Текст книги "Сжигая мосты (СИ)"

Автор книги: crazy-mum

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 32 страниц)

Несмотря на то, что Блэк демонстрировал мне свои права на Беллу всеми доступными ему способами: обнимая её своими ручищами за талию и целуя в волосы, я продолжал искать в её глазах ответы на незаданные вопросы и, к своему огромному разочарованию, нашёл. Белла так нежно посмотрела на Блэка, что у меня не осталось ни одного хотя бы крошечного сомнения – она любит его.

Это открытие буквально убило меня снова, я почувствовал, как тупое ржавое лезвие боли пробирается в моё сердце миллиметр за миллиметром, выдавливая из него жизнь и способность чувствовать. В который раз. И поделом мне, нечего было слюни распускать и тешить себя пустыми надеждами, необоснованными, ничем не подкреплёнными надеждами, несмело плавающими на поверхности моего разума, не позволяющими мне сойти с ума от потери смысла существования.

– Нам пора, – слащаво промямлил Блэк, настолько наигранно и самодовольно, что мне даже не пришлось сомневаться в том, что он наслаждается моей болью.

– Да, – ответила Белла, цепляясь за руки индейца, а у меня в памяти встала картина того вечера, когда она отдавалась ему, распростёртая на кухонном столе.

– Эдвард, – вдруг произнёс этот ублюдок, глядя на меня таким взглядом, будто бы он только что выиграл у меня золотую олимпийскую медаль в равном бою, хотя боя-то, по сути, ещё и не было, было всего лишь поражение по моей глупости, такое, когда сам себе забиваешь гол. Глупое поражение на пустом месте.

– Джейкоб, – вернул я ему взгляд, вложив в него столько решительности, сколько у меня и не было. Я интуитивно ощущал, что Блэк всего лишь показывает свою уверенность, что этой уверенности у него нет и вряд ли она появится, и это утверждало моё мужское эго. Пусть думает, что я ему соперник, пусть знает, что я вернулся в игру, так он быстрее сможет показать своё истинное лицо Белле и, если мне повезёт, наделает глупостей.

– Прощай, – бросила на прощание Белла, а я вновь почувствовал всю беспроглядность моего существования.

Я был почти уверен, что она счастлива с ним, во всяком случае, она выглядела счастливой, а я просто не имел права вновь рушить её счастье, вмешиваясь в её личную жизнь. Теперь было абсолютно ни к чему обманывать себя, задвигая чувства к Белле в дальний угол моего сердца, теперь можно было честно признаться, что я люблю её и всегда любил.

Она изменилась, стала такой недосягаемой, что я никак не мог понять, как к этому относиться. Хотя, чего греха таить, эта новая Белла буквально в один взгляд заставила меня прочувствовать что-то такое, чего я никогда не чувствовал. Не чувствовал потому, что был недостаточно взрослым, мудрым, не чувствовал, потому что не умел ценить что-то на самом деле важное, не чувствовал, потому что стремился к пустым целям, сулящим достаток и благополучие, но не стоящим, по сути, и выеденного яйца. Теперь, когда я уже точно знал, что на самом деле достойно внимания, на что нам стоит направлять всю свою энергию, эти чувства удесятерились, причиняя невыносимую боль. Я ощущал боль, потому что знал, что все мои открытия теперь будут жить только во мне, что мне не с кем их разделить.

Стоит ли упоминать, что в ту ночь мне никак не удавалось уснуть. Мрачные мысли безысходности путались с новыми ощущениями, которые заполняли мою телесную оболочку, напоминая тем самым, что я ещё способен чувствовать. Я никогда раньше не задумывался над тем, как человек может перестать бороться за свою любовь только потому, что желает счастья объекту своих грёз. Мне, законченному эгоисту, подобная жертвенность казалась никчёмной, никому не нужной и глупой. Когда-то я сделал всё, чтобы добиться своего, добиться Беллы, потому что любил её. Мне повезло, она отвечала мне взаимностью, но даже несмотря на это всегда нашёлся бы кто-то, кто хотел её так же, как и я. Мне никогда бы не пришла в голову мысль о том, что Белле с кем-то другим будет лучше, что с кем-то она может быть более счастливой. Я был молод, думал только о себе и собственнически относился к Белле, поэтому ни разу даже не помыслил о том, чтобы оставить попытки влюбить её в себя.

Вероятно, подобные чувства сгубили наш брак, мы играли в одни ворота, как оказалось, в мои ворота. Я всё делал неправильно, руководствуясь лишь своими собственными желаниями и действуя только по указанию своего эгоизма, но теперь всё изменилось, и я ясно осознавал, каким напыщенным индюком я был тогда.

Теперь, после всего, что мне пришлось пережить, что я сделал со своей жизнью и жизнью Беллы, я понимал, что хочу счастья своей бывшей жене. И это были не показательные желания, я не пытался строить из себя добродетельного святого, жертвуя своими желаниями на публику, нет, публики не было, и я искренне был убеждён, что Белла достойна счастья и что я хотел бы этого. Меня убивало лишь одно – я осознавал, что слишком поздно это понял и что, возможно, не понял бы совсем, если бы на моём пути не встретилась Таня.

Моё мировоззрение перевернулось настолько, что я стоически терпел всю ту боль, скопившуюся в моей душе и вырывающуюся теперь на поверхность. Быть уверенным, что ты любишь свою бывшую жену и что она никогда не будет счастлива с тобой – это ядрёная смесь неопровержимых разумом убеждений, которая заливала своей кислотой мой мозг. Самым отвратительным для меня в тот момент было то, что я не мог ничего предпринять, чтобы что-то изменить. Нет, не так. Я мог предпринять, но не имел на это право, не имел права снова диктовать Белле свои условия, не имел права подчиняться своему эгоизму, не имел право рушить её жизнь.

Я чувствовал себя жалким потому, что мои руки были связаны желанием счастья бывшей жене. Это ощущение, наверное, походило на то, когда тебя запирают в тёмной комнате и ты теряешься в пространстве, но после нескольких часов подобных пыток твоему взору представляется мизерный луч света и ты рвёшься в его сторону, но не можешь даже шевельнуться, будучи привязанным за шею к стене. Ты смиряешься со своей участью и всё, что тебе остаётся, это жалеть себя и любоваться искрой солнечного света, пока та ещё находится в поле твоего зрения. Мне оставалось лишь одно – не мешать Белле, и я старался придерживаться подобной линии поведения.

У меня оставалась моя дочь, моя любимая маленькая дочь, и я решил во что бы то ни стало вернуть её расположение ко мне. Возможно, где-то в подсознании, глубоко, проскальзывала едкая мыслишка, что увидев, как я сблизился с Ренесми, Белла сможет немного мягче ко мне относиться, ну или во всяком случае, перестанет ненавидеть. Пожалуй, всё, на что я мог надеяться и рассчитывать – это ровное отношение со стороны Беллы, без каких-либо проявлений чувств или эмоций.

Едва дождавшись восьми утра, я набрал номер своей бывшей жены, ощущая лёгкое волнение от предвкушения услышать её голос. Однако она была груба и злилась на меня, но это всё равно было лучше, чем равнодушие, во всяком случае, для меня.

Я старался говорить вежливо, ненароком вспоминая, как вёл себя в первое время после развода, и мне стало тошно от осознания того, сколько боли я причинил этой хрупкой женщине, которую люблю.

Ренесми встретила меня настороженно и первые полчаса не приближалась ко мне, но я очень старался, чтобы заинтересовать её и вовлечь в игру. Пока я был в Китае, я прочёл несколько книг по психологии детей и из кожи вон лез, чтобы применить все советы на практике. Какого же было моё удивление, когда я понял, что эти советы действительно работают. Дочь уже более спокойно общалась со мной, а я ощущал неимоверный подъём душевного настроения.

Под конец воскресенья я уже не чувствовал, что мы с Ренесми чужие люди. Она улыбалась мне, а я радовался её улыбке и чувствовал, как когда-то привычная теплота заливает своей мощной волной моё сердце. Я настолько погрузился в эти ощущения, что поставил себе цель – вернуть любовь своей дочери во что бы то ни стало, потому что я остро нуждался в её любви, нуждался, как никогда раньше.

Я осторожно, не спеша вновь завоёвывал когда-то потерянное к себе доверие дочери и радовался, как ребёнок, когда результаты моих стараний становились всё более заметными. Малышка с энтузиазмом отвечала на мои звонки из Сиэтла, и мы с воодушевлением обсуждали планы на следующую субботу.

Я бы соврал себе, если бы сказал, что не хотел снова увидеть Беллу. Мне приходилось постоянно напоминать себе, что нужно прекратить мечтать о ней и отпустить ситуацию ради её же блага, но я не мог отказать себе в маленькой порции внутренней радости просто увидеть Беллу и перекинуться с ней несколькими словами, ничего не значащими словами.

В назначенную субботу Ренесми встретила меня тепло и с улыбкой, а я искренне радовался такой встрече. Пробираясь в гостиную дома Свон, я как последний идиот ощущал глупое волнение от предвкушения встречи с Беллой. Это звучало глупо даже в мыслях, но я уже не мог игнорировать тот факт, что заново влюбился в женщину, которая уже когда-то принадлежала мне. Пусть кто-то скажет, что подобное невозможно, я первым плюну ему в лицо, потому что я был живым доказательством сей теории.

Я мог бы долго спрашивать себя, что заставило мои всегда живые чувства к Белле удесятериться теперь, но я вряд ли бы смог дать определённый ответ. Белла была уже не той скромной и вечно стесняющейся девчушкой с милым румянцем на щёках, влюбившей меня в себя в школьные годы, она была уверенной, сексуальной, успешной и целеустремлённой. Но ведь и я уже давно не тот школьник, романтичный и верящий, что добро непременно победит зло. Да, после пережитого мной в Китае, я избавился от цинизма и вновь поверил во что-то светлое и настоящее, и это даже было забавно осознавать, что мы с Беллой в некотором роде поменялись местами. Она играла мою роль, роль занятого человека, стремящегося к заработку и самоутверждению, я же уже понял, что никакие заработанные деньги не смогут заменить любовь родных людей, заменить то тепло, которое поддерживает жизнь, подпитывает смысл нашего существования. Белла, судя по всему, всегда это знала, но теперь пошла по проторённому мной пути, и я отлично понимал причины её поведения.

Теперь же, видя её такой, жёсткой, уверенной в том, чего именно она хочет от жизни, сосредоточенной за работой на компьютере, я всё больше чувствовал, насколько она отдалилась от меня, но в то же время я не мог не восхищаться ею, не мог не гордиться и не мог не хотеть. Эта холодность в словах, жестах, в поведении только добавляли к моему костру агонии потерянной любви сухих веток и распаляли его до небес, настолько жарко мне становилось в её присутствии.

Никто не догадался бы, сколько усилий я прикладывал, чтобы не выдать своих чувств, чтобы держаться вежливо и сдержанно, проглатывая её общение со мной сквозь зубы и зная наверняка, что я заслужил ещё худшего обращения. Контролируя свои эмоции, пряча их за бетонной стеной безразличия, я пытался сохранить самого себя и буквально бил себя по рукам, чтобы не наброситься на свою бывшую жену с просьбой выслушать меня. Я знал наверняка, что подобное поведение – удел слабаков и бесхарактерных людей, что втаптывать свою гордость в грязь не лучший способ завоевания женщины, но ведь я и не хотел её завоёвывать, мне просто нужно было знать, что она меня хоть когда-нибудь простит. Хотя начать стоило с прощения самого себя.

У меня не было сначала сил, желания, а потом и права просить прощения, хотя моя душа требовала этого так сильно, что хотелось кричать. Я твёрдо знал, что сейчас слишком рано даже думать о том, чтобы облегчить свою душу… Чёрт, да кого я обманываю, я просто нестерпимо сильно хотел вернуть Беллу в свою жизнь…

Находясь в доме Свон в тот день, имея возможность видеть Беллу, я как последний подонок пытался разглядеть в её глазах недовольство жизнью, пытался найти хоть малейшую зацепку, говорящую о том, что она не так счастлива, как хочет казаться. Попадись мне на глаза хоть одно сомнение, пусть висящее на волоске, но всё же сомнение в идеальности её личной жизни, в том, что она нашла то, что искала, я бы плюнул на все свои благородные порывы не лезть к ней и позволил бы себе бороться за её любовь, бороться до потери сознания, до упадка сил, но сомнений не оставалось – она счастлива.

Тем больнее мне было, когда я ненароком увидел её, выходящей из ванной в одном только полотенце. Парализованный зрелищем и неожиданностью ситуации, я, как завороженный, безмолвно наблюдал, как Белла прошлёпала босыми ногами мимо меня и остановилась у шкафа, что-то напевая себе под нос. Кровь моментально отлила от головы и устремилась в противоположную сторону, словно у пятнадцатилетнего подростка, украдкой читающего «Плейбой».

Все чувства разом обострились во мне под действием сексуального возбуждения, я в очередной раз убедился, что люблю эту женщину и хочу её так же, как раньше, нет, сильнее, чем раньше, сильнее, чем когда впервые занялся с ней сексом, сильнее, чем в нашу брачную ночь, сильнее, потому что знал, что она не принадлежит мне.

Моё умение контролировать свои эмоции плохо работало в ту минуту, хотя я и старался взять себя в руки. Я замер и у меня и вовсе перехватило дыхание , когда мокрое полотенце скользнуло на пол, обнажая изящную спину, тонкую талию, аккуратную попу и женские стройные ноги.

Я позволил себе всего секунду насладиться этим божественным зрелищем, когда понял, что совесть нестерпимо начала давить на мой оставшийся без питания мозг, грозя расправой за наглое подглядывание. Спихивать моё молчаливое поведение на шок уже не было возможности, поэтому я, стряхнув с себя наваждение, решился наконец выдать себя. Найдя в себе силы прекратить приятное действие, я негромко покашлял, предупреждая Беллу о своём присутствии, немного поздновато, надо признать.

Белла вздрогнула и судорожно начала поднимать с пола полотенце, чтобы прикрыться, а я ненароком отметил, что неуклюжесть всё так же присуща ей, что напомнило мне о той далёкой Белле. Она мило покраснела, а я улыбнулся про себя, радуясь, что всё ещё способен вызывать в ней смущение, что эта черта не бесследно исчезла, что та скромная Белла всё ещё живёт внутри этой незнакомки, хотя и тщательно прячется от меня.

Я понял, что моя бывшая жена медленно закипает от возмущения и злости и быстро выпалил оправдание своего присутствия в её комнате. Честно признаться, я и не подозревал, что это комната Беллы, раньше она принадлежала Чарли, так что моя совесть была практически чиста, если не считать бесцеремонного минутного подглядывания.

Пока я оправдывался, я старался держать себя в руках и не блуждать взглядом по такому притягательному объекту, как полуобнажённая Изабелла Свон, что, надо признать, давалось мне с трудом. Ещё сложнее было играть равнодушие и сдержанность, всё ещё ощущая лёгкую пульсацию в паху.

Белла сменила смущение на ярость, но меня отчего-то это не задевало. В какой-то степени, это было даже забавно, её злость на моё вторжение. В конце концов, я не впервые увидел её в костюме Евы, хотя сам я и не помнил, чтобы так остро и болезненно реагировал на наготу тогда ещё своей жены.

Наблюдая, как Белла яростно отчитывает меня, находясь почти в чём мать родила, я продолжал вглядываться в её лицо, боясь опустить свой взгляд ниже, будучи уверенным, что это грозило бы мне полной и выдающей меня с потрохами эрекцией, но даже это мне удавалось с трудом, поэтому я пытался на шевелиться.

Белла грубо выгоняла меня из комнаты, а я не торопился уходить. Меня в какой-то степени почти забавляла вся эта ситуация, и она на самом деле могла бы оказаться смешной, если бы не тупая боль в области сердца.

Чтобы не выдать своих истинных чувств, я ляпнул что-то про её отличную форму, на что получил такой ответ, от которого захотелось повеситься – лучше бы молча вышел и не провоцировал её на грубость, которая отдавала местью и иронией. Я среагировал на летевшую в мою сторону щётку и выскользнул за дверь, всё ещё борясь со своей жгучей ревностью.

Стоя в комнате Беллы, слушая её грозные высказывания, наблюдая за её реакцией, я почти почувствовал себя счастливым, забыв о существовании Блэка. Однако Белла быстро вернула меня с небес на землю, напоминая, кто теперь живёт в её сердце, которое я когда-то разбил собственными руками, раздавил, вытесняя из него все чувства ко мне.

Я только сейчас понимал, насколько сильными были те чувства Беллы, насколько сильно она любила меня и боготворила, как зачарованно смотрела на меня. Вспоминая всю ту безграничную нежность, плескавшуюся в её карих глазах, мне становилось ещё больнее. Как я мог допустить, что эти чувства погибли? Как позволил ей уйти и возненавидеть меня? Я собственными руками выжал из неё обожание ко мне и теперь мечтал лишь о том, чтобы оно вернулось.

Я с тоской понимал, что никто и никогда не любил меня так самоотверженно, чисто, безгранично и доверчиво, как Белла. Многих привлекала моя внешность, мой успех, мои деньги, некоторые думали, что любят меня, ведясь на внешнюю оболочку, многие хотели меня, но никто никогда не любил меня просто так, за то, что я есть. Только Белла. А я так легко отказался от этой любви, так расточительно отвернулся от неё, поведясь на искусственные чувства, на необычные ощущения, на пустую оболочку, что осознавать это теперь было смерти подобно.

Но я абсолютно справедливо заслуживал свои теперешние страдания, так что жаловаться мне не приходилось, да и не было никакого желания плакаться кому-то в жилетку. Мы сами вершим свои судьбы, и я свою повёл не в том направлении и теперь повернуть в другую сторону не представлялось возможным, на то, чтобы вернуться к точке отсчёта, и вовсе не оставалось надежды, но я продолжал дышать, двигаться, есть, пить, работать и довольствоваться тем, что имею – постепенно возвращающимся расположением моего ребёнка, потому что даже регулярно пополняющийся банковский счёт меня больше не радовал.

========== Глава 35 часть II ==========

Прошло чуть больше недели с тех пор, как я вернулся из Китая, хотя мне казалось, что пролетел как минимум месяц – настолько трудно мне давался каждый пережитый день с осознанием того, что я уже никогда не буду счастливым, с постоянно кровоточащей колотой раной в груди, напоминающей мне о том, что я потерял в жизни самое важное. Я старался работать на износ, понимая, что ничего другого мне не остаётся и что пора снова хотя бы попытаться научиться получать от этого удовольствие.

На самом деле, мне трудно было сосредоточиться на бизнесе, меня постоянно тянуло в Форкс, а мою голову всё время заполняли мысли о женщине, ставшей для меня снова единственной и такой недосягаемой.

Порой, просыпаясь по ночам от кошмаров, в которых я непременно сижу за решёткой и наблюдаю в глазах родных презрение и ненависть, я долго не мог заснуть снова. В такие минуты, сидя в кромешной темноте комнаты с наглухо зашторенными окнами, я долго пытался восстановить дыхание и привести сознание в реальность. Мне казалось, что я никогда не смогу избавиться от подобных снов, что эти призраки прошлого будут преследовать меня до конца дней. Но меня это совсем не пугало, ничего не имело значения, если я уже наверняка знал, что ничто не поменяется в лучшую сторону, потому что я не имею права поступать так, как мне хотелось, чтобы хотя бы попытаться повернуть этот непросветный тоннель безнадёги в сторону, где всё ещё маячит такой притягательный свет счастья.

Впервые в жизни я не мог поступить так, как мне хотелось, и мне оставалось только в очередной раз смириться со своим положением человека, который может и привык контролировать многое, но только не собственную судьбу. Даже Таня отметила, что я чем-то сильно расстроен, хотя ей вряд ли когда-нибудь удастся понять, что чувствует человек, способный на истинную любовь и потерявший эту любовь по своей собственной непросветной глупости.

Элис пыталась вывести меня на разговор, ей хотелось понять, что происходит в моей голове, но я закрылся в себе, закрылся ото всех и не давал никому шанса влезть в мою почерневшую душу. Сестра быстро отвлекалась от мрачных мыслей обо мне, когда встречала Джаспера, а я ненароком отводил взгляд, когда видел их вместе, потому что это было выше моих сил – знать, что я убил подобное светлое чувство в Белле ко мне, знать, что моё чувство к ней только умножается с каждым днём и мне всё труднее держать его в узде собственного умения контролировать эмоции.

Это могло показаться бы странным, но я на самом деле почувствовал себя счастливым, когда нечаянно встретил Беллу в ресторане. В тот момент мне показалось, что сама судьба привела её сюда, мешая мне окончательно сойти с ума от непроглядности своего существования. Как оказалось позже, имя той судьбе – Элис Каллен.

Моя бывшая жена… Бывшая… Я ненавижу теперь слово «бывшая», и каждый раз меня передёргивает при его произношении, сводит челюсть и скрипят зубы, но я понимаю, что не могу просто так убежать от этого слова, что теперь оно приклеилось к образу когда-то моей Беллы и вряд ли когда-нибудь отклеится от неё, что оно будет преследовать меня ещё очень долго и когда-нибудь моя челюсть окончательно съедет набок от частого употребления такого прилагательного.

В тот вторник в ресторане Белла выглядела суровой, занятой и совсем не желающей видеть меня в качестве соседа по столу, но я не смог отказать себе в маленькой поблажке напроситься за её столик. Пока я делал заказ, я не мог не смотреть на неё, и она даже в своей раздражённости была очаровательна. Её оставшаяся со школьных времён привычка закусывать губу сохранилась, только теперь я не мог понять истинную причину такого обворожительного жеста: Белла нервничает, злится или раздражается, но, вне всякого сомнения, подобное зрелище заставляло моё разъеденное кислотой бессилия сердце биться немного быстрее и сбивчивей, чем обычно.

Я старался быть вежливым и слегка отчуждённым, боясь окончательно оттолкнуть её и рассеять это розовое облако мимолётного счастья, так нежданно образовавшееся над моей головой и приносящее мне практически умиротворение. Да, я мог с уверенностью сказать, что, сидя за столом привычного ресторана в обществе бывшей жены, я ощущал, как каждая клетка моего измученного организма наполняется жизнью. Я не был непроходимым тупицей, чтобы давать себе хоть какую-то надежду, отнюдь, я просто наслаждался моментом, пытаясь запомнить каждую секунду, чтобы потом, снова проснувшись ночью от очередного кошмара, вспоминать нашу встречу и искать в этих воспоминаниях покой.

Белла шла на контакт, отвечая мне прохладно, но не грубо, однако когда я ляпнул что-то о том, что в курсе её нового занятия, лёд ненависти, причину которой я так и не понял, резко въелся в её слова, настолько стремительно, что я едва успел среагировать на её желание покинуть моё общество.

Я вдруг понял, что если она сейчас встанет и уйдёт, мне никогда не удастся повторить эту попытку наладить хотя бы приятельские отношения. Не давая себе хотя бы секунду на раздумье, я преградил ей путь, и будь, что будет. Пусть она возненавидит меня ещё больше, но я не мог отпустить её, просто физически не мог.

Я надавил на старые привычки Беллы, я хорошо знал, насколько она терпеть не может быть объектом всеобщего внимания, особенно если дело пахло скандалом, и пока я ждал её решения, моё сердце почти не билось. Стоило мне увидеть нерешительность в её карих глазах, я понял, что выиграл эту маленькую битву за возможность побыть с ней ещё несколько минут.

Мне с трудом удавалось контролировать свою речь, когда я рассказывал ей забавные истории из жизни Китая. Мне не удавалось не разглядывать её, когда я продолжал повествование о такой чужой, но прекрасной поднебесной стране. Я всеми силами пытался быть непринуждённым, и в какой-то момент мне даже показалось, что я прочёл в её глазах что-то большее, чем холодность и ненависть, что-то тёплое, так сильно напоминающее мне те далёкие времена, когда мы были счастливы вместе.

Я не позволил себе дать этой догадке почвы для укоренения, это бы сгубило меня окончательно и я уже никогда бы не смог найти самого себя в пучине горя и отчаяния, и правильно сделал, потому что каждый раз, когда мне мерещилось что-то важное и родное, это что-то моментально исчезало, уступая место привычной холодности.

Мне хотелось сделать хоть что-то для Беллы, и я предложил оплатить её счёт, но я не учёл, что эта новая Изабелла Свон – независимая и гордая женщина, не желающая принимать хоть что-то из рук бывшего мужа. Меня слегка задел её упрямый и жёсткий отказ, настолько непривычно мне было её поведение, настолько я хотел быть хоть чем-то для неё полезным, хоть чем-то заслужить ещё один её взгляд. Она лишила меня и этого, гордо удаляясь к своей машине, цокая маленькими каблуками ботинок о ровную тротуарную плитку, на ходу поправляя каштановые волосы. Я не мог оторвать от неё взгляд даже тогда, когда она быстро села за руль и умчалась прочь по своим делам, возвращая меня окончательно с небес на землю и напоминая, что мы – чужие люди.

Заряда, который я получил после вполне дружественной беседы с Беллой, мне хватило на всю оставшуюся неделю, однако ближе к выходным я снова начал ощущать острую потребность увидеть свою бывшую жену. Эта потребность походила на ломку наркомана, особенно сильно это ощущалось вечером в пятницу, когда я уже не мог думать ни о чём другом, как прыгнуть в машину и направиться в Форкс, лишний раз не задумываясь о том, что кроме Ренесми там меня никто не ждёт.

Направляя свой автомобиль по дороге в самый дождливый город США, я позволял себе наслаждаться своими ощущениями, предвкушая встречу с Беллой, которая, я точно знал, будет мимолётной и холодной. Мне было плевать на качество, мне был важен сам факт, можно сказать, он был жизненно необходим.

Я приезжал в Форкс уже за полночь, оставался в доме родителей до рассвета, чтобы утром уже заехать за дочерью. Надо признать, что после моего возвращения из Китая Эсми и Карлайл стали относиться ко мне более тепло и всегда были рады моим визитам, хотя я всё ещё читал в глазах матери немой упрёк за прошлые поступки. Карлайл никогда ни в чём не упрекал меня, и мне даже иногда казалось, что он понимает меня больше, чем кто-либо, хотя я никогда не изливал ему свою душу о произошедшем два года назад.

В то субботнее утро Белла снова была в образе бизнес-леди, и я не мог не отметить, как элегантно она выглядит в сидящей по фигуре блузке из полупрозрачной ткани персикового цвета и чёрной узкой юбке, едва доходившей до колен. Я честно старался не заострять своё внимание на просвечивающийся сквозь ткань блузки сексуальный кружевной бюстгальтер, скрывающий собой аккуратную грудь моей бывшей жены. Однако стоило ей повернуться и пройти в гостиную, я поймал себя на том, что бесцеремонно пялюсь на круглый, обтянутый юбкой и слегка виляющий маленький зад Изабеллы Свон.

Может кто-то назовёт меня маньяком, но я физически не мог смотреть ни на одну женщину с тех пор, как понял, что погоня за удовлетворениями физических потребностей свойственна лишь тупым животным, не обладающим интеллектом. Я уже успел побывать в шкуре осла и больше всего на свете не хотел повторения подобной унизительной роли, которая чуть не сгубила мою жизнь окончательно. Это не значит, что я не хотел секса, я хотел его безумно, хотел так, что в пору было завыть от неудовлетворённости, но проблема заключалась в том, что я хотел секса только с одной женщиной, которую по-настоящему любил и которая не любила меня.

Судьба, от которой я получал пинки ежесекундно, стоило мне вытащить свою голову из своей же задницы и разглядеть настоящие вещи, достойные внимания, смеялась надо мной. Её ирония сквозила во всём: мне было необходимо потерять самое важное, чтобы найти ответ на вопрос ради чего на самом деле стоит жить. Только ответ этот меня теперь совсем не радовал, напротив, я будто бы получил обухом по голове, но, надо признать, получил заслуженно и я не жаловался, а стойко терпел все удары и издёвки.

В ту субботу я понял, что Ренесми любит меня, и это уже не походило на очередной пинок, напротив, это радовало меня, так сильно, что хотелось улыбаться. Моя маленькая дочь со всей присущей ей детской наивностью и верой в добро простила меня, и мне не обязательно было услышать эти слова, достаточно было увидеть подтверждение её прощения в её карих глазах.

Мы ещё не успели подъехать к дому Калленов, как Ренесми вдруг задала неожиданный вопрос, настолько неожиданный, что я растерялся. Она ни с того ни с сего спросила:

– Папа, я очень хочу, чтобы ты жил с нами. Почему ты не хочешь забрать нас с мамой к себе?

Дочь смотрела на меня широко открытыми глазами, и я кожей чувствовал, какой ответ она ждёт от меня, тем больнее было осознавать, что я не могу произнести те слова, которые бы сделали её немного счастливее.

– Малыш, я бы очень хотел, чтобы мы снова жили вместе, правда, но я сильно обидел твою маму.

– Попроси прощения, – предложила Ренесми, и я внутренне улыбнулся её наивности.

– Этого слишком мало, котёнок, – ответил я, слегка погладив дочь по густым волосам, заплетённым в косу тонкими пальцами Беллы.

– Мама говорила, что если по-настоящему хочешь, чтобы тебя простили, тебя простят, надо только правильно попросить, – не сдавался мой ребёнок.

– Малыш, мы с мамой уже давно не живём вместе, я сам сделал для этого всё, к тому же теперь рядом с вами Джейкоб, мне кажется, он тебе нравится, – признал я очевидные вещи, хотя мне было неприятно произносить это вслух.

– Это из-за тебя вы с мамой разъехались?

– Да, – честно сказал я.

– Что ты сделал?

– Целовался с другой женщиной.

– Зачем?

– Сам не знаю, просто сделал глупость.

– Но мама тоже целуется с Джейкобом!

Я честно не знал, как закончить этот разговор, причиняющий мне боль и заставляющий мою дочь нервничать, поэтому я просто сказал:

– Я сильно провинился, поэтому твоя мама выбрала Джейкоба.

– Если мама прогонит Джейкоба, ты вернёшься?

– Только если мама этого захочет.

– Я попрошу её!

– Ренесми, боюсь, что этой просьбой ты расстроишь маму. Я понимаю твои желания, но иногда взрослые делают плохие вещи, за которые им приходится отвечать. Теперь я наказан за тот глупый поступок и должен спокойно переносить наказание. Но это не значит, что я не буду видеться с тобой. Я очень тебя люблю и постараюсь больше никогда не уезжать от тебя так далеко и надолго. Пожалуйста, давай не будем расстраивать маму и ничего не скажем ей о нашем разговоре. Это будет наш секрет.

Ренесми при слове «секрет» хитро улыбнулась, и я понял, что она ничего не скажет Белле.