Текст книги "Узник зеркала (СИ)"

Автор книги: cucu.la.praline

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 23 страниц)

========== Глава 1 ========== Воздух уже так холоден, что больно дышать. Я бы перестал, но будет ещё больнее. Джордж Мартин Однажды в холодную февральскую ночь, когда метель замела подъездную дорогу, и в столовой дома Хаксли впервые за необычайно теплую зиму растопили камин, визит незваного гостя прервал семейную трапезу. Первой стук копыт услышала Хэлли. Она не подала виду, только прикусила изнутри щеку, чувствуя нарастающее волнение. Когда к конскому топоту примешалось тихое ржание, головы остальных домочадцев, как в плохой пьесе, синхронно повернулись в сторону прихожей. — Мы кого-то ждем? — миссис Хаксли отложила в сторону нож, которым собиралась нарезать ростбиф, и посмотрела сперва на мистера Хаксли (тот пожал плечами), потом — на румяную Хэлли. Последняя неопределенно улыбнулась, все сильнее краснея, как пасхальное яйцо, опущенное в раствор луковой шелухи. Близняшки Вайолет и Кэссиди многозначительно переглянулись. — Кажется, к Хэлли снова пришел кандидат на руку, сердце, почки и прочие составляющие, — сказала Вайолет. Острая на язык и быстрая точно пуля, к пятнадцати годам она решила перестать уважать старших. Своих сестер в первую очередь. Кэссиди, точная копия Вайолет, только более покладистая и нерасторопная, прыснула со смеху и закашлялась, подавившись ягодным морсом. — А ну тихо, мелюзга! — прикрикнула Хэлли. Вайолет показала ей язык. Оливия, старшая дочь Хаксли, закатила глаза и молча положила себе в тарелку печеного картофеля. В такую ночь запрячь коня мог только умалишенный, и Оливия надеялась, что ужин не успеет остыть к моменту, когда инцидент себя исчерпает. — Ведите себя прилично, девочки. Помните, чему я час учила, — напомнила миссис Хаксли («чему это?» — поспешила вставить Вайолет). — Джозеф, что ты расселся? Сходи посмотри, кого там принесло. Клянусь, если это опять жена викария пришла клянчить пожертвования, я возьму метлу и буду гнать ее до самого Гилдхолла! Мистер Хаксли еще не успел подойти к двери, как та сама собой распахнулась и незваный гость широким шагом переступил порог. Как странно, удивился мистер Хаксли, разве входная дверь не была заперта? Отставив в сторону щегольскую трость, гость принялся счищать снежинки с волос и длинного плаща, не обращая внимания на недоуменно вытянувшееся лицо хозяина. Незнакомец производил впечатление человека уравновешенного и основательного до педантизма, окруженного незримой аурой авторитета. Удивительно, до чего хладнокровно ему удавалось держать себя в незнакомой обстановке. Жестикуляция его была столь же скупа и невыразительна, сколь точна и осмысленна, а непринужденно-галантные манеры выдавали принадлежность к élite. Внешне же это был очень высокий мужчина средних лет, одетый дорого и по последней моде, но, как сразу заметил мистер Хаксли, без шляпы. Узкое лицо с высоким лбом, тонким носом и выступающими скулами намекало на родовитость, но к себе не располагало, даже скорее отталкивало, вероятно, за счет выражения глаз, казавшихся сделанными изо льда, — неестественно светлые, они сияли прозрачной глубиной пустоты. Будто почувствовав, что его оценивающе разглядывают, незнакомец поднял голову и пристально посмотрел хозяину в глаза. До чего же неприятный человек, подумал мистер Хаксли, против воли опуская взгляд. И видно ведь, что из «самых сливок», наверняка такой же тупой и самодовольный, как и все их сословие. И думает о себе черт знает что. Кто дал ему право являться без приглашения в чужой дом во время ужина, а потом еще и вести себя так бесцеремонно, будто он здесь полноправный хозяин? Незнакомец был явно не из окрестностей Роузвилла, ни даже из Гилдхолла: знатные семейства двух соседних городов можно было пересчитать по пальцам, и им бы и в голову не пришло нанести визит дому Хаксли. Но должно быть, у гостя была веская причина являться сюда, иначе никто не стал бы рисковать жизнью, запрягая коня в такую метель и стужу. — Я не отниму у вас много времени, мистер Хаксли, — словно прочитав его мысли, сказал незнакомец. У него был голос человека, который умеет владеть собой. — В ваших же интересах будет уделить мне несколько минут. Финнеган Колдблад. Гость снял перчатку и протянул бледную, будто отбеленную, руку. На ощупь она оказалась сухой и жесткой, точно сделанная из папье-маше. Зато ладонь мистера Хаксли стала предательски влажной, как только он услышал имя гостя. Граф Колдблад, собственной персоной! Удивительно, что, представляясь, он не назвал своего титула, как того требовали правила этикета. В Роузвилле, правда, графа Колдблада именовали не иначе как Тот-Кто-Живет-На-Холме, потому что никто еще не видел его за пределами владений и никто не удостаивался чести быть гостем в Колдфилде, его имении, в тридцати милях севернее Гилдхолла. Окутанный ореолом тайны, Тот-Кто-Живет-На-Холме давно превратился в элемент местного фольклора, в сказку, которую каждый излагал на свой лад. Одни говорили, что в темницах замка томится бессмертное чудовище, другие — что из-за страшного уродства граф не может показываться на людях, а все, кто видел его воочию, или сходили с ума, или умирали на месте от ужаса. Находились и те, кто утверждал, что никакого графа Колдблада и в помине нет, а его имение давно используют разбойники в качестве складов для награбленного. Байками о графе Колдбладе местные крестьянки стращали детей. Если не будешь слушаться, Тот-Кто-Живет-На-Холме обратит тебя в ледяную статую. Между тем, сейчас сам граф, во плоти и крови, с безучастным лицом пожимал руку Хаксли, будто и не зная, какой неоднозначной фигурой он являлся для местных жителей. Может, самозванец? — не верил своим глазам хозяин. От удивления он начал путать слова. Предложил гостю сесть, но быстро спохватился, что они все еще в прихожей, тогда он повел его в гостиную, но в последний момент вспомнил, что им придется пройти через столовую, а там собралось ужинать все семейство; тогда хозяин, резко развернувшись, повел гостя в обход в собственный кабинет, где, виновато улыбаясь, стряхнул трубочный пепел с кресла и сделал приглашающий жест рукой. Гость, который так и не снял плаща, вежливо отклонил предложение. — Мистер Хаксли, я уже сказал вам, что не отниму у вас много времени. Я пришел сюда, чтобы просить руки и сердца вашей дочери. Тут мистер Хаксли не смог удержаться, чтобы не схватиться за собственное сердце — хотя на него граф никаких претензий не предъявлял — и медленно опустился в то самое кресло, которое только что предлагал гостю. Граф обвел глазами выцветшие зеленоватые обои с узором в мелкий букетик, равнодушно покосился на коллекцию чучел на полках и внушительные лосиные рога на стене над камином и вновь перевел прямой взгляд на хозяина. Последний почувствовал резкую боль в коленях и, бледнея на глазах, крепко сжал в пальцах трубочных мундштук, изо всех сил стараясь сохранять бравурный вид, мысленно проклиная застарелый артрит, так некстати напомнивший о себе. — Ваша светлость, я и не знал… — сглотнул слюну мистер Хаксли, — что вы имеете честь быть знакомым с одной из моих… — Увы, такой чести я не имею, — сказал граф. — Я видел вашу дочь лишь однажды, наша встреча разожгла во мне интерес, и я осведомился о ее репутации. Услышанное оказалось удовлетворительным в достаточной степени, чтобы я принял решение. — Что же, как я понимаю, Хэлли пока ничего не известно о вашем намерении… — Хэлли? Разве я упомянул, что пришел сюда просить руки Хэлли? Мне жаль, что между нами возникло недопонимание, мистер Хаксли, но я говорил не о ней. — При всем уважении, близняшки еще слишком юны… — замялся егерь, с тоской поглядывая на трубку: обычно курение позволяло ему отвлечься от боли, но сейчас он боялся показаться неотесанным мужланом и не решался спросить дозволения. — Мистер Хаксли, я имел в виду вашу старшую дочь, которую вы так несправедливо обошли вниманием. — Оливию? — пыхтя, хозяин медленно распрямил ноги и безвольно откинулся на спинку кресла. — Да садитесь же вы! — махнул рукой он графу, чувствуя себя до отчаяния неловко из-за того, что он сидит, а его высокопоставленный гость стоит рядом, как слуга. Как бы разозлилась миссис Хаксли, узнав об этом! — Не стоит. Я лучше останусь на ногах: мне предстоит долгий путь назад. — Боюсь, напрасно вы ко мне обратились, ваша светлость, — Хаксли покачал головой, разглядывая ковер с крестовидным узором на полу. Ему казалось, что как только он поднимает глаза на графа, напряжение в суставах усиливается. Несмотря на то, что это стоило бы списать на плохие шутки воображения, Хаксли, не умеющий сносить боли, хотел как можно скорее отвязаться от непрошенного гостя и был вынужден быстро подбирать слова, невольно обходя стороной правила хорошего тона. — Понимаете, Лив, она такая, как бы это сказать… норовистая. Если она чего-то не захочет делать, ее ни одна сила на свете не уговорит, пошли ты ей хоть тысячу угроз или предложи хоть золотые горы. Еще лет эдак десять назад, как только стукнуло ей восемнадцать, она заявила, что замуж ни за что не выйдет: не по ней, видать, рутина. И до сих пор стоит на своем, хотя уж сколько мы с миссис Хаксли женихов перевидали — тьма! Она-то ведь красавица. А сейчас женихов уж тех и нет, отчаялись видать. Всем в округе известно, какая она упрямая… Странно, что вам об этом не доложили, коли вы изволили справляться… — Именно потому, что мне это известно, мистер Хаксли, я обращаюсь напрямую к вам, а не к ней лично. Как отец, вы, я полагаю, обладаете определенным влиянием на свою дочь, чтобы воздействовать на ее решения? — Да где там! — замахал руками мистер Хаксли, и тотчас, охнув, схватился за ноги. Лорд Колдблад сочувственно нагнулся, приблизив свое лицо к взмокшему, раскрасневшемуся лицу хозяина, внезапно перейдя на вкрадчивый доверительный тон. — К сожалению, вы ошибаетесь, мистер Хаксли. Существует несколько способов, чтобы оказать мне протекцию, захоти вы, действительно, пойти мне навстречу. Скажем, в вашем праве будет отказаться от нерадивой дочери, предоставив ей выбирать между счастливой жизнью леди и беспросветным существованием на те гроши, которые она сумеет заработать своим трудом. Чего только не сделает отец ради счастья собственной дочери? Да и потом, согласитесь, что может быть ужаснее для женщины, чем клеймо старой девы? Вам не хуже моего известно, что, когда морщины изуродуют ее лицо, она не раз пожалеет о своей гордыне. Почему бы вам, как отцу, не похлопотать о своем потомстве? Ко всему прочему, простите мне мою прямоту, но, став частью вашей семьи, я буду только рад помочь вам устроить судьбы оставшихся трех дочерей, предоставив столько средств, сколько ваша совесть позволит вам взять. Как же он смотрел, как смотрел! Век бы не видать этих жутких бесцветных глаз, пустых как зеркала! Мистер Хаксли часто дышал, пот застилал ему глаза, пищевод сдавливали спазмы. Он знал, слишком хорошо знал, как малы его шансы выдать замуж всех четырех дочерей, не имея возможности предложить достойное приданое ни за одну из них. Иметь четыре дочери и ни одного сына — проклятье, злая насмешка фортуны. Тем не менее, соглашаться Хаксли не спешил: граф или тот, кто выдавал себя за него, настораживал его, скоропалительное желание взять в жены незнакомку только подогревало эти подозрения. — Вы предлагаете мне сделку, где предмет торговли — моя дочь. При всем уважении… — Я не требую вашего решения сию же минуту, — не изменившись в лице, сказал граф. — Я прекрасно понимаю, что вам нужно тщательно взвесить все «за» и «против» и обсудить мое предложение с миссис Хаксли. Я вернусь за ответом завтра примерно в это же время. Когда граф подходил к порогу, Хаксли, почувствовав, как терзающая боль от артрита отпускает его и дыхание восстанавливается, нашел в себе силы, чтобы встать с места: — Кто вы такой, ваша светлость? — Я вам уже, кажется, представился, — медленно развернулся лорд Колдблад. — Я слышал, вы не покидаете своих владений. — С юных лет мне присуща любовь к затворничеству. — Тогда почему вы намерены жениться именно сейчас и именно на моей дочери? — По тем же причинам, по которым это делают все обычные люди: чтобы продолжить свой род и передать наследие. Ваша дочь — самая красивая девушка в округе, а ее положение в обществе меня не волнует. Посоветуйтесь с супругой, мистер Хаксли. Вам есть над чем подумать до завтрашнего вечера. А теперь вынужден откланяться. Мистер Хаксли прислонился к дверному косяку. Ему все еще было дурно. Он был рад, что гость ушел и еще больше был бы рад, если бы тот не возвращался. Но чутье подсказывало ему, что лорд Колдблад не из тех, кто отступается от принятых решений. А еще, что, отвечая на последний вопрос, граф солгал. Когда лорд Колдблад вышел за дверь кабинета и закрыл за собой дверь, его уже ждали. Оливия Хаксли стояла в коридоре, кутаясь в шерстяную шаль. Ее лоб был нахмурен, в темных искристых глазах стоял вопрос. Она пыталась сохранять самообладание, и ее волнение выдавала только детская привычка перекатываться с носка на пятку. — Вот и вы, — сказала она, подавая руку гостю. — Оливия Хаксли. Я стояла за дверью и слышала каждое слово. Вы осведомлялись обо мне, думаю, вам сказали, что у меня плохие манеры? — Нет, — вежливо улыбнулся ей граф. — Лишь, что ваша красота способна обратить реки вспять. Теперь я вижу, что это не было преувеличением. Оливия пропустила его комплимент мимо ушей. Оды ее красоте она слышала и раньше, и в куда более изящных выражениях. Среди ее поклонников когда-то было два знаменитых поэта, заколовших друг друга на дуэли за ее сердце, и один странствующий бард, который попытался пленить ее внутри зачарованной гитары, когда она ему отказала. Пока отец не вбил себе в голову странных идей, ей надо было выставить графа вон так, чтобы он не посмел вернуться. — Тогда, полагаю, вы не откажетесь от возможности узнать меня получше перед тем, как решите, что именно со мной вы хотите связать свою жизнь? — Свое решение я уже принял, и сильно сомневаюсь, что наш разговор может его изменить. Но я удовольствием приму ваше предложение. Можете считать, что все мое время в вашем распоряжении, — со странной усмешкой ответил ей лорд Колдблад. — В таком случае, прошу вас, вернемся в отцовский кабинет. Оливия уверенно распахнула дверь: старый Хаксли уже вовсю дымил трубкой, к запаху табака примешивалась терпкая горечь бренди. Попросив изумленного отца оставить их наедине, Оливия с важной грацией заняла кресло и указала графу в кресло напротив. В этот раз, Тот-Кто-Живет-На-Холме подчинился. — Красота, — сказала Оливия, — вам не кажется, что люди ее переоценивают? — Так судить может только очень красивая женщина, - с улыбкой в уголках глаз заметил граф. — И все же! Сколько из-за нее уже было кровопролитных сражений, сколько честных и храбрых людей погребено под землей потому, что однажды красота, как забродившее вино, вскружила им головы? Вы готовы жениться на мне, увидев меня всего лишь один единственный раз и ни разу не заговорив со мной. Почему? Потому что вы сражены моей красотой, которая подняла меня в ваших глазах, представив лучше, чем я на самом деле есть, так ведь? Кто поверит, кто захочет верить, что изнанка прекрасного — это зачастую порочность и глупость? — Не беспокойтесь, я женюсь на вас, даже если вы глупы и порочны, — холодно улыбнулся ей лорд Колдблад. — Я вовсе не имела в виду, что я… — смешалась Оливия, спохватившись, что в погоне за драматическим накалом наговорила глупостей. — Я лишь хотела сказать, что… Что это опрометчиво… Вы думаете, что любите меня, но вы заблуждаетесь… — Нет, это вы заблуждаетесь, — мягко прервал ее лорд Колдблад, — я в вас не влюблен. По крайней мере, пока. Красотой можно наслаждаться, сохраняя трезвый рассудок. — Красота не вечна. — Бывают исключения. В любом случае, почему бы вам не принять мое предложение, мисс Хаксли? Это далеко не самый худший сценарий вашего будущего. — Вы предлагаете мне мезальянс, ваше общество никогда меня не примет, — уверенно сказала Оливия, скрестив пальцы на коленях, точно монашка. Во взгляде Колдблада промелькнуло скучающее выражение. — Если это ваша забота, то я могу вас успокоить. Я не выхожу в свет и не устраиваю приемов, в моем доме не появляются посторонние: только слуги. Если вы согласитесь на мое предложение, вам не придется иметь дело с проблемами социального неравенства. — Совсем никаких приемов? - недоверчиво переспросила Оливия, чувствуя, как последняя фраза неприятно уколола ее. - Что я буду делать в вашем поместье?