Текст книги "Владимир Петрович покоритель (СИ)"

Автор книги: Дед Скрипун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 18 страниц)

Смерть и жизнь

Я плюну в рожу, тому кто посмеет сказать, что мужчина не может плакать. Пусть этот умник переживет, то, что пережил я, пусть в одном бою потеряет столько друзей, а потом вякает, если посмеет. Я стоял над его умирающим телом, слушая последние слова, и ничего не мог ответить, ком в горе не то что сказать, но и дышать мешал, наглухо перекрывая воздух.

Мы победили. Последний враг пал от руки моего верного друга Рутыра. Этот славный воин поставил красивую жирную точку в войне. Оттолкнувшись от убитого им до этого бляхса, прямо в полете, вогнал кол в спину последнего врага, где и затих, повиснув, но не выпустив из рук оружия. Нет он быв жив, избит, изранен весь, но дышал, просто сил подняться уже небыло.

Недалеко сидел Строг над телом Гони. Великий охотник пал, приняв на себя удар дубины, предназначавшийся другу. Еще совсем недавно они были непримиримыми врагами, а сегодня прикрывали друг другу спины. Вождь баруци монотонно раскачивался, взявшись обеими, окровавленными руками за голову, и беззвучно выл.

Дына нигде небыло. Там у рва, где я последний раз его видел, ползал на коленях и хрипло выкрикивал его имя Бутсей. Даже в таком коленопреклонённом состоянии вождь болотников умудрялся хромать. Сильно ему досталось, вон вся голова в крови, а на боку разорвана кровавой раной кожа. Но он ползает, рискуя сорваться вниз и зовет, с надеждой рассматривая место возможной гибели друга.

У меня сил, чтобы встать тоже нет. В голове пустота, полное отупение. Сижу рядом с телом незнакомого парня с которым вместе убил валяющегося около моих ног бляхса. Этот, по сути своей, еще совсем мальчишка, бросился с топором в бессмысленную атаку на врага, отвлекая внимание на себя, чем дал мне возможность зайти тому за спину. Паренек погиб глупо, погиб от удара уже мертвого урода, нанесенного по инерции. Видимо просто сил не хватило отпрыгнуть в сторону.

Ларинии моей нет. Но у меня надежда в душе, что с ней все хорошо. Не может с ней ничего случится, просто потому, что не может никогда.

А потом принесли его со стрелой в груди. И положили рядом, сказав, что это его просьба. Какого-то неестественно маленького на вид, осунувшегося и смертельно бледного. Борюкс восемнадцатый, а это был именно он, застонал открыл глаза, и улыбнулся мне кровавой пеной на губах;

– Успел. – Прохрипел он могильным голосом. – Ты не представляешь, как я этому рад. Молчи. – Он остановил мою попытку его перебить, и накрыл мою руку холодной ладонью. – Я могу не успеть сказать все, что хочу. Береги мою внучку Кардир. Я отдаю ее судьбу в твои руки, и счастлив что у меня будет такой родственник. Но это мое личное. А теперь самое главное. Покорил ты мое сердце. Отвагой своей, мудростью и силой покорил, и не только мое. Все люди поселка боготворят тебя. Я не смогу сейчас подняться, можно конечно попросить воинов поднять, но тогда я умру раньше, чем сделаю то что задумал.

– Я стою перед тобой на коленях Фаст Кардир… Прими мою жизнь. – Прохрипел умирающий кровавыми пузырями.

– Так нельзя, Борюкс, так неправильно. – Я с трудом выдавливал ком из горла, ты просто ранен и устал, мы сейчас отнесем тебя в поселок, вылечим, и ты еще посмеёшься над своей сиюминутной слабостью.

– Прими, пока я еще жив. В его голосе послышалось раздражение. – Фаст может отдать свою жизнь достойному, это уже случалось в прошлом. Ты станешь Гростом – властителем Фаста. Для меня это важно. Быстрее. Прошу тебя. Силы уходят.

– Хорошо. Я принимаю. – Ком снова заткнул мне горло.

Он улыбнулся, сжал мою руку и затих. Великий человек, Фаст, дед моей невесты ушел к кострам предков. Я знаю, его там встретят с гордостью. Там умеют чтить героев. Он этого достоин.

Слеза покатилась по моей окровавленной щеке, капнула на ладонь все еще сжимающую покрытый зазубринами топор, прокатилась по пальцам, скользнула на сталь оружия, где, сверкнув солнечной искрой, застыла блестящей каплей. Я поднял мокрые глаза. Среди трупов и грязи, стояли на коленях люди и озброссо, и шептали беззвучными хриплыми голосами:

– Прими наши жизни.

Я собрал все оставшиеся у меня силы, поднялся на ноги, а потом рухнул перед ними на колени.

– Я принимаю, но взамен, примите и вы мою.

Сотни голов опустились в поклоне, и я упал перед ними, ткнувшись лбом, прямо в кровавую жижу. Отныне не они принадлежат мне, отныне вся моя жизнь принадлежит им, И я сделаю все от меня зависящее, что бы такого как сегодня никогда больше не повторилось. Я Грост Фаст Кадир клянусь в этом.

Ларинию я нашел на опушке леса. Девушка сидела и гладила голову своего мертвого хатира и что-то беззвучно шептала. Я сел рядом, не смея ее побеспокоить.

– Он мне спас жизнь… Представляешь… Он сам, без команды встал на дыбы… Представляешь, сам…. Эта стрела должна была достаться мне… А он сам…

Она упала мне на грудь и зарыдала. Я гладил ее волосы, и душа заполнялась теплотой, заполняя образовавшуюся там пустоту. Надо жить дальше. Помнить все то, что произошло, и жить. Ради тех, кто поверил в меня, ради тех, кто ушел навсегда к кострам предков, ради тех, кто сменит нас в этом мире. Надо жить, хотя бы ради того, чтобы тоненькая ниточка судьбы этого мира не прервалась. Я все для этого сделаю.

Потом мы собирали трупы. Много, очень много трупов. Победа, это не столько радость, сколько боль от потерь. Бляхсов и зирклю оттаскивали в лес и там бросали в огромную кучу, их удел – быть сожранными падальщиками. Своих складывали в ряд, не разбирая, кто он, озбрассо или человек. Отныне мы одно племя. А потом молились, стоя на коленях перед ними, и прося своих предков, принять павших к своим кострам.

Молился и я, шевеля губами, и грея руки у несуществующего костра. Обращался к своим предкам: Прадеду, прошедшему две войны, и всю оставшуюся жизнь носящему осколки снаряда в теле. Деду, прошедшему Афганистан командиром отделения, а чеченскую закончившему в госпитале с отрезанной по колено ногой, отцу, сколько его помню, махающему топором на стройке, и зарабатывающему крохи, только потому, что не мог и не хотел воровать. Я молился им, и чувствовал, что они гордятся своим потомком, и это было очень важно и для них, а самое главное для меня.

С людьми простились по их обычаю. Сожгли на огромном траурном костре, развеяв пепел над лесом. Фаст Борюкс и еще семьдесят два воина ушли в вечность в пламени, взлетев дымом в высь безоблачного неба. Лариния перенесла смерть деда стойко, не устроив истерик и причитаний. Она смотрела, как я зажигаю ритуальным факелом костер, как скрывается в бушующем пламени ее дед, как все это очень долго горит, и все молча, с застывшей маской скорби на лице с скупой слезой в уголке глаза. Очень сильная девушка. Достойное продолжение великого вождя.

Потом прощались с озбрассо. Я стоял по грудь в воде и отталкивал погибших в глубину озера. Всю эту процедуру доверили мне как Гросту, а я не стал отказываться, посчитав это огромной честью. Гоня, и еще шестьдесят семь членов племени отправились к предкам. Я верю, что их там встретят достойно. А мы всегда будем их помнить.

Дын был жив, правда потерял в том бою правый глаз и руку. Пришлось ее отрезать, так как дубина бляхса превратила там кости в кучу осколков, и собрать их не представлялось никакой возможности. Его достал из кучи тел Бутсей. Нашел он всё-таки его тогда. Упертый. Сам ведь едва передвигался, а нашел, вытащил и донес к остальным раненным.

С Рутыром тоже все в порядке. Этому сукиному сыну, только мочку уха порвали на две половины, и синяков наставили, и он с тех пор дразнил этими Дына, намекая тому на раздвоенный язык озбрассо. Они теперь вообще неразлучная троица: Два безбашенных охламона и над ними, раздающий успокоительные подзатыльники дедушка Бутсей. Со стороны очень трогательно смотрится.

А Строг пропал. Был и исчез. Никто не видел куда он ушел. Все поле боя перевернули, весь лес облазили, но не нашли. Как в воду канул. Но я верю, что он жив. Душой верю.

У нас с Ларинией скоро свадьба. Пройдет положенное время скорби и поженимся. Эта будет первая свадьба в этом мире. Такого здесь никогда еще небыло. Готовится все племя. Мне сшили черный костюм. Кожаный правда, но зато со шкурой сакура на плечах – смотрится замечательно. Да еще на голове теперь у меня металлический блестящий обруч, символ власти Гроста, из какого металла сделан не знаю, но блестит серебром и не ржавеет. Невесте моей платье белое приготовили к ритуалу, мне не показывают, говорят сюрприз. Гоня сволочь такая издевается, говорит, что будет с удовольствием наблюдать за моей отпавшей челюстью. Убью гада.

Свадьба

Готовились мы долго и основательно. Всё-таки первый такой ритуал в этом мире должен был произойти. Никогда ранее население борукса с таким заключением союза полов не сталкивалось. Понятия брака, отсутствовало в здешней правовой составляющей, как и вообще само понятие правовых отношений. Законом тут был Фаст, или в крайнем случае, за неимением подобного – вождь племени, и конечно же совесть, которая похлеще любого наказания так душу выест, что мало не покажется, в землях этой странной планеты, она еще не успела атрофироваться, в маску бездушного сожаления.

Про костюмы я вроде уже говорил? Не помню. На всякий случай опишу.

У меня: Черный пиджак, усыпанный металлическим бисером, с белым воротником стойкой, натиравшей шею строгим собачьим ошейником, и рукавами бананами, узкими в начале и конце, широкими посредине и с металлическими манжетами, сверкающими на солнце полировкой. Застегивающимся на такие же пуговицы, под самое горло, стягивая тело до состояния остановки дыхания. Хорошо, что я себя со стороны себя видеть не мог, из-за отсутствия не изобретённых еще зеркал, иначе в жизни бы не одел этого позорища.

Брюки галифе, тоже черные с белыми лампасами и металлическим вездесущим бисером, заправленные в такого же цвета, высокие сапоги, без каблуков, слава богу без украшений. Все кожаное. Не изобрели тут еще привычных в нашем мире тканей. Ноги конечно натирали, и давили, эти потомки извращенной инквизиции, отвык я за это время от обуви, но приходилось мирится, свадебный комплект, чтоб его…

Ну и, конечно, атрибуты власти: Огромная, переливающаяся на солнце лоском, шкура сакура, на плечах и отполированный, до состояния кошачьего достоинства, обруч на голове. Красавец, если в темноте меня разглядывать. Сам себе нравлюсь до тошноты.

Невеста: а хрен ее знает. Не показывают мне. Улыбаются сволочи загадочными физиономиями и скрывают. Типа сюрприз тебе дорогой наш Фаст. Судя, по-моему, наряду, у них все получится. Толь ко бы не перепугаться во время выхода невесты, и не сбежать.

Много еще чего приготовили. Про столы с закусками и напитками и говорить нечего. Ломились они изобилием и количеством, причем в буквальном смысле, у одного ножка подломилась и все на землю попадало. Плотника, что это чудо построил, бабы скалками полчаса гоняли, пока его мужики в туалете не спрятали, предварительно объяснив его ребрам всю неправоту хозяина.

Дорогу, что в поселке банутьяров, своеобразной столице теперь моей маленькой империи, песком речным посыпали. От ворот прямо к терему покойного Борюкса, моей нынешней резиденции и оттуда к ритуальному костру. Аккуратно все сделали, не подкопаешься.

В связи с предстоящим действием пришлось вновь немного попрогрессорствовать. Духовное лицо изобрести, по причине опять же отсутствия подобного в этом мире. Нужен же был кто то, кто скрепит узами брака наш с Ларинией союз двух влюбленных сердец, и соединит паутиновой, окрашенной в красный цвет, веревочкой наши руки. Опять же мое изобретение. Кольца наши чудо кузнецы могут конечно выковать, вот только на палец если и оденешь это чудо местной бижутерии, то из сустава вывернешь обязательно, из-за веса предмета.

Местным священником я назначил Дына. Причины такого моего выбора были три. Первая: его уродливая наглая, всегда ухмыляющаяся рожа, почему-то очень соответствовала моему пониманию нужного образа местного духовного лица. Почему так, даже не спрашивай. Вот должен быть местный священник, таким прошедшим через ад воином, плюющий как на свою жизнь, так и на мнение окружающих, наглым и не лезущим за словом в карман.

Вторая: Парень в последнее время совсем сник по причине инвалидности. Руку то ему, раздробленную в бою с насекомыми, отрезали. Спасти это месиво из костей и мяса не получилось. Ходил все время хмурый, и злой, такими темпами скоро кусаться готов был начать.

Третья причина личного характера. Достал он меня своей ежесекундной заботой. Рожу уже видеть не могу. На горшок без сопровождения не сходить. Он да Рутыр, назначили себя Сенча Пнсами моей драгоценной тушки, не считаясь с каким-то там непонятным, для них, личным пространством. Секюрити недоделанные.

В общем все готово. Стою за воротами поселения, жду сигнала к началу. Осталось сделать только одно: дрожь в коленках унять. Волнуюсь, как первоклассник на первом уроке. Грост Фар Кардир, «Смерть врага, и «Мудрец», это прозвища мои неофициальные, если помнишь конечно, вибрирует перед выходом на песчаную дорожку, всем своим телом, и отбивает нервно зудами чечетку.

Загремела барабанная дробь. Инструмент этот, барабан, который я изобрел своим попаданческим талантом, перетащили из поселка дроци сюда, рядом с костром ритуальным пристроили. Теперь на праздниках в него колотят, и во время молитв, общение с предками сопровождают.

Так вот музыка эта барабанная, так по моим коленкам прошлась так, что они вообще в такт ей друг об друга маслами зазвенели. Пятки к песку приросли, с места не сдвинуться. За воротами гомон, смех и крики. Народ своего Фаста ждет, а тот в землю врос. Дын из марева моего затуманенного разума материализовался, улыбнулся все понимающей улыбкой и благословенным пинком меня на путь истинный направил. Спасибо другу огромное за помощь, при случае отомщу.

Пошел я судьбе на встречу ватными ногами. И как-то оно с каждым шагом все увереннее у меня получалось, даже дрожь прошла. Народ славу орет, на колени при моем приближении падает, и лбом колотится, а я уже не вижу ничего. Впереди мой ангел стоит, на крыльце терема.

Да, удивили меня, до восторга душу мою удивили, прав был Дын. Белоснежное платье, из выделанной до состояния прозрачной воздушности кожи, стянутое в талии тоненьким черным пояском, едва прикрывало изящные туфли, капельками волшебных узоров, выглядывающими из-под него, высокий воротник, отделанный отполированным металлом по краю в виде овала, сзади короной возвышался над нежной головкой моей любимой. Такой же белоснежный плащ, в форме крыльев ангела спадал с плеч, и стелился водопадам сзади, не касаясь земли, потому, что его в своих руках держал голый, как всегда, по пояс Рутыр, горой мышц усиливая хрупкий вид невесты. И конечно же атрибуты власти будущей жены Гроста. Шкура сакура, только меньших размеров чем моя, и отполированный обруч, стягивающий белокурые, вьющиеся волосы.

Я подошел, и упав перед ней на одно колено, посмотрел в глаза:

– Лариния. – От волнения мой голос хрипел. – Я хочу отдать тебе в руки свое сердце. Войди хозяйкой в мой дом. Будь мне подругой и спутницей. Будь матерью нашим будущим детям. Стань моей женой. – Я опустил покорно голову в ожидании ответа.

Даже мухи замолчали внезапно онемев, и не смея нарушить тишину. Сердце мое колотилось так, что наверняка все собравшиеся слышали его глухой набат. Вот вроде знаю, что сейчас мне ответят, но блин, трясет всего от волнения не по-детски.

– Я согласна. – Прозвучал ее нежный колокольчик, и утонул в реве беснующейся толпы. Я поднялся и взял за руку. Предстояло еще пройти таинство бракосочетания.

– Спасибо, любимый. – Прошептали мне ее губы. – Я никогда не думала, что это может так быть на столько красиво. Ты подарил мне счастье. Спасибо тебе.

Мы взялись за руки и пошли к священному костру, где уже сиял улыбкой Дын, оветривая нас своей трехпалой ладонью. Под гул толпы, и грохот барабана, осыпаемые подбрасываемыми в верх, белоснежными цветками неизвестного мне растения, мы подошли к новоиспеченному священнику и опустились перед ним на одно колено, склонив головы.

– Донеси хранитель огня (так называлась отныне эта должность), до предков наших, желание наше, соединить сердца наши, – Громко произнес я ритуальные слова. – Пусть благословят союз потомков своих.

Вот не может эта уродливая рожа, священник хренов, без сюрпризов. Швырнул щепотку гадости какой-то в огонь, и он вспыхнул яркой вспышкой наполнив пространство запахом жасмина. Не было у нас такого уговора, сам придумал гаденыш зеленый, и даже не предупредил. Так и до конфуза недалеко. Но скажу тебе положа руку на сердце, здорово получилось – и красиво, и таинственно.

– Ушедшие одобряют вашу просьбу. – Вот может же серьезным быть, когда захочет. – Отныне вы супруги. До скончания дней земных, и после, смерти, ветром к костру предков перенесенные. Встаньте и протяните мне руки. Кардир левую, а Лариния правую, я свяжу вас узлом брака.

Вот сколько я уму втолковывал, что не узлом, а узами, один черт перепутал. Теперь ведь так и войдет ритуал в народ, с неправильными словами. Да и бог с ним. Не это главное.

Мы поднялись и протянули руки. Дын обвил их красной паутиновой нитью, крепко прижав друг к другу и переветрил нас (перекрестил по земному).

– Предки счастливы видеть вашу семью. Покажите же им, как вы любите друг друга. Целуйтесь.

Дальше был страстный поцелуй, под барабанную дробь и рев толпы, торжественное шествие во главу накрытого стола, и праздник.

А потом она пропала. Моя Лариния. Никто не видел, как. Я сначала подумал, что тут, тоже моду с похищением невесты изобрели, даже посмеялся вначале, но потом стало не до смеха.

Ярость

Ну вот почему так. Почему всего несколько минут назад я был самым счастливым человеком на этой гребаной планете, а сейчас раздавлен и уничтожен. Вот зачем это все. Ну почему судьба так несправедлива ко мне. Чем я заслужил такое к себе отношение. Слезы текли у меня из глаз, и я противно завывал, обвиняя все на свете, иступлено мотая головой. Я пил вино, прямо из бочонка, сидя на земле и не пьянел. Вокруг стояли близкие друзья и растерянно пытались хоть как-то меня успокоить. Но их слабые попытки не находили никакого отклика в моей стонущей душе.

Мне было плевать, я не слышал, я упивался, жалостью к себе, и наслаждаясь выпавшей наконец возможностью быть слабым. Поганейшее чувство трусливой устрицы, спрятавшейся в свою хрупкую скорлупку, робко выглядывающей в щелку, и мечтающей о том, чтобы накатывающий на нее танк остановился сломавшись, или свернул в сторону. До сих пор противно вспоминать себя таким – вернувшимся из забвения, Владимиром Петровичем. Спасибо Дыну. Возвратил меня самому себе смачным подзатыльником, и отборным матом.

– Ты охренел Кардир. Ну-ка вставай заликс (местный заяц), ободранный. Подотри сопли. Ты Грост, или дерьмо. На тебя с надеждой сотни глаз смотрят, а ты растекся рвотными массами по лужайке. Не позорь памяти Борюкса, Гони и Строга. Не смей! Им стыдно видеть тебя таким!

Подействовало. Злость проснулась. Я вскочил на ноги и влепил другу в челюсть, тот аж метров на пять в сторону улетел и еще пару как на санках проскользил по песку. Поднялся и ржать давай, окровавленными губами, а потом на колени сука встал и лбом в землю уткнулся.

– С возвращением Фаст, слава ветру. – Смех пропал, и он заговорил серьезным голосом. – Я испугался, что племя потеряло великого вождя. Прости Грост, я ошибся.

Вокруг все на колени упали, видимо вид у меня в тот момент был убедительно жутковатый, чувствовал сам, как бешенство льется из меня нескончаемым потоком. Я метался взглядом, занеся руку для удара, в поисках новой цели для выхода клокотавшей в душе ярости, но вокруг, кольцом видел только покорно склоненные головы. И отпустило. Вспыхнувшее бешенство выдавило сопливого Иванова, и вернуло Фаста, пусть постоянно сомневающегося в себе, но способного на поступок.

– Встаньте, не надо всего этого. Простите меня за слабость. – Я подошел к Дыну поднял его и обнял. – Прости друг.

Он оттолкнул меня и заглянул в глаза. Вытер стекающую по подбородку кровь ладонью, и уже сам обнял.

– Я все понимаю. И все, все понимают, и поверь, что отдадут за тебя жизнь. Но видеть тебя таким выше наших сил. Давай друг. Надо действовать. – Его слова прозвучали глухо, и он был полностью прав.

Но что делать? Я в тупике. Мы обыскали весь поселок, заглядывая в каждый угол, и осматривая каждый подозрительный камешек под ногами. Исследовали все пространство вокруг, и поле, и лес, в поисках хоть каких-то следов. Но все безрезультатно. Тут нужен сыщик, гребаный Шерлок Холмс, или Пуаро, но нет тут таких.

Первое, что нужно делать следователю, как мне кажется, это опрашивать свидетелей, и сопоставляя факты строить гипотезы, пусть самые безумные. И первый свидетель был я сам. Итак, что я помню. Лариния встала из-за стола, и на вопрос: «Ты куда», улыбнулась и ответила, что на минуту отойдет и вернется, после этого ее не стало. Что-то вертелось в голове, но что?

– Были еще подобные случаи исчезновения? – Вопрос я задал сразу всем присутствующим. Вспоминайте друзья мои. Мне кажется это важно.

– Так были, Фаст, как не быть. – Откликнулся местный кузнец, по прозвищу «Кувалда», его никто и никогда не называл по имени, только по прозвищу, и не за умение обращаться с этим инструментом, а за огромные кулаки, которыми он так же прекрасно владел. – Девушка полгода назад сгинула, а до нее старик Финтрост, пошел за ягодами и пропал. Да вот и Строг недавно исчез, ты же сам свидетель. Бывали такие случаи, нечасто, но случались.

Вокруг загомонили, соглашаясь с его словами. Вот оно, вот что свербело у меня в мозгу. Как я мог про Строга забыть. Веди случай один в один. Исчез бесследно, был и нет, и никаких следов.

– Кто видел, Строга последним? Вспоминайте. А также все подробности случаев исчезновения остальных.

– Спутник мой, Финтрост, то же во время гулянки исчез. Тогда праздновали начало сбора ягод. Он вообще не любитель был застолий всяких. Сказал, что лучше пойдет в лес, пособирает, чем дурью заниматься. Ушел и больше его никто не видел. – Говорившая бабка смахнула слезу.

– Точно. – Даже подпрыгнул стоящий рядом с ней паренек, сверкнув глазами. И девушка та, Мондлария, то же во время праздника пропала, а я ведь с ней сойтись хотел.

– А Строг во время битвы исчез. – Я задумался. – То есть когда было шумно. Уже что-то. Значит все происходит, когда внимание окружающих отвлечено. Все вроде вместе, и в то же время каждый сам по себе. Все сделано нагло, и быстро. Остается только поаплодировать смелости и изобретательности похитителя, руку бы ему пожал если бы не хотел убить. Найду, удавлю, отрежу поганую руку и пожму.

– Кто был рядом и видел, как пропал Строг?

– Я был недалеко. – Один молодой озбрассо с перевязанной головой, поднял руку. – Он еще как-то странно упал. Руки вверх вскинул и исчез. Но я могу путать. Мне тогда в голову изрядно дубиной прилетело от бляхса. Все как в тумане было. Могу путать. Но то что упал странно, это точно. Не было в тот момент никого рядом с ним, а он упал.

– Место показать сможешь?

– Так, говорю по голове получил тогда, до сих пор еще временами кружится, плохо помню, что происходило. Место, конечно покажу, только примерно, на точность не надейтесь.

– Показывай.

Мы дружно вышли за ворота и замерли. Перед нами, на пританцовывающим не месте, сером хатире сидел огромный чернобородый мужик, с шрамом, через все лицо, от чего, то казалось улыбающимся кровожадной улыбкой, и поигрывая топором, сверкал гневно глазами.

– Кто тут Фаст Кардир. – Нагло произнес незнакомец. – Можете не отвечать, сам вижу это недоразумение с символом власти на голове.

Я придержал за плечо, рванувшего было в драку Рутыра. Его понять можно. С его-то характером, не мог он стерпеть оскорбление своего вождя, но и торопиться не стоило. Может появление этого самоуверенного болвана связано с исчезновением моей жены. Я поднял руку, успокаивая поднявшийся гомон стоявших за спиной фастиров.

– Ты что-то хотел? – Спокойным голосом и с улыбкой произнес я, подавив в себе поднимающуюся бурю. – У нас принято сначала представляться. Как зовут тебя воин? – Во блин, сам от себя не ожидал такого. Спокойный, улыбающийся дулом танк. Наверно так я сейчас выглядел со стороны.

– Я Фаст Габсурдин. У тебя пятеро моих людей, нарушивших клятву жизнью. Я требую их вернуть!

Я обернулся, на колени упали четверо, один из них начал объяснять случившееся:

– Четверо нас осталось, один погиб в бою. Мы думали, и наш старый вождь погиб, и мы свободны от клятвы.

Нас тогда связали, бесчувственных, напавшие на поселок бляхсы. Откуда мы могли знать, что он выжил. Фаст не может бросить своих людей, мы ждали от него поступка. Мы ждали, что он появится, чтобы попробовать освободить нас, или погибнуть вместе, но он не пришел.

Я вскипел, наверно в этом виновато было все свалившееся на меня к этому моменту, а также наглое поведение гостя, от которого я ожидал известий о своей Ларинии, а он оказывается тут совсем по другому поводу. Вспышка ярости затмила разум. Как я прыгнул не помню. События пронеслись как слайд шоу. Влетев в его грудь ногами, сбил и его и хатира на землю, прокатившись кувырком рядом с ним, но мгновенно вскочил и прижал захрипевшее горло гостя сапогом.

– Ты. Сука. Посмел явиться сюда, после того, как предал своих людей. – Я не мог говорит, я шипел, глуша распирающую ярость. – Ты, жалкое ничтожество, которое должно было сдохнуть, защищая. – Я смотрел в покрасневшее от натуги, задыхающееся лицо, с выпученными глазами, и не испытывал жалости, только брезгливость и желание раздавить червяка. Чьи-то руки схватили меня и оттащили в сторону, но я вырвался, раскидав препятствие и навис над ползающим у моих ног Габсурдином, хватающим ртом воздух.

– На колени, падаль. – Пнул я его. – На колени.

Его, хрипящего и растерянно стреляющего глазами схватили и поставили передо мной, но я расшвырял держащие его руки.

– Не сметь трогать, эту дерьмо, я сам. Ты лишаешься титула Фаст. Твое поганое погоняло не может стоять в одном ряду со славным именем Фаста Борюкса.

– Ты не имеешь права так поступать. – Прохрипел он. – Нет такого закона.

– Я закон. Я Грост Фаст Кардир, владеющий жизнями Фастов Лишаю тебя титула, своим словом. Уберите от меня эту мерзость.