Текст книги "Джунгли. Том 3 (СИ)"

Автор книги: Focsker

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)

– Дура – это ты! – Устав слушать поросячий визг подопечных, сообщающий всем о движении колонны, рычит Рабнир. – Они говорят тебе о том, что у мужчин между ног, о цветке и о том, что он извергает, расцветая в пещере самки… или как ты её называешь? Короче, тут! – указала пальцем на свою вагину Рабнир.

– Мужское семя? – Бессмертная вновь удивлённо поглядела на медоеда и тут же, вспомнив, как собиралась напиться неизвестной, очищающей от проклятий жидкости, начала краснеть. Она, существо, живущее с момента как боги покинули землю, убивавшее, резавшее, душившее как цепной пёс любую попадавшую под руки мешавшую спящему богу дичь, ещё ни разу, никогда, не опускалась до такой низости. «Инстинкты к размножению свойственны лишь животным, слабым, немощным, только через жидкости и страдания способных продлить память о своём жалком существовании!» – Какая мерзость…

Сказала Бессмертная, и Рабнир рассмеялась.

– Не переживай, твоей целке члены точно не светят! – заявила надменно Рабнир, и её войско вновь подняло Бессмертную на смех, обзывая её всеми известными им оскорбительными словами.

Демоница злилась, бесилась, через боль пару раз пыталась высвободить голову из колоды, вывихнуть или обломать запястья. Она краснела, пыхтела, рычала, кровь текла из её носа, ушей и глаз от напряжения, но проклятие последнего стража оказалось слишком сильным. Когда боль становилась невыносимой или силы иссякали, Бессмертная отключалась из-за истощения и болевого шока, преодолеть которые нынешнее тело не могло.

Когда местные заговорили о скором прибытии и о том, как ждут встречи с Агтулх, его похвалы и надежды на поощрение и продвижение по очереди, Бессмертная в очередной раз обратилась к Рабнир:

– Медоед, если ваш шаман, этот самец, найдёт путь к моей смерти, воссоединению с Мёртвым богом, я хочу, чтобы именно ты, победившая в честном бою один на один, отправила меня на встречу с создателем. Сможешь?

– У тебя нет права о чём-либо меня просить. – Даже не глядя на пленницу, сказала Рабнир. – И обещать тебе я ничего не буду. Ты убийца, самка, не желающая сношения, отнимающая жизни и при этом не приносящая новую жизнь в этот мир. Ты неправильная, твоё существование ошибка, и я не совершу ошибку, способную его продлить.

Бессмертная раздражённо показала белые зубы. Ей хотелось кинуть в Рабнир чем-то едким, провокационным, но все известные оскорбления и фразы она уже успела использовать многократно за время пути. Ни когти, ни лезвия медоедов и их союзников не могли пробить превратившуюся в сталь кожу Бессмертной. Каждый их удар лишь затуплял клинки, принося демону такую боль, какую Бессмертная ещё никогда в своей жизни не испытывала. Каждый смертельный удар обрывал её сознание, каждая пощёчина и удар кулаком оставались с ней как пульсирующие, ноющие воспоминания. Кожу не порезать, но она мягка; Бессмертную не убить, но вырубить легче простого. Она чувствовала свою слабость, слушая разговоры о приближении к деревне, всё больше и больше искала хоть какие-то пути для побега. Ранее посох ослаблял её, вытягивал ауру, теперь он был внутри неё, что означало – со временем самый худший из вариантов мог стать реальным. Думая о том, о чём всегда мечтала, Бессмертная, с сумасшедшей улыбкой на лице, спрашивала у самой себя: «Почему, когда желанная смерть и воссоединение с Мёртвым богом так близки… Почему я борюсь и так отчаянно сопротивляюсь, не желая умирать⁈»

Глава 21

Сидя напротив Рабнир и Гончьей, я чувствовал, как от нервозности, легкого страха и подступающей к языку злости дергаются мышцы лица. Эти двое, как дети, животные!.. что тащат в дом что попало, притянули в столицу самое опасное, смертоносное, по истине ужасающее творение богов, и… давят лыбу! Когда я узнал, был готов в штаны от ужаса обосраться, а они улыбаются, говорят о своих подвигах, о победе над Бессмертной, даже не подозревая, что это мог быть её план. Что, так, она могла проникнуть к нам, прийти прямо ко мне, зарезать, потом вырезать всех остальных и в конце добить зазнавшихся, ебнутых на всю голову…

– Дебилы… – Обеими руками прикрывая глаза и лицо, проговорил я, задрав голову к потолку. Эти бабы, их логика и ебанца точно убьют меня раньше, чем инфаркт или инсульт. – Нахуя вы её притащили сюда? Вы же уходили за Добрыней!

Вперед подаётся Медоед, лицо её каменное, хмурое, до сего момента эта тема умалчивалась, и лишь когда я спросил напрямую, мне решили ответить. Глупо было надеяться на нечто хорошее, но, глядя медоеду в глаза, хотелось надеяться, что взятый под контроль чужой силой старик вновь всех перехитрил и сбежал. Что, есть ещё шанс вернуть Батю назад.

– Он мертв, – на корню перерубив все мои надежды, заявляет Рабнир. – Я убила его, пробив грудь и сердце.

Дыхание сперло, самые хуёвые мысли, как всегда, воплотились в реальность. Батя…

– Как он погиб? – спросил я.

– Геройски, – встав рядом с подругой, заявила Гончья. Далее был рассказ о магии контроля, о диалогах, которые вел Добрыня с Бессмертной, потом о разговорах с Ведьмой, её допросе и выходе на ключ, при помощи которого удалось победить дьяволицу. Старый вояка, прайдоха, Добрыня, в имени которого заключалось лишь светлая сторона нашего человека, погиб. Я не смог сдержать слёз, ведь умирал он за нас, за меня, за моих сыновей и дочерей. После слов о его смерти было очень больно слушать о достижениях и прочем. Меня волновало лишь одно:

– Рабнир, неужели у тебя и твоих воительниц не было возможности взять его в плен живым, привести сюда целым и невредимым?

Медоед посмотрела на меня глазами, коими обычно глядят в пустоту. Она молчала, непривычно для себя думала, и, как обычно бывает в такие моменты, на помощь ей пришла Гончья.

– Если бы она вернула его, ты бы погиб. И Бессмертная, прорвавшись через нас, учинила побоище прямо в нашем селении.

На мгновение меня ослепила ярость. Я слишком многого ждал от простой, не самой умной и в то же время очень сильной женщины. Моё помешательство могло оскорбить её, обидеть, потому, подойдя ближе, сжав зубы, я просто обнял Рабнир, извинился, поблагодарил за возвращение остальных. А она так и осталась стоять, глядя на меня пустыми глазами:

– Я не жалею о том, что сделала.

– Я знаю.

Она тоже переживала, хотя и старательно показывала, что ей всё равно. Шутки, оскал, подколы и укоры провинившихся подопечных. При любой удобной возможности Рабнир сливалась с нашего разговора, переводила внимание на других, старалась отдалиться и косо, виновато поглядывала на меня, слегка опустив голову. Она чувствовала вину, я не знал всех подробностей, потому не мог её винить или обвинять, ведь именно её стараниями наш опаснейший враг (даже не Республика) оказался обезврежен, пленён и в состоянии беспомощности. А с ней была и та, чья сила нам очень и очень нужна. Проклятая ведьма, та, кто из нашего мира, но даже в этом умудрилась снискать самую дурную славу, получить нарекательное имя, коим пугали детей за провинности в детском саду. Многие погибли из-за её чар, и как у каждой ведьмы, мне казалось, возраст её перевалит за девяносто, сама она будет скрюченой, лицо в бородавках, гнилые зубы, и вообще, всюду будет ходить с метлой в поисках ступы. Так я видел эту суку, из-за которой погибло так много хороших девочек.

– Это кто? – Застыв в «пыточной», у связанного по рукам и ногам тела, которому даже рот с глазами перемотали, спросил я. Девушка, пленённая медоедами, очень молода, неимоверно красива, с писклявым, жалостным голоском, в скромном даже по сравнению с стюардессой одеянии. Ещё и цепочка на шее с крестиком! Какая, на хуй, ведьма, вы че, сбрендили⁈

– Развяжите ей рот, быстро, ей же тяжело дышать! – Припав к барышне, грудью своей тут же налегаю на выставленное стражницами древко копий. Сходящиеся в перекрестье деревяшки не дают мне к ней прикоснуться, отталкивают.

– Агтулх, пусть внешний вид этого чудовища вас не обманет! Она погубила не меньше жизней, чем Бессмертная!

«Она?» – Глядя на нашу, из прошлого мира девушку, пребывая в легком ахуе, продолжаю думать, что это ошибка. Зачем ей против нас воевать? Мы ведь все из одной лодки, самолёта, лучше же было объединиться, потом…

Повязка спала с её рта, и девушка тут же произнесла:

– Мне очень жаль! Я так кого ваши дамы звали ведьмой! Я сотворила много зла по неведению, но это нисколько не смягчает моего греха. Прошу, позвольте мне искупить свою вину, дайте умереть в искупление содеянного! – Она кричала каждое предложение, не поднимая головы.

Все говорили о троице иномирцев в лагере мятежных Пандцу и Беа, да кто мог представить, на сколько полезными и опасными окажутся их навыки. Один как горилла, зверь, железная стена, управляемая ведьмой, другая женщина с навыком контроля сознания, а третья – Наташа. Проститутка, настроившая первых двух работать против нас во имя её блага. Слава богу, хотя бы Наташа, хоть и являлась манипуляторшей, оказалась простой, с бесполезными навыками, не имевшей читерской сверхсилы, с которой можно раскидать полсотни воинов. Её взяли в плен вместе с громилой Джорджем, потом, перед ликом смерти, одумавшись, она сдала подружку, врага, вымолила себе прощение у Рабнир и Гончьей, а дальше мы получили то, что имеем сейчас. Эта ведьма, заплаканная верующая девушка у моих ног, извиняющаяся уже в двухсотый раз и не собирающаяся прекращать, – одна из самых опасных пленниц этого места. Её сила коварна, и не распознать ею околдованных, пока не вспыхнет беда. Самым правильным казалось избавиться от неё. Забить на обещания моих любовниц, да только они ведь не просто подстилки какие-то. Они матери моих детей, а ещё те, кто поручились за эту несчастную, коварную, пугающую меня своей искренностью «святошу», чьей лучшей подругой являлась шлюха. Верил я её речам, извинениям? Конечно же, нет. Добрыня погиб околдованный её силой. Многие отдали жизни ради победы над ней, а теперь я стою, гляжу на её склонённую голову и колеблюсь.

Казнить нельзя, помиловать…

По моему приказу дамочку накормили, а после, как и ранее, связали по рукам, ногам, закрыв глаза и рот, оставили отдыхать на стопке из шкур. Буду думать как с ней поступить. Следующим из пленников я посетил загадочного самца, мужчину по имени Джордж. Он также был связан, но не показывал какого-либо раскаяния или враждебности. Просто сидел, терпел, когда наши девочки обрабатывали его раны, и искренне благодарил их за помощь.

– Меня использовали! – кричал он, узнав, кто я. – О, прекрасный молодой герой, услышь меня! Эти жестокие женщины, эти бестии, они домогались моего тела, они требовали от меня секса, а ещё повиновения и тела!

Он что, гей? – Глядя на то, как здоровенный мужик жалуется, что сильно похудел, и как его заставляли трахаться с девушками, задался вопросом я, и, словно мог в чем-то ошибиться, поглядел на дам племени Гончьих, охранявших его. Через одну, все длинноногие, подтянутые, с упругими жопками – модели. Только груди большой им не хватало, но включая их физиологию, это считалось нормальным. Поэтому, называя их ухаживания, «домогательством» и секс с ними «пыткой», я мог сделать один единственный вывод:

– Ты гей?

– Да!

– Бляяя… – Синяя зараза и этот остров не обошла. На этом я закончил наше знакомство, попросил дам более не издеваться над этим прокажённым. И в смешанных чувствах поспешил к третьей, главной пленной. Эта троица, гей, монахиня и проститутка, пиздец какой-то…

– Я не проститутка! – Когда я пришёл на диалог, будучи самой гордой, показушно крутой, заявила Наташа. – И вообще, Нютсы – это другое, да и если бы не я, то сколько бы ещё погибло? Я…

– Рот закрой. – Зная, какими наглыми и жесткими на самом деле могут быть наши бабы, перебиваю говорунью. Те, кто лишён всякого рода морали и принципов, кто обманул лучшую подругу, мужиком без хребта прикрывался как живым щитом, вызывали лишь отвращение. Я был холоден к ней, глядел на неё со злобой, привышающей ведьму и пленённых командиров Республики. – Ты не на суде и не на приёме у гинеколога. Ты у них за главную. Из-за тебя и твоей жадности мы потеряли столько хороших девчат. Неужели у тебя не наберётся даже крохи совести, чтобы признаться? Мне ведь плевать, кем ты была в том мире, понимаешь, о чём я?

– Не трогай Светочку и этого урода, они не при чём. – Тут же поняла, к чему клоню я, женщина. – Пожалуйста, умоляю! Делай со мной всё что угодно. Знаю, в окружении всех этих баб, моё тело тебя не заинтересует, но я могу помочь с Респубилкой. Они меня знают, Крысиния знает. Ещё я была в их форте, говорила и знаю адмирала Глатческо, я могу быть полезна! Только не убивай Свету, молю тебя как бога этого мира Агтулх Кацепт Каутль и… как человека из нашего мира.

Какие мы жертвенные. Когда-то, кто-то в каком-то фильме сказал: нельзя верить трём вещам: клятве наркомана; слезам проститутки; улыбке прокурора. Хоть в третьем я был и не уверен, так как не сталкивался в прошлой жизни. А вот с первыми двумя, пусть и косвенно, где-то в жизни, где-то по ТВ, дела имел, и слухи разные слышал. Отпустить эту блядь в лагерь Республики – всё равно что дать им узнать о произошедшем в джунглях, позволив укрепиться и приготовиться к диверсиям и попыткам проникновения с использованием перевербованных местных. Нет, она останется здесь, как и те двое, вернее, трое.

– Ты будешь жить, – говорю я, – за тебя поручились. Думаю, не стоит упоминать о последствиях, если решишь выкинуть какой-то гнилой фокус?

На мой вопрос та ударилась головой в землю. Исчезла та гордость, и речь возвышенная, превратилась в испуганно покорную, чуть ли не рабскую. Вот же сука… Сколько наших погибло из-за такой дряни. Так сильно она ценит свою жизнь? Может те двое, или эта Света и вправду для неё что-то стоят?

– Кормить вас за просто так в столице никто не станет. Завтра тебя отведут на работы, я лично распоряжусь, чтобы тебе выбрали самую грязную работу, такую, к которой ты привыкла. Будешь чистить выгребные ямы деревянной лопатой. Потом стирать одежду златарей, затем ночевать вместе с ранеными пленницами Рагозии, ухаживать за ними и выносить утки за ранеными. Если справишься, не помрёшь, не попытаешься сбежать, то твоих товарищей будут кормить соответственно твоим стараниям. И сама с голоду не помрёшь, если это тебя конечно устраивает?

– Устраивает! Спасибо за милость! – Кричит она, не смея поднять головы. В голосе женщины я слышал страх, отвращение, ненависть и неотвратимость мерзкого будущего, с которым ей придётся столкнуться.

Следующим собеседником стала самая опасная, самая ужасная, самая-самая отвратительная личность из всех, кого только мог бояться полуостров. Как и в делах о расследовании маньяков, портрет, коим рисовали Бессмертную, с реальностью не сошёлся, от слова, на хер со всем. Демон и чудовище сочетались с миловидной личностью, молодой девушкой с голубыми глазами и бело-серебряными волосами, с какими-то странными позолоченными отметинами на лице и руках.

– Ты кто? – Спросила синеглазая.

– Агтулх, или Алексей, смотря кто спрашивает, – говорю я.

– А… Демон-соблазнитель, развратитель воительниц и ведьмак, что гнетущими чарами ломает волю женщин. Наслышана, признаться, думала, ты будешь больше, старше, уродливее.

– Это взаимно, – говорю и, взяв табуреточку, усаживаюсь напротив закованной в стальной кокон личности. Рядом Лея, Гончья, Рабнир, и это только в шатре. За пределами ещё с два десятка солдат с мушкетами, обладающих магией и холодным оружием женщин. – Думал, ты будешь старой, уродливой, воняющей гнилыми трупами уродиной. Молодую красавицу никак не ожидал увидеть. И это без комплиментов, выбранная тобой оболочка, и, вправду, приятна глазу.

– А?.. – Левый глаз Бессмертной нервно дернулся. – Это моя настоящая оболочка! Только приматам нужны большие мускулы, дети богов утончённы и идеальны.

– А в землю тебя вогнали мускулы, – оскалившись, вмешалась в разговор Рабнир.

– Ты гребаное недоразумение! Это твой Агтулх? Тьфу! Да он и ломаного ногтя… – Тут же в табло Бессмертной Лея с размаха втащила своим большим кулаком, от чего говорунья накренилась назад вместе с туловищем и едва не упала. Рабнир поймала ножку стула, потянула на себя и вернула её на место. – Ты слабак, ничтожество, Добрыня был… – Лея вновь замахнулась, и я поймал её руку, ожидая услышать слова Бессмертной. Её никто не ударил, а она зажмурилась, молчала, недоговорила. Она не знала, что говорить, провоцировала, находясь рядом, глядя на это лицо, понятливо ощущал знакомые эмоции, такие же, как у всех первоприбывших к нам пленников.

– Агтулх, её нужно пороть, резать, бить, пока она не научится вас уважать или не сдохнет! – говорит Лея, и Гончья с Рабнир выступают на её стороне. Глупые, думают, телесная боль может навредить той, которая прожила столько лет, веков. Той, которая была костями в могильнике, а потом стала живой (со слов той же Наташи)?

Чуть подвинувшись, вглядываясь в это личико, на котором от одного удара появилось несколько рассечений, тихонько спросил:

– Тебе нравится, когда тебе причиняют боль? – раны на ней затягивались. И, лишь дождавшись полного исцеления, та, по звериному, как и другие, надменно улыбнулась, кивнула, после чего, с замахом Леи, вновь зажмурила глаза. – Стой. Зачем радовать нашего врага отношением, которое ему так нравится?

– Слабак, трус, обманщик! – прорычала провокационно немощная пленница.

Как и рассказывали остальные, она утратила все силы, кроме бессмертия. Регенерация, с которой раньше она могла голову на место за секунды пришить, тоже замедлилась. Вся эта злость, вся её гордость являлись ничем иным, как отголосками прошлого могущества.

– Ты ведь слабеешь, да? Наслышан. В одной книге читал, дети богов, находясь на грани смерти, все как один стремятся к ней, надеясь встретить своих создателей и поговорить, так ли это?

– Что за книга? – забыв о гордости, с ненавистным взглядом, едва скрывавшим любопытство, спросила Бессмертная.

– Да простая книга, из нашего мира. Мира небесного, ты должна уже много об этом знать из воспоминаний Добрыни, – говорю я специально размывчато.

– Я многое о тебе, шарлатан, знаю, а о богах… хочу узнать то это, что я знаю, или не то! – В манерах, став как обычные звери, окружавшие меня, вновь рычит мелкая девка.

– Ну, я готов буду поговорить с тобой о книге, когда ты перестанешь смотреть на меня такими глазами. Ты груба, жестока, ведёшь себя как животное, поведением и безкультурием позоришь честь, а также возвышенность, к которой стремятся святые и те, кто положил жизнь на достижение бессмертия. Ты, Бессмертная, – никчёмный гопник, старающийся закосить под бога. А я Агтулх, богов знаю и повидал немало, уж поверь!

– Брешешь, собака! – Один из глаз Бессмертной стал синим и в темных красках, появилось красное пламя. – Докажи, что знаешь богов, назови хоть одно имя, и я пойму, клянусь, я узнаю, был ли такой бог, поклонялся ли ему хоть кто-то!

Хуя се, рояль⁈ А разве она не лишилась сил? Эй, Рабнир, блядь, да на меня глазом «хуёвым» глядят! Рабнир, как и Гончья, раззявив рот, с любопытством глядят на меня, ожидая ответа.

– Ладно, хуй с тобой, золотая рыбка. – Поднимаюсь, выхожу вперед. – Я расскажу тебе о богах, и не об одном, как ты могла подумать, а о десятке, с которыми лично знаком…

От моей уверенности Бессмертная нервно сглотнула, голова её трусливо вдавилась в плечи, а Рабнир с Гончьей и вовсе на полусогнутых припали к земле растопырив уши.

Глава 22

Несколько часов спустя.

Бессмертная, глазами полными разочарования и детской обиды, с лицом, умоляющим о том, чтобы я лгал, смотрела на меня и едва ли не рыдала. Как были в моём мире Перун, Зевс и Тор, воинственные, повелевающие молниями, так и нашлись другие, те, к кому эта тёмная сущность относилась с максимальной ревностью. Чернобог, славянский бог разрушения, Танатос и Аид в Греции, Анубис в Египте, Шолотль у ацтеков – и это лишь малая часть тех, о ком я знал из школы, телика и интернета. Перечисление всех, кому когда-либо поклонялись люди нашего мира, с объяснениями и кратким рассказом о способностях богов могло затянуться не на одни сутки. Потому я выбрал лишь малую часть сильных воинственных богов и, после красочного описания, рассказал о богах смерти. Пленница считала Мертвого бога единственным, кто был способен забирать жизни у Бессмертных; в то же время я рассказал ещё как минимум о пяти сущностях, которыми и по сей день непорядочные взрослые пугают детей. Глядя на этот мир, на то, как поступили с ним боги, оставив свои творения и отправившись на небеса, я вполне мог допустить нечто подобное и в нашем. Может нас тоже, кинули? Поэтому рассказ о них велся не как надуманный, школьный, а как реальный, периодически пересказывая ситуации из фильмов и мультиков. За всем моим бредом и полубредом Бессмертная старательно следила, хоть её лицо показывало отчаяние. То ли не располагая силой постоянно проверять мои слова, то ли от отчаяния, она лишь периодически включала свой «полиграф» – в виде красного глаза, а после, дослушав очередную историю, вновь вырубала, становясь всё печальнее и печальнее.

– Царь Скорпионов, призванный Анубисом, тот ещё слабак, – когда я наконец-то замолк, выждав несколько минут, зная, что от неё ждут реакции и ответа, наконец-то отозвалась Бессмертная. – Мертвый бог никогда бы не создал кого-то настолько слабого.

– Ну, у Царя Скорпионов, как и у всех сильных существ, есть свои слабости; графика тому лучшее доказательство, – с дуру ляпнул я, и пленница, приподняв свою головку, недовольно фыркнула:

– Да… это правда. И от этого ещё больнее признавать то, что я всего лишь одна из десятков, а может быть, и тысяч неудачных экспериментов богов. – Истерика, вот что случилось с Бессмертной дальше. – Почему они оставляют нас, почему играются с нами, заставляя жить и страдать на потеху другим? Скажи мне, Агтулх, что мы им сделали? Что должны сделать, чтобы заслужить любовь наших творцов⁈ Почему… почему я вновь должна страдать… одна – целую вечность? Пока ещё существовали стражи, пока существовали другие алтари, храмы, и все поклонялись разным богам, я, считавшая себя избранной, ещё могла объяснить своё существование. В битвах с ними, в защите Мертвого бога и в попытке возродить веру в него, виделось мне моё будущее. Но оно никак не наступало. Вокруг появлялись сотни жизней, культы, проповедующие поклонения другим богам, плодились как тараканы, в то же время, я лишь угрозами и пытками могла заполучить союзников. Сила Мертвого бога всегда была со мной, и не могла я умереть, так же, как не могла дать миру новую жизнь. Все вокруг умирали от старости, даже те, кто, казалось, стал частью культа Мертвого бога, и лишь мои мучения, скитания среди могил врагов и союзников продолжались от сезона к сезону. Они все погибли, как рано или поздно погибнете и вы. Как тогда, так и сейчас, рано или поздно, железо превратиться в пыль, верёвки сгниют как плоть, а от сырости и воды расколются даже каменные плиты, которыми меня можно попытаться сдержать. Я вновь поднимусь, пройдясь по могилам всех, кто когда-либо меня окружал.

Злоба, темная, искреннее презрение к себе, своему творцу и окружающим. Бессмертная все свое время существования находилась бок о бок с живыми. Она наблюдала за ними, видимо, даже пыталась забеременеть. С её же слов, попытка оказалась неудачной, и она решила, что виной всему её сущность. Цель всего её существования – это поголовное истребление всего живого, после чего, убив и уничтожив последних, она, так же как и её бог, сможет упокоиться на веки вечные, исчезнуть в тишине опустевшего храма. Храм, точно, этот могильник.

– Кто построил тот могильник и уложил тебя в него? – спросил я, и Бессмертная печально захохотала.

– В истории моей, среди всех живых, я ещё не встречалась с кем-то, кто по силе и безумству своему сравнится с храброй Рабнир. Потому и заковать меня, пленить, не удавалось ещё никому. Ты спрашиваешь, кто построил ту усыпальницу? Это сделала я. Гробница – мой храм и храм моего бога, в котором старательно собирались все те, кого я помню.

– А тот, что был с посохом в центре, это…

– Последний страж, Уфарр Кетт-Пантис, Отец беглых племен Кетт и Пантис. Последний, кто остался охранять и сдерживать меня. Он владел магией, схожей с той, которую использовала та мелкая Ведьма. Думал, что при помощи звания Величайшего самца, любви своей богини сможет совладать со мной, покорить моё сознание, а после нанести смертельный удар в спину. Он не знал, что я тоже владею подобной силой и смогу распознать его ложь.

– Ты убила его?

– Добила. Убивала его старость, болезни, огромная магическая сила, которую он развил для создания оружия против меня. Смелый, гордый, брошенный всеми, постаревший Страж не успел. Пятьдесят сезонов мучился, готовил свою магию и всё равно не успел. Его сожрала болезнь; в последний миг он обессилил, кричал от боли, тело его не смогло использовать всю ту накопленную за жизнь силу. Он свалился в припадке, мучался, мне оставалось только с… – Бессмертная печально вздохнула, кажется, ей был не безразличен этот Уфарр Кетт-Пантис, возможно, она его даже любила. Ведь, кажется мне, никто кроме него никогда ещё в жизни Бессмертной не был с ней так долго по собственному желанию и долгу. Пусть и долг этот был прост – убить Бессмертную.

– И после его смерти ты возвела могильник? – спросил я.

– Нет, – обрезала пленница, – Я долга всем об этом лгала. Могильник был задолго до Уфарра Кетт-Пантис. В нём последнее, что осталось от других детей богов, их прах, а с ним остатки их детей, их дорогие игрушки, блестяшки всякие, которые так любят у меня красть иноземцы, а ещё заклятье. Мне казалось, с моей силой мне удастся всех их одолеть, добиться вечной тишины, но Страж, обманул меня, умирая привязал к этому месту как животное. Раньше я думала, что именно из-за него не смогу исполнить свою цель. Но только какой в этих размышлениях смысл сейчас, вдруг сну Мертвого бога начнут мешать другие миры и боги? У меня нет крыльев что бы взлететь в небеса, столько воды утекло, а богом я тоже не стала. Видимо, золотая темница Уфарр Кетт-Пантис, через вернувшихся потомков Кетт и Пантис, таки достигла моей души и нанесла смертельную рану. Ты победил Агтулх Кацепт Каутль, сведущий о богах и их детях. Твоя одурманенная слуга сильно ранила меня, сделав не такой как раньше. Мне не подвластны эти железные цепи, моё тело слабеет, даже волосы свои от сна не пробудить. Наверное, так умирают все сильнейшие, и в приближении к смерти, когда мы так нуждаемся в помощи, мой жестокий создатель всё так же холоден, молчалив и бессердечен.

Предупреждение: «Мертвый бог гневается!» – прозвучало в моей голове, от чего острая боль в висках заставила поморщиться. Блин, а ему-то что от меня опять надо⁈ Как же достало!

– Не стоит так отзываться о родном отце, – говорю я, ожидая очередного укола, либо сообщения. Ну… может, поговоришь со мной?

Предупреждение: «Мертвый бог ждёт правильных выводов!»

Предупреждение: «Богиня плодородия поддерживает вас и желает удачи!»

Да вы что, серьёзно? Удачи в чём? Хотя нет, не надо, не говорите, ох блин… На этом острове все женщины страдают лишь одной хронической бедой, боги не исключения.

Пока мысленно плавал в своих размышлениях, даже не заметил, как лицо Бессмертной изменилось. Оно стало чуть более нейтральным при взгляде на меня.

– Думаю, он всё давно понимал и знал. Иначе, стал ли бы терпеть твои отношения с слугой другой веры?

– Я пыталась его перевербовать! – воскликнула Бессмертная. Тяжело дыша, стреляя глазами из стороны в сторону, – мне казалось, что удастся его переиграть, что пройдут сезоны, и он, создав оружие, станет слугой моего создателя!

Предупреждение: «Мертвый бог разочарованно вздыхает.»

Предупреждение: «Богиня плодородия упрекает Мертвого бога в его ошибках!»

– А может, просто хотела, чтобы он был рядом? – Бессмертная смолкла, вновь поглядела на меня как на врага. Во взгляде этом читалось: «Да что ты можешь знать обо мне, ничтожество?» – Скажи, бывало у тебя такое чувство, когда, находясь рядом с этим стражем, тебе хотелось к нему прикоснуться? Думала ли ты о нём, когда он отдалялся, переживала ли ты о том, что его убьёт кто-то, кроме тебя?

– Конечно! Именно я должна была отнять его жизнь! – воскликнула Бессмертная. – Она всецело принадлежала мне.

– Это называется ревностью, – говорю я. – Обычно живые так говорят о чём-то, что считают своим.

Пленница, продолжая меня сверлить недоверчивым взглядом, попыталась пожать плечами. Цепи не позволили, и она разочарованно вздохнула, наклонив голову на правое плечо. «И что дальше, что ты этим хотел сказать?» прочитал на её лице простой вопрос. – «Своё» обычно – это какой-то предмет, ценности, ювелирка, деньги, иногда жилище, а иногда «своё» – это самцы и самки, мужчины и женщины. Как дети из любви к родителям ревнуют их хорошее отношение к другим детям, так и взрослые, глядя на тех, кто им не безразличен, ревнуют к другим. Все ревнуют, и даже Смерть ревностно относится к Жизни, стремясь всегда находиться рядом.

– Смерть ревнует к жизни? – удивилась Бессмертная.

– Верно, – ответил я, – ведь они партнёры. Понимаешь? Одна даёт, другая забирает. Одну любят, другую боятся, и при этом в жизни каждого живого существа они – самая главная пара, между встречами которой проносится человеческая жизнь.

– Партнёры, – повторила Бессмертная в момент, когда я сам пытался осознать, какую речь только что выдал. Зараза, как же трудно подводить каждую тему к одной, к любви, сексу, тому, что обязан делать для достижения возложенных на меня обязательств. – Ты заблуждаешься, если считаешь, что мы с Последним стражем Уфарр Кетт-Пантис являлись партнёрами. Мы были врагами.

– Ты так уважительно вспоминаешь его имя…

– Нет ничего зазорного уважать храброго последователя бога, – перебила меня Бессмертная.

– Как и нет ничего зазорного в том, чтобы возлюбить врага своего, – в ответ перебил её я.

– Вздор!

– Тогда почему ты не убила его, как только тот создал это загадочное оружие, прежде чем мужчина свалился без сил?

Предупреждение: «Мертвый бог одобряет ваш вопрос и ждёт прямого ответа».

– Я… я не знала, что оно готово.

– Находясь всегда рядом, контролируя его, защищая от хищников в лесу и оберегая до последнего вздоха, ты говоришь, что не знала? Не знала или не хотела знать, надеясь продлить ваше время вместе?

Бессмертная смолкла. На лице её исчезли все эмоции, на мгновение я почувствовал, как она вновь попыталась использовать все свои оставшиеся силы, вырваться из цепей, желая убить меня. Да только, как и во все прошлые разы, бесчетные попытки – она лишь смогла довести себя и свое тело до предобморочного состояния.