Текст книги "Арлерт-Харт (СИ)"
Автор книги: Gabrie
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)
Семь больших кружек – это вам не шутки!
То ли Армин и постоянно крутившаяся, словно пластинка на повторе, мысль в голове о том, что сегодня они должны во что бы то ни стало остаться одни.
Энни привязала один конец веревки к ручке входной двери, а другой – к дверной ручке самой близкой к ней казармы. При открытии любой из них – закрывалась вторая, давая открыться лишь наполовину. Леонхарт попыталась пролезть через получившуюся щель и, к счастью, у нее этого не получилось.
Она едва ли не вприпрыжку пошла к Армину, еще недолго открыто улыбаясь своей догадливости. Армин ожидал ее в казарме, сидя на койке Марко, поскольку его располагалась сверху. Вряд ли бы Энни захотела лезть на верх. Да и места под потолком мало.
Он успел выбрать из всех очень интересных книжек самую интересную и сейчас в полной готовности и с небольшой неловкостью ожидал, пока Энни придет. Это будет один из подобных вечеров, что они обычно проводили в библиотеке.
Только огромная луна напоминала о том, что этот вечер – особенный. Иначе и быть не могло. Армин никогда не жаловался на плохую интуицию.
Лунный свет упал на соседнюю кровать, приятно освещая половину комнаты, оставляя во тьме другую. Арлерт спохватился и вспомнил, что не зажег подсвечник. В такой темноте просто нельзя было читать.
Энни появилась как раз тогда, когда он во всю искал этот подсвечник, бешено бегая по комнате и приставляя иногда руки к голове, словно надеясь, что это ему поможет вспомнить. Леонхарт захотелось посмеяться, но она подумала, что испортит общую атмосферу.
Она была очень подходящей. Так удачно, Армин расположился как раз так, что тело его будет хорошо освещаться. Разве что книжки придется убрать.
Много раз в книгах они читали о, так называемой, брачной ночи. Армин сначала не знал, что это такое, медленно багровя после, когда Леонхарт далась объяснять. Хоть она была особо не просвещена в этом вопросе, он ей, к тому же, был совсем не интересен. Шутки соседок, слишком, как думала блондинка, развязных для своего возраста только надоедали.
Алкоголь решил все за нее. Говорят, что он как-то открывает сознание. Помогает выискивать неизвестные и неприметные ранее вещи.
Одна из таких – Армин чертовски хорош собой!
Энни развязала верхние шнурки, стянула через шею кофту, думая о том, как Армин все-таки сложен. Не смотря на ее излюбленные шутки про дохляка, девушка думала, что у Армина вполне неплохое тело.
Когда Энни свободно отбросила кофту на землю, Армин только заметил ее. Он находился на полу в весьма забавной позе – стоя на четвереньках и пытаясь забраться под одну из коек, думая, что там-то подсвечник точно есть!
Но он обнаружил кое-что гораздо поинтересней. Арлерт только хлопал глазами, словно окнами при сильном ветре, и лишь пискнул:
– Ты что делаешь?
Энни безразлично пожала плечами. Как всегда. Как на лекциях, как на тренировках, как в библиотеке. Как сейчас, стоя перед ним в одних штанах и узкой тканевой повязке, скрывающий ее грудь и обнажая стройный рельефный живот.
У нее был красивый и, как всегда думал Армин, не предназначенный для девушек пресс. Но с ним – ее тело было таким красивым, что Арлерт в который по счету раз зашелся краской до ушей. Одновременно с этим, его собственное тело повело себе как-то странно – в животе очень приятно потянуло.
Армин поднялся на ноги, задев рукой случайно бедро. Он, стараясь смотреть Энни только в глаза, снова почувствовал с собой что-то не то.
Горячо. Не то, что жарко. Горячо.
Энни вообще не обращала на него никакого внимания. Казалось, что она намерена провести остаток этот вечера только сама с собой, но тут девушка потянулась руками к груди, ложа их на нее. Армин взвыл.
– Арми-н, – слегка издевательски и немного игриво протянула Леонхарт.
Повязка на груди была сделана из приятного, но достаточно прозрачного белого хлопка. Словно головки гвоздей в стене, через нее проступали соски. В голове Арлерта всплыли картинки воспоминаний – тоже ночь, только скамейка и Энни в пижаме, тогда тоже, собственно, не очень их скрывающей.
Энни быстро преодолела расстояние, разделяющее их и обняла руками парня за шею. Армин чувствовал тепло, исходящее от ее тела и, сам того не замечая, провел руками от талии до спины, пытаясь, правда, просто ее оттолкнуть.
Энни не подозревала о его истинных намерениях, просто получив удовольствие от такого действия. Девушка едва слышно застонала, накрывая губы Армина поцелуем.
Армин четко помнил, какие губы у Энни были тогда в переулке – пухлые, соленые от недавнего обеда и очень-очень мягкие. Сейчас, когда с этого момента миновало больше года, они очень изменились. Сухие – Армин чувствовал, как его немного царапают кусочки треснутой кожи – сильно пахнущие хмелем и, почему-то, в этот раз очень мокрые.
Армин понял, что мокрые были не губы, а язык Энни, нагло недавно всунутый, не сразу. Энни никогда особо не проявляла эмоций, но язык ее, почему-то, активно и любопытно исследовал рот Армина. Тот ненадолго забыл, как дышать.
Надолго.
В первую очередь – было вообще тяжело поверить в реальность происходящего. Объятья еще могли быть правдой – по-дружески они иногда обнимались. Поцелуй, с трудом, но тоже – первый же у них когда-то был. А вот проворный язычок Леонхарт, что явно не смущалась и была довольна своими действиями – это выше всякого понимания!
– Армин, – Энни прекратила, жадно глотая ртом воздух и отводя глаза в сторону. Она не убрала руки с его шеи, но чуть отстранилась подальше, – Я… понимаешь, Армин, мне так хочется провести с тобой последний вечер. Ты мне…
Порядочный мальчик Армин перевел глаза от настоящей девичьей груди на лицо. Энни была красной, хотя он точно знал, что сам еще красней.
– Мне… – пыталась закончить мысль Леонхарт. Армин широко распахнул глаза.
Нет… Если это то, о чем он думает…
– Мне… – снова пыталась договорить Энни. Армин в буквальном смысле дрожал от нетерпения.
Он аккуратно, еще очень стесняясь своих действий, погладил выступающую ключицу. Просто… Она была такой соблазнительной… Очень хотелось приложиться еще к ней губами.
Но больше хотелось дослушать то, что скажет Энни. Что же она скажет?
Она скажет?
– Армин, – но обреченно выдохнула Леонхарт, вновь подаваясь вперед и шепча уже в самые губы, – Давай проведем этот последний вечер вдвоем.
Остатки надежды, словно птицы разлетелись по ветру, забирая с собой попытку хоть когда-либо их поймать.
Этот поцелуй он начал сам, вспомнив о своем выданном на руки военном билете, обещании Эрену последовать за ним; подумал еще, почему-то, о голубом-голубом море, которое, наверно, в разы ярче глаз Леонхарт.
***
Армин взял в руки маленький орешек, с полным отчаянием в глазах протягивая ее птенцу. Тот не проникся его тяжелым состоянием – понюхал, пискнул недовольно и отвернулся. Опять.
Полетел еще один продукт. Там и всякого рода орехи, овсяные хлопья – сухие и сваренные в кипятке; сушеный тростник, хлеб, даже черствый шоколад и, на крайний случай, чеснок. И все это уже в приличного размера кучки, созданной за пару с лишним минут, но добытой большим трудом!
Армин все углы обшарил, залез в главные запасы, трижды прятался под столом от дежурных, только чтобы потом покормить этого голодного птенца. А не слушать его фырканья, которые он бы непременно выразил бы, если бы мог говорить!
Леонхарт держала бесстыжее животное на руках, нагло ухмыляясь каждый раз на его отказы. Армин не обижался на нее, потому что сейчас главным было накормить дите. Но, когда птенец отказался от последнего продукта – этого злосчастного орешка – и когда Леонхарт уже засмеялась в голос, нервы парня сдали, отчего он плюнул на землю и ругнулся матом.
– Армин, не матерись при детях, – цокнув, наигранно возмутилась Энни.
Армин не ответил. Парень вслух перечислял все продукты, которые он достал, загибал пальцы, считая их количество и шансы быть пойманным. Он делал сие с невероятно серьезным лицом прямо перед мордочкой птенца, предъявляя ему все это, как продавец товарный чек покупателю, который не хотел платить.
Злорадство в Энни уступило место жалости и девушка, ободряюще похлопав одной рукой парня по плечу, а другой погладив птенца по головке, сказала:
– Ты молодец, что все это достал, Армин. Кто же виноват, что он такой привередливый.
– Спасибо тебе большое, – с фальшивой признательностью ответил парень.
Он забрал из кучи тут самый орешек, отправил себе в рот и, сделав очень довольное лицо, обратился к птенцу:
– Между прочим, очень вкусно. Жаль, что ты сам это никогда не попробуешь, – гордо заявил он, надругательно после рассмеявшись.
Энни поднесла кулак ко рту, всеми силами подавляя в нем смех, который готов был разнестись по всей округе. Они сидели возле входа в мужскую казарму, в которой собралось достаточно много курсантов и не хотелось, чтобы они все это слышали.
Энни Леонхарт смеется! И от чего? От того, что Армин возмущается тому, что их общее дите не хочет есть!
Общий дитем Энни назвала птенца случайно в разговоре по пути сюда. Армин не посчитал это смешным, сказав, что эта мысль ему даже очень нравится. Правда, очень покраснел и перевел тему на хорошую погоду.
Погода и правда была хорошей. Было только начало марта, а уже ярко светило солнце. После очень суровой зимы, холодных ветров и вечной мерзлоты сейчас было особенно приятно смело подставлять лицо под теплые лучики, прикрывать глаза и думать о том, когда потеплеет еще больше. Энни при всей своей холодности и неизменном прозвище на самом деле очень любила тепло.
Может поэтому она так часто забывалась рядом с этим солнечным мальчиком. Она пропустила свою тренировку, тренировку Эрена и на общее собрание, очевидно, не придет. Завтра она, может, расскажет трем злым парням, почему не пришла, после чего, точно выслушав их смех, засмеется сама себе и подумает:
Что только творит?
Энни думала, что материнский инстинкт – это не такая переоцененная или невозможная вещь. Потому что иначе она никак не могла объяснить все свои действия. Как Армин отдал ей птенца в руки, так она больше не отдавала его назад. Один раз даже возмутилась его очередному сильному укутанью и дала легкий подзатыльник. Нельзя же так с детьми обращаться!
Леонхарт своей грубой и сухой рукой поглаживала птенца так ласково и нежно, что он каждый раз пищал, явно довольный. Вот и сейчас.
Армин громко фыркнул. Ему нравились эти двое вместе. Не нравилось то, что он, кажется, сейчас был тут лишним.
– Может сама его тогда покормишь? Вы же стали близки, – саркастично предложил Арлерт, отворачиваясь от этих двоих и скрещивая руки на груди.
– Мне кажется, что он просто не хочет есть, – спокойно сказала Энни, а потом, взглянув на кучку слишком разных продуктов, добавила, – Или он просто не ест эту еду, а каких-то насекомых.
Армин развернулся к ней, находясь в недоумении от подобного предположения.
– Но это не точно, – пожала плечами Леонхарт, действительно не зная, на сколько близка к правде.
– Как это он не хочет есть? – Арлерт вернулся к ее прежнему вопросу.
Вскинув руками, сообщил:
– Я же подобрал его совсем одним. Он точно никому был не нужен. Забрал, согрел, поласкал – все сделал, кучу внимания проявил. Он всем доволен должен быть. Единственное, что может его беспокоить – только голод.
Энни выслушала эту тираду, разглядывала заведенного Арлерта и только сейчас осознавала, какой этот парень на самом деле недалекий.
И забрал, и согрел, и поласкал, и кучу внимания уделил. Действительно, чтобы еще брошенной всеми душе надо было?
– Я не думаю, что он хочет есть, – сказала Энни, внимательно всматриваясь в черные бусинки.
Они смотрели на нее в ответ, точно полностью согласные с девушкой.
– Как? – изумленно выдал парень. Он придвинулся ближе, уже ласково погладил птенца по головке. Хотя, глупо было предполагать, что этот блондин действительно настроился к нему враждебно, – Я же сделал для него уже все.
– Вот именно, – вскинув указательным пальцем, точно профессор, сказала Энни таким тоном, словно эта одна фраза уже говорила обо всем, – Ты сделал все, что только можно, Армин. Этого достаточно. И больше ничего не надо.
Энни подняла на Армина привычно ледяные глаза, в которых сегодня можно было заметить едва уловимую нежность.
Возможно, что только сегодня.
Этим сумасшедшим днем, держа в руках свалившегося откуда-то птенца, точно своего родного ребенка, Энни с некой благодарностью и ноткой грусти закончила:
– Некоторые никогда бы не сделали даже этого.
Прозвучал громкий и полностью согласный с Энни писк. Оба они не ожидали такого и вздрогнулись. Птенца этого не смутило – его смущало, кажется, только собственное положение.
Он живо махал крылышками, точно стремясь избавиться от пеленки, теплых рук Энни и заботы Армина и вырваться в свободный мир. Он не стеснялся сообщать им об этом, громко крича о желании.
Этот писк не заглушил даже очень тяжелый вздох Армина. Его не остановили даже очень грустные глаза Энни.
– Так всегда, Армин, – шепнула девушка.
И невозможно было не согласиться с ее словами. Насколько бы тяжелыми и неприятными они не были.
– Он когда-нибудь все равно бы ушел. Даже не смотря на все, что ты для него сделал…
– Да, – обреченно добавил Армин, разглядывая птенца.
Почему? Для чего?
– Это жестоко, – мрачно добавил Армин.
– Это жизнь, – сухо ответила Энни.
Четыре часа по полудню. На счету были пропущенные тренировки, пропущенное собрание и пропуск в сказочную и счастливую реальность. Срок последнего истек.
Энни отдала птенца Армину, говоря, чтобы он сам выпускал его.
– Считай это тренировкой на будущее, – загадочно добавила она, с силой кусая губу.
И подавляя внутренний дикий рев.
Армин только пожал плечами, не понимая, что она имеет ввиду. Ему было слишком грустно от того, что придется этого малыша отпустить. Утешала только мысль, что, куда бы он сейчас не отправился, Армин сделал для него все, что мог.
Как бы ему не хотелось его отпускать, он смотрел в будущее, в котором были изнуряющие тренировки, строгий распорядок, а где-то далеко страшная и вечная война.
Во всем этом не было места утешениям, заботе и любви. Не было.
Комментарий к 10.
Подробное описание секса в бонусе – https://ficbook.net/readfic/5674531/14856563#part_content
Уху-ху! Двойной юбилей! Десятая глава и сто страниц!
Нагло жду поздравления в комментариях :D
Еще раз спасибо всем, кто со мной. Мне очень важны ваши комментарии. Если вдруг вы только пришли – знайте это. Чиркните пару слов. +100 к карме и +100000000 к настроению автора, отвечаю!
Ну и, решила порадовать чем-нибудь сладким. Даже в этой общей безысходной атмосфере.
========== 11. ==========
Очерчивая рукой подбородок, Энни опустила ее к шее, аккуратно и осторожно, просунула под толстовку, дотронувшись до ключицы, точно зная, что именно тут, под ее пальцами, след.
Леонхарт четко запомнила почти все движения, произведенные ночью Армином. И ей очень нравилось повторять за ним – разве что получалось все не так же приятно. Руки Армина были ласковыми, настолько, насколько никто никогда не смог бы повторить всю его нежность, подаренную ей тогда.
Это заявление самой себе все равно не мешало Леонхарт сидеть в стороне, абстрагируясь от толпы курсантов, носящихся безумно туда-сюда. Словно загнанные в угол звери, они не могли найти себе со страху места, не сдерживали крики.
Энни только вспоминала о прошлой ночи, когда мимо нее пронесся до смерти испуганный Дазз, вопя о том, что они все умрут. Леонхарт погладила себя по щеке, представляя рядом солнечного мальчика, который, возможно, мог быть уже давно мертвым.
Он не знала, кто сегодня дежурит на стене. Не хотела знать. Отмахнулась рукой от напарников по несчастью до этого, после – прошла мимо них с абсолютно пустым взглядом. Те, правда, не скупились не эмоции – она услышала громкое заявление Райнера о чести и силе солдата и после досадный вдох Бертольда.
У Брауна поехала крыша. Его было даже, немножко, жаль.
Энни начала жалеть всех других людей еще с первого дня учебы. Едва завидела криво болтающегося на тросах Эрена.
Куда, собственно, лезли все они. Редкими вечерами, когда слишком оптимистичные шутки и мнимые надежды на светлое будущее доставали даже безразличную Леонхарт, ей хотелось встать на стол, громко обратившись ко всем с только одним вопросом:
«Куда ж вы все лезете?! Что вам дома не сидится?!»
Она бы, если честно, посидела бы дома. Пусть, даже в своей родной деревне – вполне возможно, что в ней было бы даже лучше. Рядом бы был отец, кажущийся ей сейчас почему-то менее далеким, чем в десятилетнем возрасте. Может от того, что раньше он был рядом, и Энни как-то не придавала его присутствию значения, а сейчас, особенно сейчас, девушка понимала, что скучает.
Папа. Папочка. Папуля. Энни ясно помнит, как ему нравились такие милые сокращения, и как Энни порой только издевательски произносила их, если чем-то была не довольна.
Ей вообще нравилось давать людям прозвища.
Дохляк… Господин суицидник… Кажется, все забыли или изначально не знали, что первой так называть Эрена начала она.
В их узких кругах Бертольд значился мягкосердечным монстром, а Браун психопатом. Если коротко – психом. Хотя первый вариант ей нравился как-то больше.
Энни сидела на старых ящиках, спрятавшись ото всех в углу, почти забыв уже о том, что вчера было.
Не то, что забыв. Просто уже надо было перестать такое вспоминать. К слишком приятным воспоминаниям слишком близко привязываешься.
Тем более, она уже предполагала то, что Арлерт мертв.
Но, если вдуматься, это было весьма спорное заявление.
Светлая сторона Энни, за все эти три года открытая Армином и немного показанная остальному миру, думала о том, как жесток этот мир и как несправедлива смерть такого солнечного мальчика.
Чудовище внутри Леонхарт громко возмущалось, не понимая, почему этот дохляк так много значит для нее, и почему она не может просто взять и, скажем, раздавить его.
Мешал факт того, что после Энни совсем бы могла отчаяться и, послав всех подальше, пошла бы прыгать со стены. Об этом, правда, думала светлая Энни. Светлая девочка Энни, возможно, была создана именно Армином. Или просто так тщательно пряталась столько лет.
Чудовище Энни поймало в толпе взгляд Бертольда и, как ни в чем не бывало, помахало тому рукой.
Ничего такого. Просто, один монстр машет другому. Разве что у нее руки чуть-чуть запачканы в крови, а у того по локоть.
Когда-нибудь она потом спросит Гувера о том, как он с этим живет. Райнера спрашивать не будет – его жизнь жизнью то назвать тяжело.
Хотя ее – тяжелей.
Энни снова дотрагивается до засоса на своей ключице, всего лишь одного из многих и мысленно смеется, думая, что в тихом омуте – черти водятся.
Двойная дилемма, получается. Неизвестно мертвый или живой Армин точно бы ее оценил.
Бертольд снова машет ей рукой, прося подойти к ним. Райнер машет тоже. Дазз рядом блюет, кажется, с кровью. Криста ободряюще стучит ему по спине. В небо взлетает целая стая ворон, подобно черным демонам, громка каркая, словно издевательски.
Энни хочется смеяться. Девушка обнимает себя руками, пряча глаза за спадающими прядками, что сегодня ее никак не раздражают своей не послушностью.
В голову, по привычке, лезут кадры прошлой ночи, немного событий до этого, почему-то, неожиданно и совсем не к месту вспомнившийся раненый птенец.
Армин шел в ее сторону с таким же мрачным взглядом, с каким отпускал его в небо.
Энни толком не могла объяснить, что почувствовала, увидев того живым.
С большим ужасом блондинка взглянула на Райнера, в котором сидели сразу две личности, точно причиняя большой дискомфорт друг к другу.
Энни точно знала, что это неприятно. Потому что светлая девочка и чудовище хотели разорвать ее, кажется, на куски.
Живот, в который Арлерт ударил очень давно, вдруг заболел, предательски вынуждая Энни показать свою слабость.
Покажи ее Арлерту, Энни. Покажи ему, что ты обычная девочка, а не изначально выращенная машина для убийств.
Армин не подошел к ней, остановившись где-то на середине пути. Он смотрел на Энни. Она смотрела в никуда. Одна рука ее поглаживала живот, другая была прислонена к щеке. Бертольд окрикнул ее.
Гувер, не скрывая злобы, смотрел на Арлерта с большим внутренним желанием убить. Армин, кажется, хотел именно его сейчас спросить, поможет ли он ему разобраться с тросами.
Мягкосердечный монстр и солнечный мальчик сошлись в немом схватке, о которой последний не знал, а Энни не хотела знать, даже если бы видела все это.
Пустая, сырая от недавнего дождя земля, с вкраплениям рвоты старика Дазза была очень интересной. По крайней мере, Энни пыталась убедить себя в этом изо всех сил.
На ум пришла опять сегодняшняя ночь. Светлая девочка умиротворенно вздохнула, а чудовище недовольно фыркнуло, прося выкинуть из памяти эти картины раз и навсегда.
Раз – и все. Было бы здорово, если бы одним разом можно было выкинуть какую-нибудь из ее сторон. Какую, правда, Леонхарт точно не знала.
Бертольд снова окрикнул ее. Армин окрикнул тоже.
«Энни!» – раздалось почти одновременно с разных сторон баррикад.
Леонхарт подавила издевательскую улыбку. Она встала, снова дотронувшись до ключицы, но уже через одежду.
Глядя прямо в прищуренные зеленые глаза Гувера, Энни не могла точно сказать, попала ли она сейчас в то место.
Армин справа снова позвал ее. Бертольд тоже. А Энни, точно хрупкая девушка или неожиданно полюбившийся монстр, взглянула на каждого.
Армин в голове тянул к ней руку, наяву прося подойти, чтобы о чем-то поговорить.
Бертольд тоже в голове тянул к ней руку, наяву крича, что им пора закончить одно дело и рядом с высокорослым Энни четко видела отца. Постаревшего, с полными вопроса и предостережения глазами.
Мол, ты же меня не расстроишь, Энни? Ты же помнишь, что есть я и твой родной дом? Ты же помнишь?
Ты же помнишь, да, что происходило все эти три года? Ты же помнишь эти прикосновения и помнишь, где именно след на ключице?
Леонхарт поджала губы, хватаясь обеими руками за голову, как-то даже обреченно скуля.
Помнит все. Помнит, к сожалению, все.
Энни еще раз взглянула на Армина, развернулась и пошла в сторону мягкосердечного монстра и оставляя сзади солнечного мальчика, взгляд которого, точно, наполнили мрачные дождливые тучи.
Параллельно с этим хлынул дождь, и Энни, смотря в глаза высокорослому радостному Гуверу, подумала о том, что такая дилемма Арлерту бы вряд ли понравилась.
***
– Мы закончили, – зачем-то сообщил Райнер, словно Энни все это время просидела в какой-нибудь кладовке, вдалеке ото всех, точно не слыша все эти крики и не видя испуганных лиц.
Энни, давно уже понятно для всех, никогда не волновало происходящее вокруг. Она не была, скажем, дохляком и не тратила свое любопытство, а то и переживания на тех, кто мог в любом момент оказаться под ее ногами.
Точно ягодки. Точно спелые ягодки. Точно спелые ягодки черники. Любимой.
– Ты не в порядке, – сказал Райнер, глядя на нее, точно на сестру по несчастью.
– Конечно. Знаешь ли, даже я не могу быть полностью в порядке, четко видя и слыша все это, – безразлично выдала Леонхарт, чувствуя, как светлая девочка и чудовище внутри нее были впервые между собой согласны.
Кто-то сказал, что даже у чудовищ есть сердца. Кто-то сказал, что все они были когда-то лишь детьми.
Энни почесала рукой затылок, вдруг решив снова подумать о давно пойманном птенце, как Браун одернул ее за руку, притягивая к себе ближе.
– Райнер, – слишком громко и непонимающе закричал Бертольд, привлекая к себе внимание рядом сидевшей Мины. Он тут же смущенно улыбнулся ей, значительно понизил голос, – Ты что делаешь?
Браун держал руку Энни на весу, всматриваясь в ее лицо, точно полицейский в место преступления. Выискивая на нем все, что могло бы выдать в Леохарт ее вранье и возможное желание перейти на другую сторону.
Но он не видел в нем ничего, кроме излишне болезненной молочной кожи и двух огромных глаз. Привычно ледяных.
– Нам всем жаль, Энни, всем, – выдал эти слова Райнер. Голос у него был чересчур хриплым. Казалось, что парень молчал с момента пролома стены или заглох еще утром. Энни вспомнила, что сообщить об операции ей пришел только Бертольд.
Леонхарт вдруг удивленно и даже в испуге распахнула глаза, вырывая свою руку из его руки, называя Брауна вслух психопатом. Иначе она и не могла.
В голове страшно пронеслась его недавняя на фоне речь о чести и о солдатском долге. Браун искренне не понимал, что ее так смущает и, хмыкнув, спросил:
– Что?
Наверно, примерно таким тоном Браун задавал бы тот же вопрос солдатам гарнизона, если бы его поймали. И она бы тоже, если бы поймали следом.
Что, Армин? Что? ЧТО?
– Давайте потише, – тихо попросил Бертольд.
Мягкосердечному монстру, кажется, даже если бы он сам сознался, никто бы не поверил. Гувер кусал испуганно губы, оглядываясь постоянно на сидящих рядом и проходивших мимо солдат.
Энни повернулась спиной к обоим, наблюдая за разворачивающейся прямо перед ней мрачной и безысходной картиной. Любое занятие остается любимым всегда.
Леонхарт увидела Эрена, что быстро бежал в сторону газового хранилища. Микаса бежала следом за ним. Армина не было. Должно быть, он был там.
Энни подумала, что он вообще мог там запрятаться. Энни, будь на ее счету это первым серьезным событием, что может легко забрать ее жизнь, по крайней мере, так бы сделала.
Да она и сделала. Правда в родном городе, родном доме и выслушав поддержку и наставления родного отца. Не хватало его сейчас рядом.
– Ты как, Энни? – подошла к ней Мина, с беспокойством глядя на блондинку. Излюбленный вопрос.
Пожалуй, самый надоедливый, тупой и никогда не к месту. Что изменится, если она ответит, как ей плохо на душе и что-то, кажется, развивается шизофрения?
– Нормально, – только ответила она, подумав, что Каролина не была бы обрадована этому ее душераздирающему признанию. Леонхарт, правда, не выдала бы его и так.
Она даже Армину о таком не говорила. Что говорить о Каролине, у которой она даже книгу любимую не знает.
Брюнетка даже близко не догадывалась о внутренних противоречиях Леонхарт, думая, что ей на самом деле страшно и что она, господи боже, потеряла Армина в толпе и теперь грустит.
– Ты не знаешь где Армин? – выразилась она, оставляя за спиной одновременно перекошенные в недовольстве лица Брауна и Гувера. Энни не слишком женственно хмыкнула, харкнув на землю.
Этот жест четко и ясно показывал все, что она думает об Армине.
На автомате поднесенные к ключице пальцы показывали, что она действительно о нем думала.
– Тебе страшно, – сказала Мина, утвердительно кивнув сама себе головой. Она старательно сделала вид, что ее не смутило действие Энни и не придало немного омерзения, потому что Леонхарт была ее подругой и была сейчас точно не в себе.
Ничего такого, собственно. Такая ситуация любого с ума сведет. Не сблевала – уже хорошо!
– Знаешь, мне тоже страшно, – призналась Мина, как-то виновато опустив глаза.
Это заявление показалось Энни очень честным и очень обидным. Обидно было еще на саму себя все время, пока она отводила Мину в сторону подальше от пронзительного взгляда Брауна, обнимая за талию и тихо говоря, что все будет хорошо.
Чудовище внутри громко и надрывно рассмеялось. Светлая девочка не могла противиться такому мерзкому гоготу, помня о том, что она хрупкая и нежная, а такие обычно не лезут на рожон.
Им бы укачивать детей на руках. Танцевать танцы в платьях. Романтически вспоминать о любимом в самый разгар всеобщей паники.
Энни усадила Мину на ящик, присев рядом на колени и ложа руки на ее. Каролина плакала – тихо, но сильно, выдавая все больше и больше слез, что стекали по подбородку и капали на одежду.
– Мне очень страшно, Энни, – шмыгнув носом, сказала Мина.
Энни вздохнула. Нечего добавить. Иногда надо просто помолчать. Уж в чем-в чем, а в молчании Леонхарт мастер.
Энни твердо сказала, что с Миной ничего не случится, что она, в случае чего, будет рядом. Если надо – отдаст последние лезвия и оставшийся газ, если это понадобиться ей, чтобы спастись. Все эти заявления могли бы звучать еще уверенней, окажись они в одном отряде или хотя бы на одной стороне.
Мина все равно принимала их с радостной улыбкой, сильно обнимая Энни и говоря, что она рада иметь такую хорошую подругу.
Энни подумала, что слышала когда-то нечто похожее. Правда, только что-то о хорошем.
В светловолосой голове возник образ солнечного мальчика. Райнер большими шагами шел в их сторону, оставляя позади спокойно идущего Бертольда. Мина сжимала ее в объятьях, словно плюшевую игрушку.
Энни снова увидела Эрена, идущего с Микасой, но уже вместе с Армином, взгляд которого светился точно большой смелостью и отвагой, чего Энни не видел еще никогда.
Светлая девочка в умилении подумала, какой этот парень все-таки хороший. Чудовище что-то пошутило про дохляка, но его уже никто не слушал.
***
Все происходило слишком быстро – титаны, множественнные смерти, еще больше титанов, вопли Брауна о самоотверженности и отваге, громкий общий плач и почти закончившийся газ. Крыша.
Энни испытывала чувство отвращения, понимая, что таскается за Брауном, как собачка. Побитая жизнью псина, которая одна в нынешним мире точно пропадет. При всей своей неприязни к этому парню и страхе перед ним, оглядываясь на огромные быстроиспаряющиеся трупы и кровавую кашу из людей, Энни, волей не волей, а жалась к Брауну, хватая его за руку и тихо говоря, что ей страшно.
Она точно не знала, что услышит в ответ. Надменный возглас о чести солдата или сочувственную фразу о тяжелой судьбе воина. Она, если честно, не хотела слышать ничего из этого. Хотелось только зарыться в большом плече Брауна с головой, вдыхая запах ржавчины, издаваемый кровью кого-то из бывших сослуживцев, оставшихся мусором под ногами.
Этот мрачный дождливый день чудовищно хотелось как-то осветить. Чудовище внутри отгоняло от Энни мысли о тепле, солнце и солнечном мальчике, заставляя жаться к Брауну и выискивать глазами Бертольда. Его апатичность можно было почувствовать еще до того, как он подошел к ним.
Бертольд аккуратно положил руку Энни на плечо, что крепко обхватывала одной рукой Брауна, точно спасательный круг в необъятном море крови, боли и разрушенных надежд. Чудовище мысленно дало ей пощечину и попросило держать себя в руках. Не для того оно всунуло в ее безграничное одиночество хоть каких-то людей. Не время нюни распускать!
Остальные сослуживцы тоже не были в хорошем состоянии. На некоторых было даже страшно смотреть – Энни отворачивалась также быстро, как они дрожали и, не прекращая, молились. Леонхарт взглянула в небо, серьезно думая, на каком из именно многочисленных облаков сидит так называемый Бог и надменно смеется над всеми ними. Может он садист?
