Текст книги "Владимир Петрович покоритель (СИ)"

Автор книги: Дед Скрипун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 18 страниц)

Штросс

Хорошо меня отделали. В голове шум, ватные ноги еле слушаются, затекшие руки едва удерживают оружие, спину разрывает болью, но это все неважно. Там моя Лариния. Она в руках того долбанного урода, посмевшего укравшего мою любовь. Она нуждается во мне, а я не смогу жить без нее. И потому, только вперед. Стиснуть зубы, и вперед. Догоню и вспорю жирное брюхо сволочи покусившееся на мое счастье. Только так и ни как иначе. Я не Владимир Петрович, я Фаст Кардир.

То ли злость, клокотавшая в душе, сыграла свою роль, то ли кровь вернулась в сдавленные до этого веревками конечности поспособствовала восстановлению, но я почувствовал прилив сил и побежал в сумрачный проход, освещаемый еле тлеющими светильниками– клетками. Долой, вон, из проклятой столицы каплютчей в погоню. Не уйдет тварь. Моя жена не податливая плюшевая игрушка, не избалованный родителями ребенок, она охотница, она воин, она будет сопротивляться и мешать, а значит Фаршир будет двигаться медленно. Я догоню, даже не сомневаюсь в этом, несмотря ни на какую боль и слабость догоню. Я не Владимир Петрович, я Грост Фаст Кардир, вождь племени дольсящ, а значит для меня не существует преград.

Я прибавил шаг, стараясь не поскользнуться на склизкой плесени, хрипел спертым воздухом подземелья, и подбадривал себя словами гимна племени дольсящ:

Врагу не сдаётся наш гордый "Варяг",

Пощады никто не желает.

Впереди послышались звуки, похожие на то, что кто-то ползет, или тащит по земле груз. Сердце сжалось в предвкушении. Звуки все ближе и ближе. Сейчас я увижу их: мою жену, и тварь посмевшую ее украсть. Злоба и радость вскипели в душе одновременно. Еще совсем чуть-чуть. И я воткну в поганое сердце нож до самого позвоночника, и с удовольствием его там, с хрустом проверну, с наслаждением наблюдая как подыхает гнида, а потом обниму мою Ларинию… Но разочарование, от увиденного, заковало мне ноги пудовыми замками, приклеив к земле, что едва не стоило жизни.

В мою сторону, заполнив собой, немаленькое пространство тоннеля неслась апельсинного цвета, костяная рожа. Ну а как еще назовешь это недоразумение местной природы? Два бесцветных глаза без век и зрачков, нос гигантского гипертрофированного буратино, и беззубый, безгубый провал открытого рта, издающий звуки выпускаемых паров паровоза. Вот такое вот чучело. Оно надвигалось на меня со скоростью локомотива, напугав до чертиков. Ноги, как-то сами по себе отлипли и рванули в обратную сторону. Но куда там. Все ближе накатывается шум. Уже чувствую на спине холодное дыхание твари. Убежать не получается, не успеваю.

Спасло чудо. Я споткнулся. Непонятно обо что тут вообще можно было зацепиться ногами на абсолютно ровной поверхности, если только за плесень. Может и выглядит это нереально, но факт Ноги действительно за что-то зацепились. Кубарем покатился по земле, матерясь и зажмурив глаза в ожидании смерти, но ничего не произошло. Ничего еще не соображая, сделав последний кульбит, моментально вскочил на ноги, и повинуясь какому-то шестому чувству, выкинул вперед руку с зажатым в нее ножом, защищаясь. И попал. Лезвие вошло во что-то мягкое и явно двигающееся, и вспарывая плоть обдало меня липкой вонючей гадостью, стекающей под ноги хлюпающим болотом. Потом хлопок, похожий на звук лопнувшего воздушного шарика, и еще больше жижи окатило меня с ног до головы.

Я стоял, с вытянутой рукой и сжатым, задеревеневшими пальцами, ножом, не смея пошевелиться и обтекал гулкими каплями в кромешной темноте. Все светильники потухли, раздавленные непонятной зверюгой.

– Ты его убил? – В голове прозвучал еле слышный голос, бесцветный, без всякого тембра, создавший ощущение что со мной заговорили собственные мозги.

– Ты кто? – От неожиданности я заорал гулким эхом, прокатившимся по сводам пещеры. – Выходи. Если ты, конечно, не моя собственная шиза. – Я замахал выставленным вперед оружием, и закрутился вокруг собственной оси, пытаясь не подпустить к себе противника, или хотя бы напугать.

– Не кричи так, я не страшный и я умираю.

– Я не верю тебе. Покажись. – Меня начало потряхивать. Нет, я не испугался присутствия рядом врага. Я испугался за себя. Голос звучал прямо в голове, минуя предназначенные для этого уши. Что тут можно было подумать. Или я умер и это знаменитый тоннель в потусторонний мир, или я сдвинулся мозгами, в сторону вечно улыбающегося дебила. Есть чего испугаться.

– Не могу я показаться. Я умираю, и не могу двигаться. Сказал же тебе. Выйди из ниши и увидишь.

– Какой ниши?

– В какую ты закатился, когда об меня споткнулся.

Я сделал шаг вперед и уткнулся в стену, с другой стороны, снова стена.

– Не туда, – прозвучал во мне голос. – В другую сторону. Аккуратно только ноги не поломай, там камень из глины вылез.

Во блин, оказывается я, выставив вперед нож, поучаствовал в скоротечной драке. Еще и убил кого-то. Надо полагать, что это то чудо-юдо, которое меня раздавить пыталось. Чего только не случается в жизни неожиданного, но не менее от этого приятного и радостного.

Я повернулся в другую сторону и осторожно шагнул в темноту. Сначала ничего не изменилось, все тот же мрак. Покрутил головой. Справа слабенький голубоватый всполох, еле заметный, даже в полной черноте окружающего пространства.

– Видишь? – Вновь прозвучало в моих мозгах.

– Это ты там светишь?

– Не свечу, а свечусь. Подойди, только аккуратно.

Нащупывая ногами скользкую изменившуюся после последних событий почву, из плотной глины в болото, я осторожно пошел на мерцающий свет.

– Осторожно! – Зазвучали взволнованным голосом мозги.

Я остановился и присел, закрутив головой. Никого нет. Только тоненькая малюсенькая полоска, похожая на нить накаливания, что используют в лампочках еле – еле подрагивала всплесками: «Он что испугался меня и бросил фонарик? Вот чудак, сам же звал». – Подумал я, а вслух спросил:

– Ты где?

– Прямо на меня смотришь, и если сделаешь еще хоть один шаг, то раздавишь.

Это чего такое? Я с лампочкой разговариваю? Это точно шиза. Видимо крепко головой я всё-таки приложился.

– Успокойся, я не галлюцинация я Штросс. Снова зазвучал голос. Ты почему-то меня слышишь в отличие от других. Даже не представляешь на сколько я этому рад. Хоть перед смертью поговорить выдалась возможность, пусть и с таким уродливым существом как ты.

Уже лучше. Скорее всего это не сдвиг мозгов, а говорящий осветительный прибор, считающий себя эталоном красоты. Второй экспонат в этом дурдоме, называющий меня уродом. Можно гордится.

– Тебя раздавило это чудовище? – Я не стал заострять внимание на различии художественного восприятия образов, зачем пытаться выглядеть лучше, чем ты есть на самом деле, тем более что в таком споре всегда каждый останется при своем мнении, и задал простой вопрос. – Как тебе помочь?

– Нет, я успел закатится во впадину, и меня не задело. Помочь ты, конечно, можешь, но вряд ли захочешь. Вы, проживающие здесь особи, слишком любите смотреть на смерть. В этом, и без того жестоком мире, в вас очень мало любви, и много ненависти.

– И потому ты умираешь? Только не говори, что от старости, я не поверю.

Послышался слабый смех:

– Нет конечно. У нас даже такого понятия нет, как старение. Я умираю от голода.

– Ну я тоже не прочь чего-нибудь перекусить. Но не на столько чтобы сдохнуть от этого. – Хмыкнул я.

– Ты не понял, я действительно умираю от отсутствия белковой пищи. Наша раса так устроена. Голод, это неминуемая смерть.

– Ну раз это так серьезно, то лизни вон той жижи, оставшейся от монстра. От голода и не такого сожрать можно.

– Нет, это не белок, там другой структурный состав. Соединения кремния. Это мне не подойдет.

– Какой ты продвинутый червяк. – Усмехнулся я. – И пофилософствовать о жестокости мира не дурак, и про кремний знаешь. Что – то ты мало похож на обитателя этого, как ты говоришь, жестокого мира.

– Так я и не отсюда.

– Как!!! Тебя тоже туманом сюда закинуло? – Я даже подпрыгнул от такого неожиданного признания.

– Да. А ты откуда про туман знаешь?

– Так и я пострадал от его шалостей. – Блин родная душа попаданца, пусть и не земляк, а все же собрат, по несчастью. Нужно срочно спасать. Только вот чем его кормить-то? Тут нет ничего. – Тебе много надо? Я имею в виду пожрать?

– На меня посмотри. Сразу поймешь. Мне и капли молока хватит. А ты правда хочешь помочь?

Последний вопрос я игнорировал:

– Ну извиняй, молока тут нет, и вряд ли чем его тут заменить найдется. Подумай еще.

– Любая белковая жидкая пища подойдет.

– Где же я тебе ее тут найду? – Я задумался. Соков и компотов тут тоже не найдешь. Хотя есть одна мысль.

Я ткнул ножом палец и поднес наливающуюся каплю к нему.

– На, упырь жри.

Дорога, разговоры, молоко

Конечно же Штросс не присосался к моему пальцу и не стал, причмокивая и давясь глотать льющуюся потоками кровь. Естественно, ни чего подобного не было. Главное тут даже не то, что в пальце неоткуда взяться этим самым потокам, главное, что сосать нечем ему было. Не было у него жуткой пасти с окровавленными клыками, потому что сам рот отсутствовал как орган.

Как только капля крови с моего пальца упала на подрагивающую ниточку света, у меня под ногами, то начались быстрые метаморфозы преобразования пустоты, в материализацию физически осязаемого, странного тела.

Первой появилась желтая голова. По большей части лысая, но с редкими, длинными, перестреливающимися искрами электричества, волосинками-электродами. На этом странном лице, рот и нос отсутствовали полностью, также, как не было в наличии и ушей. Только две точки малюсеньких изумрудных глаз, смотрели на меня без всякого выражения, периодически появляясь и исчезая, словно подмигивая.

Затем, прокатившейся волной света, сверху вниз, материализовалось остальное тело. Мечта энтомолога извращенца. Этакий, в районе пуза, кусок прозрачной, наполненной светящимся туманом субстанции, в теле гусеницы бабочки краснохвоста, у которой спина поросла, стоящей дыбом редкой, желтой щетиной, по которой так же проскакивали искры электрических разрядов. Шея отсутствовала полностью, словно личинку разрезали пополам, а на место среза пришпандорили шарик от подшипника. И смешно и страшно смотрится.

Ну и в конце две крохотные черные ручки и две, чуть побольше ножки, без всяких там ладоней и стоп, и прочих суставов, зато с пятью пальцами (словно в конец кривой ветки пять гвоздей без шляпок вколотили), которыми эти конечности и заканчивались. Я-то думал, что природа только на местных отрывается, а тут глянь, и внеземной разум не отстает, хлещет сюрреализмом, по полной. Хотя какой он к чертям собачьим только внеземной, он, мать его, еще и самый настоящий внеборукский.

Поднялось это чудо, которое оказалось размером с мой указательный палец, на ножки. Посмотрело на меня внимательно, изумрудными глазенками. Создалось такое впечатление, что собственный ноготь меня рассматривает. И зашуршало в моей голове словами:

– Спасибо. Ты вернул меня к жизни.

Блин! Если эта светящаяся гусеница сейчас на колени шлёпнется и клясться начнет, я ее раздавлю, без всякого сожаления. Но нет, обошлось. Только поблагодарила.

– Не за что. – Я даже смутился слегка. Наверно я какой-то неправильный попаданец, надо бы ништяков в наглую требовать, у высшего разума, а мне стыдно как школьнику, которого завуч с сигаретой за углом школы поймал. – Ничего особенного я не сделал.

Я оторвал взгляд от этого чуды-юды и огляделся. А ведь неплохо так местность осветило его стараниями. Сразу мысль эгоистичная осенила голову:

– У тебя планы какие на будущее?

– Какие у меня могут быть планы. Выживать, как всегда, буду стараться. Клетку какую-нибудь свободную поищу, да светильником поработаю. Там хоть кормят изредка.

– А со мной пойти не хочешь?

– Ты серьезно? Ты меня забрать хочешь? – Это чучело даже подпрыгнуло на своих кривых ножках.

– Конечно серьезно. Я тебя кормить буду, а ты мне дорогу освещать. Обоюдовыгодное сотрудничество получится. Только вот легкой дороги обещать не могу. Так, что подумай. Со мной и помереть раньше времени можно.

– Что тут думать. Шанс такой выбраться отсюда. Пойду конечно. Только мне за тобой не угнаться. Ты вон какой большой.

Вот смотришь на его рожу, с полным отсутствием эмоций, слышишь его голос без признаков какого-либо выражения чувств, и понимаешь, что расстроено это существо. Вот как так?

– Значит у тебя есть шанс на спине самого Грост Фаста покататься. – Я засмеялся. – Думаю многие мои фастиры с удовольствием поменялись бы с тобой местами.

– А ты меня в клетку не посадишь? – Как-то подозрительно – заискивающе поинтересовался он, но я не придал этому значения, а зря.

– Нет конечно. Зачем.

И подхватив маленькое тельце, посадил себе на плечо, этакий Джон Сильвер с попугаем получился. Вот в этот самый момент я и понял зачем нужна клетка. Нечаянно коснувшись уха этой гребанной батарейкой, получил разряд такого удара электричества в мочку, что в глазах потемнело.

– Ты охренел, электрик – недомерок. – Когда искры из глаз сыпаться перестали взревел я.

– Прости, не сдержался, эмоции я так свои выражаю, трудно контролировать. – Такое ощущение создалось, что сейчас расплачется. Злость прошла сразу.

– Ты это, того. Поаккуратнее, в следующий раз.

– Обещаю. Больше не повторится. Клянусь.

– Ладно. Забыли. Пойдем посмотрим, что нас с тобой чуть не раздавило. – Развернулся и пошел осматривать место своего недавнего побоища. Интересно всё-таки было посмотреть, что там осталось.

Осталась костяная пробка, запечатавшая наглухо выход из тоннеля в сторону столицы каплютчи. Добротная затычка, с капающей с обрывков оставшейся тонкой шкуры, зеленовато-голубой жижей. Назад хода нет, но мне, собственно, это и не особенно надо, пока другая цель. Надо жену искать, и урода ее укравшего.

– Знаешь, что я думаю, друг мой Штросс. Вот не с проста тут эта глиста переросток появилась. Натравили ее на меня. Даже знаю кто это сделал. Надо по ее следу назад идти, там меня ждут. Точно тебе говорю.

– Кто ждет? – Чувствуется в его вопросе заинтересованность. Конечно. Он же не знает ничего. Ну а мне скрывать нечего. Припустил я быстрым шагом по следу, рассказывая на ходу свою историю. Тебе уже и так все известно, потому повторяться не буду.

Заблудится было сложно, попытавшееся нас убить чудище очень заметный след оставило. Тоннель выглядел как свежепроложенный штрек в шахте, так, что все перекрестки мы проскакивали не останавливаясь. Живой прожектор у меня на плече, качественно освещал дорогу, и больше не бился током. Все шло изумительно хорошо, кроме одного, очень хотелось кушать.

Чтобы хоть как-то отвлечься от сосущего под ложечкой голода спросил, не скажу, что это меня очень сильно волновало в данной ситуации, но всеравно любопытно было:

– Ты хоть кто? Мальчик или девочка?

– Для тебя это сильно важно? – Ка-то неуверенно прозвучал его голос.

– Собственно нет. Просто интересно.

– И то и другое одновременно. Я гермафродит.

Блин. Я даже споткнулся, забыв поднять ногу, для очередного шага.

– Это как же тебя так угораздило?

– Это не меня конкретно, у нас на планете все такие.

– Гендерная революция победила в кровавой схватке здравый смысл. – Я даже заржал, представив такое в своем мире, на земле. – Как же вы размножаетесь? Делением?

Он совсем не обиделся, и могу сказать с полным убеждением, что сам закатился от хохота, только неслышно

– Уж точно не таким примитивным способом как вы. Мы почкованием на свет появляемся. Это великое таинство, доступное только высшей расе.

– Во как тебя торкнуло, бактерия фашиствующая. Ты еще надуйся для важности, расист недомерок. Давай с тобой поспорим на счет привлекательности и различия видовых способов секса, у кого лучше.

Все. Мозги окончательно отключились, утонув в дуэте хохота. Даже есть расхотелось. Ох не к добру это.

Когда Штросс предложило (в каком это чудо еще роде называть как, не в среднем), перекусить, то я со вздохом достал нож и приготовился резать себе пальцы.

– Ты что делаешь? – Остановило оно меня.

– Как что? Кормить тебя буду.

– Зачем пальцы-то дырявить, там вон логово крюкшеров, можно молока попить.

То, что я увидел за поворотом одного из перекрестков меня поразило своей нереальностью. Все вроде в точности как описывал Строг, но видеть это воочию, совершенно другое дело.

Огромная глиняная грудь с длинным розовым соском, даже подумать страшно, кого она вскармливает, а над ней красные губы, целующие воздух в твоем направлении, на вытянутой кишке – шее. Жуть.

– Ты мне пососать из этого непотребства молочка предлагаешь? – Поморщился я.

– Нет, надо за ту розовую штуку подергать и сок белый побежит, очень вкусный кстати. Ты зря с таким отвращением воспринимаешь. Он очень питательный.

– Допустим я каки-то образом к нему проберусь, и меня даже не скушает этот милый ротик, который охраняет, наше калорийное богатство. Но во что ты мне предлагаешь доить эту глиняную корову. Поделись знаниями, фермер недоучка.

– Так рот подставляй да пей, что тут сложного.

Ага. Просто было на бумаге, но наткнулись на овраги. Не подпускали меня чмокающие губы, как не старался. Даже ножом в них тыкнул пару раз, эффекта ноль, ножик только искры высекал. Губки-то фарфоровые оказались, понять, почему они еще и такими подвижными были, мне наверно никогда не придется, знаний таких нет.

В общем, подобраться к вожделенному соску мне удалось методом извивающегося червя, лежа на спине, и отталкиваясь ногами. Даже удобно получилось, дернешь его и струйка прямо в рот течет, как из краника дозатора, точно на глоток. Действительно вкусная штука. Натуральное коровье молоко по вкусу, только немного сладковатое и землей отдает, но совсем чуть-чуть, для аромата видимо.

Кстати, Штросса я чуть не утопил. Ему и надо-то всего каплю, а я с щедрой руки на него струю направил, он аж красным засветился, зато я узнал, что мат – это один из основных видов межгалактического общения. Очень распространенный.

Одно только раздражало, чмокающие и втягивающие в себя воздух губы над головой. Но приходилось мирится. Кушать захочешь не так извернешься. В общем в дальнейший путь мы отправились сытые и умиротворенные.

Кто кому помог?

Его мы нашли на полу зала в конце длинного, сырого перехода, в тупике. Он лежал в грязной раскисшей от крови глине с перерезанным горлом. Фаршир нашел наконец то, о чем я мечтал, только жаль, что не я способствовал окончанию этого поиска. Нельзя всю свою жизнь безнаказанно убивать и унижать других. Бог, как бы он не назывался в разных народах и племенах, не допустит такого безобразия, он всегда заставит заплатить по счетам, в любом случае, и чем больше грехов ты ему задолжал, тем страшнее будет плата.

Я знаю кто это сделал, кто меня опередил, и даже завидую ей. Да, я завидую собственной жене, ибо только она могла перерезать эту поганую глотку. Конечна она имела на это полное моральное право, но видит бог, как я хотел сделать это собственными руками, лично располосовать этого урода, теперь не получится. Очень жаль. Придется смирится.

Ларинии тут нет. Начинающий вонять труп есть, а ее нет. Сколько я не кричал, никаких успехов не добился. Куда она могла уйти? Ответа нет и быть не может. Слишком много вариантов. Только кусок воротника ее кожаной куртки остался, который лежит рядом с тухлым, смердящим Фарширом. Такое отчаяние на меня навалило, что ноги подкосились и я сел прямо в кровавую грязь около трупа и прижав порванный лоскут к губам тихо завыл.

– Мы ее найдем. Не надо отчаиваться. – Прозвучал в голове голос. – Ты сильный, ты сможешь. А я помогу тебе. Нужно верить. – Мою душу окатило волной доброты и нежности, что сразу стало легче. – Ну вот. Ты уже не так сильно страдаешь. Пойдем. Поднимайся.

Я повернул голову и посмотрел на Штросса:

– Спасибо. – Не знаю почему, но я был уверен, что он улыбнулся. – Не понимаю как это у тебя получилось, но правда, спасибо.

– Не благодари. Ты мой друг, а это единственное чем я могу тебе помочь. А сложного в этом ничего нет. Передача чувств это один из компонентов телепатического общения индивидуумов, посредством волновой активности эфирных областей мозга, накладываемых на метафизические статики планетной активности. – Голос его замолчал, а глаза внимательно посмотрели на меня.

– Ты сам-то понял, что сказал. – Спросил я, и внезапно, сам не зная почему рассмеялся. Так легко стало. Такая уверенность в себе появилась.

– Конечно… – Он сделал паузу став серьезным, как директор школы на экзаменах, но не выдержал и сам заржал, ну во всяком случае мне так показалось. – Конечно нет. Как можно понять подобный бред. – Он немного помолчал, дожидаясь пока успокоимся и пояснил, что на самом деле произошло. – Просто я передал тебе свое чувство любви, и тебе стало легче. Вот и все.

– Спасибо. – Еще раз поблагодарил я когда приступ смеха совсем прошел.

– За нами следят. – Внезапно он стал серьезен.

Да я забыл сказать, что Штросса решил всё-таки считать мужиком. Во-первых, как-то неудобно общаться с неопределенным родом, а во-вторых, заслужил он этого больше, чем некоторые из тех, кто называет себя так. И он, кстати, не был против.

– Кто следит? – Я мгновенно стал серьезен.

– Не знаю, я просто чувствую злобу и страх. Он где-то недалеко.

Я встал, достал нож и огляделся. Пещера большая и стены неровные. Штросс не освещает все.

– Пойдем поищем.

– Зачем. Мы можем просто уйти. – Чувствуется, что мой друг разволновался.

– Оставить врага за спиной и ждать, когда он неожиданно нападет. Ну уж нет. Эту проблему я решу сразу. Идем искать.

Обследование пещеры заняло немало времени, но все же мы его нашли. Густая грязно-коричневая шкура, идеально сливалась с грунтом, и если бы не сверкающие, синими искрами ненависти, глаза, мы-бы прошли мимо. Заметив, что обнаружен он зарычал и припал к земле, прижав уши.

– Ты кто такой? – Я стоял, опустив нож и рассматривал несчастное животное, попавшее в капкан. Его задняя лапа застряла между двух камней, намертво привязав это чудо к одному месту.

Ах, да, описать же его надо: так вот, это – смесь кота и крысы в одном флаконе, только размером с немецкую овчарку. Точно тебе говорю, если не веришь, то спроси у Штросса, он соврать не даст.

И глаза, и нос, и пасть с клыками иголками, и даже усы, один в один кошачьи, а сверху прилеплены два мышиных уха. Тело крысиное вытянутое, ноги тоже от пакостного грызуна пришпандорены, а вот хвост снова кошачий.

Если бы это была просто крыса, то я бы скорее всего его просто убил. Вбитые с детства стереотипы поведения к подобным животным еще не выветрились из моего сознания. Но тут кошачья морда, а я всегда обожал этих милых зверьков, и самое главное глаза. Вот вроде злобой сверкают, а такие родные, земные.

– Убей его. Это самое страшное животное, обитающее в подземельях. Если оно вырвется нам конец.

– Не могу. Рука не поднимается. Только посмотри в эти вытянутые зрачки. Это же чудо.

– Когда это чудо будет тебе рвать глотку, ты заговоришь по-другому.

– Не ной. Лучше помоги. Что ты там про волны и про телепатическую хрень лепетал? Попробуй к его чувствам обратиться и объяснить, что мы не враги.

Подействовало. Успокоилась зверюга, голову опустила и заскулила. Ну а я, как истинный последователь собственно – сформулированного, сакрально-дебилоидного учения под названием: «Дурак всегда себе на задницу приключений найдет», пошел освобождать его лапу из каменного капкана. Зачем? Не спрашивай, не отвечу. Сам не знаю.

Довольно долго провозился, чуть нож не сломал, попробовав использовать его в качестве рычага. Устал и вспотел, как черт, но вытащил зверюге заднюю конечность. Если бы эта помесь кошки с крысой еще не дергалась, изображая из себя паралитика, то наверно быстрее бы получилось. Но я всеравно справился.

– Что же ты такое? – Спросил я, садясь на недавний каменный капкан, и вытягивая уставшие ноги.

– Это хош. – Прозвучал в моей голове голос Штросса. – Жуткая тварь. Зря ты ее освободил.

– Хош, так хош, но как хорош. – Я засмеялся над пришедшим в голову каламбуром. – Ползи сюда зверюга, лапу посмотрю.

Кошачьи глаза с подозрением посмотрели на меня, и убейте если это не так, поняли. Прижав уши, зверь подполз и замер у моих ног нахохлившись поднятой на загривке шерстью. Не сдержавшись, я погладил его голову. Твою мать! Да он мурлыкает! Все, я окончательно растаял.

Осмотрел лапу и как истинный врач, который все болячки в жизни лечил матом и зеленкой, сделал вывод: «Кости целые», и: «Само пройдет», чем и удовлетворился.

– Ладно. Хорошего понемножку. Задержались мы тут с тобой, а мне еще жену искать. – Я вздохнул и поднялся на ноги. – Угостил бы я тебя чем-нибудь вкусненьким на прощание, но увы, нечем. Так, что выздоравливай и прощай. – Я подмигнул кошачьим глазам, развернулся и пошел вон из пещеры.

– Он за нами идет. – Умудрился изобразить взволнованное шептание у меня в мозгах Штросс.

Я развернулся. Действительно с нами намерилась зверюга.

– Ты Мурзик решил присоединится к нашей компании? – Вот почему я его Мурзиком назвал? Наверно опять стереотип из прошлой жизни. Само как-то получилось. Ну да ладно, пусть так и будет. – Вот если бы ты собакой был. – Мечтательно закатил глаза я. – То цены бы тебе не было. Понюхал бы вот этот кусок кожи, и привел бы по следу меня к жене.

Я ткнул лоскутом в кошачью морду. Получилось. Чуть не заорал от радости. Мурзик в глаза мне взглянул с пониманием, носом воздух потянул, забавно пошевелив усами и похромал вперед, указывая дорогу.

Пусть только посмеет кто-нибудь мне сказать, что чудес не бывает, я на того умника своего кота натравлю, пусть ему объясняет.

Шли долго и медленно. У меня сил не было, а Мурзик сильно хромал. Он прыгал на трех лапах, только изредка опираясь на четвертую. За поворотом, очередной раз скрывшим его от моих глаз, внезапно зазвучало его грозное рычание.

– Фу!!! – Заорал я и бросился туда.

Лариния, прижавшись к стене и выставив короткое копье, защищалась от него, и пытаясь сделать из моего нового питомца экспонат для гербария.

Фу! Фу! Свои! – Взревел я и кинулся к жене. У меня это получилось так резко, что Штросс свалился с плеча, и угодил точно на загривок к Мурзику, где, видимо со страху, вцепился руками в шкуру. Не ожидавший такой подлянки крыса-кот, взревел и подпрыгнув под потолок, бросился бежать, завывая и поскуливая, и успешно скрылся из глаз в тоннеле.

Ну а я, ничего не замечая вокруг, я обнимал жену.