Текст книги "Искупление Гренгуара (СИ)"

Автор книги: Дигэ Альвавиз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц)

– А конкретнее ты можешь изъясняться? – пыхтя трубкой, поинтересовался Гастон Лепаж, капитан «Мелюзины».

– Кто-нибудь направляется в ближайшее время в Париж? – ответил вопросом на вопрос Пьер.

– Ну допустим я, – проворчал Лепаж.

– И я, – подал голос с другого конца стола Мильтон, капитан «Святой Анны».

– Хорошо. У меня есть памфлет. И если бы вы, господа капитаны, сделали так, чтобы и он был услышан на улицах Парижа, я был бы вам весьма признателен. Я прочту его вам. Минутку внимания.

Новое творение Гренгуара было просто убийственным. В нем перемешивались горечь, ирония и тонкий сарказм. Капитаны за столом то усмехались в усы, то хмурились и, в конце концов, у каждого из них выработалось стойкое отвращение к герою памфлета.

– Сильно ты его, – пробормотал Мильтон. – Без ножа зарезал. Первый памфлет уже стоил мерзавцу некоторых, особенно набожных клиентов. А уж после такого удара ему сложно будет оправиться. И я, пожалуй, соглашусь донести эту «оду» до ушей адресата.

– Я в деле, Гренгуар, – кивнул и капитан «Мелюзины».

– Благодарю Вас, господа, – искренне сказал Пьер. – Вы содействуете такому благому делу. Даже сами не представляете, как важно то, что вы делаете. Но памфлет не свалит Традиво окончательно. Только пошатнет. Репутация для таких, как он мало значит. Я хочу раздавить его совсем. Разорить. И с этой целью излагаю вам суть одного заговора. Примкнуть или не примкнуть к нему, решать вам.

И Гренгуар предложил капитанам судов, торгующих тканями, прекратить любые деловые отношения с Традиво. А тем, кто уже вез ему товар, завысить цену, так сильно, как они захотят. Объяснить можно повышением закупочных цен, дефицитом товара, мором среди шелкопряда, забастовкой ткачей, да чем угодно. Это должно сработать на разорение. Нераспроданные ткани пообещал купить сам.

Таким образом, Пьеру удалось вовлечь в свой заговор капитанов торговых судов в разных портах. Дело казалось им справедливым. И они соглашались. Традиво взбеленился от злости, узнав о взлетевших к облакам закупочных ценах. Он взял только часть товара, остальное рассчитывая закупить у других лавочников. Однако дурная слава бежала впереди торговца. Второй памфлет уже читали на улицах. Торговцы тканями смекнули, что Традиво находится в сложном положении и с ним можно особо не церемониться. Одни просто не пускали его на порог. Другие взвинчивали цену, как хотели. И он вынужден был платить, потому что товар в лавке заканчивался.

Богатые покупатели стали обходить лавку Традиво стороной. Нанять судно за новым товаром он не мог. Капитаны, все, как один отказывались иметь с ним дело. А вскоре и денег на это у него не оказалось. Традиво влез в долги, стал выписывать векселя. Никто не пришел к нему на помощь. Разве сам он проявил милосердие хоть к одной живой душе? Традиво остался в полном одиночестве. Жена его давно умерла, замученная придирками супруга о том, что не может подарить ему наследника. Будто в том была ее вина. Старшая дочь сбежала из мрачного отцовского дома с одним матросом, едва ей минуло шестнадцать. Младшая же, бедная хромоножка, приняла приглашение стать компаньонкой своей очень дальней бездетной тетки, такой же одинокой, как она сама. Традиво изводил бедняжку попреками о том, что никто не позарится на такую жалкую калеку, и она вечным камнем будет висеть на его шее. Ну что же, она избавила его от своего присутствия. Дом опустел. Традиво не мог появиться днем на улице, из-за всеобщего презрения. Он сидел, уставившись в стену, вздрагивая от каждого шороха. В полном и абсолютном одиночестве.

Но все это будет потом. Мы забегаем вперед. Если наш достопочтенный читатель еще помнит, в начале главы мы оставили Пьера, стоящим на палубе собственного корабля и хмуро наблюдающим за изменениями погоды.

– Думаешь, дело к буре? – Тео подошел как всегда неслышно.

– Сам посмотри, – Гренгуар указал на горизонт. – Небо темнеет и ветер усилился.

– Будет жарко, – констатировал Жженый.

Спокойствие друга оказало свое обычное магическое действие на Пьера. С тех пор, как последний стал капитаном собственного торгового судна, он, не колеблясь ни минуты, назначил Тео своим помощником. Преданнее человека невозможно было отыскать. К тому же, Гренгуар высоко ценил тонкое знание людей, присущее много повидавшему в жизни Жженому.

На друга Пьер возложил обязанности по формированию команды и соблюдению дисциплины на корабле. Грозный вид, а также справедливость помощника капитана невольно внушали уважение матросам. Телесные наказания и любое унижение человеческого достоинства были категорически запрещены на «Страннике». За мелкие прегрешения Тео делал грозное внушение. За более крупные, вроде драки, воровства или пьянства, провинившийся мог получить зуботычину от помощника капитана. Ну, а если совершалась явная подлость либо подстрекательство к мятежу, виновного запирали в трюме и высаживали в ближайшем порту, как говорится, без выходного пособия. Но подобное почти не случалось. О капитане “Странника” шла хорошая слава. Пьер честно платил жалование, не был скуп, обстановка на корабле была спокойной. Что еще требовать матросу?

Тео также неизменно сопровождал Пьера на заключение сделок. Гренгуар вел переговоры, расточая любезные улыбки. А в обязанности помощника и друга входило вовремя буркнуть: «надувает», «товар гнилой», «осторожно» либо «годится», «горизонт чист». И не было случая, чтобы Тео ошибся.

Пьер же командовал кораблем и с явным отвращением вел счета. Колонки цифр вызывали в нем стойкую ненависть. Но Гренгуар каждый раз убеждал себя в необходимости этих действий. Ему нужны деньги. Только таким образом он сможет отомстить всем мерзавцам за поруганную честь его возлюбленной, за их разлуку и его собственные мытарства. Окончив нудную работу, Пьер с удовольствием выходил на палубу «Странника» и вдыхал свежий морской воздух. Вот она, его родная стихия, всегда такая разная, никогда не надоедающая. И пусть сегодня волны неспокойны. Пьер уже чувствовал знакомое покалывание в кончиках пальцев и усиленное сердцебиение. Это значило, что он сосредоточен и готов к схватке с грозным противником.

«Странник» вышел победителем и в этот раз. Хотя грозная стихия, казалось, приложила все усилия, чтобы сломить его экипаж. Черное небо периодически освещалось яркими вспышками молнии. Гром грохотал так оглушительно, будто разрывались снаряды. Свинцовые волны перекатывались через палубу, грозя снести всех, кто там находился. Сумасшедший ветер играл кораблем, будто скорлупкой. «Странник» то возносился на самый гребень волны, то срывался вниз, в темную бездну, от чего обрывались сердца моряков. Кто-то шептал про себя молитву Святому Николаю, покровителю тех, кто в море. Но не забывал при этом четко исполнять приказы капитана. Никто не терял присутствия духа. И стихия отступила.

Буря стихла также внезапно, как и началась. Ветер угомонился, небо прояснилось, выглянуло солнце. Еще недавно такое грозное свинцовое море заискрилось зайчиками на волнах. Будто и не было ничего.

Пьер, как обычно в таких случаях, коротко поблагодарил команду за мужество и слаженную работу и дал разрешение на дополнительную порцию рома, попросив при этом соблюдать порядок.

– Да здравствует наш капитан! – хором воскликнули матросы.

– Разбалует вас окончательно ваш капитан, – пробурчал Тео и отправился наблюдать за раздачей рома, чтобы не было излишеств.

А «Странник» заскользил дальше по тихой, гладкой воде. Солнце уже клонилось к закату, когда раздался крик вахтенного:

– Капитан, слева по борту шлюпка!

Гренгуар распорядился принять людей. На борт «Странника» вскоре поднялись трое мужчин и две женщины.

– Наш корабль попал в шторм, – докладывал один из мужчин, представившийся помощником капитана с судна «Кружевница». – Затонул. Одному Богу известно, как мы спаслись. О судьбе остальных ничего не знаем.

Пьер слушал доклад и вполглаза наблюдал за одной из женщин. Вот она присела на подставленный бочонок. Скинула с головы капюшон плаща, встряхнула влажными волосами. Золотой водопад рассыпался по плечам. Бросила быстрый взгляд на Пьера, чуть усмехнулась. «Будто Сирена из морских глубин», – вдруг подумалось ему.

– Вверяю вашим заботам Графиню де Бриссак и ее камеристку, – закончил свой доклад помощник капитана погибшей «Кружевницы».

– Экипаж «Странника» счастлив приветствовать вас, Графиня, – Гренгуар подошел к прекрасной даме.

– Я благодарна вам за наше спасение, капитан…?

– Пьер Гренгуар, к вашим услугам, – слегка поклонился он.

– Мне доводилось слышать ваши стихи, – Графиня взглянула на него с интересом. Во влажных волосах ее бриллиантами сверкали капельки, скатывались по нежному лицу, опускались по шее и исчезали где-то там… в соблазнительном декольте, прикрытом газовой косынкой. А глаза ее, окаймленные длинными темными ресницами, были совсем кошачьи, погибельные, искрящиеся, будто изумруды,

– Вы слишком любезны. – Пьеру была хорошо знакома игра взглядов, которую она вела. Невольно он поддержал ее. Глаза поэта засветились мягким светом и стали совсем бархатными. – Однако ветер довольно прохладный. Я провожу вас в каюту, где вы сможете отдохнуть и подкрепить силы.

– Мне приятна ваша забота, капитан Гренгуар, – прекрасная Графиня одарила его легкой улыбкой и в сопровождении камеристки направилась в каюты. Пьер пошел следом.

========== Женщина на корабле. ==========

«Женщина на корабле»… В самой этой фразе уже заключен целый роман с непредсказуемым финалом. Да вы сами, любезный читатель, попытайтесь вообразить ситуацию, когда в суровый, опасный и абсолютно мужской мир под парусами внезапно вторгается легкое, воздушное существо из абсолютно другого измерения. Представили? Все взгляды тут же устремляются к нему, тому самому существу. С таким трудом установленная дисциплина начинает трещать по швам. Электризуется атмосфера и в воздухе пахнет грозой. Суеверные моряки начинают бормотать классическую мантру: «Женщина на корабле к несчастью». И хотя никто из них не сможет вам поведать об истоках данного утверждения, верят в него безоговорочно, как в Святое Писание.

Внезапное появление прекрасной Графини на борту «Странника» стало самым обсуждаемым событием на корабле. В матросской среде велись оживленные разговоры на животрепещущую тему:

– … «трое передрались насмерть…» «… сильнейший шторм и потопил корабль…» «…капитан бросился прямо в море…» «… а в воде мелькнул зеленый хвост…» – отовсюду только и слышались обрывки жутких морских баек, связанных с появлением женщины на корабле.

– Эта Графиня точно опасная бабенка, – мрачно вставил свое слово Боцман. – Повидал я таких на своем веку.

– И чем же она так опасна, по-твоему, Кольбер? – насмешливо поинтересовался совсем молодой матрос по имени Франсуа. Он только что подавал на стол в кают-компании и чуть шею себе не свернул, стремясь разглядеть гостью получше. – По мне так весьма недурна.

– Да тем и опасна, что недурна, – проворчал боцман. – Согнет она нашего капитана, как тростинку. Помяните мое слово.

– Да ты что, Кольбер? – возмутился Франсуа. – И охота тебе подобную чушь про капитана нести. Сколько я на «Страннике», ни разу с ним историй с бабами не случалось. Они уж с ним и так и эдак, а он ни в какую.

– Жизни ты еще не знаешь, юнец. А туда же, спорить со мной. Говорю, чертовка она. Для таких, как наш Гренгуар погибель. Он хоть и капитан что надо, да только стихоплет еще. Они как увидят такую вот… чаровницу, так и вспыхнут соломой. Умом повредятся и такое творят, что ни в какие ворота не лезет. А потом, коли жив останется, в стихах-то и жалуется честному народу, какой дурак я был, бес попутал. И называется это у них… э-э… – боцман почесал в затылке, – как же… «здохновение»… вот как.

Гренгуара бы чрезвычайно позабавило подобное рассуждение о творческом процессе, доведись ему услышать разговоры в кубрике. Матросы же только с сомнением покачали головами:

– И откуда ты, Кольбер, про это самое… э…э… «здохновение» знаешь? – поинтересовался один из матросов, без пальца на руке.

– Да хозяин мой прежний больно стихи уважал. Тоже сочинитель был. Сгубила его такая вот… бестия. А я на корабль вот подался. И здесь от них спасу нет, от баб этих. Тьфу на них.

– Да погоди хоронить, боцман, – продолжал защищать Пьера Франсуа. – Хочешь, пари? Сойдет через день эта краля в порту, а мы спокойно пойдем дальше. А с тебя выпивка на всех.

– Дурак ты, – усмехнулся Кольбер. – Согласен, только чтобы тебя, молокососа проучить.

Матросы же одобрительно загудели, потому что в любом случае они-то уж точно оставались в выигрыше.

Обстановка в кают-компании в это время очень напоминала те страсти, которые кипели в кубрике. Только кипели они глубоко внутри. Вчерашним вечером Пьер проводил графиню в ее каюту и больше никто не имел чести лицезреть Ее Сиятельство. Но на завтрак в кают-компанию она появилась, привлекая к себе всеобщее внимание своим крайне экстравагантным видом: льняная камиза и шоссы, облегающие стройные ножки. Пурпуэн и котарди* синего цвета довершали образ. Иными словами, на ней был мужской костюм.

– Простите, мое платье все еще не просохло. А здесь нашлась только мужская одежда, – плутовка опустила длинные ресницы, вроде бы смущаясь, однако легкая улыбка все-же мелькнула на ее губах. Графиня прекрасно осознавала, что мужская одежда выгодно подчеркивает ее точеную фигурку и придает сходство с фарфоровой статуэткой. В глазах мужчин читалось явное восхищение.

– Прошу вас, графиня, – Пьер помог ей сесть и придвинул стул к столу.

– Благодарю, – прекрасная дама одарила его самой сияющей улыбкой. – Вы можете называть меня Жаклин.

– Слишком большая честь для скромного капитана торгового судна, – ответил ей Пьер, бросив мимолетный взгляд на насупившегося Тео. – Боюсь, наша пища будет грубовата для вас, графиня. Зато бургундское, кажется недурное.

– Весьма пикантный букет, – Жаклин сделала глоток, глядя в глаза Гренгуару, который сидел напротив. – Бархатистый вкус. Есть легкая терпкость.

– Немного кружит голову, – Пьер ответил самым лучистым взглядом, который ласкал, не прикасаясь.

«Вот чертов стихоплет, – выругался про себя Тео, наблюдая этот обмен взглядами. – Уже хвост распустил. В бабах запутается, а из петли потом я его вытаскивать буду». – Он сильно толкнул под столом приятеля. Пьер закашлялся, не допив вино.

– Вам нехорошо? – в голосе Жаклин сквозило беспокойство.

– Ничего, сейчас пройдет, – прохрипел Пьер, метнув бешеный взгляд в сторону Тео. Тот с невозмутимым видом стукнул приятелю между лопаток здоровенным кулаком.

– Это вы слишком, – укоризненно взглянула на Жженого графиня.

– Ничего, жить будет, – проворчал Тео.

– Не обращайте внимания, графиня, – Пьер уже пришел в норму. – Он сегодня просто не выспался.

– Вы очень не любите женщин, мсье Тео? – с улыбкой поинтересовалась Жаклин.

– Вам показалось, – Жженый спокойно смотрел ей в глаза. – Я прекрасно чувствую себя в женском обществе.

– Если только женщины не слишком болтливы, – закончила за него Жаклин. – Я поняла.

– Ну зачем вы так, графиня? – вмешался Пьер. – Мы все здесь несколько отвыкли от хороших манер. И совсем не хотели испортить вам завтрак. Вы должны нас простить.

– Сегодняшняя трапеза проходит весьма увлекательно, не беспокойтесь, капитан, – Жаклин захватила небольшой кусочек мяса. – Но я ведь еще не успела рассказать вам о том, почему оказалась на «Кружевнице».

– Да, я как раз собирался спросить вас об этом, – согласно кивнул Гренгуар. – Но не хотелось снова заставлять переживать тяжелые моменты.

– Это все уже в прошлом. Я выспалась. Погода чудесная. Солнце светит. Вчерашнего ужаса будто и не было.

– Ценное качество, – тихо заметил Тео. – Оставлять кошмары в прошлом и без страха смотреть в глаза настоящему.

– Кое-что я так и не смогла забыть, – на ясное чело графини будто тень набежала. Нахмурились брови, губы сжались в узкую линию. Совсем другим человеком показалась она. Но тут же сделала над собой усилие, заиграла ямочками на щеках: – Простите, господа. Это нервное. Не имеет значения. Итак, мой муж, граф де Бриссак был назначен посланником при испанском дворе. Должность весьма желаемая, у него было достаточно конкурентов. Однако наш король, Людовик XII счел именно моего мужа достойным представлять свои интересы при испанском дворе. Разумеется, я отправилась вместе с ним. Жена обязана всюду быть там, где ее муж, не так ли? – какой тонкий сарказм прозвучал в этих словах. – Два года мы жили при дворе Изабеллы и Фердинанда. Муж усердно, как мог, защищал интересы своего короля. Однако разлад все-таки случился. Неделю назад мой супруг получил депешу от Людовика срочно явиться во Францию. Собрав основное наше имущество, граф помчался домой, как можно скорее. Меня же и Флоранс, мою камеристку, предпочел отправить морем. Нам казалось, так будет безопаснее. Да и «Кружевница» была прекрасным, быстроходным судном, с великолепным экипажем. Ничто не предвещало беды. Однако… Все мы игрушки судьбы. Я оказалась здесь. И еще раз хотела бы поблагодарить весь экипаж «Странника» за наше спасение. Думаю, вы присоединитесь ко мне, господин Родригес, – Жаклин обратила свой взор к молчавшему до сей поры помощнику капитана «Кружевницы».

– О да, конечно, – он поднялся с легким поклоном. – Благодарю вас, господа. Узнать бы еще о судьбе нашего экипажа.

– Это не настолько гиблое место, – задумчиво произнес Тео. – Спастись возможно. Во всяком случае, я бы не исключал такой вероятности.

– Amen, – тихо произнес Родригес и набожно перекрестился. А вслед за ним и все остальные. Дальнейшая трапеза прошла в разговорах о потерпевших кораблекрушение, которые благополучно спаслись.

Весь день Гренгуар чувствовал себя немного на сцене. Несколько подзабытое ощущение. Его сатирические пьесы для площадной труппы «Беззаботные ребята» имели неизменный зрительский успех. Пьер вдруг вспомнил восторженные крики, смех, аплодисменты. Все то, что так возбуждает и опьяняет душу автора и актера. Бессознательно Гренгуар скучал по всему этому. И вдруг, совершенно неожиданно на этом корабле появился зритель. Его зритель. Златокудрая Сирена, возникшая из пены морской. Все, что происходило сегодня на «Страннике», происходило для нее. Пьер ставил спектакль и был в нем исполнителем главной роли. И ждал. Нет, не аплодисментов. Ждал нежного взгляда, легкой полуулыбки, поворота головы. Отношения актера и публики в чем-то похожи на флирт влюбленных. И те, и другие хотят нравиться. Вполне невинное желание. Напрасно Тео так хмурится, будто он изменяет Мари. Это всего лишь игра. В конце концов, он так давно не встречал женщину, которая бы увлекла его воображение.

В голове Пьера все еще стоял легкий туман, когда после долгого дня он вошел в свою каюту, дабы отдаться в объятия Морфея. Поэт слегка улыбался. Такое приятное наваждение. В голове вертелись обрывки фраз. Наверное, он снова напишет стихи. Гренгуар с наслаждением скинул тяжелую робу** и подошел к столу, бормоча какие-то рифмы. Однако что-то смущало его. Что-то странное в каюте. Непривычное. В воздухе витал аромат не то вербены, не то ландыша. Удивительно знакомый запах.

Пьер медленно повернул голову в сторону собственной постели и шумно вздохнул. Златокудрая головка покоилась на его подушке. Ну, вот и доигрался.

– Графиня, – голос плохо повиновался Гренгуару. – Что вы делаете в моей каюте?

– Простите, – она виновато опустила ресницы. – Я, кажется, немного перепутала. Моя каюта совсем рядом.

– Тогда я провожу вас, если позволите, – Пьер подошел к самой кровати.

– Право же, мне не хотелось бы вас затруднять, – лукаво улыбнулась Жаклин.

– Ну что вы, беспокойство небольшое, – Гренгуар бессознательно продолжал эти игры в любезность, а у самого сердце колотилось, как бешеное.

– У вас здесь так уютно, – графиня села на кровати, простыня сползла, открыв взору поэта белоснежную грудь безупречных очертаний, и такую маленькую, что она могла бы поместиться в его ладони.

Пьер почувствовал, что его бросает в жар, и весь он становится мягким, как воск. Колени ослабели, Гренгуар присел на кровать:

– Жаклин, – прошептал он. – Что ты со мной делаешь? Это уже не игра. У тебя ведь муж…

– Муж, – повторила графиня. Глаза ее сузились, а в интонациях голоса почувствовался такой яд, что Гренгуару стало не по себе. – Мужа мы пока оставим в Париже

– Но ведь это… неправильно…

– А разве ты всегда поступаешь правильно? – она приблизила свое лицо почти вплотную к его.

– Нет, но… я не могу… – он все еще пытался сопротивляться нежному натиску.

– Не оставляй меня одну, пожалуйста, – простынь сползла еще ниже, открывая крутой изгиб бедра, точеную ножку…

«Нельзя, – молотком стучало в мозгу, – ты дурак. Завтра ты обо всем пожалеешь и изведешь себя». Но это будет завтра. Он так долго был один. Он устал быть один. И кто знает, сколько это продлится еще? А сейчас с ним рядом женщина. Такая прекрасная, желанная, такая теплая и податливая в его руках…

Разум замолчал. Исчез. Осталась только жаркая тьма. И бездна, в которую они летели вдвоем, сплетясь в упоительном восторге, наслаждаясь друг другом с какой-то жадной ненасытностью. Тьма поглотила их без остатка и ночь показалась одним мигом.

А утром наступило прозрение. Пьеру казалось, что он внезапно вынырнул из темной морской пучины на поверхность, и теперь с трудом переводя дыхание и унимая сердцебиение, оглядывается вокруг. С ужасающей ясностью Гренгуар осознал, что предал свою любовь. Не выдержал разлуки, поддался чарам прекрасной незнакомки. Снова не выдержал.

Все это время Пьер, конечно, не жил беспорочной жизнью монаха. Он был мужчина и, нужно признать, очень страстный мужчина. Плоть требовала своего. И у него случались время от времени необременительные, краткосрочные романы, которые не оставляли следа в душе, не задевали сердца. Но этой ночью все было не так. Совсем не так. Что-то другое ворвалось в его жизнь.

Пьер потер виски. Перед его мысленным взором мелькнула Мари. Она не осуждала его, о нет. Никогда бы он не услышал от нее ни слова упрека. Но в огромных ее глазах была такая глубокая печаль, что это просто выворачивало наизнанку душу Пьера. Он раздваивался, разламывался напополам. Мучительно хотелось выйти на палубу, глотнуть свежего воздуха, прочистить сердце и мозг. Море всегда помогало ему. И Гренгуар принялся быстро одеваться, стараясь движениями разогнать ночное наваждение. Однако когда Пьер уже натягивал сапоги, то вдруг почувствовал, как вокруг его шеи обвились маленькие ручки, и теплая ладошка, проникнув в вырез льняной камизы, заскользила по его торсу, опускаясь все ниже и ниже. Пьер прервал эту нежную атаку, крепко сжав «захватчицу» своей рукой:

– Жаклин, – в его голосе одновременно зазвучали оттенки печали и нежности. – Прости, но я… не могу. Не могу любить тебя.

– Я знаю, – грустно произнесла графиня. – Ее зовут Мари. – И улыбнулась, увидев изумление в его глазах. – Ночью ты назвал меня Мари.

Гренгуар смущенно отвернулся и забормотал какие-то извинения.

– Дурачок, – тихо засмеялась Жаклин. – Ты не должен оправдываться. Я ведь не твоя жена.

– Ты удивительная, – Пьер нежно поправил непокорный золотой завиток. – И наша ночь была волшебной. Но только… ты взяла лишь мое тело. Дать тебе что-то большее я не в состоянии.

– Ничего больше я и не прошу, – графиня прижалась лбом к его плечу. – Я давно смирилась с тем, что вызываю в мужчинах лишь телесную страсть. Большего мне не дано.

– Зачем ты так? – Пьер взял ее лицо в ладони. – Я наоборот, хотел сказать, что ты из тех женщин, которым нельзя отдавать себя наполовину. Лишь целиком, всю душу, все помыслы. Лгать невозможно.

– Как тонко, – в ее глазах сверкнули слезы. – Не по-мужски. Но ты ведь поэт. Потому и чувствуешь нас, женщин.

– Иными словами, я не мужчина?

– Ты редкий мужчина. Который и плечо подставит, и поймет женщину, почувствует ее.

– Пока выходит, я только предаю, – Пьер опустил голову.

– Не кори себя за то, что подарил чуть-чуть счастья той, которой не суждено его узнать, – Жаклин тихонько ласкала его кудри. – Только с тобой и только нынешней ночью я вдруг ощутила себя Женщиной, любимой и желанной. Ты единственный, кто смог мне подарить это ощущение. Пусть даже иллюзорное. Подари же еще одну ночь на прощание. Завтра я сойду в Рошфоре, и больше обо мне ты не услышишь. Останется лишь воспоминание о случайной встрече. Да и оно скоро испарится и ты обо всем забудешь.

– Боюсь, что тебя я забыть не смогу, – Пьер привлек ее к себе и нежно поцеловал. – Пообещай мне, что этот день пройдет спокойно.

– Обещаю, мой капитан, – улыбнулась Жаклин. – Женщина на корабле не принесет несчастья «Страннику».

– Вот ты смеешься, – вздохнул Пьер, – а мне совсем не улыбается усмирять бунт на корабле. И вставай. Нужно еще в твою каюту незаметно пробраться.

(окончание главы следует)

Комментарий к Женщина на корабле.

*Мужская одежда в средневековье. Камиза – нижняя рубашка. Шоссы – род чулок. Пурпуэн – нижний камзол, к которому крепили шоссы. Котарди – род верхней одежды.

** Роба – род верхней мужской одежды.

========== Женщина на корабле (окончание). ==========

Самым тяжким испытанием для Пьера в это утро было встретиться с глазами Тео и увидеть в них… Что же он увидит в глазах друга? Ясно, что неодобрение. Знает ли Тео? Ха! Да по лицу прочтет. Пьер никогда не умел скрывать своих чувств. А уж Жженый читал по его лицу, будто по открытой книге. И сейчас прочел все следы пережитой ночи. Каждую эмоцию, до малейших оттенков. Самое страшное, что он не сказал ничего. Вообще ни слова не проронил. Для Пьера было бы лучше, если бы друг рявкнул что-нибудь в его адрес, обозвал идиотом, припомнил, что предупреждал его о последствиях. Нет, Тео молчал. Выслушивал приказы по делу, четко их исполнял и все. Будто Пьера и не было на корабле. И это молчание добивало Гренгуара. И без того он чувствовал себя не лучшим образом. А тут друг, лучший друг, с которым они делили скамью и удары плети на галере, осуждает его. За что? За легкомыслие? Предательство? Да как ему объяснить, что все так запуталось, переплелось в клубок? Самому бы разобраться, выговориться. Но кому? В конце концов, какого черта? Он взрослый мужчина. И волен делать то, что считает нужным. И не перед кем не намерен отчитываться в своей личной жизни.

Напряжение между капитаном и его помощником довольно быстро передалось команде. На «Страннике» запахло грозой. Электрические разряды так и носились в воздухе и грозили вот-вот взорваться. В кубрике подрались два матроса. Жестоко. Один из них получил серьезную травму и выбыл из строя по крайней мере на несколько дней. Его работу пришлось поручить молодому матросу Франсуа. По неопытности юноша допустил серьезную ошибку. Копившееся все утро раздражение капитана излилось на Франсуа.

– Ты утопить нас всех надумал? – распекал юношу обычно спокойный и приветливый Пьер. – Тебе только в деревне гусей пасти, а не на корабле плавать. Зачем лезешь, если не соображаешь ничего?

Франсуа пытался исправить ситуацию, но от волнения все больше и больше запутывался.

– Кто тебя только сюда устроил? – продолжил разнос Пьер.

– Капитан, ветер усиливается, – Тео внезапно перебил разошедшегося Пьера. – Какого дьявола ты орешь на парня? – глухо пробормотал помощник капитана, когда Гренгуар подошел к нему. – Пар спустить понадобилось? Он ведь тебе ответить не может.

– А, господин помощник соизволил прервать обет молчания, – ядовито ответил Пьер. – Проповедь решил прочитать. Так это не твой жанр.

– Дурак, – прорычал Тео. – Ночку бессонную провел – так это дело твоей совести. А на людей кидаться не смей. Парень еще опыта не набрался. Не дави на него и все сделает. А ты…

– Что я?! Я тебе не мальчишка, которого воспитывать нужно. Я…

– Она сошла с ума! – вдруг выкрикнул Тео, и указал пальцем вверх. – Убьется к черту.

– Она? – Пьер обернулся и сердце чуть не выскочило у него из груди. По вантам с грацией дикой кошки карабкалась графиня. Пока они тут выясняли отношения, она успела забраться достаточно высоко.

– Жаклин! – выкрикнул Пьер и ринулся к вантам, на ходу сбрасывая робу.

– Позвольте мне, капитан, – Франсуа опередил его и быстро стал карабкаться вслед за женщиной. – Осторожнее, Ваше Сиятельство, – он быстро настиг ее. – Вы и так забрались высоко. Теперь мы вместе будем спускаться. – Юноша перебросил руку за спину Жаклин. – Старайтесь не смотреть вниз. И вместе. Очень осторожно. Иначе капитан мне оторвет голову.

– Не оторвет, – улыбнулась графиня, следуя за ним вниз. – Ваш капитан рычит, но не кусается. И я очень вас прошу, – добавила она шепотом, – сохраните в тайне, что у меня в конце концов закружилась голова.

– Я никому не скажу, – также тихо ответил ей Франсуа, преданно глядя в изумрудные глаза.

Внизу графиня была подхвачена руками Гренгура и посажена на бочонок.

– За каким… – начал было Пьер, но осекся под насмешливым взглядом Жаклин. – Зачем вы это сделали?

– Простите, – кротко ответила графиня, – но это была моя детская мечта: увидеть море с высоты. Я не смогла удержаться.

– Ведь убиться могли, графиня, – продолжил взволнованно Гренгуар. – Это же не игрушки. По вантам нельзя взбираться, не имея навыков.

– Я думаю, если есть желание, то все возможно. Умение приходит с опытом. Вы согласны, мсье Тео? – Жаклин многозначительно взглянула на Жженого.

– Вполне, – помощник капитана спрятал улыбку в бороде. Пьер же опустил глаза; он понял, что диалог касался его сегодняшней вспышки.

– Спасибо, Франсуа, – Гренгуар пожал руку матросу. – Я не забуду этот поступок.

– Позвольте, – Жаклин порылась в вышитом кошельке, висевшем у ее пояса, – если вы не откажетесь принять маленькую благодарность за мое спасение, – она протянула обалдевшему Франсуа золотую монету. – Это на всю команду.

Юноша нерешительно взглянул на капитана.

– Бери, коль дают, – кивнул с улыбкой Пьер. – Заслужил.

– Благодарствуйте, Ваше Сиятельство, – Франсуа, как завороженный смотрел на горящую в солнечном свете монету на своей ладони. – Пойду ребят обрадую.

– Ты ненормальная, чертовка, знаешь это? – глухо выдохнул Пьер, зарываясь губами в золотые локоны, когда Жаклин на минуту затащила его в каюту после рассказанных событий. – Ты смерти моей хочешь?

– Если бы ты видел свое перепуганное лицо, – тихо смеялась графиня. – Я, лично, получила огромное удовольствие.

– Конечно, я испугался. Репутация корабля для капитана это, знаешь ли…

– Ну я сделала вид, что поверила. А вообще я ведь дала тебе слово, что день будет спокойным. Вы ссорились. Должен же был кто-то вас остановить.

– Ты удивительная женщина, – прошептал Пьер и прижал ее к себе.