Текст книги "To Stop (СИ)"

Автор книги: Элиза-чан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)

Иногда она подозревала, что её жених – просто великолепный манипулятор.

Борода отца действительно была вычищена; элементы наряда, которые призваны защищать, тоже сверкали и были чисты. Его нос морщился в презрении, а маленькие глаза зло сверкали, когда оглядывали местность. Шлем с рогами словно ужимал его голову, делая её ещё меньше, выдавливая мозг через глаза – то-то они так выпучились, ага. Стоик смотрелся на фоне Остолопа гораздо выигрышнее.

– Я Мордоворот Остолоп, вождь племени Остолопов с острова Остолопов, приплыл узнать, почему я не должен начинать войну с проклятым народом, когда они украли мою дочь и обесчестили.

Как много Остолопов на одно предложение.

Сморкала по левую руку Иккинга поперхнулся то ли слюной, то ли воздухом; Беззубик сочувственно похлопал его по спине костью крыла, хотя бедняге это не помогало. Тогда уже Иккинг со всей силы влепил ему по спине, отчего Йоргенсон чуть не упал на землю. Астрид с интересом подумала, не сломал ли несчастный себе пару рёбер возле позвоночника.

– Что же, мы можем объясниться прямо тут или пройти на главную площадь, где вашу дочь поджидает виселица из-за нарушения самого главного закона, либо можем пройти за стол переговоров.

Мордоворот недоверительно посмотрел на Драконов, которые стояли за спинами всадников, и решил, что в зале явно безопаснее. Никто не хотел сгореть в огне Ночной фурии или Ужасного чудовища.

Наездница была расстроена, что не могла привести близко Громгильду, так как та явно сразу могла вызвать отторжение и обвинения в том, что наследницу трона подменили драконьей проклятой магией.

– Сначала я хотел бы убедиться, что моя дочь в порядке.

– Это уже сделала ваша жена.

Александра поправила длинную косу и положила её на правое плечо, не смотря в глаза своему мужу. Иногда их дочь думала, как такие непохожие родители познакомились. Мог ли выйти из их истории любовный роман со всевозможными приключениями? Сейчас, когда она видела больше, она думала, что из этого, наверно, мог получиться психологический ужастик.

– Тогда мы возьмём с собой воинов ради защиты. Надеюсь, вы понимаете эту меру.

– Конечно.

Конечно, ведь парочка воинов не опасна среди трёх сотен огнедышащих драконов.

Вожди шли впереди, воины встали вокруг своих ярлов, отгорождая их от всевозможных опасностей. Иккинг держал руку Астрид и, как ни странно, несмотря на слабость, вёл её за собой, вёл рядом, подальше от её родителей. Девушка смотрела лишь прямо, не поворачивая головы, чтобы ещё раз удостовериться в реальности происходящего. Могли ли на них напасть прямо сейчас? Хофферсон так и не нашла свою секиру, поэтому у неё остались лишь кинжалы, однако время, чтобы достать их из ножен, будет упущено. Иккинг среагирует быстро, но потеря ноги не могла не сказаться на его способностях, хоть будут секунды, потому что наверняка первой целью станет вождь…

– Всё в порядке, – еле слышно шепнул Иккинг, сильнее сжимая руку. – Мне попросить, чтобы Громгильда была ближе? Они могут её заметить, но… – наследник тут же осёкся, ловя боковым зрением уничтожающий взгляд своего вождя.

– Пока что всё в порядке, – тем не менее, Астрид ответила: недостаточно громко, чтобы её услышали враги, но достаточно, чтобы вождь Лохматых Хулиганов. Было бы глупо лишь из-за её обоснованного волнения заставлять Иккинга говорить вслух или Беззубика рычать.

Ночная фурия сзади была как неприступная крепость. Дракон постоянно резко переводил взгляд с одного воина на другого, умудряясь своим большим телом укрывать всадника.

Астрид никогда не замечала, насколько длинной может быть дорога до большого зала.

Зато люди не хранили молчание. Они переговаривались, шептались, искоса и исподлобья поглядывая на чешуйчатых тварей, которые с особым умом смотрели на своих противников. Среди вояк Хофферсон заметила того чернявого мальчишку с медной кожей, который, видимо, всё же победил тогда на арене. Он выглядел не устрашающим, даже терялся на фоне остальных, при этом выделяясь, будучи слишком высоким, щуплым, но при этом жилистым. С той стороны стоило ждать подвоха.

– Куда смотришь? – шёпот Иккинга заставил Астрид вздрогнуть, слишком неожиданно среди тиши на их стороне.

– Ревнуешь? – издевательски протянул Сморкала с другого бока, рассматривая чернявого иноземного парня. Хэддок закатил глаза и вопросительно уставился на свою невесту.

– Он победил на празднике, – пояснила она, снова упиваясь образом, к которому она, оказывается, стремилась. Выглядела она такой же загнанной, если бы победила? Или она ощущала бы себя в своей тарелке?

– Не смотри туда так пристально, – Иккинг недовольно нахмурился и чуть сильнее повёл девушку за собой. К кому он обращался, было не очень понятно, потому что раздражённо шикнул именно на Сморкалу.

Глядя на перепалку молодняка, остальные полулюди тоже стали шептаться, отворачиваясь от Остолопов, высказывать свои мысли по поводу подобного представления. Стоик уже ничего не мог поделать, разве что потом корить всех жителей за то, что они уподобились их противникам, которые были ниже их в интеллекте.

Было тепло.

Не внутри, в сердце, а снаружи – природа ощутила, что пора просыпаться, ощутила весну. Только пение птиц казалось назойливым, тепловатый ветер после жуткого шторма – насмешливым, а подсыхающие ручейки под ногами среди грязи – раздражительными. Иккинг, увязнув на пару секунд в яме, чуть не упал, но вовремя схватился за Астрид, а та за него. Это была полусекундная заминка.

Которой больше нельзя было допускать.

Они пришли к Большому залу под оглушительную тишину, пусть всего пару секунд назад стоял гул. Огромные резные двери раскрылись перед толпой, и вожди прошли вперёд, пуская вслед своих детей. Астрид позвала жестом с собой маму, которой никогда официально не дозволялось бывать на подобных собраниях.

– Саша, что ты… – возмущённо начал Мордоворот, но осёкся, глядя, как все осуждающе уставились на него. Он прочистил горло и сел за предложенное место возле овального стола, напротив него сел Стоик, рядом Иккинг и его невеста, прячась от взора отца. Александра вроде бы несмело, а вроде бы даже нагло села справа от мужа – как это у мамы иногда получалось, Астрид никогда не понимала, – поправив косу.

Когда все расселись по местам, Стоик под оглушающий скрип дерева о пол встал, начиная переговоры. Остолоп стал метаться взглядом со всех личностей на других, которые видел перед собой, не понимая, что ему делать.

– Итак, вы, как передал наш посланник, собрались войной на нас только сейчас, потому что наше племя якобы украло вашу Принцессу, Астрид, – Стоик указал ладонью на девушку, а Иккинг легко прикоснулся к её спине, чтобы она поняла, что надо встать. Встала принцесса практически бесшумно.

В голове роились тучи мыслей, которые не могли сформироваться в какие-либо предложения. Страхи. Тьма. Связи. Они бились внутри головы, но они не могли решить какие-либо проблемы, возникшие сейчас.

– Однако вместе с её добровольным приездом сюда, что, несомненно, можем подтвердить я, мой сын и сама девочка, мы получили послание о мирном договоре, что якобы подкрепляло замужество вашей дочери с моим сыном, о чём сама Астрид сама не знала, судя по её дальнейшей реакции. Данное послание у нас сохранилось, и мы можем предоставить его.

Мордоворот взглянул на свою дочь, на её еле заметно дрожащие пальцы от напряжения (после чего она поспешила спрятать руки за спину), и заявил:

– Чушь. Вы племя, которое поклоняется рептилиям, замешаны с древней чёрной магией. Вы выкрали мою дочь и запугали её, заколдовали так, что она ни разу на меня не взглянула, а ваш сын незаконно взял её в жены и обесчестил. Это оскорбление на всю жизнь! Мы не собираемся это терпеть и нападём, если вы не объяснитесь честно.

“Честно” – набатом стучало в голове Астрид, когда она подняла свои голубые глаза на отца. Чёрные и маленькие, его глаза были настоящими зеркалами души, которые показывали все намерения. Иккинг объяснял ей как-то в разговорах, что драконья кровь сильнее человеческой, и что, если она не может передать магию, потому что людские пороки сильнее, она передаёт душу и облик. Глаза и внешность.

Стоик взглянул на девушку, которая упрямо поджимала губы и была уверена, что опозорится через несколько секунд. Она опозорит не только себя, но и Иккинга. Возможно. Она ещё не понимала всех традиций драконов.

Но, определённо, хотела узнать и понять.

– Я клянусь своей жизнью и своей честью, что до сих пор остаюсь нецелованной в губы девственницей, – она отвела взгляд в потолок, тем не менее видя боковым зрением, как даже её мать в немом удивлении приоткрыла рот. Девушка ощущала, как её щёки начали гореть, а вслед за ними даже шея, что ей ужасно не нравилось и вызывало внутри злость. Да, злость, ей нужна злость. – Я могу подтвердить это своим телом, точно так же разрешаю одной из старейшин наших племён в этом убедиться. До сего момента я считала, что Иккинг является моим женихом, а не мужем, а он позволил мне избегать участи разделения ложа, – быстро добавила она, надеясь, что не унизила его перед собственным племенем. По крайней мере, перед Остолопами она его оправдала. Это сейчас важнее.

Зал загудел, зашумел, загалдел, удивляясь, поражаясь подобному, сомневаясь в компетентности наследника Стоика Обширного.

Астрид в этот момент невесело подумала, что, наверное, могла бы потребовать разрыва помолвки, заявив, что Иккинг не справляется со своими обязанностями. Интересно, она смогла бы отобрать себе во владение дом вождя?

Вырвался нервный смешок.

Рёв.

Беззубик взревел, показывая свои острые клыки всем вокруг, успокаивая драконов, но люди тоже присмирели, то ли дрожа от страха, то ли от жажды боя. Скорее всего, от первого, но кто же скажет вслух подобное. Астрид никогда бы не могла подумать, что признание её некомпетентности как женщины будет сопровождаться рыком самого вождя драконов, Ночной фурии. Это тоже было по-своему забавно.

– Неужели ты правда её ни разу не затащил на?.. – голос Сморкалы выделялся из всей тишины своим басом и словно подтверждал приговор. Парень взглядом прошибал будущего вождя, впрочем, ни разу его не смутив.

– Сейчас я выбью тебе оставшиеся зубы, а Иккинга попрошу вырвать язык, чтобы ты не говорил ничего позорного, – тихо прошептала девушка, сбрасывая всё напряжение с плеч.

Хэддок словно говорил взглядом: “А ты попробуй уложить её”, что, несомненно, делало много чести девушке. Астрид подумала, что к подобной теме её жених, похоже, относится несколько иначе. Он был исследователем, а подобным людям никогда не был присущ стыд. Она смогла бы отдать ему себя, а утром он не стал бы срамить её гордость, вспоминая неловкие моменты. Кто знает, возможно, и не было бы с ним неловких моментов.

Глупо думать так о том, что упущено.

Услышав слова дочери, Остолоп разулыбался, сложил руки в замок на столе довольно миролюбиво и словно излучал радушие.

– Твоей клятвы вполне достаточно, моя дорогая. Только вот почему ты сидишь по ту сторону? Сядь по правую руку от меня.

Александра тут же поднялась и пересела по левую руку от мужа с непроницаемым лицом; страшная и даже жуткая приклеенная улыбка не сходила с её лица.

– Иди, – шепнул ей Иккинг, напоследок утешающе коснувшись спины.

– Тогда я воткну нож ему в глотку из-за эмоций.

– Не сможешь.

Она правда не сможет.

Она могла только встать и пересесть по правую руку, а Сморкала тут же занял её место, дав простор Беззубику.

Зато она могла безнаказанно упереться взглядом в зелёные затягивающие глаза пока своего жениха, и это не осудят, это будет выглядеть естественно. Астрид была бы дурой, если не воспользовалась этим шансом.

– Пусть честь моей дочери не запятнана, она находилась здесь не по своей воле, обманутая вашей магией! – объявил Остолоп во всеуслышание, прерывая оставшиеся шепотки. Они опасались чего-то такого: Астрид предлагала привести Громгильду как доказательство своей лояльности, но Иккинг тут же отринул её идею, поскольку она бы обернулась против них самих. Наблюдая за отцом, девушка могла сказать, что Иккинг был прав. Его фанатичный блеск в глазах, служивший ознаменованием того, что вождь был уверен в своей победе, пугал. – Поэтому я требую суда поединком! Ведь те, кого не обманет никакая чёрная магия – боги!

Лицо Иккинга на секунду перекосило точно так же, как лицо его папы. Один в один, они были копиями друг друга по выражению презрения. Это было довольно забавно, если не учитывать ситуацию.

– Вы не можете требовать суда поединком, если никакого суда нет, – твёрдо ответил Иккинг, вмиг успокоившись.

Мордоворот отвратительно улыбнулся, обнимая дочь за плечи и притягивая её к себе поближе вместе со стулом и оглушительным скрипом.

– Вы выдвинули обвинение в нашу сторону, мы выдвинули в вашу. Если это не начало суда, то что же? Да и как ещё можно решить всё мирно, не раня наших людей, кроме как боем один на один? – если бы у вождя была кружка пива или эля, он бы немедленно опрокинул её в себя.

Александра рядом смиренно закрыла глаза; Астрид не понимала, что значило такое поведение матери. Неужели её сильная мама признала поражение после этой фразы? Да, отклонить суд поединком – позор вечный, запятнанная честь до третьего колена, но если исхитриться, изловчиться…

– Как вы можете предлагать нам ваш суд, если даже не знаете, в каких богов мы веруем? – снова вопросил будущий вождь, хмуря брови.

– Боги одни главенствуют в этом океане. Мы видели ваши статуи, не пытайтесь нас обмануть, и вашу резьбу на дереве. Это оскорбляет нас, настоящих викингов, поэтому лично я буду участвовать в поединке, чтобы доказать, что такие твари, как вы, не достойны покровительства наших богов.

Иккинг сжал горящего в огне дракона на шее так, будто этот кулон был единственной причиной, которая удерживала его от какого-нибудь самоубийственного поступка.

Он любил свой народ. Он любил до остановки сердца саму драконью сущность, огонь, повадки и свободу, которая была в крыльях. Он верил, что их перевоплощения – никакое не проклятье, а божий дар, чтобы сделать их самым свободным народом из всех живущих. Сама бы Астрид после такого приняла вызов без оглядки на собственные шансы.

Мордоворот доказал своё право на трон чистой силой, разорвав пасть Ужасному чудовищу руками. Он мог убить Иккинга, проломив грудную клетку, раздавив череп, оторвать руки и оставшуюся ногу… нога. Одна нога!

Астрид облегчённо вздохнула, отодвинувшись от отца незаметно, чтобы вдохнуть свежего воздуха. Точно, наверняка выйдет вождь, зачем беспокоиться.

Они могли кичиться тем, что письмо поддельное, что Остолопы проводили эксперименты с кровью, что уводили здешних жителей в рабство и жестоко убивали на потеху публике, что ложно обвиняли, что Астрид сама всадница и имеет магическую связь, да только это будет бесполезно. Всё вместе – пустой трёп, если Остолопы захотят сделать вид и свалить абсолютно всё на магию. Поединок для них был выходом. Настоящим, не призрачным шансом. Суд поединком священен, его итога нельзя нарушить. Полудракон против человека, одинаковый вес и комплекция – очевидно, кто победит.

– Зачем же вообще кому-то гибнуть, если можно договориться о мире…

– Не увиливай от старших, сосунок, – Мордоворот практически рыкнул, прерывая Иккинга стуком кулака по столу. – Мы не знаем, как действует ваша магия! Мы не будем слушать тех, кто может превращаться в драконов! Лишь поединок может всё решить!

Что же, возможно, пытаться договориться с теми, кто этого не хочет – бессмысленно. Астрид сжала в кулаки ладони и послала несмелую утешительную улыбку Иккингу, который считал себя достаточно хорошим оратором, способным разговорить практически одичалых драконов. Что доказывало размер разума в теле вождя Остолопов.

– И кого же вы хотите вызвать? – вызывающе спросил Стоик, уперевшись своим яростным взглядом из-под опущенных бровей в противника.

– Его! – толстый палец указал на Иккинга. – Он взял на себя слово, так пусть возьмёт меч в руки! Он забрал себе мою дочь, так пусть докажет, что достоин её! Он посмел выдвинуть смертельный приговор моей Астрид, так пусть поплатится за это! А иначе он не воин!

Опасней умных противников лишь идиоты-противники.

Весь зал стал скандировать: “Суд поединком! Суд поединком!” – это был мужской вой, полный гордыни и жажды зрелищ, лязга стали и баса. Для одних – лёгкий шанс победить, для вторых – шанс доказать, что их наследник достоин своего трона (или избавиться от ненужного). Пол под ногами стал дрожать, а воздух покрылся каким-то разводами, дрожа.

Астрид внезапно вспомнила снова Забияку и Задираку. Их одно большое чешуйчатое тело, которое они не могут пустить по морю и поджечь стрелами, пока Остолопы здесь. Их не открывшиеся глаза.

Мёртвые лезли в голову независимо от желания и времени, независимо от мыслей и образов. Они засели там, засели прочно, врастая с корнями во все возможные мысли.

Надо ли было говорить, что этот мужчина не вождь, раз вызывает на поединок практически ребёнка, который недавно лишился ноги? Или всеми силами скрывать слабость, которую, возможно, практически все заметили? Что именно приведёт к тому, что через несколько часов сам Иккинг скатится к телу мёртвого Престиголова?

Стоик наклонился к Иккингу с обеспокоенным лицом, начиная что-то жарко шептать. Уговаривая отказаться, точно, уговаривая потерять гордость и честь. Астрид по лицу видела, что Иккингу, впрочем, плевать на это с самой высокой площадки для полёта на их понятия и статус в деревне. Здесь было глубже, здесь другое – как нагретые руны защиты на обруче или плавящийся амулет в кулаке, как темневшая чешуя на шее и горящие глаза в один момент. Здесь по драконам.

По существу, по сердцу, по душе.

– Вы, воин с опытом в четверть века, вызываете на суд поединком едва повзрослевшего подростка-калеку, подначивая его, – проговорил Иккинг, вставая с места и прерывая речь отца, у которого, кажется, проступила сиреневая чешуя возле ушей от гнева. – Можете гордиться собой, потому что я принимаю вызов. А раз я принимающая сторона, то могу ставить три условия за трёх великих богов. Боремся до первой полившейся крови, своим оружием после заката, до восхода луны и когда небо станет ночным. И пусть боги будут честными!

Условия за трёх великих богов. Время, кровь, оружие. Один, Фрей и Локи. Сотворение, плодородие и хитрость. Драконы видят в темноте, возможно, даже лучше, чем на свету, кровь их более густая, чем человеческая, а своё оружие… Астрид никогда не замечала оружия Иккинга. Наверняка у него был какой-то меч или топор, или вообще ничего не было. Парень никогда не выставлял его напоказ, зато отлично умел уворачиваться, что шло ему в плюс. Никто не знал оружия, никто не мог по нему попасть, к тому же особенности организма. Однако у Хофферсон всё равно защемило сердце сильной болью, предчувствием, что изумрудные глаза покроются мертвичиной.

Кто же сражается, если потерял ногу меньше, чем сутки назад? Никто. Потому что умереть никто не хочет.

Иккинг вышел из большого зала, даже не хлопнув дверью – Астрид осталось только поражаться его холодному разуму и его силе воли; он смог выдвинуть все условия, которые бы сильно облегчили ему победу. Беззубик важно прошествовал вслед за своим наездником, кинув требовательный взгляд на девушку. Та тоже встала, порываясь отправиться вслед за своим вроде бы женихом, однако почувствовала сильную хватку на запястье. Александра отрицательно покачала головой, удерживая дочь на месте, и подтянула к себе.

– Ты пойдёшь со мной, – чётко произнесла она и тоже встала из-за стола, звякнув своим золотом. Это золото резало по ушам с неимоверной силой, оглушая, убирая все звуки вокруг. Есть ли у Иккинга такая мать, которая остановила бы его от необдуманных поступков, остерегала от опасностей, любила? У него только есть требовательный отец и брат, которые наверняка ставят честь выше жизни. Она должна быть с ним.

Астрид поджала недовольно губы и дёрнула руку, пытаясь вырваться. И у неё не получалось.

– Шторм позволил нам договориться о шатком мире. Не порть ничего. Нам надо поговорить, – Александра продолжала крепко держать за запястье дочь, утягивая её к противоположному выходу из-под носа собственного мужа. – Пока он не поговорил с тобой.

Астрид вспомнила, почему так часто бесилась из-за мамы и ссорилась с ней: эта женщина запрещала ей любимые вещи, любимые занятия, любимый образ жизни. Сейчас она оттаскивала от любимого, которому нужна была она, Астрид, который не позволил бы увидеть свою слабость никому, кроме неё. Им надо было потренироваться, надо было разработать план, надо… много надо.

Они протащились сквозь всю деревню до корабля. Астрид уже не сопротивлялась, когда её завели в каюту, и даже не шипела раздражённо. Лишь звала мысленно Громгильду, которая в какой-то момент откликнулась и пообещала быть рядом с ней спустя какое-то время.

– Успокойся, – Александра попробовала погладить по голове дочь, но та лишь увернулась от руки матери. – Тебе нужно что-нибудь успокаивающее…

Ей нужно было к Иккингу!

Вокруг было мало предметов роскоши, всего лишь два гамака друг над другом и небольшой столик. В каюте было темно, горела всего лишь лучинка, но Астрид могла рассмотреть каждую трещинку в дереве, каждую морщинку на лице матери.

– Присядь, давай, тебе нужно присесть, потом мы поговорим, – крепкие женские руки надавили ей на плечи, и Астрид села на гамак, боковым зрением увидев, как то же самое сделала мать. Очень действенный способ. Не говорить сверху вниз, а сесть рядом, показать, что друг. Впрочем, это же мать.

– Меньше дня назад мои друзья умерли, а сейчас отец пытается убить Иккинга, изничтожив его гордость перед тысячами. Ты предлагаешь мне посидеть тут с тобой и поговорить? – Астрид попыталась отодвинуться подальше от тёплого бока матери, но это было невозможно на гамаке.

Александра на пару секунд рассеяно замолчала, но всё же продолжила:

– Потому что это важно. Ты его любишь?

Всадница рассеянно моргнула, потерявшись в пространстве. Она даже не поняла, был ли это вопрос или утверждение, однако отрицательно покачала головой, почему-то успокаиваясь.

– Немного восхищаюсь. Уважаю. Он достоин уважения. Он открыл мне… мир? Пусть пока только малую часть, мне казалось, что ещё есть время, – пальцы перебирали шерстинки на мехе юбки, иногда сминая кожаные полоски.

Женщина довольно покачала головой.

– Я видела, что тебе приятно с ним. Хорошо, что не влюблена. В своё время я совершила ошибку, пошла за твоим отцом, спустилась с небес на землю и босиком за ним побежала. Я хотела, чтобы хотя бы ты жила спокойно и счастливо, без войн и битв, дома, в кругу любящей семьи…

Астрид с каким-то немощным ужасом в глазах посмотрела на мать, не понимая, как такое вообще можно говорить. Она хотела сделать ей так же больно, тянуще больно, как было ей сейчас внутри. Ей хотелось кричать, бить, растормошить, выдрать серые пряди, разбить её полностью, чтобы она поняла, что переполняло всё существо Астрид, чтобы прочувствовала это, чтобы стёрла маску понимания со своего лица.

Пару секунд назад она сказала, что её друзья погибли. Погибли, умерли, а к ним мог присоединиться её жених. Этот ужас, неужели эта женщина не чувствовала этого ужаса, которым пронизан весь воздух?

Лучинка разгорелась ярче.

– Что ты несёшь? – вырвалось из неё вместо тысячи ударов и криков. Хриплое, отчаянное.

Александра оставалась такой же спокойной, не изменившейся в лице.

– Тебе надо помочь ему, я понимаю это. Но твой отец… он не потерпит того, чтобы ты сейчас была рядом с ним и помогала ему. Он выдаст это за колдовство и скажет, что ты потеряна для нас, развяжет войну. Ты полукровка, Астрид, а для таких, как ты, нет абсолютно безопасного места в мире, сколько бы этот мальчик не показал их тебе. Думаешь, здесь, на острове полулюдей, сражаться женщинам разрешают абсолютно все? Когда их было больше, их женщины точно так же сидели дома и следили за детьми. Сейчас они закрывают на это глаза, но во времена покоя тебя точно так же запрут и не дадут сражаться.

Мать сейчас казалась такой далёкой. Она говорила странные и страшные вещи; она знала всё и одновременно ничего, потому что её слова были правдой и неправдой одновременно.

– Твой отец всегда берёт то, что хочет. Он возьмёт жизнь этого мальчика. Тебе надо уходить отсюда, а если у тебя есть дракон, то улетать, потому что ты не сможешь выдержать этого. В Риме…

Астрид встала резко, до закружившегося пространства, и вышла; не сдержавшись, хлопнула дверью. Она не такая рассудительная, как Иккинг.

Она полукровка. Такая же, как Хедер или Дагур. Она всадница. Она может быть парой Иккингу, они могут жить дальше. Снова она не отвернётся, она не закроет глаза. Она будет смотреть.

Никто на корабле не остановил её – на самом деле, на корабле практически никого не было, – а Громгильда подобрала чуть дальше от причала, где их никто не видел. Они не говорили, пока летели, но громкое сильное сердцебиение дракона успокаивало девушку, приводило к равновесию в эмоциях. Тепло под седлом не было таким, как тепло руки матери, но оно было иным, приятным и родным, правильным.

В который раз уже Астрид оказывалась у Готти.

– Тебе что-нибудь сделал отец? – Иккинг прищурился, смотря с подозрением на Хофферсон. Возможно, это была забота.

Он сидел на полу, окруженный всеми возможными бутылочками вокруг – пыльными и новыми, травами и отварами – которые можно найти. Это смотрелось довольно комично, потому что сама Готти постоянно приближала и отдаляла от себя каждый пузырёк в течение довольно длительного времени, пытаясь рассмотреть или расшифровать надпись на бумажках, когда как сам Иккинг в два счёта откладывал в сторону ненужное.

– Меня утащила мать, – Астрид слезла с седла и похлопала Змеевика по боку, давая отмашку, что пока та свободна. Беззубик со странным курлыкающим звуком посмотрел на неё, склонив голову набок. – Сказала, что я полукровка.

Иккинг повторил за своим драконом, снова уставившись на этикетки пузырьков.

– В конце концов, ты оказалась права. Ты дочь своего отца и своей матери, – пробормотал он, приглашая присаживаться. – Ищи этикетку, где написано, что свойство – болеутоляющее, немного противного болотного цвета, на свету раствор не просматривается. Или траву.

– Ты не удивлён, – практически возмущённо покачала она головой, садясь на деревянный пол и беря сразу несколько пузырьков в руки. – Но зачем ты тогда сказал: “Добро пожаловать домой”? Она не отсюда, не с этого острова.

Иккинг нахмурился и потёр подбородок, пытаясь рассмотреть слишком пожелтевшую от времени наклейку и разобрать надпись.

– Их род всегда жил на нашем острове в нашем племени, но да, твоя мать не отсюда. Я уверен, что она забыла, каково это, когда взлетаешь в небо. Она не обращалась слишком давно. То, как она держится, и то, откуда пошёл род Хофферсонов… Рим, скорее всего. Можешь как-нибудь почитать, я уверен, что в летописи есть записи.

Рука Астрид на секунду остановилась, но потом продолжила свой путь к очередной склянке.

– Тебе больно? Мне казалось, боль не такая сильная, когда ты ходил.

– Когда ездил на остров целителей, то привёз с собой нужную траву, однако отвар всё же будет полезней. На самом деле… болит сильнее, если бы меня пытали, – он неловко почесал щёку указательным пальцем, пытаясь не поднимать взгляд, – и это сильно отвлекает. Пусть я и так напичкан, но мне нужна именно та трава. Она убирает абсолютно все ощущения, помогая сосредоточиться. Пусть её обычно не дают, но организм должен справиться, – он на секунду замолк, то ли собираясь с духом, то ли просто не зная, надо ли говорить. – Ещё кровь слишком сгущает. Ну, знаешь, у нас и так не такое частое сердцебиение, а кровь густая, с этой травой вообще камнем, может, стану.

Иккинг пытался не переносить вес на левую ногу, пока сидел, так ни разу не поменял положение. Он пытался не прикасаться к ней и вообще отодвинул подальше, словно от этого она переставала болеть. Скорее всего, ходить было настоящей пыткой. А уворачиваться с такой ногой можно было, только если ты бог.

– Мой отец орудует топором и предпочитает заносить удар слева, пусть и правша. Топор не острый, скорее проламывает, а не разрезает, но сильно. Он всё ставит на силу.

– Спасибо, Астрид.

Несколько сотен ударов сердцебиения прошли под мирное дыхание и стук стекла, пока Готти не застучала своей клюкой по полу с широченной улыбкой, держа пузырёк в руках. Эта старейшина частенько пугала Астрид только своим видом, своими крючковатыми пальцами и огромными глазами, но девушка должна была признать, что в целом Готти была… милой бабушкой.

Милая бабушка внимательно посмотрела в глаза Иккингу, прищурившись так, как описывали в страшных сказках ведьм, и потом отдала отвар, начертив что-то по воздуху. Хэддок, конечно, кивнул, хотя Астрид подозревала, что только Рыбьеног и Плевака понимали её.

Выпив всё одним глотком и даже не поморщившись (за него это сделал Беззубик), Иккинг поставил склянку на место, попрощался со старейшиной и вышел прочь. Астрид пошла за ним.

У них была пара часов, чтобы научиться двигаться, уворачиваться и нападать вместе с ненастоящей ногой.

Эти часы были напряжённые, убийственные своей тяжестью и жестокостью. Иккинг не морщился, не жаловался – похоже, трава подействовала как должно, – но явно устал. Они обдумывали, как можно завести в угол дикого зверя, не убивая, какие ловушки на арене можно поставить, что можно использовать против Мордоворота.

– Твоё оружие?

Иккинг посмотрел немного загнанно, будто его застали за чем-то плохим и ужасным, и выдал:

– Ну, у меня есть меч, покрытый огнём. Эй, что, не смотри на меня так! – Иккинг отошёл на один шаг от Астрид, склонившейся в их доме над картой арены. Это было самое бесшумное и безопасное место в деревне на данный момент, к тому же их охраняла Ночная фурия, сейчас беззаботно дрыхнувшая, поэтому они решили остаться здесь. Лучше бы в оружейную пошли.

Хофферсон устало вздохнула.

– Ты же понимаешь, что от него не будет никакого толку в темноте, да? Ты станешь мишенью.

– О, поверь, не ты первая мне это говоришь. Вот только я не ношу оружие с собой постоянно, поэтому могу взять что угодно. А Светоч скорее для укрощения диких, чем для боя. Другое дело, – он поднял палец вверх с важным видом, присаживаясь на свою кровать, – что в Светоче есть ещё баллоны с газом Барса и Вепря. И их можно взорвать.

Что же. Это было уже лучше.

– Но этого недостаточно, – Астрид помотала головой, уставившись на чертёж. Вот если бы можно было установить лабиринт, как на арене викингов при бое со Змеевиком, тогда уже можно будет спрятаться. – Есть ещё что-нибудь? Ты же изобретатель.