сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 23 страниц)
— А что вы делаете здесь? В городе мне сказали, вас часто видят в округе с книгой в руке, возможно, вам будет интересно узнать, что библиотека в Колдфилде по количеству экземпляров превосходит королевскую и уступает разве что университету Винтерфилда, и, помимо прочего, в моих владениях с десяток по-настоящему редких томов, которые многими историками считаются давно утерянными, например, полная коллекция Реверенуса. Вы будете свободны от домашней работы, а значит, сможете посвятить себя постижению мудрости древних.
Оливия научным томам предпочитала истории о дальних странствиях, биографии путешественников и поэзию, но полная коллекция Реверенуса даже в ней разожгла интерес. Если граф говорит правду...
— И моя семья?..
— Не будет ни в чем нуждаться, — заверил лорд Колдблад, не сводя с нее внимательных глаз. — У меня есть лишь одно условие. Вы не покидаете пределов владений.
— Никогда?
— Никогда.
— А если я захочу навестить родных?
— Никогда, — повторил он.
— Почему?
— Считайте это ценой, которую придется заплатить за новообретенный рай. Вы обещаете мне подумать?
— В этом нет нужды. Я приняла решение. Я согласна.
Граф не выразил ни радости, ни оживления. Он поднялся с кресла, но лицо его так и осталось окаменевшим, будто он видел полотно судьбы еще до своего прихода и не сомневался в результате. Нет, он не влюблен в меня, разочарованно подумала Оливия, до этого момента все еще пребывавшая в уверенности, что граф околдован ее красотой, пусть сам он это отрицал.
— Рад это слышать. В таком случае, я пришлю сюда завтра своего распорядителя. Мы можем обвенчаться в местной церкви.
— Вы не поцелуете невесту, как велит обычай? — игриво улыбнулась Оливия, тоже поднимаясь на ноги и оправляя платье.
Ей нужно было чувствовать свою власть над ним. Оливия ощущала себя неуютно, если не находилась у руля, а тут вожжи с самого начала держали чужие руки. Все, что она сказала, теперь казалось ей юношеским вздором, и они корила себя за это, и за страсть к эффектным зрелищам. Не обращайся с ней граф с таким пренебрежением, не говори с ней с таким галантным равнодушием, ей бы, возможно, и в голову не пришло принять его предложение. Но все внутри отчего-то взбунтовалось, хотелось взбаламутить воды, хотелось хотя бы небольшого реванша, и она кинулась вниз с обрыва раньше, чем успела осознать последствия. Да еще и Реверенус...
К ее разочарованию, внезапная смена тактики не обескуражила лорда Колдблада. Он взял ее голову в ладони («Господи, надеюсь, я не выгляжу нелепо с примятыми локонами», забеспокоилась Оливия) и поцеловал ее так, будто ставил печать в документе. Холодно, постановочно, оставляя на губах привкус металла. Да и не поцелуй это был вовсе, поняла вдруг Оливия, нет — это было укрощение.
— С нетерпением жду нашей следующей встречи, — сказал граф, целуя воздух над ее ладонью. Оливия сдавленно кивнула, разворачиваясь спиной. Позади с шумом захлопнулась дверь.
Оставшись одна, она медленно опустилась на потертый ковер перед холодным очагом и поджала под себя ноги. Она чувствовала себя так, словно только что ее, как бабочку, сжали в кулаке и медленно стискивали пальцы, а потом вдруг резко раскрыли ладонь и отбросили прочь. Она хотела презирать лорда Колдблада, но вместо этого внутри нее были лишь злость на себя и страх. Внутренняя сила графа гнула чужую волю, точно на кузнечной наковальне, и Оливия не могла с ней тягаться. Он обвел ее вокруг пальца, этот человек. Каким-то непостижимым ей образом он обвел ее вокруг пальца.
========== Глава 2 ==========
Узкая каменистая дорога петляла между склонами холмов-близнецов и крюком огибала высокую земляную насыпь. Вдоль дороги росли кусты дикой ежевики. Обындевевшие ветви напомнили Оливии тонкие ребра, фантазия дорисовала стволам позвонки. Чем дальше они отъезжали, тем ощутимее в воздухе пахло запустением, будто они вторгались не в графское имение, а в мифическое царство мертвых.
Оливия поежилась и, откинувшись на спинку, закрыла глаза, слушая, как поскрипывают рессоры. Лорд Колдблад сидел напротив с бесстрастным лицом, не выражая желания вступать в разговор. За все венчание он не сказал больше, чем было необходимо для совершения обряда.
Хотя Оливия держала руки в муфте — свадебном подарке матери — она чувствовала, как холод добирается до ее пальцев. Неужели это меня колотит дрожь? — гадала она. Или все дело в плохо прогретом воздухе экипажа?
— Холодно, — вслух заметила она.
Ей показалось, у графа открылись вторые глаза. Его взгляд, устремленный в одну точку — вероятно, внутрь себя, — в одну секунду стал осознанным, хотя выражение лица не изменилось.
— В Колдфилде всегда холоднее, чем в его окрестностях. Этим отчасти и оправдывается название.
— Нам еще долго ехать?
— Нет. Чуть больше часа.
— Я так устала. Что мы будем делать, как приедем?
— Слишком много вопросов, Оливия, — Колдблад прикрыл глаза. — Мой ответ не сократит время твоего ожидания. Тебе стоит научиться терпению.
— Ваш ответ добавит ситуации определенности, а вам доставит явно меньше неудобств, чем эта нравоучительная реплика, — передернула плечами девушка. — И кстати, раз вы теперь мой муж, зовите меня Лив. Все близкие называли меня только так.
— Я буду называть тебя Оливия, — возразил граф. Он сказал это, как факт, с которым она была обязана считаться, и она нахмурилась, увидев в его словах посягательство на свою личность. Разве она не вольна требовать, чтобы к ней обращались так, как она этого желает? Это границы ее личностного пространства, которые никто не смеет перешагивать.
— Меня с рождения называли Лив. В другом качестве я себя не воспринимаю.
— Ты быстро привыкнешь.
— Я не хочу привыкать. Чем вам так не нравится имя Лив?
— Это прозвище, а не имя. Короткое. Невразумительное. Слетающее с губ, как предсмертный хрип повешенного, — отчеканил лорд Колдблад.
— Лив значит «жить, существовать».
Граф пристально посмотрел ей в глаза, словно прикидывая, куда может завести этот разговор, и наконец ровным голосом процедил:
— Полагаю, мы можем прийти к компромиссу. Я буду называть тебя «дорогая».
Оливия невольно сжала кулаки. Она многое делала на горячую голову. Эмоции провоцировали на немедленную реакцию, и если злость оставалась невысказанной, она выжигала ее изнутри. Оливия не знала, как люди справляются с гневом. Как они могут улыбаться и вести себя непринужденно, когда внутри все клокочет. Если ее что-то задевало, она это выплескивала.
— Действительно, это разумнее, — елейным голосом протянула она. — Ведь я обошлась вам в копеечку.
И тотчас же она поняла, что загнала себя в угол. Чтобы не встречаться глазами с графом, Оливия отвернулась к окну. Видимо, чувство такта Колдбладу было знакомо, потому что больше он не сказал ни слова до самого приезда.
В пути Оливия задремала и проглядела момент, когда они проехали мимо сторожки привратника и остановились у парадного входа в поместье. Пожилой лакей распахнул перед ней дверцу экипажа и подал руку, помогая спуститься.
Бушевавший снаружи ледяной ветер едва не сорвал с нее легкомысленную шляпку. Оливия поправила ее руками и потуже запахнулась в меховую накидку, осматриваясь по сторонам. Замок был на пустыре, позади неприступные скалы, по левую руку тонкая тропа ведет в сторону дубовой рощи, возможно, прекрасному месту для прогулок в летнее время года, но неприступной и мрачной посреди зимы. По правую руку обзор скрывает вереница хозяйственных пристроек с черепичными крышами. Сам замок именно такой, каким его описывает людская молва: два крыла из серого камня, разделенные прямоугольной башней под куполом, точно нож, воткнутый между книжных страниц. Узкие высокие окна и острые шпили.
Мысль, что теперь Оливии придется провести остаток своих дней в этом недружелюбном месте, вдали от дома и от каких-либо населенных пунктов, вонзилась в грудь, как осиное жало. Против воли на глаза навернулись слезы, а когда отступили, леди Колдблад увидела, что к ним спешат двое: молодая женщина и мальчик.
Женщина была, очевидно, простолюдинкой и прислуживала в замке — скользнув по ней оценивающим взглядом, Оливия невольно задалась вопросом, почему так часто неблагородное происхождение явно бросается в глаза, как родимое пятно на лице, и считывается моментально, будь даже человек разряжен франтом и обучен всем светским тонкостям.
Прислуга не представляла для Оливии интереса, и она поспешила перевести взгляд на ребенка. Мальчик находился в возрастном промежутке от пяти до восьми лет и выглядел маленьким заморышем с синими кругами под глазами на бледном остреньком личике. Несмотря на чахоточный вид, одет ребенок был в опрятный шерстяной костюм, как маленький джентльмен. Мальчик взглянул на новую хозяйку безучастно, но глаза его загорелись, а лицо оживилось, когда из экипажа вышел лорд Колдблад.
Оливия вопросительно оглянулась на графа, подняв брови в демонстративном возмущении. Видит Бог, становиться мачехой для этого болезненного существа она не собирается, говорило ее лицо. Тем более, раз уж Колдблад не счел нужным предупредить о наличии в доме ребенка, что, как человек чести, сделать был обязан. К негодованию Лив, ее выразительная гримаса осталась незамеченной. Граф прошел мимо и опустился на корточки перед мальчишкой:
— Как твои дела, Себастьян? — тем же холодным деловитым тоном, каким он обращался с Оливией, спросил его Колдблад. Мальчик радостно подался вперед, повиснув на его ногах. «Ну-ну», — потрепал его по макушке граф и решительно отодвинул в сторону.
— Хорошо, — ответил Себастьян. — Сегодня с Катой мы разучили два этюда, оба в фа-мажоре, — ему так не терпелось поделиться, что он едва не подпрыгивал на одной ножке, с обожанием смотря на графа. — А вчера, когда гуляли в лесу, слепили снеговика. Правда, ночью была метель — от него ничего не осталось. Даже морковку кто-то утащил. Заяц, я думаю. А еще…
— Прости, что перебиваю тебя, мой друг, но позволь представить тебе новую хозяйку Колдфилда. Леди Оливия Колдблад, — он сделал жест в сторону Лив. — Себастьян Колдблад.
Девушка подошла ближе и протянула мальчику руку. Несмотря на наличие трех младших сестер, Оливия не знала, как держать себя с детьми. Сюсюканье она находила противоестественным, а обращаться к ребенку, как ко взрослому, казалось ей несуразным. Оливия не то чтобы не любила детей, но предпочитала не иметь с ними никаких дел: ей были интересны состоявшиеся личности, желательно те, которые обстоятельно описывались в книгах, а детская непосредственность не вызывала у нее умиления — только досаду.
Фамилия мальчишки подтвердила ее подозрения. Ребенок! У графа есть ребенок!
— Я вижу, вы хорошо провели время, — обратился граф к гувернантке, которая подвела мальчика к ним.
Та опустила глаза и ответила, глотая слоги:
— Да, милорд… То есть… нам вас очень не хватало, конечно… Я имею в виду Себастьяна. Он все время спрашивал, когда вы вернетесь. И мы все, мы все так рады, что вы обручились, милорд. Это было так неожиданно для нас. Мы надеемся, что вы будете очень счастливы. Меня зовут Ката. Ката Хоупфул. Я гувернантка Себастьяна, — она быстро вскинула глаза на Оливию, рассматривая ее с детским восторгом, но встретив ответный взгляд, поспешно потупилась.
Оливия обвела гувернантку критическим взглядом. Высокий рост и крепкое телосложение, широкое лицо с круглым носом, вьющиеся русые волосы того мышиного оттенка, который девушки обычно закрашивают, розоватая кожа, чуть что вспыхивающая пунцовым румянцем. Одним словом, Ката некрасива. Причем некрасива самым грустным образом, так, как бывают некрасивы только крестьянки, хотя Ката вряд ли была одной из них.
Оливия приосанилась, с облегчением и гордостью подумав о собственной красоте, уже давно воспринимавшейся как само собой разумеющееся. Подумать только, ведь и она могла бы быть такой как Ката! Какой была бы тогда ее жизнь?
— А сегодня мы будем фехтовать? — спросил Себастьян, от холода переминаясь с ноги на ногу.
— Нет, мой мальчик, уже поздно. Тебе давно пора спать, — осадил его пыл лорд Колдблад. — Ката, вам следовало уложить его до нашего приезда, — нахмурился он.
— Я знаю, милорд. Но Себастьян весь день так ждал вас, что едва удавалось занять его внимание. Мне показалось, это будет несправедливо по отношению…
— Не нужно инициативы. В следующий раз, просто соблюдайте установленный распорядок, — устало прервал ее граф.
Когда они, следуя за терпеливо ожидающим лакеем, наконец вошли в тепло помещения, и Ката с мальчиком удалились, Оливия приблизилась к Колдбладу и гневно прошептала:
— Вы не сказали мне, что у вас есть сын!
— У меня нет сына, — не дрогнув, возразил граф.
— Как? А Себастьян?
— Я нашел этого мальчика младенцем, дал ему свою фамилию и позволил остаться в замке. Когда он повзрослеет, я оплачу его учебу за границей, и больше мы не увидимся.
— Какая неслыханная щедрость, — фыркнула Оливия. — Разве вы не видите, что он к вам привязан?
— Возможно, — спокойно возразил Колдблад. — Все мы привязаны к тому, что нам знакомо. Но это пройдет, как только он окажется среди ровесников.
«А вы, Вы не привязаны к нему?» — вертелось на языке у Оливии, но она не успела задать вопрос, к ним уже спешила прислуга.
Поскольку было уже поздно, они не стали переодеваться к ужину, а сразу направились в просторную столовую, где два услужливых лакея подали им скромный ужин. Слишком скромный, даже по меркам Оливии, которая ожидала пиршественного стола, ломящегося от изысканных яств. Но нет, как оказалось, в еде граф был донельзя аскетичен. Остывшее жаркое, сухие рогалики вместо хлеба и невкусное вино испортили ее и так не самое бравурное расположение духа. Вдобавок, по залу гуляли сквозняки, а граф, которого она пыталась занять беседой, молча поглощал пищу, отражая ее слова, как зеркало — солнечные блики.
— Кларенс будет твоей горничной, она проводит тебя в твою комнату. Все твои вещи уже там, — промокнув губы салфеткой, сказал под конец трапезы граф. Сонная девушка уже нетерпеливо выглядывала из-за угла, поджидая Оливию. Заметив, что на нее смотрят, она поспешно отшатнулась.
— Разве у нас будет не одна комната? — спросила Оливия, пригубив вина и в который раз поморщившись.
— Нет, — покачал головой граф. — в Колдфилде достаточно места, чтобы у каждого было свое личное пространство.
— Разве нам не полагается делить кровь и постель? — поддразнила его Оливия, чувствуя себя почти оскорбленной.
Оливия знала, что физическая близость - лучший способ побороть зачатки уважения к этому человеку, вытрясти крупицы иррационального страха перед его личностью, вырвать с корнем ростки слепого восхищения, невольно начавшие прорастать с первого дня знакомства. Пока он исполином возвышался над ней, спокойный и уверенный в своей непоколебимой силе, он подстегивал ее желание развенчать идола, чтобы потом освободившееся в сердце место залить смолой презрения по отношению к нему, и со спокойной душой целиком отдаться иному, более возвышенному миру идей, скрытому в книжных страницах.
Граф снова наградил ее долгим пристальным взглядом, от которого ей стало не по себе. В плохо освещенном зале его светлые глаза заблестели, как серебряные монеты.
— Я уже сегодня говорил это, дорогая. Тебе стоит научиться терпению.
========== Глава 3 ==========
Бежать. Пока не воспротивятся легкие, пока еще бьется сердце. Бежать сквозь арки лесных сводов, спотыкаясь на корнях, путаясь в юбках, поскальзываясь на мокром мху, проваливаясь по щиколотку в раскисшую после дождя почву. Бежать прочь, бежать без оглядки. Бежать, пока есть надежда.
Оливия повернулась на бок и тихо застонала, не сразу понимая, где находится. Когда вспомнила, поднесла руку к лицу — то оказалось мокрым от слез. Везде и всегда одно и то же: нет ей забвения, нет покоя. Оливия знала, как избавить себя от душевных терзаний днем: поток ее мыслей шел по давно вырытым траншеям, малейшие отклонения пресекались на месте — только так воспоминания укрощались и заключались под стражу; но ночью, когда оковы воли были сняты, ее преследовали ночные кошмары. Она накликала на себя проклятие, много лет назад сделав то, чего не сделать не могла, и теперь была вынуждена нести на себе груз прошлого. На счастье Оливия больше не уповала, только на покой.
