Текст книги "Бедняжка в мантии (СИ)"

Автор книги: Donna_Korleone

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)

Я величаво протянул Дильсу руку, позволив вести меня за собой. Недоверчиво на меня покосившись и тихо, со стоном, вздохнув, мол, ты-неисправим-но-я-смирился, Том крепко обхватил пальцами запястье и увлек меня влево и вверх по лестнице. Дерево натужно скрипело под нашими ступнями, но это успокаивало и хоть как-то прерывало то молчание, которое вновь между нами возникло.

Предатель-пульс отбивал ритм как раз в том месте, где покоилась рука недомага. Бум-бум-бум. Словно деревянная палочка ударяет по мембране барабана. Я только надеялся, что это было, не так громко как мне казалось. Иначе я пропал. Пропал и растворился в чувствах, так мне несвойственных.

– Глаза закрой, – приказал мне Том, не успели мы войти в комнату и закрыть за собой дверь.

– Я всё понял: закрываю глаза – ты одетый, открываю глаза – ты уже раздетый. Умно, ничего не скажешь, – в нервной усмешке изогнув верхнюю губу, сказал я.

Храбрость. Она всегда была только в моих словах, но не в действиях. Я умело ввожу людей в заблуждение своим напускным бесстрашием.

– Закрой глаза, – терпеливо повторил Том, и моя рука выскользнула из его ладони. Ощущение от теплоты его руки, тем не менее, уходить не желало и я, невольно, потрогал запястье.

Послушно смежив веки, я переминался с ноги на ногу, в ожидании, как минимум, чуда. За все шестнадцать лет своего существования, я так и не решил: нравятся мне сюрпризы или нет. С одной стороны, это приятная неожиданность, с другой – никогда не знаешь чего именно ожидать. А я, как многие знают не понаслышке, не симпатизирую неизвестности.

– Долго ещё? – ворчливо отозвался я, не прошло и пяти секунд. Во мне боролось два желания: открыть, наконец, глаза, прекратив это ребячество и не открывать их, чтобы не обижать Тома

– Имей терпение, Вальзер, – донесся ответ откуда-то справа. Послышался какой-то шорох, ругательство, а затем, уже возле моего уха, шепот:

– Открывай.

А мне только это и надо было сказать. Распахнув веки, я жадно стал осматривать пространство возле Тома, и, не обнаружив никаких признаков подарка, непонимающе изогнул бровь.

Неужто опять издевается?

Но тут мой взгляд упал на руки Дильса, в раскрытой ладони которого лежал флакончик, обтянутый драконьей кожей. Сам же Том улыбался, словно довольная жаба.

– Ты хочешь подарить мне мензурку? – подсознательно рассчитывая на что-то большее, саркастично спросил я. – Ну спасибо.

– А не хочешь узнать, что в ней?

– Какое мне дело? Я сам умею неплохо варить зелья.

– В этом флаконе слёзы феи, – сказал Том, понимая, что искренней благодарности он от меня не услышит.

Я порылся глубоко в памяти, вспоминая параграф про фей, из истории младшей школы, и тут же охнул.

– Это зелье желаний, – прижав ко рту руку, воскликнул я, попеременно кидая завороженные взгляды на Тома и зелье.

– Первый подарок был утерян в дождливом переулке, и я решил подарить другой, – откровенно наслаждаясь моим шокированным состоянием, проговорил Том и сунул мензурку в карман моей мантии.

– Где ты это достал? – продолжил я восторгаться, сев на кровать. Том сел рядом со мной, и его физиономия лучилась гордостью и даже толикой заносчивости.

А меня теперь мучила иная мысль: каким бы не был мой подарок Тому, он никогда не переплюнет Слёзы Фей.

– Съездил в Рокацию, – как бы невзначай произнес недомаг. Он забрался на кровать с ногами и, приняв горизонтальное положение, устроил голову на моих коленях. Сцепив руки в замок, у себя на животе, он прикрыл глаза и продолжил повествование, – я же рассказывал, что у нас там раньше был домик.

И всё это он сделал ради меня?

– Так вот почему ты вчера со мной не встретился, – запоздало дошла до меня нужная информация. Пальцы скользнули к челке Тома, одним робким движением убирая её со лба. – Ты ездил в Рокацию, – подытожил я.

– Типа того, – согнув одну ногу в колене, подтвердил он.

– Спасибо, – неуклюже поблагодарил я, чувствуя, как щеки заливает жар.

Наверняка я сейчас краснее пера феникса.

Том приоткрыл один глаз и сложил губы в трубочку.

– Я требую вознаграждения.

– Мелкий и хитрый засранец, – отрицательно мотнул я головой.

Мелкий-и-хитрый-засранец расцепил свои руки, одну из них положив мне на живот и, медленно проскользив до ключиц, обвел их контур большим пальцем.

Эта его нежность выбивает меня из колеи. Она убьёт меня. Похоронит в приятных ощущениях. Закопает в ласке. Разве так можно?

В следующий миг ладонь Тома задержалась на шее, и он резко опустил вниз мою голову, встречая губы бережливым, но требовательным, поцелуем.

Я вяло запротестовал ему в рот, но тут же сам двинулся дальше, нетерпеливо сплетая наши языки во что-то единое и неразделимое. Я чувствовал каждую венку на нижней поверхности языка Тома, каждую шероховатость и понимал, что всего этого мне мало. Бешеное желание вопило внутри меня, умоляло вырваться наружу. Что-то показать, доказать. Я не знаю. Кажется, я уже давно сошел с ума.

После первых пяти минут, целоваться в такой позе стало неудобно. Затекла шея, грозясь хрустнуть и рассыпаться в прах. Я сжал в кулаке футболку Тома и, приподнявшись, потянул его за собой. Мы оба приняли сидячее положение, так и не смея разорвать поцелуя.

Внизу живота разлилось мучительное и горячее пламя, заставившее меня слегка выгнуться и заерзать на простынях. Я бы решил что горю, если б не застонал от ощущений, которые накатывали вместе с этим пламенем.

Мне не хватало дыхания, что я вбирал носом, но дышать и не хотелось. Сейчас это казалось просто потребностью организма. Ничего не значащий каприз, у которого я не желал идти на поводу.

«Пускай, я задохнусь, пускай будут саднить легкие, плевать» – вот, о чем я думал. Стыдно. Я уповаю на то, что Том никогда не прочтет мои мысли. Он не должен пролезть в них. Не должен узнать, насколько я в нём нуждаюсь. Нуждаюсь во всём этом.

Том, тяжело дыша, разомкнул поцелуй и повалил меня спиной на кровать. Аккуратно и бережно. Но в глазах я видел дьявольские огоньки нетерпеливого желания, возбуждения. Уверен – в моих он видел тоже самое. Это распаляло, опьяняло и немного пугало одновременно.

Надо было выпить. Алкоголь делает меня более раскованным.

Шнуровка, на мантии, начала ослабевать. Каждому открытому участку тела Том не успевал дарить касания и легкие поцелуи, выгибая моё тело навстречу своим рукам и губам.

Что угодно за вечность этого момента.

Я впервые желал остаться с кем-то вдвоем в этом мире. Я, мизантроп всея планеты, мечтал бессчётное количество минут проводить в обществе человека. Этого человека. Томаса Дильса. Упорно добивающегося своего. Человека, который своими словами выворачивает наизнанку мою душу. Который говорит о любви так просто, не имея представления, как на меня эти слова действуют.

Пока я размышлял над всем этим, Том уже освободил меня от мантии и, приподнявшись, наглым образом просканировал взглядом моё тело.

От смущения хотелось закопаться куда-нибудь под половицы, закрыться дощечкой и не вылезать до скончания века.

Внутренний голос кричал, что лежать обездвиженным бревном не слишком будоражащая сознание картина. Но я не мог. Не мог к нему прикоснуться. Снять эту дриадову футболку без дрожи в каждой частичке тела.

– Сними футболку, – хрипло попросил я, судорожно сглотнув.

На лице Тома отразилось недоумение, которое тут же сменилось шутливой доброй улыбкой, что была мне знакома, после чего он послушно избавился от одежды.

Я оробело положил руки на ремень его джинс, прижимаясь бедрами к его паху. Чувствуя, как сквозь одежду нарастает возбуждение у нас обоих. Том круговыми движениями потерся своим членом о мой, вырывая, выгрызая, выцарапывая из моей груди стоны, виснущие в свисте нашего дыхания.

Он потянулся ко мне за поцелуем, крепко обнял, навалившись сверху всем телом. Наши ребра вжимались друг в друга с такой силой, словно, между собой, у них происходило собственное сражение, не зависящее от нас. Впиваясь в губы, он терзал и дразнил их, то укусами, то щадящими, чересчур щадящими, поцелуями. Он засасывал нижнюю губу с такой силой, будто пытался выпить из неё всю жизнь.

Жадный. Неповторимо жадный двиб.

Движения внизу тоже не прерывались, да я и сам потворствовал к тому, чтобы делать их быстрее и резче, осмелевши дергая Дильса за ремень. В ответ мне раздавались шипения, смешанные с удовлетворенными хрипами.

– Мантия, – его толчки были в такт моим, его дыхание сбилось в то, что врачи простолюдинов называют дистонией, – я люблю тебя.

Сколько раз он говорил это мне? Десятки? Сотни? Тысячи? Я сбился со счета месяца три назад. И каждый раз сердце реагирует и отбивает невероятные удары. Вот и сейчас оно забарахлило в груди и, словно разрастаясь, подступило к горлу. Рядом с Томом мне всегда кажется, что я выплюну сердце. Он заберет его у меня не только мысленно, но и в действительности.

Еще несколько сильных, порывистых движений и Том замер, простонав моё имя, с хрустом, запрокинув назад голову. Я крепче обхватил его бедра ногами, упираясь своим пахом в его пах. Растворялся и терялся в ощущениях, так непохожих на все остальные. Меня пронзила дрожь вкупе с миллиардами мурашек, от которых волосы на теле встали дыбом. До боли вцепившись в кожаный ремень недомага, кусая изнутри подергивающиеся губы, я прогнулся, в который раз, навстречу Тому. Перед моими глазами заплясали разноцветные огни и звезды. Утробно простонав что-то невразумительное, я кончил в боксеры, в которых тут же стало непривычно мокро и липко.

Том вновь навалился на меня всем телом. Кончик носа проехался по моей щеке, спускаясь к шее и прижимаясь к ней, делая глубокие вздохи, восстанавливая дыхание.

– Так ты согласен со мной встречаться?

Вот же неугомонный…

– Да, – ответил я, лишенный сил, чтобы препираться.

Неужели, ты так до сих пор ничего и не понял? Я влюбляюсь. Слышишь? Слышишь? Влюбляюсь.

Влюбляюсь в то, как твои ребра прижимаются к моим.

В то, как ты впиваешься в мои губы, словно они глоток воды для человека, застрявшего в пустыне.

В то, как ты гладишь мои лоб и волосы.

Я влюбился в твой шёпот, не щадящий мои уши больше всяческих криков.

Вибрация в теле начала утихать, и я, ребром ладони, вытер испарину со лба.

– Правда? – переспросил Том, лениво поднимая голову, чтобы взглянуть мне в глаза.

– Отстань.

– Но ты ответил «да».

– Я не страдаю склерозом, недомаг, – сварливо заметил я и, отведя взгляд в сторону, переплел свои пальцы с пальцами Тома, который теперь лежал рядом.

Я поднял к потолку наши руки, сцепленные в одну, и стал внимательно их разглядывать.

– Слушай, Билл, а ты девственник? – ошарашил меня Дильс неожиданным вопросом. Если бы я сейчас что-либо пил, то обязательно поперхнулся.

– А зачем тебе? – огрызнулся я, прекрасно понимая, что кожа лица и шеи пошла красными пятнами.

– Я хочу знать, было ли у вас с Джеем что-то, помимо поцелуев? – пальцами свободной руки сжал мой подбородок и, не обращая внимания на сопротивления, повернул лицо к себе.

– Ты слишком любопытный! – вспыхнул я, зажмуривая глаза, в надежде, что это поможет мне исчезнуть.

– Значит, было… – сокрушенно пробормотал Том, и пальцы его скользнули мне на грудь.

– Да что ты себе там напридумывал, тупой идиот?! – от злости я забыл держать веки закрытыми и, как никогда, хотелось воспользоваться магией. Черной магией. Самой черной и чернющей, которая только существует на Земле. – Ничего у нас не было!

– Да ладно?

– Не было, говорю же, – четко повторил я.

– Значит, ты девственник.

– Скажи это ещё раз, и я тебе оторву голову.

Рисковать Том не стал, но, подложив под шею подушку, устроился поудобнее и теперь так довольно улыбался, что мне хотелось вырвать каждый зуб, который я видел.

– А чего это только я откровенничаю? – искренне возмутился я. – Отвечай мне. А ты девственник?

– Ну… – замялся Том, пытаясь уйти от разговора посредством сокрытия лица в подушке. Но я оказался проворнее и вытащил её из-под недомага.

– Говори.

– Не совсем.

– Как это: не совсем? – передразнил его я. – Ты либо девственник, либо нет.

– Скорее нет, чем да.

– Я так и знал, что извращенцы рано начинают совокупляться, – хмыкнул я. – А с кем ты потерял девственность?

Я пытался задавать вопросы будничным тоном, но отчего-то, внутри меня, самую малость, я ощутил нечто похожее на ревность. Из-за неё я не знал наверняка: нужны ли мне ответы Тома.

– Почему это тебя так волнует? – Дильс неуклюже попытался перевести тему.

Эх, жаль тебя разочаровывать, детка, но ты ничто против моего любопытства.

– Мне-то хвастать нечем, – апатично пожал я плечами, – скажи.

– Ты ведь не отстанешь?

– Конечно, нет! – безапелляционным тоном заявил я, воинственно взглянув на Тома, который теперь казался смущенным.

Неужели, всё было так страшно?

– Это была девушка.

– Подробнее, – нетерпеливо махнул я рукой, показывая, что биографию этой особы можно пропустить.

– Ну…, она была моей двоюродной сестрой, – под конец фразы голос Тома совсем затих, а сам он стушевался, словно ожидая удара.

– Как это? – невольно охнул я, ранее совершенно не подозревая недомага в подобного рода занятиях.

– Я не знал, что она моя сестра! – начал он оправдываться и, подхватив с пола подушку, закрыл ей лицо, то ли заглушая собственный голос, то ли скрывая стыд.

– Дитя порока! Инцестолюб! – крикнул я, едва сдерживаясь от нарастающего хохота, который так и распирал показать себя во всей красе. – Как это ты не знал, что она твоя сестра?

– Мы не общаемся с родственниками, – сокрушенно пробормотал Том, наверняка размышлявший: не возненавижу ли я его за содеянное. Но, как ни странно, мне было плевать на эту историю. И ревность прошла. Я-то думал, что у него любовь была, а он перепихнулся с собственной сестрой. Ну не идиот? Как оказалось, найти такого же придурка, как я сам, проще простого.

– Я хочу подробностей, – упивающийся собственным садизмом и властью над недомагом, попросил я.

– Что за нездоровый интерес? – половинка лица вынырнула из-за подушки, подозрительно всматриваясь мне в глаза.

– Да как ты смеешь мне вообще перечить, сосуд греха? – подобрал я новый эпитет для Тома. Сосуд греха грустно вдохнул носом воздух и, осознавая, что я не отстану, начал повествование:

– В прошлом году у моего знакомого был День Рождения. Мы отмечали его в загородном домике и, естественно, оказавшись вдали от родителей, изрядно напились. На этой вечеринке я познакомился с девушкой, с которой мы тут же и переспали. Как истинный джентльмен, я сказал, что свяжусь с ней на следующий день и поинтересовался, как её зовут. Ромелия Дильс. Мне показалось странным, что наши фамилии похожи. Сам ведь знаешь, что у волшебников одинаковые фамилии – крайняя редкость. Ну, я возьми и спроси, знает ли она Монику Дильс, родную сестру моей мамы, общение с которой мы не поддерживаем. И знаешь, что она ответила? Ромелия сказала, что она её дочь.

Короткое замыкание, во время которого я пытался переварить информацию в своей голове.

– Вот ты олень! – наконец подытожил я и зашелся от собственного оглушающего хохота, сопровождающегося ударами кулаков о пружинистую кровать.

– Это не смешно! – сердито объявил Том, делая брови домиком.

Подобного рода картина только больше меня позабавила и я, слушая бурчание недомага, попытался унять смех.

– И почему я удивлен не так, как мне бы следовало, извращенец? – продолжил я откровенно издеваться, но вскоре был заткнут жестким и, отбирающим возможность дышать, поцелуем.

– Ты должен быть удивлен до седьмого неба, – уж как-то слишком серьезно оповестил меня Том, отрываясь от губ.

– Я удивлен лишь до третьего, – признался я, вновь теряя ощущение реальности, впадая в очередное, я-в-твоей-власти, состояние. – А что происходит с теми, кто удивлен выше седьмого неба?

– Не знаю. Я их никогда больше не видел, – так, словно весь это разговор имел смысл, сказал Дильс, лениво полоснув по моим губам своими.

– Наверное, им очень хорошо, раз они не возвращаются, – предположил я, отчаянно стараясь, чтобы вдохи не были такими резкими и отрывистыми.

– Ага, – опустил он подбородок к груди, кивая в подтверждение.

– Кстати, ты обещал мне эклеры.

Да, кто-то наверняка скажет, что сейчас не самое подходящее время для еды. Но я не знаю иного времени для пищи, кроме «ВСЕГДА». В любом месте в любой час.

– Ты неисправим, – тихий смешок в ответ. – Открой мини-холодильник рядом с кроватью.

– Зачем тебе в комнате мини-холодильник? – рука уже сама потянулась к указанному месту.

А ведь удобно.

– Я ленивый, – простодушно подметил Том и, когда я достал тарелку с пирожными, потянул меня назад за резинку боксеров. Я мягко приземлился на пятую точку, чудом не выронив тарелку. Эклеры переместились к краю посудины, и я облегченно вздохнул, когда их существованию перестало что-либо угрожать. Кроме моего рта, естественно.

– Я тоже хочу, – проканючил детским голосом Том, резко вскинув руку к тарелке. Я нагло передвинул эклеры в другую сторону и, не поведя и бровью, принялся поедать лакомство.

Эклеры, дриада их дери, самое настоящее чудо!

– Ты неблагодарный! – притворно возмутился Дильс. – Я признался тебе в любви, оставил засосы на груди и шее, твои соски…

– ЗАМОЛЧИ! – стремительно и быстро, будто пребывая на каком-то соревновании, я сунул в его раскрытый рот пирожное.

– То, как ты краснеешь от злости – это бесценно, – размеренно жуя эклер, сказал Том и подмигнул мне левым глазом. – Век бы смотрел.

– Не проживешь ты столько, инцестолюб, – злобно шикнул ему я и демонстративно отвернулся, – только не с таким характером.

– Отчего же ты тогда согласился со мной встречаться? – усмешка в голосе.

– Да нимфа его знает, – проворчал я. Губы непроизвольно растянулись в улыбке.

– А я знаю, – тоном ботаника из младшей школы.

– Да? Просветишь, быть может?

– Отложи ты свои эклеры!

– Нет.

– Да, – магия Тома вышибла из моих рук тарелку и она, описав в воздухе полукруг, с мягким стуком приземлилась на ковер.

– Ты лишил меня эклеров, – гнев, к великому моему сожалению, являлся напускным.

– А ты лишил меня – себя, – снова недовольство, после которого Том завалил меня на кровать, по-хозяйски обхватив за талию. – Не смей так больше делать.

Навалился сверху, облизнув припухшие губы и избавившись от крошек пирожного. До моего носа донесся легкий аромат ванили: обязательная составляющая заварного крема.

– А если посмею?

– Не избежишь наказания, – прикусил зубами мой подбородок и двинулся к шее, убирая спутавшиеся вокруг волосы, – помнишь ту плетку, что ты забыл в подсобке? Она сейчас под кроватью. Под этой самой кроватью, Вальзер.

– Изверг, – в миллиард третий раз сдался под его давлением и скрепил руки на талии, вплотную прижимаясь.

Хочу вновь ощутить его кожу на своей…

– Я это знаю, – подкрепил он слова, впиваясь в изгиб шеи чуть более жестким и грубым поцелуем, чем раньше. Вовлекая меня в очередной водоворот с потерей рассудка. Галактика Шизофрении – вот куда попадаю я вместе с Томом. Ведь то, что я к нему чувствую – это не может быть чем-то здоровым и нормальным.

Разве здорового человека может так лихорадить, как меня?

Глава шестнадцатая.

25.12.2013г.

Рождество. Суматоха. Ненавижу суматоху. От безудержного веселья окружающих меня тошнит, а голова идет кругом. Бесит справлять праздники в школе. Что за дурацкая традиция? Я, может, хочу провести этот день под одеялом с рождественским пирогом? Обожраться в усмерть и ныть, как мне плохо. Но если дело касается традиций, тут я бессилен против воли родителей, которые, словом, насильно вышвырнули меня из дома. «Билли, это ведь так весело! Мы купили тебе мантию цвета июньского ночного неба. Ты должен пойти» – этим предложением мама дала понять, что выбора у меня нет. В любом случае. К тому же, называя меня именем Билли, от ушей не ускользнул угрожающий тон.

Кажется, я говорил, что праздники – единственные дни, когда я могу одеться по своему усмотрению? Так вот, Рождество не в числе этих радостных дней. Ведь сотни людей не должны видеть кого-либо из семьи Вальзеров в «жалком ширпотребе простолюдинов».

Да, позорьте меня полностью, любимые мои родители.

И сейчас, как последний идиот, я подпираю стену плечом и пытаюсь взять под контроль магию, что так рвалась сжечь парочку-другую учеников.

Вокруг сплошные колпаки с оленьими рогами, песенки про эльфов и домашних рождественских дракончиков, яркие ёлки. Ни единого признака веселья.

Я медленно перевел свой взгляд на Тома, пылко и заинтересованно обсуждавшего что-то с Морганой. Довольная улыбка не сползала с его лица вот уже минут двадцать. Я серьезно начал побаиваться того, что лицо покроется трещинами, если еще хоть минуту оно сохранит это выражение

Почему этот идиот веселится?

Мне хочется отвесить ему подзатыльник. Он готов кричать от счастья по поводу и без. От каждой чепухи светит зубами.

Неудивительно, что я не верю его словам любви. Том ведь мистер Лучистость-и-Позитив, а я…недовольный всем и вся подросток. Мы полнейшие противоположности. Он должен был влюбиться в такого же жизнерадостного человека, но влюбился почему-то в меня.

Временами мне хочется проверить организм недомага на наличие любовного зелья. Вдруг, его заставили мне симпатизировать? Но я не проверяю, так как не вижу причин, по которым кто-то бы стал мне так досаждать.

Слева от меня мелькнул поднос с эклерами, на который я тут же переключил всё своё внимание.

Так. Какой Том? Какие беды, когда рядом эклеры?

Я прошмыгнул в сторону официанта с подносом, но нас с эклерами разлучил Том, схватив меня за запястье и потащив за собой на, Мерлин-какой-ужас, танцпол.

– Но я хочу эклеры, – по-детски проворчал я и предпринял последнюю попытку дотянуться до еды. Дильс мягко ударил меня по руке, после чего сжал её в своей ладони.

– Нет. Ты хочешь танцевать, – убедительно возразил он, за талию притянув меня к себе.

– Инцестолюб, это мои любимые пирожные, – обиженно воскликнул я.

– Ты перестанешь ворчать, словно дед на пенсии? – мягко осадил меня Том, надавливая на поясницу и прижимая ближе к себе.

– Умоляй меня, и, быть может, я передумаю, – неубедительно дрогнул собственный голос.

Всегда меня подводит, сволочь.

– Но ты уже в моих руках, – насмешливо протянул Том, склоняя голову вбок, – и мы на танцевальной площадке. А ты двигаешься в такт моим шагам.

Последние слова он произнес в максимальной близости к моему уху. На какой-то миг я решил, что оно сплавится под горячим отрывистым дыханием Тома.

А ведь и правда: я сопротивляюсь только на словах. Но первые шаги вальса уже сделаны. И как так получилось, что это напрочь вылетело из моей головы? Как так получилось, что я ничего, ничегошеньки, не заметил?

– Ты почему такой счастливый? – перевел я тему, дабы короткое замешательство не было заметно.

– Сегодня ведь Рождество, – неодобрительно хмыкнул Том, понимая, что я снова чем-то недоволен. Его, полный критики, тон так и вопил: «Олени! Веселье! Снег! Разве это не счастье?». Но я не понимаю. Может быть, я слишком глуп или моя циничность была взращена обожаемыми родителями, которые дарили мне на Рождество ненужные вещи. Они ни разу не угадали с подарком. Да их и не волновали мои желания и вкусы.

– Ничего, что я не прыгаю от радости? – саркастично поинтересовался я, за что меня больно ущипнули в бок.

– Я буду щипать тебя за каждое возмущение и ворчание. Своеобразный штраф, – улыбка маньяка со стажем сверкнула на лице недомага.

– Чванливая жаба, – не удержался я, за что меня ущипнули ниже поясницы,

– а я-то ещё хотел тебе подарок сделать.

– Какой подарок? – тут же навострил уши Том и остановил меня посреди зала.

Невольно или специально, но он никак не может не приковывать взгляды присутствующих своими воплями. Вот и сейчас на нас уставились, по меньшей мере, десять пар глаз.

– Типа рождественский, – смущенно стал разглядывать я деревянный паркет, нервно постукивая мыском ботинка по ботинку Тома, – пойдем на веранду.

– А ты меня там не убьешь? – с притворным испугом спросил Дильс, ставя перед собой ладони, как преграду.

– Убью и закопаю, – пообещал я, – но тебе от этого никуда не деться, так что пошли.

Теперь пришла моя очередь тащить Тома через сгущающуюся толпу танцующих. Кулаки, локти, бока – в бою за свободное пространство участвовало всё тело. Пару раз мы даже кого-то толкнули и услышали вдогонку не самые лицеприятные отзывы.

– Билл! Не так быстро! – пыхтя и постоянно отряхиваясь семенил за мной Том. Впервые в жизни я возрадовался своей худобе, которая позволяла мне быть более проворным и юрким, нежели Дильс.

Наконец, спустя долгие, казалось бы, вечные, три минуты, мы с Томом оказались на веранде и могли насладиться свежим вечерним воздухом.

– И где мой подарок? – принялся нетерпеливо озираться Том, наивно полагая, что подарок я оставил на видном месте.

– И ты ещё обвиняешь меня в нетерпении, – фыркнул я, но всё же был радостно удивлен тем, что Дильс заинтересовался. Главное, не разочаровать. Конечно, по сравнению со Слезами Фей, мой подарок – жалкая безделица, но всё же…

Я порылся в щели между резным диваном и кирпичной стеной и выудил на свет виниловые пластинки. Стряхнув с них пылинки, я протянул подарок Тому.

– Это же пластинки Эрика Кэрри! – взвизгнул Том в манере типичной фанатки-тинейджера. Я даже немного приревновал. – С автографом! Ты где это достал? Эрик же умер!

– Я вернулся в прошлое, – отделался я ничего не значащим жестом, – пришел в дом к Эрику и говорю: «Чувак, один мой знакомый душу продаст за твой автограф. Распишись, а?». Ну, он и поставил эту закорючку.

– А если серьезно? – не оценил Том полет моей фантазии в прошлое.

– Они принадлежали моему дедушке, – лаконично ответил я, – но когда он умер, пластинки эти стали никому не нужны. А ты, насколько я помню, с ума сходишь от его музыки.

– Ты запомнил? – его удивленный и ошарашенный тон заставил меня смутиться. Я сцепил руки в замок и спрятал их за спиной, переминаясь с ноги на ногу. – Спасибо.

Такой искренний и добрый шепот. Я постоянно кричу на него, а ему хоть бы хны. Ни разу он не оскорбил меня. А своим оскорблениям я уже потерял счет.

– Иди ко мне, – Том сжал в кулаке ткань мантии и притянул к себе, – я хочу тебя отблагодарить.

Его голос приятно обжигает мою макушку.

– Не подлизывайся, – среагировал я вполне в своем стиле.

Я никогда не изменюсь. Надеюсь, что Том это примет. Смирится с моими минусами.

Мне бы было легче не думать обо всём этом, но я не мог. Он ведь мистер Идеальность. Сколько бы я ни пытался найти его изъяны и отрицательные черты – их не существовало. Существовали мои придирки, необоснованная критика и вредность. Больше ничего.

– Я и не думал подлизываться, – криво улыбнулся Дильс, поцеловав меня в лоб. Лениво скользнул губами, по переносице, вниз, и найдя губы, вовлек в легкий, но чувственный поцелуй.

Все силы на бессмысленную борьбу за власть меня покинули, и я просто подчинился его воле. В конце концов, я не был против такого рода благодарности.

– Том, – обратился я к недомагу, четко ощущая, как неохотно было отрываться от его губ.

И, чёрт возьми, так непривычно называть его по имени. Оно звучит…упоительно.

– Да?

– Приходи ко мне завтра. Родители уезжают к бабушке в Регламнию, – незамедлительно предложил я, так как передумать мог в любую секунду. Моё противоречие имеет дурную славу, к сожалению.

– Зовешь на секс? – рассмеялся своим дурацким и идиотским смехом, похожим на истерику.

– На чай с печеньями, – грубо ответил я.

Само собой, я размышлял об этом. Да чего душой кривить? Я начал анализировать это ещё тогда, две недели назад, когда родители сообщили мне, что уедут на Рождество.

Не сказать, чтобы я не хотел этого, но всё ж какие-то внутренние страхи меня не отпускают. Надеюсь только, что это нормальная реакция.

– Скажи, ты любишь меня? – неожиданный вопрос выбил меня из колеи. Я вытаращил на Тома глаза, полные удивления.

Кажется, сегодняшняя его миссия: заставить меня умереть от стыда.

– Зачем тебе это?

– Ну… – пытался подобрать слова Том, задумчиво сжав пальцами переносицу, – Рождественская ночь.

Ответ олигофрена.

– И? – иронично усмехнулся я, решив изнасиловать мозг Дильса до последней извилины.

– Веранда вся в омеле, – продолжил он ещё более тихо, – в общем, скажи, что меня любишь. И не вздумай врать. Все лгуны в Рождество умирают в полночь.

– Я скептик, мне всё равно, – по-прежнему, не оставлял я Тому никакого выбора и наслаждался его замешательством.

Не мне же одному суждено краснеть и тупеть в нашем дуэте.

– Говори! Иначе… – нахмурился он, наверняка решив, что это будет выглядеть грозно.

– Иначе, что?

Он порывисто заключил меня в свои объятия, и от соприкосновения тел у меня сперло дыхание. Снова. А ведь мы соприкоснулись лишь через одежду. Это раздражало меня. Я хотел бежать от этих ощущений, ведь я никогда в жизни не желал ни в чем так нуждаться. Это пугает, настораживает, убивает изнутри. Но, в то же время, я не хочу больше убегать. Почему-то мне нужно остаться в этих объятиях как можно дольше.

– Иначе я тебя не пущу.

– Ты забыл, что я колдун? – сварливо поинтересовался я, как всегда поставив собственную вредность на первое место.

– Убьешь меня?

– Просто пальцы обожгу, – неуступчиво произнес я и воспроизвел слова в действие. Том тут же отскочил от меня, громко вскликнув.

Честное слово, я не так уж сильно его обжег.

Прости.

– Иногда мне хочется лишить тебя магии, – он вздохнул как-то слишком тяжело для того, кто смирился с моими выходками. – Ты невыносим и бесчеловечен.

– Сам меня выбрал, – перекинул я обвинения на недомага. Глядеть друг другу в лицо казалось просто невыносимой пыткой. И, обойдя Тома, я вплотную подошел к резному ограждению, являвшему своеобразной стеной между бальным залом и выходом на задний двор.

– Тебе так сложно сказать «люблю»? – обиженный тон, заставляющий мои колени подогнуться.

Я до боли вцепился в стальные прутья, стараясь сделать этот жест как можно более уверенным и твердым.

Не представляешь насколько сложно. Я и без этих слов чувствую, что рассыпаюсь. И кто еще из нас бесчеловечный?

Из танцевального зала доносился гул разговоров, смешки и звуки оркестра, что выкупила на сегодня наша школа. А Том, который подошел сзади и обнял меня за талию, забил мою голову той невыносимой тишиной, что всегда возникает при его приближении.

Тишина и стук собственного сердца – единственное, что я способен слышать рядом с ним. К остальному, Том, не знаю каким образом, делает меня глухим.

– Я пойду танцевать, – откуда-то издалека раздался мой голос, – там играет моя любимая песня.

Развернувшись к недомагу лицом, я опасливо выглянул из-за его плеча. Надеясь, что кто-то прервет наш разговор, поможет побороть возникшую неловкость.