Текст книги "Искупление Гренгуара (СИ)"

Автор книги: Дигэ Альвавиз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)

Среди участников банды послышались смешки и шуточки. В целом настроение менялось к лучшему.

– Итак, большинство не возражает, – подытожил Жерар.

– Не возражает при одном условии, – заявил Бернард. – Если этот вот… поэт выкинет какой-нибудь фортель, пусть прощается с жизнью.

– Точно, – поддержали из толпы.

– Ты слышал? Ты все понял? – Жерар пристально взглянул на Гренгуара и тот обреченно кивнул. – Ну тогда все на сегодня. Нужно время, чтобы обмозговать твою идею. А пока можешь переночевать здесь.

Пьер мучительно выдохнул и почувствовал, что ноги у него подкосились от чудовищного напряжения, связанного со всеми этими переговорами. Он медленно сел на землю и закрыл лицо руками.

– Все. Спекся поэт, – мрачно сказал Бернард. – Заячья душа. Хлипкий. Вот и доверяй такому.

– Дайте ему хлебнуть из моей фляги, – распорядился предводитель “Адовой кухни”. – Мне кажется, на сей раз, он проявит себя.

– Спасибо вам, Жерар, – после нескольких обжигающих горло глотков Пьер взял себя в руки. – Я выдержу. Я должен выдержать.

Комментарий к Адова кухня.

Водевильная часть вышла. Автор просит сильно тапками не кидаться.

========== J’attendrai ==========

План был чрезвычайно прост. Гренгуар, в приметном плаще и шляпе должен был войти к Мари, как всегда. Потом плащ и шляпу надевает она и уходит через кабак, принадлежащий борделю. Это был единственный выход. Там ее подхватывают ребята из «Адовой кухни». Для отвлечения внимания, в кабаке затевается небольшая потасовка с выходом на улицу. Вопли на улице служат сигналом Гренгуару, и он уходит через окно. А дальше все в темпе разбегаются, чтобы встретиться в условленном месте. Представление окончено. Voila.

Однако с самого начала возникли непредвиденные сложности. Когда Пьер вошел, его не ждали нежные объятия, как он уже привык. Мари ничком лежала на кровати, уткнувшись лицом в грязную подушку и даже не пошевелилась при его приближении. Пьер похолодел.

– Девочка моя хорошая, – пробормотал он, нежно поглаживая любимую по вздрагивающим плечам, – что с тобой? Что случилось?

В ответ она лишь сильнее зарывалась лицом в подушку. Послышались сдавленные рыдания. Этого Гренгуар уже не мог вынести. Он насильно развернул Мари лицом к себе, и вздох негодования сорвался с его губ.

– Не смотри, – всхлипнула девушка, пытаясь прикрыть рукой страшный кровоподтек на скуле.

– Кто? Кто это сделал? – вне себя воскликнул Гренгуар.

– Пьер, не надо, – простонала девушка.

– Можешь не говорить, я знаю. Это он. Он был здесь, да?

– Да, – сдалась Мари. – Он пришел вчера. И был такой … пьяный. Он требовал … а мне было так мерзко. Чуть не вырвало. А он … опять насильно… и орал, что я шлюха и мое дело молча ублажать клиента, – девушку затрясло. – И он … он раздавил Лизетту, – рыдания не дали ей говорить дальше.

– Мразь, мерзавец, подонок! – Гренгуар задыхался от бешенства. – Я убью его!

– Молчи! – Мари испуганно прижалась к нему и обхватила руками. – Мы ничего не можем. Ничего.

– Можем, – Пьер взял в ладони лицо возлюбленной и заглянул в глаза.– Сегодня, сейчас же ты уйдешь отсюда. И станешь свободной, понимаешь? Свободной. Мы уедем из этого проклятого города. И никто больше не посмеет унизить и оскорбить тебя, любимая моя девочка, – он целовал ее заплаканные глаза, ее щеки, губы. И особенно нежно след от страшного удара.

– Пьер, ты жесток, – шептала Мари. – Зачем ты говоришь о том, что никогда не случится?

– Случится, – и Гренгуар вкратце рассказал о своем визите в банду и о том, каким образом они договорились вытащить ее из этого ада.

– Нет, нет, и еще раз нет! – воскликнула девушка. – В окно! Ты сошел с ума. За ним наблюдают. Тебя схватят в два счета.

– Для того и предусмотрена показная потасовка на улице, – убеждал ее возлюбленный. – От меня отвлекут внимание. И потом взгляни, уже достаточно темно. Париж не самый светлый город на земле.

– Нет, – отчаянно твердила Мари. – Тебя убьют. Я никогда не прощу себе этого.

– Ты убьешь меня раньше, – простонал Пьер. – Пойми, я не смогу больше жить спокойно после сегодняшнего дня. После того, как увидел вот это, – он слегка провел пальцем по багровому следу на скуле любимой. – А представь, что нам не позволят больше видеться. Меня и так сегодня пустили с большой неохотой. А дальше? В их власти прекратить наши свидания.

Мари сжалась, будто от удара, осознавая его правоту. Она здесь никто. Вещь, за которую платят. У нее не должно быть ни желаний, ни личных симпатий, ни чувств, ни души.

– А что будет с тобой дальше? – с жаром продолжал убеждать ее Гренгуар, чувствуя, что девушка колеблется. – Об этом ты подумала? Они могут заставить делать тебя все, что захотят. Любую мерзость. И никто не защитит тебя. Тебе останется лишь одно – петля.

– Откуда ты знаешь? – Мари побелела, как мел. – Несколько раз я представляла себе, как скручиваю веревку из простыней. Здесь есть крюк…

– Я увидел это два дня назад, – сдавленным голосом произнес Пьер. Они испуганно смотрели друг на друга. На минуту воцарилось тягостное молчание. Обоим показалось, что в дальнем углу мелькнула темная и страшная тень.

– Теперь ты понимаешь, что я прав? – выдохнул, наконец, Гренгуар. – Это твой единственный шанс. Решай: сейчас или никогда.

Мари вдруг схватила его руки и принялась покрывать их неистовыми поцелуями, вперемешку со слезами.

– Что ты делаешь?! – ее порыв напугал Пьера. – Прекрати немедленно! – он с силой вырвал руки и прижал любимую к себе. – Еще чего удумала. Я не святой и не Папа Римский.

– Ты… ты … – попыталась возразить Мари.

– Молчи, глупая, – перебил ее Гренгуар. – И пойми: может быть, мне это еще нужнее, чем тебе. Успокойся, маленькая, – он гладил ее по спине. – А теперь, давай примерим мой плащ. Вот так, умница. То, что надо. Скрывает всю твою фигурку. Будешь наклонять голову как можно ниже. Будто я перебрал. Поняла? Там все отыграют, как надо. Это совсем не страшно. Ты все сделаешь правильно. Ведь ты у меня умная и храбрая девочка.

– Я трусиха, – прошептала Мари, прижимаясь к любимому. – Ужасная трусиха. Поддаюсь на твои уговоры. Подвергаю опасности твою жизнь.

– Все будет хорошо, моя маленькая, – Пьер пытался успокоить ее самыми ласковыми словами и все целовал, целовал нежное лицо. Пил ее губы, как самый сладкий нектар. И оба они не могли насытиться этим поцелуем. Разомкнуть кольцо объятий казалось равносильным смерти. Однако время, неумолимое время неслось с бешеной скоростью.

– Пора, любовь моя, – пробормотал Пьер. – Нам нужно сделать это усилие. Для нашего спасения. Надевай шляпу. Вот так. Ты все помнишь?

Мари смогла лишь кивнуть в ответ. Она медлила. Это могло стоить слишком дорого.

– Ну иди же! – мучительно выдохнул Пьер.

– Я буду ждать, – прошептала Мари и выскользнула за дверь. Сердце девушки колотилось, как бешеное, когда она шла по узкому, темному коридору. На входе в кабак, ее подхватил какой-то оборванец.

– Эй, Гренгуар, когда ты успел так надраться? – крикнул он, обхватывая Мари за плечи. – Голову ниже опусти, – торопливый шепот на ухо. – И обопрись на меня. Идем тихонько к выходу.

Мари боялась смотреть по сторонам. Она старательно изображала спотыкающуюся походку выпившего человека.

– Куда прешь? – услышала она чей-то пьяный крик, когда со своим спутником уже подходила к выходу.

– Сам глаза разуй, – рявкнули в ответ. Дальше послышался звон разбитой кружки. – Мое вино! – загремели столы и стулья.

Мари со своим спутником уже успели проскочить в открытую дверь. И тут же выход был перекрыт дерущимися, которые тоже довольно быстро и с громкими воплями переместились на улицу.

Гренгуар в это время с колотящимся сердцем стоял у окна. Он все ждал, что в комнату вот-вот начнут ломиться. И на всякий случай запер дверь на задвижку. «Наконец-то!» – пронеслось в голове поэта, когда он услышал крики на улице. Пьер рванул окно на себя, затем торопливо выпрыгнул на мостовую. Но в силу отсутствия опыта в такого рода упражнениях, приземлился он неудачно. Нога подвернулась.

– Скорее, шевелись, – к нему подбежал Жженый. – С минуты на минуту эти обнаружат пропажу.

Превозмогая боль, Гренгуар ринулся вслед за бродягой. Он очень старался бежать быстро. Поэт и бродяга вскоре смешались с толпой дерущихся и даже обошли их. Драка быстро стала затихать и передвигаться подальше от Валь д`Амура. А потом ее участники рванули вперед, как можно быстрее. Это были гонки на выживание. Пьер только успевал удивляться, как они не запутаются в этих уличных лабиринтах. Впрочем, удивлялся он вяло. Нога болела. Гренгуар сильно хромал. Вскоре он отстал от всех. И только Жженый был рядом. Смачно выругавшись, он подхватил незадачливого поэта под руку, помогая тому передвигаться. Беглецы то и дело оглядывались.

– Вот проклятье, – выругался Жженый. – Пропажа обнаружена. Слышишь? За нами погоня.

– Слышу, – прохрипел Пьер. – Не могу больше. Брось меня. Спасай свою шкуру.

– Захлопни пасть, – рявкнул Жженый.

– Ты псих, – задыхался Гренгуар. – Нас обоих схватят.

– Псих, – хрипло рассмеялся Жженый. – Такой же как ты.

Топот сапог по мостовой был слышен уже совсем близко. А Мари вместе с бродягами уже успели раствориться в темных лабиринтах ночного Парижа.

– Жерар, Жерар, – к предводителю «Адовой кухни» подскочил мальчишка лет семи. – Они схватили поэта. И Жженый с ним.

– Вот тысяча чертей, – выругался Жерар. – Их не должно быть очень много. Попробуем отбить. Ты стань здесь, – приказал он Мари. – И не высовывайся. Остальные за мной.

Банда резко развернулась. Но не успели они пробежать и пяти шагов, как послышался стук лошадиных копыт и громкие голоса.

– Патруль! – в отчаянии выкрикнул Жерар. – Все назад! По самым темным закоулкам. Никому не высовываться. А ты куда?! – Он успел схватить за талию Мари и буквально вжал ее в стену какой-то развалюхи так, что девушке стало больно.

– Пусти, – она пыталась вырываться из его рук. – Без него я никуда не пойду.

– Пойдешь, – Жерар зажал ей рот. – Ты дура. Себя и нас погубишь. А его не спасешь. Я обещал ему, что ни один волос с твоей головы не упадет. Что стану тебе отцом, братом, другом… или как там еще? И слово свое сдержу. Попробуй только пикнуть. Поняла меня? Ну!

Мари, уже обессилев от горя и мощи сдавливающих ее тело рук, только слабо кивнула. Она теряла любимого. Теперь ей все безразлично. Жерар ослабил хватку и бегом повел девушку к известной лишь ему цели. Мари покорно шла за ним.

***

В подвале было темно и холодно. Гренгуар сидел в углу на жиденькой подстилке из подгнившей соломы и старался удобнее устроить свою больную ногу. Он был удивлен, что все еще жив. К тому же его не так уж сильно избили. Полученные синяки и ушибы вполне можно было терпеть, если бы не нога.

– Сильно болит? – нарушил тишину сидевший рядом Жженый, наблюдая страдальческую гримасу поэта, растиравшего злополучную конечность. Тот лишь кивнул в ответ, не прерывая своего занятия. – Давай посмотрю.

– А ты соображаешь в этом? – Пьер был настроен весьма скептически.

– В жизни бывало всякое, – Жженый осторожно ощупал больную ногу. – Вывих, – вынес он вердикт. – Могу вправить. Только будет больно.

– Надеюсь не больнее, чем сейчас, – проворчал поэт и тут же взвыл, ощутив на себе прелести доморощенной медицины. – Кол тебе в глотку, Эскулап-недоучка, – ругнулся Пьер, но вскоре затих. Боль чудесным образом исчезла.

– Жив? – ухмыльнулся Жженый.

– Более чем, – пробормотал изумленный поэт. – Беру свои слова назад. Тебе бы костоправом быть.

– Приходилось быть и костоправом, – задумчиво пробормотал сосед по заключению.

– Послушай, Жженый, – резко сказал Пьер. – Какого черта ты не бежал? Можно сказать, сам себя отдал в их руки. Какое тебе дело до меня?

– Ты спасал свою женщину, – последовал неохотный ответ. – Сделал все, что мог для этого. И тебе это удалось. Я свою не уберег.

– Жену? – тихо спросил Гренгуар.

– Дочь, – отрезал Жженый. – Ей было только десять. А эта сластолюбивая мразь положила свой похотливый глаз на девочку. И все-таки похитил. Я нашел ее в лесу. Она умерла на моих руках.

– Ты … убил его?

– Да, – краткое слово упало тяжелым камнем. – Он подох страшной смертью. Избавлю тебя от подробностей.

Гренгуар вдруг почувствовал, как его забил озноб. Слишком много для одного дня. Убийство. Самосуд, с одной стороны и дикое преступление с другой. Что страшнее? Поэт столкнулся с настоящим человеческим горем. Таким горем, которое могло сломить самого сильного человека. Как бы поступил он сам? Да разве не хотелось Пьеру разорвать Традиво, попадись тот в его руки? Хотелось. Да еще как. В конце концов, он не Бог и не судья, чтобы выносить приговор.

– А Жженый ты почему? – Гренгуар попытался сменить мрачную тему. – Ожоги откуда?

– А… это… почтенные граждане обнаружили наше прибежище. И попытались избавиться от нас. Тогда наша банда была еще совсем малочисленной. Мы забрались в старый сарай, переждать ночь. Огонь нас разбудил. Я тащил Жерара, потерявшего сознание. Балка рухнула. Легко отделался. Мог с тобой и не разговаривать.

– Выходит, ты дважды спас жизнь предводителю банды?

– Ну да, выходит. Он меня тоже почти с того света вытащил. Я подыхал с голоду, когда вынужден был бежать из своей деревни. Жерар – бывший актер. Чрезмерно увлекался сатирическими пьесами. Высмеивал сильных мира сего, за что и попал в немилость. За его голову назначили приличную сумму. Пришлось оставить ремесло актера, стать бродягой и вором. У наших много таких историй, что тебе и не снилось сочинить, поэт, – усмехнулся Жженый.

– Пожалуй, – рассеянно согласился Пьер. Затем внимательно взглянул на собеседника. – У тебя имя есть? Настоящее. Ты помнишь его?

– Тео, – Жженый ответил после паузы, будто в самом деле вспоминал свое имя.

– Тео, – повторил Гренгуар. – Подарок Бога.

– Сильно ошиблись видать родители, нарекая меня так, – усмехнулся Жженый.

– Как знать, – пробормотал Пьер. – Может быть, именно так и есть. Для меня и Мари…

Поэт не закончил фразу. Дверь в их подвал со страшным скрипом открылась, впустив двух человек с факелами….

***

Участники «Адовой кухни» пробирались по подземным лабиринтам Парижа. Жерар знал потайной ход, по которому можно было спуститься в подземелье. Теперь бродяги и девушка находились в относительной безопасности. Однако из Парижа нужно было уходить как можно скорее. Согласно данным «разведки» в лице шустрого мальчишки Биби, по городу рыскали цепные псы Бородавочника. А также легко можно было напороться на патруль.

– Я пойду к Традиво. Сама, – в отчаянии говорила Мари. – Или к Бородавочнику. Мне все равно. Пусть отпустят моего Пьера. Он и так сделал больше, чем возможно.

– А они конечно растают сразу и прослезятся, – рявкнул Жерар. – Ну какая же ты… безмозглая. Вернешься – все загубишь. Тебя они замучают. Пьера твоего попросту убьют. И все, чего ты добьешься.

– А сейчас его не убьют, по-твоему?

– Думаю, нет. Бородавочник потерял деньги. Теперь он должник Традиво. И эти деньги он возместит за счет Гренгуара. Шхуну Ахмета видели сегодня на пристани.

– И что это значит? – испуганным шепотом спросила Мари.

– А это значит галеры, – мрачно сказал Жерар.

– Пресвятая Дева, – девушка с трудом перекрестилась. Страшное известие добило ее. Ноги подкосились. Она без сил опустилась на каменный пол.

– Галеры это не жизнь, – Жерар осторожно поднял ее на ноги. – Но и пока не смерть.

– Это хуже смерти, – глухо сказала Мари. – Нужно ведь что-то делать.

– Нас слишком мало, – у Жерара желваки ходили под кожей. – Я ведь тоже друга потерял. Его, видимо, ждет та же участь.

– Не плачь, Мари, – малыш Биби подошел к девушке и взял ее за руку. – Он выживет. Непременно выживет.

– Нужно хотя бы дать ему знак, – Мари погладила мальчишку по голове. – Что мы не оставили его. Чтобы он знал это.

– Он узнает, – пробормотал Биби. – Обязательно узнает.

***

– Эти, что ли? – ткнул пальцем в Гренгуара и Тео вошедший незнакомец. Несмотря на восточную наружность, по-французски он говорил довольно бегло. – Хлипковат который в углу, – имелся в виду Пьер.

– Тебе что до того, Ахмет? – убеждал его второй, лицо которого покрывали мерзкие бородавки. – Работать его не сможешь заставить?

– Уж в этом не сомневайся, Бородавочник, – холодно усмехнулся тот, кого назвали Ахметом. – У меня и мертвый работать будет.

– Ему полезно, – Бородавочник подошел совсем близко к Гренгуару. – Этот шут балаганный нуждается в хорошей порке. Заигрался совсем. Ты кого в свои пьески на главную роль посмел пригласить? С кем в игрушки играешь? Паяц чертов.

Гренгуар вдруг разразился приступом громкого хохота. Дикое напряжение этого дня сказалось. Пьера просто трясло от лихорадочного веселья.

– Пьеску говоришь, – давился от смеха поэт. – Я уже представил себе сценку из нее. Твой задушевный разговор с Традиво после сегодняшних событий в твоем борделе. Дорого бы я дал, чтобы увидеть ваши перекошенные от бешенства физиономии.

– Заткнись, шут, – Бородавочник изо всех сил пнул сидящего на полу поэта ногой.

– Я начинаю извлекать некоторую пользу из положения приговоренного к смерти, – прохрипел Пьер, согнувшись от боли. – Можно любому говорить правду прямо в поганую харю. Все равно терять нечего.

– Хватит зубы скалить, – рявкнул Бородавочник. – Поднялся, бегом. И ты тоже, падаль, – это относилось к Жженому. – Посмотрим, что вы после недели на галерах запоете. А ну шевелитесь, нищеброды. И шлюху твою найду, дай только срок.

– Не надейся, – усмехнулся Тео, за что тут же получил мощный удар в лицо, после которого с кровью выплюнул зуб.

– Молчать! Вперед оба, – Бородавочник пнул обоих пленников. – В твоем распоряжении, Ахмет.

Пьера и Тео сковали одной цепью и быстро потащили по ночным улицам Парижа. После приступа возбуждения, поэтом овладела спасительная апатия ко всему. Мари в безопасности. Он выполнил свое обещание, данное ей. И в какой-то мере искупил свою вину перед Эсмеральдой. Совершил благородный поступок. И за него следовала неминуемая расплата. Да, в этом вывихнутом мире за добрые поступки платят страшную цену: смерть либо тяжелая болезнь. А за подлость, развязанные войны, насилие следует щедрое вознаграждение в виде долгой и счастливой жизни. Таковы реалии. Пьер мысленно прощался с возлюбленной, с Парижем, с самой жизнью. На него пахнуло сыростью и повеяло запахом стоячей воды. Они уже добрались до пристани.

– Выхода нет только из гроба, поэт, – буркнул на ухо Пьеру Тео и толкнул в плечо. – Посмотри на камень справа.

Гренгуар повернул голову, и сердце его остановилось, а глаза наполнились непролитыми слезами. В свете факелов он увидел воткнутую в щель между камнями дощечку, на которой чем-то вроде известки было выведено: «J’attendrai». Последние слова, что сказала ему Мари. И теперь каким-то чудом она нашла способ напомнить ему о том, что жива и будет ждать. Что все его страдания не напрасны. Может рановато он похоронил себя? Может, жизнь еще не кончена? «Dum spiro, spero» – вспомнилась ему ненавистная латынь. Пьер криво усмехнулся и ступил на качающуюся палубу шхуны.

========== Воскресшее прошлое. ==========

Комментарий к Воскресшее прошлое.

В этой главе нет Гренгуара. Уж извините. Он появится в следующей части.

Спустя неделю после описанных событий по дороге, ведущей из Парижа в Тур, двигалась группа бродяг, состоящая из двух мужчин, ребенка и девушки, закутанной от пронизывающего ветра в мужской плащ. Мари (а это была она), не расставалась с плащом Пьера с тех пор, как разлучилась с возлюбленным. Это была единственная память о нем. К тому же очень полезная в той кочевой жизни, которую ей приходилось теперь вести. Однако девушка не роптала. Можно сказать, она никак не выражала своего отношения к происходящему. Мари будто заледенела в своем горе. Молча брела по грязным дорогам, нечувствительная к холоду, голоду, усталости. Жерар с тревогой вглядывался в ее замкнутое, бескровное лицо, на котором остались лишь огромные глаза. Днем Мари без устали шагала по дорогам, никогда не интересуясь, куда же собственно ее ведут. Ночью же чаще всего грезила, обняв руками колени и завернувшись в столь драгоценный плащ. Мари нравилось думать, что это руки Пьера обнимают и согревают ее. В такие минуты приходила какая-то странная уверенность, что когда-нибудь он непременно вернется к ней, обнимет крепко-крепко и больше никогда не уйдет. Но, увы, это были всего лишь мечты, безжалостно растворявшиеся в лучах рассвета нового дня, такого же тоскливого и безрадостного, как и все предыдущие.

Единственным существом, способным вывести Мари из ледяного оцепенения, был малыш Биби. После того, как мальчик так ловко и бесстрашно доставил на пристань табличку с обещанием ждать, он стал для девушки просто героем, маленьким братом. И она старалась оберегать его в тяготах трудной дороги. Укутывала плащом от дождя и ветра, укладывала спать поудобнее, иногда рассказывала интересные истории о дальних странах, или сказки о цветах и эльфах. И конечно изо всех сил старалась его подкормить. Делила свой скудный кусок таким образом, чтобы мальчику доставалась большая часть. То, что доставалось самой Мари, было уже едва различимо человеческому глазу. Весь этот дележ, разумеется, происходил втайне от Жерара. Однако он вскоре заметил подобное распределение трапезы и отвесил Биби подзатыльник.

– Еще раз увижу такое, надеру уши так, что надолго запомнишь, – грозился бывший предводитель «Адовой кухни». – Ты меня понял? А ты тоже не смотри на меня умоляюще своими глазищами, – повернулся он к Мари. – Разбалуешь мне мальчишку.

– Но Жерар, – пыталась возразить девушка, заступаясь за своего любимца, – он растет. Ему нужно побольше есть. А мне достаточно. Я совсем не хочу есть.

– Конечно, не хочешь, – продолжал бушевать «Красавчик», – ты на себя посмотри. Тень, не человек. Свалишься где-нибудь на дороге, я тебя на горбу тащить не стану. Околеешь и все.

– Если говорить по совести, – тихо сказала Мари, – то я и этой порции не стою. Из-за меня вы все вынуждены были покинуть насиженное место и разбрестись кто куда.

– Вот истинно бабский ум, – ехидно заметил Жерар. – Все вертится только вокруг ее особы. Ради тебя вот прямо вся банда разбежалась. Да мы это решили еще раньше, чем твой полоумный поэт появился. Нам бы все равно покоя не было. Боюсь, что у Бородавочника есть влиятельные знакомства в высшем свете. Из тех, кто мало обременен нравственными законами. И пользуется услугами сомнительного толка, предоставляемыми этой мразью. Все мы перешли ему дорогу. И расплачиваемся за это. Но не смей мне заживо в гроб ложиться. Вернется твой ненаглядный, черт бы его побрал. Не такой человек Жженый, чтобы дать ему умереть просто так. Иначе покоя не будет обоим ни на том, ни на этом свете. Дождись только. Голодом себя не мори.

– А зря ты, Жерар, мне ее в подручные не отдаешь, – вмешался в разговор Бернард. – Такие ловкие пальцы. Просто удовольствие смотреть. Чем она жить по-твоему станет?

– Не нужно ее в наше ремесло впутывать, – нахмурился «Красавчик». – Слишком много в нем ужасных случайностей. А ты выучил ее ножом владеть – и хватит. Пригодится. А чем жить будет – не твоя печаль. Я позабочусь об этом. Хватит болтать. Нам еще много пройти сегодня нужно.

***

– Мадам, там какие-то бродяги. – Николя, работник на ферме Ленуар, неторопливо вошел в кухню. – Я предложил позвать хозяина. Но они хотят поговорить с вами.

– Странные бродяги, – мадам Ленуар вытерла руки о передник. – Ну, хорошо, идем, узнаю, что им надо.

– Там девушка и маленький мальчик, – добавил Николя.

– Добрый день, – хозяйка фермы подошла к воротам, где ее поджидала группа из четырех человек. – Вы, очевидно, голодны. Проводи их на кухню, Николя.

– Здравствуй, Мадлен.

– Вы… разве мы знакомы? – мадам Ленуар вгляделась в изуродованное лицо человека, назвавшего ее по имени. – Ваш голос… мне кажется …

– Труппа Жака Безродного, – слегка улыбнулся «Красавчик». – Десять лет назад.

– Жерар? – полувопросительно произнесла Мадлен. Затем осторожно, дрожащими пальцами коснулась страшного шрама на его лице. – Да. Это он. Десять лет… десять лет… – повторяла она со слезами на глазах.

За окнами уже была глухая ночь. Все обитатели фермы и гости давно спали. И только Мадлен и Жерар все говорили и говорили. Им было, что вспомнить.

– Я очень испугалась, когда в нашу повозку ворвались солдаты, – вспоминала Мадлен. – Они искали тебя и перевернули все. Я так боялась, что ты не успел уйти. И они найдут тебя.

– К тому времени я был уже далеко, – успокоил ее Жерар. – И вообще, я везучий. Из стольких передряг выворачивался.

– Да я уж вижу, – вздохнула Мадлен. – По шраму твоему вижу. Расскажешь?

– Не сейчас. Когда-нибудь потом.

– Мне кажется, у нас с тобой не может быть «потом», – тихо сказала женщина. – Я ведь любила тебя.

– Я знаю, – Жерар осторожно погладил руку Мадлен, загрубевшую от тяжелой работы.

– Любила твою дерзость, какую-то бесшабашность, отчаянность. Ты никогда не искал легких путей. Я часто думала, где ты? Что с тобой стало после того, как ты вынужден был бежать из-за того злосчастного памфлета. Вот и довелось свидеться. Хотя бы жив, – невесело усмехнулась женщина.

– А ты? – осторожно спросил Жерар. – Ты ведь была одной из подающих большие надежды в нашей труппе.

– Я получила известие, что отец очень болен. И ухаживать за ним некому. Мама умерла. Двоих моих братьев тоже забрала холера. Я приехала на ферму. И осталась. Отец простил мое бегство «в актрисы». И оставил мне ферму. Но женщине одной трудно с таким хозяйством. И тогда отец настоял, чтобы я вышла замуж за немолодого соседа-вдовца. Франсуа оказался хорошим человеком и никогда не попрекал моим прошлым актрисы. А я стала матерью для его троих детей. Правда, в церкви мне пришлось принести покаяние, прежде чем заключить этот брак. Да и соседи долго еще обходили меня стороной, ожидая, очевидно, что я стану устраивать тут пьянки и гулянки. Но я просто работала. И постепенно все вошло в колею. Хотя особой дружбы мы ни с кем не заводим и по сей день. Вот так.

Жерар молча слушал эту жизненную повесть. Он слишком хорошо понимал, сколько унижений пришлось вынести этой маленькой женщине, и мысленно преклонялся перед ее мужеством. А когда-то она была королевой подмостков.

– Девочку твою мы, конечно, смогли бы приютить, – после долгого молчания, наполненного печальными воспоминаниями, продолжила Мадлен. – Я думаю, Франсуа не станет возражать. На ферме работы всегда полно. Да только она такая худенькая.

– Она сильная, – уверенно сказал Жерар. – Ты только в душу ей не лезь. Не ломай. Рана слишком глубока. А работу она любую потянет.

– Я понимаю, – кивнула Мадлен. – А ты сам? Не хочешь остаться?

– Нет, – покачал головой Жерар. – Я не хочу нарушать размеренность твоей жизни. Не хочу стать непрошенным гостем в чужой семье. Ты и так достаточно настрадалась в жизни. А за мной тянется слишком мрачная тень.

– Ты всегда был таким, – Мадлен нежно провела рукой по его темным волосам с уже проступающей сединой. – Со своими правилами. Таким и остался.

Вот так Мари осталась на ферме. И хозяева ни минуты не жалели, что взяли такую работницу. Любое дело спорилось в ее руках. Будь то работа на кухне или уборка в комнатах. Но особенно хорошо Мари справлялась с животными. Куры, утки, корова, собаки и кошки просто обожали ее. И всегда по-своему приветствовали, когда Мари появлялась во дворе. Девушка отвечала им взаимностью. Всегда знала, кому какое лакомство принести, как приласкать.

– Как тебе удается так ладить с животными? – удивлялась Мадлен. – Корова наша, например, не слишком ласкова. Не каждому удается с ней справиться. А тебя она признала почти сразу.

– Мне проще с ними, чем с людьми, – тихо отвечала Мари. – Животные более искренние. Подлости от них не ждешь.

Мадлен только грустно качала головой, слушая такие речи. Сколько понадобится времени, чтобы душа этой девушки оттаяла, и она снова научилась жить и верить людям. Прекрасная работница, к себе она никого не подпускала близко. Почти всегда молчала, погруженная в собственные мысли, явно невеселые. Арман, младший сын хозяев, тронутый печальной красотой девушки, попытался было ухаживать за ней. Но Мари подчеркнуто сторонилась его.

– Не тревожь ее, Арман, – увещевала его Мадлен, – не нужно.

– Но это глупо, – недоумевал парень. – Хоронить себя заживо, хранить верность тому, кого может, и в живых-то нет.

– Для нее он всегда будет живым. Когда-нибудь ты это поймешь.

Вечерами Мари тоже не сидела сложа руки. Она потихоньку учила читать малыша Биби, который был довольно частым гостем на ферме. Он служил неким связующим звеном между Жераром и Мари. Приносил им новости друг о друге. Для Мари и Мадлен они были не слишком утешительные. Жерар и Бернард промышляли своим опасным ремеслом на местных дорогах. И у Мари болело сердце теперь еще и за них. Как бы они не попались. Но пока, по крайней мере, они были живы.

А еще Мари вышивала. И нужно сказать прекрасно вышивала. И Мадлен, и Клэр, ее падчерица, только восторженно ахали, глядя на ее рукоделие. А однажды Мари расшила воротничок и манжеты на воскресном платье Клэр. И девушка произвела фурор среди местных жителей, появившись на службе. Ее знакомые внимательно разглядывали вышивку, и, разумеется, поинтересовались, откуда такая красота. С того дня у Мари стали появляться заказчицы. И с каждым днем их становилось все больше. Девушка стала хорошо зарабатывать. Ее мастерство росло и совершенствовалось. Мари много работала, стараясь этим заглушить душевную боль. Но ничего не помогало. Печаль, казалось, навечно поселилась в ее сердце.

Клэр тоже заинтересовалась рукоделием и старалась перенять хотя бы кое-что из мастерства Мари. Они очень сблизились за работой.

– Мари, ты рассеяна сегодня, – заметила однажды Клэр. – Что-то случилось?

– Ничего, – покачала головой девушка. – Это все сон. Я стояла на берегу и видела плывущий парусник. На палубе стоял Пьер. Такой красивый. Он улыбался мне. Парусник приближался, но так медленно. И Пьер не выдержал, прыгнул в воду и поплыл ко мне. Я тоже вбежала в теплое колыхание волн ему навстречу. И вот мы рядом, в объятиях друг друга. Я вижу его сияющие глаза совсем рядом, чувствую его губы, прильнувшие к моим. Сердце готово вырваться из груди от счастья. А потом я проснулась. И все оказалось прежним. Серым и будничным. А я хотела остаться там, во сне. Навсегда.

– Это был вещий сон, – убежденно затараторила Клэр. – Я знаю, с четверга на пятницу сны сбываются. Так и будет. Ты только верь. Нельзя без веры. Никак.

– Спасибо тебе, – слабо улыбнулась Мари. – И всем вам. Вы замечательные люди.

А через день ферму посетили важные гости. Местная богачка, мадам Тардье, прогуливаясь по окрестностям вместе с мужем, оказала ферме Ленуар неслыханную честь. Заехала к ним. Мадам Тардье была наслышана о мастерстве Мари и решила сделать ей большой заказ. Девушка внимательно выслушала пожелания важной клиентки, согласовала с ней сроки и пообещала все исполнить, как следует. Мадам Тардье снизошла даже до того, чтобы отведать наливки, которую Мадлен изготовляла собственными руками. А Мари удалилась в коровник, чтобы проведать свою любимицу. Она возилась с сеном, когда услышала какой-то шум за спиной. Девушка обернулась и увидела мсье Тардье, стоящего на пороге сарая. Плотоядное выражение его лица, плоского, будто рыба камбала, заставило Мари содрогнуться.