Текст книги "Хороший мальчик (СИ)"
Автор книги: ChristinaWooster
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 12 страниц)
Не могу.
Не могу.
Не могу.
Не могу оставаться здесь.
Здесь все дышит гнилью, разрухой и тленом. Этот водоворот затягивает и меня, но я не хочу, каждую ночь я кричу от кошмаров, а потом приходит отец и бьет меня, бьет меня, бьет меня, называет самыми последними словами, будто это я сам, по доброй воле, выбрал себе такую жизнь. Однажды он сломал мне пальцы, аргументируя это тем, что так я больше не смогу воровать, а однажды, услышав какие-то слухи, будто бы я занимаюсь сексом с парнями, избил меня до полусмерти на лестничной площадке, а мать в это время была в наркотическом угаре.
Я никогда не спал с парнями.
Я прохожу в свою комнату, или то, что можно так назвать. Из всей обстановки – продавленный матрас, стул, на который я складываю свои вещи, и небольшой стол, который я притащил с помойки, чтобы делать за ним уроки. Бумагу, тетрадки и ручки мне дает мисс Вустер – многие ученики оставляют в школе свои вещи, и мисс Вустер отдает их мне. В библиотеке она берет мне учебники и книжки.
На полу – стопка книг, которые я украл из книжных магазинов за последние пару лет, черная тетрадь в толстой обложке – подарок мисс Вустер на день рождения, и серебряное кольцо, которое как-то украла Вероника у одного из своих клиентов и подарила мне.
В принципе, вот и все мое барахло.
Я думаю отнести родителям еды – то, что я купил, но они так напились, что даже не замечают моего прихода.
Я варю себе сосиски в треснутой кастрюле, жую их вместе с хлебом, выпиваю половину молока, а все остальное убираю. Если повезет, это останется мне на завтрак.
Я возвращаюсь в свою комнату, ложусь на матрас. Под пиджаком что-то хрустит. Буклет пансионата.
Разбитое лицо болит, я трогаю языком корку на губе.
Я начинаю листать страницы, и засыпаю от холода и усталости.
Во сне мне снятся мальчики, вылепленные как на конвейере – они все одинаковые, и все мне улыбаются полоской белых зубов.
***
Где-то на другом конце страны, в частном особняке, обнесенном железным забором с остроконечными шпилями, молодой мужчина в твидовом костюме-тройке от именитого дизайнера, восседает за дубовым столом в окружении хрусталя (хрустальными в этой комнате были даже подсвечники), и перебирает бумаги. Он высок, лет сорока, с хорошо сохранившейся фигурой, а его черные густые волосы еще даже не начали седеть. Мужчина быстро прочитывает бумаги, когда в кабинете раздается телефонный звонок.
– Мистер Каспбрак слушает. А, Кевин, это ты! Здравствуй, дорогой! Да, я получил твое письмо. Что? Да-да… Ну, я поздравляю, теперь мы заявим о себе еще и как школа, которая оказывает материальную помощь сиротам, ха-ха! Ты уже выслал ей денег? Хорошо. Да, я читал его эссе. Впечатляет, впечатляет… Что ж, значит, в этом году мы будем меньше платить налогов. Да, хорошо. Конечно, Кев, я обязательно скажу ему. До встречи!
Мужчина отложил мобильный телефон, и снова уставился в бумаги. Так, оплату за этого ученика можно погасить…
Он потер переносицу, потом нажал кнопку на переговорном устройстве.
– Мидж, будь добра, позови мне Эдварда.
– Да, мистер Каспбрак.
Пока жены не было дома (сегодня среда, а значит, у нее поход в спа-салон, на маникюр, и в спортзал, а после – пробежка по магазинам за очередным флакончиком духов от Тиффани с миссис Денбро), а значит, после обеда можно будет позвать в кабинет Мидж для быстрой перезарядки.
Мистер Каспбрак откинулся на спинку викторианского кресла, налил себе в стакан виски и залпом осушил. Как только жидкость обожгла горло, в дверь постучали.
– Отец?
В кабинет заглянул мальчик, того возраста, когда юноша еще не вступил на путь развития в мужчину, но и мальчиком его назвать уже сложно. Это был прелестной красоты юноша – лет тринадцати-четырнадцати, невысокий, но который явно должен был вытянуться в ближайшие два года. С невероятной прямой осанкой, с такими же густыми и черными волосами, как у отца, идеально уложенными и причесанными на один бок. Большие карие глаза смотрят внимательно и сосредоточенно, губы сердечком, на лице и шее – россыпь родинок и веснушек. Голос его только начинает ломаться, поэтому мальчик предпочитает говорить тише. На нем белая рубашка со стоячим воротником, синие брюки, теннисные туфли. Мальчик прикрывает за собой дверь и пожимает руку отцу.
– Доброе утро, отец! Ты меня звал?
Говоря, он слегка склоняет голову на бок, никогда не перебивает старших, читает Бальзака и Гюго в оригинале, изучает латынь и греческий язык в свободное время.
Это был Эдвард Дилан Мэтью Каспбрак – единственный сын Джереми и Вайоны Каспбрак, проживающих вместе в законном браке уже шестнадцать лет.
– Да, сын, садись, – мистер Каспбрак указывает сыну на стул, тот садится с прямой спиной, сложив руки на коленях, – ну, ты готов к новому учебному году?
– Да, отец. Шон помог собрать мне вещи. Получилось четыре чемодана, но я взял только самое необходимое.
– Хорошо, в этот раз тебя отвезет Линтон.
– Но, отец…В том году…
– Прости, сын, но Патрик не сможет в этот раз доставить тебя в школу на самолете, ты же знаешь, он в больнице. Ты поедешь с Линтоном.
Мальчик пождал губы. Карие темные глаза вспыхнули досадой, но он промолчал.
«Весь в меня. Хочет только самого лучшего», – подумал мистер Каспбрак, и налил себе еще виски, – кстати, у меня для тебя новость. Звонил мистер Денбро.
– Папа Билла? Жду не дождусь, когда увижу всех своих друзей!
– Да, папа Билла, – мистер Каспбрак слегка улыбнулся, – в вашем классе теперь будет учиться новенький мальчик.
– Новенький? – Эдвард приподнял широкие брови, – звучит интересно. И откуда он?
– Из… какого-то маленького городка на юге страны. Он выиграл грант на бесплатное обучение, помнишь, я тебе рассказывал?
– А, – Эдвард складывает руки на груди, – нищий.
– Ну, не все, кто не имеет частного самолета – нищие, Эдвард, – поправляет Джереми сына, но в душе он с ним согласен, – пожалуйста, передай Биллу и Стенли, чтобы они были… Помягче с ним. Мистер Денбро, как директор, очень в нем заинтересован. Пока что. Ну, и плюс, мне бы не хотелось, чтобы повторилась история с тем парнем.
– Хорошо, отец, – мальчик поднимается, отряхивает невидимые пылинки с белоснежной рубашки, – я могу идти? Мне надо принять лекарства, а потом у меня урок музыки.
– Да, конечно. И попроси никого из слуг меня не беспокоить ближайшие… – Джереми Каспбрак смотрит на часы, – часа полтора. Мы с Мидж будем заполнять документы.
– Хорошо, отец.
– И лучше не говори об этом своей матери. И да, Эдди, – мальчик останавливается в дверях, когда отец зовет его уменьшительным именем, – я открыл счет на твое имя, пока там небольшая сумма – двести тысяч, но думаю, на первую неделю учебы тебе хватит. Ты меня понял?
– Да, отец. Спасибо, отец.
– Вот и славно. Мистер Уилкинсон собрал всю твою необходимую аптечку. Не забудь ее, пожалуйста.
– Конечно, отец.
Выходя из кабинета отца, Эдди пождал губы и мысленно выругался всеми грязными словами, какие только знал.
– Сукин сын, – прошептал он себе под нос, прекрасно понимая, что отец за толщиной дубовой двери не сможет его услышать. Эдди боялся своего отца, как огня. Взгляд у него был тяжелый, рука – еще тяжелее. Спускаясь по лестнице в холл, он увидел Мидж – секретаршу отца, глупую блондинку, накаченную воздухом, как силиконовая кукла. Ей было не больше восемнадцати лет, ей бы встречаться с самим Эдди, а не с его стариком-отцом!
Мальчик покачал головой, прошел два холла с гостевыми комнатами, конференц-залом и оркестровым залом, и зашел к себе в комнату. Сев на кровать, он взял ноутбук, открыл переписку с двумя лучшими друзьями и быстро напечатал:
«У нас в классе новенький. Будет чем заняться в первые недели учебы. Главное, не повторить историю с М.Х. Жду не дождусь встречи с вами».
========== V ==========
– Значит, ты уезжаешь?
Мы сидим с Вероникой на стройке, пьем пиво и смотрим, как с деревьев опадает листва.
С утра я проснулся от криков отца, который ввалился в мою комнату, и, увидев, что я сплю в костюме, стал меня будить, а заметив у меня буклет пансионата, дал мне такую пощечину, сопроводив ее словами: «Школа для вшивых мажоров тебе не поможет!». И если до этой минуты у меня еще были какие-то сомнения, то они тут же отпали. Скула болела до сих пор.
– У меня нет другого выхода, – я пожимаю плечами, – может, из этого действительно что-то выйдет.
– Да, тебе правда надо валить отсюда, – грустно произносит Вероника, не глядя на меня.
Не скажу, что она обрадовалась моей новости – ближе меня у нее никого нет.
– Ви, послушай… Давай уедем вместе. Мне перечислили деньги, там сумма – я такую в руках никогда не держал. Снимем тебе комнату, попробуем найти работу… Мы же никогда не расставались, – говорю я, но Вероника качает головой.
– Нет, Ричи. Я не смогу. Может быть… Чуть позже. Когда накоплю сама денег… Я у тебя и цента не возьму.
– Ви, – я кладу подруге руку на плечо, и она отворачивается, прячет лицо за волосами, – Господи, Ви, ты что, плачешь?
– Пиво слишком дрянное, – откашливается Ви, и я замечаю, как в последнее время она сдала. Бледная с синими венами кожа, темные круги под глазами… Я тянусь подруге, пытаюсь обнять ее, но она отстраняется и шмыгает носом.
– Не надо, Рич. Пусть хоть кто-нибудь из нас выберется из этой помойки, и может быть… Вчера мне позвонил Бауэрс, – Вероника отставила бутылку и начала разглядывать свои руки, – предложил переехать к нему. Он будет платить мне в два раза больше, если я не буду спать ни с кем, кроме него. Я согласилась.
– Ох…
Я не могу смотреть на нее без слез. За что она заслужила такое, ну за что?!
– Я вернусь за тобой, – говорю я твердо, – правда, вернусь, Вероника. На зимних каникулах. Обещаю. Я сделаю все, чтобы не вылететь из этой сраной школы, буду получать стипендию, и вернусь за тобой. Я перевезу тебя к себе, там наверняка есть пансионаты и для девчонок… Только продержись до зимы, пожалуйста, – говорю я.
Вероника поворачивается ко мне. Ее бескровные губы слегка трогает улыбка. Она наклоняется ко мне и дотрагивается ладонью моей разбитой скулы.
Я дергаюсь от ее прикосновения, пожалуй, слишком резко. Никто и никогда не трогал меня с такой нежностью.
– Ви…
Она смущается, убирает руку.
– Давай поговорим об этом зимой. У меня, кстати, кое-что есть для тебя.
Вероника подтаскивает к себе сумку, начинает в ней рыться. Я смотрю за ее худенькими руками, тонкими пальцами с облезлыми ногтями. Она убирает упавшие на лицо черные волосы. Копошится дальше.
– Вот. Это тебе.
Она протягивает мне пачку сигарет. Я присвистываю.
– Вероника, с ума сойти! Это же… Они же стоят целое состояние! Их курят только мажоры!
– Ну, ты теперь и есть мажор, – смеется Вероника, и у меня теплеет на сердце от ее улыбки, – когда станет совсем тоскливо в этой школе, будешь курить их и думать обо мне.
– Я всегда буду думать о тебе! – я со всей силы обнимаю Веронику, – спасибо, спасибо, спасибо.
– Послушай, Ричи… Я хотела тебе сказать…
– Вау, ты только посмотри на эту пачку! Их же курить жалко будет! – я продолжаю рассматривать подарок, не обращая внимания на Веронику, – с ума сойти, сколько ты на них копила?!
– Рич, я… Тебя…
– Погоди, – у меня звонит телефон, это мисс Вустер, – черт, Ви, – я поднимаю глаза на подругу, – это мисс Вустер, я должен бежать в школу. Мы поедем покупать мне новую одежду. Поедешь с нами?
– Нет, – Вероника убирает волосы за ухо, – у меня дела… Может, еще успеем увидеться вечером…
– Да, да, конечно! – я вскакиваю на ноги, убираю пачку сигарет в карман – ты что-то хотела мне сказать?
– Я? – Вероника смотрит на меня большими глазами, продолжая сидеть на камнях, – нет, нет… Береги себя, Ричи.
– Обязательно. Я вернусь за тобой, обещаю. Ты мне веришь? – я подаю руку Веронике, помогая ей встать, снова обнимаю ее и смачно целую в щеку.
– – Верю, – отвечает Ви, но она не смотрит мне в глаза. Она так сильно меня обнимает, что я даже пошатываюсь.
Отстраняя от ее лица свои губы, я не могу понять, почему ее щеки в слезах.
***
Следующие два часа мы проводим с мисс Вустер в торговом центре. Денег, перечисленных директором, мистером Денбро, хватает на то, чтобы накупить мне целую груду всего. Я думал, я не умею радоваться покупкам, но как же я ошибался! Мисс Вустер помогает выбрать мне джинсы, две рубашки (одну белую, другую черную), тонкий черный галстук, два свитера, зимнюю куртку, кроссовки и официальные ботинки, пару футболок с принтами. Нижнее белье я выбираю сам, не хватало только доверить это дело учительнице. По мелочи она прикупает мне флакон духов, бритву и пену для бритья, небольшую сумку.
Она покупает мне кофе и поесть в кафе (на свои деньги, как бы я ни отпирался), а затем мы отправляемся в оптику, и битый час выбираем мне очки.
Как только я примерил одни, у меня сразу закружилась голова, а перед глазами все поплыло. Я так привык к плохому зрению, нечетким фигурам, что видеть мир таким, какой он есть, не щуря глаза, становится мне непривычным. Путем примерок, мы выясняем, что у меня минус четыре, поэтому немудрено, что я не вижу номер автобуса, пока он не подъедет к самому моему носу. Мисс Вустер выбирает мне широкие квадратные очки в черной оправе, и в новой одежде, в очках, я выгляжу так, что меня можно смело помещать на обложку этого буклета. Я поправляю очки средним пальцем – кажется, у меня появилась новая привычка.
Мисс Вустер оглядывает меня с головы до ног, одобрительно кивает.
– Когда мне надо уезжать? – спрашиваю я, волоча за собой пакеты. Мисс Вустер просматривает сообщения на телефоне, прикрывая экран рукой от солнца.
– Мистер Денбро будет ждать тебя в пятницу.
– То есть завтра.
– То есть завтра.
– Мисс Вустер… А если… А если я… – мой голос срывается на этом вопросе, – если я не смогу там учиться? Вдруг… Окажусь недостаточно хорош для этой школы?
– Не говори ерунды, Ричи, – мисс Вустер треплет меня по плечу, – уверена, они там и половины не знают того, чего знаешь ты. Просто верь в себя, как я в тебя верю. И звони мне в любую свободную минуту. Ты меня понял?
– Да. Могу я попросить Вас об одной вещи? – я откидываю волосы со лба. Не помню, когда я последний раз стригся. Волосы у меня длинные, черные, кудрявые. С такой прической только на сцене с гитарой прыгать, а не ехать учиться в пансионат для чистюль, – позаботьтесь, пожалуйста, о Веронике. Я боюсь ее оставлять тут одну. Я вернусь зимой на каникулы и заберу ее с собой. Но пока… Вы можете присмотреть за ней?
Мисс Вустер хлопает огромными синими глазами. По верхнему веку нарисована тонкая стрелка, отчего глаз кажется почти кошачьим. Есть в ней что-то от кошки… Мягкость, плавность… Она постукивает ножкой, обутой в лодочки на каблуках по мостовой, и я вспоминаю, как в одном магазине нас приняли за брата и сестру. Почему она не может быть моей сестрой или приемной матерью?..
– У тебя очень доброе сердце, – говорит мисс Вустер, – да, конечно, я о ней позабочусь.
– Обещаете? – я чувствую, что мир за стеклами очков начинает расплываться.
– Обещаю, Ричи.
Она обнимает меня прямо на улице. Ее волосы мягко щекочут мне лицо, я вдыхаю запах ее духов.
Я будто расстаюсь с родным домом.
***
С Глорией я не прощаюсь. Несмотря на всю ее доброту, не хочу, чтобы напоследок она снова меня использовала. Я пишу ей записку, и, дождавшись, когда она выйдет в магазин, бросаю ей в почтовый ящик.
Хватит с меня этих связей.
Родителям я ничего не говорю. Покупки оставляю дома у мисс Вустер – она обещает отвезти в пятницу меня на вокзал. Когда я возвращаюсь домой, матери нет, а отец сидит на кухне и пьет.
Некоторым людям категорически запрещено заводить детей. Я даже не помню, когда они последний раз были в нормальном состоянии.
Я прощаюсь взглядом со своей комнатой. Забираю кое-какие мелочи, которые могут пригодиться. Выходя, встречаюсь с отцом глазами.
«Если думаешь, что эта школа поможет тебе чего-то достичь, ты крупно ошибаешься! Там учатся одни педики и сраные мажоры! Ты станешь таким же, и только попробуй вернуться домой! Я из тебя сразу все дерьмо выбью!»
При взгляде на отца скула начинает болеть. Мисс Вустер не задавала лишних вопросов, когда увидела ссадину, просто обработала мне синяк и наклеила пластырь. Она никогда не задает лишних вопросов. Знает, что все равно я ничего не скажу ей.
***
Как и обещала, мисс Вустер отвозит меня с утра в пятницу на вокзал. С нами Вероника. Она очень бледная, и, кажется, стремительно теряет в весе. Всю дорогу до вокзала я держу ее руку в своей.
На мне новый костюм, ботинки, галстук. Я наконец нормально побрился (а не каким-то ржавым лезвием), волосы вымыты и аккуратно причесаны. Я нервничаю так, что в животе все узлом скручивается. До последнего надеюсь, что родители решат меня проводить.
Но нет.
Мой поезд отходит в десять часов двенадцать минут. У нас есть еще полчаса проверить мои документы и билеты, вспомнить, все ли я положил. Мисс Вустер одолжила мне свой зеленый чемодан. Напоследок она достает из сумки книгу – это Бальзак «Шагреневая кожа». Его я еще не читал. Книга таком красивом переплете, и теперь моя личная – не взята в библиотеке и не украдена. Я чувствую, как на глаза набегают слезы.
– Начинай собирать свою библиотеку, Ричи, и помни: никогда не оглядывайся назад, – говорит учительница, обнимает меня, слегка целует в щеку, – я буду скучать по тебе, мой самый любимый ученик.
– И я по Вам, – я улыбаюсь, борясь со слезами.
Вероника подходит ко мне. Она кутается в свитер – мой свитер, который она попросила оставить себе. Я с радостью ей его отдал.
– Ну, – Вероника прячет руки в карманы джинсов, – постарайся сразу не окунуться в тусовки и алкоголь, и будь осторожен с наркотиками. Я знаю, эти ребята из пансионатов…
– – Ви, я никогда в жизни не трону наркотики. Обещаю тебе, – я беру подругу за руки, – не переживай за меня. Береги себя. Я скоро за тобой вернусь.
Вероника улыбается концом губ, ее руки холодные, как у трупа.
Объявляют посадку на мой поезд. Мисс Вустер помогает мне пройти контроль, я машу им на прощание, и обнимаю крепко-крепко.
Я прохожу на свое место в поезде, убираю билеты, а чемодан на верхнюю полку. Я машу мисс Вустер и Веронике, пока еще могу их видеть. Как только поезд оказывается слишком далеко, я снимаю очки, и протираю глаза пальцами. Пальцы влажные от моих слез.
Я глубоко выдыхаю, достаю буклет и долго-долго смотрю на фамилию мистера Каспбрака – человека, подарившего мне шанс на новую жизнь.
Я стараюсь не расплакаться, хотя в груди все сжимается в тиски, а мое сердце стучит в такт колесам, унося меня далеко от моего ужасного, полного ошибок прошлого, чтобы я мог начать новую жизнь. Жизнь без воровства, беспорядочных половых связей, алкоголя, полицейских участков, голода и сна на улице.
Я даю себе обещание никогда больше не возвращаться к прошлой жизни. Я сделаю для этого все.
Я надеваю на средний палец серебряное кольцо, подаренное когда-то Вероникой, и открываю книгу, чтобы скоротать часы в дороге.
В голове, как птица в клетке, бьется только одна мысль, обращение к незнакомому мне человеку: «Мистер Каспбрак, я заслужил это место. Я Вас не подведу».
========== E ==========
На вокзале меня, конечно же, никто не встречает. Не то чтобы я ожидал чего-то другого, но думал, что такая школа может позволить себе послать кого-нибудь на вокзал встретить новенького ученика, который приехал черт знает откуда.
От долгого сидения на одном месте у меня затекли ноги. Я прошелся по вокзалу, поозирался по сторонам. Никого, кто мог бы стоять с табличкой «Ричард Тозиер».
Я вышел с вокзала и прошел до оживленного перекрестка. Я даже чисто теоретически не представлял, в какой отсюда стороне находится пансионат, поэтому решил остановить такси.
Машина притормозила, я залез на переднее сидение, чемодан закинул назад.
– Мне надо в пансионат имени Святого Иосифа, – сказал я водителю.
Мужчина посмотрел на меня поверх очков.
– Святой Иосиф? Ты там новенький?
– Да, – я попытался пристегнуться, но руки от волнения дрожали, – далеко там ехать?
– Минут двадцать, парень. Впервые вижу, чтобы ученики из этого пансионата сами на такси туда приезжали.
– Такая жизнь, – я развел руками, достал телефон и стал набирать сообщения Веронике и мисс Вустер о том, что я добрался благополучно.
Сначала мы ехали молча, но потом водитель неожиданно обратился ко мне.
– Послушай, парень… Будь там осторожен. Я смотрю, ты не из «таковских».
– Каких?
– Ну, не из богатых, какие там учатся. До меня доходило много слухов, – водитель повернул налево и мы растворились в потоке машин.
– Каких слухов?
– Ну, всяких… Что там учителя иногда творят над детьми… Да и сами дети… Мелкие подонки, которые в жизни и цента не заработали сами, а тратят в год по целым миллионам. В том году одного вообще доставили на частном самолете, ты прикинь! Не на машине, вот как мы с тобой, даже пусть бы с личным водителем, а на самолете, мать вашу! Это же надо совсем совесть не иметь, не из другой же страны летел! Они там все с жиру бесятся, и ведут себя по-хамски.
– Ну, я с хамами общаться умею, – пожал плечами я, – да и потом: может, это всего лишь слухи.
– Так-то оно так… – водитель посигналил впереди едущей машине, – но будь осторожен, парень. Нет дыма без огня.
***
Таксист остановился почти у самых ворот пансионата. От суммы, которую он назвал, у меня глаза полезли на лоб.
– Да тут ехать всего ничего! – попытался возразить я, но водитель покачал головой.
– Э, нет, парень. Тут дело не в расстоянии, а в месте, куда я тебя привез. Я сейчас обратно еле уеду – скоро тут все перекроют, чтобы остальные приехали, ты-то один из первых добрался, вон, машин почти нет.
Я отсчитал ему деньги, достал чемодан и покатил его по гравийной дорожке. За забором не было видно даже крыши пансионата, все огорожено, везде снуют мужчины в форме и с рациями. Такое ощущение, что я попал в приемную лорда какого-нибудь.
Я тащил за собой чемодан на колесиках и в полной мере ощущал весь свой нищенский вид. Даже мой костюм, новый, и вроде, хорошо на мне сидевший, казался простой половой тряпкой на фоне костюмов охранников.
Я подошел к массивным железным воротам. Два охранника тут же направились ко мне.
– Имя, – один из них, в черных очках, вылитый Джеймс Бонд не задавал вопросы: он все говорил утвердительно.
– Тозиер. Ричи… Ричард Тозиер, – поправился и удивился тому, как тонко прозвучал мой голос, – я новенький.
– Сейчас проверим.
Второй охранник достал планшет, пробежал по экрану пальцами.
– Год рождения.
– Две тысячи четвертый.
– Открывай чемодан. Мы должны проверить.
Ощущение, что меня должны были пустить на борт самолета! Я опустился на корточки, стал открывать молнии. Первый охранник натянул перчатки и стал перерывать мои вещи.
– Что это.
– Это сигареты, – ответил я, – подарок. Я не курю. Это просто сувенир.
– На территории пансионата курить запрещается, – сказал второй охранник и швырнул мне пачку, – если не хочешь вылететь в первый день своей учебы, лучше избавься от них.
– Хорошо, сэр.
Остальные мои вещи вопросов не вызвали, и меня пропустили.
Около двух минут охранники вводили шифр на дверях забора, чтобы они, наконец, открылись. В Пентагон и то попасть легче, наверное.
Я еле успел затолкать все вещи обратно в чемодан, когда меня чуть ли не пинком втолкнули на территорию пансионата и дверь за мной с металлическим ревом захлопнулась.
Назад дороги нет.
Я прикрыл рукой глаза от солнца и уставился на здание пансионата.
Сказать, что оно было огромным – ну, это ничего не сказать. Старинное здание, возведенное еще в семнадцатом веке, поражало величием и красотой. Я не особо разбираюсь в архитектуре, но массивные колонны, семь этажей, золоченые статуи у входа – заставили меня остановиться на ходу. Каким жалким я выглядел на фоне всего это! Я заметил у ступеней несколько парней в форме. Они даже не обернулись в мою сторону, и продолжили о чем-то разговаривать. Я пошел ко входу в пансионат, волоча за собой чемодан, оставляя вмятины на идеальной лужайке.
– Эй! Новенький!
Я обернулся и увидел, как ко мне приближается такой обаятельный толстяк, что если бы у него за спиной оказались крылья, его фотографии можно было бы использовать вместо картинок ангелов на открытках, – добро пожаловать в пансионат!
– Ээээ, привет, – я вытер руку о штаны и протянул в ответ толстяку, – ты меня напугал.
– Я Бен. Бен Хэнском. Я тут тебя уже давно жду, – толстяк продолжал обаятельно улыбаться, показывая на щеках ямочки, – я приехал еще вчера. Я буду твоим соседом по комнате. Как тебя зовут?
– Ричард… Ричи Тозиер, – я поправил на носу очки, – не ожидал такого гостеприимства.
– Ну, это только я такой, – засмеялся Бен, – к тому же, к нам не так часто поступают новенькие. А нам с тобой придется делить комнату, поэтому я решил познакомиться заранее.
– Прощупать почву, так сказать, – я улыбнулся.
– Именно! – толстяк хлопнул в ладоши, – ну, как доехал? Откуда ты вообще?
Пока мы шли по дорожке к пансионату, Бен не замолкал. Он рассказал мне, что его отец – кинопродюсер, а мать известная актриса, даже назвал фильмы, в которых она снималась. Я сделал заинтересованное лицо и кивнул: не говорить же ему, что у меня телевизора никогда не было, а в кино я ходил от силы пару раз в жизни.
– Ну, а кем работают твои родители? – Бен во всю меня разглядывал, – у нас тут кого только нет! В нашем классе учится сын директора, сын директрисы пансионата для девочек, он там, недалеко от нас, сын спонсора этого пансионата… Дай угадаю: твои родители – нефтяные магнаты? Ты стильно выглядишь! Кстати, где твои остальные вещи? – он указал пальцем на мой чемодан.
– Боюсь тебя разочаровать, Бен, – сказал я, – но я попал сюда по стипендии. А этот чемодан – все, что у меня есть.
– По…. Стипендии? – Бен посмотрел на меня с легким недоумением, – то есть… Ты… Что… Бедный?
– Именно.
– О.
Между нами повисло молчание. Бен казался смущенным.
– Ну, ничего. Эдвард говорил, что к нам приедет парень по стипендии, но я все же думал…
– А кто это – Эдвард? – спросил я, удивляясь тому, что обо мне уже кто-то знал из учеников, – вы уже все, что ли, знали, что я приеду сегодня?
– Ну, новости у нас здесь расходятся быстро, а уж Эдвард знает все. Он сын спонсора, а его лучший друг… Впрочем, ты сейчас сам все увидишь.
На этих словах ворота раскрылись, и на территорию пансионата въехало три лимузина. Я открыл рот от изумления.
– Сюда что, президент приехал?
– А вот и Эдвард, – шепнул мне Бен.
Первый лимузин проехал почти к самым дверям пансионата. Если бы машина могла ездить по ступенькам, уверен, она бы проехала и дальше. Из первой машины выскочил мужчина в черном костюме, с наушником и в черных очках, на поясе брюк у него висел пистолет. Он оббежал машину, и подбежал ко второй, откуда вышла троица.
Три парня вылезли из лимузина, и я узнал их. Это были те самые парни, которые мелькали почти на каждой фотографии в буклете. Я присвистнул.
– Кто они такие?
– Тише, – шикнул на меня Бен, – пусть они пройдут.
Троица величественно прошла мимо нас, сопровождаемая тремя охранниками, и скрылась за дверями пансионата. Я еле язык с земли успел поднять. Остальные парни, которые до этого и внимания на меня не обратили, так же смотрели на прошедших с открытыми ртами, улыбались и здоровались с ними. Разве что только не кланялись.
Когда двери пансионата закрылись, я обратился к Бену:
– Офигеть! Я такое только в кино видел! Кто они, блин, такие?
– Ты еще успеешь с ними познакомиться, потому что ты попал в их класс. Точнее, в наш класс. Это самые богатые люди графства, и уж тем более нашей школы. Эдвард Каспбрак, Уильям Денбро и Стенли Урис. Тот, что самый высокий и кудрявый – Стен, он еврей. Его мать – директриса пансионата для девочек, он такой же, как у нас, а отец – раввин в церкви. Тот, что другой высокий – это Билл Денбро, его отец…
– Директор.
– Вижу, ты уже понял. Он заикается, и поэтому чаще молчит, но с ним лучше не связываться, из-за отца. А третий – ну, третий…
– Эдвард Каспбрак? Его отец спонсор этого пансионата?
– Ага. Видишь вон ту золотую статую мужика? Это его отец сам себе воздвиг. Эдди – самый богатый из нас всех. Даже отец Билла получает меньше. Говорят, – Бен понизил голос почти до самого шепота, а его пухлые щеки раскраснелись, как два яблока, – он заработал эти деньги нечестными махинациями.
– Не удивлюсь, – я присмотрелся к статуе, – а что этот самый Эдвард? На вид – просто мелкий мальчишка.
– Ты что! Никогда не говори про Эдварда ничего плохого! Он здесь всю школу в страхе держит!
– Да он ниже меня! Вы что, серьезно? – я уставился на Бена, но увидев неподдельный страх в глазах Бена, спросил, – вы что, действительно так его боитесь? Просто потому что его отец – спонсор?
– Да мы не из-за отца его боимся. Ты еще с ним сегодня точно познакомишься, и прошу тебя, Ричи, – держись от него подальше. Он… Как бы тебе сказать… Любит проверять новеньких.
– В смысле проверять? – от обилия информации у меня пошла кругом голова. Я похлопал себя по карманам, вытащил пачку сигарет, – будешь?
– Ты что! Здесь нельзя курить! Максимум – некоторые балуются этим в туалете, но и то, только приближенные к этой троице, чтобы они не спалили. Ты не понимаешь: Эдвард знает все про всех. И с ним лучше не связываться.
– Ой, да пошел бы этот Эдвард, – я глубоко вдохнул, – его одной левой уложить можно.
– Не говори так. Я… Я как-нибудь потом расскажу тебе… Что тут было… Просто послушай моего совета, и…
– Эй, Хэнском!
Над нами раздался тонкий мальчишеский голос.
Мы подняли головы и увидели, что на третьем этаже открылось окно и оттуда высунулся тот самый Эдвард. Эдвард Каспбрак… И это его отцу я должен быть благодарен, за то, что попал сюда! Что там сказал Бен? Устраивает проверки? Я уставился на него сквозь очки. Его внешность – воплощение красоты и невинности. Думаю, почти все девчонки текут от его миленькой физиономии.
– Тащи свою жирную задницу сюда и прихвати этого нищего, – сказал Эдвард.
– Да, Эдди. Хорошо.
– И поживее, Хэнском. Иначе можешь подхватить от него вши.
С этими словами Каспбрак захлопнул окно.
Бен улыбнулся извиняющейся улыбкой, посмотрел на меня, прикусив губу.
– Вот об этом я тебе и говорил.
Комментарий к E
ставьте ставки на то, сколько продержится ричи
========== Y ==========
– Он что, со всеми так разговаривает? У вас тут манерам вообще не учат? – спросил я у Бена. Он стоял, потупив взгляд, и выглядел обескураженным.
– Мне надо отвести тебя к нему в кабинет.
– Ты хотел сказать, в кабинет его отца?
– Нет. В его кабинет. Пойдем.
– Что? Какого черта?! У него есть свой кабинет?!
На удивление, несмотря на свое комплекцию, Бен очень быстро передвигался. Я еле успевал за ним с этим чемоданом.
