Текст книги " Серый (СИ)"

Автор книги: Freedom

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)

   темно-бардового платья, она присела в изящном реверансе. Ее кожа цвета лунного сияния сейчас отливала синевой, а когда она закрыла глаза, тени от ее длинных черных ресниц доходили почти до полных ярко-красных губ.

   – Ваше величество...

   – Приветствую вас, леди Гарнет. Вы сегодня просто ослепительны.

   – Благодарю, – улыбнулась она. – Не окажите ли вы мне услугу?

   Айрон помог леди надеть маску и подал ей руку, приглашая войти в зал.

   Рука об руку они спустились по витиеватой лестнице из серебристого мрамора в

   бальный зал. Гости приветствовали их громкими аплодисментами. Зал был настолько

   огромным, что здесь могли бы поместиться две тысячи человек, но сейчас он не был

   заполнен и наполовину. Сегодня слуги зажгли каждый из пятисот шестидесяти

   канделябров, но их свет не шел ни в какое сравнение с тем, что источала хрустальная

   люстра под самым потолком.

   Леди Гарнет подняла голову вверх, залюбовавшись сверканием тысяч искусно

   ограненных камешков. Люстра длиной в пять метров была специально изготовлена для

   этого зала с высотой потолков более пятнадцати метров. Айрон в свою очередь

   залюбовался тем, как изящно платье Гарнет подчеркивало ее стройную красивую фигуру, и как вилась длинная иссиня-черная прядь, выбившаяся из прически.

   Черные, одетые в пышные костюмы эпохи, расшитые драгоценными камнями,

   перьями, ракушками и даже живыми цветами, расступились, пропуская принца и его

   леди. Молодой принц-вдовец пригласил свою даму на танец. Танцуя с самой красивой

   девушкой королевства, видя восхищение в ее глазах, Айрон испытывал скуку. Гарнет

   была прекрасна, как лунный свет, и столь же холодна. Ни ее искусственная улыбка, ни

   красивое лицо, ни идеальная фигура не могли бы сравниться с Морт. Она не стоила и

   мизинца его Морт.

   Его Морт. Он потерял ее навсегда. Практически убил собственными руками. В горле

   пересохло. Отчаянно нуждаясь в выпивке, Айрон, едва стихла музыка, оставил свою

   даму и поспешил к столу. Подозвав к себе слугу с напитками, он взял с подноса два

   бокала красного вина и снова вернулся к Гарнет, красоте которой не суждено было

   заставить принца забыть о его помешательстве.

   Взяв из его рук бокал, девушка заговорила:

   – Вам нравится бал, ваше величество?

   – Прекрасный бал, миледи.

   – Гарнет, – поправила она мягко, а затем добавила чуть более настойчиво. – Зовите меня Гарнет. В замке ходят разные слухи, мой принц. Говорят, скоро вы снова выберете себе

   невесту.

   Айрон сглотнул. Король хотел этого, сам Айрон – нет, но разве кто-то будет

   спрашивать его мнения? Он женится на том и тогда, когда ему прикажет король.

   Возможно, даже скорее всего, его невестой станет Гарнет, или же любая из них. Айрону

   было все равно. Всем им нужен королевский дворец и королевские деньги, Айрон же не

   более чем приятное дополнение ко всему этому.

   – Если это так, вы узнаете первой, мидели, – ответил он, усмехнувшись.

   Гарнет восприняла это как поощрение. Ее тонкая бледная ладонь легла на его руку.

   – В таком случае, не откажите ли вы мне еще в одном танце?

   – С удовольствием потанцую с вами, миледи.

   Айрон прекрасно танцевал, впрочем, его учили этому с самого детства, как и

   фехтованию и верховой езде. В зале было слишком душно и слишком людно. Принц

   сейчас отдал бы что угодно, чтобы снова оказаться в лесу один на один с клохом. По

   крайней мере, он знал, как с ним бороться, против чар Гарнет же был бессилен.

   Схватив его за руку, Гарнет томно вздохнула:

   – Здесь так жарко, мой принц. Я нуждаюсь в глотке свежего воздуха.

   Они вышли на один из балконов. Этой ночью было свежо, и Айрон набросил на

   плечи девушки свой пиджак, как она и ожидала. Гарнет – умна и красива, и наверняка

   будет великолепной королевой. Он представил ее в величественной короне из рубинов

   и сапфиров в оправе из белого золота и платины. Она принадлежит знатному роду, ее

   семья богата и обладает большой властью. Гарнет идеальный вариант для принца. Если

   бы его старший брат не умер так давно, именно Гарнет стала бы женой Айрона.

   Мортенрейн была дикой, своенравной, неуправляемой. Морт была настоящей.

   Но теперь она мертва. А принцу нужна его принцесса, какое кому дело, что нужно

   Айрону?

   То, как беззастенчиво Гарнет хватала принца за руки, как смотрела на него, словно

   это он был ее добычей, а она – охотником, нервировало Айрона. Ее смех оставлял

   множество кровоточащих ран в его голове. Но это еще можно было стерпеть. Неожиданно она подалась вперед, оступившись, ноги запутались в длинных складках платья, и

   девушка рухнула прямо в его объятия. Айрон замер, глядя на нее сверху вниз. Гарнет

   улыбнулась и поцеловала его. Ее губы были неожиданно холодными, как у статуи, как и

   бледные руки на его плечах. Еще полгода назад Айрон бы многое отдал ради этого

   поцелуя, теперь же он первым отстранился, приобняв девушку за плечи. Она внимательно наблюдала за его реакцией.

   Нельзя показать ей, что он чувствовал на самом деле.

   Айрон усмехнулся, приподняв одну бровь.

   – Эта ночь была прекрасной, моя госпожа, – сказал он, зная, что ей понравятся его

   слова. – Вы же были просто великолепны. К огромному сожалению, сейчас я вынужден

   оставить вас. До скорой встречи.

   Как можно медленнее он снова вошел в зал, воздух в котором показался ему более

   свежем и чистым, чем на балконе. Словно она отравляла его своим дыханием.

   Айрон хотел отправиться в лес, но стража не выпустит его сегодня без личного

   разрешения короля. Значит, придется забыть об этом. Куда еще он мог податься? У него

   не было места, где бы кто-нибудь ждал его, не было человека, который по-настоящему

   любил бы его.

   Здесь не его место и не его жизнь.

   Он был настолько поглощен своими мыслями, что не обращал внимания на то, куда

   идет, пока не остановился перед знакомой дверью. Как принц, он мог войти без стука,

   но не стал делать этого, ожидая разрешения.

   В детстве у Шаи была большая просторная комната, какая подобает особе царских

   кровей. Но позже, когда выяснилось, что она сильно больна, ей выделили комнату едва

   ли не втрое меньшую. Это было личное распоряжение леди Халисы, и Айрон должен

   был признать, что оно было продиктовано необходимостью. Даже когда Шая еще могла

   ходить самостоятельно, ей было трудно преодолевать большие расстояния. И даже сейчас она не любила принимать помощь слуг, предпочитая перебираться на стул или в кресло

   собственными силами. Поэтому вся мебель в ее комнате была одной высоты и

   располагалась очень близко друг к другу.

   Шая не спала. Она лежала крошечным живым комочком, свернувшись под двумя

   толстыми одеялами. Айрон почувствовал резкую боль в области сердца. Жалость...

   Никогда до этого он не испытывал жалости. Как и чувство беспомощности до встречи с

   Морт. Принц раньше не отдавал себе в этом отчета, но он приходил сюда потому, что

   только рядом с Шаей чувствовал некую близость со своей женой.

   Девочка повернула к нему голову, и несколько различных эмоций одновременно

   прокатились по ее тонкому бледному лицу.

   – Почему ты пришел? – смирено спросила она.

   Интересно, выгнала бы она его, если бы могла, или нет? Еще полгода назад он ни за

   что бы ни признался себе в этом, но у них с сестрой было нечто общее: они оба были

   калеками. Только у нее было искалечено тело, а у него – душа. Еще с пеленок Айрона

   учили, что проявлять какие-либо эмоции перед людьми означает показывать слабость

   перед врагами, перед членами своей семьи – несдержанность. Снисхождение сродни

   слабости, осторожность – малодушию, страх – отчаянию, нежность или любовь -

   глупости. И каждый день на его глазах свершались десятки приговоров, так что парень

   совершенно точно уяснил для себя – тот, кто позволяет себе испытывать чувства,

   довольно скоро окажется в могиле.

   Айрон с наигранным вздохом опустился в кресло рядом с ее кроватью.

   – На балу было просто неимоверно скучно.

   Она недоверчиво посмотрела на него.

   – Это потому, что они уже приелись тебе. Если бы я только могла попасть на бал...

   – Поняла бы, что я прав, – закончил он, используя ее трехсекундную заминку. – Ты

   попала бы в мир глупых, ужасно скучных, зато чрезмерно надушенных и накрашенных

   людей, которые вынуждены объедаться и напиваться всю ночь, потому что только так

   могут выносить присутствие друг друга.

   Шая все еще не сдавалась.

   – А как же музыка? Я всегда хотела научиться танцевать. Наверное, это очень

   трудно.

   – О, уверен, с этим у тебя не возникло бы никаких проблем. За всю ночь на балу

   максимум можно сосчитать три разные мелодии. Только представь себе, ты была бы

   самой лучшей танцовщицей на балу, освой вместо этого четыре. Хотя все равно они

   отличаются между собой лишь последовательностью одних и тех же движений.

   Шая начинала сомневаться.

   – Ну а как же прекрасные наряды знатных дам? Я слышала, будто каждый их

   наряд – настоящее произведение искусства.

   Айрон презрительно хмыкнул.

   – Большинство знатных дам – или глупые, как гусыни, или надутые, как индюшки. Встречаются так же те, кто мастерски соединил в себе и то, и другое. Сегодня весь вечер мне не давала проходу одна из этих дам, чуть ли не вешаясь мне на шею. Ее зовут леди

   Гарнет. Говорят, что она самая прекрасная девушка в нашем королевстве, а еще очень

   умна и великолепно играет на рояле, скрипке, флейте...и чем-то еще, но я не могу сейчас вспомнить. Готов поспорить на что угодно, если выставить эту милую особу перед

   пятеркой мейстров, те попросят пощады. Я еле ноги унес оттуда, – он резко выпрямился, пребывая в плену какой-то идеи.

   – Что ты делаешь? – спросила Шая, когда он принялся доставать ее из толстых слоев одеял, называя при этом "маленькой жемчужиной".

   Не говоря ни слова, Айрон легко, словно она была легче пушинки, взял ее на руки.

   – Ты хочешь принести меня на бал? – испуганно спросила она, прижавшись к его

   груди.

   – Кому нужен их бал? У нас будет свой. Только держись крепче.

   Он отнес ее на кухню, где в это время было особенно много народу. Слуги входили

   сюда с пустыми подносами и уносили их, заполненными самыми разнообразными

   закусками.

   – Чего ты хочешь? – жестом Айрон подозвал к себе одного из слуг с пустым

   подносом и приказал следовать за собой. – Ты можешь выбрать все, что угодно. Поверь

   мне, никто не заметит пропажи.

   Когда Шая указывала на одно из блюд, слуга складывал угощение на поднос. Когда

   он оказался заполнен, а Шая сказала, что больше ничего не хочет, Айрон направился на

   верх, но, к удивлению принцессы, не в ее комнату, а в соседнюю, пустовавшую большую часть времени. Аккуратно усадив Шаю в кресло, он вернулся в коридор, забрал у слуги

   поднос и отослал его обратно на кухню.

   – Моя дама желает начать с еды, или с танцев?

   Шая рассмеялась, глядя на его улыбку.

   – Думаю, не мешает набраться сил перед...танцами.

   – Как будет угодно.

   Она наслаждалась каждым угощением. На бал всегда готовили что-то особенное,

   чтобы удивить знатных гостей. И для Шаи никогда ничего не оставалось, потому что

   гости съедали всю еду, сколько бы ее ни было.

   Напробовавшись до отвала, принцесса снова посмотрела на брата. Айрон сидел в

   кресле напротив, с интересом наблюдая за ней. И это был совершенно новый для Шаи

   интерес, как и выражение его лица. Словно ему действительно нравилось делать для нее

   что-то хорошее.

   – Для настоящего бала не хватает музыки, – напомнила она, ожидая, что он забыл

   об этом.

   – Конечно, – Айрон встал и вышел из комнаты.

   Он отсутствовал где-то минут пять, а затем вернулся, грустно улыбаясь.

   – Все музыканты заняты на скучном балу, к тому же, я очень сомневаюсь, что кто-то из них знает хотя бы пять песен. Поэтому моей госпоже придется сегодня ограничиться

   одним-единственным музыкантом, репертуар которого гораздо более разнообразен.

   Он положил чехол со скрипкой на кровать, а затем снял со спины другой, похожий

   на первый, но большего размера.

   – Что это? – спросила Шая, когда он достал из большого чехла блестящий

   инструмент. Ей еще никогда не приходилось видеть такой большой скрипки.

   – Это гитара, – пояснил Айрон. – Здесь их использование запрещено, зато у серых

   она любимый музыкальный инструмент. Сейчас я покажу тебе.

   Он умело обращался с гитарой, ничуть не хуже, чем со скрипкой. Шая с удивлением расслышала в непривычных манящих звуках знакомые ритмы. Затем Айрон принялся

   экспериментировать, что понравилось ей еще больше. Время от времени он откладывал

   гитару и брался за скрипку. И брат исполнил еще одно свое обещание, за весь концерт

   не сыграв дважды ни одной мелодии.

   Вытерев с лица пот, он отложил оба инструмента в сторону, выпив воды. Скрипка

   так и осталась лежать на столике рядом с его креслом, а гитару он задвинул под кровать, где бы ее никто ни заметил, случайно войдя в комнату.

   – И так, пришло время танцев, – задумчиво проговорил Айрон. – Вы позволите

   пригласить вас на танец?

   Шая покраснела. Он что серьезно?

   Видя ее замешательство, Айрон подошел к ее креслу и медленно взял принцессу

   на руки, но не как обычно, а оставив в вертикальном положении, придерживая левой

   рукой за талию, словно она была маленькой девочкой. Правой рукой он взял ее руку и

   вытянул вперед их в сторону, как если бы они действительно танцевали.

   – Музыка, – неуверенно проговорила она.

   В ответ он принялся негромко напевать какую-то мелодию, продолжая двигаться за двоих. Закрыв глаза, Шая почувствовала, что она действительно танцует.

   Ни один из них не смог бы точно сказать, как долго длился их "бал", но когда

   Айрон усадил ее в кресло, Шая прошептала.

   – Спасибо. Никто еще никогда не делал для меня такого. И я сохраню твою тайну.

   – Тайну? – переспросил он, понимая, что она имеет в виду не только запрещенный музыкальный инструмент и то, что украл на кухне немного еды.

   – То, что ты живой человек, а не камень, и можешь чувствовать, – терпеливо

   пояснила Шая. – Можешь испытывать к кому-то привязанность. И на самом деле, это

   вовсе не так плохо, как ты думаешь. Спасибо за то, что стал моей семьей. Обещаю, они

   не узнают об этом.

Чет

   Чету удалось выменять у старика несколько хлебных лепешек и флягу с водой

   в обмен на рассказ о новостях из города. Лепешки были жесткими, как подковы, а вода

   затхлой, но зато ему не пришлось ложиться спать голодным. У Чета не было денег, чтобы снять комнату в гостинице, поэтому придется ночевать под открытым небом, пока он не

   доберется до башни.

   Он прочитал благодарственную молитву, прежде чем отойти ко сну, вознося хвалу

   небесам за подаренную ему жизнь, а так же прося о помиловании и защите от возможных искушений.

   Чет вытащил из-за пазухи длинный кожаный шнурок со знаком братства, зная, что

   ни один человек не посмеет причинить ему вред, расстелил на голой земле свой плащ,

   чтобы не запачкать одежду, и лег, не накрываясь. Его натренированное, привычное к

   лишением тело не подведет и не будет утром болеть от сна на жесткой поверхности.

   Проснувшись вместе с солнцем, Чет позавтракал последней лепешкой, запив ее

   глотком воды, вкус которой за ночь стал еще противнее, поднял с земли плащ, забросил

   на плечо рюкзак и отправился в путь.

   В его животе заурчало от голода, но Чет двигался дальше, не обращая на это

   внимание. Тело – всего лишь слуга разума и должно ему повиноваться безоговорочно.

   Он сможет утолить голод, как только доберется до Синей башни. Если идти, не

   останавливаясь на отдых, он будет там часов через семь-восемь.

   Когда несколько недель назад настоятель сказал ему, что его, простого послушника

   Чета, бедного, как церковная мышь, пригласил в свою башню сам Отец Вито, он сначала

   не поверил. Тогда настоятель показал парню письму с печаткой на воске.

   На вопрос о том, для чего Чет мог понадобиться одному из предводителей церкви,

   настоятель ничего не ответил, но сказал, что он такого шанса нельзя отказываться. Чет

   был с этим согласен. Он прекрасно знал, что мог провести всю свою жизнь, трудясь в

   местной церкви, мыть полы, заменять сгоревшие свечи новыми и собирая пожертвования и так никогда не добиться ЕГО благословения. И его мечта получить когда-нибудь один

   из высших санов осталась бы неисполненной. Это он тоже бы смиренно принял, ведь

   Господь награждает только тех, кто достоин ЕГО благодати.

   А потом настоятель принес ему письмо...

   Чет готов был сделать все, что угодно, чтобы угодить Отцу и остаться в башне. Даже

   если бы ему приказали снять с себя кожу, он проделал бы это с радостью. И отдал бы

   свою жизнь, если это бы кому-то потребовалось.

   Чет был рожден для того, чтобы служить.

   Он помнил каждый свой год с тех пор, как ему исполнилось четыре года и его

   привезли в приют для неимущих детей. Он не помнил жизнь, которая была у него до

   этого, да и не хотел ее помнить. Ему нравилось думать, что каждая минута его жизни

   принадлежала Всевышнему. Чет не забыл боль и унижение, повсюду преследовавшие

   его в приюте, когда он был слабым и не мог постоять за себя, как думал раньше. Теперь

   он знает правильный ответ: уже тогда он был избран. Чет гордился тем, что сумел пройти все испытание, посланные Всевышним, ни разу не применив насилие или обман. Это

   означало, что он заслужил благодать.

   Каждому воздастся за поступки его.

   За грехи его.

   И за победы его.

   Если разговор с чужими людьми был для Чета неприятным, и даже со знакомыми

   он общался очень редко, то разговор с Богом был для него самой естественной вещью на

   свете. Парень верил, что Господь слышит его, когда он обращался к нему мысленно, а

   губы его не двигались. Он так же верил, что Бог повсюду следует за ним, наблюдая за

   тем, как раб ЕГО, исполняет волю ЕГО.

   Всякие сомнения покинули Чета. Теперь он скорее сомневался бы в том, с какой

   стороны должно подняться солнце, чем в справедливости своей миссии.

Шая

   Уже давно она не чувствовала себя настолько хорошо. Головные боли и судороги

   прошли. Внутренности больше не скручивались морским узлом. Шая снова постепенно

   приучала глаза к нагрузкам, начиная с малого. Сначала одна страница в день, затем две.

   Сегодня она дошла уже до целых тридцати семи страниц и не собиралась останавливаться на достигнутом результате.

   Просыпаясь утром, Шая первым делом приказывала служанке открыть шторы и

   впустить в комнату как можно больше света. И теперь она даже не огорчалась плохой

   погоде. Должно быть, во всем принцесса была единственной, кто предпочитал спать ночью и бодрствовать днем. И поскольку все, даже король, были уверены, что осталось ей

   совсем недолго, никто не смел указывать ей. Она не сильно уставала, так как больше

   двадцати часов в сутки проводи на кровати, но в последнее время спала всего несколько

   часов, так как ее постоянно мучила бессонница. По ночам, когда ее глаза болели и

   слезились от долгого чтения, а уснуть она не могла, приходил Айрон, садился в кресло,

   рядом с ее кроватью и читал вслух. Он приходил каждый день, за исключением случаев,

   когда на несколько дней выезжал на охоту в соседний лес.

   Несколько дней назад принц принес альбом для рисования и набор карандашей,

   обеспечив Шае новое занятие. Правда, получалось у нее не очень хорошо, но она была

   старательной и упрямой. Не только Айрон, но и каждая из трех ее служанок признали,

   что ее собачка похожа на цветок, а не на размытую кляксу, как в самом начале. Иногда

   она просила, чтобы Айрон нарисовал что-то или сыграл ей на скрипке, и он еще ни разу

   не отказал ей, каким бы ни был уставшим.

   А еще они много разговаривали. О королевстве, серых, мейстрах, государственной

   политике, их отце, о том, что тревожило каждого из них. И Шая знала, что была

   единственной, кому разрешалось говорить о принцессе Мортенрейн. И ей казалось, что

   не только она, но и Айрон медленно идет на поправку. С другими он как обычно был

   строг и холоден, но к своей младшей сестре неожиданно стал проявляться ласковые

   чувства, неуверенно, неумело, но и это было большим шагом вперед. Шая старалась ни

   словом, ни делом не спугнуть в нем этого робкого порыва закостенелой души, а сама

   скрытно стала лелеять в душе мечту о том, что сможет прожить еще с десяток лет, потому что о большем она и просить не смела.

   Сколько же книг она успеет прочитать за это время.

   Сколько всего нового узнать.

   Освоить навык рисования, если руки и дальше будут ее слушаться.

   Быть может, даже научится вышивать крестиком, или обучиться у служанок другому

   нехитрому рукоделию.

   Жаль, конечно, что ее знания некому будет передать. Шая была уверена, что если в

   следующей жизни ей разрешат самой выбрать, кем она родиться, она выберет себе роль

   учительницы, ибо что может быть лучше, чем иметь возможность не только обретать все новые и новые знания, но и обучать других? Она знала, что это трудная и очень

   ответственная работа, но еще никогда в жизни не хотела ничего так же сильно, как сейчас заполучить ее.

   И с каждым новым солнечным днем ее надежда крепла, как крепла и улыбка на лице

   Айрона.

Морт-ен-рейн

   – Иногда мне кажется, будто серые делают это нарочно, – задумчиво проговорила Морт, стараясь, чтобы ее голос звучал безразлично.

   Но Тони было не провести. Он среагировал тут же, повернув к ней свое вытянутое

   узкое лицо. В плотно прилегающей одежде мейстров со своими длинными тощими

   конечностями он напоминал огромное насекомое.

   – Делают что? – переспросил он, озираясь по сторонам.

   Они с Морт шли по самым оживленным улицам Серого. Но если раньше здесь

   действительно было не протолкнуться, и приходилось силой пробивать дорогу, то сейчас на центральной площади находилось не больше нескольких десятков серых. Измученные скукой продавцы лениво предлагали собственный товар друг другу, чтобы занять себя

   хоть чем-то.

   Девушка не ответила, и Тони повторил вопрос еще раз.

   Морт снова посмотрела по сторонам, прежде чем сказать.

   – Избавляются от истории. Жемчужный достаточно стар, чтобы хранить собственную историю, но при этом дома повсюду совершенно одинаковые, и даже взгляду не за что

   зацепиться.

   – Все старинные здания были снесены еще в первые пять лет после Разъединения, -

   без особого энтузиазма проговорил Тони.

   Морт взглянула на него, как на сумасшедшего.

   – Разве здравомыслящий человек станет по собственной воли отказываться от

   мудрости своих предков и истории своей страны?

   – Полностью отказаться от прошлого ничуть не хуже, чем жить только им одним. Ты

   ведь получила хорошее образование, верно? Расскажи мне, что черные говорят

   о Разъединении.

   – Не думаю, что это сильно отличается от того, что говорят серые, – Морт на

   мгновение запнулась и воспользовалась паузой для того, чтобы подобрать слова. Она

   даже оглядывалась несколько раз, проверяя, не следят ли за ними. Конечно, сейчас у

   серых по горло хватало собственных проблем, но нельзя ведь обсуждать такие темы у

   всех на виду? В Королевстве за это в лучшем случае могли бы высечь плетью, или

   вырвать язык. – У нас не пронято обсуждать ни причины, ни само Разъединение. Только его последствия.

   – Хорошо, давай поговорим об этом. Мне, честное слово, очень интересно послушать, ради человек добровольно готов отказаться от электричества, отопления и канализации,

   нарядившись в средневековые тряпки.

   – Не жизнь ради комфорта и не комфорт ради жизни. Наши люди живут гораздо

   лучше серых, даже не пользуясь благами цивилизации. К тому же это был их

   собственный выбор, и королевская стража никого не загоняла за ограждения, и не

   возводились десятиметровые стены, как в ваших городах. Наши люди не должны платить таких высоких налогов, брать кредиты и питаться водой и хлебом, чтобы хоть как-то

   свести концы с концами. Или, к примеру, отрабатывать унизительные повинности на

   фабриках раз в несколько месяцев. Черные спокойно живут на своих землях и не боятся

   ложиться спать на рассвете, опасаясь, чтобы кто-то не влез в их дом, или что их мужей и

   сыновей призовут в армию. И вы до сих пор пользуетесь трудами наших ученых.

   – Не думаю, что ваши люди вламывались бы в наши дома, если бы им так уж и

   хорошо жилось.

   Но ведь раньше-то они и не вламывались, подумала Морт, до того, как начались

   тяжелые годы голода и разорений. До краха системы. Власть в Королевстве сейчас

   поддерживалась исключительно силой и страхом. Все обещания были забыты, а все

   клятвы нарушены. Королевство утопало, и неизвестно, как долго оно еще сможет

   продержаться на плаву. Повышенная смертность от болезней толкает черных на поиски

   лекарств, которые не достать в Королевстве, зато навалом здесь. Скука гонит сюда

   множество молодежи. И в то время, как знать собирается на балах, чернь начинает

   задумываться о новой революции. Но Тони, как и остальным мейстрам, ни к чему было

   знать об этом. Пусть Морт и ушла к ним, на подобное предательство она была неспособна.

   – Знаешь ли ты, почему произошел Раскол?

   Морт остановилась, залюбовавшись блеском цветной мозаики под ногами.

   Маленькие, аккуратно подогнанные друг к другу камешки переливались всеми цветами

   радуги, искрясь под лучами солнца. Жаль, что такого не увидишь ни в одном из черных

   дворцов. Сколько пар глаз любовались этой самой мозаикой до нее, и сколько ног

   бездумно топтали ее, принадлежащие людям слишком недалеким, чтобы оценить

   истинную красоту?

   – Ему предшествовала революция, ставшая ответом на газовую и нефтяную войну.

   Часть людей выступали категорически против использования подобных веществ, в том

   числе выдав на употребление угля. Они верили в то, что только отказ может спасти не

   только саму планету, но и человечество. И потому эти люди решили вернуться к славному прошлому, заново воссоздав начало эпохи просвещения и воплотив эти идеи в

   Королевстве.

   – Первичный раскол, – подтвердил Тони. – Или начало Раздвоенной Эпохи, как его

   нередко называют. Но в те времена жители обоих государств могли общаться друг с

   другом, торговать, обмениваясь товарами собственного производства. И не было нужды

   делить между собой сутки надвое.

   – Если ты знаешь об этом лучше меня, зачем тогда спрашиваешь?

   – Я знаю только то, что позволено знать серым.

   Морт не хотела говорить об этом. Нарочное молчание и недосказанность повисли в

   воздухе между ними. Девушка не была любительницей истории, что бы там ни думали

   серые о жителях королевства. Она любила свой дом, свой мир и свою жизнь. Не систему и не рамки, в которых вынуждены жить все черные. Говорить о Расколе бессмысленно,

   так как нельзя изменить то, что уже произошло. А о том, хорошо это или плохо, пусть

   судят потомки.

   – Черные первыми закрыли для нас свои границы, – упрямо продолжал Тони. Морт

   обернулась, глядя на его растрепанные волосы и горящие от жажды глаза. Она никогда

   не была такой. И не станет.

   – Раскол произошел потому, что люди недостаточно сильны. Потому что они

   продолжают сомневаться даже после того, как приняли верное решение. И гораздо

   быстрее перенимают плохое, которое со стороны кажется предпочтительнее, нежели то

   хорошее, которым владеют. Если бы не Раскол, королевство распалось на части. В

   замкнутой системе гораздо проще поддерживать порядок и контролировать все сферы

   жизнедеятельности. Страх подпитывает систему, как воздух помогает распалиться

   костру. За страхом следует жестокость. В скором времени королевство падет, если

   ночные твари не уничтожат его еще раньше.

   Ее неожиданная вспышка только воспалила любопытство Тони. Что заставило Морт

   пожелать о своем необдуманном поступке.

   – Что за ночные твари? – спросил он, хватая девушку за руку. – Огромные медведи,

   прожорливые черви, нападающие по ночам? Разве это не ваших, братцы, рук дело?

   – Неужели ты действительно веришь в эти сказки? Как и в то, что все черные

   бодрствуют исключительно по ночам? Как ту думаешь, возможно ли работать на полях

   исключительно при свете луны? Или заниматься ремеслом? Да, действительно,

   наибольшее оживление в городах наступает ближе к ночи, но виной тому тяжелый

   климат, невыносимо жаркий летом и чересчур холодный и сухой зимой на большей

   части территории королевства. Солнечные лучи оставляют ожоги на коже, если

   находиться на улице весь день. Ни о каком делении суток речь идти не может. И наши

   люди страдают от чудовищ гораздо больше, нежели ваши, так как королевство находится ближе к их границе, – Морт встала посреди улицы, ткнув пальцем в грудь Тони. – И ты

   еще больший глупец, чем я думала, если полагаешь, что это самое страшное, чего нужно бояться серым. Я все сказала. – Махнув рукой, она гордо удалилась прочь, стараясь как

   можно скорее смешаться с толпой. Ее щеки пылали.

   Действительно ли она думала, что сумеет задержаться здесь надолго? Что ей до этих

   людей, их проблем и их ненависти? Чтобы остаться здесь, надо уметь хорошо

   претворяться, очень хорошо, чтобы заставить и себя поверить в собственную ложь.

   Достаточно ли она сильна, чтобы совершить задуманное?

   Хватит ли в ней злости?

   Башня виднелась вдалеке, и она была единственным, на что Морт могла смотреть.

   Она поднялась по ступенькам, расталкивая прохожих, не задумываясь о том, кто из них мог оказаться мейстром, и может ли клинок появится неизвестно откуда и вонзится в ее

   плоть. Уже давно она не ощущала себя настолько безумной, настолько отважной. Слова

   из письма стояли у нее перед глазами, как живые, и вели вперед, подобно маяку. Она

   должна это сделать.

   Войдя без стука в кабинет главнокомандующего мейстров – старого, морщинистого

   старца, с аккуратной коротко стриженой бородой и завитыми кверху усами, носившего

   на лице столько знаков, что они терялись под воротом его камзола – Морт двинулась

   прямо к его столу.

   – Я хочу стать мейстром, – заявила она, гордо вскинув подбородок.

   Главный мейстр рассмеялся ей в лицо, а в следующий миг выхватил откуда-то из-под

   стола короткий нож с костяной ручкой и бросил в нее. Морт, готовая к чему-то

   подобному, сделала шаг влево, собственным клинком отбив летевшее в нее лезвие.