Текст книги "Джунгли. Том 3 (СИ)"
Автор книги: Focsker
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)
Глава 15
На следующий день, лазарет.
– Ты трус, Лёша! Ты бросаешь их на верную гибель! – Будучи привязанным к койке и вытянув указательный палец правой руки, тыкает в меня Батя.
– Добрыня, ты ведь знаешь, я не могу… Послушай, у меня были видения!
– Кому ты врёшь! Ты никакой не бог, ты не избранный, ты всего лишь трус! Целая армия стоит в поселении, ты можешь их поднять, ты можешь всех ещё спасти, ты должен! – Кричит старик, в тот момент, когда явившиеся старейшины велят взять меня под руки и вывести из лазарета, а после выгнать из него всех посторонних и легкораненых. – Трус, ты предатель и трус! Их смерть будет на твоих руках!
Кричал нам вслед Добрыня.
– Он не в себе, – говорит Гончья, когда я, прибывая в шоке, переставляя ноги, пытаюсь разобраться в себе… Забытые мысли, видения, предупреждение богини в момент криков старика всплыли в голове как воспоминания о давнем сне. Каждое его слово как нож в сердце, и каждое новое слово отражалось в голове воспоминанием о Бессмертной. Я не трус, и мы можем помочь и поможем: соберем отряд, как сам он учил, впереди пустим разведку, прикрытие. Я очень хочу спасти наших, их там почти полторы сотни! Внутри меня всё тряслось, в голове стоял крик Добрыни, желание доказать, что я не трус. Что готов рискнуть жизнью ради товарищей! Однако рисковать всем и сразу не стану. Нужно понять, что это такое, откуда оно взялось: было здесь всегда, появилось с гостями либо же возникло из ничего. Уже после этого нужно думать о том, как с неведомой дрянью совладать.
– Гончья, мы можем что-нибудь придумать? – Когда та под конвоем вела меня обратно в дом, спросил я.
– Спятил? – Внезапно выдала женщины. – Когда я последний раз хотела что-то и с кем-то придумать, Рабнир чуть не погибла, а до этого, мы попали с ней в плен и тоже чуть не погибли. Хочешь «придумывать» – обратись к кому-то более мудрому и опытному.
Она права, аборигены очень резки и прямолинейны, а враг, разбивший нас в лагере, хитёр настолько, что даже Добрыню обвел вокруг пальца, вывел из душевного равновесия. Старик был сам не свой, будто «азвирин» выпил, возможно, тому виной какой-то яд, либо же его кто-то обманул и ударил в спину настолько болезненно, что тот свихнулся. Надеюсь, местные успокоительные травы подействуют, иначе даже страшно представить, чего он может натворить со своей силой.
На фоне того дурдома, творившегося в моей голове, я совсем забыл об одном, самом главном и важном событии, ожидавшем меня при возвращении. Рабнир стояла, подпирая колонну, и, завидев меня, заулыбалась во все… сколько у неё есть зубов. Ей было плевать на хаос вокруг, она терпеливо ждала именно меня. Рядом на кровати в окружении четырёх мелких, завернутых в белые простыни малышей, устало посапывала Кисунь. Груди её были не прикрыты, сама она с синяками под глазами, на грудях, и подвязками на шее, чтобы качать сразу двух малышей. По женщинам сразу видно, кто за мамочку, а кому вообще на всё пофиг!
– Агтулх, возрадуйся, я привнесла в мир великое равновесие! – Рявкнула Рабнир, показывая мне класс.
– О, а вот и папочка… – выйдя из полудремы, улыбнулась Кисунь, – Агтулх Кацепт Каутль, я тоже даровала миру счастье! Двойня, мальчик и девочка!
Чё бля… Так эти четверо на кровати – все мои, да? Блять! Что за дибильные мысли… Не могло же какое-то существо проходить сквозь мой дом и потерять детишек новорожденных. Идиот, конечно же, они твои!
– Четверо? – И всё же я спросил.
– Ага! Два самца и две самки! – Рычит возбужденно Рабнир. – Ты только представь, два самца, а с тем, что у Беа и Падцу – уже три! Три члена увидели мир в столь короткий срок, это просто благодать какая-то. Как же я завидую мелким самкам, которые только-только попали в ясли. На их век выпадут очень короткие очереди.
– Я не позволю своему ребенку принимать всех, кого попало, – рыкнула Кисунь. Её хвост встал дыбом, а дремавший на нём малыш недовольно заёрзал. Вспомнив о нём, ушки женщины припали к голове, она успокоилась.
– Правильно-правильно, сестрица по родам! Кому попало точно их не отдадим. Хорошо, медоеды – это «не кто попало», медоеды – это медоеды, – заявила деловито Рабнир.
Чего?
– Ага-ага, медоеды – это точно другое, – зная, что с твердолобой бесполезно спорить, соглашается Кисунь. Кажется, у них тут своя атмосфера, возможно, ночь на соседних койках в пучениях сделала их ещё ближе.
– Агтулх, как там Добрыня? – В отличие от Рабнир, вспомнила о старике Кисунь.
– Плохо. Он требует, чтобы я собрал армию и отправился в бой. И самое плохое в этом: мы по факту ещё толком не понимаем, с чем должны столкнуться.
– Нихуя себе, – говорит Рабнир. – Не, даже не думай, Агтулх. Ты останешься дома, как и положено самцу, будешь присматривать за спиногрызами, а я отправлюсь на войну. Задолбало уже за тобой хвостом ходить. Кстати, может, перепихнёмся?
Кто о чём, а Рабнир о сексе.
– Рабнир, нам ведь ещё пока нельзя, – взволнованно проговорила Кисунь. Остальное, то что она собиралась на войну, её совсем не волновало?
– Ну вот, ещё один повод пойти и лицо кому-нибудь сгрызть до черепа. – Стукнув кулаками так, что по комнате во все стороны ветер пошёл, разбудив детей, медоед получает замечание от двуххвостой. И оно не о войне, а об «сохранении тишины».
– Слушай, ты же только родила, может, стоит отдохнуть?
– Я люблю только один вид отдыха. – Шлепнув меня по заднице, двигается к выходу Рабнир, – присмотри за детками, а с остальным разберётся злая мамочка. Я пиздец как хочу узнать, осталась ли со мной силушка. Смогу ли я её пробудить, всё или эти мелкие блохи с родами забрали у меня!
Говорила она убедительно, без какой-то любви к детям, непременно собираясь пойти туда, где даже Батя потерпел поражение. Поймав её за плечо, просто так не отпускаю, обнимаю, наслаждаюсь лёгкой колючестью её белого меха, запахом мыла… Видать, помылась прежде, чем прийти.
– Не торопись, моя героиня. Скажи, как бы ты хотела назвать наших детей?
Медоед, тот час за вертела своим хвостом, чтобы завестись, ей нужно полпинка, не говоря уже об объятиях.
– Да пофиг мне, называй как хочешь. И это… Хотя стой… мне история Кати понравилась, про ту героиню из вашего мира. Вся в черном, летает, кидается острыми штуками, ещё и красивая. Ну… которая в черном плаще, богатая, ещё все самцы к ней клеились… О, назови дочку Бетмен!
Кисунь ревностно вздохнула за спиной. Она тоже часто вспоминала театральные постановки, пьесы наших девочек и говорила, как бы хотела, чтобы наши дети были похожи на мифических героев. К сожалению, мифические – это Ахиллес сын Пелея, или Зевс, Медуза Гаргона… Волейбольным крошкам эти истории были не интересны. Они смотрели «Американский пирог», комиксы, аниме и сериалы. В общем… в ближайшее время этот мир ждало множество крайне неудачных имён. Благо, никто так и не поймёт, что они неудачные, если мы об этом не скажем. С мыслями о Бетмене я чуть дико не заржал, поцеловав ту в шейку, тихо сказал:
– Бетмен – это у нас ты, а дочке я какое-нибудь другое имя придумаю.
– Тогда зачем спросил назвать? – Услышав моё лёгкое хихиканье, с обидой прорычала Рабнир.
– Просто хотел обнять и пожелать удачи.
Рабнир ловко провернулась в моих объятиях, и теперь мы стояли нос к носу, глаза в глаза.
– Ну давай, желай. – Хищно скалится она, и я тут же целую её в губы, сильно, страстно. – Не рискуй там, помни, ты нужна мне здесь, дома.
Медоед молчала, и от этого молчания, словно она думала (что давалось ей плохо и сулило беды), стало не по себе. Поцеловав меня ещё разочек в губы, она вышла и под хохот соплеменниц, расспросы, громкие разговоры, побрела к лазарету.
Медоеды вновь получили в своё распоряжение своего собственного командира. Желая узнать больше о враге, Рабнир направилась к Добрыне и тем, кто, как и он, выжил. С нами остаётся Гончья, а также личные прислужницы Олай. Теперь, когда она также в селении, «бумажной» волокиты чуть поубавится, но не это сейчас главное. Отряд с Рабнир и Батей – это, конечно, хорошо, но нужно посоветоваться ещё и с Императрицей. Можно попросить или предложить послать вместе с нашими пару наблюдателей Империи. Пусть посмотрят, изучат врага, авось чего путного подскажут. Может, Добрыню и вовсе не Республика разбила, а кто-то, похожий на них, либо же совсем другая республика, о которой имперцы что-то знают.
Я помнил предостережение Гертруды. Сейчас её речи и просьбы звучали логичнее, чем слова моего наставника Добрыни. Нечто внутри корёжило от мысли, что слова потенциального врага я воспринимаю лучше, чем просьбы и мольбы доброго друга. Душа болела, в голове звенело от слов: «Ты трус!»
Я ведь всего лишь думал… Просто думал и пытался рассуждать рационально. Ведь раньше дед сам называл меня слабоком, говорил: «Ты нужен здесь!» Так что случилось, почему он кардинально изменил своё решение, требуя от меня кинуться головой в омут.
Дурные мысли от головы проникли в грудь, сжали сердце. «Добрыня хочет меня продать, убить, избавиться от меня?» Нет… Батя не такой, этого просто не может быть!
Наведавшись к Олай и предложив с отрядом спасения послать пару имперцев, я получил одобрение. С её поддержкой пошёл к императрице. Она также одобрила, и вместе с ней, её защитницей, отобрали несколько хороших бойцов, с которыми я вновь шёл к Олай и представлял ей, кто есть кто и какие функции готовы исполнять в бою. Одна из защитниц императрицы согласилась сражаться с нами плечом к плечу, вторая будет исключительно защищать третью, которая, в свою очередь, займётся сбором данных. В дальнейшем, дабы республика не раскрыла их происхождения, девушек стоило переодеть, выдать трофейное бельё, близкое им по духу оружие, познакомить с командирами и прочее. Это я спихнул на Олай, ещё попросил Империю о предоставлении наёмников. Дешёвых, тех, кого они называли пушечным мясом. Гертруда моей просьбе оказалась рада. Осведомлённая Олай воздержалась от комментариев, а сам я, всё уже решив, отправился к тёте Вере просить вкусный ужин для всех тех, кого отберут для завтрашнего похода. У меня, как Агтулха, имелся отдельный склад, куда исключительно в благодарность за труды, некоторые женщины несли свои благодарности, а иногда и просьбы. Еда там была разная, благодаря этому запасу императрица могла щедро пополнять нашу почти нулевую казну, а я кушать в своё удовольствие то, что нравится. Распорядившись о вкусном ужине, я посетил ясли. Кати и Оксаны не было, они занимались подготовкой партии мыла для Империи, вместо них нашёл тех, кто их заменял. Молодые девушки из племени Беа. Они плохо охотились, были высокими и тяжеловатыми, а ещё малоподвижными. Отличные сиделки, большие и пушистые мамочки, в чьих руках могло уснуть сразу несколько сорванцов. Рядом с ними вертелись пару проворных Кетти, помогавших следить за особо быстрыми и резкими. Если Беа держали вокруг себя «всё стадо», то Кетти исполняли роль пастухов, возвращавших в стадо отбившихся.
Поговорив с воспитателями, через них обратился к детям, попросив поддержать добрыми словами и пожеланиями отправляющихся в поход воительниц. Такая поддержка, пусть и малозначима, но даже в нашем мире практиковалась.
Привлекая всеобщее внимание к случившемуся, мобилизовав и подрядив всех, кто только мог помочь в походе и охране отряда от внезапных атак, вернулся домой без сил. Ни Кисунь, ни детишек уже не было. Думал, сегодня детские слёзы не дадут мне спать, и вот ошибся. Пол ночи мучился, но из-за совсем другого – из-за слов друга и того, что осталось после них.
«Предатель!» – Внезапный крик, то ли во сне, то ли наяву. Я очнулся, ещё темно. У входа тревожно переглядывались медоеды. Крики становились всё громче, с разных сторон, показались отделённые вспышки и взрывы, устроившие панику.
– Все это слышат⁈ – С просони, из полудрема, пытаюсь понять, глюки или нет.
– Рвануло на улицах, где-то в городе. – Ответили спокойно женщины. Значит, не приснилось. Внутри поселения кто-то опять устроил беспредел. Ебучие террористы, теперь-то я понимал важность присутствия во всех страховых службах, типа КГБ, ФСБ и прочих!
На дворе крик и паника, вновь какой-то движ и суета. К выкрикам «держи предателя» добавились «держи вора!» что-то явно происходило, причём массово. Очередной саботаж или хуже, может, мятеж? Пока на улице ночь, выходить куда-то опасно, но хоть одним глазком…
– Вернитесь… – Когда я подался к двери, в проходе, окрашеном светом луны блеснул нож. Едва успев, я за плечо одёргиваю пытавшуюся меня остановить медоеда, дергаю её на себя, и лезвие вонзается в древесный проём.
– Р-р-а! – Рыкнула Кетти, чьи глаза полыхнули голубым светом.
– Мразь! – Лишь чудом увернувшись от удара ножом, медоед выпустила когти, размашистым ударом, нацеленным в горло, махнула рукой.
Кетти подсела, сама выпустила когти, полоснула мою защитницу в области рёбер, подалась вперёд и тут же лицом словила выставленное колено другой стражницы. Мощнейший удар, вмял нос в череп, словно мотоциклист головой влетел в шлакбаун, голова её запрокидывается назад, а ноги и руки по инерции ещё летят вперёд. Медоед, ударившая ногой, даже не шевельнулась. Скорее всего, одним ударом с колена убила Кетти. Казалось, инцидент исчерпан, но… за спиной моей слышится:
– Ещё одна!
Пробив стену плечом, в дом влетает Чав-Чав, с такими же синими глазами, как и у той Кетти. Между нами метров пять, она появилась с противоположной стороны комнаты. Рядом с врагом, открыв спину, растерянная медоед, ничто не мешает убийце толкнуть её и уже в следующую секунду кинуться и рубануть меня.
Я срываю пистолет с ремня медоедки, враг, сообразив, толкает первую, понимает что путь открыт, кидается вперёд. Я поднимаю пистолет, она заносит свой меч, я нажимаю на спуск, её меч уже опускается прямо на мою голову. Выстрел попадает ей в лоб, а тело убийцы, сделав лишнее движение, подавшись вперед, ударяет меня рукояткой клинка по плечу и заваливается на меня.
Успел, блять…
Перевернув вырубленную Кетти, медоед из охраны удивлённо произносит:
– Это же Кусма, она ж раненой была, с Добрыней вернулась!
– С Добрыней? – Переспросил я.
– Ну да, она чуть ли не его правая рука была, всё помогала э… ну этой!
Опять дурное предчувствие. Нет, что-то не сходится, если бы Батя планировал убить меня по-настоящему, то сам бы подошёл, ударил либо напрямую, либо в спину, и никто бы ему не помешал.
– Отправь наших к Добрыне, пусть следят за ним, а лучше возьмут под защиту! – Рявкнул я своей стражнице, и та замешкалась. – Быстрее, он может быть следующим!
Медоед срывается с места, а я велю защитницам забаррикодироваться, закрыть двери и ждать поддержки. Кинуться сейчас в ночь означает попасть в зону, где у Кетти огромное преимущество. Нужно сохранять спокойствие, защищаться и ждать подмогу. Которая прибыла уже спустя две минуты, не дав возвести баррикады. Гончья, получившая сегодня выходной и проводившая его с Рабнир и спиногрызами, прибежала первой. Потому и сама Рабнир с целым отрядом своих приспешниц. Всего ничего прошло, и дом мой был взят в плотное кольцо, а та, которую посылали узнать, что с Добрыней, вернулась и шокировала всех, включая меня:
– Он исчез! Добрыня пропал!
– Я видела его в вашей сокровищнице, Агтулх Кацепт Каутль, – говорит одна из сопровождавших Рабнир.
– У меня есть сокровищница? – Спросил я, и та кивнула. – Ну, мы так называем шатёр Кисунь, в котором вы оставили свой посох и прекрасные белые одеяния.
– Где Кисунь⁈ – Тотчас спросил я. – Гончья, бери отряд и быстро к…
На пороге моего дома, с отрядом из шести кошек, а также нянечками с детками на руках, показывается Кисунь.
– Детей в дом Агтулха, все остальные в круг!
Ебать, мой дом решили превратить в штаб⁈ А дыра в стене вас не смущает? Опа… Став напротив дыры, вглядываясь в ночь, делаю шаг назад, и тут же раздаётся хлопок с вспышкой. Выстрел, нечто пролетело через всю комнату и вылетело через противоположную стену!
– Ложись! – Схватив за волосы нянек, тяну их в сторону, а после заставляю упасть за землю. Раздаются ещё несколько выстрелов, кто-то из наших с болезненным криком падает на землю. Сначала мне казалось, что это кричала именно наша раненая, но тут же, у входа, с теми же могильными синими глазами показалась женщина с огромной, круглой, пушечной, разрывной гранатой в руках и подожжённым фитилём. Она орала и вот-вот грозилась вбежать к нам и подорвать всех к хуям собачьим вместе с собой!
– Двери! – Лёжа на земле, кричу я, и на перехват этой женщине выходит кто-то из медоедов. Самоубийца хочет кинуть в нашу сторону гранату, но острые длинные когти защитниц, рассекают её руки, прорезают мышцы, кости, и… эти самые руки вместе с гранатой летят к нам в комнату, падают на землю, а снаряд катится прямо на встречу своим целям. Нам пиздец!..
Глава 16
Я сидел на кровати весь бледный. Локти мои упирались в колени, согнувшись, руками, сжатыми в «молитвенный кулак», подпирал голову, чувствуя, как от волнения покачиваюсь вперед-назад. Обычно человеку везёт, когда он находит на дороге монетку, успевает запрыгнуть в уходящий автобус, либо по счастливой случайности переступает через кучу, оставленную на дороге соседским терьером. Это всё можно назвать везением. А то, что случилось с нами, – не везение, это настоящее чудо!
Передо мной на полу лежала здоровенная граната с выгоревшим фитилём и, как оказалось, отсыревшим внутри порохом. Я в очередной раз поздоровался с костлявой, нависшей над этим проклятым домом и мной. Сколько это ещё будет продолжаться? Это так боги издеваются надо мной за то, что я посмел о них забыть? Почему все вокруг так спокойны? Неужели эта ерунда на полу волнует только меня одного?
Смотрю на воительниц, обсуждающих налёт, на нянечек, ухаживающих и развлекающих деток на кровати, и на эту большую, смертельно опасную штуку, валяющуюся на полу.
– Может кто-нибудь уберет это отсюда на хрен⁈ – гневно рявкнул я, и женщины, отвлекшись от своих дел, тут же исполнили «дружескую просьбу».
Проблема с ядром оказалась одной из причин, почему сегодняшней ночью наше поселение уцелело. Даже при всех стараниях и личном обучении Добрыней кошек, нам не удалось избежать проблем с хранением пороха и боеприпасов. Неделю назад, может меньше, ночью прошли дожди. Внезапные, быстрые, сильные, а затем начало ужасно парить. Страшнейшая влажность, а также недосмотр за порохом во время хранения привели к стратегическим потерям, которые почти обезоружили столицу, и о которых кто-то умолчал. Когда батя был в добром здравии, он вечно гонял с проверками, ревизиями, подобное ещё не происходило. К счастью или несчастью, чужое распиздяйство, утаённое от всех, сегодня чуточку продлило моё существование.
– Как там Добрыня? – заметив Маяро, КГБистку отдела Олай Даввай у входа в дом, спросил я.
– Вот я как раз и зашла узнать, почему он убил одну из наших, сбежал, прихватив твою золотую палку?
Добрыня кого-то из наших убил? Матерь божья! Стоп… спокойно, варианты!
– Может, он убил кого-то из синеглазых, когда спасался? – спрашиваю я. – Они сами не свои были, как под гипнозом, без страха, словно самоубийцы, как будто ими кто-то управлял. Уверен, это всё какая-то магия, у кетти не бывает на столько голубых глаз, да и у Чав-Чав тоже.
– Зато у ваших, небесных, бывают. – добавляет Маяро. – Старейшина Даввай ранена, сильно, и я бы уже давно приказала посадить в яму всех ваших бесполезных, если бы Катя не спасла старейшине жизнь.
Опять угрозы. Как она меня достала! Наши бесполезные? Да блять, все пашут в поте лица! Уже столько вместе пережили, столько полезного сделали, а она продолжает пиздеть о доверии и недоверии. Забывая, что это не мы пытаемся убить нас всех, а именно подконтрольные врагу девушки. Девушки, которые принадлежали нашему поселению! И кетти, чав-чав, тут не причём, это точно магия. Ведьма, вот кто за всем стоит. У неё как раз были подходящие навыки, говорили же – контроль сознания и прочее. Они просто брали наших в плен, промывали им мозги, отпускали обратно в поселение, а там активизировался какой-то скрытый приказ, указ, способность… хрен знает что. И нельзя определить, предатель или нет, пока не произойдёт «это». Это – Нечто, ломало их сознание, брало под контроль тела, и голубое пламя, вспыхивавшее в их глазах, свидетельствовало об утрате разума!
– Батя… – пазл в мозгу прояснился. Они проиграли республике бой, стали пешками, их взяли под контроль, отпустили домой. Здесь они должны были устроить саботаж. С навыками Добрыни, его планированием это не составило труда. Он знал болезненные точки поселения, да только не учёл безолаберности брошенных им кошек. Дисциплину он то привил, а вот думать наперёд, заранее, особенно заботиться о порохе, до конца не научил. Может, кошки вообще сделали всё правильно, и порох нам продали говно, или он был дерьмовым ещё у Рагозии. Запасы ведь взорвались, слава богу, только в одном месте. Нужного уровня паники, повсеместного пожара для отвлечения внимания добиться не удалось, а план «синеглазые» уже начали исполнять. Как итог, из-за огромной концентрации в центре поселения незанятых тушением пожара жителей, толпы, одновременной атаки на мой дом не получилось. Подкрепление к нам прибыло слишком рано, но даже так меня почти убили! Ебучее чудо спасло меня, детей и много кого ещё, а дед, охваченный проклятьем гребаной ведьмы, вновь возвращается в её коварные, мерзкие, проклятые ручонки. Как ни погляди, даже будучи связанным, дед чуть было не исполнил задуманное.
– Маяро. Добрыня под действием чар ведьмы. Немедленно предупредите все посты, всех союзников, охотников и собирателей! – я пересказываю кетти все подробности. Опять поднимаю тему опасности возвращения тех, кто считался пленными или пропавшими без вести. Подчеркиваю факт их непонимания происходящего. Маяро внимательно слушает, недовольно прикусывая губу, без лишних споров, отправляется к старейшинам, а вслед за ней – Рабнир.
– Ты куда? – схватив её за руку, спросил я.
– За посохом!
– Да по хер на посох!
– А вот и не похер! Я его первой украла! Значит он мой… ну, твой, но при этом и мой. Я соберу отряд, догоню старика и верну его вместе с твоей палкой домой. – прорычала медоед. – Гончья, сестра моя названная, я вновь обращаюсь к тебе с просьбой о помощи, мне нужен твой нос и быстрые ноги!
– Но кто позаботится о Агтулх? – спрашивает Гончья.
– Половины нашей армии должно хватить, чтобы заменить тебя на день. Давай! Чем дольше сомневаемся, тем дальше он уходит, созывай сестёр! – требует Рабнир и Гончья, оскалившись, частично трансформировав лицо и выпустив зубы, громко взвыла. Как волк, как… как вожак стаи, собирающий своих в погоню.
На пороге дома показывается Лея, высокая, плечистая пантера. Рядом с ней, в одной ночнушке, взъерошенными волосами, молодая Тригрица из отряда магов огня, явивших чудо на побережье, а с ними… Эрна Дис, второй десятник третьей сотни первой морской штурмовой тысячи. Выжившая лишь благодаря моим стараниям и вовремя доставленному приказу о помиловании.
– Рабнир, позволишь ли ты нам защитить Агтулх Кацепт Кауть? Не ради себя, но ради возможности сыскать уважение в твоих глазах! – говорит Эрна Дис.
– Я тоже люблю Агтулх и готова его защищать до потери пульса! – ступает вперёд мелкая тигрица, из-под белой сорочки которой торчат возбужденные соски.
Лея так же выходит вперёд, грозно произносит:
– Я не слабее тебя Рабнир, теперь Агтулх под нашей защитой. Ступайте и верните домой Добрыню!
Гончья, продолжая подвывать, выбегает на улицу. За ней следом Рабнир. Одна за другой, быстрые, длинноногие ищейки проносятся мимо нашего дома на скорости, которую трудно было бы развить человеку.
Начинается погоня, мне тоже стоит заняться полезным делом. В охране моей остаются те, кто никогда не попадал в плен Республики или же был частью самой республики. Иными словами, бродяги и враги ставшие друзьями. Ещё ни одна из пленённых нами, освобождённых Рагозских женщин не осмелилась напасть, в то время как именно одурманенные местные продолжают преподносить неприятные сюрпризы. Возможно, это тоже часть замысла врага, и в то же время вряд ли череда поражений, потеря форта, повальная сдача в плен при окружении могла входить в планы Республики. Как оно будет, ударят ли опять в спину, хрен его знает, известно одно: Лея, далеко не слабачка, да и девушка из тигриц, очень хороший маг, и обе эти дамы, включая третью десятницу, уже не раз доказали свою силу, полезность, верность. В том числе и в боях. Добрыня пытался скрыть от меня, что задействовал Лею с подружками, но у меня слишком много способов, которыми я могу развязать нашим женщинам рты.
С первыми лучами рассвета по моему приказу вновь готовят к приёму множества раненых лазарет. Договариваясь с Олай, из живота которой при мне доставали пулю, прошу послать в погоню за Гончьей ещё одну команду. Ту, что в случае боя с этой «Бессмертной» будет обязана организовать отступление, прикрытие и помощь. Добрыня ушёл, бежал, но недалеко. Он стар, больше восьмидесяти лет, и даже его темная сила не сделала его легче. Тягаться с молодыми, привыкшими к бегу девушками, долго не сможет. Потому его непременно настигнут. Мысль о том, что Бессмертная именно этого и добивалась, ждала и надеялась, что вслед за Батей в погоню кинусь я, вполне реальна. Она тоже могла находиться где-то неподалёку, ждать возможности, застать врасплох! Всё это в мельчайших деталях пересказываю Олай, та немедленно через своих разносит приказ о сборе войска, намереваясь одним ударом размазать любое существо, посмевшее так приблизиться к нам.
В разговорах со старухой, обсуждая планы, вспоминаем о коварности Крысы, намеревавшейся вырезать всех детей Кетти. Всю армию посылать нельзя, прошу оставить в деревне достаточно солдат для защиты «будущего». Олай прислушивается, соглашается, требует от Маяро заняться защитой поселения. Она сама намеревается возглавить войско.
– Олай, мать… Ты ранена, я не позволю тебе в таком виде!..
Так значит, Маяро – это старшая дочь Олай? Вот почему она вокруг неё так крутится. Вот откуда такая преданность и верность!
– Не ты здесь главная, – рыкнула старуха, и, как только Мария закончила с оказанием первой помощи, помогла коже на животе старосты стянуться, Олай поднялась на ноги. – В который раз меня пытаются прикончить собственные суки, те, кого я вырастила, вскормила на собственном молоке! И эта ведьма… она думает, что одна может играть по таким правилам, бить по мне, не опасаясь за свою жизнь. Ха! Я Олай Даввай! Пережила всех своих сезонных и старших, не потому что имела два хвоста… Принесите Озокур!
– Мама, нет! Ты слишком слаба! – кричит Маяро, встав напротив сородичей, хочет запретить им исполнить приказ, но старуха, прихватив ту за плечо, разворачивает, отвешивая сильную пощечину. Когтистая лапа оставляет на щеке старшей дочери неглубокий порез. Разрезана бровь, щека, губа. В отличие от Маяро, я бы ударил в ответ или, по крайней мере, послал бы на хуй «мамочку», но она вновь кричит:
– Прошу, остановись!
Маяро по приказу Олай выкинули из шатра, скрутили и, как ни странно, разрешили остаться мне. Стать свидетелем того, чего так боялась самая верная приспешница Олай.
Озокур, ритуал и в то же время предмет странной формы, напоминающий серп.
Хвостатая старуха в присутствии прибывшей по её приказу дочери о чём-то молилась. Кисунь знала подробности ритуала, усадив меня в дальнем углу, требуя внимательности от меня. После девушка также начала молиться. То был не просто ритуал, а жертвоприношение. Старый, ржавый серп старуха Олай держала в левой руке, а в правой – один из двух своих хвостов.
– Богиня-покровительница, мать всего и вся сущего, дарующая жизнь, – повысив тон, произносит старуха, – обрати любовь свою в оружие, даруй чадо твоему, милость, обратись к ближней твоей, Богини урожая, покровительнице собирателей, ягод и грибов, плодов земных и древесных!
Серп Олай срезает один из хвостов; кровь хлынула на пол, залила застилавшие землю шатра травы. Пальцем ковыряясь в земле и листьях, вырисовывая некую фигуру, нечто, известное только ей, Олай Даввай, заклиная, произносит:
– Жизнь покорной вам Олай Даввай подходит к концу, но есть ещё те, кто, невзирая на беды, должен жить и изгнать зло из своего живота, продолжив род!
Кровь на земле стала мерцать, двигаться, расползаясь полукругом. В этот момент прислужницы старухи, пав на колени, сползаются к ней, пережимают хвост, останавливая кровотечение.
– Приведите предательницу! – тяжело дыша, говорит о женщине со сломанным носом Олай.
Вскоре, связанной по рукам и ногам, с разбитым лицом и зелёным цветом глаз, рыдая, у ног старухи оказалась выжившая налётчица. Она ничего не понимала, просила сжалиться, не делать ей больно. Забыв обо всём случившемся, она умоляла её отпустить.
Верные старухи скошки усаживают пленницу в круг, срезают с кистей её верёвку, вручают в руки серп и требуют:
– Коль свободы желаешь, освободи себя сама! – В этот же момент старуха Олай берёт свой отрубленный хвост в руки, кладёт перед кругом и припадает лбом к земле. Женщины-шаманы, властные старухи, вечно преследовавшие Даввай, начинают бить в бубны, греметь связками костей, как погремушками. Зелёные глаза пленницы, казавшиеся нашими, вновь вспыхивают синим могильным пламенем. Кетти взревела, показала зубы и, с серпом, кинулась на старуху, и тут!.. Нечто невидимое, незримое, то, что мне даже не пощупать стало ей преградой. Словно демон, заточённый в пентаграмме круга призывателя, она кричала, билась в истерике, махала серпом и даже пыталась его бросить. Бесполезно! Магический серп прирос к её руке, менялся; покрывшееся ржавчиной лезвие сбрасывало наросты из коррозии, как змея сбрасывает кожу. И вместе с ржавчиной, на землю с кончика серпа закапала тёмно-синяя, вязкая, словно слизь, жижица.
Оторвав голову от земли, старейшина вглядывается в свой хвост. Седой мех стал темнеть, а кончик отрезанной конечности дергается, пытается ползти, сбежать из шатра туда, где его ждёт истинный хозяин.
– Великая мощь скрыта в существе, покорившем разум нашей Кетти. Чую, с пути оно сбилось и во власти темному богу, ищет того, чего никогда не обретёт.
Запрокинув голову, старуха побелевшими глазами смотрит в потолок шатра. – Она слаба; моя сила напугала её, она знает, я вижу её глазами, слышу её ушами, чую носом и запахи… Из носа, ушей и глаз старушки начинает течь кровь.
– Она куда-то бежит, не одна, четверо. Приближаются, готовя подлость моим Кетти… Агтулх был прав! Это ловушка, они в наших землях, близко!
Внезапно пленная Кетти с голубыми глазами, когтями своими же, полоснула себя по горлу, и старуха, словно связанная с девушкой, тут же схватилась за собственное горло.
