Текст книги "Журналист: Назад в СССР (СИ)"

Автор книги: дядя Коля

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 20 страниц)

Глава 23
То, чего не может быть

– Всё это я сейчас пересказывал тебе с чужих слов. Остальное пусть скажет та, которая, по её словам, знает всё. Всё – и гораздо больше, как я полагаю. Пойдём?

Он собрал фотографии, щелкнул замками «дипломата» так, что этот звук вдруг показался мне оглушительным выстрелом из револьвера – настолько было одиноко и пусто сейчас у меня на душе. Мое сознание решительно не успевало переварить только что услышанное от Сотникова, а он уже стоял в прихожей в ожидании. Но не торопил, а просто молча смотрел на меня.

И мы пошли.

Во дворе Владимир Аркадьевич указал мне на скамеечку под высокими и раскидистыми тополями, дарившими тень жильцам этого двора. На скамейке сидела женщина, и теперь я ее узнал. Это была женщина-геолог с фотографии из присланного ею письма.

Моя псевдо-мама.

Ольга Иноземцева.

Моя родная мать.

Если верить тому, чего не может быть.

Никогда.

Самое ужасное, что я не помнил ее совсем. Ни одного воспоминания, ни одного слова или детали из прошлого не шевельнулось при виде ее в моей памяти. Я просто стоял и тупо смотрел на эту женщину как на чужого человека. Смотрел на свою настоящую мать, о существовании которой я узнал всего полчаса назад.

Она встала со скамьи, нетвердыми шагами подошла ко мне и молча обняла. Я сделал то же самое. А что мне еще оставалось делать?

– Когда-нибудь я расскажу тебе подробнее, как это все получилось. Хотя я до последнего момента не могла верить, что такое вообще возможно на свете.

– Признаться, я и сам до сих пор не верю, что такое могло случиться… Причем именно со мной…

Я улыбнулся, хотя на душе у меня скребли кошки.

– Хотя все равно что-то пошло не так, как ты предполагала, верно?

Она грустно улыбнулась.

– А я вовсе ничего и не предполагала, сына… Просто отдалась на волю той силе… или сущности, которая обещала… одним словом, как-то устроила нашу встречу.

Покосившись, я украдкой глянул на Сотникова. Он стоял поодаль, у подъезда, и задумчиво курил. За все дни нашего недолгого знакомства я впервые видел шефа курящим. И курил он совсем неумело, не в затяжку, видимо, за отсутствием привычки. Что он думал обо всей этой истории, я не мог даже предполагать. Наверное, скоро узнаю.

Реконструкция событий 1980-го года

(Из воспоминаний Ольги Иноземцевой)

Павла она потеряла из виду спустя три часа их нахождения в одной из внутренних полостей «купола». К тому времени они тщательно обследовали почти все обустройство «интерьера» этого странного сооружения. Павел был уверен в его рукотворном происхождении, поэтому сосредоточился на поиске следов каких-либо технологий, которые способны создать эти гладкие стены без единого шва, словно спаянные, из непонятного вещества, одновременно схожего и с полимерами, и с графитом. При этом Павел пытался брать образцы, говорил что-то о текстолите, асбесте, акриловых волокнах, еще куче других различных веществ и природных минералов. А Ольга молча ходила по лабиринтам и галереям, устроенным тут, словно в подземной пещере или бункере, а в ее голове стоял неумолчный шум. Этот шум возник в ее ушах спустя два часа пребывания в «полостях», как они с Павлом, не сговариваясь, называли между собой «купол». Более всего этот странный шум походил на плеск накатывающих волн далекого прибоя, который с каждой минутой казался Ольге всё ближе и ближе.

А потом в какой-то миг Ольга обернулась в поисках мужа, но не увидела его. Решив, что Павел, увлеченный своими исследованиями материалов, послуживших строительным материалом для стен и галерей «полостей», ушел куда-то вглубь «купола», она несколько раз позвала его, однако геолог не откликнулся. Тогда она отправилась на его поиски. Но не успела сделать и трех шагов, как невидимый прибой в ее ушах неожиданно усилился и захлестнул ее полностью кромешной волной звука. Ольга словно попала под девятый вал, акустический удар сшиб ее с ног, все чувства разом отключились, и она потеряла сознание.

Это было странное состояние: сон не сон, а, скорее, какое-то забытье, где она все ощущала как в тумане после того, как к ней вернулись зрение, слух и осязание. Павла по-прежнему нигде не было, а стены «полостей» вокруг нее медленно двигались, выгибались, а потом с легким дрожанием возвращались в исходное положение. Больше всего это походило на то, что «купол» дышал, будто исполинское живое существо.

Сколько продолжалось это наваждение, она не знала. Это могли быть и минуты, и часы, и дни. Время словно остановилось вокруг нее, и она лежала на дне бездны, и всё, что происходило на свете, всё это текло как медленная, вязкая жижа, мимо нее, и она была лишь сторонним и безучастным наблюдателем.

Потом всё закончилось так же незаметно, как пробуждение от долгого и трудного сна. Сколько она себя помнила, Ольге никогда не удавалось ощутить ту невидимую грань, за которой начинался сон, и за которой он заканчивался. И так же в ее памяти не осталось ничего об этом сне, кроме ощущения покачивания на волнах, зыбких, как облака или густой туман. Но при этом в душе ее уже поселилось Знание – то, с чем она очнулась от зачарованного пребывания в «полостях».

И еще был камень – странный темно-серый камень, гладкий как накатанная морем галька, и поблёскивавший изнутри тусклыми ледяными прожилками. Она сжимала его в руке неизвестно сколько времени, и так сильно, что на ладони отпечатался красный след, который исчез только через час.

Ольга смотрела на этот камень и откуда-то уже знала, что с ним следует делать. Словно кто-то вложил в ее голову это знание, покуда она пребывала внутри «купола». Павла рядом не было, и теперь Ольга тоже знала, почему. Если камень – это путь к исполнению желания, то, скорее всего, Павел получил от «купола» то же самое, такой же камень. И он использовал свой камень на то, чтобы «купол» отпустил его жену обратно, на свет и воздух их мира. А сам остался в мире «полостей». Потому что желание, видимо, может быть только одно, или же «купол» может выпустить лишь одного. Или…

Гадать можно было еще долго, но Ольга понимала, что сейчас это ни к чему не приведет. Свершилось что-то, что должно было случиться. Павел спас ее, а сам остался внутри. И где он сейчас, в каких мирах?

Вокруг Ольги, куда ни кинь взгляд, тянулась однообразная тайга, кое-где усыпанная каменными валунами и песочными осыпями вперемешку с гравием, которые когда-то выбрались из почвы на поверхность и пробились сквозь хвойную лесную подстилку земли. И никакого следа вокруг не то что «купола», но даже небольшого холма…

Невероятным усилием воли Ольга подавила в себе подспудное желание немедленно возвратить мужа, пустив в ход камень. Она и в этом случае откуда-то знала, как он должен действовать, словно во время ее забытья кто-то вложил в голову Ольги простую и чёткую инструкцию. Собственно ничего сложного в ней не было. Нужно было загадать желание и уснуть, сжимая камень в руке.

Удивительно, но у Ольги, взрослой, современной женщины, представительницы вполне материалистической профессии, не было никаких сомнений в том, что камень из «купола» сработает, и чудо совершится. Она просто это знала.

При этом Ольга Иноземцева в первые часы своего возвращения из аномального места не знала почти ничего о том, куда она сейчас вернулась. Поразмыслив, она решила пока не думать о судьбе мужа и начать как-то выбираться из леса. На случай, если она проспала в «куполе» долго, – быть может, даже несколько суток – Ольга предположила что ее, возможно, уже ищут. И поскольку она со своим аналитическим умом привыкла всегда просчитывать сложные ситуации, отталкиваясь от наиболее неблагоприятного для себя развития событий, она мысленно подготовилась ко всему, включая возможный интерес к себе медицины и спецслужб. Идея амнезии ей подходила больше всего, а краткосрочность либо долгосрочность потери памяти зависела от длительности ее исчезновения.

Пора было поискать ближайшие следы цивилизации. Однако перед уходом Ольга порылась в ближайшей осыпи гравия и вытащила оттуда несколько разнокалиберных камней.

Предчувствуя, что ее будут опрашивать или даже допрашивать, и при этом могут обыскать, молодая женщина решила последовать старой, но всегда работающей истине: лучше всего спрятать что-то, выставив его на виду. Поэтому она добавила собранные камни в карман, в компанию к камню из «купола», и отправилась на розыски людей.

Далее ей пришлось пережить немало. Известие о том, что она «проспала» в «куполе» четырнадцать лет, поначалу повергло ее в шок. Но все ее мысли, так или иначе, теперь были о сыне, отданном на время их экспедиции сестре Татьяне.

Потом она пыталась уверить себя, что всё не так страшно, и Павел, который, возможно, давно выбрался из «полостей», забрал Сашеньку, и они теперь вместе где-то живут-поживают и маму поджидают. Но уверить себя в этом у нее не получилось. Очень скоро в ходе допросов она окончательно поняла, что всё обстоит иначе, и Павел так и не вышел из «купола», по сей день считаясь пропавшим без вести.

Поверив в это, Ольга испытала почти животный, нутряной ужас при мысли о судьбе, которая постигла ее Сашеньку. Она со страхом думала, что, видимо, оказалась права, хорошо зная своего мужа. Павел вполне мог израсходовать свой камень, если и ему «купол» даровал таковой, на то, чтобы спасти жену, и чтобы его любимая Оленька вернулась на свет божий. Но больше всего она боялась, что их сыночка сдали в детский дом. Для этих опасений у бедной женщины были самые веские основания.

Еще в их последнюю встречу Татьяна говорила ей, что собирается замуж за своего Колю. Размышляя по-житейски, Ольга понимала, что молодоженам вряд ли был нужен маленький племянник, а близкой родни, которой можно было переправить осиротевшего малыша, у сестер уже не было еще со времени их последнего расставания.

Теперь смыслом жизни для Ольги Иноземцевой было поскорее пройти все проверки и медицинские обследования и начать поиск сына. А если что… Об этом «если что» она старалась пока не думать.

Как Ольга и предполагала, камни в ее кармане вызвали у следователя ленивый интерес. Однако она легко усыпила его бдительность, объяснив, что взяла эти камни в память о месте, где пропал ее муж. По словам Ольги, это был такой профессиональный обычай у людей ее профессии: камни для геолога – как люди, они иногда с ними даже разговаривают. Таким образом, пройдя все проверки и избавившись, наконец, от опеки блюстителей закона, она завершила все формальности по работе и своим финансовым делам, после чего решила пока остаться в Москве, сняв временное жилье. В кармане ее пальто по-прежнему всегда лежал темно-серый камень, принесенный из «купола».

Когда Ольга Антоновна завершила свое удивительное повествование, к нам подошел шеф. Похоже, они с ним обо все договорились, и я не ошибся в своих предположениях.

– Мы с твоей мамой решили не делать пока никаких резких движений в вашей с ней судьбе, – сказал Сотников. – Мы подыскали удобную однокомнатную квартирку в пригороде, станция Займище, это примерно минут сорок на электричке, и я убедил Ольгу Антоновну пожить пока там. Не забывай, что тобой плотно интересуется некая гоп-компания. Я предполагаю, что именно они вваливались в твою квартиру и в тот первый раз, когда они устроили в ней шмон в поисках чего-то. Пока мы не решим эту проблему, разумеется, с дружеской поддержкой нашего общего друга Максима Юрьевича…

Сотников сделал паузу, со значением глянув на меня.

– Словом, пока будет лучше, если вы поживете отдельно друг от друга. Ольга Антоновна не возражает.

Я посмотрел на нее, и она кивнула. И я в ту же минуту понял, что все еще никак не могу назвать эту стойкую и мужественную маленькую женщину своей мамой.

– Кстати, у тебя экзамены на носу, не забыл еще, друг ситный?

Забыть-то я не забыл, тем более что первый экзамен, русский и литература письменно, ожидал меня уже в ближайшую пятницу, первого августа.

– Готовишься?

– А как же! – поспешно откликнулся я.

Сотников рассеянно поглядел на меня, словно что-то припоминая, а затем звучно хлопнул себя повыше колен.

– Ты-то не забыл, а вот я совсем запамятовал. Ах, я, дурень старой – голова с дырой! Тебе же надо как-то со мной связь держать. Телефон – штука ненадёжная, потому как совершенно не оперативная, а раций нам не положено по закону, ни в каком радиодиапазоне.

И он поманил меня, одновременно вежливо кивая Ольге Антоновне. Та наклонила голову в знак согласия, а шеф уже тащил меня в другой конец двора, туда, где располагалась детская площадка со всеми ее привычными атрибутами: деревянная горка, песочница в дощатой опалубке, железный «грибок» с неизменной мухоморовой «шляпкой», «шведская стенка», турник и пара качелей. На лавке спинами к дому сидели двое подростков, болтая ногами. Сотников окликнул их, и они обернулись.

Мама дорогая!

Передо мной сидел давешний лопоухий шкет из парка бескультурья и тяжелого физического труда. В той же самой футболке и джинсовых шортах, обрезанных по колено. Правда, его веснушчатая мордашка сейчас не блестела от обиженных слез, а при виде меня расплылась в веселой и лукавой улыбке.

– Женька!

– Евгений, – важно поправил меня малец. И снова улыбнулся, рот до ушей, точь-в-точь мультяшный Антошка, который не хотел копать картошку, только что не рыжий, а белобрысый. И снова мне почудилось в его улыбке что-то смутно знакомое, но пока что сокрытое от меня в памяти мутной пеленой.

– Так это, значит, и есть твой секрет? – саркастически осведомился я, припоминая обстоятельства нашей предыдущей с ним встречи. – И, как полагаю, ты тогда попался мне на глаза не случайно?

Вопрос был, конечно, чисто риторическим.

– Ага, – весело отозвался малолетний Евгений, но тут же отрицательно замотал лопоухой головой.

– Не совсем так, дядя Саша. Мне помогали Миша и его приятели.

Не успел я проглотить «дядю Сашу», – так уважительно в этом возрасте меня, помнится, еще никто и никогда не называл, – как сидевший рядом с ним подросток постарше тоже обернулся ко мне и нагло подмигнул.

Ба-а-а! Крысёныш!

Это был тот самый «шакал» из парковой банды подростков: худой, остроносый и всё с тем же пакетом из серой мешковины, из которого, как и в прошлый раз, вызывающе торчали кончики текстолитовых рукояток нунчаки.

– Ага! – злорадно пробормотал я, изо всех сил скрывая свое удивление от столь неожиданной встречи. – Как коленка, Михаил, не беспокоит?

– Нисколечки, я привычный, – усмехнулся пацан. И от этого стал еще больше похож на хитромордого грызуна.

Я обернулся к Сотникову, всё это время тихо ухмылявшемуся за моей спиной.

– И зачем был нужен тогда весь этот спектакль?

– Скорее, для них, чем для тебя, – ответил шеф. – Всегда полезно немного попрактиковаться в полевых условиях. Это они, можно сказать, к тебе приглядывались.

– Вы так говорите, шеф, будто эти… – я указал на детей, – ваши штатные сотрудники.

– Я – Племянник, такая у меня агентурная кличка, – гордо сказал Женька.

– А я – Пан Тадеуш, – в тон ему сообщил мне Мишка.

– Что еще за пан? – удивился я. – Поляков в нашем городе я что-то не припомню.

– Я не за поляков, – пробурчал Мишка. – Я в честь каратиста, Тадеуша Касьянова – знаете такого?

– Как не знать, – кивнул я. – Я в свое время…

И вовремя прикусил язык, а чтобы скрыть замешательство, закашлялся. А ведь чуть не сказал: я в свое время интервью у него брал, когда он уже был заслуженным тренером России. Вот уж поистине, старый Мазай разболтался в сарае!

Между тем Мишка с Женькой испытующе смотрели на меня. Нужно было как-то выкручиваться.

– Я в свое время все фильмы с ним смотрел, – стал я хвастаться, сочиняя на ходу.

– Здорово… – завистливо протянул Пан Тадеуш. – А я – только «В зоне особого внимания». Ну, и еще вот, три дня назад ходил на новый, «Пираты двадцатого века» называется. Два раза уже ходил, и ещё пойду.

– В общем, иногда будем держать связь через них, – подытожил нашу трогательную встречу Сотников. – Весточку передать или записочку… Ребята толковые, живут в этом доме, найти их легче легкого. Мишка, кстати, на одной с тобой лестничной клетке живет.

Я еще раз глянул на остроносое лицо подростка и даже похолодел на мгновение от внезапной догадки.

– А фамилия у Мишки есть? – уточнил я.

– И еще какая, – подтвердился шеф. – Самая, можно сказать, героическая. Михаил Корчагин! Как тебе?

Ну, вот тебе, бабушка, и Юрьев день, подумал я, украдкой разглядывая своего юного соседа по лестничной клетке. Это ж Анти-Павел из моего двадцать первого века!

Значит, не обманулся я, сразу узрев что-то знакомое в его крысиных чертах лица. И что же получается? Это ты отправил меня сюда, в этот застойный и замшелый, советский и социалистический восьмидесятый год, товарищ Михаил Корчагин?

Ну и ну!

Глава 24
Реальность и не очень

Ладно, с этим Корчагиным пока более-менее ясно, сказал я себе. Пора бы уже окончательно убедиться, стажер, что в этом мире многое очень похоже на твою прежнюю реальность, но только всё, да не всё. Как будто некоторые линии событий и человеческих судеб здесь специально кем-то решительно искривлены, иногада повернуты в другие стороны, а порой и вовсе обращены вспять.

Реконструкция дальнейших событий 1980-го года

(Из воспоминаний Ольги Иноземцевой)

По счастью, у Ольги Иноземцевой даже спустя четырнадцать лет после ее исчезновения сохранились кое-какие нужные связи и полезные знакомства, без которых в нашей стране во все времена любое действительно серьезное дело – швах.

Именно благодаря этим связям и протекциям она могла навести все необходимые ей справки о своем сыне Александре. Нужно было только освежить эти давние знакомства.

, быть может,На самом деле в такой ситуации подчас нет ничего необычного. Ты можешь исчезнуть на долгие годы, побывать буквально в аду, окунуться в самую преисподнюю, на полное и окончательное дно, а потом по счастью или благодаря удаче и везению вернуться назад, в свою прежнюю, обычную и будничную жизнь. И тогда обязательно найдётся на удивление много твоих старых приятелей и знакомых, которые при встрече непременно посетуют: куда это ты запропастился, старик; уже почти месяц тебя не видели, не случилось ли чего?

А для тебя за это время прошла целая вечность, и голова у тебя теперь вся седая, а внутри всё уже выжжено дотла.

Поэтому в скором времени Иноземцева получила вполне утешительные сведения о судьбе Саши. Как она и предполагала, ее давно уже замужняя сестра усыновила мальчика, и он живет сейчас в полной полной уверенности, что папа Коля и мама Таня – его настоящие, истинные родители. Впрочем, теперь мальчиком его можно было называть уже с большой натяжкой: в 1980-м году Александру Якушеву, как значилось в его документах, исполнилось семнадцать лет.

Так что это был уже не росток, а достаточно окрепший молодой дубок, а зрелое дерево просто так не разрежешь по живому.

Однако переговоры с сестрой ни к чему хорошему не привели, а Ольге очень не хотелось объявлять сестре войну.

Прежде всего, она, конечно, хотела пощадить сыновьи чувства Саши. И не стоит забывать, что при этом Ольга все-таки испытывала огромное чувство благодарности к Татьяне за сына. По-женски и по-матерински она отчасти понимала сестру даже в ее завидном упорстве оставить себе неродного ребенка, лишив его законной матери.

Ольга быстро выяснила, что других детей в семье Якушевых не было. При этом младшая сестра почему-то сохранила свою первую, девичью фамилию и вдобавок дала ее Саше вместо мужниной. Ольга сразу поняла, кто в этом брачном союзе является истинной главой семьи, именно женского пола; к тому же Николай был военным, а представители этой профессии как никто умеют подчиняться высшему начальству.

Отсутствие других детей у Якушевых быстро навело Ольгу Иноземцеву на предположение, которое очень скоро выросло в твердую уверенность: один из супругов в этой семье по всей видимости не мог иметь детей по состоянию здоровья. Поэтому Саша стал для них в какой-то мере решением проблемы реализации отцовских и материнских чувств. Правда, в таких случаях мужчины нередко уходят из семьи к другим женщинам, желая иметь от них наследников. Женщины же, как правило, остаются наедине со своим несчастьем. И к тому же у Татьяны был Саша все эти четырнадцать лет.

Ольга не знала, как повела бы себя младшая сестра, появись ее пропавшая старшая спустя год или даже три после своего исчезновения. Но за четырнадцать лет все близкие и друзья давно привыкли считать геологов Иноземцевых погибшими, и теперь Татьяна категорически не желала лишаться сына и перестраивать, а в ее понимании – ломать об колено, свою судьбу в угоду старшей сестре, неожиданно возникшей теперь в ее жизни, как черт из табакерки.

И в какой-то миг Ольга поняла: всем, а ее сестре – в особенности, было бы гораздо удобнее, если бы она, Ольга, не воскресла из мертвых, а так и осталась бы внутри таинственного «купола». Поначалу сердце ее решительно отказывалось этому верить, но рассудок спокойно и обстоятельно твердил Ольге, что это вполне возможно, и более того, всё именно так и обстоит теперь. И только на душе бедной женщины было пусто, холодно и одиноко, как в старом и одряхлевшем доме, покинутом жильцами навсегда.

Поняв это, она вдруг сразу успокоилась и окончательно отбросила все сомнения. Теперь Ольга Иноземцева только благодарила бога за то, что уберег ее в свое время от опрометчивого решения вытащить из «купола» мужа,, и что уберег ее камень, который теперь просто обязан исполнить ее единственное и самое заветное желание – воссоединиться с сыном любой ценой и во что бы то ни стало. Она верила в свой волшебный камень, потому что видела это во сне, будучи внутри «купола»; и словно сам «купол» сейчас убеждал ее, что все сбудется, и ее маленький, личный мир снова станет таким, как она горячо желает. И они с ее милым сыночком Сашей будут отныне снова вместе. Несмотря ни на что.

Конечно, она не знала, как именно это произойдет. И при этом понимала, что никакого сказочного чудодейства, скорее всего, ожидать не следует, и камень из «купола» – вовсе не волшебная палочка. К тому же Ольга Антоновна всерьез полагала, что даже если все получится, камень сработает, и ее Сашенька воссоединится с нею, – она пока даже не могла себе представить, что это будет! – то все равно потрясение для ее мальчика окажется так велико, что его психика может просто не выдержать, и он сломается. Значит, в идеале Сашу следует как-то подготовить к величайшей перемене в его судьбе.

И в этот момент в жизни Ольги Иноземцевой неожиданно появился человек, которого, видимо, и впрямь сама судьба послала ей в качестве доброго ангела-хранителя. Ей вдруг позвонил совершенно незнакомый человек, каким-то образом знавший номер телефона квартиры, которую Иноземцева снимала на тот момент. Он представился и попросил о встрече, чтобы кое-что обсудить. Речь шла о ее муже Павле, и незнакомец предложил Ольге помощь в его поисках.

Наверное, это был единственный человек, кого сейчас реально интересовала судьба геолога Павла Иноземцева. Скорее из любопытства, Ольга согласилась, и человек назначил встречу в одном из московских скверов. Человека звали Сотников, и по его словам, в столице он оказался проездом.

Реконструкция событий 1980-го года

(Из беседы стажера АППЛ Александра Якушева с руководителем АППЛ Владимиром Сотниковым)

– Ну, что, ты поверил ей?

Сотников испытующе смотрел на меня, ожидая ответа. Только что мы распрощались с Ольгой Антоновной, которая поехала на пригородный вокзал, а оттуда – на электричке в свое новое, пусть и временное, жилье.

– Поверил, честно?

Я покачал головой.

– Не поверил ни на секунду, шеф. Особенно в этот ееже бред про камень, исполняющий желания.

Владимир Аркадьевич пожал плечами.

– А во что ты веришь, фома неверующий, интересно бы знать?

Я пожал плечами.

– В гипноз верю. В силу внушения верю. По-моему ей кто-то всё это… в общем, ей всё это внушили. Капитально вложили в голову. Какой-нибудь мощный экстрасенс, например.

– И такое возможно, – согласился Сотников. – А, кстати, почему ты не спрашиваешь, как я вышел на Ольгу Антоновну? Неужто не интересно?

– Почему же? Интересно. Но как я понимаю, вы и так собираетесь мне всё рассказать, верно? Иначе зачем вам устраивать это… свидание… с Ольгой Антоновной?

Пару секунд Сотников молча сверлил меня взглядом, после чего криво усмехнулся.

– Ишь ты… Прямо всё заранее знаешь. Ну, ладно, тогда слушай. Про-ххх-фессор!

Дело Иноземцевых Сотникову, как руководителю АППЛ, подбросил конечно же старый приятель Воротынов. Кто бы сомневался! Максим Юрьевич счел, что Сотникову, уж коль скоро он затеял свое предприятие по поиску пропавших людей, полезно будет попрактиковаться на в мерузагадочном, но при этом не очень резонансном деле. К тому же, по мнению особиста, история Иноземцевых, и в особенности Ольги, как нельзя лучше подходила под категорию «перемещенных лиц».

Пройдя многочисленные проверки и обретя, наконец, свободу, Ольга Антоновна даже не догадывалась, что первое время за ней будут негласно приглядывать «специальные товарищи». Именно благодаря этому Воротынов передал Сотникову не только кое-какие документы по Иноземцевым, но и номер телефона съемной квартиры, где пока остановилась в Москве Ольга Антоновна.

А дальше все развивалось по древнему римскому афоризму: пришел, увидел, победил!

Сотников уже при первой встрече настолько обаял Ольгу Антоновну, что она невольно потянулась душой, как образно охарактеризовал это шеф, к такому «в высшей степени достойному человеку». К тому же любезный Владимир Аркадьевич обладал, не без помощи румяного приятеля, целым ворохом самых разных сведений о поисках супругов Иноземцевых этой памятной зимой. Так же он ознакомил бедную женщину с выписками из медицинских документов, касающихся ее здоровья и психического состояния. При этом Сотников даже не скрывал, что приватно пользуется услугами некоторых «специальных товарищей», в кругу которых у него имелись якобы обширные связи. После этого уважение и даже пиетет перед этим человеком и его поисковым агентством возросли в глазах Иноземцевой до весьма впечатляющих высот.

Потом они встречались еще пару раз, и в последнюю встречу Ольга Антоновна открылась Сотникову полностью, поведав о том, что у нее есть средство возвратить хотя бы своего мальчика. Но для этого ей необходимы самые подробные сведения о Саше.

Сотников выслушал, сделал вид, что поверил всему сказанному, и с готовностью вызвался помочь. Возвратившись в наш город, он подключил к делу Воротынова, и Максим Юрьевич стал периодически снабжать его нужной оперативной информацией о Саше Якушеве. То есть обо мне.

Так Ольга Антоновна узнала, что по окончании школы ее сын собирается уезжать из родного Ангарска в один из крупных российских городов, славящийся старинным университетом. В Москву ехать поступать он бы не рискнул, так как не был настолько уверен в своих силах и знаниях. А в этом университете, по мнению родителей, у него были неплохие вступительные шансы. Мальчик с детства проявлял способности к литературе и сочинительству, исписав в каникулы несколько школьных тетрадей своими «романами о приключениях». В зависимости от возраста автора героями этих рукописей становились то динозавры, то рыцари, а затем последовательно мушкетеры, ковбои и индейцы. По мере взросления Саша стал пробовать свои силы и в журналистике, начав со школьной сатирической стенной газеты с характерным названием «Колючка», а затем его информационные заметки и маленькие репортажи с интересных школьных мероприятий, проходящих в городе, стали публиковать даже некоторые ангарские молодежные издания. В итоге к моменту поступления Саша накопил некоторое количество неплохих публикаций, которые вполне можно было представить на творческий конкурс для поступления на отделение журналистики. В редакциях газет на его вырезки проставили круглые печати и начальственные подписи, и Саша всерьез надеялся на успех.

Школьные выпускные экзамены были успешно сданы, газетные публикации собраны в большую дорожную сумку на ремне через плечо, и впереди юного абитуриента ждали новый город, новое жилье и новая, удивительная жизнь.

По какой-то удивительной случайности этим городом оказался именно тот, где мы сейчас и сидели с Владимиром Аркадьевичем в тенистом углу двора, беседуя о превратностях людских судеб. Или это и впрямь было невероятным совпадением наших жизненных маршрутов, или шеф мне все-таки что-то не договаривал. Но я его уже неплохо знал и был уверен: если Сотников в разговоре о чем-то умолчал, это из него уже никакими клещами не вытянуть. В лучшем случае всё откроет сам, когда, по его мнению, для этого настанет подходящий момент. Вот как сейчас, к примеру.

И хотя весь мой жизненный опыт в шесть десятков лет настойчиво взывал к трезвости взгляда на эту странную историю, утверждая, что случайных совпадений не бывает, мне оставалось только слушать и внимать той информации, которой счел нужным снабдить меня шеф именно сегодня и именно в этом объеме.

Как только стало известно, куда собирается поступать Саша Якушев, неутомимый Сотников предпринял несколько шагов, о которых не преминул известить по телефону Ольгу Антоновну. Румяный волшебник в штатском Максим Юрьевич по каким-то своим каналам сумел выяснить даже адрес, по которому будет жить по приезде на абитуру Саша, снимая квартиру.

Про себя я подумал, что, возможно, это было не слишком-то и сложно. По-моему хозяйка квартиры являлась какой-то нашей дальней родственницей, причем настолько дальней, чтобы не предоставлять скромному и провинциальному юноше из Ангарска свое жилье бесплатно. Достаточно было выяснить проживающую в городе местную родню семьи Якушевых, сложить один и один и получить результат. Думаю, для КГБ это было раз плюнуть. Ну, максимум раза три.

И тут я вспомнил обстоятельства нашей первой встречи с Сотниковым в приемной комиссии отделения журналистики филологического факультета. Только теперь они представились мне уже совершенно в ином, потаенном свете, о чем я в минуты нашего знакомства даже не подозревал.

Мысленно я снова увидел, как Сотников медленно оборачивается, строго и внимательно смотрит на меня, потом улыбается и говорит:

– Так это вы-ы-ы? Ну, наконец-то… А ведь мы вас, признаться, уже заждались – с самого утра ожидаем!

И ведь он тогда еще и подмигнул мне, зараза такая…

Получается, что его слова вовсе не были шуткой, или же это была шутка с двойным дном. Меня действительно уже ждали, именно в этом городе, потому что для этой встречи все было подготовлено заранее. А я об этом – ни сном, не духом.

– И все обернулось тем, чем и должно было, – философски подытожил Сотников. – Как говорится, встретились они и не узнали друг друга. А я, между прочим, сразу засомневался, когда у тебя на столе эту фотографию увидел. Ты на нее смотрел так, как будто там чужие сняты, совсем посторонние люди. И вот сегодня решил проверить. А ты их, оказывается, знать не знаешь, своих якобы родителей. Ольга Антоновна так надеялась, так верила, что даже заранее приехала сюда из Москвы, два дня сидела в гостинице, тебя поджидая. Даже свой эксперимент провела, а всё коту под хвост.