Текст книги "To Stop (СИ)"

Автор книги: Элиза-чан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 16 страниц)

Иккинг задумался, мысленно будя брата и спрашивая его. Дракон фыркнул и примостился теперь ко всем спиной, чтобы его не беспокоили.

– Есть ещё щит с мини-катапультой. Но сомневаюсь, что на таком… эээ… обширном мужчине она сработает, мотка верёвки не хватит. Хотя, наверно, можно установить катушку побольше прямо сейчас…

– Значит, баллоны с газом, огненный меч и катапульта. Меч хоть острый-то?

– Ты стараешься меня обидеть прямо сейчас? Серьёзно?

Астрид открыла рот, чтобы что-то сказать, но тут же закрыла, моргнув пару раз.

– Да, прости, просто волнуюсь. Я ничего такого…

Её перебил такой сильный уставший вдох, что она увидела дым, поваливший изо рта Иккинга. Он посмотрел на неё с пониманием и даже заботой, беря под руку и сажая на кровать.

– Я знаю. Тебе не помешало бы поспать, хорошо? Я смогу со всем разобраться сам.

Астрид кивнула, прикрыла глаза на пару секунд, думая, что сможет подскочить при каждом шорохе. Естественно, она ошибалась. Ведь шкура под ней была такой мягкой, бой таким далёким, а огонь таким тёплым, что она не устояла; Громгильда еле-еле смогла докричаться до неё со своим драконьим рыком с улицы, ещё бы чуть-чуть – и по стенам полезла за своей всадницей.

А на улице всё же холодно. Хофферсон недовольно поёжилась и накинула на себя капюшон, зарываясь в мех носом и не видя дороги. Громгильда всё равно проведёт к арене, нечего было волноваться по таким пустым поводам; волнение растрачено на более важные вещи.

“Всё будет хорошо. Он сильный. Он справится”, – голос дракона слышался рыком и принимался в голове как нечто родное, совершенно не чужеродное, настолько они притёрлись друг к другу за жалкий месяц. Астрид лишь кивала, ориентируясь на шум голосов и топот разных ног. Над головой звёзды мерцали бриллиантами.

Иккинг стоял в одном углу арены, её отец в другом, затачивая топор невозмутимо настолько, что этого было достаточно для сомнений по поводу силы противника. Астрид не могла заметить, какой именно меч в руке держал её жених, но тот был явно тяжёлым в рукояти и не до конца сбалансированным. Зато под ногами лежал щит, совершенно невидимый для человеческого глаза без источников света – она сама бы не заметила, если бы не дракон, передавший мысленный образ прямо в голову.

“Хэй, дорогая, а ты сама за мной пришла или тебя послали?” – наездница почесала возле гребней своего дракона, всматриваясь по мере приближения в детали. Много полулюдей. Много викингов. Нет освещения.

Громгильда уркнула что-то и сделала два мощных взмаха крыльями, в следующий момент уже оказываясь по центру купола из цепей, разнося дребезжащий в ночи шум и привлекая внимание.

“Когда я шла за тобой, вождь мне прикрикнул, чтобы ты сидела здесь и не волновалась. Ты была вымотана”, – самодовольно, будто в этом есть действительно её заслуга, пояснила Злобный Змеевик, перехватываясь за цепи когтями удобнее и устраивая хвост, снова разнося дребезжание по всей ночи.

Иккинг резко поднял голову и, кажется, неловко улыбнулся.

“Он не будет стараться тебя излишне опекать. Он понимает твою суть, – Громгильда снова что-то уркнула вслух, на что в этот откликнулся уже Беззубик где-то снизу. Ночь всё же время фурий. – Теперь ночь будет их помощником”.

Драконы взревели.

Полулюди закричали.

Викинги заорали.

Все требовали крови. Чьей-нибудь. Кого-нибудь. Ведь кровь, пролитая за честь – правильно пролитая кровь

(Село солнце окончательно и бесповоротно).

Дрожь, когда дракон под тобой трясет весь купол из цепей, разнося скрежет металла по всей ночи сквозь дерущих глотку существ, стала самым незабываемым ощущением. Громгильда рвала цепи, рвала когти, требуя боя и справедливости. У Астрид перехватило дыхание, руки свело судорогой, а кровь прилила к голове и зашумела, когда чётко увидела картину: вот оно, вот он, вот он, вот их оружие, вот их бой начнётся. И все они сегодня их судьи.

Меч полыхал пламенем и, возможно, это было пламя справедливости и чести, что будут восстановлены. Пламя всей той испорченной насильно крови и испорченных жизней. Или обычный гель Ужасного чудовища, воспламенённый лишь малой искрой. И лишь та искра – скопление всего правильного, во что они верили весь месяц.

Остолоп засмеялся, загоготал, перекладывая топор из одной руки в другую, будто раздумывая, не поковырять ли им прямо сейчас в зубах. Иккинг лишь сильнее воспламенил меч и левой подхватил щит.

Стоик поднял руку, беря себе время и слово. Беззубик выпрямился и расправил крылья на всю ширь, внезапно загораясь изнутри синим огнём:

– Да начнётся бой!

– Да начнется бой!

– Бой правды и чести против лжи и бесчестия!

– Бой прр-р-авды и чес-с-сти против грязной лжи и бесчестия!

– И пусть победит правый!

– И да помогут наш-ш-шему будущему ярлу Боги!

– Ибо только он достоин!

– Ибо только он достоин! Иккинг р-р-разорвёт его! – Ночная фурия разорвал небо, ударив хвостом. – Вождь победит! – снова. – Ибо только он достоин! – и снова.

Драконы взревели одинаково ужасающе, яростно и протяжно, выпуская по три залпа в небо и разламывая его, призывая саму Хель и самих ангелов-воительниц судить бой. Захлопали крыльями, гоготали и зарычали. Громгильда затрясла цепи купола вновь, вызывая самые настоящие искры.

Глаза Иккинга горели в ночи. Он был Ночной Фурией. Он был ночной яростью. И теперь ему надо было доказать, что природа когда-то не ошиблась, давая ему вторую сущность (или не ошибся он, выбирая себе ипостась; магия сложна в своём понимании).

Первый выпад отца – она не дышит – и нога Иккинга тут же подкашивается, уводя из-под удара. Второй отблеск топора – от щита идут искры, катапульту то ли заело, то ли задело при ударе; даже Злобный змеевик не хочет видеть этого слишком точно.

Это довольно страшно, наблюдать глазами своего дракона в несколько раз ближе и чётче, чем своими, и иногда Астрид хочет закрыть глаза, но не может – картинка в голове, в мозгу, въедается под кожу и отравляет изнутри беспомощностью.

Они обмениваются ударами, сильными, лёгкими, режущими и даже колющими; Иккинг пытается выжить, ему всё сложнее опираться на ногу, а отец забавляется, загоняя добычу ближе к стене. Это охота. Это игра.

Отец ударяет прямо в шею – а там чешуя, чёрная, как небо над головой, и Иккинг практически победно улыбается, отскакивая в сторону и одним движением выбрасывая баллон с газом вперёд. Эта улыбка такая правильная для викинга и неправильная для юноши, что в голове что-то замыкает и скрипит натужно. Так могут улыбаться воины, так могут улыбаться драконы, но не Иккинг.

Отец напуган, зажимает нос рукой, чтобы не дай боги вдохнуть в любой момент взрывающийся газ, а толпа вокруг негодующе орёт. Негоже! Жулик! Бесчестие! Громгильда – это Астрид, и они не отрывают взгляд. Ведь Хэддок не идиот, чтобы взрывать самого себя или выдавать положение, когда можно спрятаться в дыму и нанести один точный удар. Но с его ногой удар может стать весьма неожиданным.

Он хромает, но не спотыкается, за завесой дыма высматривая пятно чуть темнее, чем всё вокруг. А потом бросается в ядовитую стену, смело вдыхая.

Злобный Змеевик гремит цепями, точа когти и готовая броситься в бой. Астрид начинает пересматривать своё отношение к своему же жениху; пожалуй, если проводить достаточно интересные спарринги, то даже он может получить от них удовольствие. Ну конечно. Он же получеловек, как-никак; у него в крови.

Раздаётся победный рёв. Жалкий, не гортанный, басистый и слабый – так слышится после месяца с драконами под боком. Астрид едва ли верит, что отец может убить Иккинга или даже покалечить; да что там, в это никто с Олуха не верит; Громгильда обводит взглядом трибуны и подмечает отсутствие дыхания у всё ещё живых. Будто они ждут того самого волка, будто ждут Хель воплоти, будто ждут Рагнарёк, чтобы сразиться с настоящей свирепостью. А дым рассеивается.

Иккинг сидит ошарашенно на заднице, потирая практически насквозь распоротую или откушенную щёку, Астрид честно не понимает, а затем он как-то ошалело смеётся, ощущая пальцами, насколько быстро кожа затягивается, затягивается, а на пальцах нет ни капли крови. Как и на топоре Мордоворота. Или на его зубах.

Какие последствия у чудесной травки, они узнают потом. А сейчас это пара секунд, которыми можно воспользоваться.

Вот только Остолоп воин, он лишние секунды, лишние удары давать не будет, и пока молодняк собирается атаковать, прижимает свою добычу к земле, пытаясь задушить. Ведь раз не получается ранить, всегда можно просто убить. Астрид с судорогой в ладонях вспоминает, что драконам плевать на отсутствие воздуха, только кадык главное не продавить.

А затем Иккинг принимает идеальное решение – оставшийся воздух выдыхает огромному викингу с воняющей бородой прямо в лицо, и этот воздух – дым с искрами. Вождь кашляет, отступает, зажмуривает глаза и не верит. Бред какой-то. А Астрид слышит Громгильдой треск искр в этом дыме, и думает, насколько сильно оно может сжечь лёгкие изнутри.

Ему нужна капля крови. И он её получает – мечом проводит по опущенной руке, и кровь алая, в ночи такая чёрная, бежит, стекая к грязным толстым пальцам практические без ногтей и капая на каменный пол арены для боёв. Вот он, настоящий бой. Как давно арена видела нечто подобное? Как давно ждёт настоящей крови викингов?

Иккинг не встаёт на ноги под яростные и свирепые оры победы драконов, он отползает дальше, как можно дальше и как можно быстрее от Мордоворота Остолопа со своим мечом в зубах, оставляя борозды от клыков, и вынимает последний баллончик с газом Престиголова. Предупреждает. Одним нажатием воспламеняет меч, говоря, что ещё чуть-чуть – будет взрыв, и ему всё равно, потому что дракон. А вождю руку оторвёт. Или ногу. Или прекрасной бороды больше не будет.

Громгильда не слушается, гремит всей ареной, полыхает китайским фейерверком из сказок прямо в небо, и ей вторят все драконы на арене, обрушивая пламя на ближайших живых существ. Жарко. Душно. Воздух выжжен.

Астрид почему-то плачет.

Она отключилась от глаз своего дракона и посмотрела вниз, своими глазами, сама, на поле бойни. Тысячами оттенков огня освещены две фигуры – и Иккинг, улыбаясь неловко, почесал затылок, отдавая честь. Он справился. Он не умер и не пролил свою кровь.

Астрид почувствовала, как её губы искривились в какой-то странной дуге, а во рту сразу стало сухо, будто она не пила весь день. Чего она боялась, в самом деле-то? Сражаться с противником, у которого каждая расовая особенность нацелена на выживание, который гораздо умней тебя, пусть даже был недавно ранен – это же проигрыш, всегда проигрыш. Её отец стоял неподвижно, не вытирая кровь с руки. Мама где-то на трибунах затерялась.

“Астрид, улыбнись ему”, – услышала она голос Громгильды, такой тёплый и родной, желающий исключительно счастья и добра.

Она улыбнулась. Вытерев слёзы и приветливо маша рукой.

– Победил Иккинг Хэддок, будущий вождь Лохматых Хулиганов! Он отстоял свою честь и свою правду перед богами, а боги подтвердили его правоту! – Стоик Обширный взревел как самый настоящий дракон, вызывая ещё больший шум, который мог оглушить даже глухого.

– Иккинг победил! Победа за нами! Мы правы! Драконы всегда правы! – Беззубик выскочил на середину поля, разделяя своего всадника и вождя викингов, закрывая брата крыльями, и прорычал это словно в лицо проигравшему, а затем выстрелил между цепей прямо в небо, распространяя волну ультразвука по всему ночному небу, пытаясь призвать всех доступных драконов.

Посмотрите, вот он, мой всадник. Посмотрите, какой он сильный.

И только попробуйте ещё раз подумать, что нас надо разделить.

Волны можно почувствовать прямо всем телом, как сильно они топтали землю и хотели прорваться к победителю, коснуться его, коснуться их будущего, того, кто сможет отстоять их перед глупыми людьми. Иккингу бы сейчас встать, да сказать пару пафосных фраз про равноправие и дружбу между народами, или хотя бы про честь, но встать он, кажется, не может.

“Громгильда, что с ним?” – девушка обеспокоенно поглаживала своего дракона рядом с короной рогов, где у её девочки всегда чесалось, а лапами достать не могла. Громгильда по-птичьи наклонила голову вбок, всматриваясь.

“Не может встать, очевидно. Наверное, трава или просто больно. Не знаю”, – она произнесла с искренним извинением в голосе.

Астрид подтолкнула её по бокам, и они наконец взлетели. Правда, быстро пикировав на какого-то викинга, отняли у него флягу, нюхнули для подстраховки на наличие ядов, а затем пробили дыру, где цепи соединялись с железяками, и пролезли самые первые. Вне очереди, так сказать.

Трава сгущала кровь. Ему нужна вода. Много воды.

– Давай, тебе нужно попить, – она коснулась его слишком холодного для дракона затылка, пытаясь приподнять, но Иккинг сразу передёрнулся, сам поднимаясь и облокачиваясь на каменную стену.

Он улыбался как-то жалко для того, кто победил самого вождя враждебно настроенного народа.

– Спасибо, – он отнял флягу и жадно глотнул, а затем тяжело задышал. – Представляешь, он правда хотел меня убить.

– Да, я говорила.

– Хэй, я до конца не верил. То есть, если бы он меня убил, его бы сразу все подожгли со всех сторон.

– Это поединок чести, – Хофферсон спародировала любимый жест жениха, передёрнув плечами, – он рассчитывал, что его не тронут, а вы ещё и кусок земли отдадите. Позже, когда у Стоика не будет наследников, так вообще сдадитесь.

Беззубик всё никак не хотел отходить от них, закрывая ото всех окружающих. Сейчас, когда все в эйфории или в безумной жажде крови, он не мог просто взять и порадоваться. Они могли сделать это потом, когда всё точно уляжется, но не сейчас, когда Мордоворот хотел свернуть шеи им обоим.

– Это глупо. Тогда они выбрали бы Сморкалу и полностью выжгли Остолопов. Никогда не смогу поверить, что кто-то может хотеть чьей-то смерти, – он покачал головой, допивая флягу до дна.

– О боги, Иккинг, – Астрид слишком восхищённо-неверяще выдохнула, прикасаясь самыми кончиками пальцев к моментально зажившей щеке. – Как такие, как ты, вообще могут существовать на свете?..

– На что ты сейчас намекаешь?

Девушка покачала головой, позволяя себе лёгкую глупую улыбку, затем поднялась, оставив на пару минут его одного, чтобы пришёл в себя, и вышла из-за крыла Беззубика.

Рядом с отцом уже стояла мать, перевязывающая руку, но он всё так же пялился на Ночную фурию, будто тот был главным врагом всей жизни. Но единственный его враг – его честолюбие. Вокруг сновали и другие викинги, теряя шлемы и ножи, бросая под ноги друг другу в горячих спорах, был ли поединок честным или вождь давно просто глупец, выживший из ума.

– Моих слов тебе было мало, и вот теперь ты потерял честь. Мне жаль тебя, отец, – она учтиво склонила голову в поклоне, признавая остатки авторитета. – Теперь ты не вождь. А ведь мой брак мог бы помочь. Я могла бы помочь.

Александра бросила предостерегающий взгляд, когда Остолоп наконец взглянул на свою дочь. Его маленькие чёрные глазки больше не наводили испуг или пелену отвращения к происходящему, но они были сами по себе всё такими же маленькими и чёрными, как его душа.

– Я всё ещё твой отец, а твоя помолвка недействительна. Ты не имеешь права перечить мне…

– Что же, – Астрид оторвала взгляд от своих родителей, переводя куда-то в сторону, на гремящие взрывы, – я сделаю всё возможное, чтобы этот брак стал истинным.

– Я не оторвал тебе голову только потому, что ты моя дочь. Пусть такая же гадина и тварь, как все вокруг, пусть от тебя прёт смрадом тёмной магии, но ты моя дочь. Мне жаль, что я воспитал тебя. Но цени это.

Громгильда чуть в стороне зашипела, наверняка жалуясь Иккингу на Мордоворота.

– Я ценю это. Ведь только благодаря вам двоим меня готовы здесь защищать.

– Викинги мстительны, – предупредила мама, поворачиваясь спиной, – берегись.

– А драконы справедливы, мам, – перед глазами встал образ близнецов, ругающихся из-за курицы и где именно делать ей гнездо. Справедливы. Всегда. Благородны и не мстительны. Просто справедливы.

К ним пробился сначала Сморкала, чуть позже Рыбьеног. Они оба, оставив драконов поговорить и поиграть после напряжённых минут, о чём-то наперебой говорили Иккингу, тыкая пальцами на сторону викингов, где всё ещё была суматоха.

Там стоял новобранец, вцепившись в звенья цепи своими тонкими медными пальцами, с искренней ненавистью на лице. Высокий и щуплый, ночью под светом огня он был как обгоревшая палка, которую вынули из костра и которой было приятно рисовать образовавшимися угольками прямо по камням.

Астрид посмотрела на Иккинга, качающего головой. Некоторые драконы ещё и слишком добры; это определённо помешает их жизни.

– Тогда, Хель подери, я сам! – крикнул Рыбьеног, уже отворачиваясь от своего друга с гримасой ненависти и отращивая мощный хвост-булаву. Его руки превращались в лапы, а нос вытягивался вместе с челюстью практически без треска костей, покрываясь чешуёй. Сарделька внезапно замерла, отрываясь от других веселящихся драконов.

Забияка никогда бы не была с ним. Она никогда бы не предпочла Рыбьенога своему брату и своей голове дракона, никогда бы не взяла его фамилию и никогда бы не родила ему детей. Но он был вправе восстановить справедливость, как и те Престиголовы, что крались чуть левее у самого стыка купола и трибун.

Беззубик крикнул один раз – все остановились. Родители Астрид давно растворились в толпе, но она ещё не смела подойти к команде, пока они обсуждали нечто столь важное. Пока Рыбьеног с отчаянием в глазах не повернулся к ней, готовый расплакаться и скрыть все свои драконьи признаки куда подальше, прося:

– Ну хоть ты ему скажи, Астрид!

Астрид растеряно посмотрела на всех сразу, не зная, что ей делать, подошла ближе, прикасаясь рукой к его плечу. Сейчас всегда белые волосы отдавали безумным рыжим огнём, с которым убивали своих врагов все драконы.

– Он поплатится, Рыбьеног, но не здесь и не сейчас. Это опасно для всех, понимаешь? – она крепче сжала его плечо, пытаясь всмотреться в глаза. – Чуть позже, когда все сядут на корабли, хорошо? Нужно немного подождать. Ты же умный, самый умный, да не обидится Иккинг. И кровь тебе на руках не нужна.

– Она права, Рыболицый, – подал голос Сморкала. Рыбьеног тут же на него посмотрел, растерянный, но внимательный к словам. – Тебе лично не нужна ничья кровь на твоих руках. Успокойся. Я не думал, когда рассказывал тебе о случае в лесу, что ты поведёшь себя так.

Рыбьеног оторвался от Астрид и враждебно начал смотреть на Сморкалу, подбирая слова максимально чётко и упрощённо:

– Это ты во всём виноват. Если бы не твоё наплевательское и ленивое отношение, Задирака бы выжил. Ты мог предупредить его. Мог предупредить всех нас. Но нет! Ты этого не сделал! Мы раз за разом доверяем тебе наши жизни, и ты каждый грёбанный раз пропускаешь опасность мимо глаз или ушей! Я не понимаю, почему ты вообще здесь ещё стоишь!

– Астрид.

Астрид дёрнулась и резко повернулась к Иккингу, копируя своего дракона и чуть по-птичьи склоняя голову. Вроде бы и зло побеждено. И целы к концу истории практически все. Но всё равно… страшно.

Иккинг протянул к ней руку, и она взяла его в свою, крепко хватаясь, как за спасательный круг. Рука была грубой, мозолистой и горячей, надёжной, несмотря на то, что тянущей силой была именно рука девушки. Это было на другом уровне – на моральном.

– Да, я виноват, хорошо? Ты доволен? И что, мне теперь пойти и сжечь самого себя заживо?

– Да хотя бы извиниться перед ними!

– Нет их больше! Нет у них даже погребальной лодки! Ничего у них нет и их самих нет! Поздно, Хель подери, извиняться! Единственное, что я могу, так это запустить огненную стрелу в них.

Кривоклык зарычал на Сардельку. Та начала рычать в ответ, с кипящей лавой в пасти надвигаясь на такое огромное ужасное чудовище, покрывающееся пламенем.

– Мы проведём погребальное отплытие, как только Остолопы уберутся с нашего острова. И заткнитесь. От того, что вы будете ссориться, близнецы не оживут, – прохрипел Иккинг, заводя ногу для шага и практически падая.

Он измотан и истощён, его конечности еле сгибались, а тело было деревянным и неуклюжим. Друзья замолчали, уперев горящие взгляды в пол.

– Вам всем ещё надо пройти обращение до конца. И если вы этого не сделаете из-за подобного, то вас просто вышвырнут вон из племени.

– Кто это ещё пос-с-смеет? – Сморкала вскинул голову и уставился на, пожалуй, впервые мрачно решительного Хэддока.

– Я.

И они пошли домой.

– Это было жестоко к ним, – пробормотала Астрид, плюхнувшись на кровать. Иккинг лежал на своей, спустив ногу с протезом вниз, не смея закидывать её на шкуры. То ли неудобно. То ли больно. – Вдруг они поверили? И где Беззубик?

Иккинг фыркнул и прикрыл глаза, наслаждаясь теплом:

– Зато действенно. О, кстати, – он повернул к ней голову, закидывая руки вверх и ища что-то на поверхности ящика.

– Святой Один, тебе что, лень встать?

– Давай ты сначала побудешь на моём месте, а уж потом… руки вообще не слушаются… нашёл! – по дереву что-то скрипнуло, а затем вещица молниеносно оказалась в воздухе; Астрид рефлекторно поймала.

Красивый медальон с настоящей серебряной цепочкой. Старые руны, завивающиеся в спираль и оканчивающиеся одной по центру, похожие на те, что были на головном обруче, вокруг которого сейчас запутались грязные волосы. Наверняка с древней магией, какой-нибудь оберегающей. Девушка подняла его чуть выше – блестит, с металлическими каким-то вкраплениями.

– Воу, красивый. Это от чего?

Она была бы рада, если этот амулет добавляет храбрости или смелости, может, решительности. Или уберегает от ядов. Или переносит практически целый колодец воды к ним в комнату, да, тоже было бы неплохо. Или оберег от плохих снов.

– Вообще-то, знаешь, я так толком и не спросил тебя, а это весьма невежливо. Этот амулет дарил мой отец моей матери на свадьбу. Эм… Так ты выйдешь за меня, Астрид? Знаешь, эм, по-настоящему, без договоров и всяких заковыристых планов по захвату чужих земель.

Астрид подавилась воздухом.

– Эм, знаешь, ты мог хотя бы встать, – передразнила она его, находя на цепочке застёжку и чуть отрывая голову от подушки, чтобы продеть один конец за шею и застегнуть спереди. Металл холодил кожу.

– После похорон людям нужен будет праздник. Хоть какой-нибудь. Да и… – он замолк на пару секунд, думая, что, если бы успел выпить тридцать литров воды и отлежаться месяцок, восстановиться, не выглядел как монстр из детских сказок, а также прочие “бы”, то сделал предложение руки и сердца, настоящее, взвешенное, у всего народа на улице, встав на одно колено; или где-нибудь в горах, пока они высоко летали. Но сейчас было правильно. И сейчас было нужно. – Я люблю тебя.

Наверняка Иккинг с теперь его вечным ненормальным слухом понял, что Астрид сказала родителям. Прочёл взглядом, ему кто-нибудь передал из драконов-предателей, которые любили доносить на всех и вся, или ещё что. Иккинг просто знал, что она сказала.

– Какие громкие слова, – она сжала медальон в кулак и сжалась в комочек, греясь древней обручальной магией.

Иккинг улыбнулся и счастливо рассмеялся.

***

Под звук бушующих волн, недовольных сегодняшним поединком, скрипнула дверь. В каюте семьи вождя не было окна, через которое мог бы пробиться свет молний, зато была небольшая лучинка, практически таящая на глазах и не освещавшая ничего, кроме и так горящих зелёных глаз.

Его послали сюда, чтобы восстановить справедливость. Описали тёмного полудохлого чернявого мальчишку, каким в свою бытность был Иккинг, бегающий босиком по солнцу. Эх, приятные воспоминания.

Вот только он тоже хочет справедливости.

Остолоп храпел громко и протяжно, сжимая свою жену в объятьях и утыкаясь носом в её белёсые волосы. Бедная женщина, наверняка уже потеряла свои и обоняние, и чувствительность; даже не проснулась, когда он зашёл. В каюте воняло плесенью, сыростью и потными ногами. Этот запах душил его сильнее, чем приторный запах мёда или помёт яка.

Он восстановит справедливость. За свою сломанную сестру. За брата.

В руке блеснул нож.

Лучинка окончательно затухла.

========== Капля солнца ==========

Эй ты! по ту сторону этого места! Я знаю, что ты читаешь моё письмо, пропитанное кровью твоих и моих врагов.

Если ты смог распечатать это послание, которое было закрыто драконьей магией, то ты достоин того, чтобы узнать все секреты архипелага. Хочешь ли ты знать, где скрыты великие сокровища пирата Черноборода? Хочешь ли ты познать все секреты этих стекляшек и видов абсолютно всех драконов с помощью Драконьего глаза и пламени? Или, быть может, ты жаждешь свергнуть Римскую империю в бездну к Хель, ведь они мешают познавать тебе мир?

Ты всё сможешь с моими знаниями, которые я оставил в наследство именно тебе. Распоряжайся этой силой так, как захочешь.

– Иккинг, всё в порядке? – Астрид дотронулась до плеча Иккинга аккуратно, уважая право на личное пространство, но слишком беспокойно, чтобы жест остался бессмысленным.

Иккинг улыбнулся куда-то вперёд, не смотря ни на Астрид, ни на убогую железяку вместо своей ноги, видя лишь бесконечный горизонт и пылающее в вине море. Закаты здесь были красивые.

В руке он сжимал цилиндр странной формы – один из его концов был похож на оберег-медальон на шее Иккинга; вроде бы дракон, только формы неопределённой, – а в другой покоилось несколько линз.

– Астрид, – Иккинг повернулся лицом к невесте, чтобы она поняла всё правильно. – Ты никогда не хотела посмотреть на Рим?