Текст книги "Черная Принцесса: История Розы"
Автор книги: Дана Ви
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 24 страниц)
Учеба, несмотря на «спектр услуг», предоставляемых «видам», как и у всех людей, была обязательным элементом. Социализацией и коммуникацией. А Никите просто, нравилось учиться, как и носить форму. Быть в этом мгновении и в этих моментах. Хоть, и презирал напрочь «бабочки». Ему по душе были галстуки! Брючные костюмы и рубашки, плащи… Жилетки! Ну… Нравилось! Одному из немногих, наверное. И он получал от этой «должности» удовольствие. Это – не была потребность. Он вполне мог постигать все это и сам. В один «заход». Будь то «очно» или «заочно», «дистанционно». Уже бы сто раз постиг и не ходил, но он не захотел.
Ему, как и учиться, нравилось общаться. Напрямую и со всеми. И даже, если где-то «обгонял» и понимал больше. Скрупулезно верил в «повторение, как мать учения». И «подтягивал» за собой остальных, если возникала потребность. Не «кичился» и не «выпячивался». Был среди «массы». Грустя за «потоковость», но радуясь «изменяемости» и «сменяемости», «новости». По нему, жили бы все «одинаково». Он бы и не скучал за «однообразностью» и «стагнацией». Наверное… С «семьей-то» своей не скучает, а они не первый год и век с ним.
«Ребенок»! Это – был «ребенок»! Самый, что ни на есть, «настоящий». С «искоркам»и в глазах, интересом ко всему и всем, открытой душой и сердцем. Не совру, если скажу, что он был самым «сердечным» среди всех. Не только в их «семье», но и в мире. Ему одному удалось сохранить это и «пронести». А еще и «пронять» на это остальных. Кто учился с ним, всегда терялись в понятийном аппарате, «светлый» он или «темный». «Чужой» он или «свой»? Их?! «Живой» или… А он и не спешил «открываться» в новой компании.
Ему нравилось быть: «чужим среди своих» и «своим среди чужих». «Мир розовых очков» – был его миром. Что было, конечно, и не очень хорошо. Но и неплохо, учитывая, как он перенес «становление» в демона. Имея в прошлом, и на роду, как бы сказать, «испорченную кровь». Свою же! Будучи сыном матери-человека и отца-демона. Там было все, без его воли и волеизъявления, без спроса! Ему просто, не оставили выбора. Как в первый раз, оставив на себя и без всего, без всех. Так и во второй раз забрав, но зато уже куда и к кому! Он оставил выбор за собой, кем и каким быть. Человеком в демоне, а не наоборот.
Влад не поддерживал его в этом, но и опроверг, ничего не говорил «против». Может потому, что завидовал, что не мог видеть мир «таким», как Ник. А может и как с Дедом Морозом, у «человеческих» семей, не хотел «разбивать» его. Любил его! Хоть, опять же, никогда в этом не признавался.
Как и в том, что Никите свезло с «большим обхватом территории». Преимущественно, женской. По нему «сохли» все. Когда же «закадычный» шатен привлекал лишь «таких» же, как он сам. Но «с кем поведешься…». Он не надеялся на «большее», но и не соглашался на «меньшее».
И если Влад посматривал на Никиту с некой «завистинкой». То сам Никита смотрел на «другого». И старался походить на него, «утонченным» и строгим стилем. «Холодным» и «ледяным»…
Глава 1
Взвихрив темно-каштановые пряди правой пятерней. Левой продолжая «зависать» на серой клавиатуре ноутбука. Никита и ее убрал со стола в гостиной. Погружая обе в «творческий беспорядок» шевелюры на затылке. Откинувшись на спинку стула из темного дерева, в цвет самого стола, он уперся в «последний». Во внутренние его ножки своими ногами и «завис» над полом. Передними ножками «паря», а задними почти протыкая ковер с черным длинным ворсом с причудливыми большими белыми цветами. Не по размеру, п отношению к ковру. И не в своей размерности явно. Не розы и не лилии, что-то между. Со «змеями-стеблями», «полосующими» его от и до. И листьями размером, если не с ладони рук, то со стопы ног.
Не обращая внимания на почти до конца расстегнувшуюся рубашку в черно-красную клетку на груди. Не от тяжелого и сбивчивого дыхания. А от того, что невозможно было находиться долгое время в «скованности». Он и рукава закатал до локтя. А после и над ним.
Стараясь привести и «смести» мысли в «кучу» из всех «углов». Но раз от разу, только, «раздувал» их еще больше. «Улетая», только себе, в понятные «дальние дали». То из-за чрезмерно ставшего вдруг громким, с ничего, стука стрелок часов и треска огня в камине. То из-за «таких» же криков за окнами. «Закрытыми» по всей стене до пола за ним. От натяжного потолка до пола, буквально. То из-за шагов по ту сторону двери квартиры. То из-за «монохромности», и «двуцветия», комнаты. В которую он перебрался из своей «полигамной» и «радужной». Надеясь на «помощь» и улучшение, увеличение «продуктивности», за счет «черно-белого стандарта».
Теперь же, это только мешало. «Отсутствие разнообразия», которое должно было настроить на нужный и рабочий лад, не отвлекая ни на что, расстроило. Белые стены «слепили», а черный потолок со встроенными белыми светильниками, «угнетал». Придавливая к такому же, как и он, ламинату пола. Ковер «спасал», но в то же время и не совсем. Являясь лишь небольшой деталью «совместки». «Призванный» оттенять, а на деле – «выделял» еще больше. Как и светлый, почти белый, ламинат под ним. И белая керамическая посуда с приборами из нержавеющей стали, которые он сдвинул. Как ни крути, а обеденный стол. «Последние» – контрастировали и выделялись из всей «ч/б утопии», но не надолго.
Тут же в поле зрения попадала и стойка. Железная черная подставка у камина и со всевозможным «инвентарем». Под «помощь с розжигом и переворачиваем поленьев и углей». С небольшим черным шкафом слева от него и от нее. На половину и сверху заполненный всевозможными и невозможными книгами. А снизу – светло-коричневыми древесными бревнами для розжига. И черным углем в белых пакетах.
Выполненный целиком из черного кирпича, камин был облицован и черной глянцевой плиткой. Ко всему – «отражая» в себе стоящий перед ним черный кожаный диван. И два белых кожаных кресла. С темными деревянными вставками по бокам от него. Они будто были в «поддержку» стенам и рамам на стенах. В черных рамах висели пейзажи и силуэты людей, выполненные черной и серой краской и на белом фоне. Освещаемые черными металлическими плафонами с белым холодным светом по сторонам от них.
На камне камина висела широкая черная плазма, над которой и были расположены «злополучные» часы. С черно-белым циферблатом, белыми полосами и стрелками на черном фоне. А под ними – фотографии. Настояние не столько парней, сколько «главы семейства» в «семейном уюте» и «семейной ячейке». Фотографии их самих, но уже в белых рамках, и с поддержанием «черно-белого формата». Трое парней и мужчина по отдельности. И только одна общая и посередке. Как бы «венчая» всю композицию «единением». Чуть левее шла дверь в кухню из темного дерева. Со стеклянными матовыми и металлическими вставками, «окаймляющими» окна. С круглой серой металлической ручкой-замком.
Перед гостиной «возвышалась» лестница. Уходя на второй этаж темным деревом широких ступеней. Со светодиодной подсветкой в «темных» их углах. Правой своей стороной примыкая к стене, левой она проходила над прихожей. И была огорожена черным матовым металлическим «бортиком» – перилами. Каждая вертикальная и горизонтальная вертикальные палки были «усеяны» вензелями меж них. Чем-то напоминающие, но только слегка, рисунок на ковре. В них тоже были цветы, но только без бутонов и листвы. Лишь стебли с похожими на шипы «выростами».
Прихожая, только на небольшую часть, открывалась парню с того места, где он сидел. Белая стена под черный потолок, исполняла роль «перегородки» и встроенного стенного черного шкафа-купе. Она не позволяла увидеть всего. Разве, кусочек тумбы для обуви из того же темного дерева и зеркало в черной раме над ней. Справа от нее уже была лестница, просматриваемая меж ступеней. Слева же находилась темная, почти черная, стальная входная дверь. Черный коврик с малым грубым ворсом перед ней. И вешалка из той же стали, что и дверь, для верхней одежды в углу.
Ничего лишнего, все «минималистично» и чисто «по-мужски». Никакой «забитости» крышки тумбы всевозможной мелочью. От разнообразных расчесок и косметических средств до заколок, резинок и флаконов духов. Даже, ключи висели на специально отведенных, для этого, черных металлических крючках у двери. Сам шкаф, как и тумба, были забиты куртками и пальто, кроссовками и ботинками. Ничего не валялось и не лежало бесхозным. Или сброшенным в спешке и не убранным. Чистота стояла идеальная. Пусть, убирались и не сами. В основном, доверяя большую часть «службе по уборке». Но за собой, всем оставленным после себя и собой, следили и убирали сразу же. Обувь и одежда, по приходу, отправлялась на свои «места». Свободное пространство ценилось ничуть не меньше, чем личное. Что «одно» же из «другого» и «вытекало». Ведь, так или иначе, входило в «юрисдикцию» на тот, или иной, момент.
Но парню мешало все и все. И даже эта дотошная чистоплотность! Мысли настолько зашли далеко и глубоко в «тупик», отбрасывая редактуру текста в дальний ящик. Что ему бы впору «сорваться» и пойти убраться. Прибраться здесь и… Везде! Во всей квартире! В своей комнате! Переставить мебель местами и рамки перевесить. Гардероб в шкафу пересмотреть. Обувь в тумбе сменить. Пыль протереть. А перед этим – найти! Поесть и попить, сходить в ванную и туалет! Отвлечься как-то. Может и вздремнуть. Поспать!
Под конец и вовсе начала мешать даже тишина. Уйдя в текст, в «междустрочие» и «межбуковье», «межзначие», он перестал слышать все. Часы и камин, людей… Все возможные и невозможные «шумы» и «раздражители». А прежде всего, он сам, как основной и главный «раздражитель» для себя.
Уткнувшись взглядом в ноги, обтянутые темно-синими джинсами, подвернутыми снизу до щиколоток. И оголявшими, не совсем, уже белые. Но и, тем не менее, носки. Он попытался сосредоточиться на этом. «Зависнуть» на нитях вкрапления в ткани. И попытаться «структурировать» мозг, расставив все и вся по «полочкам», подсчитывая их. Нить за нитью. «Прореха» за «прорехой». Потертость за…
– Мало того, что ты прячешь этого «светлячка-тень» от меня… – ворвался в квартиру Влад. Заставив Никиту невольно подпрыгнуть на стуле. И оторваться от своего «занятия». На «контрасте» тишины до этого. И такого ора, с порога, после. – Так, еще и «подзадориваешь» ей же, подкидывая ее творчество мне. Ты «пользуешь» ее! Пользуешься им, как вздумается. «Плагиатишь» при свете дня! Ты, конечно, демон, но еще тот дьявол!
– Акстись, Владик! Все по согласию и решению самой Софи, – хохотнул «уличенный», усаживаясь поудобнее.
И продолжая «набирать» что-то на ноутбуке, но только глазами. И скорее, вчитываясь. Стараясь не отвлекаться, если вдруг «пойдет». Пытаясь вернуть «нить мысли». И потерять, по возможности, «нить разговора». С «явившимся не запылившимся». Не то, чтобы он был не рад. Не рад! Но и не опечален. Порядком уже привыкнув к таким «пируэтам» и «отъездам-возвращениям», по несколько раз за месяц. А то и на неделе. Он был благодарен ему за вывод из «комотоза». Но и в тоже время, предпочел бы вернуться к написанию, нежели в очередные «разборки». Будто парни легче уживаются, чем девочки. Не по две и три, а то и четыре в «составе». Нет. И это – они доказывали уже вместе! Отвлечься Никите все же пришлось и на «ношу» гостя.
– Владик… – протянул он и рассмеялся. – Скорее, Влад Грей. Тот, что Дориан! Да? Понял?!
– Не об этом! – подошел к столу «названный». И отставив картину, оперся об него руками, сжимая дерево до хруста пальцами. – Да какая разница?!
– Опять с ней?! – не «отставал» с хмурым взглядом Никита. Решив, что так быстрее от него «избавится». Если будет продолжать идти в «одном направлении». Не «сбиваясь» сам и не «сбиваясь» от него. Не позволяя сбить и самого себя.
– Снова, Ник! Это – ее мысли. Ты будто душу ее продаешь за бесценок. За гроши! Она сама могла и может…
– Но не захотела! – развел руками Никита, вновь возвращая их на клавиатуру. Как бы пока, только «намекая». Что ему бы уже стоило и пора… – И правильно сделала. Ее бы по головке не погладили за сокрытие и раскрытие «ментального блока». Ангелы – слуги народа! Чувств и эмоций, ощущений! А не мыслей. Своих же, ко всему…
– Придумал бы ей «псевдоним»! Сама бы додумалась… Но не под твоим же! Еще и именем!
– А ты чего так распереживался? – захлопнул крышку серого ноутбука Никита, оставляя в покое и серую небольшую компьютерную мышь. Поняв, что просто так он от него не отстанет. И «вытоптанная дорожка» его не «берет». Мысль окончательно улетела в далекие края и не собиралась возвращаться. По крайней мере, сегодня и с вернувшимся Владом.
Оправив челку, упавшую на лицо из «ежика» волос. Он водрузил на сцепленные пальцы рук голову. Упершись локтями в компьютер. Добавляя к общей «смеси» еще и ехидную улыбку. «Не мытьем, так катаньем». Морально тоже можно давить и с лихвой!
– Понравилась?
– Головой-то думай! – ткнул правым указательным пальцев в свой правый висок шатен, а после и в него, намекая на Никиту. – Как мне может понравиться «образ»? Я ж ее не видел ни разу вживую. В отличие от вас всех! Несправедливо, во-первых. И гадко, во-вторых, «помыкать» этим.
– «Как-как»? Как и все твои «бывшие», «нынешние» и «будущие». Та же «фотка», Владичек. Но… «Эфемерная»! Вроде есть, а вроде и нет. Или, что? – раскрыл глаза шире Никита в наигранном шоке. – Хочешь сказать, что ты не в душу влюбляешься, а в «оболочку»? В тело?! Сэр, да вы «джентльмен»!
– От «джентльмена» слышу! – повел левой бровью Влад и фыркнул, обратившись взглядом ненадолго к технике. Собираясь с мыслями и вновь поднимая взгляд на парня. – Сделай ее хотя бы «соавтором». Серьезно, Ник! Мне не столько из-за нее обидно, сколько из-за ее таланта. Ты только начал, а я уже давно в этой «сфере». Пусть, и «музыкальной». Где каждый, абсолютно каждый, норовит содрать «твое» и выдать за «свое». Можешь, хоть у Ксандера спросить. Кстати… Тоже «псевдоним»! И ничего! Продолжает писать картины и выставлять их на выставки в галереях. Хотя, мог бы и со своим именем. Нам-то уж это не запрещают!
***
Александр! Так и никак иначе. Его могли и звали Ксандером, но… Но, если честно, только близкие и «ближайшие». Я тоже, вроде как, относилась к ним. Но никак иначе, кроме как Александром, называть его не хотела и не могла! Разве, на «Вы», с поклоном, в реверансе и не смотря в глаза. «Обиженная оторопь» – моя тема. Но, даже в состоянии «лютой несправедливости», я не могла не оказать уважения. Он, все-таки опытнее и взрослее. И знает наверняка, как правильно, а как нет. Пусть, мне так и не казалось во многих моментах. Касалось то Влада или нет. Он пугает, знаешь! Пугал, по началу… Потому, что эта «фигура»… Была мало того, что «старше» всех внешне. Была «старше» всех внутренне. Если представить, хотя бы примерно век, в котором могла быть эта душа. Быть, а не появиться. Где бы она могла остановиться и замереть. Ощутить себя «здесь и сейчас». Навскидку и примерно. То век пятнадцатый или шестнадцатый, определенно!
Эта «манерность». И в хорошем смысле слова… Эти джентльменство и стойкость, твердость и «стержень»! Ответ за любой свой шаг и свое слово. «Высокость» (не высокомерность), что в принципах, что и во взглядах. И статность! С осанкой, которой позавидует любой. Только самые рисковые «зарились» на его внешность. И какие-то черты характера. Ему это не нравилось. Очень! И как правило такие люди… Женщины, по большей части. В жизни его не задерживались. И в жизни, в принципе, не задерживались. Своей! Мне удалось «выхватить» этот момент, разве что, на вторую неделю знакомства с их «семей». Начав Ником. Дополнив «теорию» и его слова, своей же «практикой». Я представляла его «до». А увидела уже «после». Хотя он видел меня гораздо раньше и знал…
Как после оказалось. Он тоже, как и я, вел такого «друга», как ты… Или «подругу». Тут уже «издержки производства» и «извращенность сюжета», но… Я видела его! Приметила на стопке других старых и ветхих толстых книг. Рядом с другими стопками книг потоньше и поновее в его «мастерской»!
Его «мастерская» мало чем отличалась от комнаты, а комната – от «мастерской». И можно было подумать, что это – одно и тоже помещение. Но право дело, не будет же он спать на полу! Хотя, думаю в своей комнате, он именно на нем и спал. Ведь кровать тоже завалена произведениями всяческого искусства. Всякого творчества! Вместе со стенами, всеми их углами, и подоконниками окон. Свободен, разве что, мог оставаться натяжной потолок. Если оставался!
Творчество, не только «себя любимого» и «своего я», но и мирового. Вселенского масштаба! Если он в чем-то и был ограничен, то точно не в книгах, картинах и скульптурах… Будь то начало, процесс или конец. Он мог переделывать и перечитывать днями и ночами напролет. Я там не была, не хожу по чужой собственности без разрешения и приглашения. Но думается мне, там – все так. Хоть, меня Никита и убеждал, что у него все по стилю и соответствует времени. «Проецирует» гостиную, только без камина… Но! Мне хотелось думать, что там все «застыло». Как и он, «заношено» и «затерто». Как по «пользованию» дневником, так и по не пользованию комнатой. Скорее, как склад или архив. «Архив прожитых лет»! «Старинный» и в кожаной обложке. В «деревянной», в случае с комнатой. Но давай о том, что мы знаем! О дневнике! Вернемся, все же…
Он привлекал мое внимание и манил прочесть ведь… Сколько так могло быть! Сколько было всего! Сколько истории и историй! Людей и мест. Мечт и желаний! Мыслей! Снов и реалий, слов и действий! Грехов и пороков… Но я держалась. Держалась до последнего, пока он лично не разрешил мне это. Он любил издеваться надо мной! Но не из самого «издевательства»! Скорее, интереса! А я и не обижалась. Ведь тоже получала от этого «свое». Видела этот «мальчишеский», даже какой-то «детский», взгляд.
Я так и вижу, как он передался Никите. Не прямо и не естественно. Но, да… Мы же «копируем» повадки? «Отзеркаливаем» друг друга! Почему нет? Но и я вряд ли выглядела лучше, ведь никогда не походила на свой возраст. И могла легко сойти, разве что, за «пятнадцатилетку». Максимально! А то и за «тринадцатилетку». А с выпученными карими глазами, с хвостами или косами. По бокам и по два, две. А то и по одному, одной, и на затылке. И того «меньше». Это я сейчас уже, вроде как, выросла и «распустилась», а там… Та «я», вот-вот готова была закапать слюной «веками сложенное творение». Он долго смеялся с этого. Правда уже со мной наедине и в его «мастерской». Но и это было не «злобно». Это – было весело. С ним было весело!
С ним я чувствовала «свое». И немудрено! Если так посмотреть, он был мне почти «крестным». «Крестной феей»! Он хмурился на это прозвище, но «ямочки» его выдавали с потрохами. Ему нравилось! Как и то, что у него была «лапочка дочка». Не сразу, правда. Отец скрывал меня все мое детство «наверху». Привет с «туманного Альбиона», да, я та самая великая дочка того самого великого папы, одного из челнов Совета. Готовя, в какой-то степени, к этой жизни «внизу». Периодически доверяя и вверяя меня в руки Александра. Я этого не помню…
Но Александр уверял, что отец достаточно «положил» на меня и «вложил» в меня. А он сам после и «подбавил», «дополнил». Чтобы «тот», со спокойно душой, смог… «отказаться». Понимаешь, да? Почему, даже в «открытии личного пространства», я не могу ему помешать или отказать? Он был вне отца со мной. И есть вне его же… Да, специфично и да, странно! Несуразно и глупо! Но беспричинно он бы поступать так со мной не стал. Он что-то знал! Вестимо, как и мой отец. Не зря же он почти до самого университета, в который я пошла первый год. В отличие, например, от того же Никиты. Который повторно, но и будто «впервые» уже со мной. Держал меня «там» до двадцати трех лет. Изредка опуская «вниз», чтобы после «спустить» окончательно. Дети все развивались и развиваются, по сей день, в независимости от «статуса». Как и воспитываются. Он мог «спустить» меня и раньше. Должен был. Или нет? И не должен? И не мог? Может… Может, это – паранойя, конечно. Но может же и нет! Как и с Владом. Мог ли он знать причину моего позднего «явления народу» или нет? Вот, и думай… А я продолжу!
К сожалению или к радости. Кому как! Но Совет был неукоснителен и не приклонен по части семьи. Прямо, как церковь. В какой-то степени, правда… Рай и церковь… Когда тебя принимают «туда», ты отриниваешь все блага и дары «до». Полностью погружаясь в «другой мир» и «другую жизнь». Который связан с «тем» забытым миром. Но им не является. И являться же не должен. «Третья сторона»!
Я бы могла обидеться на это. Как и любой ребенок, хоть и не ребенок. Но я считаю себя «таким», до сих пор. Как и Александр! Но я не стала. Я не делала этого и не обижалась. «Эгоизм» – не был моей чертой и принципом. Разве, иногда и «Ахиллесовой пятой», но… Я всегда умела поставить себя на место… Место, после мечты и желания другого. Отец шел к этому долго и упорно, перенимая опыт прошлых десятком и сотен лет, веков… Шел за дедом, своим отцом, по пятам. Вникая и впитывая, понимая и принимая…
Отказаться от этого – было бы слишком глупо и грубо! Как и мне, отказать ему в этом. И перетянуть все его внимание на себя. Плохо в этом то, что я его почти не помню, как и мать. Которой у меня, как таковой, и не было. И нет! Но, как ни странно, я его чувствую и ощущаю, как поддержку и помощь. «Силу» и «энергию» в себе. Александр говорит, что в этом нет ничего удивительного. Пусть, моему отцу и запрещено чаще, чем обычно и раз в месяц, покидать «пост» и «верх». Но он всегда со мной и держит «связь». Это – было не запрещено. И какие-то людские «верфи» соблюдались. В виде: «небо все видит» и «небо все знает». Он действительно видел и знал. Александр видел и принимал участие. Можно сказать, что: «руками папы». Римского! «Руками господа»! Тут он уже ругался. Демон, все-таки! Но я представляла себе это – так…
Александр был мне «близок». Куда «ближе» ко мне, чем кто-либо. Как он говорил, время от времени, я даже путалась и его называла «папой». Но… Вряд ли! Я не путалась… Я была ребенком и говорила так, как есть. Кого видела! Что видела, то и писала. Не в обиду своему отцу. «Устами младенца…»: как говорят. Но Александр был чаще в моей жизни и мог бы, вполне, заменить его. Но он был честным! Честь и достоинство, для него, были превыше всего. А тем более, перед другом, доверившим такое «сокровище». Я себя «такой» не считала! Но он все равно продолжал называть меня «принцессой». А я его – «крестным отцом». Что шло ему, как ни крути. Если припомнить фильм и не забыть о его демонической сущности…
Они были почти одного роста. Что я почерпнула из его дневника и собственных, каких-то «мутных» и «туманных», но «объективизированных» воспоминаний. Может и чуть ниже Александра. Мы были с ним похожи в том, что не ощущали «отдачи» друг от друга. Дюжей «взаимности»! Не чувствовали доверия, но оно и было понятно. Во-первых, детское сердечко еще надеялось на лучший исход. И появление все-таки отца. А во-вторых… Проживи я бы столько и повидай столько, сколько он, не доверяла бы первому встречному. И вообще бы, на порог не пускала никого и ничего! Но он пустил. И «допустил» себя ко мне… Дважды! Как и «трех сыночков»: Никиту, Влада и Егора. А к ним уже и «лапочку дочку», повзрослевшую и «осознанную», «осознавшую»…
Он был им практически «отцом». И не столько, по виду и возрасту. Сколько, по сути. Он их спас, в буквальном смысле. Всех от обстоятельств и людей. А кого еще и от себя самого. Я расскажу постепенно о каждом. Но раз начали им, им и закончим. «Кто успел – тот и съел». Так говорил Александр и часто получал от Совета за все хорошее и плохое. И на всем «готовеньком». Но зато теперь, я понимаю истинность в дружбе этих двоих. Кто «косячил», а кто «глаза закрывал» и спасал! Но стоит отдать ему должное. Он умел «платить по счетам» и служить закону. Но только тогда, когда закон служил и ему. Дел всякого «кроя», такого и не такого, было на столах Совета, с «горкой» и больше! Они не успевали проработать все.
А Александр «подсабливал» им, не пользуясь чрезмерно, конечно. Только, в особых случаях и это был он. Тот самый случай и один из немногих. Когда разрешили, не только одному мужчине взять «шефство» над троими парнями, но и одного «вида». Пусть, «чистокровным» был и один ребенок из всех. Рожать было можно. Усыновлять и удочерять – нет. Один «вид» не должен был принижать «другой» и как-то ущемлять. Даже, таким образом! Но… Он «привязался» к ним, как он сам говорил. Не смог оставить их без должного ухода и обучения. Вообще, без себя! Отдать кому-то. Да и после «обращения». Кого и «пересобрав». Он воспитывал их, учил всему. Давал знания и опыт… «Делился» собой и продолжает это делать уже на правах «отца» и моего.
С Никитой вышло раньше. Как я и говорила «выше». По чуть-чуть, да? Он был «первым» под его «крылом». Его организм был слабый и истощенный. Хватал любую болячку и заразу. Иммунитет был «никакой». Александр держался правила «обоюдного согласия». Он должен был выздороветь и принять адекватное, здоровое решение. И главное, что сам! Без «побочки» и «навязывания»! Но все было настолько запущено и против них, как и закона, что мужчина сделал этот выбор в пользу себя и его! Сам и без него. Не хотел терять его. В очередной раз, когда уже и Совет знатно на него «надавил», за отбор лекарств. И обделение людей в том, в чем Никита мог и не нуждаться. Он забрал его к себе и… «Обратил» его! «Вынужденно-насильственным» и «добровольно-неукоснительным» образом. Лишив возможности быть человеком. Но что так, что этак… Он бы не смог им быть. Демоническая сущность, как и ангельская, сильнее человеческой. И какая-то «из», все равно бы «победила». Но, если в случае с ангелом-демоном, побороться и пожить еще могло быть возможным. То, когда ты человек и… Тебя убьет либо то, либо другое… А что раньше? «Вопрос со звездочкой».
Мой отец выбил ему «проходку» в жизнь. «Обращение», тоже «стоило свеч»! На одного-то попробуй и добейся! Пройди всю «бумажную волокиту» по себе и «чаду». А тут – трое. Но он дал ему и им эту возможность, с «барского плеча»! При условии, что тот, Александр, не забудет про меня. Естественно, сразу же после «своих». Когда поставит их на ноги, поставит и меня. Меняясь и разделяя время, в соответствии с требуемостью детьми. Это – не было «ультиматумом». И причиной: «за свою дочь, хоть полцарства». И прочее… Нет! Мой отец доверял Александру. Верил ему. И пусть, первое время следил, как подобает Совету, то после и отпустил с «легким сердцем». А Александр отплатил «чеканной монетой».
После Никиты был Влад. Который сам выбрал свою «стезю». Между отцом-демоном и матерью-ангелом. Думаю, нет смысла говорить, «кого», именно, он выбрал! И в какие годы! По «картине обрисованной», и написанному, «выше»… Вышел бы из него ангел? Разве, «падший»! Что как бы и «подразумевает», не правда ли?
Егор был с обоими родителями-демонами! «Чистокровными демонами». Как и он сам, после них. В двадцать семь лет за ним закрепилась последняя «жертва». Тринадцатая! И он окончательно «обратился», перестав «меняться». Ему двадцать семь, да. «Пятьсот»!
С «полукровками» дело обстояло проще и без жертв. Просто выбор между тем и этим. В «свой» возраст! Как выбрал Влад и «не выбрал» Никита. И они все – демоны. Всему свое время, помнишь? Я обещала понемногу и держусь этого. Отвечаю за слова!
У Александра были свои причины на «забор» и «отбор» детей. Не у родителей! И весьма весомый! Он их спас! Почему не вернул? Они не вернулись сами. Как минимум, двое. Другой даже и не искал. И не знал – живы ли те.
В общем… Несколько веков тому назад. Веками ранее предполагаю, да? С цифрами у меня плохо: «сразу не запишу – забуду». Забыла! Но меня там и не было, а дважды мне дневник доверят вряд ли. Так что… Пользуйся и не благодари! Ты – «дневник воспоминаний», а не «ежедневник» и «ежелетник». «Ежевекник»! Ежевика! Не туда…
Давным-давно… Когда, еще никто не «обратился». Кроме, того же Александра. Насчитывающего себе сорок пять лет, ягодка опять, с «припиской». У ребят, еще не начавшиеся «пятьсот». А мои и подавно! Но их «свои» года, да. Примерно рядом «идущие». В «процессе», так сказать. Никите было три года, Владу пять лет, а Егору семь лет… Хоть, здесь не «промахнулась». Но… Как бы… Если нет, то… До десяти, точно! Меньше – да. Больше – нет. Но куда меньше? Тем более, Никите?! Некуда! Года – богатство! Века – большое богатство. Больше, чем года. А богатство шепчет, как и счастье. Любя и «полюбляя» тишину… Неважно!
Важно… Что велась продажа, как взрослых рабов и крепостных, так и… Детей! А «полукровок», так с ногами и руками, брали. Помним, что один «чистый», да? А там и «втридорога» сбывают. «Товар» отменный, для тех, кто их, буквально, уводит из-под носа. Ловя где-то на улицах и базарах, в темных переулках… Связывают, сажают в телегу и везут… Так и их! Везли ночью. Через темный лес. Решились на небольшую остановку. Не столько подремать, сколько отдохнуть и посидеть у костра. Засыпают и дремлют… К несчастью своему и счастью Александра, не просыпаются больше и здесь. На этой «стороне» и в этом «мире».
Так вышло, что это «шайка-лейка». Из трех довольно-таки взрослых мужчин. Давно была на виду и на «особом» счету. У Совета и его личном. По словам и делам, грехам и порокам. Где-то выращивание и производство запрещенного, где-то сбыт и хранение. Продажа и «переправка» его и людей. Будь то ближайшие города, граница и заграница. За «бугор»! Где и находились по тот день, когда он их настиг. Слетев с дерева, как ворон. А точнее, даже коршун… Александр и «переправил» их Совету. «Подкинул» им, во всех смыслах. До отца, а там… Ребятишек вытащил и привел в себя.
Хотел отнести в их деревню, что была неподалеку. Но они так были напуганы: что похищением, что спасением. Не знали – ни тех, ни его. Что поначалу, отказались от всего и сразу. И хотели остаться в лесу. Но как ни крути, а лес пугал их больше. Согласились на него, ведь ничего не поделаешь. Да и деревня, по ходу дела, отложилась на определенный срок. Так как Никита, как сказал сам Александр, был на грани обморока, а там и чуть ли до комы было недалеко. И он отвел их к себе. Рядом был его дом. Вроде, «лесной избушки» и «домика лесника». Сам был приглашен на ночлег и их к себе привел. Обмыл и накормил, напоил… Про себя немного рассказал. Пару историй из жизни и… Спать уложил, конечно. Сказка же. Сказки и в сказке!
А на утро засобирался в дорогу в город. Собираясь, по дороге, и их родителям вернуть. Но детей, на тот момент, так заинтересовала его жизнь и «принятие» себя. Его «уклад», да и он сам, что напросились с ним. А он и не смог отказать. Представь себе! Есть же «влюбленность с первого взгляда»! Да и отец меня не часто ему отдавал… Когда ребята уже были взрослые. А «дурной пример заразителен»! Пару раз посидел с ними. «Взрастил», «заскучал» и еще захотелось. А тут сразу и четверо, да и на любой «вкус и цвет». Три сыночка и дочка! Да! Писала! И повторение… Отошли от темы.
