Текст книги "Журналист: Назад в СССР (СИ)"

Автор книги: дядя Коля

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 20 страниц)

Я откинулся на спину, опершись о стенку домика, потянул на себя хвостик «скотча» и – хррррясь! – с треском вытянул из катушки добрый кусок клейкой ленты. Для чего-то оглянулся по сторонам, будто меня кто-то мог сейчас увидеть в этом заброшенном лагере, после чего принялся истово, пока еще не передумал, наматывать ленты «скотча» на собственный кулак с крепко зажатым в нем аномальным камнем. Теперь он уж точно не выскользнет из моей руки, как это было с Ольгой Антоновной. А коли что-то пойдет не так, и мне не суждено дожить до рассвета, пусть с этим камушком меня и похоронят.

Но лучше конечно пожить еще, сколько бы мне не было отпущено злодейкой-судьбой. Пожить и посмотреть, что же еще будет дальше.

Как там сказано у советского поэта-классика Маяковского? Отечество славлю, которое есть, но трижды – которое будет? Вот и глянем, и поскрипим еще, покуда стучит сердце и у кого весело, а у кого и натужно, но гонит, гонит, гонит по жилкам кровь. И потому завтра я, быть может, снова проснусь в будущем, знакомом и привычном мне, как любимые старые джинсы, которые никогда и нигде не жмут.

А значит – будем жить.

Вот на этой оптимистической ноте я, похоже, и уснул. На сей раз, видимо, уже в последний раз за эту нескончаемую ночь. Уснул прямо на лавке перед домиком, привалившись к его трухлявой, покрытой мхом, стене. И проспал неизвестно сколько, потому что очнулся уже засветло от ощущения, что кто-то пристально смотрит на меня, буквально буравит взглядом.

Открыв для начала один глаз, я увидел перед собой девушку. Большую часть ее лица скрывала черная матерчатая полумаска. Вдобавок девушка была как-то очень странно одета. Не знаю, где и в какой стране могут быть популярны серебристая кольчуга, зеленый плащ, кожаные штаны, сапоги и шляпа со светло-серым пером, но эта мода явно относилась к каким-нибудь мрачным и кровавым временам раннего Средневековья. Ну, или к эпохе Робин Гуда. Потому что эта лесная нимфа с глазами цвета своего пера держала в изящных ручках огромный лук. Его тетива была туго натянута, а стрела на ней холодно смотрела мне прямо в лицо острым стальным наконечником.

О, мой бог! Ну, я и попал…

И куда это, интересно, я угодил на сей раз?

Глава 28
Видения и явления

Не самое лучшее ощущение – проснуться на рассвете после почти бессонной, нервной ночи, и не от ласковых солнечных лучей, а от ледяного холода калёной стрелы, нацеленной тебе в лицо. К тому же стальная кольчуга и походный плащ этой лесной дриады навели меня на нехорошие мысли, что я опять куда-то вляпался. А, точнее, не «куда-то», а в «когда-то». Вместо привычного и родного двадцать первого столетия!

Однако сюрпризы на этом заканчиваться явно не собирались. Вместо того чтобы продырявить меня своей стрелою, эта средневековая лучница нахмурилась, затем опустила лук, вытянула руку и медленно ощупала мое лицо пальцами, затянутыми в кожаную перчатку. После чего недоверчиво поджала губы и удивленно пробормотала:

– Саша?

Ну, еще бы! Конечно, я.

А лучница была Анной.

Уже пять минут спустя в моей голове начало понемногу проясняться. К этому времени я сидел в окружении четверых рослых парней в разномастной одежде, словно позаимствованной из музея исторического костюма, причем надерганной как попало из залов и экспозиций Шотландии и Ирландии, России и Скандинавии, а, может, и Польши с древней Пруссией по соседству. В своем времени я бы безоговорочно назвал их ролевиками, но здесь, в прошлом столетии, об этом слове, похоже, пока что и не слыхивали. Во всяком случае, когда я попробовал их так назвать вслух, парни только недоуменно переглянулись. Лишь Анна мягко улыбнулась, отставила в сторону свой грозный лук и грациозно присела рядом со мной на краю скамейки.

– Не знаю, откуда тебе известно это слово – ролевики, но у нас оно пока что не в ходу. Так называют себя наши соратники за рубежом, между прочим. Но времена меняются, Саша. Как знать, может, пройдет еще лет пять-десять, и мы тоже начнем так называть друг друга.

– Соратники по чему? – переспросил я, тупо глядя перед собой и морщась, потому что голова болела просто отчаянно.

– Что значит – по чему?

В глазах девушки плескалось удивление.

– По фантастическому моделированию, конечно. Мы реконструкторы. Ты что ли никогда не слышал о таких, как мы?

Я пожал плечами.

– Ну, почему… И слышал. И видел. Только таких как вы по-другому называют. А уж если реконструкторы, то исторические.

– Вот как?

Девушка насмешливо поджала губы.

– И где это, интересно, нас так называют, позволь-ка узнать?

– Долго объяснять, – махнул я рукой. – Что вы здесь делаете?

– А ты? – в тон мне спросила Анна.

– Опять долго объяснять…Скажи, у вас случайно машины нет? Очень надо, прямо-таки позарез.

Девушка смерила меня долгим, испытующим взглядом.

– У тебя какие-то неприятности, Саш? Как ты здесь очутился? И что у тебя случилось с рукой?

Она кивнула на мой всё еще затянутый скотчем левый кулак.

Все-таки женские сердца умеют чуять опасность. Жаль, что и в этот раз. А так здорово было бы сейчас прогуляться с ней куда-нибудь…

– Мне нужно поскорее смыться отсюда. Меня ищут.

Ее глаза широко раскрылись, теперь уже она смотрела на меня в полном восторге.

– Это из-за твоего… задания, да? Ты что, ведешь частное журналистское расследование? Секретное? Под прикрытием?

Господи, и где она только набралась всех этих модных голливудских словечек, совершенно неуместных для восьмидесятого года?

– Конечно. Как ты догадалась?

– Ну, не забывай… я все-таки будущая журналистка.

Она лукаво улыбнулась, блеснув жемчужными зубками.

– Ну, тогда ладно, – покладисто ответил я. – А то я, признаться, думал, что ты – какая-нибудь толкинистка.

Ну, вот опять, спрашивается: кто меня за язык тянул? Может, в этом восьмидесятом году и слова-то такого еще не придумали?

– А хорошее словечко, между прочим, – отозвалась Анна, задумчиво шевеля губками, словно пробуя слово на вкус. – И Толкина я очень люблю, прямо обожаю.

– Скажешь, уже прочитала «Хоббита»? А, может, и всего «Властелина колец»? – насмешливо проговорил я, прекрасно помня, что первая книга этой эпопеи выйдет в СССР еще только через два года, да и то весьма урезанной.

– Подумаешь, «Хоббит», – она презрительно выпятила нижнюю губку, сразу став похожей на капризную и властную принцессу из детской сказки. – Если хочешь знать, я его читала еще в шесть лет. Папа тогда привез из Москвы очень редкий журнал, «Англия» называется, на русском языке, и там был напечатан целый кусок из книги. А наша советская книжка «Хоббит» у меня есть. Целых две, между прочим. Там еще на обложке Бильбо здорово напоминает моего любимого актера комедийного, Евгения Леонова.

– Две-то книжки тебе зачем? – улыбнулся я, морщась от очередного внезапного приступа головной боли.

– Одну даю всем читать. А другую храню для себя. Первая книжка уже затрепанная вся, а моя прелес-с-с-сть… – Анна забавно изобразила свистящий голос Горлума, – до сих пор как новенькая.

Она вздохнула и мечтательно произнесла:

– Говорят, то ли в Перми, то ли в Свердловске один дяденька за год перевел на русский всего «Властелина колец». Будто бы он сумел как-то выписать все три книги в Библиотеке иностранной литературы в Москве, а потом сделал фотокопии. Уже целый год обещают к нам привезти копии распечаток, но пока нет.

Потом посмотрела на меня и словно очнулась.

– Ну, ладно. Что это мы всё обо мне и обо мне. Что с тобой произошло, хоть что-нибудь сказать можешь? И кто за тобой гонится?

– Надеюсь, что пока никто… – пробормотал я, мысленно прикидывая, сколько сейчас времени. – Так как насчет машины?

– Машина будет, – заверила Анна. – Ты, надеюсь, не забыл, что у нас с тобой завтра – первый экзамен? Так что мне по любому отсюда надо уезжать, с тобой или без тебя. Через час тронемся, только я с ребятами кое-чего обговорю.

– Хорошо. Но у меня будет к тебе одна просьба. Обещай, что исполните.

На душе у меня сейчас была странная смесь самых причудливых чувств, и они варились в моей голове, точно диковинный суп в кастрюле, кипящий под крышкой. Из них превалировали, пожалуй, два самых основных: как плохо, что камень не сработал, и я остался в этом же времени, всё в том же Советском Союзе образца «made in 1980». И как же хорошо, что камень не сработал и не забросил меня и впрямь куда-нибудь в эпоху средних веков и всяких мрачных инквизиций, а эти милые, чудесные и наивные ребята с мечами, луками и в самопальных кожаных доспехах – всего лишь ролевики, игроки, ряженые по сути. Потому что вряд ли я сумел бы выжить даже в эпоху высокого Средневековья, в каком-нибудь двенадцатом или даже четырнадцатом веке без опасности быть пронзенным копьем, пробитым стрелой, а то и верным шансом угодить на костер как колдун и чернокнижник, по доносу какого-нибудь бдительного попа или жадного лавочника.

В общем, жизнь продолжалась, и надо было как-то выбираться из передряги, в которую я угодил, сам того не ожидая. Тут присутствовали опять-таки две большие закавыки: зачем я вообще сдался этому таинственному незнакомцу-невидимке, которому явно прислуживает этот мерзкий качок, и кто он вообще такой, этот серый кардинал, который, видимо, очень много всего знает.

В итоге Анна не подвела.

Спустя час мы и впрямь погрузились в старенькую, видавшую виды «уазик»-буханку, в точности соответствующую своему народному эпитету: вечно ранена, но никогда не убита!

Моя просьба поначалу и впрямь показалась парням-реконструкторам слишком странной, но Анна пошепталась с ними и договорилась. В итоге мы почти все ехали в город в полном боевом облачении, если можно так выразиться. Таким образом, салон машины выглядел как пристанище весьма необычной и пестрой компании из средневековых рыцарей, древнерусских витязей и вольных лесных стрелков. Поскольку среди них я был явно лишним, то был экипирован по остаточному принципу: мне достались широченный плащ, какая-то грубая кираса и шлем крестоносца, похожий на перевернутое металлическое ведро с заклепками и крестообразной прорезью для глаз. У него оказалось какое-то очень сложное внутреннее крепление, из-за которого шлем трудно было надеть, а снять, по-моему – еще труднее.

Как оказалось, на этом и строился хитрый расчёт Анны. Когда нашу машину на одном из перекрестков остановили гаишники, их главный заглянул в салон, придирчиво оглядел всех пассажиров и даже попытался заглянуть в смотровую щель моего «ведра», после чего велел мне снять шлем.

Анна тут же подскочила к сержанту и принялась щебетать ему о том, что именно сегодня у них, то есть у нас, произошла «ма-а-аленькая такая авария», и в результате прямого попадания копья шлем на моей голове основательно заклинило, и пока он никак не хочет сниматься, но непременно снимется, потому что они едут к своему Великому Оружейнику в замок герцога сэра Баскервиля, и мастер Родрик непременно снимет злополучное «ведро» с моей непутевой головы.

На что сержант мрачно посоветовал Анне сидеть дома с куклами, а не бегать по лесам с луком и стрелами в компании великовозрастных идиотов.

– Лучше скажите об этом моему отцу, – с усмешкой предложила девушка. – Знаете, кто он?

Сержант одарил Анну взглядом еще мрачнее предыдущих и медленно, очень нехотя кивнул.

На этом проверка и закончилась. Час спустя мы уже разъезжали по разным городским улочкам, развозя ребят по домам. На прощание Анна забрала у меня их шутовскую одежду, ловко просунула тонкую руку куда-то вглубь шлема, ближе к затылку, что-то там внутри отжала, после тихо щелкнула невидимая пружина и освободила меня от рыцарского «ведра».

– До встречи завтра на экзамене, – шепнула девушка на прощание. – И не забудь размотать свою руку.

На лавке возле подъезда сидели мои давешние малолетние приятели, Женька с Мишкой. При виде меня оба и бровью не повели, однако шкет едва лишь проводил меня взглядом до подъезда, как тут же вскочил и куда-то стремительно удрал. Пан Тадеуш остался сидеть, выразительно поглядывая на меня и демонстративно поигрывая рукоятями нунчаков, с которыми, кажется, был всегда неразлучен. Он явно исполнял роль охранника, а шкет, скорее всего. помчался звонить Сотникову.

Я не ошибся в своих предположениях: уже спустя полчаса шеф примчался ко мне, хмурый и встревоженный. Как я и предполагал, он заявился не один, а с Ольгой Антоновной, и покуда мы с ним беседовали, она тактично пребывала на кухне, задумчиво помешивая ложечкой в чашке давно остывший чай.

Рассказ о моих злоключениях Владимир Аркадьевич выслушал вполуха, после чего высыпал на меня целый ворох ЦэУ – своих очень ценных указаний. Суть их заключалась в том, чтобы мне не делать никаких резких движений – «здесь ты в безопасности, Максим Юрьевич пообещал позаботиться о твоих обидчиках», хорошенечко отдохнуть и назавтра спокойно отправляться в «универ» сдавать экзамен.

На том и порешили.

– Думаю, вам теперь нужно поговорить вдвоем, – сказал он и обернулся на открытую дверь в кухню. – Ольга Антоновна, я буду ждать вас внизу, в машине.

Сотников быстро вышел из квартиры, а она вошла в комнату и осторожно присела на краешек дивана.

Следующий день начался деловито и буднично, даром, что я сдавал свой первый в этой новой жизни вступительный вузовский экзамен. Как я и ожидал, из трех тем экзаменационного сочинения одна оказалась относительно свободной, с лёгким идеологическим уклоном, и я написал работу быстро, можно сказать, левой ногой, тщательно проверив под конец описки и возможные орфографические ошибки.

Анна сидела в конце учебной аудитории, и я галантно подождал ее после сдачи наших текстов в приемную комиссию.

Наскоро обменявшись впечатлениями, мы выяснили, что оба писали сочинения на одну и ту же тему – об университете, куда мы вознамерились поступить, и его славной истории. Самое время теперь было немного прошвырнуться по городу, а заодно и поглядеть, не пасут ли меня давешние преследователи. И мы отправились в парк, вкушать мороженое и пить сок, а если повезет, то и пропустить по бокалу холодного сухого вина.

Свою маму номер один в ипостаси юной абитуриентки я увидел уже на входе в парк культуры и отдыха. Для нее же это был выход, потому что она медленно шла из парка мне навстречу, задумчиво глядя прямо перед собой. Удивительно, но на ней было все то же скромное серое платье, что и в прошлую нашу встречу, а в руке она держала роман «Консуэло», я сразу узнал эту толстую книжку по желтой обложке.

От неожиданности я резко остановился и, видя, что она шагает прямо на меня, слегка попятился. Анна тем временем продолжала шагать, увлеченно рассказывая мне о чем-то. Но увидев, что меня нет с нею рядом, остановилась и обернулась.

– Ты что? Забыл чего-нибудь?

В этот миг моя юная мама поравнялась со мной, и если бы я инстинктивно не шагнул в сторону, наверное, она прошла бы сквозь меня, как легкая лодочка ранним утром плавно скользит сквозь туман над речной гладью.

– Видала? – прошептал я в полнейшем изумлении. – Дева вообще не смотрит по сторонам. Видать, перезанималась. Явно тоже абитура, как и мы с тобой…

Анна обеспокоенно оглядела меня с ног до головы и вдруг быстренько прижала к моему лбу узкую ладошку. Как только она ею тетиву натягивает, успел подумать я.

– Что с тобой? Какая дева, Саша? С тобой всё в порядке?

– Нормально… Пошли уж.

В следующую минуту я окончательно понял, что никакой моей мамы номер один Анна не увидела. По ее словам, я вдруг резко остановился посреди аллеи и натурально впал в ступор. А когда она окликнула меня, я вдруг шагнул в сторону и медленно повел головой, словно провожая кого-то взглядом. При этом аллея, по которой мы шагали, была и осталась совершенно пустой. На ней в эту минуту не было ни души.

– Ты меня удивляешь, – в сердцах произнесла моя спутница. – Обещай, что как только мы дойдем в кафе, непременно расскажешь мне все, что с тобой в эти дни происходит.

Я послушно кивнул, но уже пару минут спустя пожалел о столь опрометчивом согласии. Потому что увидел вдали движущееся по аллее прямо навстречу нам какое-то размытое пятно, светлое, но словно разлинованное частыми вертикальными полосками темного цвета. В скором времени у меня в глазах словно прояснился фокус, и я уже мог различать отдельные детали той, что шла сейчас навстречу нам с Анной.

Это была моя мама номер два, примерно сорокалетнего возраста, идущая под элегантным и слегка легкомысленным светло-салатовым солнечным зонтиком. По мере нашего сближения я разглядел в ее руке давешний кожаный блокнот, с которым видел ее и в первый раз. Ручаюсь, что под его обложкой была пристегнута за колпачок и любимая нашей мамой многоцветная шариковая ручка.

Я внутренне весь напрягся – она уже приближалась к нам. По счастью, мы не должны были столкнуться, иначе я, наверное, бы заорал во все горло. Я уже понял, что это не мои мамы, женщины во плоти, а их какие-то бесплотные фантомы.

Поэтому абитуриент Саша Якушев по-прежнему непринужденно шагал по аллее под руку с красивой девушкой, но внутри меня всё было натянуто до предела и без того самыми тонкими струнами. Прежде я никогда не видел призраков своих родителей, и тем более двух одновременно, а теперь между их появлениями прошло всего лишь несколько минут. Что это – демонстрация, адресованная специально для меня, или же – прощание? Фантомы явно покидают парк, но почему? Меняют место обитания?

Между тем моя вторая мама уже поравнялась со мной. И точь-в-точь как в прошлую нашу встречу, слегка отвела в сторону свой легкий зонтик и задумчиво посмотрела на меня. Ее взгляд был такой же рассеянный, как и в прошлый раз, она меня совсем не узнавала, да и вряд ли это от нее требовалось. Неведомый мне хозяин этих инфернальных сущностей, устроил для меня игру по неизвестным мне правилам. Но для чего? Напугать меня? О чем-то предупредить? Или предостеречь от чего-то?

Я по-прежнему этого не знал, да и откуда?

Так что к террасе летнего кафе я подошел в полном смятении чувств. Но оказалось, что сюрпризы на этом не заканчиваются.

Из-за столика, стоявшего в стороне и наполовину окруженного резным заборчиком, увитым раскидистым диким виноградом, неожиданно поднялся невысокий мужчина в явно дорогом, наверное, импортном белоснежном летнем костюме. Он сделал пару шагов по направлению к нам и усмехнулся.

На сей раз я по инерции прошел пару метров, не заметив, что теперь уже Анна остановилась как вкопанная позади меня.

– Папа? – изумленно произнесла она и тотчас нахмурилась. – Что ты тут делаешь?

– Вас поджидаю, голуби мои, – ироническим тоном ответил мужчина. – Федор, будьте любезны, пригласите молодых людей к столу.

В спину мне тотчас больно уперся острый и жёсткий палец.

– Пра-а-ашу, чепушила!

Я вздрогнул, будто меня кипятком ошпарили, и резко обернулся.

Это, конечно же, был качок.

Они все-таки меня достали!

Глава 29
Четвертая категория

– Ну, что, молодой человек, вот и пришла пора нам с вами встретиться воочию. Тогда карты на стол? – предложил отец Анны.

Удивительно, но его дочь, единожды выразив удивление неожиданной встречей с отцом, более участия в беседе совсем не принимала. После первого удивления от явно нежданной встречи с отцом она как-то сразу притихла, замкнулась в себе и теперь с равнодушным видом ковыряла десертной ложечкой в стальной креманке с шариками мороженого.

А папа-то у нее крутой, сразу видать, держит дочь в ежовых рукавицах, смекнул я. Ладно, посмотрим, зачем я ему так нужен. Неужто невидимка у меня квартире – это он и есть? Судя по голосу, похоже, на то.

– Если вы насчет карт, то я в азартные игры не играю. Тем более, с малознакомыми людьми, – сухо сказал я

– Шутку оценил, – одобрительно заметил отец Анны. – Тогда начнем с меня. Разрешите представиться, Одинцов Владимир Иванович. Полковник без пяти минут в отставке. По вашей милости, между прочим. И по совместительству – отец вот этого чуда.

Он кивнул на дочь. Та лишь дернула уголком рта, после чего еще сильнее надула губки, являя собой образ оскорбленной невинности.

– Такой солидный человек, настоящий полковник, а по чужим квартирам шляетесь, замки взламываете, шарите в моих вещах, – разом припомнил я этому невидимке добрую половину его смертных грехов в отношении меня.

– Вы тоже хороши, Александр Николаевич, – парировал полковник, с интересом разглядывая меня, будто какую-то экзотическую букашку, вдруг вздумавшую приземлиться прямо ему на плечо. – Шляетесь по разным мирам, листаете годы как страницы, занимаете чужие тела, будто это простые костюмы…Ай-яй-яй, как не совестно?

Я смотрел на него в упор, но лицо Одинцова и вся его фигура медленно расплывались перед моими глазами, зыбко колеблясь и постепенно утрачивая очертания. Не знаю, существуют ли на свете физиологические особенности того состояния, которое мы привыкли называть смятением чувств, но сейчас я испытывал явно нечто подобное. Нужно было как-то выкарабкиваться, а я все еще никак не мог отойти от шока после столь прямого психологического удара в самое сердце.

Кое-как встряхнувшись как в переносном, так и в прямом смысле, я презрительно усмехнулся:

– Врёте вы всё…

Бровь полковника Одинцова чуть приподнялась.

– Вот как? И где же именно я вру, в каком месте?

– В любом, – упрямо заявил я. – Вы несете какой-то бред. Фантазии сумасшедшего…

Одинцов с сожалением поглядел на меня.

– Я-то, может, и вру. А вот его, увы, не обманешь.

И с этими словами он вынул из кармана…

Нет, это был не мобильный телефон, хотя сходство с «трубкой» у этого странного гаджета было просто потрясающим. Более всего он походил на один из первых бытовых мобильников, какую-нибудь здоровенную «нокию» или «моторолу».

Полковник продемонстрировал ее мне, не выпуская, однако, из своей руки.

– Это «Хронос», временной анализатор личности. Хотите посмотреть его в действии?

Я молчал, затравленно глядя на маленький экран приборчика.

– Извольте.

Он нажал одну из кнопок на приборной панели этого своего «Хроноса», и экран гаджета медленно тускло осветился. А затем из него вдруг ударил ослепительно белый луч, целя прямо мне в грудь.

Я тут же ощутил легкое головокружение, хорошо знакомое мне, шестидесятилетнему пенсионеру, во времена магнитных бурь. Это иногда бывает со мной в тот момент, когда организм испытывает резкий перепад атмосферного давления.

Затем по экрану приборчика последовательно пробежало несколько волн ряби и иных телепомех. Их сменило изображение моей физиономии, довольно-таки примитивное, словно состоящее из пикселей древнего компьютера. И наконец экран вернулся в стабильное состояние, и на нем осветились три строки текста. Полковник поднес свой гаджет к самому моему носу, чтобы я мог лучше разглядеть информацию на экране:

ЯКУШЕВ АЛЕКСАНДР НИКОЛАЕВИЧ

Номинальный возраст: 17 ЛЕТ

Реальный биологический возраст: 60 ЛЕТ

Вот так вот! Что и требовалось доказать.

Одинцов нажатием кнопки деактивировал свой диковинный гаджет, сложив, убрал его в карман, после чего испытующе посмотрел на меня:

– Поговорим?

Конечно, можно было попытаться удрать. Просто с ходу стартануть, как тогда во дворе, а при удаче еще и перевернув легкий столик кафе. Я не знал, каков качок в беге на длинные дистанции, но почему-то не ожидал для себя ничего хорошего в исходе такого состязания. К тому же шестым чувством – или кожей спины? – я моментально ощутил присутствие позади качка Федора, слишком близко от меня, поэтому лишь покорно вздохнул:

– Ну, давайте.

То, что для одного человека порой кажется настоящим и невероятным чудом, другому зачастую представляется просто закономерным исключением из правил, которыми пестрят любые законы природы или общества. А для кого-то это и вовсе – будничная обыденность, привычная как глоток утреннего кофе или первая, самая вкусная сигарета после обеда.

Наверное, я принадлежу к первой категории, потому что до знакомства с одиозным писателем Вороновым я был абсолютно уверен, что являюсь первым и единственным на сегодняшний день путешественником во времени в мире и на все времена. И уж точно я не мог представить, что на месте моего прибытия – в моем родном городе сорокалетней давности – меня уже давно и терпеливо поджидают. И цель их была проста и ясна как день – поскорее выдворить меня обратно в мою родную реальность, в том числе и временную, пока я не успел наломать дров в этом настоящем– прошлом.

– Существует несколько способов перемещения во временном пространстве, – пояснил мне полковник Одинцов, попивая ледяной апельсиновый сок. – Подавляющее большинство таких случаев сводится к элементарному возвращению обратно тех, кого капризная судьба однажды забросила в другую временную реальность. Возвращение происходит, как правило, тем же способом, как и первое перемещение. В этом случае оно происходит без нашего… эээ… деятельного участия, скажем так. Так и было поначалу с Владленом Борисовичем Вороновым.

Он помолчал немного, словно давая понять: поначалу было так, а вот потом – уже совсем иначе.

– По статистике подобных таинственных случаев с перемещением вторую по численности категорию странников во времени составляют те, для кого этот переход происходит нечувствительно.

– Это как? – недоверчиво переспросил я. Анна тем временем все так же помалкивала, рисуя ложкой на дне креманки замысловатые узоры. И самое главное, похоже, она была ни чуточки не удивлена странным содержанием нашей беседы с ее отцом.

– Им так и не суждено в итоге узнать, что они переместились в иную реальность. Память об их прошлой жизни напрочь исчезает, заменяясь ложными воспоминаниями.

– А кто им диктует… эти ложные воспоминания? Кто загружает их в голову такому переселенцу?

– Если бы мы это знали… – вздохнул Одинцов. – Сейчас бы мы уже сидели и разговаривали совсем в другом месте. И тебе бы не пришлось бегать по лесам.

Он сокрушённо покачал головой.

– Поэтому, чует мое сердце, нам предстоит еще немало сюрпризов и неожиданных открытий. Потому что та неведомая сила, которая проявляет себя таким образом, что способна стереть в мозгу человека воспоминания о его прошлом и при этом органично заменить их ложными, должна обладать поистине невероятной мощью. А также быть невероятно гибкой и пластичной, иначе ложные воспоминания очень быстро рассыплются в прах из-за всяческих нестыковок, противоречий и общей нелогичности картины. У меня даже дух захватывает от того, с каким противником мы можем столкнуться, если эта сила откажется вступать с нами в контакт.

– А к какой категории тогда принадлежу я?

Полковник ответил не сразу. Они обменялись с дочерью взглядами, и Анна еле заметно кивнула.

– Ты принадлежишь к третьему разряду, – ответил Одинцов. – Он, кстати, пока еще очень маленький, во всяком случае, для нашего ведомства. Собственно говоря, в нем лишь ты один и состоишь. И больше пока никого.

– А что же во мне такого особенного? Что мне даже выделили персональную категорию? – ненавязчиво закинул я первую удочку.

– Твое перемещение произошло благодаря действию неких обстоятельств непреодолимой силы.

– Так и Воронов вроде так же… – предположил я.

– Не совсем так, – ответил полковник Одинцов. – По видимости ты был перемещен в это время, – он обвел широким жестом окрестности парка, – в результате действия некоего аномального предмета. В свое время им воспользовалась твоя мама. Твоя настоящая, биологическая мама, а не приемная. И в настоящее время этот предмет с аномальными свойствами находится либо у нее, либо, что более вероятно – у тебя. И мы…

Одинцов сделал паузу.

– Мы очень заинтересованы заполучить этот предмет для его изучения и по возможности – установления принципа действия и всех его возможных других свойств.

– Ого! – воскликнул я. – Других свойств, говорите? А кто это, интересно, мы?

– Да все тут, – улыбнулся Одинцов. – Я, Аннушка, Фёдор вот…

– И кто вы такие?

– Как это кто? – улыбка полковника стала еще шире. – Это мы, молодой человек. Четвертая категория.

Сколько я ни слыхал и не читал в своей прошлой реальности обо всяких там попаданцах, перемещенных лицах и иных путешественниках во времени, сроду не слышал, что они, оказывается, еще и делятся на категории. И если в мою, третью категорию, по классификации полковника Одинцова, входят, в отличие от писателя Воронова, те, которые, сами того не желая, однажды перемещаются в другие тела, но при этом сохраняют и сознание, и воспоминания, и вообще весь опыт своей предыдущей жизни, то путешественники во времени четвертой категории совершают свои переходы абсолютно сознательно. И при этом, по-видимому, сохраняют возможность однажды вернуться в свое привычное и родное время, поскольку там для этого имеются реальные возможности.

Поэтому я даже с некоторым страхом в душе спросил Одинцова, из какого же они времени. И при этом покосился на Анну: ну, ты-то что молчишь, неужели это всё правда?

И, конечно, не добился ответа. Во всяком случае, полностью устраивающего меня в ту минуту.

– Думаю, Александр Якушев, тебе этого лучше не знать. Скажем так: мы – из недалёкого будущего. Недалекого от твоего реального бытия, понимаешь?

Тут я против желания опять посмотрел на Анну. Полковник перехватил направление моего взгляда и покачал головой.

– Как видишь, в этой реальности она – твоя сверстница.

– А в своей?

В этот миг мой голос все-таки предательски дрогнул. Ну, вы понимаете… узнать, что твоя юная подружка на самом деле – древняя старушка, это совсем не комильфо.

– Разумеется, нет. Она немного тебя постарше, скажем так. Ну, так и тебе же в твоей реальности шестьдесят. Как говорится, тоже уже далеко не мальчик.

Офицеру КГБ Владимиру Одинцову было еще только слегка за тридцать, когда судьба, похоже, решила полностью разрушить его жизнь. Заболела любимая жена, диагноз врачей был неутешителен – онкология, а Одинцов знал, что с такими заболеваниями люди не вылечиваются. Вопрос был только во времени, и когда состояние его ненаглядной Светланы вдруг улучшилось, и она даже стала вставать с постели и ненадолго выходить в маленький дворик их дома, Одинцов не верил в милость судьбы. И оказался прав.

Впоследствии знакомый врач рассказал ему, что раковые больные подобны осенним цветам: незадолго до кончины они зачастую испытывают улучшение, подобно тому, как осенние цветы ярко горят на клумбах под холодным осенним небом, прежде чем увять и уйти навсегда. Тем не менее, Одинцов до последнего верил в чудо, что лихая судьба обойдет их с маленькой дочкой стороной, поскольку жизнь не может быть настолько несправедливой к хорошим людям.

Оказалось – может, и пришло время, когда Одинцов остался один с трехлетней Анечкой, которой с каждым разом всё труднее было объяснять, куда уехала мама так надолго, и почему она пока не может вернуться. Служба тоже угрожала покатиться под откос и рассыпаться прахом: ФСБ – организация серьезная, служба там во все времена требует предельной концентрации всех сил, и предаваться личным переживаниям в рабочее время не получится.