Текст книги "На острие: часть первая (СИ)"

Автор книги: crazyhead

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц)

========== Глава первая или внезапные знакомства ==========

Федору было за тридцатник и, как поется в песне, жизнь повернулась к нему задом. Хотя начиналось все, вроде, неплохо. Он был поздним ребенком у состоятельных родителей, его любили и баловали. Водили в разные кружки, шахматы в его расписании причудливо сочетались с легкой атлетикой и борьбой – родители делали все для того, чтобы мальчик развивался всесторонне.

После школы юноша посчитал своим долгом пойти в армию, ему казалось это очень правильным, ну и, кроме того, что греха таить, хотелось пострелять из настоящего оружия, научиться собирать его и разбирать – Федор был жаден до новых знаний и умений; ему казалось, что в армии он сможет узнать много чего интересного. Однако, получил он не совсем то, на что рассчитывал, хотя пострелял вдоволь, даже слишком. И приобрел такие знания, без которых вполне бы обошелся.

Отслужив, Федор вздохнул с облегчением: казалось, все плохое осталось позади, впереди – сияющее будущее. Однако, после эйфории первых дней пришло протрезвление: в институт он не поступил. Слишком многое забылось, вытесненное гораздо более нужными сведениями. Второй раз Федор даже пробовать не стал, вместо этого устроился на стройку подсобным рабочим. Деньги платили приличные, хватало даже на то, чтобы родителям помаленьку подкидывать. Покатились серые скучные дни, наполненные тяжелым трудом. Все чаще он ощущал недовольство своей жизнью, но как и что изменить – было непонятно.

Мир казался пыльной картиной, лишенной чего-то важного. Федор тосковал и сам не понимал себя: ведь он же мечтал об этой рутине, вожделел спокойствия и комфорта. Сбылось! Отчего же так тягостно на душе?

Так прошли несколько лет. Жить было тошно, а как вернуть себе радость бытия – Федор не понимал. Ко всяким там психологам у нас, в России, ходить не принято. Иногда ему приходила в голову мысль: «надо бы сходить к кому-нибудь… может, что дельное посоветуют…». Впрочем, это так и осталось мимолетным неосуществленным желанием. Родители у Федора были людьми пожилыми и, как раз перед его тридцатидвухлетием, тихо скончались почти одновременно. Жизнь окончательно превратилась в отстой… Внутри нарастал иррациональный гнев на весь окружающий мир.

В конце концов, ярость выплеснулась наружу. Федора уже давно раздражали хамоватые водители: то едут по тротуару, заставляя пешеходов прижиматься к стенам домов, то останавливают своего «коня» прямо посередине «зебры», то паркуют машину на газоне, и вообще – весь двор превращают в парковку, а однажды Федор видел, как компания автолюбителей весь выходной потратила на то, что передвигала газонную оградку, чтобы получился «карман» для их машин. Вроде, мелкие нарушения. И по-человечески понятные, простительные, но эти мелочи копились. Постепенно раздражение перешло во что-то большее, и когда очередная тачка проехала по тротуару, да причем еще так близко, что чувствительно задела его зеркалом, Федор сорвался: догнал машину – она замедлялась и собиралась парковаться, вытащил мужика и дал разок в морду. Ну, может, даже не раз, а пару раз.

А через некоторое время его нашли и объяснили, что против пистолета он ничего не успеет сделать, и вообще должен энную сумму за «моральный ущерб».

Прессующих Федора пацанов было четверо, у них было оружие. Федор сразу определил, что это – пневматика, и все же из пневматики тоже можно убить, особенно с небольшого расстояния. Расклад – не в его пользу, так что спорить Федор не стал, а пошел искать деньги.

Школьных друзей он давно растерял, с армейскими не поддерживал связи, а уж после армии друзей у него не завелось – лишь сослуживцы или приятели. Родственников нет… перебрав все варианты, Федор пришел к выводу, что забраться в квартиру – самое простое. Нетривиальный выход, но Федору на тот момент он отчего-то показался вполне обоснованным и единственно верным.* С примитивным замком справиться было относительно легко, а потом случилось ужасное – появилась хозяйка. С мужчиной Федор миндальничать бы не стал: вырубить человека – дело не хитрое, связать – еще проще. Но с женщинами так делать нельзя. Уважение к слабому полу мать вдолбила крепко, и через это табу он не мог переступить. Вот и стоял дурак дураком, не зная, что делать. Однако, в итоге ситуация разрешилась в его пользу – женщина спокойно предложила ему нужную сумму в долг. Вот так: ни с того ни с сего!

Федор уж было обрадовался: рассчитался с мужиками и стал откладывать денежку, но после случилось непредвиденное: фирма, где трудился мужчина, как по заказу развалилась. Пришедшим на объект работягам просто объявили, что теперь они безработные. Оформления, естественно, ни у кого не было, мужики поворчали, но разошлись – делать-то нечего. Федор заметался в поисках работы, чувствуя, как неотвратимо уходит время. Была у него мысль: не отдавать, но это показалось ему поступком гораздо более непорядочным, чем кража.

На дворе стоял поздний вечер, когда Федор твердо решил сам для себя, что завтра же зайдет к женщине, и отдаст ей то, что удалось скопить.

Эта женщина, представившаяся Матреной, вот уже несколько дней никак не выходила у него из головы. И причиной этому были не только деньги: наблюдалось в ней что-то странное, а что – так сразу и не поймешь. То ли спокойствие, с которым она его встретила, то ли искорка веселья, промелькнувшая в ее глазах, хотя вроде бы ситуация к этому не располагала, то ли легкое дрожание вокруг силуэта, которое Федор ничем не мог объяснить, кроме как собственным волнением. Наверное, последнее ему просто показалось.

Мужчина сидел на кухне, задумчиво уставившись в окно, в свете яркой лампы сияние, исходящее от его ладоней, было почти незаметно.

* – нестыковочка, но она вскоре объяснится!

***

Федор хотел быстренько передать деньги и свалить, но Матрена ловко затянула его в квартиру, и мужчине ничего не оставалось, кроме как задумчиво напялить на ноги потертые тапки и прошлепать в санузел. Не очень понятно, зачем ему заходить, но перечить женщине не хотелось, и Федор тщательно вымыл руки, вытер их розовеньким махровым полотенчиком и прошел на кухню. Там он застал какого-то здорового мужика, по всей видимости, мужа. Мужик сидел за столом, лопал пельмени и имел весьма довольный вид, хотя отчего бы ему радоваться – Федор в толк взять не мог.

– Федор, это Матвей, мой супружник, Матвей, это Федор, я тебе говорила.

– А!!! Тот самый робкий грабитель! Ну, что же ты, парень! Надо было кинуть в нее чем-нибудь тяжелым и тикать, а теперь – вляпался! – Матвей весело хохотнул, неловко взмахнул рукой и вилка, вырвавшись из его руки, на немаленькой скорости полетела прямо в Федора, так что тот еле успел уклониться.

– Ой, извини! У меня, понимаешь ли, руки дырявые, – нисколько не смутился Матвей и взмахнул второй рукой, теперь в Федора полетел уже нож.

– Да, ты что, издеваешься? – возмутился Федор.

Матвей выглядел достаточно внушительно, кухонька была не слишком большой, чем меньше места, тем сложнее махаться, так что Федор не горел желанием вступать в конфликт.

– Ой, извини, извини! – произнес хозяин с доброй улыбкой… А потом, уже не таясь, начал со все возрастающей скоростью бросать в Федора столовые приборы.

Тот уворачивался, как мог: часть ловил, но все равно в него несколько раз неслабо попало ложками.

«Здоровые синяки получатся!» – отстраненно подумал он.

Мысль бросить что-нибудь в ответ или вломить парню по репке, конечно, мелькнула в Федоровой голове, но так и осталась неосуществленной: все-таки деньги-то он занял и не принес, а до того – в дом вломился. Есть от чего разозлиться.

Матрена стояла чуть в стороне и внимательно смотрела на все это безобразие, но попыток вмешаться не предпринимала. Наконец, у хозяина кончились «снаряды»:

– Реакция отличная! – крикнул он весело жене, – посмотрим теперь другое!

С этими словами он быстрым движением скинул футболку и шорты, оставшись совершенно голым.

– Что за… – только и успел сказать оторопевший Федор.

А потом с Матвеем начало происходить нечто: сначала он как бы размягчился, раздался в размере и пошел волнами, кожа собиралась складками, как у шарпея. Линии тела потеряли четкость и начали трансформироваться во что-то иное; раздался громкий хруст – это искривлялись, становились под новыми углами кости. Розовая кожа покрылась стремительно выросшими волосами. Еще мгновение – и тело Матвея вновь «сжалось» и приобрело ясные очертания, но это был уже не человек, а здоровенная псина, больше метра в холке. Некоторые пони поменьше. И не похоже, чтобы пес был настроен дружелюбно – он скалил зубы и рычал.

Никогда раньше Федор не понимал значение выражения «волосы встали дыбом», а теперь почувствовал, как по всему телу кожу начинает слегка покалывать и все, даже самые мельчайшие волоски, приподнимаются.

– Уважаемый Матвей! – сказал он очень вежливо чуть хриплым голосом, еле заметно пятясь к двери в коридор, – я еще не успел заработать необходимую сумму, так как внезапно потерял работу. Однако, такая демонстрация силы абсолютно ни к чему, уверяю: я и так ощущаю настоятельную необходимость отдать деньги вашей супруге. Хочу также напомнить вам, что причинение мне физического ущерба может повлечь за собой продление периода погашения долга, на период, потребующийся для восстановления моей целостности, как организма. В случае же получения увечий несовместимых с жизнью, боюсь, что отдача долга станет и вовсе невозможной, в связи со смертью должника…

По предположениям Федора где-то здесь, за спиной, уже должна была нарисоваться дверь, впрочем, он не был уверен, что хлипкая преграда спасет его, выдержав удар тяжеленной туши.

«Главное – не бежать и не бояться. Собаки чувствуют страх, наверное, оборотни тоже… Ух, это же явный оборотень! Оборотень!!!»

От самой возможности существования подобного чуда-юда Федору делалось нехорошо. Однако, он сумел загнать лишние мысли на задворки сознания – сейчас все это было несущественно. Главный вопрос: это разумная собака, безумная собака или человек в собачьей шкуре? Вроде, к речи прислушивается: пес прядал ушами, но по-прежнему угрожающе ворчал и пригибался. Того и гляди прыгнет!

Прикинув варианты: в коридоре зверь настигнет одним прыжком, плюс к тому – незнакомый замок за секунду не откроешь, а там ведь может быть еще и щеколда с внутренней стороны, все это – потерянные мгновения, Федор выбрал несколько неожиданное направление отступления – через окно.

Когда делаешь что-то опасное и требующее ловкости, самое главное – не думать, получится или нет. Просто делать – сомнения заставляют тело каменеть и мешают мышцам четко выполнять приказы мозга. Федор привычным усилием воли очистил сознание от всего лишнего. Сосредоточился – пробежка в сторону окна…

Морда у псины-Матвея удивленно вытянулась, когда человек с места запрыгнул на обеденный стол и, протопав по нему, взлетел на подоконник, затем, спрятав голую кисть в рукав, разбил стекло – жаль, конечно, портить, в гостях же,.. но тут уж не до этикета, быть бы живу!

«Хорошо, что у них не металлопластик!» – промелькнуло у Федора в голове.

Этаж четвертый, но рядом с окном торчит какой-то кусок арматуры в виде кольца. Зачем он тут нужен – черт его знает. Ни секунды не медля, Федор схватился за край карниза и, опустив тело вниз, дотянулся одной рукой до этого самого кольца. Чуть не навернулся, когда попытался повиснуть на штыре – железяка нехорошо затрещала, положение спас небольшой балкончик, на него-то и спрыгнул Федор. Затем – снова арматурина и балкончик, а там уж – в сугроб, благо зима выдалась снежная.

– Да, в тапках по сугробам не побегаешь! – пробормотал Федор и оглянулся на окно опасной квартиры.

Из него как раз выглянула детская рожица:

– Дядя, лови! – крикнул пацан, и два ботинка довольно ощутимо треснули Федора по плечу.

– Скажи маме, что долг я в почтовый ящик опущу! И извините за окно! – проорал в ответ Федор, взмахнул рукой улыбающемуся во весь рот мальчику и припустил по двору на улицу.

Только пробежав несколько улиц, он остановился, чтобы натянуть ботинки, а заодно сообразить: что это было?

– Так, так… на моих глазах человек превратился в здоровую псину. Два варианта: первый – я спятил. Это даже рассматривать не буду: все в семье были нормальными, никаких симптомов, так что вариант номер два: все так и есть и, значит… значит, мир сложнее, чем я всегда предполагал.

Растерянный Федор потряс головой – в ней совершенно не хотела укладываться эта идея. Было такое странное ощущение: как будто камушек застрял под костью черепа и теперь колет своими острыми гранями. Хм,.. а собаки, между прочим, отлично чуют запахи и могут идти по следу. Эта мысль не прибавила спокойствия. С оборотнем голыми руками не справиться, если, конечно, он осмелится выйти на улицу среди бела дня. Потом Федор подумал про повышенную живучесть, огромную силу и высокую скорость реакции, которые в обязательном порядке присутствовали у киношных оборотней. Заволновавшись, припомнил мельчайшие детали поведения и немного успокоился – Матвей реагировал быстро, но не супербыстро, а так – на уровне отлично тренированного бойца-человека. С силой было сложнее – оборотень ее, по сути, не показал. Федор настолько скрупулезно восстановил произошедшее, что даже вспомнил слова, на которые сначала не обратил внимания – мужчина крикнул что-то про реакцию и проверку. Может ли быть так, что существо просто его испытывало? Зачем? Впрочем, если догадка верна, то он об этом вскоре узнает…

***

– Ух, ты! – мальчик, раскрыв рот, смотрел на разбитое окно.

– Солнце, кинь дяде за окном ботинки! – попросила Матрена сына.

– Ага, счаз! – мальчуган исчез в коридоре, через секунду вернулся с обувью и кинул их мужику в окно.

Потом он обернулся к маме:

– Ма, он сказал, что потом тебе отдаст! Что-то!

– Хорошо, спасибо, иди, поиграй.

– Ага! – мальчик попытался потрогать острый край стекла, но Матрена твердо выпроводила его из кухни.

Выбравшийся из-под стола Матвей превратился в человека и растерянно посмотрел на жену:

– А вот этого я не ожидал! Знаешь, если он согласится, то я легко тебя с ним отпущу! Какой неожиданный маневр! И – ловко! Мне он понравился!

– Ага, – Матрена прищурилась. – По-моему, ты немного переборщил. Я понимаю: отправлять родную жену на встречу опасностям непонятно с кем не хочется, но чет ты лишку дал. Теперь я не уверена в том, что ты ему понравишься… а нам же еще работать вместе. Общаться будем плотно, ну, ты знаешь. И вообще: что теперь делать с окном?

– Выше нос! Раз виноват – исправлю. Сейчас знакомым позвоню – они в фирмочке по производству окон трудятся, думаю, смогу договориться, чтобы нам все скоренько исправили. Заодно и раму поменяем, давно пора, а то ветхая, как завет! А пока просто дверь на кухню закроем. Ну, слушай, отличный же маневр! – муж довольно хохотнул, потряс перед женой кулачищем для убедительности и пошел звонить.

Матрена со вздохом покачала головой, выбросила осколки, прибрала бардак, получившийся в результате «проверки» и повернулась к возвратившемуся мужу. Тот уже не улыбался. Матвей застыл в дверном проеме, пристально глядя на жену.

– Скажи честно: ты это специально, да? – с сердцем спросила Матрена. – Чтобы он психанул и послал меня лесом, да? А без напарника, да еще с таким перерывом, мне в отряде делать нечего.

– Не, ну с чего ты взяла, – смущенно прогудел Матвей.

– Да потому, что ты уже год нудишь, что не хочешь меня выпускать на работу! Хватит уже, а? Сколько можно душу из меня тянуть, ты же знал, прекрасно знал с самого начала, что этот день настанет: я закисну дома и снова вернусь в строй.

– Я все понимаю, но мне все равно это не нравится, – пробурчал Матвей, отводя взгляд.

Женщина неодобрительно поджала губы и встала у мойки. Побежала вода, руки привычными движениями намыливали чашки и тарелки, Матвей пару минут понаблюдал за преувеличенно сосредоточенной женой и молча вышел. То, что происходило, было ожидаемо, но от этого – не менее грустно. Маг может уйти в отпуск, может завести семью и на долгие годы забыть об опасностях службы в отряде, но однажды он вернется. Уют и тишина – приятная передышка, остановка в трудном пути. Что ж, по крайней мере, Матрена согласилась работать с напарником, это безопаснее, чем в одиночку. Матвей тихо завыл, глуша звуки собственной ладонью: прощайте спокойные семейные вечера и долгие прогулки, здравствуйте звонки в любое время суток и: «Милый, прости, мне надо бежать!».

Когда стемнело и дети разошлись по кроватям, Матвей положил ладони на теплые плечи жены, та в ответ накрыла его кисти своими.

– Не грусти, волчара, – глаза женщины тускло блеснули синим, – теперь твоя очередь за меня волноваться. Будешь подогревать мне ужин и трезвонить, когда я задерживаюсь, да?

***

Федор вышел из своего дома и потопал к метро. Была у него одна идейка по поводу заработка – вроде, на разгрузке вагонов нужны сильные мужики, надо попробовать устроиться. Неизвестно, примут ли его, но хотя бы попытаться стоило. Так как фиг знает, какой у них там график работы, он решил выйти из дома часиков в десять, скататься на сортировочную, поговорить с людьми, может, что и получится.

В старом спальном районе, где жил мужчина, было больше каких-то узких улочек, чем полноценных широких улиц, с проезжей частью и тротуаром. Зачастую машины ездили там же, где ходили люди, и никого это не удивляло, так как на первый взгляд было не ясно – то ли это тротуар, то ли дорога. Зимой же это все вообще превращалось в форменное безобразие. Чиновники по зомбоящику регулярно сообщали, что они закупили разного-всего и теперь-то уж дивизия тракторов отлично уберет город. Но стоило горожанину выйти на улицу, как начинались жестокие галлюцинации: снега полно, а трактора – ни одного. Короче, зима, как всегда пришла внезапно…

Мужчина пробирался по сугробам, ледяной ветер вымораживал щеки и нос, это все было привычно, но в какой-то момент совсем уж запредельный холод прошелся по затылку, приподнимая волоски и заставляя каменеть мышцы. Федор чуть не споткнулся – слишком знакомо было это чувство, слишком неуместно здесь, на гражданке, где пули не просвистывают над головой. Не раз и не два этот самый особенный холодок тревожил Федора и всегда он предвещал опасность. Федор, почуяв одеревенение, успевал отпрыгнуть, а потом земля вздымалась фонтанчиками пуль совсем рядом. Сейчас он, так же, как тогда – не раздумывая, шарахнулся в сторону, и на место, где он должен был находиться, рухнул кусок льда.

– Бля!!! Чтоб вас ебали хуем косматым против шерсти волосатым! – сердито пробурчал мужчина и посмотрел наверх.

Посмотрел и замер: там было на что заглядеться – частокол длинных, причудливо изогнутых сосулек.

Красиво, конечно, не передать. Но не очень безопасно, так что Федор навострился поскорее пробежать опасное место. Главное дело – никак из-под сосулек этих было не уйти: дворники-гастарбайтеры выбивались из сил, но трактор заменить не могли. Поэтому, вместо полноценно расчищенного тротуара, около дома шла узкая полоса утоптанного снега, там можно было пройти, с обеих же сторон вздымались сугробы. Взрослому человеку минимум по пояс. А наверху, с крыши, свисали хищные зубцы сосулек, самая маленькая – полметра длиной.

«Странное дело, вроде не капает и даже подморозило сегодня. Чего она шлепнулась-то?»

Федор раздумчиво поглядывал наверх, и вдруг волосы у него на голове буквально зашевелились от ужаса. Сначала холод сковал затылок столь сильно, что стало почти больно, а потом он увидел, как огромный пласт снега, льда и сосулек у него над головой зашевелился и стал медленно ползти в сторону края.

– Еб!!!

Дальнейшие события происходили так быстро, что Федор еле успевал сообразить: сначала он сильным толчком послал свое тело в спасительный сугроб, подальше от крыши. По внутренним ощущениям – прыгнул далеко. Во всяком случае, даже с учетом ветра, который мог бы повлиять на траекторию падения пласта, лед не должен был бы приземлиться на Федора. Однако, подняв глаза, Федор увидел, что, презрев все законы физики, зимнее великолепие несется прямо на него. Краем глаза мужчина уловил движение рядом, потом откуда-то возник порыв штормового ветра, который сдул смертоносный снаряд в сторону, шмякнув о стену дома. Кажется, несколько окошек пострадали.

На узкой дорожке прямо перед Федором стояла Матрена – ее поднятые руки светились. При дневном свете это было не очень заметно, но с близкого расстояния разглядеть можно.

– Быстрее. Уходи оттуда, – прошептала женщина одними губами, – я их долго не продержу.

Сначала мужчина не понял, о чем она, а потом поднял глаза и содрогнулся: прямо над ним в воздухе парили глыбы льда, ощерившиеся сосульками. Лед сошел со всей крыши и, что самое жуткое – острия сосулек целили точнехонько в него, тихонько подрагивая, словно пытались вырваться и вонзиться в цель.

Мозг Федора переклинило от сюрреалистической картины, но в войну тормоза не выживают, а Федор выжил, так что, несмотря на коллапсирующее представление о физике как о науке, мужчина стремительно, насколько это позволял сугроб, выбрался на более-менее расчищенное место.

– Дальше? – прохрипел он самое важное, отложив на потом многочисленные вопросы.

Если, конечно, это самое «потом» будет, и их прямо сейчас не угробят сбрендившие сосульки, которые, при перемещении мужчины сменили свое положение, будто бы он их притягивал. Они все, как по команде, повернулись в его сторону, нацелившись остриями.

– Бежим.

И они побежали. Сначала Федор боялся, что Матрена будет отставать, но нет – она бежала даже немного быстрее, ведь ей приходилось приостанавливаться, оборачиваться и посылать какие-то вспышки в сосульки, чтобы их сдержать. Последние сбились в стаю, или это можно назвать облаком, как бы то ни было, вредоносные кусочки льда продолжали лететь за своей жертвой.

Долго так продолжаться, конечно, не могло – Матрена начала выдыхаться, ее бег замедлился. Вспышки участились, иначе льдины начинали нагонять. Хорошо, что до двора Матрены оставалось уже недалеко.

Едва забежав в него, женщина что-то прокричала. Воздух полыхнул фиолетовым, и льдины, наконец, покорились силе тяготения, рухнув вниз.

Однако, все это далось женщине нелегко. Она тяжело дышала и была очень бледна. Вдруг она побелела еще сильнее и начала оседать на снег, Федор еле успел подхватить.

– Ой, бля! – мужчина растерянно поглядел на женщину, положил ее на утоптанную дорожку, потряс, осторожно дотронулся до шеи – пульс был, тогда Федор набрал пригоршню снега и потер изжелта-зеленые щеки.

Голова мотнулась в сторону, веки дрогнули, но не открылись.

– Блин! – пробормотал Федор. – Что же делать? Надо нести ее домой, долго на снегу не полежишь, еще отморозит себе что-нибудь нужное… ох! Че-то не охота с псинкой встречаться. Еще кинется, не выслушав…

Мужчина тяжело вздохнул, но другого решения не придумывалось. К врачам “скорой помощи” он всегда относился с некоторым подозрением, впрочем, как и ко всем остальным врачам – если припрет, вот совсем уже, тогда да, но обморок, на его взгляд, не был тем случаем, когда необходимо вызывать и так занятых врачей. Эх, сейчас бы скляночку с нашатырем! Но нашатыря не было, поэтому Федор, кряхтя, подхватил Матрену под колени и, пошатываясь под немаленьким весом, понес к квартире.

Уже подходя к двери подъезда, мужчина задумался, как будет ее отворять, на его счастье из дома как раз выходила какая-то девчушка, которая и придержала ему дверь, одарив Федора сочувствующим взглядом.

В знакомую квартиру он постучал ногой, так как до звонка было никак не дотянуться. На стук почти сразу открыл Матвей, окинул мрачным взглядом композицию «боец и раненный товарищ», и сказал:

– Давай, заходи скорее! Колдовала, что ли?

Федор в некотором обалдении посмотрел на Матвея, дернул плечом вместо ответа и зашел внутрь. Оборотень торопливо провел мужчину в комнату, раздраженно приговаривая себе под нос:

– Ну, вот – начинается! Я же знал! Даже еще ведь не вышла, а уже хуйня какая-то!.. клади на диван! – последние слова были явно обращены к Федору.

Они попали в небольшую комнатку, видимо, спальню хозяев. Там стоял широкий диван, маленький столик, на котором лежали ноутбуки, несколько полок с разной мелочью и шкаф-купе, вот и все, что поместилось в невеликие квадратные метры.

– Что случилось?

Закономерный в общем-то вопрос, но как объяснить произошедшее, Федор не знал, правда, потом он вспомнил, что перед ним совсем не человек, потому, переборов некоторое смущение, подробно рассказал, что произошло.

– Вот. А потом она побледнела и отключилась.

– И ты ее принес? – уточнил оборотень.

Федор одарил Матвея взглядом, каким смотрят на туго соображающих людей и терпеливо подтвердил:

– Да.

– И не страшно? Я же не совсем человек? – Матвей улыбался, Федор напрягся – может ведь он снова обрасти шерстью и начать рычать?

– Я не очень люблю собак, но не боюсь. И убивать их умею.

– Эй! Ты чего? Я не собака! Я волк, это же совсем другое! – у Матвея был такой возмущенный и даже немного обиженный вид, что Федор чуть не рассмеялся.

– Извини, если задел, я не умею их различать.

– Как? Это же… я дикий, вольный зверь! А не… шавка какая-нибудь.

– О, можно подумать, что кавказскую овчарку или мастифа, или дога, или бультерьера так и тянет назвать шавкой! Особенно когда эта тварина на тебя прыгает.

– То есть породы мы отличаем, а волка от собаки – нет? Гррр! Ладно. Просто запомни: я – волк!

– Ну, вы все выяснили? – Матрена зашевелилась и приоткрыла глаза. – Матвей, вызывай защитников. И еще принеси мне эликсирчика, он там… Верхняя полка на кухне.

Оборотень умчался, а Федор остался с Матреной.

– Нам надо поговорить. Что-то все слишком быстро завертелось, не хотела так резко, но что ж теперь…

Голос у женщины был слабый, под глазами черные круги, и Федору показалось, что в таком состоянии толкового разговора не получится.

– Может, сначала отдохнешь?

– Нет времени, – прошелестела женщина, качнув головой, – скоро здесь будут защитники и до их прихода надо определиться с твоим статусом. Сначала ответь мне, что ты скажешь, если я сообщу тебе, что магия существует?

Федор фыркнул:

– За мной охотились сосульки! А Матвей – оборотень. Я видел все это собственными глазами, так что… тоже мне – открытие. Запоздала ты немного с этим шокирующем утверждением. Давай уже к сути переходи, а? – прищурился Федор. – Чего-то непонятное происходит вокруг, я нервничаю. Хотелось бы выяснить – почему это я жил-жил и никогда никаких проявлений этой самой магии не регистрировал, а потом встретил тебя – и понеслось.

– Мне нужен напарник, поэтому мы встретились.

– Отлично, – ворчливо произнес Федор, – а что случилось со старым? И что за напарник?

– Я работаю, э… скоро выйду из отпуска, чтобы снова начать работать – так будет вернее – в отряде по сдерживанию. Напарника раньше не было. Мне всегда проще работалось одной, а теперь права не имею – риск! Все ж семья, тыры-пыры.

– И чего теперь…

Федор начал говорить, но его прервали: Матрена вдруг засветилась, что в затененной плотными шторами комнате было видно гораздо отчетливее, чем на дневном свету, и заговорила. Слов Федор потом, как ни силился, припомнить не мог, единственное, что осталось в памяти – это были вопросы, на которые он, находясь в каком-то трансе, ответил положительно, тогда это казалось единственно верным решением. Затем наваждение спало, и Федор с удивлением уставился на светящийся рисунок дракона, отпечатавшийся на тыльной стороне его кисти. У Матрены никакого рисунка не появилось.

– Почему-то эта волшебная херня нравится мне все меньше, – кисло признался Федор. – А что у тебя на коже, как у меня, – он потряс рукой, – не появилось? Чего это за бонус такой?

– Ну, обычный человек не сможет бороться, например, с троллем. Все, что он сможет – мучительно умереть. Все бойцы, вступившие в отряд, имеют какие-то способности или склонности к магии определенного типа. Латентные. На глаз не определить, но если совершить ритуал, подходящий человек сам возникнет на твоем жизненном пути. Мы называем это призыв. После еще одного ритуала эти способности раскрываются, и партнерство закрепляется чем-то вроде договора.

– Я не ощущаю ничего странного. На первый взгляд все, кроме рисунка, осталось как было, – Федор удивленно повел плечами, пытаясь нащупать где-то в себе эти самые «способности».

– Это придет постепенно, а то от обилия новых ощущений недолго и двинуться.

– Ладно, более-менее понятно. Что там с бонусом – какая у меня суперспособность?

Тем временем в комнату тихо просочился Матвей, Матрена молча ему кивнула, оборотень улыбнулся, как показалось Федору – с облегчением, и даже дружески похлопал Федора по плечу:

– Я рад, что вы договорились. Вот, держи! – обратился он уже к жене, передавая ей бутыль, в комнате поплыл резкий запах спирта.

– Это что – водка? – усмехнулся Федор. – А говорили «лекарство»!

– Водка отлично восстанавливает силы у чародеев, а вот запьянеть у бедняг почти не получается.

– Стоп! – забеспокоился Федор. – Я, что – теперь тоже пьянеть не буду?

– Смотря, что у тебя появилось на руке, – ответил Матвей, мужчина в ответ молча показал запястье.

– Нет, то, что там изображено, видишь только ты. Этот знак – лишь для тебя.

– А… ну, это – дракон, с крыльями, дышит огнем… и что это значит? Я теперь повелитель огня?

– Нет, огнем повелевают те, у кого саламандра. Хм, о знаке дракона я что-то не слышал… ты только никому не говори о нем. Учти, в наших кругах спрашивать о знаке – верх неприличия. Так что на вопросы только криво усмехайся и молчи, понял? Особенно до тех пор, пока мы не поняли, что же это за фигня такая, – посоветовал Матвей.

– А какие знаки вообще бывают?

– Саламандра, как я уже говорил – власть над огнем, парящий орел – умение летать, управлять ветром, молния – электричество в любом виде. Есть разные знаки животных – в них можно превращаться, управлять ими. Таких больше всего, у меня, например, волк.

– То есть, ты – чей-то напарник?

– Был. На мага ложится большая ответственность, они чаще гибнут, принимая удар. Так что теперь я на другой работе.

– Матвей, ты вызвал защитников? – вмешалась Матрена, она уже явно чувствовала себя лучше, похоже, водка и впрямь была для нее лекарством.

– Да, скоро будут.

– Хорошо, идите пока с Федором на кухню, а я хотя бы переоденусь, а то в куртке вся сопрела… И куртку повесь в прихожую.

Женщина отдала куртку Матвею, Федор тоже наконец-то догадался снять свою. На кухне в ожидании защитников Матвей рассказал ему много чего интересного о новом старом мире. Во-первых, оказалось, что у магов есть свое правительство – совет. Туда входят тридцать самых сильных магов, у совета власть законодательная, плюс судебная – по громким и серьезным делам. Есть служба приставов, которые следят за исполнением решений «суда тридцати». По правде говоря, это скорее спецагенты с лицензией на убийство, ведь в основном «суд тридцати» решает судьбу особо опасных преступников. Их решение практически не подлежит обжалованию, за исключением тех случаев, когда вмешиваются «божьи люди», то есть святые. Оказывается, эти самые святые все посчитаны, учтены и занесены в специальный реестр, так как их слово является решающим.