Текст книги "Стань моим спасением (СИ)"

Автор книги: Elli Sansone

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц)

========== Глава 1. Кэрол ==========

– Кэрол, детка, ну где же ты? Время обеда давно прошло! Кэрол! – она обошла все укромные уголки, которые так любят подростки, но нигде не нашла свою непокорную дочь.

Дом был очень старым, полы скрипели, крыша слегка протекала, но это были такие пустяки по сравнению с тем, что Он делал для нее. Для них всех. Он был их единственной надеждой на спасение, их маяком во тьме, поддержкой и опорой в темные времена. Ее чувства были больше, чем любовью, они были благоговением. Уважением. Принятием. Подчинением ради общего блага.

– Детка! Ты же знаешь, что нельзя пропускать общую трапезу, тебя накажут. Если ты немедленно выйдешь, я попрошу накормить тебя прежде, чем ты попадешь в место Раздумий! Девочка, рано или поздно тебе придется выйти, лучше, если тебя найду я, а не дежурные братья. Кэрол!

Слыша глубокий и уютный голос матери, она только сильнее съежилась в своем убежище. Девушка была уверена, что ее не найдут, пока она сама не захочет. А она не хочет смотреть на одни и те же лица, слышать заунывные проповеди, целовать Его руку в благодарность за кров и хлеб. Она его ненавидела. Да, ненавидела и ей совсем не было стыдно за такие мысли. Мать говорила, что стоит только начать пестовать в себе противоестественные и крамольные мысли, они прорастут болью и кровью. И раскаянием. Но Кэрол совершенно не испытывала ничего подобного. Ненавидеть Его стало ее молитвой, ее способом смириться с тем, что они с матерью здесь, среди прочих. Кто поверил в Его речи. Кто отдал Ему все, даже саму жизнь. О, Кэрол прекрасно знала, что бывает с теми, кто пытается убежать, проявляет волю и оспаривает Его слова.

Они умирают. Медленно, мучительно, невероятно жестоко. Их травят собаками, выгоняют в лес, в дремучую чащу, не дав даже воды. Если хочешь, чтобы тебя не сожрали – беги. Но бегство твое напрасно, ибо в лесу не выживает никто. Медведи, волки, лисы, даже птицы прилетают поужинать тем, что останется от человека. Никто не найдет. Связи нет. Больницы нет. Полиция закрывает глаза, ведь они честно платят налоги, выращивают овощи и зерно, ловят рыбу, которую затем продают. Их джемы и соленья славятся по всему округу, их дети всегда сыты и здоровы, они хотят в школу – единственную в округе. Женщины шьют одежду, мужчины охотятся.

Их небольшой поселок так и называется – Райская поляна.

И только для нее одной это место хуже ада, хуже голода и нищеты, ужаснее самой смерти. Потому, что она знает. О, она одна знает, что происходит. Она видела. Но бежать ей некуда. Мать не верит ей и только неистово молиться, чтобы Он не узнал, что рассказывает ей Кэрол, чтобы Он не лишил ее своей милости из-за того, что ее вторая дочь – сумасшедшая.

– Кэрол! Немедленно выходи! – в голосе матери появляется еле сдерживаемое раздражение, и она понимает, почему. Остается три часа до отбоя, а мама сегодня дежурит всю ночь в храме, где должна поддерживать огонь в очаге Благоденствия, читать молитвы и приглядывать за младенцами, матери которых сегодня заняты на кухне или в поле. Работа идет непрерывно, одни сменяют других, все ради общего довольства и сытости. Ради того, чтобы Он был доволен.

Кэрол прекрасно знает, что ее ждет, если она выйдет из своего укромного уголка, где прячется далеко не первый раз. Сначала ее ждет комната Раздумий, затем Покаяние и Наказание, за которое она затем должна будет благодарить Его. Никакой еды до утра. Ночь, проведенная в одиночестве в маленькой сырой комнатенке, где вовсю гуляет ветер и нет ничего, даже клочка ткани, чтобы прилечь. Голый пол, грубо оштукатуренные стены желтого цвета, заколоченное снаружи деревянным щитом окно. После Кэрол предстоит перед всеми братьями и сестрами просить прощения и смиренно принимать наказание в виде десяти ударов плетью. Спина после долго кровоточила и рубцы уже не проходили. Она знала это на ощупь, ведь зеркала, провоцирующие тщеславие, в общине были запрещены.

– Кэрол, я считаю до пяти! Иначе искать тебя будут братья и сестры, а меня накажут вместо тебя! Ты этого хочешь? Я готова понести свою ношу, но готова ли ты? – высокий голос матери сорвался на фальцет, когда девушка, наконец, решившись, выскользнула из потайного лаза в полу, тщательно прикрыв лаз и посыпав его песком.

– Я здесь, мама. Мы еще успеем на трапезу. Идем, – бросила Кэрол, широким шагом устремляясь в общую столовую, расположенную в главном корпусе и не оборачиваясь, зная, что мать идет следом, неодобрительно качая головой и ее каштановые с серебром косы покачиваются к такт хромающей походке.

В столовой с аккуратными симметрично расставленными деревянными столами и лавками стоял равномерный гул голосов. За трапезой положено было делиться новостями и достижениями дня. Братья сидели по правую сторону от Его стола, сестры – по левую. Кэрол подошла к раздаче и налила две миски овощной похлебки себе и матери, взяв также по ломтю свежеиспеченного хлеба и стакану воды. Они все питались одинаково, овощи, немного мяса, свежая рыба и чистая вода из источника в лесу. Любые напитки, кроме воды, сладости и фаст-фуд были запрещены, как засоряющие тело вещества. По утрам дежурные сестры варили кашу, яйца и пекли пресный хлеб. В школу на ланч детям давали вареную рыбу или мясо, овощные запеканки или рис. Одноклассники косились на нее поначалу, но мисс Лестер, учительница, велела уважать веру и убеждения, так что насмешки из явных стали тайными – ей подкладывали крыс и лягушек в сумку, связанную матерью из голубой пряжи, дергали за неизменные туго заплетенные косы и выкрикивали обидные прозвища вслед.

– Вы опоздали, – пожурила наперсница матери, Патриция.

– Просто Кэрол засиделась за чтением, – торопливо произнесла мать, – прилежность – ее самая сильная сторона.

Надкусывая хлеб, Кэрол с издевкой подумала, что мама даже не подозревает, насколько она прилежна в своем стремлении уничтожить это место до последней деревяшки. Так, чтобы никто не выжил, включая ее саму.

После еды она задержалась на пару минут, убирая посуду за старшими и протирая стол сестер, как последняя пришедшая на трапезу. Бросив быстрый взгляд на Его стол, она выдохнула и прикусила губу, поняв, что Он ждет ее.

– Кэрол, дитя мое, – Он протянул руку, позволяя ей поцеловать ее и милостиво глядя на девушку, – как тебе хлеб и пища, добытая праведным трудом братьев и сестер?

– Как всегда, я благодарна за дары, что так щедро снисходят на меня, – тихо и невыразительно произнесла она, целуя ненавистную руку и представляя, как Он захлебывается в зловонной канаве. Или горит заживо. Или его собаки жрут еще живую плоть, а он истошно орет.

– Ты опоздала и задержала свою мать. Ты знаешь, что за это полагается, – не меняя мягкого и ласкового тона, сказал Он, напрасно пытаясь поймать взгляд ее удивительно ярких, оттенка топаза, голубых глаз и разглядывая тонкую, но вполне оформившуюся фигурку в простом домотканом платье из овечьей шерсти с длинными рукавами, доходящем Кэрол до колен и не скрывающем округлость груди и ягодиц.

– Знаю, – отозвалась Кэрол, пряча глаза, чтобы не видеть его гнусную рожу с рыжеватой бородкой и деланно кроткими серыми глазами. Она прекрасно знала, о чем он думает, но предпочла бы, чтобы ее затравили собаками, чем… чем сделать то, что делала каждая женщина общины, едва ей минет шестнадцать.

– У тебя есть оправдания твоему поступку, дитя? – спросил Он. Кэрол своим упорным неповиновением его даже восхищала, но он не делал никому поблажек. Даже родной дочери. Правила, которые сам Бог велел соблюдать, требовали от женщин покорности и смирения, какая бы участь им не предстояла. К тому же, скоро она войдет в возраст настоящей женщины и пройдет через обряд посвящения. То, что она его дочь, не делает ее особенной.

– Я готова понести наказание, – проговорила Кэрол, даже не пытаясь возражать.

– Хорошо, – вздохнул он, – я сам тебя провожу.

Следуя мимо общей гостиной и библиотеки, где могли после трапезы находиться те, кто не был занят работой, Кэрол гордо приподняла подбородок. Да, она чаще всех попадала в комнату Раздумий и это было глупо, ведь спина когда-нибудь не заживет, а к врачу ей нельзя, но после того, что она узнала от той, которая была ей сестрой и подругой и осознала, что та же участь ждет и ее саму, девушка не могла сдержаться. Она часами строила планы в голове и отбрасывала их за несбыточностью, вынашивала мечты о мести. Ее тайное убежище помогало не сойти с ума. Там она могла немного вздохнуть. Там ледяной страх отступал, хотя бы ненадолго, ведь до ее дня рождения оставался всего месяц.

– Просто делай то же, что и всегда, Кэрол. Молись, дитя. Утром за тобой зайдет мать, – Он запер за ней дверь крохотной комнатушки.

«Я помолюсь, отец. О, я помолюсь за то, чтобы ты горел. Наяву и после смерти», – подумала Кэрол, привычно забившись в угол, где дуло чуть меньше и слабый луч лунного света проникал через заколоченное окно.

Эдвин Дженнер вернулся в свои комнаты, куда был запрещен вход всем, кроме тех, кого он звал лично и присел в глубокое кресло перед камином, любуясь ярко горевшим пламенем. Сегодня ночью он будет один. Ему нужно подумать, как же быть с Кэрол. Порой ему казалось, что он видит ненависть в ее огромных голубых глазах, но Грейс, его жена в прошлой жизни и мать девочки, уверяла, что подобного и быть не может. Он спас их всех, привел на землю обетованную, дал пищу и крышу над головой, Кэрол даже ходила в местную школу, не все дети общины удостаивались такой чести, но он хотел, чтобы дочь, когда вырастет, стала его надежной союзницей, а для этого она должна развивать ум. Бывший ученый и профессор естественных наук в университете, он знал, что мозг необходимо питать знаниями… тем, кому это затем пригодится, конечно.

Грейс была внушаемой, как и все прочие. Община насчитывала сто пятьдесят человек и все они, как один, превозносили его и радостно подчинялись приказам. Одна неудача – София, которая после ритуала посвящения убежала в лес и была возвращена в общину полумертвой и совершенно свихнувшейся. Благо, от полученных травм она быстро умерла, не успев посеять смуту в стройных рядах его людей. Как хорошо, что на его стороне верные люди вроде Эда Пелетье и других парней, прекрасно осознающих, что рай нужно создавать своими усилиями, не надеясь ни на кого.

Особенно на Бога, которого нет.

Эд был невероятно доволен, узнав, что после вступления в возраст, Кэрол станет его женой. Сильный двадцатилетний парень был готов к созданию семейного очага, тем более, с дочерью Дженнера, их лидера. Это укрепит его позиции, как доверенного лица, а в дальнейшем, когда у них появятся сыновья, он станет самым влиятельным человеком в общине.

Он не прогадал, выделив из толпы именно этого парня. Кэрол будет довольна тем, как он устроит ее. У молодых будет отдельный домик, что являлось большой роскошью. Не всякая семья могла жить сама по себе, обычно дом делили три – четыре пары с детьми или без. Чем больше было сыновей, тем больше привилегий у семьи.

Правда, было одно, но – никто не мог покинуть общину. Это было запрещено, те, кто произносил вслух подобные мысли, замолкали навсегда, живые или мертвые. После побега Софии и последовавшего за ним наказания, никто больше не решался даже подойти к лесу.

Кэрол задремала под завывания ветра, свернувшись калачиком на ледяном полу. Ей снилась ее старшая сестра София, такая красивая и добрая, которая верила в Него. До конца. А затем, когда от нее почти ничего не осталось, только кости, обтянутые посеревшей кожей, грязные свалявшиеся волосы и горячечный, со свистом шепот. Сухие губы, почти вцепившиеся в ухо Кэрол. И ее рассказ, от которого кровь стыла в жилах и ненависть пополам с жгучим страхом наполняла нутро.

Под утро она увидела во сне худого темноволосого мальчишку в охотничьей куртке и с арбалетом, небрежно перекинутым через плечо. Серо-голубые глаза странно выделялись на скуластом лице, мозолистые пальцы сжимали ее ладонь. Она поняла, что он позаботится о ней. Она доверяла ему.

– Кто ты? – Кэрол проснулась с этим вопросом, который произнесла вслух. – Кто ты такой?

========== Глава 2. Дэрил ==========

Сначала он подумал, что это гребаная шутка, но она, трясущаяся от ломки и прячущая покрасневшие глаза, уже запихивала в потрепанную сумку свое барахло. Он тупо смотрел, как растет гора непонятных вещей посреди их как бы гостиной.

– Че встал, сестренка? Шмотье собирай, у нас прислуги нету! – проходивший мимо Мэрл больно толкнул его в бок.

– Куда мы едем? – требовательно спросил Дэрил, хватая мать за руку и заставляя посмотреть в глаза. – Зачем? Ну?!

– Собирайся, малыш, – прошелестела Молли Диксон, – по пути расскажу. Тебе понравится, обещаю.

– Никуда я, нахрен, не поеду! – взорвался Дэрил. – Тут останусь, валите на все четыре!

– А домик-то уже не наш, Дэрилина. Тю-тю, да, Молли? Проебала его, наркоманка проклятая. Жив бы был папаша, он бы тебя отметелил, – издевательски протянул Мэрл.

Молли всхлипнула, утирая нос рукавом. Старший сын был просто копией отца. Иногда она боялась Мэрла, боялась, что он просто убьет ее… Ему уже исполнилось восемнадцать – здоровенный мускулистый парень с грубым голосом и замашками заправского уголовника. Она знала, что он приторговывает крэком, но попросить у него дозу не решалась. Ей нужны были ее таблетки. Оксикодон. Ацеторфин. Или морфий. Только бы избавиться от этого чувства, грызущего ее изнутри. От этого страха, который не давал ей спать. Разве ей много надо? Она просто хочет, чтобы боль ушла, черт возьми, и она смогла немного поспать.

– Это правда? Мама, как ты могла, – Дэрил в отчаянии запустил пальцы в волосы. Только все стало налаживаться после смерти отца, как Молли слетела с катушек. В очередной раз.

– Прости, мне так жаль, – заскулила мать, – я задолжала за таблетки, Гордон поднял цены, снова… А в закусочной меня видеть не хотят… Я… я не знала, как быть. Мне просто надо немного поспать, Дэрил. Просто поспать.

– А где мы будем жить, а? И на что? – обреченно произнес Дэрил, понимая, что уехать придется. Парни Гордона церемониться не будут.

– Моя подруга, Патти, вы же ее помните, да? Бывшая жена толстого Отиса, – возбужденно заговорила Молли, – она в Висконсине. Прислала мне письмо, как она хорошо устроилась. Звала к себе, у нее много места, домик в долине, недалеко от реки. Тебе же нравится лес, да, Дэрил? А в реке полно рыбы, проживем. Я буду работать…

– А колеса жрать кто будет, а, Молли? – Мэрл покрутил пальцем у виска. – Я тебе денег не дам, извини. Мелкого использовать тоже вряд ли получится, он староват попрошайничать на улице, изображая голодный обморок.

– Хорош, Мэрл, не видишь, ее ломает, – поморщился Дэрил, – есть у тебя чего? Дай ей.

– Охренел, сестрюня? У меня товар не казенный, – оскорбился Мэрл, уже загрузивший в старенький пикап свои нехитрые пожитки.

– Я заплачу, блин, только дай! – бросил Дэрил, хватая мать за плечи и подводя к дивану, на который она повалилась, закатывая глаза и капая слюной на и без того грязную блузку.

Мэрл кинул ему пару таблеток, которые он всунул между приоткрытых губ матери и влил следом немного воды. Она не всегда была такой, просто в какой-то момент наркотики заменили ей радость жизни. Отец тогда сильно поколотил Молли и ей прописали морфий, с которого она так уже и не слезла.

– Сыночек, – прошептала она, пытаясь обнять Дэрила, но он резко вскочил, уворачиваясь и ушел в свою комнату за вещами. Брать ему было не особо что, как и Мэрлу. За пятнадцать лет своей жизни он нажил только арбалет, стрелы к которому делал сам и немного одежды. Увязав шмотки в узел и запихнув его в драную спортивную сумку, он прихватил арбалет и охотничий нож и спустился вниз. Молли лежала с закрытыми глазами и на ее лице было написано блаженство.

– Ты поведешь или я? – деловито спросил Дэрил, привычным движением подхватывая мать и усаживая на переднее сидение пикапа.

– Пока я, выедем из Миннесоты – сменишь, – сказал Мэрл, закуривая и садясь за руль.

Они ехали очень долго, куря одну сигарету за другой и меняясь, когда кто-то один начинал клевать носом. Молли дремала, изредка бормоча себе под нос невнятные истории, перемежающиеся ругательствами и вскриками.

– Короче, в мотеле заночуем, иначе пиздец, сил нет ехать, – сообщил Мэрл, – я заплачу за один номер, так и быть, но кровать моя и выносить тазики с блевотиной за Молли я не буду, усек, Дэрилина?

– Да, – угрюмо подтвердил парень, которому было не в новинку ухаживать за матерью. Мэрл был неожиданно добр эти два дня, что они провели в дороге, делился сигаретами, менял за рулем, даже сунул Молли еще пару таблеток. Надо брать, что дают – это Дэрил за свою короткую несчастливую жизнь понял четко.

Втаскивая мать в номер, насквозь провонявший марихуаной, он сглотнул накатившую от дурного запаха слюну. Он ни разу не пробовал ничего, что толкал Мэрл или употребляла Молли, его мутило от одной только мысли о наркотиках. Нет уж. Они сгубили отца и тянут мать в ту же пропасть, он не хотел того же для себя. Хотя если задуматься, он вообще мало чего хотел. Как зверек – тихую норку, немного еды и покоя, на большее его усилий не хватало. Слишком он был занят выживанием. Летом и осенью было получше – Дэрил охотился с арбалетом, рубил дрова соседям и таскал разные тяжести старушкам в округе. Денег давали редко, но еды было много. Одна из соседок, особо жалостливая, всегда зазывала мальчишку пообедать, наливая ему полную миску душистого супа, а затем и мясной рулет или колбасу, иногда даже стейки. Ее звали Лора, и она была одинокой чудаковатой женщиной лет пятидесяти. Взамен он приносил ей дрова, воду, помогал донести из магазина покупки – своей машины она не имела.

– Ты жрать хочешь? – спросил Мэрл, вваливаясь в комнату и обозревая дешевый синтетический ковер, вытертый по краями до прозрачности, подпаленные грязные занавески, мутные окна и продавленный диван. Опробовав единственную в комнате кровать, брат тяжело вздохнул.

– Хочу. Я могу сходить в лес, подстрелить белку, – предложил Дэрил, устраивая Молли на диване и укутывая в видавшее виды покрывало.

– Забей, пошли нормально поедим, я там видел Мак, – сказал брат, – кто знает, что нас ждет в этом ее Висконсине.

– Чего видел? – переспросил Дэрил робко.

– Увидишь, – рассмеялся Мэрл, дружески пихая его в бок.

Жадно вгрызаясь в гамбургер и торопливо хватая прямо руками диковинные ломтики картошки, тут же суя их, горячие, в рот, обжигаясь, но не в силах оторваться, Дэрил не забывал всматриваться в окружающих. Многолетняя привычка. Отец любил подкрасться со спины и отвесить затрещину, от которой он, совсем еще мелкий, летел пару метров, воя и скуля от боли.

– Вкусно? – лениво поинтересовался Мэрл, потягивая пиво и заедая его луковыми колечками с остро пахнущим соусом.

– Угу, – пробурчал Дэрил. Он пил сладкую газировку, пузырьки котрой били в нос, и ему казалось, что жизнь налаживается. Если брата не посадят, а Молли и правда слезет с окси, может, они все же поживут спокойно? Хотя бы немного, хоть месяц.

– Мало ж тебе надо для счастья, Дэрилина, – фыркнул брат, – вот бы Молли откинулась, тогда бы был бы свободен, ага?

– Не, я не хочу, чтобы она помирала, – твердо возразил Дэрил, облизывая бумажку, в которую был завернут гамбургер.

– А чего так? – осведомился Мэрл. Мелкий был странный, но он его любил. Он был семьей – другой у таких, как они, не будет. Только они – родные братья. И Молли.

– Она – наша мать, – наивно произнес Дэрил.

– Че, любишь ее, что ли? – насмешливо протянул Мэрл.

– Не знаю, – признался брат, – но помнишь, она раньше… ну, готовила там. Помнишь, торт такой был, розовый. Липкий такой. На день рождения. Вкусный.

– Эх, ты, – пробормотал Мэрл, игнорируя вспышку злости. На Молли, ублюдка отца и вообще, на все то дерьмо, в котором им приходилось выживать. Он знал, что когда-то Дэрил ходил в школу, как и он сам, но он-то бросил из озорства, а потом сел по малолетке, а в тюрьме были книги, можно было получить аттестат. В отличие от него брат перестал ходить в школу лет в двенадцать, когда отец запил совсем, Молли начала торчать, не замечая, что ребенок ходит в незаживающих от ударов ранах на спине и руках. Мелкому было стыдно показываться среди нормальных детей. Все это Мэрл узнал позже, от одного из приятелей, когда вышел.

– Короче, не обижай ее, вот, – подумав, произнес Дэрил, шумно допивая колу из стакана.

– Договорились, – вздохнул брат, – но таблеток больше не дам, понял?

– Понял, – скривился Дэрил. Им осталось ехать несколько часов, он внимательно изучил потрепанную карту. Это единственный предмет, что он успел выучить в школе – география. Где какая речка, кто в ней водится, в какой лес соваться можно, а где подстерегают медведи, съедобные растения, грибы и ягоды – это был самый важный и нужный урок, который много раз спасал их с матерью от голодной смерти. Ну, а потом он сам выучился ставить ловушки, стрелять и обходить охотничьи капканы.

– Спи, понял? Иначе свалишься по пути, а мне возиться с вами обоими не по приколу, – серьезно велел Мэрл, валясь на заскрипевшую кровать и моментально засыпая.

– Понял, – буркнул Дэрил, устраиваясь на полу рядом с диваном. Молли похрапывала, пуская слюни на замызганную подушку. Он пристроил под голову свою сумку, накрывшись курткой и почти мгновенно провалился в сон.

Ему снилось синее-синее небо, весело бегущая прихотливо изгибающаяся речка, исчезающая в глубине леса, и он сам, сидящий у воды и завороженно наблюдающий, как голубоглазая девушка с кудрявыми волосами, спускающимися до самой земли, лениво перебирает тонкими белоснежными ногами в бурлящей воде, улыбаясь ему розовыми губами.

Он проснулся с бешено колотящимся сердцем и непонятным волнением, сжимающим грудь. Как будто она была… его. До этого он вообще не задумывался о девчонках, да они его и не замечали. Никому не был нужен грязный оборванный, вечно голодный мальчишка Диксонов. Приличные люди обходили их дом стороной, а девчонки из таких же семей, как его, думали о выживании, а не о том, чтобы перепихнуться.

– Кто ты? – прошептал Дэрил. – И где ты?

Через пару часов, когда он с трудом уснув обратно, его растолкал Мэрл, уже успевший отнести вещи в пикап и заставивший Молли принять душ, от нее несло так, что любой коп, остановивший машину, принял бы их как родных.

– Который час? – спросил Дэрил, разлепляя глаза и потягиваясь.

– Почти семь, так что двинем, чтобы добраться засветло, – отозвался Мэрл. – Эй, Молли!

– А? мать с трудом сфокусировалась на нем взгляд мутных голубых глаз.

– Как называется то место, куда мы едем? – Мэрл деловито рассовал по карманам сигареты, деньги и мобильный телефон, которым обзавелся пару месяцев назад, выиграв его в покер у какого-то лошка. На задней крышке устройства было выдавлено надкушенное яблоко и Дэрил тут же заявил, что эта хрень только для баб и годится.

– Райская поляна, сынок, – произнесла Молли, – правда же, замечательное название? Патти писала, что там самый настоящий рай!

Предчувствие, шевельнувшееся в глубине нутра, велело Мэрлу убираться подальше от названий подобного плана, но выбора особо не было. Денег было немного, всего-то пара косых, втроем они долго не протянут, так хоть за жилье платить не придется, если Патриция реально пустит их семейку к себе.

Он смутно помнил блондинистую тетку с вечной улыбочкой на бледном, без следа косметики, лице, которая частенько приходила к Молли. Та еще не ела таблетки горстями, а в их доме даже было подобие уюта, приготовленная еда и отец, который ходил на работу.

– Ну что ж, Моллс, посмотрим, рай там или ад, – попытался пошутить Мэрл, игнорируя ощущение, что им стоит держаться подальше от этого места.

========== Глава 3. Андреа ==========

Она проснулась в обычное время, на рассвете, спустила босые ступни на холодный пол и поежилась от резкого прохладного утреннего воздуха, врывающегося в открытую форточку. Вчера она забыла ее закрыть, вернувшись в свой крохотный дом позже обычного. Две комнаты – кухня и та, где она спала, были обставлены весьма скудно, но ей этого было достаточно. Превыше всего Андреа Харрисон ценила уединение, предпочитая быть одна в то время, когда не несла свою службу в качестве начальника Его охраны. И пусть она была слишком молода для подобной ответственности – ей едва исполнилось девятнадцать, Он выбрал ее среди десятка мужчин и пяти женщин, чем Андреа гордилась по праву. Не было в Райской поляне человека, более преданного пророку, чем она. В ее обязанности входило сопровождать Его за пределами общины, следить за исполнением Его воли, набирать новых охранников, если возникала необходимость и, конечно, пресекать волнения и недовольство, которые периодически возникали, угрожая благополучию всех жителей.

Вот, к примеру, Кэрол Дженнер. Его дочь. И источник неослабевающего беспокойства, бесконечных часов молитв и попыток помочь ей принять жизнь такой, какой она должна быть. Девушка не желала подчиняться дисциплине, делить обязанности со всеми наравне, как было принято и покоряться Его воле. Вчера она снова попала в комнату Раздумий, пятый раз за месяц. Так глупо себя вели только новички, разумным людям нравился четкий распорядок их жизни, отсутствие волнений о том, где им жить и работать, что есть, как правильно воспитывать детей. Здесь было все необходимое, и даже больше. Он подарил им стабильность и цель в жизни. О, Андреа прекрасно знала, что это такое – болтаться в неизвестности, не имея стержня и воли к управлению своей судьбой.

Она родилась в богатой семье и имела все, что только мог пожелать единственный ребенок – роскошные дома, машины, путешествия, правильное окружение, любой колледж, самые лучшие вещи и развлечения. Но внутри нее жила пустота, заполнить которую не могли книги, клубы, парни на мерседесах и бентли. И однажды она очнулась на больничной койке, с перебинтованными запястьями и разрыдалась, поняв, что еще жива. Выйдя из больницы, она жила то там, то здесь, игнорируя звонки родителей, а затем и вовсе переехала в Висконсин, не оставив адреса. И там познакомилась с Ним.

– Кэрол, – тихо сказала Андреа, проскользнув вчера после отбоя в комнату Раздумий. Ей, как начальнику охраны, многое позволялось. Конечно, посещать провинившихся было строжайше запрещено, на эта девочка, почти уже девушка, с сверкающим взглядом бирюзовых глаз, запала ей в душу с самого первого дня, когда Андреа попала в Райскую поляну. Девочка подбежала к ней, улыбаясь, и протянула вышитую красную ленту – символ гостеприимства общины.

Притулившаяся в своем любимом уголке Кэрол, с босыми ногами и в своем неизменном сером платье, хранила молчание.

– Я принесла тебе попить, до утра далеко, – продолжила Андреа, ставя на пол бутылку с водой, – не забудь потом ее выбросить, иначе подумают на Грейс.

– Не нужно было, – раздался напряженный голос девушки, – я ни о чем тебя не просила. Уходи.

– Послушай, твой бессмысленный бунт только вредит тебе, – принялась уговаривать Андреа, присев на пол и обхватив руками колени, – ну зачем ты это делаешь? Он всегда на твоей стороне, ты же знаешь. Кроме того, он отец тебе, разве отец может желать зла своей дочери?

– Может, – прошептала Кэрол, – о, еще как может. Ты уже забыла Софию, правда? Прошел год и ты забыла! А ведь она была тебе подругой!

– Она сама выбрала такой путь, – помедлив, проговорила Андреа. Воспоминания о Софии, о ее нелепой и такой ужасной смерти приходили глубокой ночью, не давая уснуть.

– Думаешь, она по своей воле побежала в лес? Зная, что ее выследят собаки? Думаешь, она была настолько дурой? – горько спросила Кэрол, стискивая зубы, чтобы не расплакаться. Рана была свежей, словно сестра вчера в последний раз говорила с ней.

– Она знала о последствиях, – ответила Андреа, прикусывая губу, – но ты – не она. Подумай о себе, Кэрол. Я прошу. Просто подумай.

– Я подумала. Но кто меня спросил, что мне нужно? – протянула Кэрол. – Уходи, Энди. Мне нечего тебе сказать, ты и сама все знаешь, но предпочитаешь закрывать глаза. Верная ищейка Эдвина – как и всегда. Иди, расскажи ему, как я его ненавижу! Расскажи!

– Я не сделаю этого, Кэрол, – сказала Андреа, – я на твоей стороне, что бы ни случилось, помни об этом.

Кэрол, глядя ей вслед, покрутила пальцем у виска. На ее стороне, как же. Так, как Грейс? Чуть что, бросающаяся к Эдвину с рыданиями, валяющаяся у него в ногах, похоронившая свою старшую дочь без единой слезинки?

Схватив бутылку с водой, она залпом выпила половину, задумчиво хмурясь. Интересно, почему Андреа продолжает приходить и приносить ей воду, а иногда и еду, если она так предана Ему?

Андреа, отрешившись от воспоминаний, умылась и заплела волосы. Надев простую белую футболку, брюки и жакет, она прикрепила к уху гарнитуру и направилась в большой дом. Пора было приступать к своим обязанностям, но сначала завтрак.

Поприветствовав тех, кто, как и она, начинал новый день в шесть часов, девушка села за стол сестер, взяв тарелку овсянки, стакан брусничного компота и ломтик серого, пышущего жаром хлеба. Сегодняшняя дежурная повариха постаралась на славу – все было невероятно вкусным и горячим.

– Доброе утро, Андреа, – вежливо склонила голову Патриция, присаживаясь рядом, – как ты спала?

– Прекрасно, хвала Господу и Пророку, – произнесла она стандартный ответ, – а ты?

– Благо, что просыпаюсь, – отозвалась Патриция, перекрестившись, – я хотела попросить тебя о беседе с новоприбывшими.

– Они уже здесь? – без особого интереса спросила Андреа, доедая кашу. Желающих поселиться в Райской поляне круглый год было хоть отбавляй, но не все подходили им. Был особый порядок принятия новых членов в общину – беседа с выяснением их прошлой жизни, умений, состава семьи, потребностей. И, конечно, готовности внести посильный финансовый вклад – деньгами, имуществом и всем, что они могли отдать. Взамен они получали дом или комнаты в одном из больших домов, кроме главного – туда селили только приближенных Пророка, членов подразделения охраны или их родственников. Андреа предпочитала жить отдельно, но остальные ее подчиненные обитали именно в главном доме, поближе к Нему. После беседы проходила проверка полученных данных, а затем прибывшие могли месяц прожить в Райской поляне бесплатно, познакомиться, показать себя. Если по прошествии этого времени, они не желали остаться – их отпускали за небольшое пожертвование, но таких не было ни разу, на ее памяти. Оставаясь же, люди отдавали все, что у них есть, получали благословение Пророка, проходили ритуал принятия в общину и становились братьями или сестрами. Если у них были дети до двадцать одного года, они становились полноправными членами автоматически.