Текст книги "Победителей не судят (СИ)"
Автор книги: Delpinovskaya
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)
Девушка немного пощурилась, спустя несколько мгновений приходя в себя и понимая, о чем идёт речь.
–Ой, а вы наш новый нейрохирург, Марина… Как Брагин?
–Марина Владимировна,-я кивнула, при этом продолжая наблюдать за девушкой, которая тут же изменилась в лице, видимо, вспоминая об Олеге.
–Сейчас что-то однозначное сказать сложно, операция прошла удовлетворительно, но вы, наверняка, сама знаете, что в таких ситуациях прогнозы давать бессмысленно… Все, что я увидела и смогла исправить, вместе с доктором Куликовым мы сделали все, что было в наших силах, остаётся теперь ждать утра.
–Да-да, я понимаю,-медсестра тут же закивала, а ее взгляд начал медленно и ненавязчиво изучать меня с самой макушки и ровно до того, как позволял это делать стол.
–Может быть, глупый вопрос, но у вас есть ординаторская? Или кофейный аппарат хотя бы?
–Да, пойдёмте, я вас провожу,– девушка поднялась с места, а я последовала по коридору за ней, оказываясь вскоре в небольшом помещении с кухонным гарнитуром, диваном, столом с парой стульев и кроватью в углу, на которой кто-то спал.
–Можете пользоваться, все в вашем распоряжении, только не шумите, там дочка Брагина спит.
–Конечно,-голос стих до шепота,а когда девушка собралась уходить,я вновь легко одернула ту за плечо.
–Нина, извините меня, конечно, за такую просьбу, но у вас здесь не найдётся ничего поесть? Просто с утра ничего не ела и сейчас голова так кружиться начала. Вообще не понимаю, как ваши врачи в такой духоте могут оперировать…
–Ну… у меня там печенье какое-то было, не знаю, если Тамара не все съела, то, может, что ещё осталось,– голос девушки был немного насторожен, но та все таки отправилась к холодильнику, доставая оттуда контейнер с едой и коробку сока.
–Даже не поела ничего,-уже ставя все это на стол передо мной, пробурчала Нина, а я обернулась назад. Маленькая девочка вновь казалась маленькой девочкой, а одеяло, укрывавшее ту почти с головой будто обнимало маленькое тело вместо чьих-то широких ладоней.
Совсем крошка… Какая только судьба может ожидать ее, если Олег не пойдёт на поправку, было даже думать страшно. Оказавшись в таком огромном мире уже абсолютно одной, она бы окончательно закрылась внутри себя; как улитка, забралась бы в свою раковину и никуда больше из неё не выбиралась, чтобы ни от кого не испытать обмана, боли и предательства.
–Нина,– девушка положила рядом с лоточком пюре, поверх которого лежала пара котлет, вилку и несколько кусочков хлеба. О таком ужине пару минут назад я даже и мечтать не могла, а сейчас благодаря этой девушке он находится полностью в моем распоряжении.
–Нина, последняя к вам просьба…
–Давайте, Марина Владимировна,-она коротко зевнула, прикрывая рот тыльной стороной ладони и следом поморщила широкий лоб.
–Извините.
–Ничего, я понимаю, вы устали. Нина, а вы не могли бы мне рассказать о докторе Брагине по-подробнее?
Она немного нахмурилась, приподнимая одну из бровей чуть выше другой и немного непонимающе смотря на меня.
–В каком смысле «по-подробнее»?
–В смысле того, какой он врач, хотя, судя по напряжению Сергея Анатольевича и его же настороженному наблюдению за моей работой в операционной, врач один из лучших; есть ли у него близкие родственники, чтобы сообщить о случившемся, в конце концов, девочка не сможет здесь постоянно жить,-я потихоньку принялась за еду, но от настороженности девушки меня все ещё коробило, заставляя большое внимание уделять подбору «правильных» слов, чтобы не сказать ничего лишнего, хотя моему мозгу сейчас было совсем не до этого.
–Ну, да, вы правы, Олег отличный хирург; он даже не один из лучших, а самый лучший. Насчёт Тамары не волнуйтесь, у меня утром закончится дежурство, и я заберу ее с собой – здесь ее не будет.
Да, Брагин, женой видимо не обзавёлся за это время… Нина была не очень на таковую похожа, скорее близкая подруга, но не больше.
–Вы не бойтесь меня, Нина. Я не ваша Павлова, чтобы за каждое лишнее слово лишать чего-то. Я с доктором Брагиным была давно знакома, и он мне очень хорошо помог. Наверное, если бы не тот случай, я бы сейчас здесь не находилась, и не осталась бы у вас.
–А вы с Олегом…– девушка присела на противоположный стул, смотря прямо на меня вполне себе спокойно. Нет, точно не жена.
–Вместе учились?
–Нет, просто однажды в тяжелой жизненной ситуации он мне помог, потому сегодня просто так пройти мимо того, что с ним произошло, я не смогла. Тем более, я знаю историю Томы, потому… в общем, можете считать, что наши с ним звезды случайно не сходятся, а приходят друг другу на помощь.
–Ммм… Кажется, я поняла, о чем вы. У Брагина нет жены сейчас, и никогда не было, кстати. Он раньше был жутким бабником, но скорее в том орошаем смысле, чем в плохом. А после того, как Тамара у него стала жить, он стал абсолютно другим в этом плане. Не знаю, насколько они с дочкой смогли сблизиться, но раньше у них были отношения… вообще никаких не было. Может, для вас это лишняя информация, но, мне кажется, я вас правильно поняла,-девушка встала с места, направляясь к постели и поправляя одело девочки, а затем двинулась к двери.
Только теперь мне кусок в горло не лез после того, как меня впервые в жизни настолько завуалированно назвали «шлюхой». Я отложила приборы на стол, пытаясь прожевать то, что уже было во рту, после чего мой взгляд упёрся в находившуюся напротив меня глухую стену.
–Олег помог мне пережить гулянки мужа, если вас так интересует, почему я беспокоюсь о нем. И про Тамару я знаю, что это его дочка от одной из ваших бывших сотрудниц, кстати, очень светлая девочка, если найти подход и понять, как с ней общаться. Если вы считаете меня одной из его «очередных», то это ваше дело, но навряд ли, если бы он был для меня таким, я бы согласилась здесь остаться и половину суток стояла в душном оперблоке, пытаясь вернуть его с того света.
–Знаете, огромное спасибо,-девушка фыркнула, выходя в коридор и закрывая за собой дверь, а я отодвинула контейнер в сторону, следом закрывая его.
Теперь в горло точно больше ничего не лезло, а горечь где-то в глубине потихоньку давала о себе знать. Живот перестали мучать спазмы, и это уже меня удовлетворяло. Ужин был отправлен в холодильник, а, чтобы не разбудить маленького человека, я попыталась уснуть на небольшом диванчике.
И пол часа ворочаний никак не увенчивались успехом, то какая-то пружина давит в бок, то ногу до боли сводит, то голова в боковинку упирается так, что на утро точно встать не смогу. Так я тихими шагами переползла на постель к Тамаре, забираясь под ее же одеяло, но сделать это незаметно у меня, видимо, не вышло. Свет из соседнего окна, ведущего в коридор, бил мне через щелки в жалюзи прямо в глаза, но даже это не помешало моей спине в таких комфортных условиях позволить глазам сомкнуться и тут же притвориться спящей.
Девочка заерзала, а затем начала меня осторожно будить, тормоша ладонью плечо.
–Марина, Марина, Мариночка…
Я медленно раскрыла глаза, видя перед собой уже сидящую на постели Тому с двумя растрёпанными бантиками и помятым платьицем.
–Да, Тома, я не сплю, что такое?
–Марина, как Олег? С ним все… все хорошо? Он поправится?– она медленно подвинулась ко мне, наклоняясь и смотря прямиком в глаза, от чего даже попытаться соврать у меня не получалось.
–С Олегом… Мы провели операцию, сделали все, что должны были и смогли, теперь нужно подождать, пока он придёт в себя после наркоза, и уже потом делать выводы,-я старалась держать голос увереннее, но при том мой взгляд все блукал где-то около ее лица – по стенам, постели, потолку – не важно где, но только не в этих по-взрослому детских глазах.
–Пойдём к нему. Мне нужно его увидеть, прямо сейчас нужно, пошли,– девочка тут же начала тянуть меня за руку. Все мои уговоры, если бы и были, оказались бессмысленными – настроем она была в Брагина : если сказала «нужно», значит, нужно.
Спустя пару минут мы вдвоём стояли в полумраке палаты реанимации, где темноту разбавляло лишь белое свечение постельного белья и яркость мониторов, отражающих «скудненькие» жизненные показатели.
Я держала Тому за плечи, а она в ответ своими ладонями обняла мои, начиная дрожать. Было ясно – до истерики остаётся всего пару шагов, но она стойко держалась, делая вид, что все хорошо.
Вдруг прямо напротив нас в темноте медленно затрепетали ресницы. Мужские губы сухо приоткрылись в темноту ночи, а в следующий миг сиянием наполнились бездвижные глаза, смотрящие вникуда.
========== Глава 13. Колено, глаза и сигареты. ==========
Глава Тринадцатая.
Колено, глаза и сигареты.
Неприятный ком начал быстро подкатывать к горлу, будто за считанные секунды становясь больше, чем я сама. Сглотнуть его было невозможно, а совсем было больно даже дышать от такого распирания.
В моих глазах начали краснеть мелкие, почти незаметные капилляры, будто стеклом покрылись зрачки, и кожа была объята холодом. Будто мне лет совсем не столько, сколько было на самом деле. Словно я вновь впервые видела перед своими глазами приходящего в сознание, будем честными, трупа.
Тамара попыталась дёрнуться вперёд, но быстрее это сделала я. От того, как мое колено ударилось о ребро постели, послышался легкий треск и боль медленно начала растекаться уже по всему телу. Только мои ладони, с каждой секундой становясь ещё холоднее, чем прежде, уже подрагивая, легли на колючие щетинистые щёки Олега.
Его взгляд был таким же стеклянным, как будто передо мной сейчас был не человек, а восковой манекен; зрачки, устремлённые в одну единственную точку, даже не дрожали, а по моей щеке медленно спустилась горячая слеза.
Он молчал. Девочка, стоявшая совсем неподалёку наблюдала за нами со стороны, сама потихоньку позволяя скатываться крупным слезам по розовым щечкам.
Одна моя ладонь нащупала ледяную мужскую руку под одеялом, а от ее холода мурашки пробежали по моей спине. Нервы нужно было собрать в кулак, и мысли следовало бы привести в порядок, но сделать это было невозможно – впервые за долгое время я так за кого-то волновалась; впервые за несколько лет мне была небезразлична судьба пациента настолько, что даже сводящая судорогой все тело боль была отставлена на второй план…
Узнавать себя я совсем перестала во всем. Проклятая Москва.
–Брагин… Олег,-чуть ли не через каждый слог мне приходилось набирать в грудь новую порцию воздуха, и каждая следующая попытка давалась в два раза больнее предыдущей; моя рука вспотела до неприличия быстро, пытаясь даже так отогреть мужскую ладонь, но от этого кожа не стала теплее и даже не пыталась этого сделать. Мой голос дрожал так, будто вместо связок у меня в горле было огромное маковое поле, а любые попытки произнести хоть один звук – ураган, начинающий ломать и рушить все на своём пути.
–Брагин, если ты меня слышишь… Пожалуйста, сожми мою ладонь. Вот, чувствуешь?..-я начала медленно пытаться то ли щекотать, то ли щипать твёрдые пальцы, но не прошло и секунды, как вся моя ладонь была зажата в крепкий кулак. Новая порция боли начала пытаться одолеть мой мозг, но в отсутствии сна почти сутки он, кажется, оградился от окружающего мира; абстрагировался от всего, происходящего вокруг.
Взгляд оставался все тем же бездушным стеклом, от чего по моей душе прокатывать легкий холодок, медленно но верно охватывающий собой все, что только можно было задеть. Соленая жидкость начала быстро скапливаться где-то между зрачками и ресницами, от чего ощущаться стал ещё один отвратительный признак подступающей тоски по прошлому – слизистые разъедало пощипывание, которое становилось с каждой секундой все более ощутимой.
Сил терпеть уже не было : я медленно вытянула свою ладонь из его руки, поднимаясь на ноги и тут же понимая, что удар не обошёлся для моего колена просто ударом.
–Спи,-чуть шёпотом пробормотала я, пытаясь не моргать – не делала этого совсем, чтобы упрямые слёзы не скатились вниз. Никто не должен был их видеть; ни одна живая и мертвая душа.
И когда сырые ладони уже через пару адских шагов встретились с плечами его дочки, та не стала сопротивляться. Наверное, она их все-таки увидела…
Скорее, почувствовала, чем осязала своим зорким глазом, и, кажется, я тоже ощущала медленное биение ее сердца у себя в груди. Мои ладони становились лишь мокрее, а ее крохотные руки сжимали платьице; кажется, на ткани уже тоже появились мокрые следы, но этого тоже никто не должен был видеть : может, лишь Олег, но этого делать он не мог. Колготки пчелиной расцветки уже сползли вниз, оказываясь чуть топорщащимися коленками на голени. И, судя, по блестящим туфелькам на детских ножках, по ярким бантикам на бывших хвостиках; да даже по отглаженному платью, хотя оно было таковым только днём, такой вечер явно не входил в ее планы.
Мы вместе покинули палату. Мое колено начинало ныть не хуже меня, но только одно отличие все-таки было : своих истерик я никому не показывала, а вот мениск рьяно пытался вынудить меня распространить эту информацию вокруг.
Когда защёлка на дверях реанимации щелкнула, попадая в паз, я глубоко вдохнула, а затем ещё медленнее выпустила весь воздух наружу. Тамара, напряженные плечи которой прежде держали мои ладони, сама, кажется, начала поникать телом, а что можно было говорить о душе?
Придти в себя мне оказалось сложно : даже ладони, успевшие остыть и стать абсолютно ледяными, не сумели привести мое состояние в норму. Понимая причины такого психа собственной нервной системы, я бы спокойно забыла этот случай, но передо мной все так же стоял ребёнок, а в глубине души мне начинало хотеться выпить. Кто он вообще такой? Так, провели вместе одну ночь, на утро разбежались. Сама даже не помня всех подробностей, да и не только подробностей, я начала ощущать потребность в тех чувствах, что той ночью жили во мне. На очередном выдохе в груди стало совсем пусто, от чего ребра начало ломить внутренним давлением. Непередаваемое ощущение, как и его руки, держащие меня за балконом в полночь.
Терпеть было бесполезно. Мокрые дорожки перерезали щеки своими сырыми бликами, оставляя лишь красные капли у кромки ресниц; ладони стёрли стыд с лица земли и моего лица заодно. Я присела за спиной девчушки, а нога в один момент отдала резкой болью в позвоночник, от чего из глаз уже буквально брызнули слезы.
–Тома,-и от них избавиться мне удалось успеть, лишь после этого разворачивая девочку лицом к себе, а та… Ее глаза были красными, щеки мокрыми и, что самое страшное, губы немыми. Впадая на пару секунд в ступор, я не нашла больше ничего лучше, кроме того, что сделала в следующий миг.
Девочка оказалась в объятьях, уткнув мокрый нос в чужой халат на моих плечах; всхлипов, стонов, криков – да никаких звуков не было слышно, кроме тишины, окружающей нас. Только в голове я ещё слышала биение детского сердца : крохотного и безумно сильного. Ком в горле уже удавалось спустить вниз, а наконец сумев выдавить хоть слово, я попыталась успокоить Тамару.
–Олег поправится. Не плачь, пожалуйста… он очень сильный, он сделает все, что сможет и нет, но он выкарабкается. Только ты должна будешь ему помочь в этом…
–Чем?-совсем безнадёжный голос пробрался к моим ушам через ткань одежды и плотность воздуха.
–Чем я могу ему помочь? Это ты можешь его спасти, ты же врач, а я просто ребёнок, даже не человек…
На долю секунды мои мысли совсем перепутались, оставляя на задний план потребность говорить, но спустя тишину и поднятый на меня снизу вверх взгляд девочки, я, кажется, вернулась в себя. Точно не моих объятий ей сейчас хотелось, и насиловать ее своей неоправданной лаской было бы совсем глупо. Правда, Марина, угомони окситоцин…
–Ты его родной человек, понимаешь? Да, ты многого не можешь делать в силу своего возраста, но ты можешь помочь ему своей поддержкой. Поверь, я знаю, о чем я говорю… Я буду делать все, что будет зависеть от меня, как от врача, но медицина без веры и стремления самого человека – это ничего.
–А не как от врача?-полушёпотом сорвалось с губ девочки. Уже не мои ладони держали ее ручонки, как это было прежде : она сама медленно сжала мои пальцы в силу собственных возможностей,а огромные глаза были устремлены прямиком в глубину меня.
–В смысле?
–В прямом. Ты же меня понимаешь, я вижу… После тебя у него никого не было, по крайней мере ночевал он всегда дома, со мной. Если не веришь, можешь спросить… У него можешь спросить. Ты же заставила у него сглодан что-то сдвинуться с места; и он тебя часто вспоминает, или уже «вспоминал». Мы в кино ехали вчера, на Снежную Королеву. Я его очень долго упрашивала, а он не хотел ехать, вот и не надо было…
По её щёчкам снова потекли слезы, а я на этот раз обняла девочку сильнее, от чего она уже разрыдалась, начиная бормотать мое имя и что-то ещё.
Уснула она лишь спустя пол часа и пятнадцать капель валерьянки на той самой постели с решетчатым от штор на окне светом из приемного отделения. Сопение было громким, и мое сердце медленно пришло в себя, позволяя наконец расслабиться, но колено решило тут же напомнить о себе. Помимо Нины, которая так и коротала время дежурства на росту, в отделении никого я толком не знала, потому даже несмотря на перепалку с ней, ещё через 15 минут «ношпа» растекалась по мышцам теплом, наконец начиная избавлять меня от неосторожной боли.
Видимо, моим мыслям это средство тоже помогло. Обезболив сознание, немного был затронут и сон : рукой сняло – это ещё было мягко сказано. Ворочаться на единственной постели в комнате было невозможно, и будить ребёнка было сейчас самым страшным делом. В сумочке уже дремала давно забытая пачка сигарет, но поспать сегодня было не суждено и ей. Холодный ветер совсем безжалостно обдувал мое тело, лишь раскаляя до красного света тлеющие крошки табака, дым от которого дёшево разъедал изнутри легкие.
И в голове опять был Брагин. Он за сегодня стал героем моего временного воображения, но глубоко внутри мне было приятно слышать от Томы, что он изменился – изменился после нашей встречи… Хоть кому-то я была полезна, и на секунду такая польза была взаимной.
Очередная затяжка создавала вокруг глаз облако серой депрессии цвета дыма, заставляющей из «детской реальности» вернуться в жизнь.
–А на самом то деле, даже если это так… Флаг в руки. Пусть в кой-то веки займётся воспитанием дочки, ведь, судя по осведомленности здешних медсестёр, он кабель ещё тот…
С серыми глазами, нежными руками, тёплой грудью… Нарочинская, только не надо здесь этих мыльных пузырей, ладно? Раз уже был «нежный, тёплый, любящий и бла-бла-бла», забыла во что это вылилось? Напомнить? Свадьба, беременность, выкидыш, год розовых очков, развод и Питер. Заскучала за ощущением, когда тебя обводят вокруг пальца, словно ты маленький ребёнок? А на самом деле просто искренне любящий человек…
Пепел посыпался снегом на землю с обгоревшего края сигареты, а с каждой новой затяжкой мысли пожирали меня снова и снова. Нет, так жить нельзя, Марина.
На утро отделение вновь зажужжало, закипело и завелось, как будто кто-то запустил огромный механизм в работу. Поспать удалось с великим трудом и всего пару часов. Очередной хлопок дверью заставил веки распахнуться в сторону, и тут же лицо скорчиться от яркости света. На моей груди лежала детская рука, а вторая то ли обнимала, то ли просто случайно была накинута на плечо.
И к обеду Олег пришёл в себя окончательно. Моя рука крепко сжималась его кистью, только вот ни глаза, ни губы, ни скулы – ничего не было живым в его лице. Очередной раз с болью преодолевая подъем с постели Олега, я аккуратно поправила одеяло на его груди. Его сердце былого часто, громко и тяжело, будто песок пытается раствориться в воде вопреки всем законам физики. Ладони, будто в этот момент перестали подчиняться моим указаниям, начиная сползать совсем не по одеялу, а вверх к плечам, что были мягкими и тёплыми. Ритмы сердца слышались только чётче от такой близости, но сознание уже пыталось вернуть меня на круги своя. Это было уже явно лишним.
Ладони быстро скользнули ещё выше, останавливаясь на лице: указательные пальцы огибали рельефы скулы, средние точно попадали в ямку под костью, а все остальные обнимали нижнюю челюсть. Сама не понимаю, как после заступорения на его холодных глазах, мои бёдра вернулись на постель,а губы тотчас накрыли его сухой рот.
–Брагин, черт возьми… Приди же ты , сволочь, в себя, ты же можешь. Тебя дочка ждёт, тебя все ждут, тебя я… ты же все слышишь, все видишь, ответь, ради Бога, что все в порядке…– я сжала правую ладонь в кулак так, что костяшки побелели, пытаясь прорваться наружу, а следом этот же кулак с силой встретился с широкой мужской грудью.
–Как успехи, Марина Владимировна?– от женского голоса за спиной я вздрогнула, тут же отдёргивая руки от его лица. Никаких шагов, скрипов – стояла там она явно давно. В мыслях тут же начали возникать всевозможные оправдания, но за неимением времени, я мимолетно стёрла подкатившие слезы, оборачиваясь к ней и выпрямляя спину, несмотря на отдающую в неё боль.
–Все так же. Отека мозга нет, уже хорошо, но пока и никаких рефлексов, кроме сжатия руки на звук, нет. Зрачок на свет не реагирует. Пока, к сожалению, нельзя сказать, что травма могла сделать и как повлияет это на его здоровье. Нужно понаблюдать в динамике…– голос был тихим и, кажется, как никогда, вымотанным.
–Ну так ваша смена окончена, почему вы домой не идёте?– взгляд Павловой стал более настороженным, а она начала приближаться ко мне медленными шагами, непонятно-чего пытаясь добиться или узнать.
–В Москве мне негде жить на данный момент. К такому быстрому переезду я не была готова, да и в ординаторской спит его дочка, за ней тоже присмотреть нужно.
Ощущала себя сейчас я двенадцатилетней школьницей в кабинете директора, которую отчитывают за курение в школьном туалете или за поцелуи в коридоре – скорее за последнее.
–Мы можем вам выделить место в общежитии на первое время, но все время проживать там вы не сможете.
–Знаете, Ирина Алексеевна, я с трёх до трёх оперировала, проспала два часа и жутко голодная. Можно мне просто поспать в какой-нибудь смотровой? Боюсь, до «дома» я просто не доберусь, и, да, скорее всего, после того, как Олег Михайлович пойдёт на поправку, мне придётся вернуться в Петербург.
–Да прямо тут ложитесь,– женщина кивнула, окидывая взглядом обездвиженного Олега, а затем и меня.
–Здесь тише, чем в ординаторской, и ближе к вашему пациенту. Олег Михайлович же ваш пациент?
–Что?.. А, да, пациент,– ладони быстро покрылись каплями пота, и, если был впереди меня ждал ещё допрос «пристрастием»,мой организм бы точно послал всех к черту вместе с нервной системой.
Как только дверь скрипнула защёлкой, позади послышался шелест кожи о постельное белье, а я не успела даже обернуться, как та самая мужская ладонь оказалась на моей пояснице.
–Уезжай, я не хочу тебя держать…– совсем устало прошептал он, а как только до слуха дошли первые его слова, я дернулась, тут же разворачиваясь лицом к Олегу.
========== Глава 14. Нашатырь, WhatsApp и руки. ==========
Глава Четырнадцатая.
Нашатырь, What’sApp и руки.
Его зрачки были такими же недвижными и так же смотрели вертикально вверх. Рука покатилась вниз от моего шага вперёд, дабы оказаться ближе к его голове, но на достигнутом мужчина не собирался останавливаться. Из холодных объятий бездушного воздуха, который был не в силах сдержать вес нежной конечности, ладонью обрушилась вниз, вновь встречаясь с простыней , компания которой давно была ей знакома.
–Брагин,-через зубы просочился звук вместе с, огромным по меркам лёгких, потоком углекислого газа, превращавшего прежде серьёзный тембр в полушёпот.
–Господи, Брагин…-зелёная трубка в его носу медленно начала потеть, а по ее стенкам очень быстро стало спускаться мелкие капли конденсата газов.
Его глаза медленно старались выйти из зоны своего прежнего прибывания, и тут же решили взять курс на то, чего не видели совсем давно.
Стоящая рядом, с полусогнутой спиной, осыпавшейся тушью под глазами, тонкими линиями бровей над ними и какой-то поистине женской душой прямо в них; спадающий вниз локон, почти такой же, который был на соседней с моей подушке, только год назад и в спальне дома, а не в больничной палате, он был в разы короче и на несколько тонов светлее – уже не пшеничный, а ледяной белый, которой изощренно пытался согреться и не стать бездушным.
Тонкие линии губ, похудевшие щеки, опущенные скулы – сразу сказать, сколько мы не виделись, было очень сложно,будто прошёл не год, два или даже три, а целая вечность. На роговице глаз переливались мудрость, уверенность и непокорность, присущие лишь тому , кто по-настоящему знает, чего хочет от жизни.
Из такого портрета разобрать много не удалось, но то, что она уже совсем не та девушка, сидящая на балконе с рюмкой водки в трясущейся руке – было очевидно.
–Извини, не хотел тебя напугать,-улыбка с огромным трудом старалась растянуться по щетинистым щекам, но вышло это не очень удачно. Кожа на губах пересохла, даже говорить позволяя тому с напряжением,а от такого усилия блестящая пленка покрылась густыми трещинами,в следующую секунду начиная выпускать на поверхность тела из мелких капилляров соленую от литра медикаментов кровь.
В женской ладони появилась салфетка, которая тут же окунулась в стоящий на тумбе стакан с водой. Через секунду же сухая чешуя из мужских губ стала неприлично мокрой, начала скатываться крупными каплями по щекам прямо на подушку, окрашивая ту в сине-красный оттенок белого : отчасти из-за столь же белой наволочки под перебинтованной головой, а, может, и от алого гемоглобина горячей крови.
И вновь тяжёлое молчание начало сдавливать снаружи ее голову, заставляя глаза абсолютно не сдвигаться с мертвой точки – собственная ладонь где-то около рта моего «пациента». Поднять взгляд выше было равносильно очередному легкому флирту с тяжелыми последствиями, намного легче было смотреть на него, пока кома давала о себе знать. Губы все ещё жгло от неостывшего и совершенно вовремя разорванного поцелуя , а в голове было лишь больше сомнений насчёт его важности именно в этот момент.
От того воза мыслей, обдающих кипятком голову девушки, она дернулась, ощущая на собственном колене сквозь хлопковую ткань штанов широкую ладонь. Колени были моим самым слабым местом, и чтобы хоть немного понять, что я ощущаю, когда чья-то живая душа смеет коснуться их, можете до упора вставить в заветное место вибратор, а затем выставить полную мощность на батареечном друге. Да, наверное, именно так я ощущала каждое касание ног любого мужчины, бывавшего рядом. По спине побежали мурашки, пронзая все – от самой шеи до копчика, после разделяясь на бёдра и отныне никогда не встречаясь. Зрачки быстро переметнулись в сторону, а ладонь по привычке начала пытаться избавиться от источника лишних в данное врем ощущений окружающей действительности.
Тогда было сложно даже предположить, что это был самый настоящий, необратимый, жалящий и терзающий и без того отдающую душу удар под дых. Холодные зрачки Олега уже совсем не были такими – честно беру свои слова обратно, но вот жалостливый взгляд его меня убивал. Таким он был точно год назад : полным обид, какой-то понятной только ему одному боли, тоски и раскаяния.
Моя рука быстро переложила погорячевшую его ладонь на постель. Смотреть в его глаза вновь не хотелось уже из-за подкатывающей тошноты. Я встала, ощущая все ту самую боль от вчерашней травмы, которую было пора начать исправлять, но ни сил, ни времени для такого роскошного удовольствия как «забота о СОБСТВЕННОМ здоровье» не было. Уже отвернув голову к окну, чтобы Брагин ничего не увидел, я крепко сжала веки, а зубы стиснулись так, что, казалось, вот-вот они раскрошатся. Терпи, когда-нибудь будет лучше.
–Извини меня ещё раз, если я что-то сделал не так…– его голос в очередной раз стал касаться моих барабанных перепонок, заставляя новую армию мелких бугорков вновь оккупировать мое тело.
–Где Тома? С ней все хорошо?
Пара шагов, которые должны были облегчить мою боль, дались мне с огромными усилиями: подоконник казался недосягаемым из-за трёх метров между нами и все более невыносимой боли. За спиной зашуршало постельное белье, и вариантов больше не было никаких. От обычных для меня прежней движений из глаз вновь полились скупые слёзы боли, что тут же были стерты запястьем. На этот раз было уже легче. Никакой туши – никаких разводов – никаких вопросов.
Звук все не прекращался, и из последних сил мое тело развернулось лицом к постели мужчины. Его голова парила над постелью на темной шее, и в тот же миг, когда я, как последняя дурочка, поспешила броситься назад, дабы тот ничего не натворил, сухие ладони накрыли собой лицо, пытаясь то ли потереть глаза, то ли вытащить попавшую ворсинку.
Очередная порция электронного импульса, ударившая прямиком в теменную зону коры больших полушарий мозга, заставила отключиться единственное нормально функционирующее на тот момент чувство – зрение. Перед глазами абсолютно все потемнело, а уже после любые навыки ориентации в пространстве были лишними. Последним, что хоть немного наложило след на мою память, была встреча переносицы или виска с полом.Сейчас уже наверняка сказать было сложно, но яркий запах крови однозначно сопроводил эту живописную сцену.
Перед только что лениво распахнувшимся глазами стелился все тот же белый потолок реанимационной палаты, когда мой отекший нос заполнился невыносимым ароматом нашатыря, источаемым стеклянным флаконом. Первой мыслью была все та же нескончаемая боль в коленях, но теперь все стало в разы хуже – голова ныла так, будто внутри, под черепной коробкой творилась самая настоящая ядерная война. Попытка пошевелить глазами принесла ещё большую боль, но каково было моё удивление, когда оказалось, что прямо над моим телом висела та самая бестактная медсестра, с которой я познакомилась прошлой ночью. Дёрнуть головой раньше и лишить себя такого шикарного удовольствия нюхать спирт я побоялась: если бы сейчас ситуация с моими ощущениями стала ещё хуже, мой мозг окончательно перестал бы работать – однако Нина, видимо, не заметила, а, может, и не хотела замечать, что в себя я начала пытаться приходить. Когда с огромными усилиями мне удалось начать отворачивать голову в сторону, чтобы не задохнуться, кто-то поднялся с кушетки в районе моих ног, в следующую секунду дергая руку медсестры. Часть содержимого флакона тогда смачно пропитала весь верх моей одежды, зато свежего воздуха стало не много, но больше.
–Ты Марину так отравить можешь. Ты, что, не видишь, что глаза уже открылись? Почему восьмилетняя девочка знает больше о том, как приводить человека в сознание, чем медсестра?
