Текст книги "Джунгли. Том 3 (СИ)"
Автор книги: Focsker
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)
– Уж простите, уважаемая императрица, или кем вы там пытаетесь прикидываться, но моё умственное развитие чуть выше развития рыбы, жабы или тех, с кем вы до этого имели дело. – Задница моя знатно прикипела. Говорил я быстро, грубо, резко и жестко, от чего все приспешницы Алесей в креслах своих приподнялись. – Сейчас для меня вы то же что и Республика, разница лишь в том, что они причалили раньше, и раньше вас показали свою истинную личность, когда вы, ваш флот и вся страна только-только прощупываете пути к тем, до кого ранее не могли дотянуться. Вы хотите нас использовать – хорошо, используйте, но и будьте готовы к тому, что мы тоже будем использовать вас. Мы здесь для заключения сделки, торговой. Не свадьбы, не дружбы, не чаепития или дружественной игры в волейбол, хоть вы и не знаете, что это такое. Мы на переговорах, и я попрошу вас вести себя так, как полагается даме вашего уровня. Мы договорились⁈
Выговорив всё это, я с трудом контролировал дыхание. В то же время, закипая от злости, с трудом сдерживали свои ебальники закрытыми защитницы императрицы.
– Все вон! – рявкнула Алесей.
– Госпожа, – последней осталась с ней за столом, воспротивилась, огромная рогатая, переносная молочная ферма.
– Вон! – вновь рявкнула императрица, и та вышла.
Ха-ха-ха, ну театр, ну постановка, ей богу блять! В отличие от императрицы, на подобный шаг я не согласился, да и не собирался. Она меня минимум на килограмм двадцать тяжелее, ещё и длиннее и наверняка быстрее. Она точно воин, когда я, даже по классу ММО ебучей, бесполезный, настакивающий ещё в поселении бафы Бард.
Я прошу старейшин удалиться, но Гончью, Рабнира и Кисунь оставляю.
– Извините, но они останутся. – Глядя в глаза львице, ожидая худшего, едва ли не объявления войны, громко и серьёзно заявляю я.
Расплывшись в улыбке, расслабившись до предела и повиснув грудью на столе, женщина напротив, лениво произносит:
– Не извиняйся, сы-ночек.
Глава 10
«Сыночек?» – сначала попытка навязать мне свою волю и желание втиснуть в наши земли своих шестерок, теперь «сыночек?» Меня захлестнула волна негодования, казалось, её должны поддержать и Рабнир с Кисунь, но…
– Ха-ха-ха-ха! – Ударив кулаком по столу, в голос заржала медоед.
– Пф… – Опустив голову, пырскнула в кулак Кисунь.
– Мда… – Подперев кулаком голову, уперлась локтем в стол Гончья.
Ехидная улыбка пропала с лица Алесей. Её слова, как жителя двадцатого века, меня сильно зацепили. Ведь звучали, как насмешка, как прямая издевка типа: «ты ничего не можешь, ты ноль, потому завали ебальник и слушайся мамочку, сынок». Как-то так я воспринял её слова, когда местные отнеслись к этому более спокойно, с юмором и спокойствием. Хорошо, что эти в большей степени бесполезные в переговорах женщины оказались рядом.
Глядя на императрицу, рассерженную поведением моих дам, тоже улыбнулся. Наверняка она пыталась спровоцировать меня, а сейчас и сама бесилась из-за того, что над её потугами ржали даже дикари. Императрица сверлила меня взглядом, злилась. Человеку или львице, не знаю, кто она, с её статусом, подобное поведение со стороны черни сродни смертельному оскорблению. И хоть я пытался успокоить хохотавших, видел, как ей неприятно, но она всё еще просто молчала, сдерживалась. Гертруда, настоящая хозяйка огромной страны, никогда бы не выгнала прислугу, рискуя своей жизнью, тем более не стала бы терпеть прямых насмешек. Двойник или же кто-то под её именем, уверен, на девяносто девять и девять десятых процента, ни одна императрица, ни какая королева не позволила бы подобного в отношении своего имени. Хотя, даже если это и двойник, она ведь человек, живая, и издеваться над её храбростью, попытками лгать, когда ту раскрыли, слишком невежественно. Видя, как женщины пытаются что-то рассказать, таки сам сумел заткнуть своих болтушек, сам извинился перед собеседницей, а после предложил кукле выдать запланированную ранее речь. Теперь, когда я воспринимал её как такую же, как и я, некогда пешку, волнение спало, да и говорить стало гораздо легче.
Моя готовность слушать, а также простодушное, доверчивое лицо снискали на личике собеседницы благодарный кивок, затем Алесей затянула:
– Другого выбора у меня нет. Потому раскрою вам тайну дворца, при этом, попросив сдержать её исключительно между нами. Когда-то, давным-давно, к нам из далёких земель прибыла одна аристократка…
История и вправду началась с очень далёких для императрицы времён. Те временные рамки, которые она затрагивала, о чём говорила, подводили к мысли, что этой женщине уже не сорок и даже не шестьдесят лет, хотя с лица она выглядела чуть старше стюардессы. Высокая и сильная, с её слов пережившая не один десяток походов и смертоносных битв, она обладала физически крепким, здоровым телом, её лицо не имело шрамов, морщин или прыщей, волосы длинные и шелковистые. И её руки, кисти, пальцы были покрыты большими, хорошо заметными мозолями. «Это не руки императрицы», – плотника, кузнеца, мечника профессионального, но точно не того, кто правит самой большой страной в здешнем мире.
Когда непонятная предыстория о империи, её союзниках, врагах стала закругляться, мы внезапно подошли к какому-то рандомному (случайному) слуге, в которого влюбилась императрица, с которым переспала и… Нихуя себе, залетела! Далее было слезливое прощание, история о «чести, родине, долге», затем трагическая смерть любимого, война, роды и… убийство младенца. Алесей, в дальнейшем отомстила всем, кто считался причастными, превратила пару стран в пепел, прошли годы, и тут Стелла Марис, из далёких земель, приносит байку о каком-то Агтулхе с именем Алексей. Гертруду переклинило, внутри она знала, её дитя мертво, но надежда ещё томилась в её сердце. Потому-то она тайно отбыла к далёким, враждебным берегам, устроив себе «смертельно опасное приключение» в погоне за несбыточной мечтой и надеждой встретить его, своего ребенка. Двойник императрицы говорил спокойно, уверенно, словно готовилась к этому разговору и десятки раз репетировала у зеркала каждую свою фразу. И сынком она меня тогда не от злости или желания уколоть назвала, а потому что лишь на мгновение ей хотелось, чтобы мертвый сын воскрес в моём лице, расплакался и раскинул руки, обнял её, назвав «мамой». Слышать подобную печальную историю оказалось не так-то уж и легко. С одной стороны, эта женщина казалась жертвой, с другой – одним лишь её решением мстить огромное число женщин, мужчин, стариков и детей лишилось своих земель, домов, родных и близких.
Политика, победа или поражение, победитель или проигравший. У любого принятого решения, будь то заказное убийство ребенка или объявление войны, будут огромные политические последствия, жертвы. Те, кто устроил всё это, знали о возможном исходе, и императрица, в горе своём, поступила так, как считала нужным. И это точно не делает из неё, для меня, белого и пушистого «мстителя», которому можно доверять. Она жестока и опасна.
– Я не ваш сын. – Не став играть на чувствах женщины, даже заискивать с ней, прикрываясь трагической историей младенца, честно ответил я. – и не могу им быть, так как хорошо и чётко помню свою мать, свою семью. Мне жаль вашего сына, и жаль, что вы проделали столь долгий путь зря.
Императрица или же её копия, застыв с каменным лицом напротив, едва заметно закивала головой. Тоска, грусть чувствовались в том взгляде, с которым она смотрела на меня.
– Ты ведь ещё можешь попробовать мне солгать? – Словно хочет, чтобы её обманули, говорит Алесей. И от слов её, наполненных болью, в лице скривились, опечалились даже Рабнир с Гончьей и Кисунь. Они больше не шутили, сидели молча, вслушиваясь в историю неизвестной женщины.
– Мог, но не стану. Потому что знаю, как больно верить, иметь надежда, а потом, встретившись с богами, взять и окончательно её потерять. – Заявляю я.
Императрица поднялась с места, и отвечая на её действия, встают и мои дамы, и сам я. Мне жаль Алесей. Если только из-за мелкого совпадения, схожести её фамилии и моего имени, а также несбыточной мечты, дама проделала столь долгий путь. Сложно представить, на сколько рутинной и обыденной является её повседневная жизнь.
– Странный ты, Агтулх Алексей. – Перед тем как выйти, говорит златовласая, – о богах лжёшь с таким честным лицом, а матери, ищущей ребенка, подыграть не хочешь. Очень странный.
Она не поверила? Хотя, это логично.
– Вашего ребенка здесь нет, но есть Агтулх Кацепт Каутль – я. И мы всегда можем с вами встретиться вновь, поговорить не как мать и её дитя, а как друзья, партнёры, или хотя бы, пока ещё не враждебные к друг другу личности. Гертруда Алесей, Федерация племен считает, что мир между нашими народами возможен, и станет полезным обеим странам, не отворачивайтесь от нас.
Императрица оглянулась, ничего не сказав, с лицом полным безразличия, махнула рукой и ушла. Сложно сказать, какие мысли сейчас в её голове, о чём она думает, ведь я тоже в замешательстве. Торговля? Какая к чёрту торговля – сейчас как бы до войны дело не дошло. Стоит попозже послать им какой-то подарок, либо пригласить на ужин… Хотя кто, нахуй, в здравом уме, трое суток будет переться по джунглям ради ужина? Ебанько. Может, и вправду стоило ей соврать? Раз она так хотела…
Девчонки смотрели на меня, я на них. Говорить дальше не о чём и не с кем. Будем ждать, пока Алесей успокоится, остудит голову и вновь решит сделать свой ход.
– Гончья, – поднявшись из-за стола, направившись к выходу, предлагаю, – давай осмотрим отряды разведки, карты местности, что оставил Добрыня, и обсудим маршрут, каким бы он мог пойти. Думаю, стоит удвоить количество разведотрядов. Самых опытных пошлём подальше, а молодежью перекроем все тропы и наблюдательные посты. О, и с императрицей пошлём тройку наших.
– Сделаем это! – Выдала она, двинув за мной к выходу. Наверное, Гертруду я ещё долго не увижу, да и напрягать её лишней морокой, нашим общение не стоит. Путь занимает примерно три дня, отправлю с ней троих наших, чтобы в случае чего, доклады о творящемся в их лагере каждый день приходили. Троих отправлю сейчас, в открытую, троих потом и скрытно. Вдруг они там на каверзу какую решатся, да и свои лишние источники информации не повредят. За Гертрудой Алесей нужен глаз до глаз, кто знает, что эта баба…
– Ой… – Выходя, лицом ткнулся в женские груди, находившиеся мне на уровне глаз. Кто-то перегородил проход, внезапно решил зайти, а я… Как всегда, повесив нос и растворившись в мыслях, этого не заметил.
– Алексей… – Холодным голосом обратилась ко мне императрица. Это она заняла проход.
– Слушаю вас, Гертруда Алесей.
– Я останусь в вашем поселении. – Говорит она, глядя на меня сверху вниз.
Что-о-о-о-о⁈ Но зачем, с кем, кто её вообще охранять будет?
– Я считаю это небезопасно. Да и в вашем лагере могут поползти слухи. Что будет, если ваши подданные подумают, что Федерация вас пленила?
На мои вопросы женщина, так же пристально глядя мне в глаза, отвечает:
– Со своими слугами я разберусь как-нибудь сама. – Гертруда протянула руку к моей щеке и едва не коснувшись пальцами шрама, одернула. – Если посудить, то мы на вражеской территории, в стране, где идёт война. Сейчас нигде не безопасно, и, как я ранее уже говорила, я готова поставить на кон свою жизнь ради достижения своих собственных целей.
– И каких же? – Что замышляет эта странная женщина?
– А вот этого вам, молодой Агтулх Кацепт Каутль Алексей, знать не нужно. – Словесно щелкнув меня по носу, позволила себе скорчить усталую улыбку Гертруда. – Я оставлю с собой тридцать… нет, двадцать воительниц и слуг. В лагерь вернётся новая Властительница побережья Аукай Путьчитвай, а с ней мой доверенный зам и казначей с капитаном Стеллой.
– Госпожа, позвольте остаться на вашей страже. – Обратилась та высокая, грудастая женщина-командир.
– Разумеется, передай полномочия заму, отберите лучших, и… Уважаемый Агтулх, у вас найдутся более или менее приемлемые для ночлега императрицы и её слуг спальни?
Так, видимо, она уже всё решила для себя. Ладно, хорошо, Алесей останется у нас под крылом, значит, как минимум прямого штурма со стороны Империи не последует, и я, возможно, смогу её как-нибудь подцепить при помощи своих навыков. Лучшего шанса в дальнейшем может не представиться, да и таверна начнёт работать с самого своего старта… Точно!
– Только, уважаемая императрица, я спешу предупредить, еда у нас не как в империи, и за просто так вас никто кормить не станет. В здешних местах она не сыплется с неба, и накормить двадцать ртов – задача не самая простая, даже для меня.
– Обычно правители стран не рассказывают о подобных проблемах правителям других стран. – Улыбнулась чуть честнее Гертруда.
– Учту в будущем. – Спокойно ответил, сделав улыбку императрицы ещё шире. Да что ей, блять, от меня надо? Решила прилюдно позаебывать⁈
– Принятие наставлений со стороны потенциального врага – хорошее решение. Мне нравится ваша готовность учиться, думаю, в будущем вам предстоит усвоить ещё очень много уроков. Я заплачу за свою еду знаниями, а у остальных есть собственные кошельки, знания и, на худой конец, сухой пайок. Итак, позвольте ненадолго оставить вас, уважаемый Агтулх Алексей, и разобраться со своим войском. Позже, надеюсь, вы покажете мне мои «хоромы», – говоря о последнем, женщина явно стебалась. Вот зараза!
Пока Гертруда разбиралась со своими бойцами, мы с Гончьей быстренько решили вопрос с усилением и увеличением числа разведки. Так же, я не отказался от идеи увеличить число наблюдателей за Имперским портом. Мне до сих пор не особо верится, что передо мной та самая, настоящая императрица, а не играющая её роль актриса. Помочь с решением этого вопроса могла Стелла, по идее, она должна была знать, кто есть кто, да только свинья держала её подле себя вместе с Аукай. Не давая даже шагу в сторону ступить. Видно было, как по её указке дамочки даже рта открыть боятся. Тупая, вонючая, грязная свинья, сука! Мне она сразу не понравилась и до сих пор вызывала исключительно личную неприязнь и отвращение.
То ли заметив, как я таращусь в сторону бывших друзей, то ли, добавляя себе возможности покрасоваться передо мной своей властью, Гертруда рукой подзывает к себе обеих женщин. Лишь с команды императрицы обеих спускают с поводка, после чего они тут же устремляются к хозяйке, а после, ко мне.
Хгорухрягуса, задержавшись рядом с Гертрудой, ехидно похрюкивая, кинула им в след:
– Можете пообщаться Агтулх, а то так и улетят ваши ласточки, не попрощавшись. – Радовалась возможности уколоть и оскорбить, жирная Хго. Вот же свинья!
– Агтулх! – Собираясь чуть ли не обнять, заметив, как пристально за нами глядит хряк, Путьчитвай вовремя остановилась. – Огромное вам спасибо за дарованную милость. Уже в ближайшее время я постараюсь начать строительство порта, начнём расчистку земель под посевы, и кстати… плуги, один привезли. Я с вами непременно поделюсь. – Прошептала в полголоса Путьчитвай, вот же молодец, она всё помнила!
– Агтулх… прошу, простите меня. – Когда закончила тараторить Аукай, склонила голову Стелла. – Ваша заколка, сначала имперский ювелир хотел её купить, но потом, как и кольцо, её отняли. Мне очень жаль. Всё, чего мне удалось добиться, так это новых для вас проблем. В виде самой Императрицы, Хго… и множества наёмников, что уже прибыли, и будут прибывать в дальнейшем.
– Что ты сказала? – Она без колебаний назвала её императрицей.
– Это далеко не секрет. – Говорит Стелла. – Теперь, когда империи известно о вторжении республики, вся страна обратит внимание на эти земли. То войско и корабли, что прибыли, лишь песчинка в пустынном море. В адмиралтействе поговаривают, из империи в страны альянса, ещё до нашей повторной отправки были высланы десятки гонцов. Империя осудила захватнические действия коалиции в отношении Федерации. Это говорит о скором начале новой торговой войны с Коалицией у здешних берегов. То, что сейчас происходит, включая визит Императрицы Гертруды – это не конец вашего конфликта, а лишь начало нового. Скоро в здешние земли придёт буря, которой ещё не знала эта земля.
Под слова Стеллы Марис, закончив с делами, к нам с её телохранителями подошла императрица. Став свидетельницей последних слов капитана, она утвердительно кивнула, пояснив:
– Всё, что представляет интерес для Республики, представляет встречные интересы и для нас. – Заявляет она. – И если они чего-то хотят, мы должны первыми забрать это себе. Республика, почти уничтожена, коалиция считает, что сможет её защитить, в то же время, даже не догадываясь, что Рагозия уже пала. Скоро она сожрёт сама себя, начнётся революция, часть их земель отхватит альянс, часть монархисты, которых Империя возьмёт под своё крыло. Прямое столкновение за скальной грядой маловероятно, а вот в море, под чужими парусами, точно начнётся война. И победит в ней тот, у кого окажется на полуострове больше фортов, безопасных бухт и мест, где корабли смогут укрыться от непогоды или своего врага. Иными словами, Империя здесь, не для того чтобы «не дать Федерации проиграть», она здесь для того, чтобы разбить Коалицию в море, которое до последних лет практически полностью ей принадлежало.
Значит, всё это только начало? Нет, дальнейшего пиздеца на нашей территории можно и нужно избежать!
– А если мы вышвырнем Республику с полуострова, вернём себе контроль над всей территорией, тогда нам удастся избежать ненужных битв?
– Слишком поздно, молодой Агтулх, – говорит львица. – С тех пор, как одна из ваших самок одела красные штаны, а другая согласилась драться за Федерацию, всё было решено. Эту войну не удастся остановить, и не будет здесь мира, как не может быть мира между львицей и паршивой овцой. Всё будет продолжаться до тех пор, пока одна из них, львица, голодна, а другая, паршивая овца, ещё есть и дышит.
Глава 11
Отправив войско Её величества Гертруды туда, откуда оно прибыло, по просьбе гостьи устраиваю дневное туристическое турне. Особых достопримечательностей у нас нет. Да и само это поселение из пары палаток и переездных шатров в городок превратилось совсем недавно. Были у нас дубильни, где местные обрабатывали кожу, шили колчаны, кое-какие доспехи и редкую одежду под заказ. Была одинокая, мало используемая кузня. Здесь рагозцы чинили оружие, клинки, делали стрелы и отливали пули. К сожалению, доступа к руде, как и к углю, у нас нет. Потому и работы у них пока маловато.
– А это что за ряды? – Когда мы вдоль частокола приблизились к «особой зоне», спросила императрица.
– Общественные туалеты. – Ответил я. – В селении запрещено справлять нужду там, где приспичило. Здесь находятся ряды общественных туалетов; неподалёку селятся те, кто статусом не выше чернорабочего. Потом идут рабочие мастерские.
– И что, если кому-то на том конце приспичит, она через весь город сюда должна бежать? – Дельно спросила императрица, от чего я рассмеялся.
– Нет, вовсе нет. Туалеты у нас строятся повсеместно. Да и в домах, шатрах, комнатах никто не запрещает держать ведро. Если «приспичит», как вы сказали, то можно сходить на него, но потом обязательно в общую яму. Потом часть пойдёт на удобрения, а часть в выгребную яму за поселением. Ну а там, дальше и до полезных ископаемых как-нибудь доберемся.
– Вы о селитре? – спросила императрица, очень удивив знанием этого слова. Хоть я и думал сейчас больше о стали и угле, но и не скажу, что о селитре никогда не думал. Добрыня наверняка всё это учёл; лишь я, чутка заторможенно, вернулся к этой теме.
– Пожалуй, и о ней тоже. – В ответ на хитрую улыбку императрицы отвечаю своей, беззубо-глуповатой.
Далее у нас были бараки рагозцев и дополнительный медпункт, построенный после боёв у первого форта. Раненых была так много… я даже очередей ни в одной из наших поликлиник столько не видел. Хотя, скорее всего, в разы меньше, чем в какой-то крупной больнице; просто у страха глаза велики, и как там точно было, уже и не скажешь. Строение сейчас также не пустовало. Часть было отдана под склад с продукцией, которую мы собирались предложить гостям, а во второй плотники и умельцы распускали бревна на доски, готовили мебель – те же кровати, стулья, столы и особенно стеллажи под всякое разное. Всё это расходилось на ура и пользовалось спросом. За бывшим лазаретом, рядышком, готовились, обтесывались и сушился брус под будущие дома. Тут же, с обрубленных листьев подготавливались плотные пучки под крыши, а ещё местные, с перепугу, когда меня ранили, начали из дерева изготавливать статую. Несколько досок были скреплены смолой или древесным клеем (я в этом не силён – не знаю). Ножиками и топориками местные мастерицы потихоньку выскубливали, удаляли лишнее, придавая фигуре в полный рост очертание меня любимого. Я, конечно, знаю, что при жизни никому памятники не делают, но, честно говоря, даже и не пытался их остановить. Тем более, что их за работу кормят свои же соплеменники, и вечерами, а иногда ночами, помогают целыми семействами. Стучат, что-то натирают. Хотя, судя по тому, что изначально из дерева выдолбили мою паховую область, и только сейчас доделывают торс, планируя лицо оставить на потом, я догадываюсь, каким образом могло использоваться это полено.
– Чтоб никаких торчащих деталей, пальцев или члена! – Представив, как кто-то совокупляется с моей деревянной копией, а после случайно ломает ей член или пальцы, невольно колотнулся. Верят они в своего Агтулха – ну и пусть верят, главное, чтобы статуя не стала причиной падения морально-нравственных ценностей, и чтобы моих самых ярых фанаток от статуи гонять не пришлось. Сука… так и слышу в голове, как охранница бежит с кнутом и кричит: «Отдай член Агтулха», и плетью её… А убегающая такая… «О да, накажите меня, ну и член с заднего прохода торчит или…»
– Пх-ха-ха… – Отойдя, не сдержавшись, рассмеялся.
Естественно, императрица поняла, к чему была моя прошлая просьба.
– Вас забавляет, что над вашей статуей могут надругаться?
– Да пусть хоть сгорит, главное, чтоб никто не поранился. – Представляя, как кто-то из задницы или пизды достаёт занозы, едва сдерживаюсь, чтобы не заржать в голос.
Потом, чтобы не делать круг по стройке, полупустырю, змейкой заворачиваем и идём ближе к центру через «театральную площадь». Это место, наверное, самое приятное и милое из всех, которые только существовали в этом городке. Неподалёку от площади ясли, где днём бесили воспитателей дети; там же, раньше, да и теперь, обедало всё поселение, а уже под вечер устраивались театральные постановки, а с ними совместный ужин, танцы, конкурсы, игры на ловкость или силу. Много эмоций связано с этим местом, а ещё, сколько бы раньше не ходил, мне казалось, что тут был плотно утрамбованный песок. Хотя сейчас под ногами мелкий камень. Он не везде, но видно, что где-то старый, вошедший в грунт, а где-то свежий, только-только подсыпанный. Видимо, и до этого места добрались приказы Бати, его далёкие мысли. Эх, старый, на кого ж ты нас оставил, где ты сейчас, что с тобой и как мне тебе помочь…
Все печальные мысли улетучились, когда к нам в погоне за мячом подлетела мелкая девчушка. Нервные стражи Гертруды чуть не рубанули (волейбольный мяч), а я еле-еле успел выйти вперёд и схватить его в руки.
– Что это? – Императрица тут же стала серьёзной; произошедшее приняла едва ли не за нападение на себя.
– Детская игрушка. – Подачей снизу, с характерным звуком, отправляю мячик подальше, малышам на потеху. – У нас он последний остался; других таких уже не будет.
– Какие необычные яркие цвета. Это игрушка из другого королевства, с вашей родины?
Мячик был оригинальным, очень качественным, японским. Не совсем из нашей страны, хотя чего стесняться:
– Ну, можно сказать и так. – Проводив детишек взглядом, от греха подальше прошу стражу императрицы не обращать внимания на наши ясли. То был недогляд со стороны наставницы и её помощников. Обычно дети шастали ближе к центру, да только шальная подача всё усложнила. Вместо моего желания держаться от детских игрищ подальше, императрица напротив, просит отвести её в эти «Общественные ясли». И вот тут она по-настоящему, всерьёз удивилась. Да… там и вправду было чему удивляться. Самые маленькие, слабенькие, которые только-только от сиськи материной оторвались, были под чутким присмотром одной из наших женщин. Ей в этом помогали ещё пятеро взрослых и трое молодок из племени. Мелких детей в поселении стало так много, что справиться со всеми исключительно своими силами было бы очень проблематично. Далее, но также рядом были карапузы от где-то четырёх и до восьми лет. Они игрались с деревянными кубиками, баловались с пирамидками; кто-то вообще облизывал какую-то пластиковую игрушку, напоминавшую виноградную лозу. Да, детские игрушки, сложные, из нашего мира у нас тоже были, когда-то давно. Их разобрали на составляющие, на винтики и болтики довольно быстро. Так и остались только те игрушки, которые нельзя съесть, разбить, утопить или разобрать на компоненты. Рядышком с самыми подвижными непоседами, зарывшись во множество подушек сделанных из ошметков чьих-то вещей, набитых перьями птиц, наделав берлог, умиротворённо похрапывали самые спокойные. Детей от четырёх и старше было меньше самых маленьких в разы, а тех, кто шёл от восьми и выше, ещё меньше. Много раз я был свидетелем того, как мамки всех видов восхищались терпением Кати и Осканы. Как чуть ли не молились за успешное лечение Марии, спасавшей их детей от неизлечимого недуга.
Глядя на огромное количество малышей и на то, как с возрастом выживших становится всё меньше, я понял одно – наша гибель в том мире выровняла, а быть может, и увеличила количество выживших детишек в этом. Да, взрослые гибнут и будут гибнуть дальше, ведь идёт война. А дети… их мы будем защищать до самого конца. Как будущий папка, как тот, кому подарила богиня плодовитости один лишь шанс на такую незамысловатую, местами ленивую жизнь, я буду бороться. Как умею, как могу и где могу. Пусть даже весь мир придётся переебать, с такими как та свинья трахаться ради тишины, спокойствия, мирного неба над головой, я сделаю и это. А если надо… сделаю то что надо.
Так, миновав театральную площадь, ясли и торговые ряды, мы подошли к таверне, месту, где и предстояло расположиться императрице. Охрана её нормально восприняла кабак на первом этаже, затем и свои комнаты. А вот императрица от своих покоев носиком поворотила и даже позволила себе грубое:
– В имперских конюшнях и то изысков больше.
Блять… комната, предложенная мной, почти ничем не отличалась от той, в которой я жил. Тут и ковры из шкур убитых животных, и вода, и поднос с фруктами, копченым мясом, какое-то пойло в бочонке, ещё золотая, спиженная из могильника посуда. Сучка, да что тебе не нравится⁈ Или это для понтов? Ладно, хер вы меня от ответки удержите!
– Уж простите, у нас в канюшне гостей не принято селить. Да и нет их у нас. – С самодовольной рожей, улыбаясь, гляжу на женщину, слышу протяжное:
– Хо-о-о, ха-ха, – вот эту колкость императрица оценила. Задрав нос, гордясь своим ростом, смотрит на меня как породистый чемпион на прибившуюся к нему дворнягу. – Язык у вас длинный, Агтулх. Интересно, длиннее ли он члена?
– Ещё никто не жаловался. – Расценив переход общения к столь низменным шуткам как свою победу, приглашаю императрицу спуститься вниз отведать еды, которой ей придётся питаться в грядущие несколько дней. Именно от стрепни тёть Веры, а также вкусовых рецепторов Гертруды зависело, окончательно ли меня и это место будут мешать с дерьмом, или же хоть где-то пощадят.
Усадив нас на специальный столик отдельно от больших обеденных столов, нам подали позолоченную (естественно, из могильника) посуду. Потом было как в столовой – советской, наверное, качественной, той, которую двадцатилетний я не застал: первое – суп, бульон, наваристый, с мяском; второе – что-то очень напоминающее картофель, редис, нечто стручковое тушёное, а рядом свиные рёбрышки. Кусал я их и чуть ли не плакал – они просто таяли во рту, чутка подсушенные, соленоватые, м-м-м-м… запивать их каким-то компотом казалось расточительством, но едва я сделал глоток, и тут же охренел. Когда-то давно, когда я пешком под стол ходил, бабушка делала квас, так вот, вкус у напитка был очень похожим… так, бля, погодите, а это случаем не бражка?
Я поглядел на тётю Веру вопросительным взглядом, та, улыбнувшись мне, показала большой палец и движением головы мол сказала «не на меня, а на собеседницу смотри!» И я тут же перевёл взгляд на императрицу. Запивая ребрышко, та едва звучно издала «отрыжку», затем, заметив, что я повернулся, рукой прикрыла рот и чутка скраснела. Значит, чувство стыда ей тоже не чуждо?
– Я так понимаю, наша еда лучше, чем жильё, да?
Женщина кивнула, опустив взгляд, впервые показав нежелание продолжать диалог, принялась за обе щёки уплетать всё то, что было на её тарелке. Мясо и «пюрешку» она запивала супом, затем, с аппетитом вечного голодного человека, вырывая куски мяса с рёбер, с текущим по подбородку жирком, запивала всё это брагой, тяжело вздыхая. Лишь когда её тарелки уже блестели, а мои опустели лишь на половину, утерев бороду своим платком, императрица позволила себе заговорить:
– Давно мой желудок так не радовали. Еда простая, однако, в ней всего в меру, сбалансирована. Чувство вязкости от каши можно прогнать сытным бульоном, затем заесть всё восхитительным, дорогостоящим мясом, а после запить лёгким алкоголем. Идеальный баланс для набора сил, ещё в желудке не стоит, что говорит о свежести продуктов и мастерстве повара. Уж простите, Агтулх, создаётся впечатление, что ваш повар обладает какой-то кулинарной магией.
– Так оно и есть. – Подтверждаю догадки императрицы. – Верьте или нет, сейчас вы ели почти то же самое, чем питается большинство рабочих нашего поселения. А если убрать рёбрышки, то, собственно, тем же, что едят все.
– Я не верю. – Улыбнувшись, откинулась на спинку стула Гертруда и подозвала тётю Веру. – Скажите, могу ли я рассчитывать на добавку?
Женщина скрестила руки на груди и категорично заявила:
– Согласно договору, с которым меня ознакомили, у вас трёхразовое питание. Завтрак, обед, ужин. Уж простите, Императрица, здесь у нас столовая, а не пункт выдачи бесплатных обедов для малоимущих. Хотите добавки, платите вы или попросите Агтулха. Бесплатно, только по договорённости с вождём. – Заявляет категорично тётя Вера. Бля, как бы грубо умоляющее я на неё не смотрел, она отмахнулась от меня как от дормаеда. У них с императрицей возникла какая-то дуэль взглядов, в которой златогривая вышла проигравшей.
