Текст книги "Роман с Пожирателем (СИ)"

Автор книги: FotinaF

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)

– Ладно, не парься, Грейнджер! – примирительно ухмылялся он. – Если он ничего не узнает, так и ладно. Что тут такого? У всех есть свои секреты, правда? У меня их тоже полно, и Астория меня знает лишь наполовину. Но это не мешает нашей любви…

– В самом деле? – Гермиона вырвала свою руку из его. – Значит ты ей лжёшь?

– Естественно! Мне нужна здоровая жена, с нормальной психикой, меньше знаешь – крепче спишь, согласись?!

– Это отвратительно! – прохрипела Гермиона. – У близких людей не должно быть таких секретов. Не должно быть…

Она с горечью вздохнула.

– Это ведь не только твой секрет, Грейнджер, – дёрнул он плечом. – Не забывай об этом.

Он поправил галстук, пригладил свою сияющую белизной чёлку.

– Ну, я побежал. Приятного вечера. Не парься! – на ходу бросил он, подняв вверх правую руку в прощальном жесте.

Кажется, она неожиданно поняла, что значит ненавидеть близкого человека, когда он в одночасье становится далёким. Причём навсегда. Она растерянно стояла у камина, пока пожилая колдунья в просторной синей мантии не спросила:

– Милочка, вы идёте или можете пропустить?

– Простите, – неловко улыбнулась Гермиона и отошла в сторону.

«Нужно собраться. Нужно срочно прийти в себя! Ведь я всё о себе рассказала, абсолютно всё! И Майлз ничего от меня не скрывает. Почему он вывел меня из равновесия? Так не должно быть! Я всё рассказала! Всё!»

Гермиона решительно вздёрнула подбородок и покинула министерство.

***

Когда раздался звонок у двери, Гермиона, словно несомая гиппогрифом, устремилась навстречу. Мама отскочила с дороги, чуть не опрокинув поднос с чашками.

– Прости, мамочка! – выпалила она, распахивая дверь, и миссис Грейнджер не стала скрывать улыбку.

– Здравствуй! – улыбнулся он.

– Как я рада, что ты пришёл! – прошептала она, бесконтрольно бросаясь ему на шею. Это что-то родное, такое близкое и любимое, невыносимо желанное – его тепло, его надёжность. Сердце болезненно сжалось от нежности.

– Что-то случилось? – прошептал он. – Ты так взволнована.

Он заглянул ей в глаза, блестящие, искристые, удивительно тревожные.

– Всё нормально… – выдохнула она.

– Но я же вижу… – робко улыбнулся он.

– Даже не вздумай читать мои мысли! – с улыбкой, но строго прошептала Гермиона.

– Гермиона, – немного смущённо произнёс Майлз. – Я не читаю твои мысли. Это происходит крайне редко, в моменты эмоционального стресса. Я ведь говорил…

– Извини, я просто пошутила, – улыбнулась она, чувствуя досадную неловкость.

– Ты готова? – теперь уже он ощутил, как внутри ёкнуло.

– Кажется, да!

Попрощавшись с родителями, они вышли на задний двор и трансгрессировали. Оказавшись у уже спящего незабудкового поля, Майлз взмахнул палочкой.

– Финита.

Прямо на глазах над полем засиял золотистый купол, он медленно распадался, образуя в пространстве светящиеся зазоры, потом расплывчатые обрывки. Гермиона уже видела это. Точно так же разрушалась защита Хогвартса. Сердце замерло.

– Я сниму защиту на время, чтобы трансгрессировать. Идти довольно далеко.

И теперь на горизонте, Гермиона увидела возвышающийся над полем замок. Он был высок, суров, с остроконечными башнями, напоминающими копья. Тёмные стены в закатном солнце горели огнём. Это было завораживающее зрелище.

– Он просто огромен, – выдохнула она.

– Да, но в нём нет роскоши. Этот замок просто кусок камня. Идём? – он подал ей руку, и через мгновение они стояли у высоких витых ворот.

Аккуратно выложенная мостовая из белого камня вела к высокому главному входу в замок, чёрный камень ступеней ярко контрастировал с ней. По обе стороны дороги цвели, очевидно недавно посаженные, розовые кусты. Простиравшийся в глубину аллеи сад был аккуратен и чист, хотя вдалеке виднелись высокие неопределённые заросли.

– Садом ещё долго придётся заниматься. Если отец даст мне время, попробую успеть до холодов что-то сделать. Этот сад был подвластен лишь матери, я раньше его не касался.

– То что уже сделано – очень приятно выглядит. У тебя какие-то особые отношения с растениями.

– Да, наверное. Для зельевара это важно, особенно, если ты готовишь ингредиенты сам. Каждый лепесток, каждая травинка имеют особое значение для качественного зелья – зрелость, время сбора, способ заготавливания…

– Это потрясающе интересно! Знаешь, мой сокурсник, Невилл Лонгботтом – он сейчас преподаёт в Хогвартсе, так много всегда говорил о растениях, он был увлечён с самого детства! – улыбалась Гермиона. – Не думала, что встречу человека, такого же увлечённого…

– Уверен, если бы мне в одиннадцать-пятнадцать лет кто-нибудь сказал, что я так самозабвенно буду заниматься растениями, я бы покрутил пальцем у виска, – усмехнулся Майлз. – Всё это пришло только с возрастом.

Её сердце замирало, пока шаг за шагом Гермиона приближалась к огромным тяжёлым дверям. Взмах волшебной палочки, и Майлз легко распахнул их перед ней. Девушка нерешительно шагнула внутрь, плавно погружаясь в атмосферу тишины, прохлады, уединения. Они медленно поднимались по чёрно-серой мраморной лестнице, шли по длинным, скудно освещённым фонарями, коридорам.

Жилище холостяка. Это было видно невооружённым глазом – никаких мелочей для уюта, ничего лишнего. Чистота, пустота, лёгкий аромат свежего дерева. Гермиона почувствовала себя принцессой, заточённой в замке похитившего её чудовища. Эта мысль заставила девушку улыбнуться, что не утаилось от взгляда хозяина.

– Тебе нравится здесь? – немного неуверенно спросил Майлз.

– Странное чувство. Знаешь, я немного волновалась, что это будет похоже на… тюрьму или…

Майлз смущённо улыбнулся.

– Даже Пожиратели смерти предпочитают жить в нормальных условиях.

– Конечно, – усмехнулась Гермиона. – Но я всё равно чувствую себя… пленницей.

– Я знаю, где ты будешь чувствовать себя лучше, – ухмыльнулся он, раскрывая перед ней высокую дверь.

Дыхание замерло. Стеллажи, хранящие сотни книг – больших и маленьких, новых и ветхих – наполняли просторный зал. Аромат переплётов, нового пергамента и чернил, тепло исходящее от горящего камина. Большой старинный диван обитый потёртой кожей.

– Как чудесно! – с восторгом прошептала Гермиона.

– Мой храм, – выдохнул Майлз. – Здесь проходит вся жизнь. Там в конце зала есть маленькая дверь в кабинет, где я работаю. Хочешь взглянуть?

– Ты, наверное, шутишь? – воскликнула она. – Приглашаешь меня в святая святых?

– Именно, – кивнул он.

Гермиона в нетерпении прикусила губу, с трудом скрывая улыбку. Они медленно шли вдоль наполненных стеллажей. Её взгляд то и дело выхватывал привлекательные корешки, до которых хотелось добраться в первую очередь.

У входа в кабинет Майлз взглянул на неё с небольшим волнением и произнёс пароль:

– Пристанище.

Гермиона взволнованно вздохнула.

– Ты уверен, что мне…

– Можно ли тебе доверять? Кому, если не тебе?

Они вошли в небольшую комнату с письменным столом и креслом. Вдоль стены стоял ещё один стол, очень длинный, заставленный чистыми котелками, колбами, горшочками и склянками. Над столом висел большой шкаф. За стеклом красовались мешочки, пузырьки и коробочки. Идеальный порядок радовал глаз.

– Это твоя лаборатория! – с восторгом выпалила Гермиона. – Здесь просто замечательно. Есть всё, что нужно!

– Абсолютно. После войны занялся этим вплотную, всё обустроил.

– Как здорово!

Гермиона обошла комнату, рассматривая зельеварню, лежащие на столе записи, наброски. На маленьком столике заметила ту самую записную книжку. Она вызвала улыбку, заставив вспомнить момент их встречи в министерстве. Но улыбка неожиданно исчезла с её лица. Сегодня в холле, на том же месте, Малфой заставил её сердце дрогнуть… усомниться…

Она вдруг подняла голову и поймала взгляд внимательных васильковых глаз. На неё с портрета взирала прекрасная молодая женщина. Гермиона почувствовала, как мучительно сжимается сердце, а в груди разливается необычное трепетное тепло. Женщина смотрела приветливо, так знакомо, в ней было столько любви, что Гермиона внутренне задрожала. Рука Майлза неожиданно обняла её плечи.

– Какая красивая, – выдохнула Гермиона. – Удивительно красивая женщина. Это она, твоя мама?

Майлз кивнул.

– Как ты на неё похож. Её глаза, волосы, губы, её сердце…

– Она была очень добра и нежна. Ты бы ей понравилась.

Женщина еле заметно улыбнулась и, чуть прикрыв веки, слегка кивнула.

– И мне бы она понравилась. Я уверена, – прошептала Гермиона. – Ведь она вырастила такого чудесного сына.

Гермиона осторожно повернулась, проскальзывая рукой по его спине, прижалась щекой к его груди, слушая размеренное биение сердца.

– И всё же, что-то тебя беспокоит, – тихо произнёс Майлз. – Ты ненадолго увлекаешься, но потом… Скажи, что произошло? Что-то на работе? Тебе трудно?

– Нет-нет, – с трудом улыбнулась она. – На работе всё хорошо. Правда… твоему отцу дали разрешение на изменение завещания.

– Это всего лишь дело времени. Я не сомневаюсь в его решительности.

– Из-за меня ты лишишься собственного дома, это так несправедливо! Ведь ты здесь вырос, здесь всё, что тебе дорого!

Он осторожно взял в ладони её лицо и настойчиво взглянул в глаза. Её тревога росла, Майлза это печалило. Если бы он знал, о чём она думает на самом деле, то смог бы помочь. Но этого нельзя допускать. Нельзя поступать с ней так!

– Несправедливо было бы жить здесь прежней жизнью и знать, что я упустил свой единственный шанс быть счастливым. Быть с той, что мне нужна. Я готов пойти на это.

Он нежно коснулся её губ. Представить себе не мог, что эта девушка, спустя столько лет, станет для него такой желанной, такой необходимой. Не ожидал, что она всколыхнёт в нём столько чувств, желаний, столько жгучей страсти, незнакомой прежде.

А Гермиона хотела выть от блаженства, невыносимой нежности кружащей голову, желания принадлежать ему полностью без всяких условностей. Но эта гадкая ухмылка снова всплыла в памяти. «А ты ему всё рассказала?» Она крепче прижалась к его груди, изо всех сил зажмуриваясь. «А этот моралист всё тебе о себе рассказал?» Гермиона тяжело выдохнула. Что если не всё? Что он мог скрыть?

– Я хочу тебе кое-что показать, – вдруг тихо произнёс Майлз. Она подняла к нему каштановые глаза и улыбнулась.

– Надеюсь, это не касается…

– Нет. Это не касается моего «тёмного» прошлого. Это касается моей семьи.

Гермиона кивнула, и он увлёк её в библиотеку. Она уселась на огромный диван, расправив складки шерстяного клетчатого платья. Откуда-то взялся горячий чайник, наполненный ароматной жидкостью. Он плавно парил в воздухе, наполняя две чашки. Посуда расставлялась на столике, а Майлз скрылся где-то в глубине библиотеки.

– У тебя есть эльфы? – чуть повысив голос, спросила девушка.

– Да. Двое. После войны пытался дать им свободу, но они так рыдали, что совесть не позволила выставить их на улицу. Не выношу их рыданий, как дети, честное слово, а ведь совсем уже пожилая пара.

– Они супруги?

– Да. Но детей у них никогда не было. Я не лезу в их дела, они в мои.

В этот момент Майлз появился в проходе, левитируя перед собой толстый, старинный фолиант какого-то невообразимого размера.

– Ого! – выдохнула Гермиона. – Что это?

Она быстро пододвинулась, давая ему побольше места, чтобы Майлз сел рядом.

– Чашки, – спокойно произнёс он, и посуда раздвинулась, освобождая пространство для книги. Она плавно опустилась на стол. Гермиона искоса взглянула на взволнованное лицо мужчины. Майлз был немного напряжён, добродушной ухмылки не осталось. Он бережно перевернул несколько страниц разом. – Это фамильная книга моей матери, – тихо заговорил он. – В ней скрыто то, чего в моей семье нельзя было обсуждать. Триста пятьдесят лет назад, мой далёкий предок, чистокровный волшебник, взял в жёны маглорождённую…

– Что? – неожиданно для самой себя воскликнула она, прикрывая рот ладонью от смущения, а потом прошептала: – Как это возможно? А твой отец?

Удивление в её глазах было поразительным. Майлзу нравилось, когда она так смотрела, широко распахнув глаза, с трудом сдерживаясь, чтобы не засыпать вопросами.

– Посмотри, – указал он волшебной палочкой на роскошное семейное древо. – Мой прапрадед женился на маглорождённой волшебнице. Она была из очень знатной семьи маглов. Их единственная дочь была полукровкой. В те времена два мира сравнительно спокойно сосуществовали, но всегда были волшебники, которые осуждали такие браки. Все следующие поколения волшебников в моей семье заключали браки только с чистокровными. Мой отец хотел бы думать, что от магловской крови ничего не осталось. Но это не так. Мама считалась чистокровной, как и её предки, но она всегда помнила, что её прапрабабка была из семьи маглов. Отец знал это с самого начала, но почему-то закрыл на это глаза.

– Значит, он любил её! – с восторгом прошептала Гермиона.

– Возможно, – опустил глаза Майлз. – Только с тех пор, как я родился, между ними не было мира. Мама стремилась донести мне, что чистота крови не имеет значения, отец считал иначе. В моей семье всегда была война…

– Как это ужасно… просто ужасно… – еле слышно шептала Гермиона. – А твои способности, когда они появились?

– Очень рано. Впервые я услышал чужие мысли в четыре года, это были мысли Донны, нашего эльфа. Она всегда так жалела, что молодые хозяева не могут жить в мире друг с другом.

– Видимо стресс на тебя повлиял, – с сочувствием произнесла Гермиона. – Часто именно стрессовые ситуации провоцируют первые выбросы магии. Это было из-за родителей?

– Я уже не помню. Мама рассказывала, уже позже, что я прибежал к ней и стал говорить, что Донна говорила, не открывая рта и пересказал ей все её мысли.

– Удивительно… Но удивительнее всего, как твой отец решился жениться на девушке, которая не скрывала своего магловского происхождения?

– Маглорождённым нечего стыдиться, – улыбнулся он. – Ты всегда так переживаешь об этом, словно ты можешь быть чем-то хуже.

– Я уверена, что я ничем не хуже! – вздёрнула она подбородок.

– И ты не считаешь, что я тебя недостоин?

Снова этот удивлённый взгляд. Майлз улыбнулся.

– Да что ты такое говоришь? – прошипела Гермиона, возмущённо всплёскивая руками. – Как я могу?

Майлз вдруг взял её руку в свои. Девушка почувствовала, как её сердце обволакивает теплом, заботой. Щёки вспыхнули, она опустила глаза, глубоко вздохнула.

– Мне нужно… понять, – тихо заговорил он. – Есть ли у меня шанс сделать нашу жизнь другой. Я, возможно, слишком тороплю события…

Гермиона вспыхнула. Дыхание остановилось.

– Подожди… – выдохнула она. – Ты и правда… слишком торопишься. Ты уже так много рассказал о себе, о своей семье. Но ты, – она упрямо взглянула ему в глаза. – Ты меня совершенно не знаешь. Возможно, ты успел немного узнать меня в детстве. Но я уже не та маленькая девочка.

– Гермиона, я…

– Нет, подожди, пожалуйста, – она подняла глаза к потолку. – Моя жизнь после Хогвартса была непростой. Я… много работала. Вся моя жизнь – это работа.

Она посмотрела Майлзу в глаза. Его взгляд обезоруживал. Она становилась просто слабой, покорной, нуждающейся в нём женщиной. Её сердце замерло, когда его пальцы осторожно коснулись её щеки, ласково проскользнули к уху, трепетно заправляя выбившийся локон.

– Ты хотела что-то сказать, – шепнул он, и Гермиона осознала, что он приблизился к ней, придвинулся ближе. Она почувствовала его терпкий аромат, пьянящий, соблазнительный. Дыхание замерло.

– Да, – почему-то шёпотом произнесла она. – Я хочу сказать, что… тебе нужно узнать обо мне больше. Возможно, я разочарую тебя.

Он улыбнулся так нежно, спокойно.

– Ты не можешь меня разочаровать.

Его шёпот у самых губ. Голова кружится. Сознание мутится. Это зависимость, от которой невозможно отказаться. Лёгкое касание – тёплое, дурманящее – и Гермиона беспомощно запрокинула голову, повинуясь его притяжению, отдаваясь в его власть. Его губы раскрываются плавно, так медленно, трепетно захватывая её губы. Майлз тихо вздыхает, проскальзывая пальцами по её шее к затылку, путаясь в её локонах, лаская их, притягивая девушку ближе. Гермиона приподнялась, подаваясь к нему, отвечая его губам, рукам. Больше не хотелось думать, сомневаться – это было невозможно.

Она взъерошила его растрёпанные волосы, наслаждаясь каждой клеточкой, каждым кончиком пальцев, этой магией, магией его нежности. Ей казалось, что нет ничего прекраснее на свете, чем сильный, уверенный мужчина, способный дарить ласку. Его руки осторожно скользили по её спине, плечам, а губы нежно пили каждое движение, словно сладкий нектар.

Гермиона была готова умереть, только бы видеть трепет его тёмных длинных ресниц, слышать шум его дыхания и тихое потрескивание камина. Она нерешительно скользнула пальцами под ворот его джемпера, по обнажённой спине. Майлз выпрямился, резко притягивая её к себе. Спина. Его чувствительное место. От этого ей становится весело. Гермиона аккуратно проводит ноготками вдоль его позвоночника, и его сладкий стон запускает волну мурашек по всему её телу.

– Я… я должен тебе сказать… – задыхается он. – Я хочу, чтобы ты… была со мной…

– Я и так с тобой, Майлз, – томно прошептала она. – Я с тобой…

– Навсегда. Я этого хочу, – глядя ей в глаза хрипел он. – Ты будешь моей…

Гермиона вспыхнула, обвила его шею руками, прильнула к губам, не дав договорить, чувственно касаясь кончиком языка его языка. Он вздрогнул, резко опрокидывая её на диван, упиваясь её податливостью, её тихими сладкими стонами. Её шея такая шелковистая, её плечи. Он расстёгивает платье на спине, и Гермиона покорно приподнимается, хватаясь за край его джемпера.

Они смотрели друг на друга молча. Долго, восторженно, пальцы трепетно касались кожи – плечи, грудь, живот. Единый порыв, и библиотека стала местом таинства страсти, таинства для двоих. Гермиона утопала в этом наслаждении, в его движениях, его пламени, дыхании.

Майлз терял голову в её объятиях, стонах, в нежной счастливой улыбке. Какой это восторг видеть её, чувствовать, знать, что она рядом.

– Сколько лет я ждал тебя, – шептал он, лаская её шею, целуя эти драгоценные губы, стонущие, вздыхающие. – Гермиона… Моя маленькая гриффиндорка.

Она с трудом приоткрыла ресницы, смыкая их снова, запрокидывая голову в блаженстве, бережно проскальзывая ноготками по его спине, наслаждаясь звуками его удовольствия. Его дыхание ускорилось, движения участились. Губы всё настойчивее, пальцы сжимают её маленькую грудь, и её стоны превращаются в крики, ломающие его защиту, наполняя сознание её голосом: «Я не могу… Не смогу… Не отпускай меня, умоляю, не отпускай, быстрее, пожалуйста!» Майлз поддаётся инстинкту, её мольбе. «Ещё немного… О, Майлз… Это невыносимо… Как же хорошо… ” Он стонет – её голос сводит с ума, заставляя двигаться с бешеной скоростью. Гермиона прогибается, подаётся ближе поднимая бёдра, прижимаясь к его напряжённому животу. Майлз не может больше держаться, зажмуривается, пытается не слышать её, не видеть, но это бесполезно. Она сжимает его с такой силой, что движения замедляются. Он вздыхает коротко, хватая ртом воздух, ещё вдох, ещё… Пульсация… И она выдыхает с громким стоном, впиваясь пальцами в его поясницу, сплетая их ноги. Она вскрикивает, глядя ему в глаза, задыхается, её грудь розовеет. «Мой нежный…» Майлз делает последнее движение и вздрагивает, прикусывая губу, вздрагивает, тихо выстанывая её имя, вздрагивает, запрокидывая голову. Чувствует её губы на своём предплечье, там, где зияет выцветшая метка Пожирателя. Майлз вздыхает. Сердце бешено рвётся из груди.

«Ты меня слышишь. Снова слышишь. Почему я не злюсь на тебя? Я должна злиться. Поцелуй меня». Но он медлит, волнение закрадывается в душу. Что если она проверяет, просто проверяет? Майлз не может солгать, не должен…

Взгляд серых глаз промелькивает в его сознании, платиновые пряди, шёпот знакомого насмешливого голоса: «А ты ему всё рассказала?» и её тихий стон: «Это неправильно… мы пожалеем. Я уже жалею. Это ошибка. Ошибка…»

Майлз не дышал. Нежно сжал её в объятиях, касаясь губами виска. Он влажный и солёный от слёз. «Ты слышишь?» Он не может ответить, страх сжимает всё внутри. Она вздыхает, крепко обнимая его плечи, как будто пытается удержаться, не сорваться с обрыва. «А ты ему всё рассказала?» Майлз видит ехидную ухмылку тонких бледных губ.

Его накрывает возмущение. Внезапное, страшное. Малфой её шантажирует? Как он смеет?! С какой стати? Её мысли путаются. «Он что-то скрывает. Я не смогу так жить. Это неправильно. Если он слышит…»

– Майлз, – вдруг тихо произнесла Гермиона, и он осознал, что не только не дышит, но и не двигается, крепко держит её в руках, маленькую, уязвимую, такую необходимую, и чувствует, что она ускользает, словно растворяется. «Почему он молчит? Он всё слышит? Что он слышал? О, Мерлин, что я сделала?» И она снова шепчет: – Майлз, что с тобой?

Он приподнял голову, посмотрел в её глаза, полные слёз. Пытается остановить поток её мыслей, наполняющих его сознание. Зажмуривается, слушает звук шагов, гулким эхом разносящихся внутри.

– Ты слышал мои мысли? – с ужасом выдохнула она. – Ты… не можешь это контролировать, верно? Не можешь.

Он теряется, виновато вздыхает.

– Прости. Я старался. Но ты… ты такая… удивительная. Твоя нежность, твоя улыбка… Я теряю голову…

Она улыбнулась с такой грустью, что его сердце даёт трещину. Слезинка скатилась к её виску.

– Прошу тебя, не плачь, – стонет он, припадая к её губам. – Всё наладится. Это сложно, я знаю… – Майлз целует её лицо, подбородок, снова губы. – Мы научимся это контролировать, всё получится…

– Что ты скрыл от меня, Майлз? – нерешительно прошептала она, чувствуя, как ком перекрывает горло. – Есть что-то очень важное, что ты мне не сказал. О чём?

Майлз попытался сосредоточиться. Кажется, он открыл ей абсолютно всё. Что он мог утаить? О чём забыл?

– Я не знаю, – шепчет он.

Она смущённо тянет к себе платье, прикрывая грудь.

– Гермиона, послушай, мне просто… нужно вспомнить, – тихо произнёс Майлз, но она уже пытается торопливо одеться. – Прошу, подожди. Что ты делаешь?

В его голосе недоумение. Гермиона дрожит, сердце разрывается на части.

– Мне нужно домой. Майлз, я… не знаю. Просто, уже поздно…

– Подожди, – он настойчиво взял её руки в свои, платье сползло с плеча, её кудри торчат в разные стороны. Её беспомощность покоряет, так хочется прижать её к груди, защитить, даже от самого себя. – Тебя что-то мучает, Гермиона. Я же вижу. Почему ты не хочешь поговорить, ведь это проще всего. Ты должна мне доверять!

– Почему? – с мольбой простонала она. – Почему я должна тебе доверять? Я даже не знаю, когда ты меня слышишь, а когда нет! Я не знаю, какие мои мысли однажды разрушат нашу жизнь!

– Что? О чём ты? – в недоумении воскликнул Майлз. – Я же не идиот! Понимаю, что есть прошлое, которое не изменить. Даже если я случайно что-то узнаю, никогда не принесу тебе вреда. Твои тайны останутся…

– Мои! – простонала Гермиона. – В том и проблема! Они мои и никого не касаются, даже тебя! Может даже в большей степени именно тебя!

– Ты так говоришь, словно совершила преступление и скрываешь это от властей! – с досадой выдохнул он.

– Нет ничего хуже преступления против самого себя. Совершить то, о чём жалеешь, то, о чём хочешь, но не можешь забыть! А ты… Ты не должен…

– Гермиона, я не хочу копаться…

– И не будешь, – жёстко заявила она. – Я не позволю.

– Что? – выдохнул он.

Её плечи вздрагивали, дрожали губы, её чудные глаза больше не горели ясными искрами. Это было так больно, что хотелось умереть. Майлз почувствовал, как отчаяние закрадывается в душу.

– Скажи мне, что ты скрыл? – потребовала она и взглянула так строго, что у него внутри всё похолодело.

– Я не понимаю…

– Что ты можешь делать с людьми? – приподняв подбородок бросила она. – Почему тебе не задали вопросов о прошлом, о Волан-де-Морте, о том, почему тебя не убили? Что ты сделал?

– Но я ничего… – его недоумение поразила яркая вспышка в памяти, пронзая сердце болью. Майлз медленно натянул брюки и обессиленно опустился на диван, устремляя взгляд куда-то в себя.

Гермиона замерла, сжавшись в комочек в углу дивана. Она смотрела на него выжидающе. Значит, это правда? Он скрыл что-то важное. Что-то очень важное! Сердце замерло.

– Что он сказал тебе? – тихо спросил Майлз.

– Мне никто ничего не говорил, – выдохнула она.

Майлз устало повернулся к ней, внимательно всматривался в глаза. Она съёжилась ещё больше. Эти глаза, самые прекрасные глаза на свете. Почему она это делает? Зачем? Гермиона хотела зарыдать, обнять его покрепче, забыть все сомнения. Но есть то, что невозможно повернуть назад. Невозможно изменить.

– Это Драко? Что он тебе сказал?

– Он лишь задал вопросы, которые должны были задать другие. Ты сказал, что ничего не смог бы понять, не хватило бы времени. А если бы хватило, что бы ты сделал? Если бы ты услышал мысли Скитер, которая наверняка хотела бы спросить, «почему вас не убили, мистер Трэверс?»

– Я бы честно ответил, – устало вздохнул Майлз, потирая ладонями лицо. – Я был готов на всё, чтобы между нами не было препятствий. Драко обещал, что будет хранить мой секрет… Неужели…

– Он ничего мне не сказал. Малфой не выдавал твои секреты, просто понял, что я в курсе. Но ты… всё же что-то скрыл…

– Я не скрыл. Я забыл. Забыл раз и навсегда. Забыл о том, что мне противно. Я ничего не сделал, ничего… – он спрятал лицо в ладонях, облокотившись на колени.

В груди заныло. Гермиона была потеряна, силы покидали, она почувствовала, как слабость сковывает руки, внутри словно всё опускается вниз.

Майлз выпрямился и снова взглянул ей в глаза. Его взгляд стал холодным, безжизненным, пустым. Она с трудом проглотила ком в горле.

– Я могу проникать в чужие мысли, я слышу их, как дышу, легко и непринуждённо. Я могу… менять мысли людей, могу… манипулировать, путать их, изменять. Могу создать воспоминания, которых не было. Могу, но я отказался от этого, поняв, что превращусь в чудовище. Я отказался от этого дара осознанно и решительно… после первой же попытки.

Гермиона зажала рот рукой, с ужасом глядя Майлзу в глаза.

Тяжёлое молчание повисло в воздухе. Она знала, что должна спросить. Просто обязана.

– Что ты сделал? – выдохнула она.

Майлз опустил глаза, тень от его ресниц упала на лицо. Языки пламени в камине играли оранжевыми отблесками на коже. Он казался прекрасным и невыносимо опасным одновременно. Гермиона так хотела смягчить это суровое выражение, эту обречённую холодность. Его голос стал монотонным, бесстрастным.

– Это был седьмой курс. Конец года. Профессор Снейп уже очень хорошо изучил мой… «дар» – усмехнулся Майлз. – Он был уверен, что я могу намного больше, чем просто слышать чужие мысли, проникать в глубины памяти. Он давно хотел провести этот эксперимент, чтобы я попытался, уловив мысли человека, подстроиться под них, подобрать к нему ключ и заставить думать что-то другое. Снейп не был уверен, что это возможно. Но его теория подтвердилась. Однажды в Большом зале я по привычке слушал мысли одной девочки…

Гермиона закрыла глаза, горечь наполнила её грудь. Она сжала руки в замок, скрывая дрожь.

– Она думала о трансфигурации, о том, как боится оплошать перед профессором Макгонагалл, сама себе рассказывала параграф о превращении сухой ветки в живую. Она была сосредоточена, так серьёзна. Гермиона Грейнджер никогда не смотрела в сторону Слизерина. Никогда. Единственный человек, который изредка «удостаивался» её взгляда, был Драко Малфой, но и на него она смотрела с презрением. Как на что-то мерзкое. И я подумал: как бы она смотрела на меня? Что бы она чувствовала? Я долго вглядывался в неё, повторяя про себя: «Легилименс. Легилименс.» Она вдруг замерла. Её дыхание стало тяжёлым. Девушка зарумянилась, коснулась ладонями щёк. Её глаза забегали в растерянности, а я повторял: «Взгляни на меня. Взгляни на меня.» Она отодвинула свою тарелку, её пальцы вцепились в край стола. Дыхание стало выравниваться, и она… подняла глаза, прекрасные, сияющие, карие глаза и посмотрела прямо на меня, впервые в жизни. Мерлин! – Майлз закрыл глаза, лёгкая, счастливая улыбка тронула его губы. Её сердце болезненно дрожало в груди, и слёзы наполняли глаза. – Я никогда не испытывал такого счастья. Она смотрела удивлённо, а я не мог отвести взгляда. Это было… как напиться из холодного источника в невыносимую жару. Гермиона оглянулась по сторонам, сомневаясь, что я смотрю именно на неё. Это было так трогательно, видеть её изумление, это недоверие. Она была так мила, так по юношески взволнована. Я не мог удержаться и улыбнулся ей. А она смутилась, опустила глаза, румянец играл на её нежных щёчках, а потом взглянула снова и улыбнулась. Я понравился ей, я это понял, слышал смятение в её душе, её недоумение, вопросы: «Зачем? Почему? Что ему нужно? Он такой милый, у него добрый взгляд! Он просто смотрит. Успокойся, Гермиона. Он не решится заговорить, он же слизеринец…»

– Но почему я не помню? – с досадой воскликнула Гермиона. – Я должна это помнить!

Майлз наконец поднял на неё глаза. В его взгляде отразилась боль. Боль отчаяния, потери.

– Я велел тебе забыть, – и слезинки сорвались с её ресниц. – Я видел, как погас твой взгляд. Как твоё сердце остыло. Как вернулись мысли о трансфигурации. Больше ты никогда не смотрела в мою сторону.

– Но… почему ты так поступил? Ты мог… воспользоваться этим, – с трудом выдавила она. Майлз попытался придвинуться к ней, но Гермиона отпрянула, забиваясь в угол.

– Это было искусственное чувство, ненастоящее, – ласково заговорил он. – Я заставил тебя думать обо мне, заставил посмотреть, заинтересоваться. Но так нельзя. Это было неправильно, нечестно. Если бы ты знала, как это больно – отказаться от тебя. Отказаться, чтобы поступить правильно.

Они сидели молча. Треск камина был таким уютным, но он не мог их согреть.

Майлз смотрел на её окаменевшие черты. Этот холод болезненно резал душу на тонкие рваные полоски. Он чувствовал, как она уходит, отдаляется.

– Однажды… – вдруг шепнула она. – Ты услышишь то, что не должен слышать. Всё рухнет. Всё закончится. В любом случае.

– Нет, Гермиона… – с надеждой шепнул он. – Не делай этого!

Он придвинулся ближе, целовал её ледяные руки.

– Ты уже слушаешь меня? Хочешь узнать, что я думаю?

– Нет. Я не слушаю. Но я вижу, что дело не только во мне. Что такого ты скрываешь? Что так ранит твою душу? Просто доверься мне! Станет легче! Ты увидишь! Ты всегда была такой смелой, неужели сейчас просто уйдёшь, даже не попытаешься…

– Попытка провалилась, – с дрожью в голосе произнесла она. – Есть необратимые вещи. Ты не виноват. Разве что в том, что я не справлюсь. Возьмёшь вину на себя? – с горечью усмехнулась Гермиона.

– Я готов к любым жертвам, ты же видишь! Я справлюсь, и ты справишься…

Она резко отняла свои руки, поднялась, надела туфли. Её взгляд пронзил болью, отчаянием и решимостью.