Текст книги "To Stop (СИ)"

Автор книги: Элиза-чан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)

– Нет-нет, что вы! Обещаю, что это больше не повторится! Мы с удобством расположим вас в своём собственном доме и обезопасим вас от столь… – вождь окончательно замялся, понимая, что никто ничего не будет делать, – назойливого любопытства. Жена, подготовь комнату!

Астрид попыталась взглядом уловить хотя бы образ матери – платье настолько ниже щиколоток, что женщина чуть ли не запиналась об него, длинная тугая солнечная коса до колена, как снега на острых пиках гор кожа и всевозможные блестящие украшения, которые на неё вешал отец, – но не услышала даже звука шагов.

– Думаю, мы всё же предпочтём остаться на корабле у друга, нежели среди тех, у кого любопытство столь опасно, – упрямился Иккинг настолько естественно, что Астрид хотела уже толкнуть его в плечо, мол, что ты вытворяешь, потому что вождь начинал беситься, словно один из приспешников Хель.

– Но мы будем рады показать вам наше настоящее боевое искусство на арене, тем более будем рады обменяться опытом. Какая будет для нас честь, что мы примем у себя настолько сильных шаманов!

Иккинга и Астрид ухватили за плечи и чуть ли не насильно повели к самому главному дому. Они сделали вид, что сдались, попытавшись разжать чужие пальцы на их плечах, но хватка ослабла лишь после небольшого рыка.

На улице пахло весной – талым снегом, водой, грозовым небом и потухающим морозом.

Хофферсон даже не рассматривала свой дом и абсолютно не удивилась, когда их поселили в её комнату. В комнату с решёткой на окне. Дочь попыталась поймать хоть раз взгляд матери, которая излучала усталость и печаль, однако потом замерла на месте от страха; что можно было увидеть в глазах той, которая отдала дочь на растерзание? Которая пыталась уберечь родную кровь от всего ужаса, на который отправили девушку? Считала ли родная мать, что дочери уже нет среди живых и она удостоилась места среди таких же валькирий, коими себя в детстве называла ради гордости и самолюбия?

Астрид с печалью посмотрела не на мать, которая не отрывала взгляд от трещин на полу, а на пыльную прялку в углу комнаты. И вот это могло бы её спасти от всех интриг, заговоров и угрозы смерти?

(от правды, от настоящего признания, от нити магии)

Иккинг с любопытством прямо при вожде попробовал выдернуть решётку, которая от таких усилий даже пошатнулась. Такого представления Мордоворот Остолоп не выдержал и удалился на первый этаж, чтобы выместить злость на чём-либо. Судя по звукам, это оказался, как всегда, стол.

– И кто же здесь до нас жил? – Иккинг с интересом стукнул по решётке пальцем, будто до этого не проверил её на прочность.

– Моя дочь, – впервые подала голос женщина, почтительно поклонилась и спустилась вслед за мужем.

Астрид вздрогнула от звука голоса.

Тряхнула головой.

И заплакала.

Она всегда считала мать кем-то вроде отсталой от времени женщиной, которая не давала делать дочери то, что та хотела. Но каково маме жилось при таком муже, при такой дочери, при каждодневных попытках спасти ещё совсем маленькую девочку от той судьбы, которую ей уготовил родной отец. Может, и не родной вовсе – не “наша дочь”, а “моя”. И вот эта пыльная прялка в углу, и эти лучше иглы из костей драконов, и золотой бисер, и кухонные тупые ножи – всё ради глупой дочери.

Иккинг прикрыл глаза, трогая самыми кончиками пальцев, как совсем недавно прикасался к Астрид посреди огромной толпы народа, незаметно и еле-еле к узорам, к витиеватым рисункам маленькой девочки, к дыркам на стене, оставленным секирой, к смешным рожицам драконов, к большому дереву, к ярким краскам неба. По дереву, кстати, получилось совсем не к месту и неумело – краска не могла проявиться в полной мере, а коричневый цвет съедал яркость. Но кусочками, маленькими, среди узоров и смешных рож, были клочки неба.

Губы Астрид шевелились еле-еле, повторяя несколько слов раз за разом.

Она не понимала, надо ли говорить спасибо Иккингу за то, что не лез, или ей нужны были хоть чьи-нибудь тёплые руки на своих плечах. Это её дом. Это её родители. Это её боль и печаль.

Но нести одной всё это – так неправильно, что хотелось заключить договор с одним из миров. Чтобы её забрали куда подальше от всего этого.

Астрид попробовала позвать Громгильду по связи – и ожидаемо не дозвалась.

Иккинг снял с лица маску, вытер пот со лба и выдохнул вверх, пытаясь поднять прилипшую чёлку. Ремешок с одной из косичек слетел, и она, и так совсем короткая, расплелась окончательно. Астрид приподняла свою маску, протиснула лишь несколько пальцев, вытерла начавшие засыхать на щеках слёзы и подсела к Иккингу на кровать, которой раньше тут не было.

Молчание было необходимым и приятным.

Девушка взяла в руки пряди, расчесала их пальцами и начала заплетать по новой. Волосы были чуть влажными, но мягкими, пусть и постоянно порывались вырваться из ловких пальцев. Парень без вопросов повернулся боком и чуть наклонил голову, словно подставляя шею. Астрид бы при всём желании не смогла понять – то ли для удара, то ли в знак доверия, – настолько у него был потерянный взгляд.

Шкуры были мягкими. Ветер по полу – тёплый.

– О Тор всемогущий, простите! Я не знала!.. – женщина буквально кинула несколько мехов на пустующую кровать, поклонилась слишком быстро и побежала вниз. Астрид хихикнула.

На самом деле её мать была любопытней, чем даже детёныш Жуткой жути. Они не отвертятся от вопросов, почему же Иккинг так легко снял свою маску, а его жена нет, про их веру и про их дом.

Астрид завязала полученное чудо и отодвинулась, пока пальцы не полезли заплетать ещё одну маленькую косичку.

– Камикадзе? – спросила она, пытаясь привлечь к себе внимание. Иккинг даже не повернулся.

– Чем-то не нравится имя? – он спросил, поднимая голову вверх и ища взглядом там нечто, что ещё больше бы рассказало о его пока ещё не жене. До потолков Астрид не добралась, маленькая ещё была, когда украшала свою комнату. А потом не до этого стало.

– Просто спрашиваю, – девушка фыркнула. Она тоже хотела бы снять маску. Вот только ей действительно было нельзя.

– Хотел так назвать свою дочь, если родится, конечно, – Иккинг просто пожал плечами, продолжая всматриваться в каждую мелочь, будто его слова были обычным делом.

В конце концов, ему со дня на день восемнадцать зим, он дожил до этого времени. Это было победой среди всех войн и сурового климата. Он имел право на такие мысли.

– Даже со мной не посоветовался?

– С чего это я должен с тобой советоваться? – Иккинг наконец взглянул на Астрид. В её глазах плясали искорки радости.

– Как это так? Я твоя жена! Я тоже имею право голоса, между прочим! Может быть, я всегда мечтала назвать свою дочь Гердой или Хильдой! – “жена” всплеснула руками, выражая недовольство. – Или Гуннхильдой, а!

Иккинг посмотрел на свою невесту тепло-тепло, а потом не выдержал и рассмеялся, прикрывая рот рукой.

– Я не дам… – юноша выдохнул, пытаясь успокоиться, – назвать нашу дочь Гуннхильдой. Не обрекай её на страдания, прошу, – Иккинг шмыгнул носом и отвёл взгляд в сторону, потому что смех то и дело приступами подкатывал.

– А что по поводу мальчика? Нет, серьёзно, а если будет мальчик? – девушка попыталась казаться серьёзной.

– Возможно, Ульви? – предположил Иккинг, потирая подбородок.

– Это, конечно, мило… но волк? Может, что-то более воинственное?

– У нас имена либо передаются по наследству, либо должны отпугивать злых и коварных троллей, которых не существует. Но, знаешь, главное, чтобы не наподобие Сморчка или какого-то обидного прозвища, – парень забавно сморщил нос, прекрасно зная, что этим показывал своё отношение к половине населения своего племени.

– Я согласна на Ульвара или Харальда. Слушай, а если их будет несколько…

– Не паникуй, фантазия к тому времени у тебя будет получше работать.

Иккинг удостоился тычка в плечо и заливистого смеха.

Астрид было и так грустно, и так тепло, и ужасно горько на душе, что от всего этого смешения не заметила, насколько часто она смеялась за последние часы.

Они ещё побесились пару минут, но потом признали, что есть вещи важнее, чем сбросить напряжение с плеч.

Астрид повесила несколько мехов на дверь с целью хоть как-нибудь заглушить их голоса. Но всё равно пришлось переговариваться шёпотом.

– Ты дежуришь первая. Разбудишь, как только захочешь спать. И никаких пререканий, лучше ты поспишь побольше, чем мы оба останемся без головы, – единолично решил Иккинг. Впрочем, Астрид только и могла согласиться. – А почему они в нас стреляли? Я сперва подумал, что нас слишком быстро раскрыли или тебя узнали, но потом… – он замялся, не зная, как намекнуть на явную неадекватность вождя.

– Стрелы с ядом были. Драконьим, на людей так убойно не действует, но на нас… не знаю. Мне с детства запрещали его брать и даже стрелы обрабатывать. Тебя бы точно сразу скосило. Если бы меня не прибили, то тебя бы шантажировали противоядием и заставили бы выйти на арену для сражений. Если бы меня убили, то на тебя бы просто наставили стрелы тоже и сказали, вроде, если не хочешь закончить так же, как твоя спутница, то иди и сражайся, – Астрид замолкла и обняла колени, положила голову на них же и продолжила: – Раньше так очень редко делали, только с теми, кто казался слишком подозрительными. Но мы представились шаманами, а на высшие силы… Возможно, народ просто боится всех в свете подступающей войны.

Иккинг задумался:

– А если бы я так очумел от горя, что захотел бы прибить самого себя?

– Люди любят кровь, – Астрид просто развела руками в стороны. – Никто бы не стал препятствовать. Хотя так и не весело.

– У тебя есть хотя бы примерная карта деревни? Где они прячут продовольствие и прочее? – Иккинг решил перевести тему, но перевёл только на ещё больший уровень боли.

Астрид под маской закусила губу сильно-сильно, практически до крови.

– Это всё ещё мой народ, Иккинг. Ты должен меня понять. Я их наследная Принцесса, я их будущий Вождь, я их возможное будущее. Понимаешь? Несмотря ни на что. Я так не могу.

Астрид смотрела в зелёные глаза и понимала.

Что её не понимали совершенно.

Не слова не доходили до разума, а именно суть.

– Тебе бы не стоило ходить на разведывательные операции, Иккинг, – на этих словах на неё вопросительно посмотрели. – Ты же как открытая книга.

– Я совершенно не понимаю тебя, – Иккинг покачал головой.

У них был различный уровень непонимания, но Астрид вполне могла сказать то же самое. Пусть этот народ такой, пусть устои очень сложно перебороть, но почему же ты не чувствуешь за них ответственность, почему ты не ощущаешь себя дома, почему не хочешь признания? Ведь это твоя плоть, твоя кровь, твоё настоящее призвание – всё это вертелось выше мыслей, выше эмоций, образовывая тугой комок где-то внизу живота, такой неприятный и тянущий, который призывал строить стену между ними. “Он какой-то неправильный, неживой, у него эмоции другие, он же не такой”, – шептали эти ощущения.

Астрид повидала за свои года совсем немного племён и тем более не больше двух рас. Но она понимала, что все живые существа страдали, любили и радовались абсолютно одинаково – независимо от цвета кожи, волос или наличия хвоста с крыльями.

Иккинга она не понимала на совсем другом уровне.

Они ещё долго разговаривали полушёпотом о родителях, и племенах, о праздниках и даже общей вере. Это напоминало Астрид времена ночёвок у Хедер, когда родители последней приказывали им спать, но они всё равно переговаривались тихонечко, потому что так было надо. Не хотелось, а именно надо – они так чувствовали.

Астрид отпустила Иккинга поспать лишь через несколько часов, когда осознала, сколько времени они проговорили и насколько сильно забылись. Храп снизу её убедил, что всё вполне безопасно – её отец, к сожалению, не настолько умён, чтобы ещё оставить людей подслушивать разговоры двух шаманов. Может, подумал, что всё равно не понял бы.

Она старалась не думать о матери, о её сухих и мутных глазах, о её сгорбленной спине, о нервных жителях. Она старалась думать о завтрашнем дне, о планах, которые продумывала вместе с Иккингом, о ждущей её целой и невредимой Громгильде, о вроде бы друзьях, которые сейчас наверняка ловили ловушки и проверяли задницы на прочность. Вообще… иногда думать вредно.

Астрид растолкала Иккинга и погрузилась в сон без сновидений.

Она практически попыталась воткнуть кинжал в страшную маску, когда Иккинг разбудил её, но, слава Богам, всё обошлось.

– Вождь зовёт осматривать окрестности и приобщать к культуре, – парень ещё немного потряс девушку за плечо, убеждаясь, что она проснулась окончательно, и отошёл подальше. – Больше никогда не буду тебя будить.

Астрид вздохнула с облегчением, потянулась до хруста позвонков и надела маску снова, которая, кажется, скоро станет её второй кожей. Дышать уже стало легче.

Внизу суетилась мать, постоянно слишком сильно топая ногами по полу, гремя браслетами и посудой. Впервые в жизни девушка захотела помочь по дому этой женщине так, что руки хватались за всё подряд от переполняющих чувств – не тогда, так хотя бы сейчас. Иккинг лишь покачал головой и дёрнул Астрид за плащ, чтобы тот отлип от её кожи – шкурки Жутких жутей имели свойство слишком сильно впиваться в тело. Зато от жары защищали, это да.

Астрид уселась за своё привычное место за столом, только потом сообразив, что здесь сидеть нельзя никому. Но отца в доме не было, пусть за окном были только первые петухи. Мало ли какие дела могли возникнуть в такую рань.

Иккинг красноречиво уставился на карту деревни, гобеленом висевшую во всю стену, со всеми пометками о складе с продовольствием, оружием и прочим. Дочь вождя только дёрнула плечом – а что, и так узнал бы, так что нечего смотреть на неё настолько красноречиво.

– Значит, Иккинг и Камикадзе, – тепло улыбнулась женщина, поставив перед гостями пышущие жаром блюда. – А я Александра. Не расскажете несведущей женщине, в каких же богов веруют заморские шаманы?

Астрид всмотрелась в паутинку морщинок вокруг глаз, нить которых словно становилась толще при искренней улыбке. У мамы среди золота волос уже серебряные ниточки становились прядями, а руки, слишком сильно обласканные солнцем и видавшие огонь, кипяток и тяжесть больше, чем булавы, выдавали возраст с лихвой.

Но улыбка. Искренняя.

– Было бы ошибкой считать, что Боги не едины, – Иккинг сказал странную вещь, за которую его могли бы вздёрнуть на первом встречном суку, и принялся с аппетитом поглощать пищу. Мать готовила хорошо, этого не отнять.

Взгляд Александры пробежался вдоль всей фигуры шамана, особо задержавшись на глазах. Астрид была готова поспорить, что глаза Иккинга даже не сверкнули на свету, и что там углядела её мама, осталось загадкой, но женщина лишь слегка кивнула. Будто удостоверилась в чём-то.

– Вы говорите до ужаса странные вещи, молодой человек.

Но ей они нравились.

Иккинг лишь пожал плечами и доел свою порцию. Наверное, если бы их хотели отравить, то его обоняние это уловило? Ну, или Александра не стала бы есть с ними из одного котла.

Было бы ошибкой считать, что родная мать не признает голос родной дочери. Астрид старалась подальше спрятать свои руки и все открытые участки лица, закутаться в плащ поплотнее, чтобы скрыть очертания фигуры.

– Каждый лишь верит в то, во что хочет верить. Человеческая природа, – спустя некоторое время дополнил Иккинг, рассматривая дом. Возможно, здесь не было так же безопасно, как в домах Олуха, но здесь было тепло и уютно. Не то чтобы возле очага среди полудраконов было по-другому.

– Оу, а что же по поводу нелюдей? Неужели они ближе к истине, чем мы, простые смертные?

Астрид поперхнулась водой, Иккинг сочувственно похлопал её по спине. Не помогало, если честно.

– Не берусь судить того, чего не знаю, – голос из-под маски раздавался глухо, словно из глубин пещеры, но был ровным и даже немного самоиронии передавал.

– Ну а вы, неужели вам так холодно? Дом хорошо протапливается, – Александра повернула голову в сторону собственной дочери. Ни мига, чтобы встретиться взглядом, ни единого пересечения. – Да и вашего мужа я видела без маски, неужели нельзя увидеть заморскую красоту? Боги пока ещё не разгневались, – женщина вернула взгляд Иккингу.

Астрид помотала головой в разные стороны, прижавшись поближе к “мужу”. Иккинг, поддерживая игру, приобнял её за плечи, прижав к себе поближе. А у самого сердце билось как у Жуткой жути – часто и неровно.

– Может, Камикадзе и сильная, но не готова доверять всем подряд, – на этих словах Астрид уткнулась в чужое плечо; маска больно прижалась к носу. Лишь бы подальше от пронизывающего взгляда матери. – Она предпочла бы, чтобы никто не видел её лица и не слышал её голос вблизи.

– Почему же? Наверняка, вы очень красивая девушка, – в этот раз женщина обратилась уже к самой Астрид, на что та ничего не ответила. Действительно, почему?

– Я бы мог сказать нечто высокопарное, вроде того, что она может потерять связь с духами и богами, но всё дело в шрамах, которые оставили драконы на её лице, – сообщил Иккинг с печальным видом, покачивая головой в разные стороны, словно выражая сожаление. Астрид долбанула его под столом по ногам.

Александра искренне засмеялась.

– Сразу видно, что недавно соединились священными узами, да? Ох, юная любовь такая невинная и яркая, что может ослепить мои старые глаза, – женщина хихикнула, вставая из-за стола. – Любить, несмотря на внешность.

Астрид никогда в жизни не краснела так сильно.

– Разве это не естественно? – прошептала себе под нос девушка, снова стукая куда-то в плечо смеющегося жениха.

Верно, не муж. Жених. Навязанный и такой же нужный, как секире вторая рукоятка. Пока ещё не муж.

Астрид посмотрела на Иккинга словно в один момент под другим углом. Семья. Дети. С кем она могла бы их создать? Семья строится на взаимоуважении и взаимопонимании. В семье любовь совершенно другого рода, выше всех этих масляных взглядов и возвышенных слов.

– Вождь убежал на совет, так что город и нашу арену, нашу гордость покажу вам я. Не волнуйтесь, больше никаких случайных болтов и стрел не будет.

– Надеюсь, неслучайных тоже.

– Я тоже надеюсь, – Александра покорно согласилась с подобной позицией.

– А по поводу чего совет?

– Ох… – она вздохнула, подперев ладонью щёку и покачав головой. – Вы наделали много шума, да. Но у нас тут и так растревоженный улей. К тому же не местные… У нас намечается большой и, как думает мой муж, самый последний поход на тварей.

Они вместе вышли на улицу, где их встретил холодный северный ветер и запах грязи – словно весна боролась с остатками сил зимы.

– Тварей? – словно задеревенело переспросил Иккинг, повторяя действия своей невесты и кутаясь в плащ.

– Драконов, – безразлично произнесла женщина, копируя состояние своего собеседника. – Выступаем после нескольких дней праздника, так что, думаю, вам придётся покинуть нас до этого события.

Их поводили по практически безлюдному острову, показали святыни, главный зал, где сейчас заседала большая часть жителей племени Остолопов. В память въедался уродливый герб пронизанной мечом уродливой ящерицы, его серость, трещины и облупленность. Затем их отвели на арену, предоставив право выбрать место получше.

– Пахнет кровью, – Иккинг втянул воздух в лёгкие, рассматривая кровавую арену. Арену, обтянутую цепями куполом не для манёвров, а для удерживания в клетке его соплеменников. В своё время почва здесь впитала слишком много железа, перестала восстанавливаться, затем и вовсе побагровела.

Астрид могла отметить, что не только кровью полудраконов. Как много здесь погибло тех, кто мог бы быть сейчас пекарем или обычным кузнецом, целителем – не сосчитать.

Дочь вождя присела на серую каменную ступеньку, ожидая продолжения. Дочь вождя. Теперь это звучало как ругательство.

– Я пойду, попробую подслушать. Тебе это слишком опасно делать, – Иккинг приподнял маску, чтобы лучше прочувствовать аромат, витающий в воздухе. – К тебе ведь всё равно не подойдут.

– Я надеюсь, – Астрид хмыкнула. – Вдвоём будет слишком подозрительно, да?

– Можешь думать, что я даю тебе время вспомнить дом, – после этих вполне спокойных интонаций парень издал звук, больше похожий на рычание, и вздохнул. – Ты знаешь это место лучше меня. Может, найдёшь что получше или подцепишь такую информацию, на которую я не обращу внимания. Да и… – Иккинг не договорил, махнув рукой, мол, неважно, и спустился вниз по ступенькам.

Здесь, на этой арене, она прожила большую часть времени, пока не сбегала с Хедер к порту или делать пакости в главном зале. Снизу, на первом ряду, под каменной скамейкой было её имя, которое она выбивала специально ночью. Ведь камень прочнее дерева – думала тогда она. А возле входа на арену была зазубрина от её секиры. О, ещё наверху была привязана её расшитая бисером лента для волос – на цепи, в самом низу, но всё же на куполе. Поближе к небу. Пусть место в целом казалось серым, железным, слишком даже безжизненным, но для Астрид оно было пропитано воспоминаниями.

Люди обустраивались вокруг арены, постоянно пялясь на Хофферсон, чем заставляли ещё плотнее закутываться в плащ. Никто не подойдёт к чужой жене. Не должен. Астрид убеждала себя словами Иккинга, своими собственными убеждениями – но это не работало. Жители продолжали сверлить её взглядом, нахохлившись, будто она слишком чужая и странная для них, какая-то заморская зараза.

Шлемы с рогами на головах, оружия за спинами, одежда из кожи и мехов – они ведь все так были похожи. Так почему между ними война?

Астрид лишь уставилась себе под ноги, постоянно дёргаясь при каждом близком звуке.

Всего однажды викинг убила дракона – тогда тварь, гадину, змия, – отрубив сначала крылья, а затем лишь голову. Она помнила его кровь, его крик, переходящий в надрывный писк, не вопль, ведь Жуткие жути на это не способны. Был ли этот дракон из стаи разумных? Или оборот вообще не происходит в столь мелкий вид? Мог ли он просто думать, осознавать ужас, понимать, что у тогда ещё маленькой девочки тряслись руки, как в лихорадке, а улыбка тучного мужчины была вызвана первой кровью жертвы?

Сбитый дракон – мёртвый дракон.

Это было не на бурой земле арены, а в чистом лесу, среди зелёных вековых деревьев и рядом с поляной цветов. Это было летом, но отнюдь не зной не давал сделать хотя бы маленьких вдох. Просто огромные глаза маленькой ящерицы, похожие на глаза дохлой рыбёшки, появлялись ярким образом в голове каждый раз.

Поэтому в теории – лучший драконоубийца, а на практике – страх отнять жизнь у любого существа, которое больше котёнка. И это в их-то время, когда скоро будет война.

На сцене уже стояли её сверстники – один толстый, который постоянно пытался придавить девушку к стене; второй чернявый, его кожа была будто потемневшая медь; трое братьев, совершенно не похожих друг на друга; а также ещё один дрыщ, который имел все шансы умереть. Все они пытались задрать Астрид, словно она была какой-то дичью в лесу, изничтожить морально, только потому что она была девушкой, женщиной, потому что она должна была родить от кого-то из них детей и закрепить статус вождя за кем-то из них.

Они пытались отравлять её жизнь, но, видит Тор, Астрид даже не помнила их имён.

Толпа собралась – яблоку негде упасть, чуть ли не всё племя попыталось уместиться на ступеньках арены в предвкушении шоу.

– За право сразиться с драконом они должны сначала доказать своё право силой перед другими страждущими этой судьбы! – провозгласил крик вождя с почётной ложи. Астрид хмыкнула, ведь отец точь-в-точь повторил ритуальную фразу, которая вертелась в мыслях. Девушка недовольно подёргала ножи в ножнах. – Давайте же узрим достижение одного из этих будущих мужей! Станем свидетелями триумфа того, кто достоин убить чешуйчатую тварь!

Толпа заревела, загудела, засвистела, жаждущая крови. Неважно, чьей. Мальчишки, ещё жалкие мальчишки, не набравшиеся ума, купались в этой жажде, извращая для себя это в лучи славы, и гордо двинулись выбирать оружие.

Астрид застучала пальцами по камню. Несмотря на всю малость места, никто к ней так и не осмелился подсесть.

Удар четырёх судей по цепям с разных сторон арены означал начало боя. Астрид прикусила губу от нетерпения.

В самом начале «взрослые» захотели повеселиться и поставили в пару сражающихся двух братьев. Смотря, как древко топора со всей силы опустилось на шлем мальчишки благодаря руке брата, Хофферсон задавалась вопросом, неужели она мечтала об этом? О жажде крови, направленной на своих подданных, о славе и почитании благодаря насилию в столь тупой, неизящной форме?

Когда Иккинг появился, один брат запинывал другого ногами под малую стену арены, улыбаясь очень широко, словно получил любимую игрушку. Не надо большого ума, чтобы догадаться, что один поддался другому, более тупому и жестокому. Астрид могла бы подумать, почему один из них так поступил.

– Прости за опоздание, – довольно громко произнёс Иккинг под громкие аплодисменты Остолопов, но в ответ получил действительно сильный удар по ноге и молчание.

– Слишком долго, – всё же сказала Астрид, всматриваясь в бой смуглого и толстого, желая победы первому. Ну, он хотя бы красивым был и не пытался её изнасиловать.

– Бежал изо всех сил,– сказал Иккинг, потирая ушибленную ногу, – но, смотря на это представление, ощущаю себя идиотом; мог и не торопиться.

Бывшая наследница вождя с обидой фыркнула, но из-за маски звук получился даже страшным. Впрочем, она не применяла насилие, что уже говорило о её согласии.

– Раньше они были более… собранными и сдержанными, умели включать разум в некоторых моментах, – воительница проследила путь летящего меча от толстого к смуглому, хотя у первого была пара ножей. – Но сейчас у меня ощущение, словно они то ли отупели, то ли развратились чем-то.

– Азарт, ощущение крови, разум бурлит от того, что они будут участвовать в войне, – даже под маской недобрая ухмылка полудракона будоражила инстинкты самосохранения. – Они уже собирают провизию, чтобы двинуться к нам, представляешь? А этот Громмель, он у них последний. Слишком затратное удовольствие это, кормить “тварей” перед началом войны. Поэтому они несколько дней назад устроили часовое представление и праздник вашему молодняку, пустив их в клетки и давая шанс лично перебить их. Это же… – Астрид заметила, как у Иккинга начали трястись руки. Да что руки, его трясло всего, а глаза блестели, отражая все источники света разом.

Девушка сглотнула и несмело взяла слово себе:

– А потом они тащили их шкуры на собственном горбу до выгребной ямы. Такое и раньше случалось. Дураки радовались счастью, но любому разумному человеку было понятно, что такая победа ничего не стоила. Наверняка в клетках не было изначально много драконов.

Ты убивала?

Ты убивала разумных существ, мне подобных?

Нет, ты правда когда-то настолько цинично думала о происходящем?

Ты понимаешь, насколько ущербно звучали твои утешения?

Астрид отвернулась от лица Иккинга, кутаясь в плащ – читать в глазах мысли она стала слишком хорошо после всего происходящего.

Хэддок попытался успокоить бушующее сердце и магию внутри, втянуть обратно чешую на лице и горле, перестать сверкать глазами – не получалось. Ему, конечно же, не хватало только приступа оборота посреди праздника драконоборцев. Но спустя полчаса, по истечении всего первого тура избиения, начавшая ломаться под драконью пасть челюсть стала сращиваться обратно, клыки сразу раскрошились до нормального размера; полудракон полез под маску руками, чтобы хорошенько расчесать кожу после чешуи.

– Твой отец не умеет писать, да? – спросил он на ухо Астрид, отчего девушка вздрогнула. Слишком горячо и неожиданно.

– Читать умеет, писать, может, тоже, но не делает этого, – она обернулась к нему с полуоткрытым ртом и широко распахнутыми глазами, находясь в процессе осознания.

– Твой отец хочет заявить, что мы подделали соглашение, опорочили и украли единственную наследницу, поэтому он начинает войну.

О Тор.

О Великие Боги, духи, высшие силы.

Да смилуется Хель над их душами.

– Бред какой-то, как с вами можно начать открыто, если половина людей не знает, что вы можете думать… – Астрид сжала несколько кожаных полосок своей юбки так, что швы по краям слишком больно впечатались в ладони.

– Решил объявить нас народом, который поклоняется тварям и проклят магией. Прости, но вешать людям лапшу на уши, как только дело касается хоть чего-то необыденного, вроде магии, довольно легко, – Иккинг сделал небольшую паузу, чтобы дать немного времени, и продолжил дальше шёпотом: – Они собираются пройти через единственный открытый залив, каким ходят торговые суда, потому что их количество кораблей не пройдёт другими путями.

– А у вас будет время, чтобы хоть что-нибудь предпринять, точно. Куда там фрегатам до драконов, – Астрид, словно копируя Иккинга в смятении, прошлась рукой по волосам на затылке, то ли пытаясь почесать, то ли убрать мусор.

Как-то не так всё.

– У вас? – недоумённо спросил Иккинг, тут же приглушив голос до шипения, когда какой-то викинг недоумённо на них уставился с опаской. – У нас, Астрид. Ты всадница, Астрид. Умей брать на себя ответственность.

– Вы же их просто перебьёте, – она усмехнулась сквозь зубы.

– Что именно заставило тебя так думать?

Гомон толпы, не утихающие вопли. Хофферсон краем глаза смотрела на то, как третий брат проткнул второго, выигравшего в первом туре, мечом насквозь. И если первый раз она была готова списать на братскую любовь то, что мальчишка поддался, но теперь она осознала – первый просто хотел жить.

– Посмотри, как тебя трясёт только от знания, что они убивали вам подобных, хотя ты даже слишком пацифист, расчётлив, умён и не имеешь дракона внутри. А что будет с твоим отцом? С остальными? Ненависть порождает ненависть, Иккинг, это ведь замкнутый круг.

– Во время наших ограблений практически никто из ваших не погибал. А если и погибал, то только из-за необразованности ваших целителей. Мы попытаемся решить дело мирным путём. Даже мой отец понимает, что война ни к чему, особенно после неурожайного года и в самое начало весны, когда запасы не успели пополниться.

– Иккинг Хэддок?

Астрид обернулась на пробирающий голос и увидела рыжего мужчину с множеством шрамов на лице и широченной улыбкой. Воин. Переминался с ноги на ногу, пару раз хихикнул, пока дожидался реакции со стороны Иккинга. Похоже, один из тех, кого битвы свели с ума.

– Да?

– Вам послание от вождя, сказали срочно передать, – мужчина уставился своими зелёными глазами на Иккинга, постоянно тыкая в него свёрнутой запиской.

– О, спасибо… – Иккинг, нисколько не боясь, принял записку и даже ответно улыбнулся.

– Всегда рад послужить, бр… – Хэддок, цыкнув на викинга, прервал слишком уж восхищённую речь. – Кхм, вождь сейчас удалился на перекус, так что я могу сопроводить вас.