Текст книги "Бойтесь своих желаний (СИ)"

Автор книги: Филантроп

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 19 страниц)

– Слишком он чистый для бездомного… Пробурчал второй.

– Эй ты кто такой? Че те надо? Пиздуй нахер отсюда! Запели мальчики детским хором.

– Чем вы занимаетесь? Мой вопрос повис в воздухе, как веревка палача.

– Город очищаем! Не мешай нам, а то и тебя прирежем!

Я сделал шаг назад, подрагивая плечами. Изобразил идеальную жертву. Они почувствовали уверенность и решили избавиться от свидетеля.

– Из них вырастут люди? Я спросил Рагуила и поднял капюшон за шиворот. Мои глаза блестели синим пламенем зажигалки.

– Нет. Ответил ангел. – Из личинок выползают только мухи.

Первый замахнулся рукой, но встретил кулак в лицо. Детские кости хрупкие как хлебные сухарики…

– Это не больно… Прошептал я, пока он падал и ударялся головой о бетон. – Больно будем потом, когда я насажу твоё тело на арматуру.

Второй начал размахивать ножом. Поймал его запястье и вывернул до перелома. После чего ножик случайно оказался в его шее. Третий бросился бежать прочь, но кирпич догнал его затылок.

– А ты у нас снимать любишь? Обратился к четвертому, он застыл с гаджетом в руке.

Прежде чем я выдрал его глаза, они расшились и в яблоках мелькнули кадры его будущего – мать узнает о сыне из новостей и рвет цепочку на груди…

Я вдавливал его череп в бетон, пока он не треснул и брызнул соками.

Оставшимся двум осталось недолго… Я закончил свой суд и почувствовал, как встал на новый путь, словно дорогу на моем жизненном пути заасфальтировали.

Мы ушли, оставив за собой шесть новых погасший фонарей…

Убийство – это не просто конец. Это ножницы, которые режут нить будущего. С убийством очередного ублюдка, я стираю с лица землю не только человека, но и его не зачатых детей, внуков – чьи имена никогда не прозвучат.

– Это не делает тебя плохим. Рагуил присел на уши. – Их будущее – это чума, которая заразит тысячи.

Я смотрел на руки в крови, они дрожали, но не от страха – от осознания.

– Сколько бездомных я спас? Спросил глядя на трупы подростков. – Сколько жен не получит синяки под глазами? Сколько детей не вырастут ублюдками?

Рагуил провел рукой по воздуху и перед глазами развернулась панорама прерванных судеб.

Один из упырёнишей, став отцов, колотит сына табуретом.

Другой в пьяном угаре поджигает соседскую квартиру.

Третий, став милиционером, за взятку закрывает глаза на изнасилование.

– Ты вырываешь сорняки, чтобы пшеница могла расти. Ангел провозгласил вердикт.

Воздух стал чище. Не физически – морально. Каждый труп – это камень, выброшенный из огорода.

– Я работаю не за спасибо. Сжал кулаки чувствуя, как божественная искра внутри разгорается ярче.

Рагуил положил руку на плечо. Его прикосновение жгло, как раскалённое железо. – Если бы такой как ты, появился раньше, то твоя дочь могла бы жить. Но прошлое нельзя изменить. В твоих силах обезопасить будущее, чтобы оно не стало адом для других.

Я закрыл глаза и увидел – свою девочку… Она смеялась, подбрасывая осенние листья в воздухе… Голос звенел как колокольчик – Папа, смотри, листопад!

– Я стану невидимым спасением. Прошептал, чувствуя, как слезы испаряются на щеках.

– Для сотен тысяч. Для миллионов. Для миллиардов! Рагуил развернул крылья, и тени от них покрыли город – как саван. – Пока люди жаждут справедливости, мы будем сильны. Я – меч, а ты – держащая его рука. Вместе мы вырежем опухоль из тела человечества.

Только вышел со стройки и вдруг – мигалки! Синие вспышки резали ночь. Целое стадо ментов в бронежилетах и у каждого по две собаки.

– Стоять! Руки за голову! Рявкнул кто-то и фонарь ослепил глаза. В свете я увидел не людей, а только маски из страха и злости.

Такие же, как те подростки, только при исполнении.

Сердце забилось в такт сиренам. Побежал. За спиной топот и лай собак.

– Он уходит! Блокируем! Орет в рацию.

Стены сомкнулись как челюсти. Тупик. Собаки рычат в двух шагах.

Сколько пуль я выдержу? Десять? Сотню?

– Для справедливости нет преград! Шагни. Через камень. Через страх. Через их жалкие законы! Рагуил возник из тени, его крылья обернулись дымом.

Я прижал ладонь к стене. Кирпичи затрещали, будто кости под прессом. А может это мои кости затрещали… Первый шаг – нога погрузилась в бетон. Холод. Не физический, а тот – что выедает душу.

Материя распалась на атомы, и я стал ими: пылью, тьмой, ничем…

– Ты не тело. Ты – идея. Рагуил успокаивал…

Стена как поле боя. Её молекулы впились в плоть и пытались умертвить клетки. Я чувствовал, как цемент кричит – как арматура рвет мышцы. Но продолжал плыть, сквозь боль, сквозь память камня…

Вывалился с другой стороны, как плод из чрева. Руки дрожали, но не от страха, от восторга. Кожа светилась призрачным сиянием. – Я теперь больше чем человек…

Сирены завыли позади…

День выдался тяжелым… но отдыхать некогда, впереди еще много дел.

* * *

Ночь затягивала город в глотку как вермишель. Мы с Рагуилом шли туда, где пахло антисептиком и предательством.

Вывеска «Городская больница № 1» мигала.

– Вот значит где торгуют амнистией для грешников…

Вот и регистратура…

Старенькая медсестра в вымазанном халате…

– Новенький санитар? Спросила она, окинув взглядом внушительное тело.

– Нет, я ревизор.

Её смех прозвенел как падающий скальпель.

– Ревизию здесь проводит только доктор Грошев. Он в ординаторской, готовит отчет для прокуратуры.

Ординаторская оказалась комнатой с позолотой и черными шторами. За столом, обложенным папками с надписью – «Несчастные случай», сидел мужчина в идеально отутюженным халате.

На груди – значок «лучшему врачу года».

Рагуил тронул плечо и спросил – Видишь?

Каждая папка светилась алыми буквами.

– Пациент М. Смерть от передозировки. Родственникам сообщить – сердечный приступ.

– Пациентка К. Аборт на восьмом месяце. В графе “причина” указать выкидыш.

– Пациент Л. Удар током в операционной. Виновный – уборщик. Уволен.

Доктор поднял голову. Его глаза как два шприца с морфием.

– Вы кто и как сюда попали!?

– Меня прислали проверить, как вы лечите. Я провел рукой по стеллажу с папками. Одна упала, рассыпав фотографии. Подросток с перерезанным горлом, старуха с синяками вокруг шеи.

– Интересные диагнозы. Сердечный приступ, возрастные изменения…

– Немедленно покиньте мой кабинет! Врач побагровел и перешел на крик.

А дальше – не вижу смысла церемониться.

Рагуил превратил ординаторскую в операционную. Доктор прикован к столу ремнями из теней.

Пришла пора испытать еще одну занимательную способность.

Я бы с удовольствием его располосовал, но у меня вместо скальпеля чернильное перо из крыла ангела.

Вырисовываю на лбу кляксы – За первый грех. Вдруг Грошев видит всех, кто умер по его приказу. Тени стоят молча, указывая на него пальцем.

– За второй грех. Его кожа покрывается диагнозами, которые он подделывал. Буквы жгут лоб как кислота.

– За третий… Он чувствует боль каждого своего пациента и тело выгибается дугой. Лёгкие горят от недостатка кислорода, как у старика, которому он отключил ИВЛ, чтобы освободить палату.

После смерти Грошева в городе начинают умирать другие коррупционеры – их находят с «диагнозами» на лбу.

Глава 19

Любовь.

Одни гоняться за ней как марафонцы – дерут глотку, изнашивают легкие, жадно хватают ртом воздух, падают, разбивают колени и ползут до финиша.

Другие топчут как окурок в подъезде и твердят – хорошую вещь “браком” не назовут, а дети – вечные кандалы.

Рядовые, не успев стать дембелями – режут вены тупым лезвием “назло” ей…

Старики шепчут о любви, будто о покойнике, которого не смогли похоронить.

А я… я встретил её живую.

Не ту, что прячется в стихах и взглядах на девушку за соседним столиком в кафе. Нет. Ту, что посредством мыслей, вырвалась из людских черепов, как пар в кипящем котле.

Концентрированная, ядовитая, во плоти – с розовыми крыльями…

– Скажи, это совпадение? Спроси я у Амалиэля, вытирая ладонью следы её прикосновений.

Где она черпала силу – В молитвах? В гадании на ромашке? В любовных приворотах?

– Нет. Ответил архангел. – Когда-то мы были осколками одного зеркала, отражающего весь мир. Бог разбился, а мы… мы всё еще тянемся друг к другу, даже если это больно. Казалось, Амалиэль подавлен…

– Пройдет время и дороги ангелов и демонов пересекутся. Единственное, на что мы можем повлиять – на количество силы перед решающей встречей. Опять он за своё…

– Значит, она как я?

– Хуже. Ты – клинок. Она – петля. Пожалуй, ужаснее неё может быть только архидемон Абаддон…

Ветер донёс с реки запах гниющих водорослей. Я представил его – Абаддона. Не человека, а антитезу. Того, кто превращает любовь в синяки, а молитвы в предсмертный хрип.

– Он наш основной противник? Спросил я, предвидя ответ.

– Да. Он не умеет любить…

Тишина.

Где-то вдали завыла сирена. Я вспомнил как она касалась моего лица – Аннабель. Пальцы оставили на коже узоры, словно иней на стекле.

Красиво и невероятно больно…

– Она же ангел! Не выдержал и крикнул я, будто это что-то меняло.

– Падший. Поправил Амалиэль. – Она верит, что любовь это – гвоздь, которым можно распять всю планету. А Абаддон… Если он найдет этот гвоздь – то вобьет его нам в горло.

Я посмотрел на руки. Синие прожилки под кожей искрились, как провода под напряжением.

Какая опасная… и красивая…

– Ты уже немного влюбился в неё. Главное не заблуждайся, это не любовь, а проклятие. Амалиэль сейчас как родители, утверждающие – что деда мороза не существует…

– Значит, я должен её убить?

– Ты должен выбрать: спасти её душу… или похоронить свою.

* * *

Весь прошлый месяц, я нырял и как хирург – протыкал булавкой гнойники этого города.

Бабушка, наверное, перевернулась бы в гробу – узнав, что её внучок, когда-то мастерки сооружавший скворечники и читая стихи стоя на табуретке, теперь выламывает двери в квартиры – где пахнет страхом и водкой.

Тут мужья душат жён проводами от утюга, а дети прячутся под кроватями, зажмуривши глаза так, будто веки – последний щит от апокалипсиса.

Моя рука врезалась в челюсть подвыпившего тирана, и сильнее пламя выжгло из башки что-то нечеловеческое – он завыл, как щенок под колесом велосипеда.

Но иногда я опаздываю…

Успеваю только прощупать отсутствующий пульс и собрать осколки зубов по ковру, пока ребенок смотрит глазами, в которых уже нет слез…

В меня стреляли.

Ножи рвали плоть – как рвется мокрая бумага, череп трескался под монтировкой. Благо с каждым днем я всё дальше от человека.

Божественная искра полыхает синим пламенем, выжигает раны – превращая боль в хохот.

Я мог бы разорвать медведя голыми руками, только разумеется так делать не буду, мишка ни в чем не виноват.

Зверь убивает – чтобы есть, а люди – чтобы изнасиловать труп и почувствовать превосходство.

Я бил людей, но без удовольствия.

Как вообще можно от этого испытывать удовольствие? Руки созданы – не чтобы бить по лицу, а созидать и мастерить.

Головы людям нужно не разбивать, а целовать.

Во время ночных рейдов, Амалиэль заводил одни и те же пластинки. – Я чувствую, как мои братья и сестры набирают силу. Особенно Абаддон. В прошлом наша битва завершилась ничьей и в результате противостояния, все остальные ангелы пострадали и заснули.

– Очень жаль, что преимущество на его стороне. Добавил он…

– Но почему!? Спросил я, вытирая чужую кровь с костяшек.

– Ваш мир неправильный. Слишком много насилия и ненависти в людских мыслях. Каждый человек в мире своими мыслями и мировоззрением формирует нас и заставляет существовать.

– Каждый крик ребенка и удар по лицу – топливо для зла. Мы с тобой Тимофей боремся с океаном, а в руках у нас сито…

– Сейчас особенно сильны зло, похоть и алчность. Предстоит много труда, чтобы изменить мир к лучшему. Амалиэль беспощаден в суждениях…

Я сжал кулаки, синие прожилки под кожей в очередной раз вспыхнули как проводка под напряжением. – Как стать сильнее?

– Ломай их игру. Ангелы тьмы кормятся отчаянием. Укради у них пир.

– Веди меня. Я полон решимости.

– Хорошо, я чувствую, как на другом конце города намечается что-то ужасное…

Я горько засмеялся… Пора на охоту…

* * *

И вновь моей целью стал Вельзевул. Амалиэль чуял его лучше, чем голодный волк – теплую кровь под шкурой овцы.

Знаете, как пахнет бесовщина?

Сахарной ватой, газировкой, кровью, лопнувшими кишками – перемешанными с гарью горящих волос.

Двадцать одержимых демонов в сопровождении десятка собак ворвались в торговый центр и с самого порога набросились на посетителей!

Они как рой саранчи, оставляли за собой след из осколков витрин, клочков вырванной кожи и кровавых брызг на вывесках.

Орудиями убийства послужили ножи, слесарные молотки, крестовые отвёртки и собственные руки с ногами. Тела, накаченные демонической энергией, очень сильны.

Скрюченные пальцы с вывернутыми суставами рвут плоть как хлипкую ветошь.

Первой жертвой стала девчонка в розовой куртке. Один из одержимых ударил молотком по виску, после чего впился зубами в горло. Вырвал кусок мяса, а тело словно тряпку швырнул в эскалатор.

Собаки рвали преимущественно детей. Тонкие и хрупкие как фарфор шеи – легче перекусывать.

Случился поджог и дым, едкой гарью, впивался в легкие. Люди, заблудившись в темноте, массово кашляли и теряли сознание от отравления.

Я бежал сквозь ад, спотыкаясь о тела и слыша, как Вельзевул беснуется у меня в висках – Смотри, архангел! Твои люди сами просятся в пасть! Я почувствовал, что готовится нечто ужасное…

– Ритуал… Прошептал Амалиэль.

Его голос дрожал. – Он хочет открыть дверь… Не дай ему…

На цокольном этаже, в подземелье из бетона и разбитых холодильников, они сложили пленных в круг – каждому перебили колени, чтобы люди не уползли далеко.

В центре жрец с лицом мальчика-кассира.

Его пальцы рисовали кровавые руны на полу. Слова заклинаний зашипели как масло на раскалённой сковороде. – Забытый язык… Прошептал Амалиэль.

– А вот и гость! Вельзевул в теле юного мальчика повернулся, и его улыбка растянулась до ушей. – Ты опоздал!

– Не учи меня. В руке сжалась собачья морда, её клыки все еще цеплялись за рукав. Я швырнул голову в круг и синее пламя брызнуло из глазниц.

Искра внутри взрывается светом.

– Я испепелю твою кислую душу!

Он зарычал в ответ и стены задрожали, но я уже летел вперед.

Не человек, но пока еще не ангел…

– Мой честный смертный враг! Взревел Амалиэль.

Дым прокрался в помещение и застилает глаза.

Пол скользкий от крови, а ноздри атакует запах свежей плоти. Вельзевул стоит в центре кровавого круга, его глаза горят красным, как угли в печи.

Первый удар.

Синее пламя вырывается из кулака и деформирует тело. Кожа трескается и обнажает пульсирующие мышцы, кости ломаются и срастаются вновь.

– Покажи мне на что способен! Рычит злой демон.

Тело щуплого парнишки бросается вперед.

Движения как ураган.

Я едва успеваю уклониться, но когти демона всё же задевают грудь, оставляя дымящиеся царапины.

– Больно!? Издевается Демон. – Это только начало.

В ответ на колкость, отвечаю пламенным ударом по самодовольной роже. Вельзевул отлетает, но встает, как будто просто спотыкнулся…

На месте разорванной щеки появляется новый смеющийся рот.

Секунда и он словно телепортируется ко мне. – Ты думаешь дешевый огонь может убить меня? Хватает Тимофея за горло и швыряет в стену.

Ребра разламываются как палочки Твикс.

Ничего себе…

Как я только выжил…

– Соберись парень! Кричит Амалиэль.

Я собрался и ударил ногой как гильотиной вниз. Целился в голову, но к сожалению, промахнулся.

Толстенный пол обрушился, и мы свалились в подземный паркинг.

– Вот оно! Почувствуй вкус битвы! Божественная искра облагораживает душу и тело! Амалиэль казалось в восторге…

А до меня и вправду только дошло, что я с одного удара обвалил десятки сантиметров бетона…

Там среди разбитых машин и луж бензина, Вельзевул пришел в ярость и приступил к трансформации. Тело увеличивается в размерах, черные покрытые смолой кости выползают наружу.

– Посмотри на меня! Я твой кошмар!

Тимофей едва стоит на ногах…

Благо где-то заискрилась проводка и бензин воспламенился у ног демона.

Вельзевул выходит из пламени.

Его тело напоминает гигантского человекоподобного скорпиона.

– Ты слаб. Как и твой спутник. Демон хватает героя за шкирку и взмывает верх пробивая этаж за этажом.

Мы оказались на крыше, ветер слепит глаза…

Спины вообще не чувствую…

Как там позвоночник поживает…

– Лети, ангел… С язвительной улыбкой Вельзевул бросает парня вниз…

Падаю…

Кажись умру…

– Кто если не ты!? Воспламени своё сердце! Амалиэля такой исход не устраивал…

В последний момент из спины прорезались крылья из синего пламени…

Тепло…

Я вспомнил как бабушка в детстве ставила мне банки…

Ради тебя бабуля…

Тимофей взмывает вверх и врезается в тварюгу. Они падают обратно в здание, пробивая полы как фанеру.

Приземлились в том же круге…

Израненный, но не потерявший злобу демон хватает Тимофея за голову и начинает сжимать череп.

– Думаешь научился паре фокусов и стал сильнее? Демон заржал как невменяемый.

– Ты всего лишь искра.

– Я пламя! Собрав последние силы вонзаю руку в грудь и синее пламя обволакивает внутренние органы, выжигая демона изнутри.

Остатки Вельзевула распались на сотни крыс, глаза каждой светятся красным.

Они побежали прочь и крикнули напоследок – Это еще не конец…

Сколько разрушений…

Сколько трупов вокруг…

Тела скрючены в неестественных позах, некоторые медленно горят.

Потушить бы, а то родная мать не узнает…

Масштабы сопоставимы с терактом, причём не самым маленьким…

– Ни одна война не обходится без жертв. На сегодняшний день и в будущем, мы воюем преимущество за радость будущих поколений.

– Чтобы ваши дети и внуки жили счастливо, родителям придется потерпеть. Мы сеем пепел, чтобы они дышали цветами. Трезво рассудил архангел.

Вот уж бездетным не повезло…

Я не слушал внимательно…

Взгляд утонул в глазах девочки лет семи – её кукла продолжала сжимать окровавленную руку.

Покой нам только снится…

* * *

Они ворвались как тайфун из свинца и криков. Люди. Те, кого я пришёл спасти.

Начали палить во всех заложников и оставшихся прихвостней демона без разбору.

Один наставил ствол на меня…

Я слишком изнеможён чтобы сопротивляться, гильзы посыпались на пол одна за другой.

Первый выстрел попал в живот. Боль ударила, как молот на наковальне. Второй – оторвал челюсть.

Я почувствовал, как язык болтается на шее, мокрый и скользкий как щупальце осьминога.

Какая боль! Какой ужас! Какая нелепость – выжить в схватке с демоном, но умереть от рук человека!

– Беги, сынок! Амалиэль впервые обратился так ласково…

Я расчувствовался и побежал…

Кровь хлестала из тела – как из дырявого ведра. Пули в животе грохотали, как шары в лотерейном барабане.

Вдруг прямо по курсу из помещения уборной выходит рыжий парень с девушкой.

Он на ходу застегивает ширинку, а еще крылья за спиной цвета ржавчины!

Это еще кто!?

Я бы спросил, но язык болтается как шланг…

– Лилит? Удивленно произнес Амалиэль…

Парень взглянул на меня, и я понял… он видит урода.

Кулак врезается в лицо.

Как далеко я улетел, сдирая кожу об бетон…

Такой боли и мощи я даже от Вельзевула не почувствовал…

Захоти – он бы меня и демона напополам разломал…

Угодил прямо под ноги спецназовцу.

Он поймал взгляд, и мы друг друга поняли. Посмотрим через сколько пуль я потеряю сознание…

– Не стреляйте в него! Отбой! Я говорю не стрелять!

Дуло автомата загородил переговорщик…

Синие крылья…

Вот вам и вечер встреч выпускников…

– Это ангел спасения Ариэль… Шепчет Амалиэль… – Неловко предстать пред союзником в таком виде… Стыдился Архангел…

А мне блин не неловко с вывалившейся челюгой!?

Ангел спасения навис надо мной – как чайка перед рыбьей тушей.

Юноша связался с начальством. Меня погрузили на носилки. Вертолет ревел как раненный зверь.

Моей первой гостью в больничной подземной палате была девушка. Еще одна из нашего племени…

Крылья совсем как бумажные…

– Парацельс. Старый… друг. Пробубнил Амалиэль…

Блин, а я думал, что я у тебя главный друг…

Даже заревновал немного.

Я на пару минут остался с Элизабет наедине.

Она села на край кровати.

Глаза как два бездонных колодца, в которых отражается свет лампы… а ведь если подумать – мои сверстники во всю гуляют с красивыми девушками, а не охотятся на преступников по ночам…

– Ты знаешь, что с тобой происходит? Какой ласковый голос…

– Я становлюсь… не собой… Синие прожилки под кожей пульсируют.

– Ты становишься орудием. Помни, любой меч может заржаветь, если не знать, зачем он нужен.

Она кладет руку на грудь я и чувствую, как внутри что-то меняется…

Будто вынули ржавый гвоздь, десятилетиями торчавшим в сердце.

И вправду – она доктор милостью Божьей…

Этому нельзя научиться, родиться такой надо.

Только посмотрит, ухмыльнется, скажет слово – и тебе уже легче, и все будет в порядке, и ничего страшного в жизни не случится…

Меня исцелили… Удивительно… Я стал еще лучше, чем до схватки с Вельзевулом.

Даже застарелые шрамы ушли…

Наши взгляды понимающе встретились и Элизабет ушла… а на смену ей, напевая на ходу турецкий марш, без стука – вошел майор Звягин.

Лицо как топографическая карта.

Редкие шрамы вместо рек, морщины вместо гор.

Красивый зараза, вот только глаза страшные, холоднее чем у хирурга.

– Меня зовут… Начал он.

Я перебил, сказав – Знаю. Элизабет предупредила, что это за человек… – Вы тот, кто будет задавать много вопросов. Звягин хищно улыбнулся…

– Он точно не демон? Удостоверился у Амалиэля на всякий случай.

Глава 20

Жизнь человека – бесконечная река страданий.

Он ныряет в неё с головой и пьёт воду большими глотками, давиться, но продолжает плыть, пока волны не выбросят его на берег, где на секунду позволено отдышаться.

Опять-таки, почему на секунду!? – Потому что радость – лишь временная отмель, при которой в горле не плещется соленая горечь.

При помощи ангела сострадания Наталиэль, я – стал тем, кто вычерпывает эту воду.

Высасываю ноздрями черные грязные лужи. Вырываю из грудной клетки гнилые корни обид. Выжигаю каленым железом память о том – как жена хлопнула дверью и ушла, как дети отвернулись и забыли, как начальник швырнул в лицо трудовую книжку со статьей…

Я – губка впитывающая грязь, чтобы другие могли смотреть сквозь чистые стекла.

Хоспис – моя обитель. Здесь я как феникс, сгораю от чужих агоний, но постоянно возрождаюсь, чтобы очередной умирающий уходил без боли…

Люди придумали это место не из милости.

Это крик в пустоту чтобы доказать Богу – Посмотри, мы еще не совсем твари! Пока здесь служит хоть один человек готовый носить утки, менять прокуренные простыни, слушать бред стариков о первой любви – мир не окончен, в обществе еще не перевелись хорошие люди.

Пока я стою у кровати, где мужчина с онкологией взывает к мёртвой матери, а старуха сжимает мою руку представляя – что рядом стоит супруг, ад не поглотит мир до конца.

– В прошлом мире я была тенью на руинах. Голос Наталиэль скользил по стенам как дым.

Кошачьи глаза мерцали, со мной ангел взаимодействует в облике симпатичного зверя.

– То было жестокое время… Мужчины теряли жизнь на поле боя, матери, хоронили детей в безымянных ямах… Ангелы твердили о “великой” цели, а демоны смеялись в ответ…

– Я могла лишь шептать людям – простите… Моя душа радуется тому – что я смогла отыскать тебя Михаил. Вместе мы сможем положить конец страданиям.

О есть ли в мире, и существовала ли когда-то женщина, столь прекрасная и достойная похвалы – как Наталиэль…

– Твой Небесный Отец садист. Он дал людям кожу – чтобы чувствовать боль, сердце – чтобы оно трескалось как глиняный горшок. Зачем? Чтобы я вытирал слезы платочком при очередном обходе?

Кошка прыгнула на подоконник и силуэт растаял в лунном свете.

– Они плачут, потому что помнят время, когда можно было не плакать. Ты проводник воспоминаний и даешь им возможность отвернуться от старых обид и сосредоточиться на лучшем.

За дверью стонал новый пациент.

Алкоголик с разросшейся печенью.

Его страдания пахли дешевым портвейном и рвотой…

– Даже если я превращусь в червя, пожирающего гниль и яд. Ты будешь со мной и станешь моим “антидотом”. С тобой Наталиэль, мне не страшно уже ничего.

– Пока есть ты и я, они не умрут как брошенные хозяином щенки. Я заставлю их улыбнуться, даже если для этого придётся выжечь свою душу.

Наталиэль коснулась моего лба влажным носом.

– Я буду сострадать всем, но в первую очередь тебе… Мой хороший…

Мой следующий пациент – старушка Зинаида.

От неё веет тоской, как радиацией из чернобыльского реактора.

Когда прохожу мимо её палаты – коленки подгибаются от ужаса, воздух густеет и пропитывается невыплаканными слезами.

После сделки с ангелом, я чувствую тоску и силы тоски людей на расстоянии.

Старушка сидит на койке, болтая ножками, как девочка на качелях.

Жаль, но с годами эти стройные ноги превратились в высохшие штанги, обтянутые жёлтой кожей.

Взгляд пустой, будто эмоции моль съела, но я вижу: её душа мешок с камнями, каждый камень подписан – «Не родившийся сын». «Мать, которую не обняла». «Любовь, проданная за гроши».

– Зинаида, вас что-то гложет? Интересуюсь, ставя на стол тарелку с манной кашей.

– Нет, уже не важно, ничего не важно… Отвечала она.

Просто так старушку не разговорить…

Без божественного вмешательства не обойтись…

Накануне, я дал ей снотворное и пришел ночью для перекладывания тяжелого груза на собственные плечи.

– Я с тобой… Шепчет Наталиэль в облике кошки.

Мне ничего не страшно…

Кладу ладонь на лоб.

Холодный пот и морщины…

Её прошлое и мысли врываются в меня. Биография с момента рождения проматывается перед глазами…

Остается только стиснуть зубы…

* * *

Зинаида с детства следовала постулату – жить нужно в первую очередь для себя, грех размениваться на кого-то постороннего. Господь подарил ей тело, которое мужчины охарактеризовывают как шедевр.

Девушка была красивой и знала себе цену.

Училась средне, но не переживала за тройки и образование, ведь симпатичные люди как правило – легче устраиваются в жизни.

Родители были просты до безобразия, но старались сделать всё возможное для единственной дочери.

Вот только Зинаиду происхождение и перспективы не устраивали… Она с молоком матери впитала что достойна получать от жизни все материальные блага – какие только может подарить прогресс.

В четырнадцать лет груди уже были как спелые груши, а бедра призывно качались как у Мерлин Монро. Мать шила ей платья из занавесок, а отец прятал глаза, когда дочка проходила мимо в полотенце.

Стройные ножки, милое овальное личико, блондинистые волосы и даже мысль в глазах во время разговора мелькает.

Ну чем девушка не мечта?

– Красота – твоё оружие. Говорили подруги, крася губы сворованной у матери помадой.

Уже к восьмому классу она прониклась женским предназначением, потому что ничем другим проникнуться не могла. В ту пору каждый одноклассник норовил ухватить её за красиво развитые вторичные половые признаки…

Некоторые удостаивались чести потрогать и первичные…

Так она и начала гулять или трахаться, тут кому как удобнее. Её нравилось и то и другое. Первый любовник – директор местного дома культуры. Он подарил ей капроновые чулки и научил курить до хрипа.

Он был старше и мудрее, мог любому дать по морде, заплатить за ужин в кабаке и покувыркаться тоже любил. Желание секса было естественным и ей нравилось ощущать силу своих крепнущих чар, ей нравилось своё красивое тело и тот волнующий смысл которое оно придавало мужчинам.

Мать конечно била её пару раз и говорила – что разучит блядовать, но увы, поздно было воспитывать.

Разумеется, с подобным образом жизни, сложно не забеременеть, ведь её хотели круглосуточно и в разных местах.

Она на всю жизнь запомнила тот первый эпизод…

Семнадцать лет – аборт. В женской консультации она встретила сочувствия меньше – чем убийца у матери убитого им сына.

– Уже пятая за сегодня… Что милочка, дорвалась до сладкого? Язвила врачиха и добавила – Теперь узнаешь, что за удовольствия нужно платить.

И Зинаида узнала…

В поликлинике в будний день, на неё сначала цыкнула уборщица, что она натоптала по помытому, а затем девушку выпотрошили как курицу и крикнули в спину – Следующая!

Уже дома, покуривая сигареты, она вспоминала как варилась в горячих ваннах, выпивала залпом две бутылки – прожигая нутро, надеясь спровоцировать выкидыш и обойтись без унизительных процедур…

И потом девушка засмеялась в истерике. Смех звенел, как разбитая бутылка.

Она думала – Это плата за билет в красивую жизнь. Но билет оказался в один конец…

Нужно было расти дальше…

Впереди переезд в столицу.

Тускло и занудно красивой девушке, почуявшей себе цену, коротать жизнь в захолустном городке. Зачем обычный муж со средней зарплатой и срущиеся дети, если в жизни так много неизвестного и красивого?

Слишком рано для семейной круговерти…

Столица встретила её приветливо. Красивым людям всегда расстелены ковры ручной работы.

Попробовав одного столичного мужчину и переключившись на другого, девушка выяснила – что ничем кроме денег они не отличаются…

Тело стало валютой.

Музыканты писали песни о её бедрах, а бизнесмены хоронили в них лица после тяжелого рабочего дня. Она носила шубы, каждую от разного мужика – как трофей, а абортировалась теперь в платных клиниках где на стенах висели картины с ангелочками.

– Вы точно хотите прервать беременность? Спрашивала врач в пятый раз.

Частным врачам платили достойнее, и они по служебным обязанностям, проявляли трепетное отношение.

– Конечно! Мне скоро на море отдыхать! Отвечала Зинаида, закуривая…

В операционной душно и лампы жужжат.

Однажды, лежа под капельницей она услышала шепот медсестры – Матка, как решето… Но девушка лишь сильнее затягивалась сигаретой. Дым выходил кольцами – как свадебные обручи, которых у неё никогда не будет.

А чуть попозже, девушка добилась увольнения врача за неуместный комментарий.

Пристрастий всё больше, годы бегут и радости в жизни много! Вот только удовольствия приедаются, а тоска никуда не уходит…

И вот – ей впервые отказали…

К тридцати годам зеркало стало врагом.

Морщины – паутиной с запутавшейся душой.

Мужчины предпочитали двадцатилетних.

Крушение.

Денег она к средним годам не сберегла, всегда тратила не в меру и устроилась на простую работу.

Недополученная слава её бесила и нервировала.

Тоска съедала сердце, и чтобы облегчить бремя – нашла простого мужа, вот только детей уже не родила, круглосуточные аборты дали осложнение.

Муж ушел к другой, сумевшей подарить ему сына.

Потеряв всё до конца, Зинаида осознала, что страсть как хочет обычную семью и нищего заботливого мужа!

Она бы с радостью сказала матери – что та права, но было поздно…

Родители состарились и умерли…

А что дальше? Нужно чем-то заполнить пустоту.

Психологи, антидепрессанты, молодые любовники однодневки…

Но дыра в сердце росла и в итоге в ней поселилась онкология…

* * *