Текст книги "На острие: часть первая (СИ)"

Автор книги: crazyhead

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 18 страниц)

– Эх, бабы! – протянул он с намеком на хрестоматийное «дуры» в качестве продолжения. – Колька же теперь почти бессмертный! Как Кощей! Ты-то об этом, небось, даже не подумала?!

– Разве? – растерянно спросил Николай у Лисца, ибо ему тоже это в голову не приходило.

– Ну, не как Кощей, не знаю я вообще такого, – проворчал Лисец, – но, пока жив лес – живы и мы с тобой. Только знай, деревья подсаживай.

Виктория с новым интересом уставилась на Лисца, отчего тот даже поежился, такой фанатичностью загорелись глаза женщины:

– Ну-ка! – произнесла она, подсаживаясь к Лисцу. – То есть – правда? И не заболеет, и не умрет? Что ж вы мне сразу не сказали! Это же!.. удача! Выпьем за счастливую встречу?

Мама погостила недолго – вымотав из лешего всю душу расспросами о «возможных превращениях», как она это назвала, Виктория уехала к родным пенатам, пообещав прислать с отцом удобрение для лучшего роста саженцев.

– Так я не уразумел – родительница твоя решилась русалкой стать, верно я понял ее намеренья? – в некотором обалдении спросил Лисец, которого деятельная и напористая женщина привела в некоторое смущение.

– Ну, понимаешь, она всегда говорила, что хочет жить вечно. Ни больше, ни меньше. Мы, конечно, всегда смеялись, но, думаю, она от своего желания не отступится. Может, и не русалкой, но кем-то долгоживущим, она точно заделается, – Николай с удовольствием подставил спину ласковым солнечным лучам.

Он переоделся в недавно купленные плавки и теперь нежился под сытным светом, ворочаясь из стороны в сторону. Леший смотрел на него с интересом, но ничего не предпринимал.

– Николаюшка, – позвал через некоторое время леший и парень с улыбкой повернулся к Лисцу, – ты все улыбаешься, радуешься все. Никак понять не могу – неужто вправду доволен?

– Солнышко светит, травка. День хороший. Чего б не радоваться! – Николай улыбнулся еще шире.

Лисец по-стариковски закряхтел, покачал головой, но ничего не сказал, лишь притронулся осторожно к плечу Николая, провел по коже:

– Травинка прилипла, – пояснил леший.

– Угу. Бывает, слушай, а я все думаю – у тебя в твоем зачарованном лесу, звери были?

– А то ж!

– И куда они делись? В обычный перебрались или погибли?

– Кто-то сгинул, но некоторые должны были выбраться, – произнес Лисец, продолжая «стряхивать травинки», его движения становились все размашистей, ладонь уже почти касалась округлостей ягодиц, и Николай боялся пошевелиться, чтобы не спугнуть внезапную инициативу.

– Не показывается что-то никто. Я на медведя хотел посмотреть. И еще было бы здорово лося увидеть. А они меня слушаться будут, тебя же слушаются, да?

– Мне покорны, а с тобой, – Лисец цокнул языком и покачал головой, – закапризят, верней всего.

– Ну, вот, – огорченно протянул Николай, – а я уж размечтался, что на медведе покатаюсь…

– Коли хочешь – прокатит тебя косолапый, я прикажу, и все как хочешь будет.

– А не куснет?

Голова Николая лежала на сгибе локтя, что происходит за его спиной, он не видел, но, судя по всему, леший перестал наконец морозиться: его ладони уверенно оглаживали талию и осторожно тянули ткань плавок вниз. Николай фыркнул и приподнялся, облегчая процесс, Лисец не сплоховал – одним движением снял последний оплот целомудрия и навалился сзади, шумно дыша в ухо.

– Николаюшка, ясноокий мой, – простонал леший, сжимая ладони, – гляжу на тебя, наглядеться не могу, неужели случится со мной счастье?

Иногда Лисца пробивало на высокий слог, Николай даже заерзал от смущения – ему никогда ничего такого… красивого, прочувствованного не говорили. Хотелось сбить немного градус пафоса какой-нибудь циничной репликой, но Николай не решился – не хотелось портить Лисцу момент. Потому в ответ он пробурчал:

– Случится, не сомневайся! Давай уже – одежду снимай.

========== Глава четырнадцатая или дело о жертвоприношении ==========

Ло задумчиво гладил яйцо, расположившись на плотном покрывале, Дамир сидел рядом на принесенной специально для него козетке и зачитывал цветочнику отрывки из статьи, выбирая самое интересное. Федор аж залюбовался этой такой домашней картиной: воды озера матово поблескивали, было тепло и колдун расстегнул несколько верхних пуговиц на рубашке. Он смотрелся очень по-английски: нога закинута на ногу, в руках газета, чуть небрежная, но изящная поза.

Заметив дракона, Ло улыбнулся и похлопал по покрывалу, приглашая присесть.

– Здравствуй, Федор, – колдун вежливо кивнул дракону.

Федор же вместо слов поцеловал обоих: сначала Ло, потом Дамира. Некоторое время колдун продолжал чтение, затем замолк, аккуратно сложил лист, прогладив края:

– Федор, что-то случилось? Ты выглядишь уставшим.

– Все меня заебали, – дракон поморщился, отводя глаза.

– Может, поведаешь про это конкретнее?

Федор покосился на безмятежно улыбающегося Ло:

– Да так…

Цветочник, несмотря на то, что почти все время выглядел отрешенным, на самом деле был весьма чувствителен к чужому настроению. Он сразу понял, что Федор не хочет говорить из-за него, перестал тихо светиться и с обидой поглядел на дракона:

– Я мешаю? Хочешь, выйду ненадолго?

– Если тебе несложно. Некоторые истории не для твоих хорошеньких ушек, – криво улыбнулся Федор, Ло, вместо того, чтобы принять это как должное, мучительно покраснел, опустил голову и вскочил, намереваясь уйти.

Дракон сообразил, что, видимо, что-то не то сказал, правда, не понял, что. Неожиданно вмешался Дамир: он быстро поднялся и схватил цветочника за запястье, не обращая внимания на упавшую газету:

– Не торопись. Федор не хотел тебя обидеть. Помни – он ведь еще очень молод и не так мудр, как дракон, которого ты знал и любил. Наберись терпения. Нельзя вот так вскипать от любого неосторожного слова. Федор, ты зачем обидел Ло? Какие еще «ушки»? Разве Ло ребенок? Он старше тебя, имей уважение!

От этой неожиданной отповеди дракон мгновенно вскипел злостью, сам не заметил, как перетек в получеловечью ипостась и уже собрался хорошенько наорать на несносного колдуна, но вовремя одумался. Наверное, помогла эта самая ипостась – нечеловеческий мозг был меньше подвержен стрессам, менее склонен следовать первому порыву. Дамир глядел на Федора с холодным любопытством, терпеливо ожидая ответа.

– Ло, у меня работа иногда связана с выездом на места преступлений. Я, кажется, говорил. У тебя настроение такое хорошее. Думаю: ну зачем тебе про трупы слушать? Расстроишься.

– Про трупы? – растерянно спросил Ло.

– Ну, конечно. Если тебе интересно, конечно оставайся…

– А почему тебе не жалко, что Дамир расстроится? – Ло все еще обижался, это было ясно видно по его поджатым губам, колдун, вздохнув, покачал головой и осторожно усадил его к себе на колени.

Дракон огорченно поглядел на обнявшихся неразлучников: ну, вот! Теперь они оба выглядят недовольными, а сам он был слишком уставшим, чтобы разбираться с их претензиями.

– Все, – дракон махнул рукой и направился к выходу, – пойду пожру.

– Федор, посиди лучше тут. Рядом с озером мысли быстрее придут в порядок.

Как ни хотелось дракону сбежать от надутого цветочника в столовую, он понимал, что Дамир прав – вода принесет успокоение. Некоторое время все молчали. Дамир рассеянно поглаживал плечи Ло, тот скованно сидел у колдуна на коленях и кидал на Федора обиженные взгляды, дракон же старался на них вообще не смотреть и молча жалел о том, что сюда пошел. Не приперся бы он сюда – у неразлучников и сейчас было бы хорошее настроение. Ло не выдержал первым. Он тихо сполз со своего места и нерешительно обнял мрачного дракона со спины, тот принял этот молчаливый жест: положил свои ладони на кисти неразлучника.

– У Дамира нервы гораздо крепче, чем у тебя, – пробурчал Федор, не меняя позы и продолжая смотреть на воду, – кроме того, я хотел с ним посоветоваться: не слышал ли он о чем-то, похожем на ритуал, который провели на стройке, и это значит – я должен подробно описать все, что увидел, может, даже фотки показать. Тебе-то зачем на всякие ужасы любоваться?

– Если Ло будет неприятно, он просто отвернется, – снова вмешался Дамир.

Федор вздохнул:

– Ага. Но зачем? – дракону было непонятно это упрямое желание цветочника окунуться в грязь.

– Затем, что я знаю немало и про магию, и про ритуалы – в свое время много читал, – тихо ответил Ло.

– А еще твое поведение смотрится не слишком красиво, – нравоучительно произнес Дамир, – Ло – существо чувствительное. И мнительное. Можешь не сомневаться – он решил, что ты расценил его как никчемного и выгнал, чтобы поговорить с более компетентным. И если бы я его не остановил, то наш дорогой цветочник еще несколько дней маялся бы и страдал. Причем – молча. Напридумывал бы себе проблем, а ты бы потом удивлялся – откуда такие дикие мысли взялись в его голове. Короче: проще прямо сейчас все это проговорить, пусть у тебя, Федор, совсем нет на это сил.

– Ясно, – кисло пробормотал дракон, – Ло, на самом деле я бы и сам предпочел не видеть… Пф, до сих пор подташнивает. Никогда к подобному не привыкну. Короче, Ло, если и впрямь всякое навоображал, как Дамир говорит, то зря. Ничего я такого не имел в виду. Все, мы закончили с обидами на ровном месте?

Дамир вздохнул, пробормотав еле слышно что-то про юного идиота, но Ло, вроде, перестал дуться, и Федор перешел к делу: начал описывать картину, представшую перед его глазами на заброшенной стройке.

– Здание находится на окраине. Все работы заморожены. Территория обнесена забором. Кто-то решил, что это место замечательно подходит для темных ритуалов. В принципе, так и есть – рядом стоящие дома расположены не впритык, отделений защитников поблизости нет. Охраны нет. Камер тоже. В общем, мы там все еще обследуем. Там явно проводили ритуалы с жертвоприношениями. Штук тридцать изломанных пикси, в другой комнате выпотрошенные барбегази и кобольды. Кошмар, короче. Жертвоприношения совершались в разное время – кое-где остались лишь косточки. Но все имеют общие черты: свечи, пучки каких-то трав – еще не выяснили, каких именно, тела располагаются в форме круга, ногами к центру. Грудная клетка рассечена, пока мы еще не поняли, извлечено ли что-то из тел. Судя по всему это какой-то ритуал, но Матрена ничего похожего не припомнила. Тебе приходит что-нибудь в голову?

Дамир нахмурился и затребовал фотки, Ло тоже на них взглянул, как показалось Федору из чистого упрямства. Увидев изображение, цветочник нахмурился, осторожно вытянул телефон из пальцев Дамира и всмотрелся в полуразложившиеся тела.

– Это очень напоминает один ритуал, – произнес Ло. – Только у нас использовали неразумных животных. Там должно недоставать сердец и печени. Если все верно, то это – темный призыв. Многократный. Скорее всего цель призыва слишком далеко от этого мира, потому потребовались разумные жертвы. Или, может, дело в различии магического наполнения: у нас драконам не требуются костыли, на Земле же они без них не могут.

– А зачем многократный? Это кого-то типа демонов призывали, что ли?

– Похоже на темных существ. Не знаю, что ты подразумеваешь под термином «демон». Многократность… Не знаю, зачем. Или призвали нескольких существ, или просто связывались с кем-то. Скорее, здесь дело в связи. За это говорит и размер созданий – они крошечные, и количество тел. Не сотни, а десятки.

– То есть нам еще повезло, что не сотни? – криво усмехнулся Федор.

– В принципе, да.

– И как мне теперь вычислить этого гада, который ради разговора с какой-то иномирной дрянью извел столько существ?

– Не знаю. Это совершенно обычный разумный, с первого взгляда и не определишь. Темной-то магией многие балуются, – ответил Ло.

После разговора с Ло, Федор окончательно сник – он совершенно не представлял себе, как найти этого таинственного мага. Особенно его тревожила мысль о грядущих жертвах: маловероятно, что «общение» прекратится. Скорее всего, увидев, что его излюбленное место призыва раскрыли, маг просто найдет себе новое заброшенное здание и продолжит. Устроить засады около всех недостроев? Сложнореализуемо. Таких домов слишком много. И что же делать?

– Федор, иногда для решения проблемы самым лучшим будет просто немного отдохнуть, – Дамир мягко улыбался дракону, и тот решил последовать мудрому совету.

Вечер прошел в неторопливых беседах с неразлучниками. Юрик искрился радостью: они с Василием начали исследовать окрестности пещеры. Попобаве понравилось ходить по склонам горы, а вампир нашел себе весьма удобное для висения дерево. Вместе с парнями увязались и сыновья Матрены. И теперь, что ни день, они всей гурьбой выбегали наружу, захватив с собой немного какой-нибудь еды.

Матвей пару недель посидел в пещере, а потом решительно запросился на работу – беспокоился о напарнике. Пришлось отнести. Матрена ругалась. Но так как все было тихо, никаких покушений или подозрительных совпадений, то Федор все-таки доставил беспокойного оборотня в город.

– Я теперь как развозка! – полушутливо пожаловался он Ло. – Утром прихватываю с собой Матвея, вечером – тоже.

– Ну, тебе ведь несложно, ты же сильный, да? – улыбнулся цветочник.

– Спина все еще побаливает от этих полетов, – пробурчал дракон недовольно.

– Размять? – тут же предложил Ло, и Федор посмотрел на невинно трепещущего ресницами цветочника с некоторым подозрением: в исполнении асанбосама «массажик» всегда завершался сексом.

Не может же быть, чтобы коварный вампир поделился секретом соблазнения с товарищем? Не. Вряд ли. Скорее всего цветочник просто хочет помочь – решил про себя дракон и с благодарностью согласился. Ло начал медленно водить ладонями по спине, и Федор привычно расслабился.

– Ло, мы давно с тобой не говорили. Расскажи, как у тебя дела? Я так понял, ты в основном с Дамиром общаешься?

– Да, – в голосе Ло послышалась улыбка, – Дамир – приятный человек. Воспитанный, образованный. Он мне очень помогает – учит меня обращаться с телефоном, а вчера показал планшет.

Федор почувствовал укол вины – ведь это он должен был учить всему цветочника, совершенно непривычного к современным вещам.

– И как? Получается? Ну, с телефоном?

– Немного путаюсь, – признался со вздохом Ло, – но вообще-то там везде картиночки, в которые нужно тыкать. Это довольно просто.

– А как у тебя с Юриком?

– Он заходил ко мне вчера. Точнее – залетал, – признался Ло после небольшой заминки, и Федор, прекрасно знающий, для чего попобава могла «залетать», с интересом спросил:

– Не испугался?

– Сначала немного странно было.

Ло говорил чуть скованно, и Федор решил не допытываться: было или не было, чтобы не смущать. Вместо этого он повозился, перевернулся на спину и, взяв в руки тонкие запястья цветочника, произнес:

– Ты завтра сходи с ребятами, проветрись. А Дамир посидит с яйцом. Тебе нужно немного погулять.

Ло взглянул на Федора с непонятным неодобрением, и тот тут же поправился:

– Или нет? Если не хочешь…

– Может, ты сам со мной пройдешься?

– А, ну, у меня времени почти нет. Ты же знаешь, я весь день на работе, а потом еще всякие курсы. Хочешь, сейчас чуток подышим воздухом?

Цветочник просиял, и зевающий Федор потащился на вечерний променад. Дракон почти сразу пожалел о своем опрометчивом предложении, так как спать хотелось ужасно. На небе загадочно мерцали звезды, ветер шевелил сухостой, каменистая почва похрустывала под ногами, ярко светил месяц. Ло довольно жмурился, наверное, ему все это казалось романтичным. Дракон так устал, что почти не испытывал любопытства, хотя уже давно хотел осмотреть окрестности; в общем-то, прогулка могла бы стать весьма интересной, если бы не сонливость.

– Ты задумывался об имени? – неожиданно нарушил молчание цветочник.

– Имени?

– Да. Для ребенка.

– Э… да как-то… А у тебя есть что-нибудь на примете?

– Север, если мальчик, и Северина, если девочка, – быстро предложил Ло.

– Ладно, – тут же согласился Федор, так как сам об этим еще и не помышлял.

Они прошагали еще немного, поглазели на месяц и повернули в обратную сторону – дракон запросил пощады. Ло грустно вздохнул, но согласился с Федором, что пора домой.

– Ло, знаешь, мне немного неловко перед тобой: наверняка же ты верил, что мы будем вдвоем. Всегда. А у меня… не получилось нас защитить. Теперь вокруг столько людей. Они для тебя чужие…

– Нет, ты неправ, Фь… Федор. Я не очень хорошо их знаю, но они – не чужие. Нельзя просто так взять и связать души. Каждый из наших неразлучников – кто-то дорогой тебе или мне в прошлых жизнях. Я ощущаю глубокую связь с Дамиром. Он очень напоминает мне тебя. Ну, ты меня понимаешь. И еще Юрий – он явно связан со мной. Василий, как мне кажется, скорее связан с тобой. Он достаточно закрытый. Но я уверен – пройдет время, и мы найдем общий язык. Сейчас нам обоим это не нужно – Василий плотно общается с Юрием, я – с Дамиром, но в какой-то момент жизнь столкнет нас. Это будет еще не сейчас. В общем, пусть тебя это не беспокоит – всему свое время.

Федор улыбнулся и прижал Ло к себе. Цветочник, несмотря на то, что казался очень тонким, воздушным каким-то, оказался весьма разумным существом. Дракон залюбовался высоким белым лбом и маленькой горбинкой на носу дорогого Ло и совершенно выпал из реальности. Из мечтательности Федора вывел звонок:

– Здравствуйте, Федор Алексеевич! – бодро произнес лоддер, дракон вздохнул.

Рыжий звонил только по делу. Каким-то неведомым образом веселый лоддер просто притягивал к себе потерпевших. Сам он подсобить им ничем не мог и бежал за помощью к дракону.

– Привет, – неласково ответствовал Федор, уже предчувствуя бессонную ночь, – ну, чего там у тебя?

– Вы не могли бы подъехать? Очень надо, – попросил рыжик.

– Точно надо? А если без меня?

– Не получится.

– Ладно. Через часочек жди.

*** подглава: Пушок

Говорят, что нельзя помнить свое рождение. Считается, что память еще слишком слаба в первые месяцы, а глаза не умеют толком видеть. Но я помню. Все, до мельчайших деталей. Помню, как тонкие нити кокона расступились, и на меня пролился ослепительный белый свет, а потом в поле зрения возникло счастливо улыбающееся лицо. Так я впервые увидел своего дорогого папочку. Я отлично помню вкус сладкой каши, которой он меня кормил, пока я не преодолел ступор рождения, и как папуля расчесывал мою короткую бороду, умиленно приговаривая, какой я у него красивый.

Когда я начал ходить, папа надел на меня давно пошитую специально для меня рубаху и его большие мягкие уши дрожали от переизбытка чувств – ведь он так долго мечтал об этом дне. В первое восьмилетие, когда на свет должен был появиться мой старший брат, что-то пошло не так с его коконом и… ничего не получилось. Отец со слезами на глазах рассказывал, как старейшина положил недоформированную оболочку на лист герани и посыпал семенами, как истаивало маленькое неподвижное тельце, и как тяжело было на сердце отца.

– Я говорю тебе это, чтобы ты знал, как дорог для меня, как долгожданен, – частенько приговаривал папочка, поглаживая мое плечо.

Конечно, такое отношение отца налагало на меня определенную ответственность. Я не позволял себе глупых выходок, вроде спуска в подвал или купания в наполненной человеком ванне. Это было слишком опасно, а папочка не пережил бы, если бы со мной что-нибудь случилось. Иногда мне было грустно, что я пропускаю все эти забавы, но спокойствие отца всегда стояло для меня на первом месте.

У нас, домовых, жизнь по большей части спокойная и радостная: я рисовал соком, выводя узоры на стенах нашего домика, плел из трав красивые корзиночки, ухаживал за тремя лягушками, которых мы выращивали ради мяса. Иногда я садился на крылечке и наблюдал за нашим человеком. Тот отдыхал на диване, держал в руках тонкие пластинки, сделанные из мертвых деревьев, или нажимал пальцами на блестящие панельки – когда он так делал, то, внимательно прислушавшись, можно было расслышать тихую музыку. Я очень любил эти моменты – у домовых музыку создают маленькие дудочки, а эта была совсем другая, мне она нравилась гораздо больше.

В общем, я почти весь день проводил с папой, помогая по хозяйству или внимательно слушал учителя, который рассказывал, как правильно усваивать энергию людей, как выходить из нашего мира в человеческий и обратно, какие полезные мелочи порядочный домовой может сделать для доброго человека, щедро одаривающего домовых своим теплом. Учили нас и прятаться – людям нельзя о нас знать. Много всего интересного можно было узнать на уроке, поэтому я не отлынивал, как некоторые озорники, а прилежно посещал каждое занятие, радуя Абажур – так звали нашего учителя – своим старанием.

Однажды отец разбудил меня рано – в комнате еще не зажегся свет, а за большим стеклом стояла темень – и, блестя глазами, произнес:

– Вставай скорее, Пушок, у меня для тебя сюрприз.

Да, меня зовут Пушок. Знаю, это несколько необычно, папу вот зовут просто – Ковер, остальных тоже величают как-то красиво, похоже на один из человечьих предметов, а меня поименовал папуля и, хотя мне самому имя не очень нравилось, да и ребята иногда дразнились, менять его я не стал. Отец рассказывал, что, когда за большим стеклом становится тепло и на деревьях появляются зеленые листья, тогда в комнату начинает залетать необычная штука. Человек называет ее «тополиный пух». Этот самый пух очень легкий, белый и воздушный.

– Совсем, как твои волосы, Пушок! – умиленно улыбался отец.

Мои волосы, так же, как и имя, не очень мне нравятся. Они тонюсенькие и вечно торчат во все стороны. Но папа их просто обожает. Он частенько гладит меня по голове, восхищаясь тем, какие они мягкие.

В тот день отец поднял меня еще до света, потому, что нам предстояло долгое и волнительное путешествие. Мы собирались навестить папиного брата, который жил в квартире, находящейся на другом этаже. Домовые, в отличие от людей, умеют летать, но, по сравнению с гигантскими человеческими шагами, пролетаем мы недалеко, а потом требуется отдых. Сначала мы спустились из нашего домика вниз, на пол.

Наша деревня находится в углу комнаты, почти под самым потолком, это на самом виду, но люди никогда нас не замечают – ведь домовые передвигаются в другом измерении. Однако, иногда нам приходится выходить из него. Например, для того, чтобы набрать воды. Или стянуть пару листочков, оборвав их у комнатных растений.

Первую комнату и коридор мы преодолели без приключений. Потом остановились перекусить в уголке прихожей, затем пересекли огромный пустой холл – это называлось «лестничная площадка». Серый пол, мертвенно-синие стены и тусклый, какой-то неживой свет – мне там не понравилось. А еще там было очень холодно, папа сказал: это оттого, что кто-то открыл балкон.

Наконец, уже к самому вечеру, мы пересекли порог чужой квартиры, там нас уже ждал папин братик. Его звали Горшочек, и он был мне очень рад. Целый день мы отдыхали в его домике, пили сок на верандочке и следили за чужой человечкой. А вечером отправились в обратный путь. По дороге папа спросил, как мне наш поход и пообещал, что мы будем повторять подобную вылазку каждый год – в день выхода Горшочка из кокона. Я обрадовался, предвкушая вереницу счастливых лет. В тот момент мне не пришло в голову усомниться: грядущие дни виделись чередой предсказуемых событий, да и что плохого может произойти с домовым? Разве что человек погибнет и придется переселяться в поисках жилой квартиры и людского тепла, но подобный катаклизм – редкость. Ведь всем известно: когда один человек умирает, на его место приходят другие. Иногда их бывает даже больше одного: двое-трое. Наш учитель Абажур говорил, что квартира – это ценность для людей, и они редко пустуют. Ну, иногда случается такая беда, но, как правило, кто-то все-таки селится. В общем, все шло прекрасно: впереди была долгая жизнь, наполненная радостями. Иногда я даже позволял себе помечтать, что через несколько лет папочка снова попробует создать кокон и у него обязательно все получится! И у меня появится собственный братик! Это было бы так здорово. Я бы кормил его кашицей и ухаживал. И еще попросил бы папочку позволить ему самому выбрать себе имя. Ящик, например, по-моему, очень приятное…

Но однажды случилась беда. День начинался как обычно: папочка проспал до сумерек, я с ребятами прибрал пыль на верхней полке, выполняя домашнее задание учителя по предмету «Посильная помощь людям», потом я вернулся домой, мы с папой пообедали и вышли на крыльцо – поглядеть на человека. У того были гости. Мы с интересом разглядывали пожилого человека, ведь наш-то был совсем не таким складчатым! Жаль, что звуки до нас не доносились – человеки говорят тихо, нужно перейти в их измерение, чтобы хоть что-нибудь разобрать. Сначала люди долго сидели друг напротив друга и забавно шевелили губами. Потом наш человек решительно кивнул и вышел из комнаты, а гость – остался. Он повернулся голову, и мне показалось, что он смотрит прямо на нас – его взгляд был слишком сосредоточен. Папочка заволновался, ведь главное правило – люди не должны нас видеть. Он погнал меня в дом, как он сам пробормотал «от греха подальше». Что происходило дальше, я не знаю – с внешней стороны раздались крики, кто-то начал стучаться в нашу дверь, отец испугался и затолкал меня в плетеную коробочку, стоящую в самом углу.

– Сиди здесь, Пушок, – строго произнес он и закрыл надо мной крышку.

До меня доносились пугающие звуки – вопли, топот ног, кажется, папочка вышел из домика – скрипнула дверь, а я все сидел, боясь пошевелиться. Несколько раз я порывался выйти наружу, но не решался – ведь папочка сказал сидеть. Если ослушаюсь – он расстроится! Нет. Надо набраться терпения, еще несколько минуточек, отец вернется и разрешит покинуть тесную коробку… но отец не пришел. Вместо этого домик затрясся, что-то заскрипело и застонало, потом раздался оглушительный треск.

– Ну-ка, ну-ка… – произнес чей-то глухой страшный голос, – никого. Что ж, значится, всех собрал… а это что? Сундучок. Нет, слишком маленький, в такой даже ребенок ихний не влезет. Кхе-кхе!

Неизвестный человек – а голос был именно человеческий, я наконец сообразил, отчего он такой глухой и как будто замедленный, – закашлялся, пробормотал что-то совсем уж неразборчивое и отдалился, стал еле слышен.

Наверное, он перешел в свое, человечье, измерение. Я никак не мог понять: как он попал к нам? Как ему удалось, ведь люди не умеют переходить в наш мир! Непонятно. Это вопрос пока остался без ответа. Тогда я начал думать о его словах. В них было что-то важное. Что он говорил? «Собрал»? Нехорошее предчувствие заставило меня содрогнуться – неужели человек похитил домовых из моей деревни? Не может быть! Зачем?!

Я лежал, неудобно скрючившись на жестком дне, и никак не мог поверить в то, что так просто – в один миг, вся моя жизнь оказалась разрушена. Еще с утра все было замечательно, и вдруг – ничего нет. Я один. Лежу и не знаю даже – жив ли мой дорогой папочка. Мучительно хотелось плакать, но слезы не шли. Мне было слишком страшно и тревожно, и непонятно, что конкретно произошло, ведь мог же я неправильно расслышать диковинный говор людей? Полежав еще немного, я осторожно приподнял крышку и огляделся. Вместо крыши зияла неаккуратная дыра – человек просто сорвал с нашего домика верхушку, смяв и покорежив стены. Я взглянул наверх – ничего, человека не видно. Тогда я тихо вылез из коробки и на цыпочках пробрался к двери. Ее перекосило, через широкую щель можно было выглянуть наружу, в комнату. Никого. Нашего человека тоже не было.

Мне не хотелось выходить за пределы домика, ведь уже понятно было, что ничего хорошего я там не увижу. Несколько минут я собирался с силами, подготавливая себя к тому, что может открыться моему взору, и все равно не удержал коротких сухих рыданий: яркие домики были разломаны, дорожки засыпаны обломками.

Как в тумане, я обошел всю деревню, но не нашел ни одного домового. Видимо, человек действительно забрал всех.

Я сел на покосившееся крылечко и уставился перед собой. Мысли путались. Никогда в жизни я не попадал в такую ситуацию: папочки нет рядом и вообще – никого нет, некому сказать мне, что делать. Все домовые пропали, наверное, они в беде. О, знаю, он захватил их в рабство! Как дикий гоблин! Абажур рассказывал, что когда-то давно другие магические создания иногда похищали домовых, чтобы те им помогали. И теперь злой человек заставит всех работать на него с утра до ночи, стирая пыль с листочков комнатных растений. Наверное, так. Для чего еще большущему человеку могут быть нужны такие крохи, как мы? Что же делать, чем я могу помочь несчастным, особенно папочке и милому Абажуру? И тут меня осенило – Абажур говорил, что у всех магических существ есть права, даже у таких маленьких, как домовики, и есть добрые колдуны, которые за этим следят. Вот, что мне нужно: найти доброго колдуна!

Я даже засмеялся от радости, когда понял, что мне дальше делать. Однако, через несколько минут до меня дошло, что веселиться рано – я ведь не знаю, где эти добрые колдуны обретаются. Зато знаю, где живет Горшочек. Папин братик уже совсем взрослый, кроме того его деревня – не меньше нашей. Если чего-то не знает Горшочек, должен знать староста или учитель. Приободренный этой мыслью я начал собираться в дорогу. Было немного тревожно идти одному – в прошлый раз со мной был папочка, без него на лестничной площадке было совсем жутко. А еще мне было очень грустно без его ласковой улыбки. Я изо всех сил надеялся, что с ним все в порядке.

Горшочек удивился, когда я разбудил его стуком в дверь. А я сначала ничего толком не мог объяснить: просто ревел в голос, слезы никак не прекращали литься из глаз, и Горшочек понял: случилось что-то совершенно ужасное, ведь папочка никогда не отпустил бы меня одного. Я плакал до икоты, пока глава деревни не заставил меня выпить целую чашку перебродившего сока пикти. Его дают только совсем взрослым домовикам, мне еще ни разу не наливали. Гадость жуткая. Зато полезная – я перестал плакать и смог наконец рассказать, что произошло.

Сначала мне не поверили. Слишком удивительна была моя история, но потом глава деревни заперся в своем домике, чтобы переговорить с нашим старостой. Старшие домовики могут общаться мысленно, а самые старые и мудрые – даже на большом расстоянии. Глава пытался связаться со старостой, но у него ничего не вышло – ведь человек унес и его, и остальных неизвестно куда. Отсутствие ответа заставило всех заволноваться. Несколько самых быстрых молодых домовиков отправились в нашу квартиру. Они преодолели дорогу намного быстрее меня и вернулись всего через день. Все это время я спал в домике Горшочка, меня не будили, давая отдохнуть. Потом глава собрал всех жителей и спросил их совета, потому что даже сам глава, самый старый и умный домовик в деревне, никогда не сталкивался с таким преступлением и не знал, как действовать.