Текст книги "Ты знаешь, я знаю (СИ)"

Автор книги: Гайя-А

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)

– Мирра очаровательная девушка! Оказывается, она из Одессы…

– Да ну? И когда свадьба? – желчно усмехнулся Грег, – в шаферы пойду, чтобы куражиться на празднике.

– Хаус! – Уилсон воздел руки к небу, – все! Я помог тебе, всем, чем мог; едем обратно! И – умоляю: сходи, наконец, в парикмахерскую!

Роуз Браун начала желтеть. Заметила это Тринадцать, которая сразу сообщила реаниматологам; кто-то побежал за ультразвуком, кто-то – на поиски мистера Брауна.

Роуз желтела стремительно; очевидным было, что печень начинала медленно распадаться по тем или иным причинам. Под глазами женщины появились два темных мешка, черты лица опустились. Если бы ее видел кто-то без медицинского образования, он готов был бы поклясться, что женщина умирала.

– Отравление, – щелкнул пальцами Форман, – припадки могут быть вызваны соединениями мышьяка.

– Барбитураты, – предложила Тринадцать свою версию.

– Аллергическая реакция… – добавил Тауб, и в этот миг в кабинет вошел доктор Хаус.

После того, как он спал ночью в поломавшейся машине, пуговица на пиджаке осталась одна, волосы торчали дыбом, а на майке вырисовались круги от пота. Пахло от Грега виски и бензином, словно от удачно вернувшегося с рейса дальнобойщика.

– Ты, – ткнул он пальцем в Формана, – иди и проверь на токсины все, включая желчь. Ты, – перевел он взгляд на Тауба, – посади ее на детоксикацию и следи за состоянием тургора кожи.

Он развернулся, затем, не оборачиваясь, ткнул тростью в сторону Тринадцатой.

– Ты – иди со мной. У меня для тебя особое задание.

Тринадцать обернулась на коллег, красноречиво закатила глаза, и последовала за своим всегда непредсказуемым начальником.

– Вы издеваетесь, Хаус, – шипела она через час, выходя за ним из торгового центра, – шопинг – не самое лучшее времяпровождение, пока пациент…

– Извини, милая, я делал это в диагностических целях, – полушутя, ответствовал Хаус, – к тому же, весь мой гардероб по-прежнему в отделах ФБР, видимо, или там в лабораториях НАСА… надо же мне во что-то одеваться, шкуры врагов вышли из моды.

Тринадцать кисло улыбнулась. В одежде Грегори Хаус в самом деле напоминал первобытного мужчину, которому нужно было просто чем-то прикрыться. Он знал, как сделать это элегантно и красиво, но – пока оснований не было – предпочитал простоту.

И теперь ее шеф приказным тоном потребовал сопровождать его, и выбрать ему одежду! Тринадцать улыбнулась, подумав, как бы отнеслись недавние феминистки к подобному требованию.

– И какой срок? – невинно спросил Грегори Хаус, не поворачивая головы в сторону Тринадцать. Она вздрогнула. На переходе горел красный.

– Что?

– Не корчи дурочку, Тринадцать.

Красный светофор моргнул, и сменился зеленым.

– Девять недель, примерно, – не поднимая взгляда, ответила она. Хаус мрачно кивнул.

– Ты – идиотка. Я отстраняю тебя от работы с предположительно инфекционными больными. Поедешь домой и будешь пережидать токсикоз там, – Хаус совершенно не собирался быть настолько резким и даже почти грубым, но не мог сдержаться, – топай на анализ крови и не смей появляться от больницы меньше чем в пятистах метрах.

Тринадцать была удивлена вовсе не тоном Хауса, когда он выговаривал ей. Она была уверена, что когда диагност говорил с ней, в его лице можно было разглядеть волнение.

– Я перезвоню, ммм… – тут же начал прощаться Уилсон, едва завидев старика Грега в дверях, – ну, как там твоя тетка?

– Тринадцать беременна, я ее отстранил, – плюхнулся в кресло Хаус, и повертел на ладони трость, – у тетки – токсический шок и отек легких. Жизнь – дерьмо, впрочем, ты и без меня это знаешь.

Уилсон потер затылок, и одного этого его жеста вкупе с приподнятыми бровями, было достаточно для Хауса, чтобы громко простонать:

– Как я мог забыть, у мистера Синяя Борода новая подружка! Зачем внешний мир, да здравствует моногамия!

– Мирра – не подружка, – тут же вскипел Уилсон, стоило лишь диагносту нажать на нужную кнопку, – и я тебе искренне сочувствую. Ну, а с Кадди что?

Хаус принял настолько равнодушный вид, что Джеймс сразу отметил: дело нечисто.

– Ничего, – выдохнул слегка разочарованно Уилсон, и понимающе поджал губы, – не могу сказать, что сочувствую.

– Ты записался в бесплатные психотерапевты? – тут же съязвил Грег, – помоги мне подумать. Не могу понять… мне надо сосредоточиться на пациентке.

– Твоя тетка скучна, после того, как сшила все, что могла, принялась неистово драить дом, – монотонно пропел Уилсон, – еще готовила три раза в день. Иногда ходила за одеждой на распродажу. В женском клубе ни намека на инфекции, стерильность и хлорамин…

Внезапно Хаус вскочил на ноги, и тут же со стоном пошатнулся, ухватившись вовремя за стол онколога.

– Я… скажу сейчас что-нибудь нецензурное! – выдавил он, пунцовый от боли, – беги к Форману! Скажи ему немедленно лечить химическую пневмонию!

Вечером Грегори Хаус, бледный и сильно хромающий, открыл дверь своей начальнице. Она уже знала, что он умудрился вывихнуть ногу, и не смогла не приехать к нему. «Я же навещаю больного сотрудника, да? – робко попросила она сама у себя разрешения, – это ведь не считается!».

– Я не в настроении, – деловито сообщил Хаус, почесываясь, – бурный секс в мои планы не входит.

– Я произносила слово «секс»? – желчно поинтересовалась Лиза, и бросила сумку на диван, – Уилсон сказал, что у тебя депрессия, и ты намереваешься вскрыть вены женской бритвой.

– Оу, – кивнул Хаус, – он в достаточной мере садист, чтобы проигрывать это потом в своем воображении. А ты, я так понимаю, принесла одолжить мне свою? Верну целенькой.

– Хаус! Я серьезно. Хватит валять дурака. Ты мог бы хоть иногда брать трубку телефона, когда тебе звонят из секретариата.

– На меня опять подали иск? Прикольно, – и Хаус перевернулся лицом к спинке дивана, – но увы, не ново.

– Форман едва не убил пациентку, пытаясь вылечить. Во время вливаний у нее два раза останавливалось сердце.

– Неинтересно, – и Грегори Хаус демонстративно зевнул. Кадди хитро прищурилась.

– На мне нет трусиков.

Его реакция была даже излишней: никогда прежде Лиза Кадди не видела людей, умудряющихся с такой скоростью менять положение тела. На нее в упор глядели два огромных синих глаза. Если бы у Кадди было чуть меньше смелости, она сделала бы шаг назад. Но эта женщина не привыкла отступать.

Он изучал ее несколько мгновений перед тем, как усмехнуться и вынести вердикт:

– Врешь.

Никогда она не понимала, какой методикой пользуется он, чтобы распознать ложь. Интуиция? Но по-прежнему он смотрел на нее, не отводя глаз.

– Ладно, они на мне есть, – Кадди старалась сохранить самообладание, – но Форман в самом деле…

– Снимай, – приказал Хаус с нехорошим огоньком азарта в глазах.

Она испугалась. Она всегда боялась его в подобном настроении – под кайфом или без него. Грегори Хаус был сильнее всех, кого она когда-либо знала. Возможно, именно потому Кадди находила столь притягательным сражаться с ним – по неписанным правилам, установленным обоими. Это была опасная игра.

Хаус сел на диване, облизал губы, выдохнул, как будто в ожидании представления. «Я жду» – говорила его поза.

– Я не буду, – ответила Лиза, но не сделала ни шага в сторону.

– Хорошо, – и Хаус поднялся, – можешь не делать ни единого движения. Я сам.

– Ты не посмеешь, – сжав зубы, выдавила она.

– Мы оба знаем, что – да! – я посмею, – и Хаус обогнул ее, проходя к своему мини-бару, – моя берлога – мои правила. Я к тебе не буду приставать. Я даже не посмотрю вниз. Ты просто дашь мне это сделать.

– Почему ты думаешь…

– Тридцать шесть часов в клинике, – не глядя на нее, ответил Хаус, наливая себе выпить, – я буду паинькой. И никакой депрессии.

Она не ответила. Хаус обаятельно улыбнулся. «Будь ты… о, Уилсон! – неслось перед глазами Лизы, – я оторву тебе голову!». Но все же – с места она не сдвинулась. Хаус кивнул, и протянул руку. Свет в комнате погас.

– Маленький праздник для бедного доктора-инвалида! – Грегори Хаус неспешно приблизился к ней, – поехали?

– Не смотреть! – едва не сорвалась Кадди, пытаясь унять сердцебиение, – ты обещал!

– Я помню, что обещал, – выдохнул Хаус ей в ухо, и едва коснулся ладонями ее бедер, – я не буду смотреть.

Сердце у Кадди колотилось быстро. Она почти не слышала музыки, которая разносилась по комнате из динамиков. В глаза ей смотрел Грегори Хаус, улыбаясь. Медленно его руки поползли от ее бедер верх, задирая узкую юбку. Он присвистнул, не сводя синих глаз с ее лица.

– Чулочки, – констатировал диагност, – не могу видеть, но на ощупь просто отлично.

Его руки поднялись чуть выше – к ее животу. Кадди боялась смотреть в глаза Грегу – и боялась отвернуться. Его гладкие пальцы проникли под кружево трусиков, пробежались вдоль края ткани. Грегори Хаус изучал ее лицо, пытаясь найти в нем реакцию на свои действия.

Он провел пальцем вдоль подвздошной кости, спустился рукой чуть ниже, но Лиза, не двинувшись, довольно больно толкнула его в плечо.

– Играй честно, – хрипло сказала она, и Хаус не мог не заметить – это была скорее мольба, чем повеление.

Его руки вновь властно легли на ее талию, спустились ниже, погладили ткань трусиков, скользнули вдоль нежной кожи на внутренней стороне бедра. Лиза шатнулась и прикрыла на мгновение глаза. Сдержать дрожь было непросто.

Теперь его руки были везде. Они осторожно касались нежной впадинки над ягодицами, рисовали замысловатые фигуры чуть ниже пупка, обжигали теплом. Кадди вновь едва не упала. «Можешь опереться о меня, – неразборчиво пробормотал Хаус, и Кадди положила руки ему на плечи, – с твоих каблуков высоко падать».

Теперь она не смела возразить ему, хотя его руки мяли ее бедра так, что почти наверняка оставались следы. Кадди затаила дыхание. Отвлечься от происходящего было трудно, даже не так – невозможно. Наконец, его пальцы проникли под кружево, и вместе с ним медленно стали опускаться вниз.

И все это время он не переставал смотреть ей в глаза.

– Фетишист, – попробовала скривиться Лиза. Хаус наморщил нос.

– Стерва!

Он задержал руки сразу под ее коленями. Нога немилосердно болела, но именно сейчас он этой боли почти не чувствовал.

– Переступай, – и Лиза послушно позволила ему снять трусики, не зацепив высоких каблуков туфель. Его руки оказались за ее спиной. Хаус поднялся.

Точно так же, не глядя вниз, он вернул юбку на место.

– Можешь меня не прижимать к себе так страстно? – Хаус усмехнулся, расцепляя руки, – Уилсон завтра обзавидуется.

– Ты ему не скажешь! – в голосе Лизы была угроза. Грегори Хаус улыбнулся, вертя кружевные трусики на пальце правой руки.

– Поцелуемся? – предложил он спокойно, – или перейдем сразу к той части, где ты снимаешь с меня…

– Идиот, – Кадди закатила глаза, и обошла мужчину, села на диван, – тридцать шесть часов в клинике. Ты примешь всех пациентов и будешь с ними вежливым.

– Ты меня хотела, – продолжал гнуть свою линию Хаус.

– Нет.

– А трусики говорят – хотела, – Хаус подошел к ней вплотную, и утвердительно кивнул, – я полностью удовлетворен. Пока, Кадди.

Он сел на диван и закинул ногу на спинку. Лиза молча проглотила очередное его оскорбление. Она хотела ответить колкостью на колкость, как и всегда, но в этот раз уцепиться ей было не за что – это ведь он взял больничный и отлеживался, кайфуя, дома. Принстон Плейсборо по-прежнему нуждалась в своем гении.

Хлопнула входная дверь, и Грегори Хаус проклял свою нерешительность. Оттягивать это мгновение или нет – он был бы не собой, если бы не сделал честную попытку сблизиться. Конечно, речь не могла идти о слове на букву «л», даже думать было бы кощунственно. Грегори Хаус знал, что снова вел себя, как последняя скотина. Грегори Хаус начинал верить – против всех доводов рассудка – что из всех женщин мира только Кадди могла по-настоящему принять его, невзирая на всю его несносную колючесть.

Хаус закрыл глаза, и на лице его появилась расслабленная, блуждающая улыбка. «Мы же все самцы и самки, – вспомнилось ему из курса антропологии, – мы не можем не причинять друг другу неудобства. Мы всегда будем немного драться. Но иногда – в нашей освещенной лишь костром пещере… после того, как мы вдоволь подеремся…».

С влажными и скомканными трусиками под подушкой, наслаждаясь мечтами о первобытной дикости и Кадди на медвежьей шкуре, Грегори Хаус и заснул.

========== Тёмные Силы ==========

Рано утром, после ужасного похмелья и двухчасового стояния под душем, доктор Грегори Хаус явился в клинику для того, чтобы начать отбывать свои тридцать шесть часов адовых мук. Однако если бы давно знакомые с Хаусом люди видели его, то могли отметить, что выглядит он намного лучше, чем обычно, не столь сильно небрит, и терпимо одет. Тринадцать, несмотря на мучавший ее токсикоз и отвращение к хождению по магазинам в компании с Хаусом, одела своего шефа весьма со вкусом.

Кроме того, Хаус был пострижен, свеж (несмотря на то, что потребовалось пятнадцать капель гомеопатического средства «Похмелол» и таблетка аспирина с утра), и смотрелся просто щеголем, особенно в сравнении с недавним своим состоянием.

Кэмерон и Герта – медсестра травматологии Скорой, увидев Грегори Хауса, оторопели. Хаус, заметив их внимание к своей особе, цокнул языком в сторону Кэмерон, и пробормотал какое-то приветствие, упоминая «миссис Роберт Чейз».

– Он почистил ботинки, – прошептала Герта на ухо Элиссон, – на нем глаженая рубашка и новый пиджак, и на нем черные джинсы!

– Духи, – прошептала Кэмерон в ответ, и зажмурилась, – Армани, кажется. И… мятная жвачка?!

Герта закатила глаза, как актриса греческой трагедии.

– Она с ним спала вчера! – истошно вырвалось у нее, и несколько ее подруг поспешили, радостно щебеча, к первой собственнице сплетни.

И никто не знал, что Грегори Хаусу было на это совершенно наплевать. Как бывало в самые лучшие дни его жизни, он шел по своей больнице, как король. Ну, или хотя бы как мятежный полководец, дерзкий и отважный. Замученные химикатами фикусы превращались в райские кущи, а болтливые, восторженные медсестры – в стайки пестрых попугайчиков. Принстон Плейсборо приветствовала знакомой суетой гордого победителя.

В левой руке, зажав в кулак в кармане, Хаус держал вчерашний трофей. Он был намерен продержаться предстоящие тридцать шесть часов дежурства в клинике идеально. Своего рода, маленькая месть Кадди. Без предупреждения и без издевательств, по-честному.

Однако настроение Грегори Хауса испарилось, а рвение исчезло при виде первого пациента в смотровом кабинете. Диагност закрыл на миг глаза, и кивнул: «Тридцать шесть часов. Ты выдержишь, чувак».

– Итак, – сказал он, хромая до кушетки и ослепительно улыбаясь древней бабушке-негритянке, увешанной какими-то таинственными амулетами, – что вас беспокоит?

Спустя три часа Хаус сам себе напоминал замученного фашистами партизана. Бабушка, древняя, как мир, родом с Гаити, практиковала культ Вуду, и один список того, чем она лечила трещины на пятках, приводил в ужас. Убедить бабушку, что анализ крови не будет использован в колдовских ритуалах, оказалось непросто.

Немного поборовшись с собой, Хаус повесил на дверь кабинета табличку «Перерыв», и сбежал к Уилсону.

Джеймс нежно улыбался своему мобильному, и не сразу поднял голову.

– Я отличный парень с перспективами, кореш, – заявил Грег, опираясь всем весом на трость, – но мне скучно.

– У меня есть отличная идея, – Уилсон встал с чашкой кофе из-за стола, – иди и поработай. О, прости, прости, я нарушил твою идеологически обоснованную лень? Отдыхай; пандемия предотвращена, можно вздохнуть свободно.

Грег выпрямился, и полез в карман. Через мгновение на стол возле Джима Уилсона упали красные кружевные трусики доктора Кадди. Уилсон поперхнулся кофе, и едва не облил рубашку.

– I don’t like you, but I love you, – пропел популярный мотив Хаус, и облизал пересохшие губы, – йоху! Добыл вчера. Кстати, с суицидом ты немного перегнул, она приехала бы и просто так.

Уилсон нервно сглотнул, поставил чашку на стол, и склонился над добычей друга.

– Ты подсыпал Кадди пентатал натрия? – слабо поинтересовался он, глядя на друга глазами раненной лани, – споил? Шантажировал?

Хаус многозначительно повел бровями, и, напевая, удалился. Уилсон собирался было отправиться за ним, но потом решил перепрятать нижнее белье главврача куда-нибудь. После долгих раздумий он положил трусики Лизы между страниц журнала посещений хосписных больных, и запер его в сейф.

И только тогда Уилсон схватился за щеку.

– Да он поет! – пробормотал Джеймс в изумлении и восторге.

Хаус был на верху блаженства. «Зайду-ка к Кадди, – решился он, переполненный легкостью и энергией, – я вчера был неотразим. Да, определенно, мне надо на нее посмотреть». Грегори Хаус, как истинный самец с первобытными инстинктами, нуждался в постоянном наличии «раздражителя» – Кадди. Он должен был видеть ее, осязать, постоянно слышать ее возмущенный голос – где-нибудь поблизости.

Однако его планам сбыться было не суждено. Прямо у кабинета доктор Лиза Кадди флиртовала с каким-то высоким брюнетом, облаченным в элегантный костюм. Брюнет смеялся бархатным голосом, Лиза, чуть повысив голос, о чем-то радостно рассказывала. Улыбка спала с лица Хауса, и он прильнул к стене, осторожно выглядывая из-за угла. Его острый взгляд заметил цветы в вазе на столе у Кадди.

Наконец, брюнет распрощался с Лизой, и на прощанье она сама потянулась к нему, чтобы поцеловать в щеку. Грегори Хаус, подпирая стену коридора, был деловит, собран и мрачен. Если бы у Грега была возможность, он бы зарычал. На его территорию вторгся чужак, ростом выше шести футов. Здоровый молодой самец.

Хаус еще раз рыкнул про себя, и отправился в клинику. Он был полон злости, и намеревался добить остатки хорошего настроения общением с пациентами.

Несмотря на эти намерения, Хаусу было не суждено себя долго истязать меланхолией. Перед ним снова сидела старая негритянка с самым серьезным выражением лица.

– Маренга Джуджу, – представилась она, – они не могут меня обследовать. Порча сломала ваш прибор. Выгоните из меня духа, пока он меня не убил.

Хаус отодвинулся от королевы Вуду.

– Голоса слышали? – спросил он скептически, и помахал пальцем перед огромными глазами Маренги, – видели зеленых человечков, Христа?

– Я говорила с духами, – безапелляционно заявила Джуджу, складывая руки на коленях, – я все время с ними говорю. У вас тут порча.

Чем-то прямодушная манера гаитянки напомнила Хаусу продавцов-коробейников. Он с задумчивым видом покивал головой:

– Продолжайте, пожалуйста; я очень вас внимательно слушаю…

– Лиза, – с осторожной улыбкой перехватил Уилсон Кадди, – ты мне случайно не назовешь причину того, что происходит с Хаусом?

Кадди встрепенулась. Грегори Хаус не давал ей о себе знать уже больше суток. Это тревожило.

– А что с ним происходит?

– Он поет, он причесался, он в новых шмотках. И он был счастливым примерно тридцать минут, – перечислил Уилсон, – а потом все. Батарейка села. Ну и…

Кадди хватило одного взгляда, чтобы понять: Уилсон в курсе ее вчерашнего проигрыша. Виноват в этом мог быть только Хаус лично. Лиза криво улыбнулась, уже открыла рот, чтобы одной едкостью убить Уилсона на месте, однако в эту секунду ее планам помешал сам Грегори Хаус, постучав тростью в дверь. Одарив Уилсона убийственным взглядом, она вышла к Хаусу.

– А я за тобой пришел, вообще-то, – спокойно приветствовал он Кадди, – МРТ не работает.

– Я знаю, наладчик уже в дороге, – холодно ответила Кадди, и понизила голос, – какого черта… ты не можешь держать свою альфа-самцовую сущность и тестостерон под контролем мозга?

– Что надо от тебя мистеру Брюнету? – вопросом на вопрос ответствовал Хаус, и Лиза в удивлении взглянула ему в лицо.

За двадцать лет она узнала это лицо наизусть, и угадывала сотни его спонтанно возникающих эмоций. Сейчас Хаус был исполнен мрачной решимости. Кадди закатила глаза.

– Не твое дело. У тебя разве не остался тридцать один час в клинике, чтобы проявлять природное любопытство?

Грегори Хаус считал себя рациональной личностью. Ровно до того момента, как схватил Кадди за руку чуть выше запястья, и притянул к себе. Лиза смотрела в его глаза без страха, скорее, с любопытством: они были темны, как предгрозовое небо.

Хаус разжал руку, и администратор Принстон Плейсборо кисло усмехнулась. Не сводя с Хауса угрожающего взгляда так долго, как это было возможно, Кадди удалилась. Сама не осознавая этого, шла она чуть медленнее, чем всегда – осторожной походкой крадущейся хищницы. Хаус сжал губы, и взмолился, чтобы она свернула в другое крыло до того, как вся больница заметит, как тесны стали вдруг главному диагносту его черные джинсы.

Остаток дня Хаус был погружен в глубокие раздумья.

Форман, крадучись, вышел из реанимации, где до этого мирно болтал с пациентом, спасенным от асцита и сепсиса. Вынув мобильный телефон, Эрик чертыхнулся: связи, как и обычно, практически не было. Он неспешно побрел по больнице, снова и снова набирая номер Тринадцать.

– Привет, – раздался в трубке ее усталый голос, – поедешь домой?

– Ну конечно, поеду, часа через два, – постарался Форман быть мягким, – как самочувствие?

В трубке раздался сдавленный кашель.

– Глотку дерет. Хожу и коплю желчь. Купи, пожалуйста, если тебе не сложно…

Подозрительное молчание заставляло Формана каждый раз едва сдерживаться от паники.

– …купи ежевики, ладно? В супермаркете была.

Доктор Форман прислонился спиной к стене, и выдохнул. Обыкновенный маленький каприз. Маленький женский каприз. Когда в телефоне раздались частые гудки, Эрик постарался сосредоточиться на проблеме, о которой предпочитал уже давно не думать.

Тринадцать беременна. Конечно, после того, как она сказала, что не против завести ребенка, Форман тщательно, разумно все взвесил. Так, как привык. Как его учил Хаус. Плюсы, минусы, сложности. Реми больна. Болезнь Реми неизлечима. Реми в ремиссии. Реми носит его ребенка. Надо было что-то решать. Перед Эриком жутким видением представилась свадьба, и семейство Форманов в полном составе.

Форман тяжело вздохнул, и покачал головой. Именно в это мгновение он увидел, как из кабинета Кадди выходит очень дорого одетый брюнет лет тридцати, моложавый и спортивный. Уверенной походкой незнакомый визитер направился к выходу. На спонсора он, конечно, похож не был, нигде не было видно секретарши и телохранителя, да и бумаг с собой гость не нес. Но что больше удивило Формана – доктор Кадди очень долго стояла на пороге кабинета, и смотрела брюнету вслед, задумчиво щурясь.

Форман развернулся, и нос к носу столкнулся с Хаусом, притаившимся за углом. От неожиданности темнокожий врач издал душераздирающий вопль, и Грегори Хаус погрозил своему помощнику пальцем.

– Ай, как нехорошо подглядывать! – сурово нахмурился Грег, – ты что-нибудь видел, кстати?

Форман хотел было ответить «нет». Однако если задуматься, рассудил затем он, Хаус был действительно заинтересован в Кадди. Эрик не подал виду, но в голове у него созрел гениальный план. Форман уже видел ближайшее будущее под названием «Управляй Хаусом».

– Да, – небрежно сказал он Хаусу, – наш администратор наладила личную жизнь, и лично я за нее только рад.

Ошарашенный Хаус отвел глаза, и Форман, белозубо улыбнувшись, обошел своего начальника, и отправился за ежевикой для Тринадцать.

Хаус поспешил уединиться в своем кабинете, и предаться чернейшей меланхолии. И если чувства Хауса никогда даже не облекались в мысли и в слова, это вовсе не означало, что их у него не было. Напротив, Грегори Хаус обладал первобытной неспособностью контролировать свою натуру. «Альфа-самец, значит? – вопил теперь дикий мужчина внутри Грега, – она – моя! Она – моя! Я ее заберу!». Хаус знал себя. Он придумает какой-нибудь удивительный план – любой, самый невозможный – и все встанет на свои места. Ему постоянно приходилось проворачивать подобное.

Если бы Лиза Кадди не любила в своем непокорном подчиненном его склонности к юношескому рыцарству, Хаус никогда не смог бы столь долго продержаться в Принстон Плейсборо.

Домой Хаус не попал, оставшись, как и всегда в дни «глубоких мыслей», в своем кабинете. Он не мог заснуть, крутился на своем кресле, слушал музыку в наушниках, пытался думать. Маркер лежал рядом с девственно чистой доской. Из нижнего ящика стола Хаус извлек сигару. Викодин же, забытый, так и стоял нетронутым на книжной полке.

Хаус, что нередко бывало, наполовину неосознанно мучил себя. Миллионы коварных планов, один другого невозможнее, проносились перед его глазами. Он устроился поудобнее на боку, закрыл глаза, и постарался представить себе, как завтра же он – ну и лучший друг, Уилсон, конечно, – будут методично травить мистера Брюнета. Методично и последовательно.

Сон Хауса был тревожен, но не из-за боли в ноге, а из-за кошмарных сновидений, от которых непроизвольно даже во сне текли слезы.

Ровно через семнадцать часов изрядно помятый и злой доктор Хаус сидел в столовой, дожидаясь Уилсона. За утро он принял десять пациентов, и все они были нудные, скучные и ужасно медленные. Хаусу хотелось спать. Викодин же он почему-то все время не желал принимать в нужных количествах, отчего его немного начинала трясти легкая предломка. Самобичевание шло полным ходом.

Появился взволнованный свежими новостями Уилсон.

– Значит, так, – начал он громким шепотом, садясь напротив Хауса, – он адвокат из перспективной семьи, его годовой доход выше самого высокого твоего в два раза, и он из какого-то там древнего рода то ли армянских евреев, то ли еврейских армян. Фамилия такая чудная… Аверян, кажется.

Хаус молча исподлобья смотрел на друга. Джеймс пожал плечами.

– Ты сам просил, – скептически поднял брови он, – я пригласил ее позавтракать. Она была такая рассеянная, что даже не заметила, как мне все рассказала.

Грег сжал челюсти так, что на его скулах проступили желваки.

– Да что такое-то? Я был тактичен, – испугался Уилсон. Хаус выдохнул и закатил глаза.

– Перед стариком Грегом стоит пустая чашка кофе, – заметил он с претензией, – и я хочу есть. Где мой обед?

Хаус в шесть часов вечера, сто раз проклявший все предметы нижнего белья доктора Кадди, вошел в свой кабинет. За день Грегори Хаус озверел, и старался не особо приходить в себя, зля себя предстоящей сверхурочной. Ему было уже достаточно плохо от глухой боли в ноге и ломки, которая всегда сопровождала переход на малые дозы.

– Тринадцать, вон из команды, – ткнул он тростью в Реми, с надеждой смотрящую на начальство, – ты… эээ… уволить не могу. Отстранена. За хулиганство. Сейчас напишу администрации, – на ходу отрывисто излагал Хаус, – Форман, ты слепой идиот.

Тауб, иронично поглядывающий на Тринадцать, протянул к ней раскрытую ладонь. Тринадцать, тяжело вздохнув, положила на ладонь коллеге мятую десятку.

– Она говорила, у вас будет хорошее настроение и свежий вид, – пояснил Форман, – правило одного дня все еще действу…

Внезапно откуда-то из приемного покоя донесся громкий, нечеловеческий вопль-визг. Врачи, подскочив со своих мест, бросились на звук. Хаус вышел вперед, и загородил дорогу Тринадцать. На полу билась в припадке Маренга Джуджу.

Доктор Хаус не спал уже вторую ночь. Несмотря на усилия поставить Джуджу диагноз, врачи не преуспели ни в чем. Все сходились на отравлении редким растительным сырьем. Грегори Хаус смотрел на анализы пустым взглядом. «Вот она в жизни, черная полоса», – заметил Тауб, глядя на Хауса у койки больной королевы Вуду.

Хаус, сидя на стуле и вертя между ладоней трость, злился на жизнь. У него впереди были часы в клинике, постановка диагноза старой гаитянке, ломка и кашель. Одиночество, виски, телевизор. И боль. А у Кадди – судя по ее ежедневнику – впереди был поход в салон красоты, визит к каким-то родственникам, и свидание.

Свидание. Хаусу хотелось кого-нибудь больно укусить.

– Я вижу много боли и измену, – глухо раздалось с койки, отчего у Грегори Хауса чуть душа не ушла в пятки, – надо отомстить!

– Это злой дух или вы, Маренга? – спросил он с сарказмом, но тут в палату вошли Форман и Тауб.

– Припадок никаких повреждений не оставил, – прокомментировал Тауб, глядя на энцефалограмму, – сердце в норме.

– Это был не припадок, – высказался Форман, глядя на Джуджу, – это был транс. Таким образом мамбо – жрицы культа – пытаются найти связь с миром духов, чтобы противостоять порче или злу.

Тауб с опаской взглянул на своего коллегу.

– Ты что, практикуешь Вуду? – спросил он недоверчиво. Форман рассмеялся.

– Моя тетя шесть лет жила на Ямайке, она мне много рассказывала.

Все это время молчавший Хаус резко поднялся с места.

– Значит, потусторонние темные силы, порча, сглаз и сумасшедшие бабушки с Гаити, – язвительно произнес он, – отлично. Вы оба – идиоты, и можете своими дипломами…

Маренга внезапно – еще до того, как приборы издали одновременный писк – выгнулась на своей койке дугой, и снова заорала.

– Снова припадок! – крикнул Форман, пытаясь прижать Маренгу к кровати. Бесполезно было бы даже пытаться: она словно одеревенела, столь сильно свело абсолютно все мышцы тела.

Хаус подошел к старухе, и повел фонариком перед глазами Маренги. Зрачки сузились и расширились опять, когда фонарик погас.

– Что-то из категории амока, – вставил Тауб, ожидая, пока Джуджу расслабится, что происходило еще несколько минут. В самом деле, приборы фиксировали самопроизвольную остановку дыхания и резко подскочившее давление, однако не было признаков эпилептического припадка, и все прекратилось так же быстро, как началось. Хаус покачал головой.

– Проверить на ботулизм, столбняк. Форман, ты у нас спец по Вуду? Выясни, не принимала ли наша бабуля какого-нибудь хитрого грибочка или порошка плесени. Тринадцать – со мной. Поедешь в центр шаманизма. Кому прихватить восковых куколок?

Грегори Хаусу пришлось побывать в таких местах, о существовании которых большинство обывателей даже не подозревают. Он знал людей изнутри и снаружи, и за долгие годы своей практики накопил бесчисленное множество воспоминаний о самых черных, грязных свойствах человеческой натуры. Тринадцать, зашедшая в дом королевы Вуду, старалась стать меньше ростом, и смотрела в пол. А Хаус, борясь с давно пережитыми детскими страхами, шел вперед с намерением убить иронией, шутками и злым цинизмом всю гипотетическую потустороннюю нечисть.

Тринадцать умирала от любопытства, и подняла глаза, когда Хаус вдруг пристукнул тростью.

– Снимите, пожалуйста, ботинки, – нежно-нежно пропела чуть хрипловатым голосом юная африканка в ослепительном белом одеянии, – сейчас вас примут. Проходите, пожалуйста. Кофе, чай?

Хаус вздохнул с облегчением, Тринадцать – с разочарованием. Она ожидала большей помпезности, а попала в место, очень напоминающее приемную салона красоты.