Текст книги "Хороший мальчик (СИ)"
Автор книги: ChristinaWooster
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)
Мисс Вустер взяла отгулы на работе и сидит со мной. Она боится, что я снова попытаюсь покончить с собой и не может оставить меня ни на минуту. Она знает, что я слышу ее, я просто не хочу разговаривать, я просто забыл – как это.
Мисс Вустер заботится обо мне, как о ребенке. Кормит, пытается расчесать мои кудри, укрывает одеялом, хотя я не чувствую ни тепла, ни холода.
Я не иду на похороны Вероники, просто потому что не смогу. Не смогу увидеть ее растерзанное тело и не сойти с ума. Не могу уйти оттуда спокойно, а не попытаться остаться с ней. Не смогу не рехнуться, не смогу, не смогу…
Боль заливает глаза слезами, целует в губы, которые склеиваются и не могут сказать и слова. Я просто лежу целыми днями на кровати, смотря в потолок, и утопая в своей боли. Она сильнее меня.
И однажды я слышу, что мисс Вустер не выдерживает и давится слезами. Она со мной в комнате, но вот она отходит к окну, обнимает себя руками начинает плакать. Я не могу слушать это.
– Пожалуйста… Не плачьте… – я еле выдавливаю из себя эти слова, хотя я молчал целых две недели. Рот кажется чужим, засыпанным песком, я пытаюсь заставить свои губы шевелиться из последних сил.
– Ох, Ричи… – она хочет спрятать слезы, но я все вижу и чувствую. Она подходит ко мне, садится на кровать, берет за руку, – все пройдет… Обещаю тебе… Я с тобой…
– Я… Не… Это… Все… Неправда…
– Я знаю, милый. Я знаю. Мне так жаль. Если бы я только знала, я бы никогда, слышишь? Никогда тебя не отпустила туда. Но я… Надеялась, что ты сможешь начать новую, лучшую жизнь… Прости меня, прости…
День за днем я взращиваю свою боль, лелею ее, ношу с собой, ложусь с ней спать, питаюсь ей и дышу.
Понемногу, кусочек за кусочком, я начинаю оживать, потому что мой организм борется и не хочет дать мне умереть.
Я понемногу начинаю есть сам, а когда засыпаю, бывают часы, когда я не чувствую боли и не вижу снов.
Это самые лучшие часы.
Мисс Вустер дает мне книги, и я начинаю утопать в словах и историях. Один раз я вымолил у мисс Вустер алкоголь. Я хотел напиться и хотя бы на один день забыть обо всем. Она все-таки мне уступила, и я напился, напился как не в себя так, что блевал в туалете всю ночь, а потом мне как будто действительно стало лучше. Нутро жгло, руки тряслись, я пытался ходить по комнате после месячного лежания, хватался за стены, плакал, падал, и снова пытался прийти в себя.
Я так скучал по Веронике, что кричал в голос. Я бросался на стены, крушил все подряд, а мисс Вустер хватала меня, прижимала к себе, и гладила по волосам, пока я бился в истерике в ее объятиях.
И я все-таки выжил.
Спустя полтора месяца я попытался выйти на улицу. Я сидел на кровати, когда мисс Вустер на кухне пыталась погладить мои брюки.
Она что-то напевала, а я смотрел в окно, на холодную осень, и в голове стучали строчки из сообщений Вероники, и я каждый день мысленно просил у нее прощения.
Внезапно пение на кухне оборвалось. Я обернулся на дверь.
Волосы у меня отросли еще больше, они лезли в глаза и еще больше мешали видеть, потому что мисс Вустер не могла подобрать мне очки без примерки. Вдруг я заметил, как она зашла в комнату и нерешительно остановилась в дверях. Я не видел выражение ее лица, но потому как она что-то судорожно сжимала в руках, я понял, что произошло нечто страшное.
Я уже был готов ко всему. Сердце почти не билось.
– Ричи, – каким-то сломанным голосом сказала мисс Вустер, делая робкий шаг ко мне.
– Да?
Я будто заново учился говорить. Каждое слово надрывало горло.
– Я… Кое-что у тебя нашла… В кармане, когда гладила брюки, – она медленно подошла ко мне и протянула небольшую прямоугольную коробочку, – откуда у тебя эти таблетки, милый?
========== E ==========
– Таблетки? Понятия не имею… – произношу я, тупо смотря на коробку.
– Ричи, милый… Послушай… Где ты взял это? Где ты это взял?! – голос мисс Вустер срывается на высокой ноте, – прошу тебя, скажи мне правду… Ты… Принимал их?
– Нет… Нет… Не помню… А… – я беру коробку в руки, – мне дали их в школе. Я упал с лестницы, и врач дала мне обезболивающее… Мисс Вустер… Что с Вами?
– Ричи, поклянись, поклянись мне, что ты не пробовал эти таблетки! – я вижу в ее глазах слезы, она хватает меня за плечи, – поклянись!..
– Я клянусь!.. Но… Что все это значит?
– Ричи, это не просто таблетки. Это наркотики.
Мисс Вустер говорит о том, что видела эти таблетки. Один ученик нашей школы в прошлом году умер от передозировки, и у него были найдены именно эти наркотики. Я не говорю мисс Вустер об умерших детях в пансионате – она так и трясется надо мной так, словно я ее ребенок.
– Возможно, это какая-то ошибка, – говорю я, – ошибка…
– Только попробуй тронуть их, Ричи, – мисс Вустер прижимает ладонь ко рту, – если с тобой что-нибудь случится…
– Со мной больше ничего не случится. Со всем этим покончено раз и навсегда.
Проходит еще время, и раны в моей душе медленно начинают затягиваться. Я по-прежнему живу у мисс Вустер, и возвращаюсь в школу. Среди учителей и начальства ходят разговоры о том, что скоро я отправлюсь в детский дом, а пока мисс Вустер временно может оформить надо мной опеку.
Я не рассказываю ей об умерших детях, но рассказываю ей про Эдди, про свои чувства к нему, про то, как он оболгал меня и почему меня выставили из школы. Она тихо слушает, и только плачет. Я смотрю на ее лицо и думаю: «Почему она так обо мне заботится? Ей ведь немного лет, быть может, около тридцати, она бы легко могла выйти замуж, родить детей, но почему она так возится со мной? Чем я это заслужил?» Чем я вызывал эту странную любовь у женщин – мисс Вустер, Вероника, да даже Глория, в то время как мне… Как мне нужен был всего лишь Эдди.
Я по-прежнему думал о нем. Я вспоминал о нем каждый день, а каждую ночь о нем вспоминала не только моя голова, но и руки, я плакал, но делал это, потому что не мог иначе.
Я все еще переживал за него. Я боялся, что в школе могла произойти еще чья-то смерть, из-за этих таблеток, которые я должен был принимать… Которые были в моем кофе… Я мог умереть, но я остался жив, и все еще думаю об Эдди, который морально уничтожил меня.
Я уже не пытался разобраться в том, кому могла быть выгодна моя смерть в этой дурацкой школе. Я не хотел возвращаться туда даже мыслями, Эдди был прав, мне не стоило лезть туда, куда не надо.
Эдди…
Я хотел одновременно и убить его, и снова оказаться с ним рядом, хотел сделать ему больно и приятно, хотел, чтобы он молил меня о пощаде и одновременно хотел давиться его стонами.
Это было сумасшествие, наваждение. Но мне было всего четырнадцать, и я безумно его любил.
Спустя еще месяц я узнал, что Генри Бауэрса посадили. Ему дали срок и я надеялся, что в тюрьме его убьют раньше, чем он выйдет на свободу.
Мисс Вустер нашла мне работу – устроила в кафе своего брата. После уроков я мыл посуду и полы, стараясь отогнать от себя воспоминания и боль.
Я бросил курить. Потому что так попросила Ви.
Я начал ходить к ней на кладбище. Я подолгу мог сидеть там, один-единственный, и разговаривать с ней. Я втыкал в землю сигареты, которые она так любила. Я выкладывал ими слово «Прости».
Однажды на улице я встретил ее сумасшедшую мать. Она не узнала меня, а когда я спросил, как поживает ее дочь, ответила, что замечательно, только она давно ее не видела. Я почувствовал, как горло сдавил спазм, и, развернувшись от нее, побежал домой.
Я бежал всю дорогу, и ворвался в квартиру, когда мисс Вустер с кем-то разговаривала по телефону. Я услышал лишь обрывки ее слов:
– Да… Да… Да, конечно, мне придется ему сказать об этом. Обещаю, что я сделаю это, только чуть позже. Я не могу обрушить на него еще и это, он только начал приходить в себя… Да, конечно… Я скажу, что скоро у него будет новая семья, обещаю… Да, да… Я скажу ему, мне просто нужно время…
Я прошел в свою комнату незамеченным.
Новая семья. Мисс Вустер, наконец-то, надоело играть в мою мамочку, и она нашла мне новых родителей. Что ж, надеюсь, они будут либо алкашами, либо наркоманами, хотя бы что-то одно, потому что снова два в одном я не выдержу. Я лег на кровать, закрыл глаза. Снова боль. Снова боль по всему телу.
Руки болели после смены на работе, подносы оказались тяжелее, чем я думал.
А мое сердце и боль в нем стали так и вовсе неподъемными.
– Ричи… – в комнату входит мисс Вустер, на ней мягкий свитер, волосы волнами падают на лицо, – ты как? Как ты себя чувствуешь?
– Нормально.
– Хочешь… О чем-нибудь поговорить? – спрашивает она, осторожно присаживаясь ко мне на край кровати. Я вспомнил, как плакал, когда рассказывал ей про Эдди, а она просто гладила меня по спине и говорила: «Ничего… Ничего… Я все понимаю…. Все хорошо…». А сейчас она вот нашла мне новую семью.
– Ты… Выглядишь очень уставшим, – говорит она, – ты не заболел?
– Мисс Вустер… А моя новая семья… – спрашиваю я, кусая губы, – они… Знают, что я…
Это слово никак не может выпрыгнуть из меня, и я кусаю губы.
Мисс Вустер смотрит на меня, округлив глаза за стеклами очков. Я же теперь ношу линзы.
– Семья? Ты… О чем?
– Я слышал, что Вы сейчас… Говорили по телефону… С кем-то, о том, что мне стоит рассказать о моей новой семье. Я понимаю, это давно пора было сделать, я ведь не могу всю жизнь жить у Вас…
Мой голос срывается, я тру глаза пальцами.
– Я только надеюсь, что они… Не будут бить меня. Как мои… Настоящие родители. Пожалуйста, пусть они…
– Ричи, – мисс Вустер берет меня за руку, – ты не понял меня. Посмотри, пожалуйста, сюда, – она поворачивает ладонь, и сначала я не могу понять, куда я должен посмотреть, – Ричи… Я выхожу замуж. За мистера Рэймонса.
– Рэймонса? Учителя физики? – вскрикиваю я, и вспоминаю доброго, милого учителя, который снисходительно относился к тому, что в физике я был просто ноль, и никогда не делал мне замечаний по поводу того, как я был одет или выглядел, – но он же старше Вас…
– Это не важно. И он не такой старый, ему всего сорок три… Он… Он очень хороший человек, Ричи, – говорит мисс Вустер, – и я…
– Что же, – я пытаюсь выдавить из себя улыбку, – тогда Вы приняли правильное решение. Я Вас поздравляю, нет, правда! Я очень рад за Вас. Вы же… Останетесь моей учительницей? Меня же не переведут в другую школу, правда? – я смотрю на мисс Вустер, и тут она выдыхает и начинает смеяться.
– Что? Почему Вы смеетесь?
– Господи, Ричи. Ты не понял меня. Я… Я бы хотела… Чтобы ты стал частью нашей семьи. Если ты, конечно, не про…
Она не успевает договорить, как я бросаюсь ей на шею, и сильно-сильно обнимаю. В нос ударяет запах ее духов, а волосы щекочут щеку.
– Конечно, конечно!.. Я о таком… И мечтать не мог! Спасибо!.. Спасибо… Спасибо…
– Ох, Ричи!..
В ту ночь я снова плакал. Но уже от счастья.
У меня наконец-то будет нормальная семья. Теперь все будет хорошо.
– Ричи, дорогой, тебе звонят.
– Да, мам.
– Господи, как это странно звучит…
– Вообще-то, у меня теперь самая горячая мама во всей школе! Я пойду отвечу?
– Да, конечно.
Я домываю последнюю тарелку и ставлю ее сушиться, вытираю руки полотенцем, и выхожу из кухни, где мисс Вустер проверяет тетради с домашним заданием моих одноклассников.
Их свадьба прошла тихо и скромно, а спустя еще месяц они оформили все документы, и мы переехали к мистеру Рэймонсу. Мои дела с физикой сразу пошли в гору, а еще он стал часто брать меня на футбол и хоккей. Я не мог поверить, что теперь после школы я мог возвращаться домой, к себе домой, где у меня была своя нормальная комната, где меня всегда ждал вкусный обед, новые вещи, а мистер Рэймонс (его звать папой я так пока и не научился), относится ко мне скорее как к своему младшему другу, а не как к приемному ребенку.
Так странно, что они столько лет скрывали свои отношения ото всей школы! И что он так легко принял решение мисс Вустер усыновить меня. Я знаю, что его семья погибла много лет назад – жена и двое детей попали в аварию, а он чудом выжил. А мисс Вустер не могла иметь детей, поэтому идея с усыновлением стала единственной возможной для нее.
Я потерял Веронику, но обрел родителей. У меня были все шансы в будущем хорошо закончить школу и поступить в престижный университет, потому что теперь я не прогуливал уроки, у меня были свои деньги, и, кажется, однажды я видел в кино фильм с мамой Бена…
Эдвард Каспбрак был в моей жизни болезненным воспоминанием, бледным следом на моих пальцах, но ярко выжженным в сердце. Я по-прежнему любил его и ненавидел, желал ему смерти и мастурбировал на него по ночам.
Я не вернулся к Глории, хотя однажды она мне позвонила и предложила начать все заново. Я ни с кем больше не заводил отношения. В моем сердце был только Эдвард, тот Эдвард, который был нежным и трепетным, а не тот, который разбил мою жизнь.
Я беру в руки телефон и вижу незнакомый номер. Возможно, это кто-то с работы, и я перезваниваю. В трубке долго молчат гудки, а потом кто-то произносит:
– Алло? Ричи?
Знакомый голос бьет куда-то под дых. Я опускаюсь на край кровати, потому что ноги меня не держат.
– Ричи? Алло? Ты меня слышишь? – голос тяжело дышит в трубку, но остается спокойным и равнодушным.
– Да…
– Это Стен. Ты должен срочно вернуться в школу. Эдди… – Стен молчит, и я слышу, как он барабанит пальцами по столу, – его больше нет.
========== Y ==========
– Он не приедет, – говорит спокойный русоволосый мальчик с россыпью мелких кудряшек, – это бесполезно.
– Звони.
Мальчик вздыхает почти бесшумно, у него лишь чуть-чуть подрагивает кончик носа. Он слушает и слушает гудки, слушает и слушает… На том конце провода никто не берет трубку.
– Я же сказал. Он даже не ответит.
– Подожди.
Мальчик продолжает стоять посреди кабинета, с зажатым телефоном в руке. Его оппонент медленно затягивается тонкой дорогой сигарой и не сводит глаз с мальчика.
– Он не приедет. Даже если… Если я дозвонюсь, он просто пошлет меня ко всем чертям. И правильно сделает.
– Стенли, успокойся. Спокойно. Умей ждать.
Стен начинает щелкать пальцами, единственное, что он позволяет себе в моменты волнений. Ни одна мышца на его лице не дрогнет, пока он здесь.
– Он звонит тебе, – произносит голос и делает еще одну затяжку.
Стен поднимает трубку:
– Алло, Ричи?.. Ричи? Алло? Ты меня слышишь?
Мальчик прижимает трубку как можно ближе к уху, потому что с трудом может разобрать, что ему отвечают. Он слышит только тяжелое дыхание и звук, будто упало что-то тяжелое. Вероятно, Ричи осел на кровать. Ричи, Ричи, говори…
– Да…
Стен смотрит на своего собеседника и ловит слегка одобряющую улыбку тонкими губами. Клубы дыма плавно плывут Стену в лицо.
– Это Стен. Ты должен срочно вернуться в школу. Эдди… – Стен медленно, чтобы унять нервную дрожь, пару раз касается костяшками пальцев отполированной глади стола, – его больше нет.
Какое-то время Стен молчит, слушает тишину в трубке и тяжелое дыхание бывшего одноклассника.
– Почему… Как… Что… – Стен нервно сглатывает, услышав, как изменился голос Ричи. У него у самого слова еле проходят через рот, горло саднит, как при ангине, но Стен берет себя в руки.
– Ричи, он… Пропал. Его нет в школе уже две недели, никто не знает, где он… Я… Вдруг подумал, а что если… Ты знаешь, где он… И… Понимаю, что нет… Пожалуйста, возвращайся, Ричи… Они забрали заявление, Эдди во всем признался…
– В чем – признался?
Голос Ричи звучит как из-под земли, Стен поймал себя на мысли, что будто разговаривает… С мертвецом.
– Что никакого изнасилования не было, – Стен начинает говорить чуть быстрее, ослабляет узел на галстуке. Глаза следят за ним, – Ричи, пожалуйста… Я думаю, что в школе снова это началось, раз он… Раз он пропал.
– Но он жив?
– Я не знаю.
Стен нервно стучит костяшкой пальца по столу, сердце почти выпрыгивает из худой грудной клетки.
– Я не смогу вернуться.
– Сможешь. Мистер Денбро… И мистер Каспбрак… Готовы принести тебе свои извинения за ложные обвинения. Прошу тебя, возвращайся. Нам без тебя не справиться, – шепчет Стен, – здесь небе… Ай!
Властная рука, с усеянными пальцами кольцами, вырывает телефон из рук мальчика и нажимает отбой. Стен мысленно чертыхается.
– Стенли, мать твою, ты что, не можешь запомнить пару фраз, которые ты должен сказать? Отсебятины мне не надо. Что он сказал?
– Что не сможет вернуться.
– Он вернется. Вот увидишь. Ты позвонишь ему еще раз, ты меня понял? – женщина снова выпустила дым изо рта, отошла от Стена к окну, – он должен приехать, ты меня понял?
– И тогда ты мне скажешь, где Эдди?..
– Милый мой мальчик, если бы я знала, где пропадает твой ненормальный дружок, я бы тебе сказала, – она докуривает сигарету, оборачивается на Стена, – но никто из нас не знает, повторяю тебе еще раз.
– Но он не мог просто так пропасть, – говорит Стен, сжимая кулаки.
– Стенли, ты забываешься. С твоим другом происходят странные вещи. Сначала он ложно обвиняет своего одноклассника – подумать только! – в изнасиловании, а потом таинственно пропадает. Я думаю, ему надо немного подлечить голову.
– Мам… – произносит Стенли, делая робкий шаг к женщине, но она вскидывает руку.
– Что я тебе говорила, Стенли? Здесь я не мама, а миссис Урис.
– Простите.
– Послушай, сын… – миссис Урис меняет голос на более мягкий, крутит в пальцах до краев заполненную пепельницу, – я понятия не имею, где Эдди. Вся школа поставлена на уши, чтобы его найти. Мистер Каспбрак места себе не находит. Именно поэтому мы решили, что Ричи может это знать. Они ведь были… Так близки.
Стен поджимает губы, чтобы не закричать в голос.
– После того, что Ричи здесь пережил… Он сюда не вернется. Особенно из-за Эдди.
– Именно из-за Эдди он сюда и вернется.
– Мам…
– Ну, что еще?
– Мне страшно, – произносит Стен, пряча руки в карманы, – что здесь происходит?..
– Не задавай глупых вопросов, Стенли, – миссис Урис поправляет и без того идеально уложенные волосы, – в школе настали темные времена, но обещаю: скоро все образуется.
– С Ричи… Ничего не случится, если он вернется сюда? – Стен чувствует, как глаза начинают жечь слезы. Нельзя. Не перед ней.
– Конечно, милый. Здесь все дети в безопасности. Ну, а теперь иди, у тебя скоро занятия, а Билл явно тебя заждался. Как только Ричи перезвонит – дай мне знать. Я свяжусь с мистером Денбро, чтобы он дал распоряжение подготовить комнату Ричи к его возвращению.
– Хорошо.
Стен выходит из кабинета. Миссис Урис достает бутылку дорогого виски, наливает себе на два пальца в стакан, медленно пьет. В ее голове крутятся мысли. Он должен вернуться, должен….
– Стелла? – миссис Урис поднимает голову и видит, что на пороге кабинета стоит мистер Каспбрак, – как успехи?
– Мой сын – кретин. По-моему, только у Денбро сын получился нормальный, который не лезет куда его не просят и не задает тупых вопросов.
– Просто он умеет его воспитывать, – Джерри улыбается.
– Просто он его не избивает, – миссис Урис по столу пододвигает стакан Каспбраку и указывает на бутылку.
– Я называю это «показательным воспитанием». Ну, что известно по Тозиеру? Думаешь, этот мальчишка вернется?
– Надеюсь. Если верить словам Хэнскома… Он сильно влюбился в твоего сына. Конечно, прошло немало времени…
Мистер Каспбрак передернул плечами на словах «влюбился в твоего сына». Миссис Урис снова отпила виски. Мистер Каспбрак только собирался что-то ответить, как у миссис Урис зазвонил телефон.
– Странно, это Денбро… Да? Что ты сказал? Вот черт… Это все осложняет… Ладно, мы что-нибудь решим. Да, хорошо. Да. Я поняла.
– Что-то случилось? – Джерри тоже отпивает виски.
– Мы опять просчитались, твою мать!
Стелла вскакивает из-за стола, хватает с него фигурку и бросает в дверь. Джерри цокает языком. Фигурка разбивается на мелкие осколки. Эта женщина даст фору любому мужику, несмотря на свою хрупкость и женственность.
– Денбро сказал, что Тозиера успели усыновить! Черт! Черт! Черт!
– Что?! Кому он оказался нужен?
– Кажется, эта та училка, которая его забирала… Случай со вторым Коркораном мы не потянем. Точнее, вы не потянете. Мы просчитались во второй раз, но мы не можем больше так рисковать, – миссис Урис начинает кусать губы, темно-бордовая помада пачкает ей зубы, словно запекшаяся кровь, – Джерри, что нам теперь делать?..
– Стелла, мы со всем справимся. Ну, же, иди сюда.
Перед мистером Каспбраком устоять не может ни одна женщина, и Стелла Урис – какой бы сильной и властной она ни была – не исключение. Она присаживается на колени к мистеру Каспбраку и позволяет его губам исследовать ее шею.
– В любом случае, Джерри… – говорит миссис Урис, закрывая глаза, – если Тозиер не вернется…
– Я поговорю с Эдди еще раз, и если он снова ничего не поймет…– мистер Каспбрак целует женщину, которая для него – все в жизни, и как обычно, преисполняется жгучей ненавистью к ее мужу, который может только молиться в церкви… В то время как они грешат…
– Тозиер нужен нам. Причем срочно. И в самом крайнем случае, мы сможем… – миссис Урис не договаривает предложение, потому что Джерри понимает ее с полуслова.
– … сможем одним выстрелом убить двух зайцев.
========== O ==========
POV Эдди Каспбрак.
Skillet – Whispers in the Dark
Я открываю глаза и пытаюсь понять, что произошло. Перед глазами все плывет, я медленно сажусь на кровати и оглядываюсь вокруг себя. Незнакомая обстановка комнаты меня пугает, но все комнаты пансионата выглядят плюс-минус одинаково. Я прикладываю руки к голове, она гудит. Смотрю на запястья – они все в синяках.
Что произошло?
«Я не буду помогать тебе больше, пап, не буду!»
«Это слишком! Почему ты не сказал мне правду?!»
«Майк Хенлон не покончил с собой, его убили!..»
«Я все сделаю, чтобы Ричи никогда сюда не вернулся!»
Ричи…
Ричи…
Ричи.
Сердце пропускает через себя разряд тока, голова начинает болеть еще сильнее, меня тошнит. Я медленно сползаю с кровати, пытаюсь найти хоть что-нибудь, куда меня может стошнить. Я подхожу к окну, но оно заклеено, и я даже не могу выглянуть во двор, и понять, в каком крыльце школы я нахожусь.
Что произошло? Я ничего не помню…
«Посиди пока здесь, пока твои мозги не встанут на место, Эдвард! Еще раз сорвешь мне план – и я выкину тебя из окна! Как гребанного Майка Хенлона!»
Я закрываю лицо руками, и воспоминания прошлых месяцев накрывают с головой.
Я все сделал, чтобы он не вернулся сюда никогда. Я разбил его сердце, но это было лучше, чем оставить его здесь и смотреть на то, как он умрет.
Бен и Билл нашли контракт на поставку нового сорта наркотиков, которые в скором времени должны были быть протестированы на новеньком мальчике… О котором никто и никогда бы не стал переживать…
Кроме меня.
Я смотрю на свои руки, все в синяках, и не могу поверить, что я сделал это.
Нас всех разделили. Я знаю только то, что Стена забрала мать, и он живет теперь в женском пансионате, в отдельной комнате, а учителя приходят к нему на частные занятия.
Он иногда видится с Биллом, но не со мной.
Я знал, что здесь происходит. Догадывался, что мой отец причастен к смертям учеников, и когда я понял, что Ричи должен был умереть вместо Эда, и только роковая случайность спасла его от этой участи, я понял, что мне ничего не оставалось, как только вынужденным предательством и болью заставить его уехать отсюда. Я убил его морально, но иначе бы он стал тем подопытным кроликом, которого потом причислили бы к таким же несчастным случаям, как Доэрти или самоубийцам, как Майк Хенлон.
Я соврал отцу. Потому что в тот момент, когда Ричи единственный пожалел меня после избиения, я понял, что я перед ним в долгу, и не смогу допустить его смерти.
Потому что я влюбился. По-настоящему.
Я соврал Ричи, я убил его, но он все равно остался жив, и я надеюсь, он никогда сюда не вернется.
Когда отец узнал, что он якобы со мной сделал, он избил меня и сломал руку, но это было меньшее, что я готов был вынести, лишь бы предотвратить еще одну смерть. За обвинение в изнасиловании Ричи должны были отчислить. И он бы никогда не смог сюда вернуться, и был бы в безопасности.
Я соврал про других парней. Ричи был первый. Во всем. Я не делал ничего хорошего в своей жизни, и Ричи – мой любимый Ричи – был моим шансом на исправление.
А потом что-то произошло.
– Неужели какой-то нищий парень тебе дороже дела твоего отца?! Я ненавижу, что ты мой сын! Ты ничто и никто без меня!
Удар, удар, удар.
И вот я здесь, не знаю, уже сколько. Я не знаю, что происходит за стенами комнаты. Я бросался на дверь, чтобы отец меня выпустил.
– Если бы ты не сорвал мне план своими мерзкими чувствами, все бы уже давным-давно закончилось! Но ничего, я верну этого мальчишку и без твоей помощи. Благо, твои друзья поумнее будут.
– Нет! Нет! Ричи никогда сюда не вернется! Он меня ненавидит!
Он не вернется… Как бы я ни хотел все эти дни увидеть его и прикоснуться к нему, он не должен вернуться сюда… Не должен… Я не знал, что было со Стеном и Биллом, и насколько глубоко они тоже погрязли во всем этом…
Я даже уже не знаю, что происходит со мной. Вечно болит голова и хочется спать… Я сплю целыми днями, думаю о Ричи, и надеюсь, что он забыл обо мне, разлюбил, если хоть что-то и когда-то чувствовал ко мне, так будет лучше, так будет лучше…
Моя боль стала привычной. Вырвать Ричи из сердца – слишком больно, но зная, что он жив, я мог справиться, мог выжить, вытерпеть это, зная, что я разбил ему сердце, спасая его жизнь.
Я мысленно просил у него прощения каждый день, надеясь, что он пережил это легче, чем я.
Я не посещал уроки все это время, я находился в больнице, якобы лечившей моральную травму после изнасилования, а на самом деле – моральную травму после расставания с Ричи, которая была намного больнее, чем любые «разговоры» моего отца. К этому я уже давно привык – к физической боли, и не мог даже предположить, что морально может быть больно так, будто ты заживо горишь в огне, и не можешь дышать, не можешь дышать…
У меня снова приступ. Я ложусь на кровать, сворачиваюсь в клубок, подтянув коленки к груди. Сил к жизни давала только мысль о том, что Ричи жив, и возможно, когда-нибудь, когда все это закончится, когда все это прекратится, мы сможем с ним встретиться, если он, конечно… Если он, конечно, еще вспомнит мое имя и не женится на своей подружке, которая написала ему письмо о любви…
Не знаю, писала ли она ему каждый день о своих чувствах, но моя ревность захлестнула меня с головой. Я не мог допустить, что Ричи может кто-то любить еще, что кто-то может знать его лучше, чем я. Пусть она знает его много лет, и знает, какой у него любимый цвет и любимая группа, но я! Только я знал, как дрожат у него ресницы, когда он меня целует, только я знал, как его руки скользят по моим, только я знал, как его пальцы прячутся в моих волосах, когда он смотрит на меня сверху вниз, направляя меня, уча, любя…
Слезы текут по лицу, оно тоже все разбито, потому что в последний раз я попытался дать сдачи отцу, и получил в два раза больше. Он протащил меня по ковру в эту комнату за воротник рубашки, а потом бросил лицом об пол.
Лишь бы Ричи был жив и никогда этого не увидел.
Возможно, не надо было удалять эти сообщения, и он бы вернулся к ней и был счастлив с ней… Может, она бы смогла вылечить его сердце и мертвые глаза, которыми он смотрел на меня, униженный, когда выйдя из кабинета директора, услышал все то, что я сказал ему.
Меня после этого стошнило. Этой гнилой ложью, которая текла и текла из меня…
Я не знал, как спасти Ричи. Но я все равно это сделал, пусть и почти ценой своей жизни.
И вдруг я слышу, что в скважине поворачивается ключ. Я оборачиваюсь на дверь. Заходит мой отец. Я инстинктивно сжимаюсь в комок. Нет, нет, нет…
– Можешь радоваться, сын. Твой дружок возвращается, и я даю тебе последний шанс: если ты еще раз сорвешь мне план, ты закончишь так же, как все остальные. Я тебя предупреждал, Эдвард.
– Нет! Нет! Папа! Не трогай его, папа! Пожалуйста! – я бросаюсь на него, но он дает мне звонкую пощечину, и я вскрикиваю.
– Ты жалок, Эдвард. Мне стыдно, что ты мой сын. Какой-то мальчишка тебе дороже!..
– Пап, пожалуйста… Пожалуйста… – я глотаю слезы, но уже не могу сдерживаться, – только не он, пап…
– Хватит, Эдвард. Вытри сопли. На кого ты стал похож?! Раньше ты слушался намного лучше…
– Пап, прошу тебя… – слезы выжигают кожу на щеках, она горит от удара.
– Я знаю, что это ты все подстроил, чтобы он уехал. Захотел поиграть в благородного рыцаря? Что ж, меня это тронуло. Так тронуло, что за это теперь расплачиваются твои друзья.
– Стен… Билл… Пап, они же… – шепчу я, и вижу, что отец улыбается.
– Пока с ними все нормально. И будет, если ты не станешь лезть не в свое дело и играть в супермена. Будешь сидеть ровно – я выпущу тебя, и с твоими друзьями тоже все будет хорошо.
– Но Ричи…
– Заткнись! – отец снова замахивается, я инстинктивно закрываю лицо руками, но он не ударяет меня, а начинает смеяться.
– Господи, Эдвард. И это ты-то решил показать свою смелость? Не был бы ты моим сыном, я бы тебя придушил собственными руками, чтобы ты не пытался узнать больше, чем твой скудный мозг может вместить. Зато что-то другое ты в себя вместить сумел. Мне противно от тебя, – отец разворачивается и уходит, – и только попробуй в этот раз спутать мне карты, щенок, я тебя уничтожу.
– Пап! Пап! Открой дверь! Пап! Только не Ричи!
Я отчаянно ломаю кулаки об дверь, но я знаю, какие здесь толстые стены и двери, призванные на то, чтобы заглушить любые крики боли и страха.
– Пап, пожалуйста… – я опускаюсь на пол. Голова снова кружится, сердце стучит кусками, отрывками, готовое меня убить, – только не Ричи…
========== U ==========
JoshGroban – MyConfession
***
You are the air that I breathe.
Ты – воздух, которым я дышу.
***
Я закрываю глаза и снова без сил опускаюсь на пол. Пожалуйста, пусть с ним будет все хорошо, пусть с ним все будет хорошо, пусть с ним все будет хорошо…
Я зажмуриваю глаза так сильно, что перед ними начинают плыть желтые и черные точки, а слезы уже склеивают ресницы.
Умоляю, пусть с ним все будет хорошо.
Я не могу снова чувствовать эту тупую боль, которая разъедает меня, сжигает, заставляет чувствовать таким маленьким и ничтожным, что я хочу кричать, но знаю, что никто – он – меня не услышит.
Я состою из боли, она пропитала все мои внутренности, поселилась там как червь, или как ребенок, который с каждым днем все растет и растет, и требует больше моих сил, внимания, которого я уже просто не могу дать…
Я слабее этой боли, но с ней я теперь чувствую себя сильным; боль дает мне силы, хотя изнутри ломает меня, подтачивает как сгнившее дерево, а я бьюсь руками об стены, пытаясь их сломать и увидеть его…
Как же я хочу увидеть тебя. Увидеть, поговорить, ощутить тепло твоей кожи. Коснуться пальцами твоих веснушек – удивительно, они есть у нас обоих, но твои намного красивее, они словно золотая пыль, нечаянно притаившаяся на твоих щеках, которую мне так хочется сдуть, лишь бы просто прикоснуться губами к твоему лицу…
