нашу комнату. А мачеху в квартиру. Она раньше отца приходила на час-полтора. Я закрывал замок изнутри, блокировал его и не впускал её до тех пор, пока домой не возвращался отец. Он тоже попал в число пострадавших. Так-то придёт домой – ужин готов, а тут приходится ждать…

Света находит способ прервать повествовательную жуть, занимается приготовлением чая. Но за чаем продолжаю:

– Да не бойся ты! – успокаиваю подружку. – Дальше всё спокойно было. Папахен уговорил меня в итоге открывать дверь мачехе, но я запирался от неё в комнате и не выходил, пока он не появлялся в квартире. Впоследствии мне приходилось родителей воспитывать, но это была уже борьба, так сказать, на дальних подступах.

С удовольствием втягиваю чайный запах и перехожу к выводам:

– Итог мачехиных уроков такой: внешнюю агрессию можно остановить только встречным насилием. И ничего в этом плохого нет. В качестве агрессора может оказаться даже друг, и своим противодействием ты показываешь ему, что он заходит за красную линию. Вот как Лёня сегодня. Я могу впустить приятеля или друга на свою территорию. Но только на моих условиях и на время. Не понимает? Или делает вид, что не понимает? Приходится усиливать давление вплоть до угроз физической расправы.

– А если бы он был сильнее тебя?

– Я – на своей территории. А угрожать можно не только физическим насилием. Да и сила – понятие относительное. Он сильнее? Ничего страшного, могу палку взять. Я в своём праве, это моя территория, изгоняю с неё чужака. Придумал бы что-нибудь. Например, ушёл бы, оставив его в комнате, желательно при свидетелях, а потом написал бы на него заявление, что он у меня сто тыщ украл. И свидетели есть, которые подтвердят, что он был в моей комнате один и уходить не желал. Пусть доказывает, что не верблюд. Или сто тыщ платит. Слабые тоже могут активно противодействовать, было бы желание. Девушки могут визг поднять, такие звуки невыносимы для мужского уха.

– Одно мне непонятно, – Света смотрит бескомпромиссно. – Зачем ты на меня весь этот кошмар выплеснул?

– Тебя не поймёшь, – подливаю себе чаю, угощаюсь мармеладкой. – То – почему сразу не рассказал, то – зачем рассказал. Определись для себя: тебе интересно обо мне узнавать или нет? Если нет – я тебе о себе ничего не говорю, и вопрос закрываем. Если да, то без фильтров. Что есть, то и бери. Оптом.

– Прямо всё-всё?

– До известных пределов, конечно. Где-то – государственная тайна, где-то – лишние подробности. И что-то должно оставаться совсем нетронутым. Эдакий заповедник в центре души. Вот интересно, – приходит в голову хорошая мысль, – рассказал тебе о мачехе, и стало легче. Ты огромную услугу мне оказала, дала выговориться. Чувствую, что уже не так сильно её ненавижу. Она же замечательное и полезное умение мне привила. Пусть нецеленаправленно, но научила меня обезвреживать внешнюю агрессию в любой форме. Без неё я, возможно, не был бы так силён. И не так искусен в противодействии.

Этой ночью Света была особенно нежна…

Глава 6

У каждого своя работа

5 декабря, воскресенье, время 14:25.

МГУ, Главное здание, сектор А, 10 этаж, комната Таши Горбунковой.

– Ты же сам говорил, что начинать надо с простого, – на меня укоряюще глядели серьёзные девичьи глаза.

– Надо. Но, во-первых, тупая матричная печать – это ширпотреб и отстой. Давно пройденный всеми этап – во-вторых. Там вообще ничего не надо делать. Покупай готовый принтер, адаптируй его, модернизируй – и вперёд. И покупать-то по дешёвке можно, они уже нахрен никому не нужны.

Этот разговор у нас произошёл давно, больше года назад. Обсуждали самый примитивный способ 3D-печати. Были раньше такие принтеры, обычные офисные. Символы формировались на бумаге проходом печатающей головки с девятью иглами, бьющими по красящей ленте. Принцип похож на табло «бегущая строка», которое составлено из маленьких лампочек или светодиодов, включающихся по командам управляющей схемы.

Математика матричной печати тоже простая. Всем привычные декартовы координаты на плоскости. Объём формируется тоже тривиально – укладывается слой за слоем. Я настаивал на применении цилиндрических или даже сферических координат. Соответственно, это требовало сопряжённой кинематики. По одной – линейной – координате так же ходит каретка с печатающей головкой. В этом единственное сходство с матричным принтером, хоть 3D, хоть обычным.

По второй координате происходит вращение, и каретка должна уже ездить по кругу. Сразу в голове всплывает достаточно тривиальный вариант технического исполнения. Опора в форме окружности, на которую опирается мост. Похоже на мостовой кран, только тот по двум параллельным путям ездит, а наш – вращается. Каретка с печатающей головкой ходит по мосту, который является для неё опорой. Прямая реализация цилиндрических координат. Первое, что приходит на ум: печать труб, даже переменного диаметра, будет происходить совершенно элементарно. Если диаметр постоянный, то вращаться будет только мост, каретка с печатающей головкой на нём будет сидеть на месте.

Сложные профили сразу ставят ряд проблем. Линейная скорость движения печатающей головки (инжектора) должна быть постоянной, иначе слой будет переменной толщины. Либо скорость подачи материала, хоть проволоки, хоть ленты, хоть потока гранул, должна меняться. И обеспечить переменную скорость легче всего с проволокой. Работать предполагается только с металлами, поэтому разогрев будет токами Фуко. Регулировать же силу тока или его частоту для увеличения скорости прогрева достаточно просто.

Есть ещё проблема скруглений, перехода с прямого участка контура на круговой.

– В таких местах происходит скачкообразное изменение ускорения, – объясняю Таше. – Никакая механика этого не выдержит. Надо заранее закладывать пусть быстрый, но не мгновенный рост ускорения…

Имеется в виду ускорение, перпендикулярное движению. Вектор скорости, не меняясь по модулю, изменяет направление. Чем больше центростремительное ускорение, тем быстрее меняется направление движения.

– Вот это всё и надо учесть в программе, управляющей контроллером, – откидываюсь от стола с исчерканными карандашами листами.

– Обратную связь надо предусмотреть, – предупреждает Таша.

– Обвяжем датчиками с ног до головы, – откликаюсь беззаботно. – А ещё управляющая программа должна отслеживать исполнение задания и точные текущие координаты инжектора.

– Виртуальный образ изделия с границей, отделяющей готовую часть от нереализованной, – Таша переводит мои хотелки на понятный ей язык. – Для инжектора нужна одна отдельная степень свободы, – это Таша уже не переводит. – Ему придётся накладывать проволоку под разными углами. Под любым углом сверху и даже сбоку. И даже снизу, – Таша интонацией передразнивает, но вообще-то говорит серьёзно.

Соглашаюсь.

– В твоей идее укладывать проволоку есть несколько дыр, – продолжает девушка. – Во-первых, отверстия сбоку сделать не сможем. По крайней мере, чисто. Во-вторых, будут ступеньки на стыках. Укладываем проволоку, совершаем полный оборот и подходим к началу. Далее переходим на следующий слой или укладываем рядом следующим витком. В обоих случаях изгиб – в ту или иную сторону. Нарушение равномерности укладки, то есть дефект.

– Думаю, можно придумать, как снять эти проблемы или нивелировать. К примеру, кончик проволоки плавно заострить. Или выпускать наружу краешек, который позже срезать.

Права она, конечно. А кто говорил, что будет легко?

– Точность размеров изделий и чистота поверхности будет порядка толщины проволоки, – заявляет тем временем Таша.

– Или порядка размеров гранулы, если будем напылять, – контрзаявляю я и добавляю: – Придётся думать над тем, чтобы совместить оба способа. И напыление, и укладку. А ещё надо обдумать возможность разрывов при укладке.

– Чтобы отверстия формировать? Их позже придётся отшлифовывать.

– Помимо отверстий, есть наклоны, – первым делом держу в голове возможность изгибов,

Это обывателю технология 3D-печати представляется чудесной, но в принципе простой. Только подводных камней там хоть отбавляй. Поэтому работы непочатый край. Таша только математику на себя берёт. Физику на мехмате тоже учат, поэтому элементарные вещи ей объяснять не надо. Имеет представление и об инерции, и о пиковых значениях ускорения при резких изменениях траектории.

А зависающие элементы? Ниспадающие? То-то и оно! Сложностей выше крыши. И всё это – на бедную Ташу. Прямо ей не говорю – не всё следует произносить вслух, – но она заранее создаёт сама себе рабочее место. Главный специалист по математическому обеспечению технологии 3D-печати, вот кто она. Причём уже сейчас. Когда наши планы выйдут в реал из виртуального конструкторского пространства, она получит официальный статус со всеми атрибутами: отдельным кабинетом, штатом подчинённых, зарплатой, должностью.

Мы все в таком положении. Все, кто пришёл ко мне и занимается сложными проектами, загодя готовят себе собственную позицию. В процессе сама собой происходит сепарация и самоотсев. Сначала на 3D-печать нацеливал Ольховского, тот начал заниматься. Без особого энтузиазма, но добросовестно. Уже он привлёк Ташу (каюсь, сам не подумал о ней) и в процессе как-то незаметно ушёл на второй план. Нет, не дезертировал, а мигрировал в группу инжиниринга. У высокого руководства, то есть меня, возражений не было. Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы эффективно работало.

7 декабря, вторник, время 16:10.

МГУ, ВШУИ, Ассоциация «Кассиопея».

– Вы поймите, Виктор Александрович, дело абсолютно верное, – собеседник обаятелен и речист, лицо и глаза вдохновенно сияют.

Парень под тридцать или чуть старше, ростом немного ниже меня, подвижный и малогабаритный брюнет цыганистого типа. Ловлю себя на том, что очень хочется ему верить. Тем более что глаза такие убедительные и честные. Хм-м…

– Видите ли, Андрей, – так его зовут, фамилию назвал Михайлов, – это же университет, нас многому учат даже на естественнонаучных факультетах. Так вот, дело абсолютно верное, если приносит три процента в год. Вот оно верное почти абсолютно. А сто процентов за месяц – высокорискованное вложение. То есть шансы получить такую прибыль практически равны нулю. Чистой воды лотерея. Только лотерейный билетик очень дешёвый, а возможный выигрыш может достигать миллионов.

Парень уговаривает меня на десять лимонов. Хотя, точнее сказать, не уговаривает, а раскручивает. Якобы в связи с санкциями и сложностями в международной торговле на таможенных терминалах застряла партия офисной мебели. Теперь её можно выкупить по дешёвке, даже не за полцены, а за какие-то символические копейки. Как на распродажах под лозунгом «любой предмет за десять рублей!»

– Давайте паспорт, – требую от посетителя.

– Зачем⁈ – искренне удивляется тот.

Хм-м, я так тоже умею!

– Как «зачем»? Вы хотите, чтобы я дал десять миллионов абсолютно незнакомому и никому не известному человеку? Без расписки? Без договора? – недоумение на моём лице ещё более искреннее.

– Да паспорт я принесу, – твёрдо, очень твёрдо обещает «Михайлов». – Только вы поймите! Время уходит, дураков нет, промедлим – всё разберут!

Значит, паспорт он мне не покажет. Как говорится, можно сначала и паспорт показать, но деньги вперёд. Ну и ладно, не очень-то и хотелось.

– Вам к проректору надо. По хозяйственной части. Вот он может заинтересоваться мебелью, а мне она ни к чему…

– Да за треть цены у вас её с руками оторвут! – взрывается энтузиазмом «Михайлов». – Кто угодно!

– Только когда пойдёте к проректору по АХЧ, паспорт всё-таки не забудьте, – продолжаю гнуть свою линию. – И всё остальное. Проект договора, реквизиты организации, которую вы представляете.

– Жаль, – пригорюнивается «Михайлов». – Пока я буду с бюрократическими сложностями разбираться, там всё подчистую выметут.

Он встаёт, на пороге оборачивается:

– Вы такой шанс упустили…

– Я ничего не упустил, Андрей, – приоткрываю свои обстоятельства: – Деньги у нас будут, но только через несколько месяцев. А пока на счетах – ноль. Да и счетов, собственно, нет ещё.

Настоящая фамилия его – Хлестаков. Или Бендер. На кое-какие мысли он меня навёл, надо бы заняться.

13 декабря, понедельник, время 15:05.

МГУ, ВШУИ, Ассоциация «Кассиопея».

– Не сказал бы, что новости категорически плохие, – излагает наш полпред Глеб. – Но как это вы говорите? Стремящиеся к нулю.

И снова он слегка удивлён моим хладнокровием. А что такого? Я знаю, что нам откажут. Видимо, и отказали. Однако Глебу удаётся меня удивить:

– Нам выделили строчку в бюджете. Причём с обоснованием, что это одновременно с целью развития высшего образования…

Вот хитрованы! Даже восхищаюсь их аппаратной искушённостью. Эдак непринуждённо взяли на вооружение мою же аргументацию. Впрочем, работа у них такая. Можно даже похвалить за то, что оценили удачный довод…

– Плюс на общем заседании сказали, что это месседж старшего поколения российской научной молодёжи. Дескать, мы в вас верим, мы на вас надеемся, вы – будущее страны и прочие словесные выкрутасы, грубо говоря.

Хм-м, гляди-ка! Они не остановились на поддержке образования. Своих идей у них, наверное, нет, но языки подвешены – будь здоров. Я сам лучше не сказал бы.

– Короче, Склифосовский!

– Совсем коротко: нам поставили восемьсот миллионов, – Глеб смотрит виновато, будто это он нарезал нам такой блокадный паёк.

Я уж думал, что хуже полного отказа варианта быть не может. Откровенно восхищаюсь:

– Вот жучары! А Роскосмосу они не сказали, что от них отщипнули?

– Да кто знает! Но рожи у тех были кислые… мягко говоря.

– Значит, сказали, – откидываюсь на стуле, прикрываю глаза.

Жестом даю понять Глебу, что мне надо подумать. Примерно пару минут молчим. Затем открываю свои ясные очи:

– Они нас переиграли на этом этапе. Вчистую. Теперь их упрекнуть не в чем. Они дают нам почти миллиард, и это звучит громко. Ни у кого не поднимется рука их осудить. Даже у меня были сомнения, что мы успешно освоим сотню миллиардов. Просили так, наудачу по максимуму.

Время от времени надо делать паузы, чтобы мысль доходила до собеседника. По реакции научился видеть, когда требуется её прерывать.

– Они как-то угадали. Своим сверхъестественным чутьём. Было бы меньше, мы ограничились бы только НИОКР. Больше – можно реальное производство запускать. А так – ни туды Микита, ни сюды Микита. Если не израсходуем с толком всех средств, тут же дадим им повод уменьшить финансирование в следующем году. Если вбухаемся в строительство – не сможем закончить, деньги замёрзнут. Тоже нам в вину поставят.

Ещё пауза, но для меня. Есть над чем подумать.

– Они белые и пушистые при любом раскладе. Если флопнемся, там скажут: образовательный эффект всё равно есть, диалог с молодёжью присутствует, а то, что некий Колчин прохлопал ушами, не наша вина. Если будет толк, то они тут же начнут бить себя пяткой в грудь: это мы, мы, мы придумали! И подставят грудь под ордена.

– И что делать?

– Выкручиваться, что же ещё?

План в голове уже зреет. Надо кое-куда метнуться. Как раз сессия надвигается, активность моей банды неизбежно снизится. Хотя кое-какие проекты завязаны на зачёты и даже дипломы. Там замедление будет незначительным.

Ничего страшного не произошло, но госдумовские бонзы заранее выбили из моих рук козыри против них. Через какое-то время с высоты достижений не смогу кинуть им массу упрёков. В невнимании к талантливой молодёжи, что можно развить до обвинений в том, что именно они – причина утечки мозгов за границу. В отсутствии беспокойства по поводу стагнации в одной из ведущих высокотехнологических отраслей – национальной космонавтике. В равнодушии к проблемам высшего образования. Это навскидку.

Жаль. Ладно, лиса ушла по запасному ходу. Поймаем её в следующий раз.

В будущем году поведём себя по-другому. Сюрприз для них будет.

17 декабря, пятница, время 14:30.

Синегорск, Администрация губернатора.

– Вот он, Виктор Колчин, наша блуждающая звезда! – губернатор восторженно встаёт из-за монументального стола, идёт навстречу, раскинув руки, и заключает меня в объятия. Чем приводит в некоторое замешательство.

– Вы меня прямо смущаете, Владимир Александрович, – пожимаем друг другу руки. – Я, грешным делом, думал, вы меня уже и не помните.

– Витя, дорогой, до старческого склероза мне ещё далеко, – мужчина смеётся. – Всё помню! Недавно же всё было. Мы о тебе до сих пор говорим, когда олимпиадников награждаем. Ставим в пример. Но никто пока к твоим достижениям даже близко не подобрался. Один физик на Всероссийской олимпиаде призёром стал в позапрошлом году, и всё.

– Ну, это уже близко…

Мы рассаживаемся, губер на своё место, а я – на почётное, самое близкое к нему.

– Слышали мы, слышали о твоих небывалых успехах, – губернатор продолжает сиять всем лицом. – МГУ закончил с красным дипломом, диссертацию защитил…

У меня вытягивается лицо. Вот сейчас удивил так удивил. А хозяин кабинета довольно похохатывает.

– Откуда вы знаете⁈ Две недели всего прошло! О диссертации я даже родителям ничего не говорил!

– Земля слухами полнится, – губернатор подмигивает. – Провинциальная сарафанная разведка доложила.

С огромным удовольствием наблюдает, как небыстро прихожу в себя от потрясения.

– Молодой ты ещё, – объясняет мужчина. – Тебе кажется, что три года – это очень много, а для меня мало отличается от вчерашнего дня. Прекрасно все тебя помнят и следят за твоими успехами.

Нахожу в его словах кое-что. Повод для перехода к главной теме. Я же не обниматься сюда пришёл, мы оба – люди занятые. И как он к моим предложениям отнесётся, не знаю. Хоть и говорит, что всё было почти вчера, но изрядно воды утекло, мог и передумать.

– Тогда и наш разговор должны помнить, Владимир Александрович, – и надо бы убрать даже намёк на то, будто я его на слове ловлю. – Когда вы приглашали меня вернуться после обучения и приложить руки к развитию города и области. Оговариваюсь сразу: наш город и местность в целом – для меня не самый лучший вариант.

Да, так лучше. Не ловлю на слове, не требую долг, а наоборот – делаю одолжение, иду навстречу просьбе.

– Почему же?

Пытаюсь считать его реакцию. Его огорчает низкая оценка привлекательности нашего региона для серьёзных вложений, или ему начхать?

Прихожу к выводу, что возможность моего отказа его сильно настораживает. Улыбаться совсем прекращает, взгляд становится напряжённым. Ладно, вопрос задан, надо отвечать:

– Вы же понимаете, что для строительства космодрома всегда выбирают пустынное, малозаселённое место? Есть ещё требования. Большое количество ясных безоблачных дней в течение года. Желательно как можно южнее. Ни по одному параметру наш регион не подходит.

– Ты хочешь строить космодром?

– Подождите… стартовую площадку у нас строить нельзя. И вот сейчас подходим к теме. Логистика, Владимир Александрович. Какие-то смежные производства лучше всего размещать в непосредственной близости к космодрому. Например, ракеты могут иметь такие габариты, что железнодорожным транспортом их доставить невозможно.

– Понятно… – губернатор задумывается.

– Да и другие предприятия, продукция которых вполне транспортабельна, тоже лучше размещать как можно ближе. Меньше транспортных расходов. И остаётся совсем небольшая часть, которую можно размещать не где угодно, но там, где на первый план выходят другие факторы. Например, наличие кадровых резервов. Возьмём Байконур. Скуднейшее количество осадков за год, триста ясных дней в году, южный регион. При этом малозаселённость, которая хороша, с одной стороны, из соображений безопасности, с другой стороны – работают там часто вахтовым методом. Или военные службу тянут.

– С кадрами у нас вроде всё в порядке, – осторожно, будто боясь спугнуть, говорит губернатор.

– Да. Но это неэксклюзивное преимущество. Вся Центральная Россия густо заселена.

Делаю паузу, но короткую. Интрига – наше всё, но пережимать не стоит, ждёт ведь человек.

– Наша область может иметь для меня особую привлекательность, которой не обладают другие. Бережное, внимательное и заинтересованное отношение властей – вот чего я жду от вас. Этот фактор станет определяющим. Если он есть, конечно.

По улыбке, растянувшей лицо губернатора чуть не в полтора раза, понимаю, что пресловутый важный фактор в наличии. На меня выливается целый поток восторженных заверений. Честно говоря, не ожидал.

Не ожидал, потому что с определённого момента губернаторы перестали зависеть от мнения подотчётного населения. Их назначает и смещает Москва. Поэтому все они работают с оглядкой на столицу. Недовольное или, наоборот, благосклонное выражение лица какого-нибудь важного чина для них значит больше, чем мнение рядовых земляков.

– Итак. Насколько я понимаю, Владимир Александрович, ваше приглашение мне вернуться и поработать именно на нашей территории в силе? – уже понял это, но не помешает явно зафиксировать.