Текст книги "Бойтесь своих желаний (СИ)"

Автор книги: Филантроп

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц)

Лупил всех во дворе.

Оказывается, можно и ногой пинать, и палкой бить, и толкать на твердую землю, и чужое отбирать, и обзываться… Множество удовольствий и закон передо мной беспомощен – маленький еще.

Брат и сестры ходили по струночке, выполняли команды как ручные псы. Приносили завтрак в постель, убирали в комнате до блеска, отдавали карманные деньги, дрожали при моём смехе. Иногда я подзывал их ночью, заставляя приседать, пока не онемеют ноги – просто чтобы увидеть, как пульсирует страх в их глазах.

* * *

Но самое веселье началось в школе…

В первые учебные дни завел парочку туповатых, но сильных помощников. Сплоченным коллективом отбирали деньги на обеды.

Били в туалете несогласных, ставили на колени, принуждали извиняться, макали головой в унитаз, заставляли пить мочу, а чтобы никто не пожаловался – снимали унижения на телефон и шантажировали.

Вы даже не представляете, как сладок шантаж – чувство контроля над человеком опьяняет. Его голос срывается, он умоляет не показывать видео родителям и превращается в послушную марионетку.

В раннем возрасте каждый особенно сильно дорожит репутацией.

Один раз мы принудили особо наглого старшеклассника поцеловать жопу и облизать унитаз на видео. Мы кстати – были в своем праве, ведь Господь Бог дал человеку возможность испытывать стыд – только чтобы сильный потешался над слабым.

Власть – это когда ты можешь растворить человека в луже его же страха.

Дарвиновский капитализм, мать его…

Один учитель практикант пытался читать мне лекции о морали. Мы с ребятами привязали его к стулу в подсобке спортзала, сорвали штаны и заставили девятиклассницу, которую он когда-то похвалил за сочинение, отсосать на камеру.

Девчонка ползала на коленях. Слюни блестели на члене как дорожки улитки. Чтобы казаться убедительнее, я прижал ствол игрушечного пистолета к виску – знал, что поверит.

Её губы дрожали, но работали чётко, будто она годами тренировалась на бананах и огурцах. Учитель хрипел и делал вид – что ему не приятно, а я снимал на телефон и даже фильтр с сердечками добавил.

Её шепот – Я всё сделаю, был слаще симфоний.

Один из моих подопечных смущенно попросил с торчком в штанах – А можно мне тоже?.. Ну конечно можно! Каждый руководитель должен премировать своих сотрудников.

Градус насилия повышался как градусы в бокале у секретарши на корпоративе.

Я начал практиковать убийство животных.

Первым под удар попал хомячок младших сестер. Глупый шерстяной комок захлебывался в аквариуме, лапки бились о стекло – как крылья мотылька на керосиновой лампе. Я прижал лоб к холодному стеклу, следя как пузырьки воздуха превращаются в алые шарики.

Потом я вытащил тушку и распорол брюхо заточенным карандашом. Кишки пахли дешёвым желатином. Сестры рыдали, мама гладила их по голове, а меня даже не поблагодарили за бесплатный урок биологии…

Потом я разводил крыс в подвале, кормя отбросами, чтобы после устраивать гладиаторские бои.

Обливал их бензином и поджигал. Их визг напоминал детский смех.

Я убил и выпотрошил кучу соседских собак и кошек. Загонял пальцы внутрь еще теплого тела и разминал маленькие органы. Вот что значит – почувствовать тепло ближнего своего…

С тупыми, но верными шавками – патрулировал улицы как голодный волк.

Выискивал влюбленные парочки, они почему-то подсознательно вызывали у меня раздражение…

Подходил вплотную, впиваясь взглядом в девушку.

– Ты с этим лузером? Серьёзно? Он же даже постоять за тебя не может.

Парень краснел, сжимал кулаки.

Девка бормотала – Давай уйдем… Но герой любовник бросался в драку дрожащим кулаком.

Хрясь!

Один удар в солнечное сплетение, и он складывается пополам.

Хруст!

Коленом в нос, осколки зубов на асфальте и кровь стекает по подбородку.

Девчонка визжит, а я хватаю её за волосы и тычу лицом в его блевоту.

– Смотри! Твой сказочный принц – на деле сказочный долбаеб!

Передние зубы – мои трофеи. Храню их в банке из-под кофе. Иногда трясу – слушаю как стучат, звук похож на кубики льда в стакане.

Отделения полиции стали моей второй гостиной. Знаю всех сотрудников по именам.

– Опять ты… Вздыхает дежурный, закуривая.

– Опять я. Улыбаюсь, развалившись на стуле.

Я знаю – они ничего не сделают… Во-первых – возраст еще безопасный, а во-вторых – их дети учатся со мной в одной школе… Если они не хотят парочку психологическим травм дочерям, то будут со мной ласковы и обходительны.

Вот она власть…

Она не в кулаках. Главная хитрость в том – чтобы сломать человека, даже не прикоснувшись к нему.

С младенчества впитал главную истину в жизни – закон тайга, медведь хозяин.

Наше общество – оптическая иллюзия.

С виду спокойное и жизнь в нём протекает размеренно. Дома-коробки с захламленными балконами, толпы зомби со смартфонами вместо лиц и бесконечная видимость бурной деятельности.

За декорациями скрывается та же тайга, где выживает наиболее приспособленный.

Голова каждого забита пустяками – ипотека, варикоз, простатит. Никто никого почти не убивает, а если и убивает, то каждый случай – вопиющая сенсация. Люди забыли, как кишки вываливаются наружу, совсем не помнят хрип последнего вздоха…

Они как стадо, пасущееся у пропасти и верящее, что забор из нелепых законов защитит от падения.

Я даже не сразу поверил, что существуют люди – боящиеся крови.

Как можно страшиться того, что течёт в твоих венах? Это всё равно – что стыдится дыхания. Ваши предки резали мамонтов, а вы при виде царапины бежите к психологу на прием…

Силен и главенствует тот – кто вопреки социальному развитию, не растерял кровожадность и не обменял клыки на молочные зубы. Сила не в деньгах и образовании, а в способности насаждать волю, принуждать, избить и свернуть в бараний рог.

С каменного века человек ни на день не стал цивилизованнее – просто средства насилия и контроля преобразились.

Своим поведением я значительно укоротил жизнь родителям – ну и чёрт с ними, у них еще дети есть и вообще я не давал письменное нотариально заверенное разрешение – рожать меня. За их ошибку будут расплачиваться невинные люди.

Денег с поборов, шантажа и одноклассниц, которых я принудил заниматься проституцией, но история об этом умалчивает – накопилось столько, что я могу не работать до глубокой старости, но поскольку порох в пороховнице еще есть – я на радость родным и близким, покидаю родной город, чтобы испытать себя.

Почему оставляю насиженное местечко?

Причина одна – тоска съедает разум как арбузные дольки. Дни обескрашиваются и тускнеют один за другим. Если ничего не предпринять – клыки заржавеют, их можно заточить только о страх слабаков.

На уме давно был один проект – интересно узнать, как далеко я смогу зайти…

* * *

Купил билет в один из самых депрессивных городков в регионе. Население двести тысяч и на весь город – пара полудохлых дымящих заводов. Жизнь тут законсервировалась, даже преступные группировки со времен динозавров остались.

Первым делом нашёл адреса детских домов, но не в благотворительных целях.

Это не те яркие картины с рекламы “помогите детям”, а настоящие казармы, где взращивают озлобленных и неполноценных людей. Тут царит насилие и обман, волчьи законы заменили человечьи.

Дети грызутся за пайку, ломают пальцы младшим возрастам и насилуют в душевых. Пьяные воспитатели бьют ремнем за косой взгляд. Стены заросли плесенью, полы в соплях, а в воздухе густая вонь страха и безнадеги.

И как вишенка на торте – каждого сжирает чувство несправедливости, ведь им тупо не повезло родиться у своих пропащих родителей. Мы же с вами понимаем, что редок случай, когда в столь ужасное место попадает ребенок из хорошей семьи…

Устоявшийся контингент – отпрыски пьяных уебищ, что не переставали бухать даже на девятом месяце. Потомки исколотых вдоль и поперек наркоманов и сидельцев рецидивистов, чья биография пахнет баландой, а иногда – они как кофе три в одном.

Если ситуация требует, я могу быть милым и обходительным. Я вышел ростом и лицом – спасибо матери с отцом.

Выцеплял ребят по одному – прикармливал, наседал на уши и планомерно навязывал свои интересы.

Классические кнут и пряник.

Только мой кнут прошибает до костей, а пряник как сладкая вата, пропитанная ацетоном – прилипает к небу, да так, что отскребать будешь с мясом.

Через месяц вербовка встала на поток.

Поиском и наймом занимались первое поколение воспитанников. Теперь эти учреждения неофициально работают на меня – в промышленных масштабах поставляют послушных и исполнительных рабов, а самое смешное – продолжают спонсироваться государством.

Своё маленькое княжество я обосновал в большом газифицированном гаражном кооперативе.

Первой реальной задачей стало – истребить прошлую застоявшуюся преступность.

Братки с лихих времен держали весь бизнес и чиновников на потоке.

Пробовал ли я договорится и честно разделить зоны влияния? – Нет.

Во-первых, переговоры не мой конек, я привык забирать всё и в полном объеме. Во-вторых, так было бы скучно…

Эти криминальные “акулы” поменяли малиновые пиджаки на приличные костюмы, но так и остались клоунами. Тупые, предсказуемые как актеры из сериалов про бандитов, но только по-настоящему такие.

Возводят коттеджи из красного кирпича на окраинах, разваливаются в кожаных креслах и думают, что стали хозяевами жизни.

Слюнтяи…

Их власть – дешевый спектакль для тех, кто верит, что пацан с татуировкой “не забуду мать” – страшнее ночи.

Война была объявлена по-простому.

Заготовил три ящика коктейлей Молотова, добавил сахар для вязкости и послал неокрепшие умы в бой.

Первым под удар попал “авторитет” Сизый. Его кирпичная крепость с золотыми шторами вспыхнула как спичка. Немолодая жена с отвисшей силиконовой грудью с криком выпрыгнула со второго этажа.

Её подхватила заботливо натянутая колючая проволока. Женщина висела как кусок мяса, пока огонь лизал её ноги. Мальчик и девочка лет семи – бились в окне пока пластик на стеклах не оплавился.

Их крики слились с воем сирен. Мы заведомо вывели гидранты из строя, оставив соседей тушить пожар плевками.

Второй ночью подвергся атаке особняк Бульдога – бандита, хвастающегося убийством семерых конкурентов по молодости. Мы подожгли гараж с коллекцией ретро-авто, а когда он выбежал в трусах, метнули бутылку в лицо.

Огонь съел глаза.

Он бегал по двору слепой как горящий факел пока не рухнул в бассейн. Вода быстро закипела от бензина.

В особняке ветерана жили преимущественно внуки. Мы подперли двери, оставив открытой только форточку в подвале. Коктейли полетели туда. Они задохнулись раньше, чем сгорели – чёрный дым наполнил легкие. А дед, прикованный к инвалидной коляске, сгорел пытаясь доползти до их комнаты.

В итоге получилось двадцать трупов. Четыре авторитета, их жёны, одна была беременной на восьмом месяце, два старика-родителя и дети в довесок. Большинство хоронили в закрытом гробу.

Выжившие получили ожоги третьей степени, рваные раны от проволоки и психические отклонения – они теперь орут при виде зажигалки.

Идеально…

Я сидел на крыше заброшенной фабрики, пил водичку с газом и смотрел на огни в разных концах города.

Одна мысль, осознание – что выжившие видят в зеркале уже не человеческое лицо, а обугленный кусок мяса с пустыми глазами, заставляет меня смеяться до спазмов в животе. Матери целуют их чудовищные маски, притворяясь будто узнают сыновей, а потом блюют в раковину, шепча моё имя как проклятие.

Естественно, тараканы забегали и занялись поисками негодяя. Поймали парочку моих шестерок и те им разумеется все выложили о дерзком Аркадии. Злые, потерпевшие и осатаневшие стаи уродов рыщут по помойкам мечтая пригвоздить голову “хер знает, что из себя возомнившего юнца” к воротам города.

Рассказать в чем прелесть? Их криминальный рай – пустыня. У них не так много людей и ресурса. Самые жирные крысы давно сожрали друг друга и устранили самых верных боевиков, чтобы не делиться накопленными деньгами и секретами.

И собственно зачем победителям держать много охраны? Всё давно поделено, деньги есть, а с возрастом уже не хочется кидаться под пули и щекотать нервы. Имеет же право человек насладиться тем – что награбил.

Одних закопали в бетонные сваи, других – отправили в кислотные ванны. В живых остались те, кто смог проявить нечеловеческую подлость. Я таких уважаю, но время подтачивает инстинкты и прыть.

Негласные договоренности всех устраивали, многие бывшие враги даже дружили семьями, никто не мог предположить, что вылезет черт из табакерки.

Они уже не те…

Пускают слюни на молодых девчат и дрожат, услышав скрип двери. Они забыли: правила пишутся кровью, а не дрожащими морщинистыми руками.

А вот мои шакалы… Молодые, голодные, безродные и злые.

Они бы сдохли в подворотне, но я дал им цель.

Те, кому нечего терять, могут быть благодарны…

Режут глотки, подрывают машины, насилуют жён врагов и даже не спрашивают почему.

Не просто так у нас запрещены частные военные компании – потрясающий “стартап” скажу я вам. Даже лучше – чем пункты выдачи и службы по доставке еды.

В моих рядах много безрассудных детей, которым нечего терять, они бы и без моей помощи сторчались и сели в тюрьму, а так хоть благому делу послужат.

К тому же всех не пересажаешь – я не позволю, отныне дети – моя частная собственность.

Беспризорникам очень просто выследить маршруты и логова людей.

Каждый ребенок мой радиоуправляемый боевой дрон. Я завожу мальца как механическую игрушку, и он с большим рвением и отдачей идёт на преступление.

Мальчишка двенадцати лет, стучится в дверь. Женщина в фартуке открывает и подъезд заполняет запах пирога и смех телевизора. – Здрасьте, тётенька. Голос мальчика искусственно дрожит.

Она наклоняется и струя перцового баллончика впивается в глаза. Её крик – сигнал для других. Троица сорванцов прыгает через тело, распахивая нож-бабочку.

В комнате дети – девочка с косичками рисует, а мальчик собирает лего. Нож входит девочке в горло по рукоять. Сынишка замирает, обливаясь мочой пока лезвие вспарывает ему живот. Теплая кровь заливает ковер и забивается под плинтуса.

Отец служитель закона – найдет их через шесть часов. Жена с выжженными глазами будет ползать по коридору, ощупывая тела остывших детей и повторяя – Он сказал… здрасьте… Пока не истечёт кровью из перерезанных сухожилий.

После непыльной работенки ребята бегут в лесную землянку на сохранение. Там генераторы, консервы и сладости. Они отмывают кровь холодной водой, смотрят мультики на ноутбуке и ждут пару месяцев.

Потом вернутся под моё крылышко с новым именем и ножом.

А что касательно пострадавших…

Они будут дрожать, открывая дверь почтальону. Шёпотом спрашивать у детей – Ты точно никого не пустил? Я заставлю их понять – это не паранойя, а реальная опасность.

Городок мал, и я знаю всё.

Место работы, где проживают любовницы, маршруты, номера машин, какие детские сады и школы посещают дети.

Большинство сотрудников после акций устрашений на примере их коллег уволились, а уцелевшие бандиты сожгли паспорта и прикинулись бомжами на вокзале, дрожа при виде внедорожников.

Я остался единственным хищником на водопое.

* * *

Дальше банально – рэкет и начался он с малого.

Продуктовая лавка и старик со специями.

– Десять процентов с выручки или она, кивнул на внучку за прилавком, – будет мыть полы в моей квартире без одежды. Он плюнул мне в лицо, а уже через час она визжала, прикованная наручниками к трубе в подвале.

Я разбивал бутылки дорогого вина, которые он копил годами. Только лишь когда он упал на колени и согласился на двадцать процентов, я разрешил ему собрать осколки стела… голыми руками.

Следом рынки, магазины и торговые центры. Мы требовали своё и разумеется, сопляков никто не воспринимал всерьез и просто слали нахуй.

Таких храбрецов убивать нельзя – им еще работать и прибыль приносить. Поэтому отлавливали и ограничивались избиениями. Отправляли фото с детьми на руках, и в редких случаях я позволял ребятам постарше изнасиловать немножко жен, сломать пару пальцев и поджечь небольшие павильоны.

Упрямому владельцу автосервиса, я прислал в конверте пальцы его лучшего сотрудника. Его жена, стоматолог, теперь лечит зубы одним глазом…

Сарафанное радио разнесло – с нами лучше не шутить.

Деньги потекли…

Всё – как и прежде… Новые лица в органах отказывались обращать внимание на моё беззаконие. За идею никто работать и подвергать опасности семью не хочет, а зарплаты маленькие…

Я платил значительно больше, и полиционеры с радостью сдавали адреса

“принципиальных” коллег.

Через ментов вышел на наркоторговцев и руками детей занялся распространением.

Добрые люди помогли с оружием.

Жестокость, жестокость и еще раз жестокость.

Я создал культ.

Мне внимали, каждое слово записывали на блокнот и самые покладистые жили сытно.

Четкая иерархия, вертикаль власти стройная как кипарис. Вышестоящий ставит раком подчиненных, а те мечтают прыгнуть выше головы и отомстить начальству. Всё как на любом предприятии.

Только без права увольнения…

Можно только дезертировать, но в таком случае рекомендую наложить на себя руки в случае поимки…

Парнишка семнадцати лет, с лицом испуганного хорька купил билет на поезд в один конец.

Думал, я не замечу…

Вокзальные шестерки давно сдали его за пачку сиганет и бутылку водки.

Говорят, когда мои люди ворвались в вагон, он обосрался, повторяя – Я просто к сестре… Она в приюте…

Идиот… Если бы бежал через болота, глотая пиявок, я бы может оценил старания и махнул рукой…

Гараж.

Лампочка мигает тусклым светом. Воздух густой от машинного масла. На периферии – тени моих людей. Мальчик сидит на табуретке, прикованный моим взглядом. Пальцы скрючены, будто пытаются вцепится в невидимый спасательный круг.

– Птичка шепнула, что ты хотел улететь…Сестренку проведать? Мило… Мой голос мягкий как плюшевый мишка.

Он сжимался, будто стараясь провалиться сквозь сиденье…

Я узнал про сестру. Её усыновила пара из города: папа-бухгалтер, мама-учительница. Девочка теперь рисует единорогов и ест блинчики с вареньем. Он еще мал понять, что той семье нахрен не сдался родственничек…

– Не бойся… Я наклонился и погладил его липкие от пота волосы. – Я ведь добрее всех на свете. Правда? Он кивает, слезы катятся по щекам, смешиваясь с соплями.

Я достаю шёлковый платок и прикладываю к его носу.

– Высморкайся. Аккуратно, как учила мама. Он послушно шмыгает. Звук густой, унизительный. За стеной кто-то захихикал.

– Вот, хороший мальчик. А теперь… Вытираю лицо как ребенку. – Покажи, как сильно ты хочешь увидеть сестру…

Бросаю платок на пол. Из тени выходит мальчишка с видеокамерой.

Он понял.

Всегда понимают в последний момент…

Он напомнил мне крыс, которых я выращивал в детстве.

Я искренне привязывался к каждой из них. Кормил сиропом через пипетку, гладил дрожащие бока перед сном, напевал колыбельные на ушко, раздавал клички – снежок, уголек, бархатное брюшко…

Чем нежнее становились мои пальцы, вычёсывающие их шерстку, тем сладостней было наблюдать, как алые ниточки кишечника обвивают мои запястья словно живые браслеты.

Высший кайф – убить того, кто тебе дорог.

Мужчины часто из ревности убивают женщин, потом раскаиваются и накладываю на себя руки. Я понимаю их чувства, все – кроме раскаяния.

Я дал команду фас и прихвостни впились в него как пираньи в падаль. Тряпка, забитая в глотку, впитала слюну с примесью крови. Должно быть он прокусил язык, пытаясь вымолить пощаду. Когда я провел пальцем по оголённой спине, кожа вздулась мурашками, как земля перед извержением вулкана.

Разогретый паяльник светился в руке, раскаленный наконечник зарисовал по спине.

Я…про…щаю.

Каждая буковка ложилась на плоть с шипением.

Его тело выгнулось в немом крике, обнажив рёбра под тонкой кожей. Точь-в-точь как у той крысы-альбиноса, чьи легкие я надувал через соломинку пока они не лопнули.

Запах горелого эпидермиса смешивался с ароматом детской присыпки.

Помню, как родители пытались пристрастить меня к искусству…

Восемь лет – руки в ожогах от паяльника.

– Это же творчество, Аркаша! Мама целовала мои перебинтованные пальцы, подсовывая новый набор для выжигания.

Мои достижения – совенок на сосновой дощечке, букет для учительницы, рождественский олень. А под кроватью тем временем – тайник с обугленными куклами сестер.

Крестики-нолики на пояснице получились идеально. Волдыри с кровяным содержимым весело лопались булавкой. Я приложил ухо к туловищу – сердце напоминало барабанную дробь загнанного зверька.

– Выбросьте у больницы… Велел я, вытирая руки о волосы.

Люди ломаются, еще быстрее чем пластиковые солдатики…

Почему я так много себе позволяю? – Причин несколько.

Первая – я не совсем здоров, но это не точно.

Одноклассники, выплевывающие зубы в раковину, сказали бы что я садист.

Школьные учителя обозвали бы социопатом.

Лично я считаю, что для такого красавца, нужного термина еще не придумали.

Вторая причина рациональная – я перекидываю забитые до отказа сумки с деньгами к домам чиновников и начальству полиции с пояснительными записками – что им ничего не угрожает.

Понятия не имею, помогает ли эта мера хоть на сколько-нибудь, но денег мне не жалко – не ради них всё затевалось. Резанная бумага лишь дополнительный способ держать человека на поводке.

Вообще я считаю, что деньги придумал гений злодейства, до которого мне далеко. Человек почти добровольно на протяжении жизни, готов ради них заниматься чем ему не нравится, а иногда и жопой торгует – в прямом и переносном смысле.

Ну и кто еще жестокий, я или они по отношению к себе?

Переезд затевался по одной простой причине – тоска.

Она сидит во мне предательским началом и как мышка, грызет черный заплесневелый сухарик – что у меня вместо сердца. Нет у меня эрекции на богатства и сладкую жизнь…

Вкусная еда в ресторанах на вкус как глина. Я не вижу понта жрать на людях, а некоторые люди умудряются походы в кафе хобби называть.

Это я идиот конченный или что-то не понимаю?

Дорогая одежда тоже мимо. Новые брендовые вещи как правило неудобные и в них ты выглядишь как клоун, еще и разнашивать нужно…

Ни на что в жизни не променяю задрипанную куртку и трекошки с вытянутыми коленками – они давно стали как вторая кожа, дышат со мной и подстраиваются под каждую складочку на теле.

Мне даже вонючие кроссовки – у которых подошла отваливается, важнее десятка верных людей.

Алкоголь тоже мимо.

Я пробовал бухать еще со школы, но вместо особого прикольного “эффекта” почувствовал себя ничтожеством. По-черному завидую тем, кто может утопить тоску, беды, переживания и ошибки прошлого в алкоголе.

Женщины так же неинтересны.

Многие мужчины голову теряют ради прекрасного пола. Ухаживают, тратят деньги, расстилаются, врут безбожно, строят из себя того – кем не являются. Отказываются от принципов, убеждений. Продают всё самое дорогое – друзей, призвание, родину и мать.

И это зачастую только ради тела, которое в среднем за час обходится как пять мешков картошки.

Я не раз пробовал нависать над телом обнаженной девушки. Иногда по принуждению – угрожая вырезать клитор ножом, в следующий раз за большие деньги – чтобы создать иллюзию взаимности.

Только вот “он” не стоит, я вообще ничего не чувствую, даже когда касаюсь груди или зарываюсь пальцами поглубже в промежность – разве что противно становится…

Страшно интересно, что там такого необычного испытывают мужчины…

Мой член пробовали взять в рот, но опять-таки – ноль ощущений. Долго болтать в ротовой полости медузу смысла нет.

Просто живу нарочито бедно и грущу в маленьком пыльном гараже. Сплю на кучке сваленных курток в углу, ем простую пищу, иногда бегаю и приседаю, чтобы размять конечности. Если посмотреть со стороны – несчастнейший человек.

Иногда я смотрю на людей, которые смеются, обнимаются, целуются, и мне кажется, что я смотрю на инопланетян. Они живут в каком-то другом мире, где всё имеет смысл, где есть тепло, где есть что-то, ради чего стоит дышать.

А я? Я просто наблюдаю, как они играют в свои игры, и мне хочется разбить их игрушки, чтобы они почувствовали, каково это – жить в пустоте.

Может именно поэтому стараюсь сделать несчастными других, чтоб было не так обидно и справедливее.

Я бы даже заплакал, если бы умел.

Я вообще нихрена не понимаю.

Даже боль разучился чувствовать…

Помню, как в детстве воткнул шило в ладонь. Кровь сочилась, как сок из перезрелой груши. Было тепло… Я лизал рану, ожидая хоть одной слезинки… Но ничего… Потом попробовал сжечь руку зажигалкой. Кожа запузырилась и сестра, увидев, завопила на весь дом – Ты сумасшедший! Родители потом долго бегали по врачам…

В груди заела тоска, которую хирургическим путем не вырезать.

Скучно до опиздевания.

Я дошел до той кондиции, где просто лежу и не мешаю мухам ползать по моему лицу.

Стало неинтересно – всё.

Быть может это моё наказание.

Если бы люди, которым я причинил и обязательно еще причину много боли, знали через что я прохожу ежедневно – то не обижались бы, а сострадали.

* * *

– Какой удивительный экземпляр… Послышался со спины жуткий нечеловеческий голос.

– Что за пиздец!? Вскочил, выхватил ножик из кроссовка.

Впервые за десять лет испугался…

Мало ли кто желает моей смерти – там список на много томов…

– Боишься… И не зря… Мерзкая интонация…

Я не вижу и даже не чувствую людского присутствия.

Обычно в моменты опасности животные инстинкты обостряются, и я готов бросится в бой, но его – загадочного оппонента – буквально нет, а вот леденящий холод в ногах есть.

– Хочешь вернуть остроту жизни? И вновь непонятно откуда…

– Я тебе покажу остроту сука, только покажись! Ежесекундно вертелся на триста шестьдесят, но даже крысы под ногами не заметил.

– Ты может и жестокий, но точно не глупый. Должен понять, что говоришь не с приятелем. Вспомнил! Примерно год назад со мной – как и с многими другими, заговорил предположительно – сам Господь Бог.

– Ты Бог?

– А ты уверен, что хотел повстречать бы именно Бога? Нет конечно, он же для меня отдельный круг ада придумает…

– Я архидемон Абаддон! Главное зло в материальном пространстве, порождение самых смелых и темных человеческих мыслей. Тех мыслей, что сильнее остальных ранили Отца Небесного и заставили его расколоться. А отец – это Бог, я так полагаю…

– Что ты хочешь? Переговоры не лучшая моя сторона…

– Я ищу самого редкого мерзавца в мире, и ты Аркадий – достойный кандидат. Не желаешь объединить усилия? Вот значит, что ощущают подростки, когда я с ними разговариваю…

– Усилия в чем?

– Ничего особенного, ты продолжишь жить как жил, а я верну тебе радость. Звучит заманчиво…

– Отказаться могу?

– Можешь конечно, но не откажешься. Я знаю, что ты уже согласен, просто соблюдаю устоявшиеся правила. И ведь демон прав, не откажусь…

Мне глубоко похуй, что будет со мной – беречь себя не имеет смысла.

– Я согласен! Крикнул в пустоту.

Знал бы, поторговался…

Упал на колени, из носа и ушей зашлындала кровь, голова раскалывается, а мозг бурлит как манная каша…

Пиздец…

Кому расскажешь – не поверят. А самое грустное, друга, чтобы рассказать – нету…

Генератор вырубился. Из освещения лишь лунный свет, пробивавшийся сквозь ржавую дыру в крыше.

Лежу на холодном бетоне в луже машинного масла и чьей-то старой крови… Живот сводит судорогой, будто внутри клубок змей решил поиграть в догонялки.

– Начинается… Абаддон материализовался из копоти. Его пальцы впились мне в рёбра. – Давай, Аркадий, вырви эту заразу, ты же ненавидишь слабость.

Первая волна боли ударила по копчику. Кости трещали, словно кто-то выдергивал позвоночник через колено. Я зарычал, выгибаясь дугой. Во рту закипела сладкая, как сироп от кашля пена.

Воспоминание…

Мама гладит по голове… Мне шесть, и эта моя первая разбитая ваза… – Не плачь, солнышко… Её пальцы дрожат. – Мы купим новую. Я впервые вижу её страх, он теплый как какао. Тогда она уже подозревала странности в сыне.

– Нет! Я вцепился в бетон, сдирая ногти в кровь.

Но картинка всплыла вновь.

Брат прячет под платком окровавленный нос. – Прости, Аркаша… Голос мямлит, а я в восторге.

Абаддон засмеялся. Его черный язык проник в ухо.

– Ты действительно думал, что родился монстром? Спешу обрадовать – нет. Это они сделали тебя пустым. Каждым своим “солнышко” и ложью. Я избавлю тебя от лишних чувств и переживаний…

Мясо на бёдрах стало отслаиваться лоскутами, как шкура барана на скотобойне. Под кожей что-то зашевелилось – тысячи личинок пожирали остатки нервов. Я заорал, но вместо звука из горла вырвался рой мух.

Очередные флешбеки…

Первая убитая кошка.

Её глаза расширяются, когда я давлю на трахею. Внезапно – тошнота, меня выворачивает в кусты. Папа где-то кричит – Аркадий, иди домой! Я вытираю рот рукавом и добиваю зверька камнем.

Тошнота исчезает…

– Вот он… Твой грех рождения… Абаддон вырвал из груди что-то пульсирующее. – Гнилой абсцесс, который вы люди называете “сердцем”.

Оно билось у него в руке. Серое, в язвах, с обрывками детских фотографий вместо сосудов. Я потянулся, но демон раздавил орган как перезрелый помидор. Слизь брызнула на лицо…

Боль.

Не та, которую причиняет нож или огонь – другая, когда выдирают все воспоминаний о тепле, оставив только дрянь. Я завыл, скрючившись калачиком. Из глаз полилась жидкость – не слезы, а что-то маслянистое, пахнущее химией.

– Теперь ты свободен. Абаддон засмеялся и пнул меня ногой. – Больше не придется притворяться человеком.

Я еле как поднялся на четвереньки.

Внутри – тишина. Ни тоски, ни скуки, ни радости. Только холодная пустота – как в морозильной камере для трупов.

* * *

Очнулся и кажется, видимых изменений нет…

Может случайно наркотики съел и показалось?

– Живи как жил, я буду наблюдать… Голос Абаддона опроверг удобную теорию.

– Значит ты чёрт, мне не привиделся… Очень грустно, что демон единственный, кто проявил ко мне симпатию за всю жизнь…

– Ты думаешь, ты сам выбрал этот путь? – прошипел Абаддон. – Ты всего лишь зеркало, Аркадий. Зеркало, которое отражает то, что они все боятся увидеть в себе. Ты – их тень, их страх, их грязь. И ты будешь продолжать это делать, потому что это твоя природа.

Попробовал уснуть и переварить информацию, но как выяснилось – спать больше не нужно.

Замечательно, а то кошмары заебали…

Глава 3

Великий классик утверждал – если не любил – то и не жил – и не мечтал.

Толпы людей в погоне за смыслом жизни устремляются заработать все деньги мира, пробежать марафон, залезть на самую высокую гору, на байдарке переплыть океан.

Статистика показывает, что большинство так и умирают несчастными и неудовлетворенными, ведь на деле ничего искать и не нужно.

Рецепт счастья умные люди придумали тысячи лет назад – любовь.

Попробуй вспомнить школьные годы и как ты – неопытный мальчишка, самозабвенно желал быть в отношениях с самой красивой девочкой в классе.