Текст книги "Хороший мальчик (СИ)"
Автор книги: ChristinaWooster
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 12 страниц)
– Нет. Просто поверьте мне, – Бен оставляет Стена и Билла, начинает шарить по полу и находит кусок арматуры, – а теперь валим.
Бен и я взламываем замок на двери, которая была за шкафом. Мы пробираемся в узкий коридор, там темно, страшно и пахнет сыростью, но мы бежим, бежим от самой смерти, а она гонится за нами.
– Я… Сейчас… Задохнусь… – хриплю я, пока Бен пробирается первым, показывая дорогу.
– Только попробуй, Каспбрак, – Ричи легко хлопает меня по плечу, – я слышал все то, что ты мне говорил, и ты теперь так просто не умрешь.
– Черт, ты реально слышал?! – я чувствую, что краснею.
– Ну, я же не был под наркотиками, – глухо смеется он.
Билл пришел в себя, но он в глубоком шоке, и Стен почти тащит его на себе. Ричи помогает им, а мне приходится делать остановки каждые пять минут, чтобы не задохнуться. Легкие горят огнем. Но мы живы, живы, живы!
– Куда ведет этот коридор? – спрашивает Стен.
– На задний двор. По моим подсчетам, через один, два, три… Там будет вся школа, – говорит Бен, тяжело отдуваясь. Его толстые щеки раскраснелись от напряжения, волосы прилипли ко лбу, – Эдс, – командует он мне, и показывает на рычаг на стене. И я все понимаю без слов.
Я кулаком разбиваю защитное стекло, нажимаю на спасательную кнопку. Рука начинает болеть, но мне равно. Начиная с подвала, всю школу прошибает мощный заряд пожарной тревоги. Он поднимется по этажам как кровь по венам, возвращая к жизни этот давно мертвый организм. Звук закладывает уши, и в последний момент Бен рывком тянет на себя спасательную дверь, и мы просто вываливаемся на заднее крыльцо школы.
– Что тут, блин, произошло?! – Ричи закрывает уши от шума.
Я вижу, что ученики валят из школы со всех дверей, ворота открыты, на лужайке шум и гвалт, везде люди в форме. Я перевожу взгляд на улыбающееся лицо Бена.
– Что за хрень? – произносит Билл, и это его первые слова за столько времени. И я рад им так, словно их сказал мой собственный ребенок.
– Пока вы умирали от подкрашенный воды, я позвонил в ФБР. Извини, Эдди, но ты теперь не самый крутой парень в школе.
– Ты… ФБР? Ты… Прикалываешься? – спрашивает Ричи. Я вижу, как его волосы тяжелыми кудрями лезут ему в лицо. Он обнимает меня.
– Для сына лауреата Оскаровской премии нет ничего невозможного, – Бен смеется, – простите, что вам пришлось помучаться, но это был единственный выход, чтобы спасти вас.
– Хреновый выход, Бен! Хреновый! – я тычу в него пальцем, – меня избили до полусмерти, а Ричи…
– Не тебе говорить о хреновых планах, Эдс, – говорит Стен, и подходит к Бену, – спасибо, чувак.
– Спасибо, Бен.
– Что с ними теперь будет?
Я перевожу взгляд на школу. Люди в форме, с рациями и собаками помогают выбраться другим ученикам, школа оцеплена.
– Билл! Билл! Милый мой, Билли!
– Мама…
Я вижу, что к нам, в сопровождении двух полицейских, бежит мама Билла. Я вижу, как хрупкая фигура одноклассника покачивается, и, не успев и так полностью прийти в себя, Билл снова падает в обморок.
– Билл! Билл!
– Три, два, раз, – шепчу я, и Стен, не выдержав, бросается к Биллу и целует его. Мама Билла замирает на ходу, но я вижу, что она улыбается сквозь слезы.
Бен закатывает глаза.
– П-п-педики, – передразнивает он.
– С-с-тен? – шепчет Билл, открыв глаза.
– Билл, прости, я…
– З-з-заткнись, – и через секунду Билл притягивает к себе Стенли обратно.
Я смотрю на Ричи, и чувствую, что комок в горле растет, и готов меня поглотить. Я бросаюсь ему в объятия.
– Ричи! Ричи!
– Стенли!
Я вижу их родителей. По лужайке, от идеальности которой не осталось и следа, бежит отец Стена, на ходу роняя свою еврейскую шапочку, и глаза его, за круглыми очками, мокры от слез.
– Пап!
Стен отстраняется от Билла, но не выпускает его из своих объятий.
Отец Стена замирает возле матери Билла.
– Кажется, мы теперь будем дружить семьями, – произносит она, поднося руки ко рту, чтобы скрыть счастливую улыбку, и мистер Урис тоже улыбается…
– Ричи!
Я оборачиваюсь в другую сторону и вижу, что к нам бежит молодая женщина, в развевающемся пальто. Я только сейчас понимаю, что на дворе – декабрь, а я в одной рубашке, заляпанной кровью, но я не чувствую холода. Я чувствую тошноту и усталость. У меня кружится голова. За женщиной бежит солидного вида мужчина в песочном пальто, в шляпе и с чемоданчиком в руках.
Это родители Ричи.
– Мам!
Ричи бросается к женщине в объятия, она плачет, он плачет, мужчина в пальто обнимает их всех вместе, и тоже плачет…
– А где твоя мама? – тихо-тихо спрашивает Бен, подходя ко мне.
– Сегодня пятница? Тогда на мани…
– Эдди?
Мое сердце екает, пропускает разряд, и я замечаю ее. Я вижу свою маму, она как всегда идеальна – укладка, шуба, красные губы. Она бежит ко мне на высоченных каблуках, и я не могу сдержать слез.
– Эдди, мальчик мой, Эдди… Я здесь, все хорошо… Как только я узнала… Я примчалась к тебе… Прямо из салона…
Я плачу на ее плече, а Бен улыбается. Я вижу, как паникующие школьники начинают звонить своим родителям, они кричат, ничего не понимают.
– Как… Как вы здесь…? – спрашивает Ричи. Мама обнимает меня, гладит по волосам, а я смотрю на Ричи и ловлю каждое его слово.
– Твой одноклассник позвонил нам. Он написал статью в газету, Ричи, и позвонил в ФБР. А мы с твоим отцом отдали те наркотики, что я нашла у тебя, на анализ. Эти законы они теперь не обойдут никакими деньгами.
– Мам, мам…
– Здравствуйте, миссис. Я парень Ричи, – говорю я, и моя мама треплет меня по волосам облупленными ногтями, – мам, прости…
– Главное, что ты жив. Кажется, тут все разбились по парочкам… – смех моей матери подхватывает мама Ричи…
Мы живы, Господи, мы живы.
Теперь все закончилось.
И тут…
Я вижу, как открывается школьная дверь. В сопровождении полиции выходят мой отец, отец Билла, мать Стенли и мисс Голайтли. Мама Стенли сохраняет невозмутимый вид даже в такой ситуации, она шествует словно по красной дорожке. На лужайке повисает такая тишина, что даже собаки сглатывают свой лай. Я отхожу от матери к Ричи, он берет меня за руку. Билла обнимает его мама, а Стен стоит, уперевшись носом в волосы Билла, а его отец гладит его по плечу.
Моего отца арестовали. Их всех. Их ведут в наручниках, по школьной тропе, под взглядами сотен учеников.
Мое сердце ликует. Наконец-то это все закончилось. Наконец-то…
– Всего доброго, папочка, – кричу я, – я буду очень по тебе скучать!
Я показываю ему средний палец, даже не думая, что обо мне скажут. Мои ноги ватные, коленки дрожат, кровь засохла на лице корками.
– Я по тебе тоже, сынок, – улыбается и кричит мой отец и тут…
Он делает такое быстрое движение рукой, что я не успеваю ничего сообразить. Как и никто вокруг, даже полицейские.
По всему пансионату разносится звук от выстрела. А потом – крики десятков и десятков голосов. Моего отца скручивают… Я слышу, как кричит моя мать и Стенли.
– Эдди!
Я смотрю на свою рубашку, она залита кровью.
Не моей.
Ричи прикрыл меня собой от выстрела моего отца. Он упал без чувств.
А я… Я даже не кричу.
Комментарий к K
Сегодня без моих комментариев.
А эпилог завтра.
Простите.
========== P.S. I love you, Eddie ==========
One Direction – Little Things
Я выхожу на свежий воздух и на минуту прикрываю глаза. Дождь закончился, вечерний воздух приятно бодрит после долгого и нервного сидения в мрачном помещении. Я слушаю шум города, и он наполняет меня, проходит сквозь меня. Я слышу шум от колес машин по мокрому асфальту, крики детей, смех парочек и улыбаюсь. К вечеру стало прохладно, и я надеваю куртку, осторожно, чтобы не задеть повязку на левом запястье. Плечо еще ноет, когда я поднимаю руки, и я чувствую себя так, словно мне уже за сорок, и у меня на погоду ломит кости. Напротив меня через дорогу красными огнями переливается вывеска магазина цветов. Я оглядываюсь по сторонам и замечаю его в десяти метрах от меня. Он стоит ко мне спиной и отчаянно трясет рукой.
– Эй, Эдс, – окликаю я его, – ты как? Ты так быстро выскочил, я даже расплатиться не успел.
Я подхожу к нему, он оборачивается. Я вижу в уголках его глаз слезы.
– Больно было?
– Пустяки. Просто Бен прислал фотку, а там интернет не ловит…
– Покажи фотку, – мои губы растягиваются в улыбке.
– Ричи, отвали. Да, да, это чертовски больно! – он трясет перед моим лицом забинтованным запястьем.
– Пройдет, – я наклоняюсь и осторожно целую его в уголок глаза, где от улыбки обычно разбегались маленькие лучики морщин. Он постарел раньше нас всех, когда на протяжении нескольких месяцев каждый день приходил ко мне в больницу, где я то умирал, то воскресал. Я осторожно перехватываю его слезу губами. Эдди шутливо отталкивает меня.
– Ну, не здесь же, – смеется он, но потом сам прижимается ко мне еще ближе.
Я в ответ ерошу его волосы, и моя рука теперь больше не утопает в лаке для волос.
– Ну что, осталось купить цветы? Я что-то нервничаю, – говорит Эдди, почесывая шею. Я вижу один след от моих губ чуть ниже его уха и вспоминаю прошлую ночь.
– Я как будто с твоими родителями иду знакомиться, – Эдди подает мне руку и мы переходим дорогу, – кстати, твоя мама что-нибудь тебе сказала?..
– Только чтобы в следующий раз ты орал потише, потому что с утра ей надо на работу. Как и нам на уроки. Она подумала, что я тебя убиваю.
– Прости. Я вчера что-то разошелся. Все думал о сегодняшнем дне…
Мы заходим в цветочный магазин и долго выбираем цветы. Эдди хочет белые розы, и в итоге я ему уступаю. Он покупает целую охапку, и расплачивается деньгами, которые заработал от продажи некоторой своей техники.
– Теперь я такой же нищеброд, как и ты, – смеется Эдди.
После того, как его отца и других родителей посадили, все деньги у их семьи изъяли, и Эдди с его мамой пришлось переехать в дом попроще. Иначе говоря, они сняли домик возле нашего, и теперь мы с Эдди не только пара, но и соседи. Правда, большую часть времени он живет у нас.
– Я думала, у меня будет только один сын, а оказалось, что целых два!
Моя мама подмигивала мне каждое утро и торопила нас с Эдди в школу.
Мы выходим из магазина и садимся в автобус. Теперь только общественный транспорт взамен частного самолета, но Эдди не особо переживает. Всю дорогу мы молчим, слушаем через одни наушники на двоих One Direction, и я искренне не могу понять, откуда у Эдди такой мерзкий музыкальный вкус, на что он говорит, что я просто ревную его к Гарри Стайлсу.
– Мое сердце занято только одним кудрявым, – говорит он и делает музыку громче. Я закатываю глаза.
Когда мы приезжаем, Эдди еле выходит из автобуса, прижимая к груди цветы. Его правая рука в моей левой, и мой бинт трется об его.
Мы проходим несколько метров от остановки и замираем возле ворот городского кладбища. Эдди нерешительно мнется.
– Я так боялся, что буду приходить сюда к тебе, – тихо говорит он, – просто сердце останавливалось.
– Тебе так просто от меня не отделаться, – я смеюсь, но горло при его словах сдавливает.
Пуля попала в грудь, прошла в паре сантиметров от сердца. Эдди сказал, что в эту же минуту почувствовал, как его сердце остановилось. Я потерял так много крови, что врачи думали, что меня уже не спасти. Мне задело плечевой нерв, и поэтому до сих пор, спустя пять месяцев, мне тяжело резко поднимать руки. Иногда я этим пользуюсь в корыстных целях.
Меня выписали из больницы всего месяц назад, и за это время жизнь успела прийти в норму. Теперь мы учимся вместе с Эдди в одной школе, он больше не богатый мажор, а самый любящий и нежный человек. Хотя я это и так знал.
За нашими спинами скрипят ворота. Вечер уже достиг своего развития, и в этот час на кладбище почти никого. Мы находим нужную могилу, и я чувствую, как глаза начинают жечь слезы. Я снимаю очки и тру глаза пальцами. Да, я снова в очках, это была прихоть Эдди. Он говорит, что ему очень нравится снимать с меня очки перед тем как поцеловать.
Эдди сжимает мою руку.
– Прости, – снова говорит он, и я просто киваю.
– Думаю, ей бы понравились эти цветы.
Эдди осторожно кладет их на землю. Я смотрю на фотографию Вероники и почему-то мне кажется, что она улыбается мне.
– Мне жаль, что я… Тогда…
– Не надо, – я обрываю его, – ты ничего не знал.
– Ричи, я не говорил тебе, но… – Эдди смотрит мне в глаза, – те деньги… С моего счета… Их не забрала полиция.
– Почему же мы сюда приехали не с личным водителем? – я пытаюсь отвлечься на шутки, но не могу. Горло дерет как при ангине, я лишь сильнее сжимаю пальцы Эдди, оставляя на его белой нежной тонкой коже следы от своих ногтей.
– Я пожертвовал их. В фонд по борьбе со СПИДом.
– Ох…
Я выдыхаю и, наконец, даю волю слезам. Я опускаюсь на изгородь, которой обнесена могила, и Эдди садится рядом. Я смотрю только на портрет Вероники и мое сердце колет огромной иглой.
– Будешь? – я вижу, что Эдди достает из рюкзака две бутылки пива, – твое любимое, за два доллара. На другое у меня теперь нет денег.
Я смеюсь сквозь слезы и беру протянутую бутылку.
– За Веронику, – говорит Эдди, делая глоток, – господи, какая гадость. Если я и скучаю по богатой жизни, то только по возможности пить дорогое вино.
– Это было наше с ней любимое, – я тоже отпиваю, и чувствую, что слезы текут прямо в горло, – спасибо. За… Деньги. Мне жаль, что я не успел вас познакомить.
– Мне тоже жаль, Ричи.
Мы молча пьем, сидя на кладбище, небо над нами – серо-розовое, а воздух такой тонкий и легкий, что хочется его выпить.
– Рич… Послушай… Я хочу со следующего учебного года пойти в театральную студию… Думаешь, у меня получится? – Эдди оборачивается на меня. Его губы влажные от пива, мне так хочется его поцеловать…
– Да, да конечно! Эдди, конечно, у тебя получится!
– Думаю, действительно стать актером в будущем. Не пропадать же даром моим актерским замашкам…
– Только не скидывай никого с лестницы больше, умоляю, – я прячу смешок в бутылку.
– Ну, а ты, Ричи? Что ты будешь делать?
– Сегодня ночью? Спать с тобой, а там как пойдет…
– Я про будущее, идиот, – Эдди закатывает глаза.
– Не знаю. Возможно, напишу книгу… Только хватит с меня разных конкурсов на гранты. А ты обязательно поступай, – я глажу его по плечу, – у тебя обязательно получится.
– Конечно, таким актёром как мой отец мне не стать… – Эдди тяжко выдыхает и смотрит на небо, – до сих пор не могу поверить, что он… Что ты…
– Что о нем слышно?
– Им дали пожизненное. Надеюсь, он сдохнет раньше, чем выйдет на свободу, – Эдди переворачивает бутылку и льет пиво на землю, – не могу это пить, прости.
– Все хорошо, Эдс.
– Вот на черта тебе надо было лезть под пули?! На черта?! Я там чуть сам не сдох! – когда Эдди начинает злиться, мне заткнуть его рот поцелуем. Ну, или не только…
– Потому что ты спас меня там, в подвале, помнишь? Когда говорил все это… Это дало мне силы выжить. Ты спас меня, а я тебя.
– Это не секс, Ричи, где надо меняться местами, это чертова жизнь, которой, обещай, ты никогда больше не будешь рисковать! – Эдди машет руками у меня перед лицом.
– Ты когда злишься, еще больше мне нравишься.
– Прекрати! Я серьезно!
– И я, – я смеюсь, – Эдди, все хорошо. Правда. Я люблю тебя.
– Сегодня ночью с заставлю тебя стонать за то, что ты смеешься надо мной, – говорит Эдди, закатывая глаза.
– Надеюсь, тебя в твоей театральной школе тоже научат стонать нормально, а не так, будто ты задыхаешься.
– Чувак, я реально задыхаюсь! У меня гребанная астма!
Мы смеёмся, мой смех переплетается с его смехом, проникает в него, входит в него и замирает внутри.
Я отставляю бутылку.
– Спокойствие, мистер Каспбрак, иначе мне придется делать вам искусственное дыхание.
– Не называй меня так, – Эдди шлепает меня по руке, – ненавижу, что мне придется всю жизнь носить его фамилию…
И тут я смотрю на Эдди. На наши повязки на руках, скрывающие парные татуировки. У него Р+Э, а у меня Э+Р, потому что мы всегда будет на первом месте друг у друга. Я смотрю на его родинки на шее, длинные ресницы, детские черты лица, но такие взрослые, мудрые глаза…
– Ты можешь взять мою.
–…когда я стану актёром, я возьму себе псевдоним, клянусь, я… Что?
– Ты можешь взять мою фамилию, – повторяю я, и это говорит моя любовь во мне.
– Ты… Хочешь типа… Чтобы твои родители меня усыновили? Боюсь, я не смогу трахаться с братом, да и моя мать…
Я вижу, Эдди пытается шутить, но в его глазах слезы. Он сжимает мою руку.
– Нет, Эдди. Ты можешь взять мою фамилию, – я чувствую тепло улыбки на губах. Я снова отпиваю пиво. Где-то я слышу голос Вероники: «Главное – будь счастлив».
– Ты мне… Предложение что ли делаешь? На кладбище?
– Что смущает тебя в этом больше всего? – я вижу, как Эдди переплетает своим пальцы с моими, и мое сердце будто в шелк обернули, – у тебя есть еще три года передумать…
– Как сказал бы Стен: святое дерьмо… – говорит Эдди перед тем как полез за ингалятором.
Я перевожу взгляд с Эдди на портрет Вероники и, мне кажется, она улыбается еще шире. Я лезу во внутренний карман куртки и достаю то кольцо, которое она когда-то украла для меня. Возможно, она думала, что когда-нибудь я верну ей его… На её палец. Но… Она была бы не против. Я знаю.
«Спасибо, Ви», – мысленно говорю я, и протягиваю ладонь с кольцом Эдди.
Он смотрит на меня такими большими глазами, в которых отражается вся моя жизнь.
– Что это? Что это, Ричи?
– Это самое дорогое, что осталось у меня от Вероники. Она бы хотела, чтобы я был счастлив вместе с самым лучшим человеком, который будет меня достоин. Уверена, она была бы счастлива за нас. И… Пусть хотя бы так мне удастся вам познакомить.
Я протягиваю Эдди кольцо. Он смотрит на меня своими огромными карими глазами, в которых плещутся слезы, самые красивые слезы, потому что они – от счастья. Он накрывает мою ладонь своей, и по моему телу разливается сладкое тепло.
– Никогда не думал, что скажу это, Ричи… – он улыбается со слезами на ресницах, – но я согласен.
Несколько лет спустя.
Звонок телефона выводит меня из собственных мыслей.
– Алло, да? Слушаю? А, Стенли, привет! Нет, нет, не отвлекаешь. Да, да, я получил ваше приглашение, это такая честь, стать крестным отцом… Как там Билл? Как малышка Рут? Билл точно сможет вырваться в начале учебного года? Да, хорошо. Да, я забронировал столик, если что, Бен напишет разгромную статью… Стен, Стен, погоди минуту, у меня вторая линия.
Я переключаюсь.
– Ричард Тозиер слушает.
– Мистер Тозиер, это я, Марк Виковски.
– А, добрый день, Марк. Что-то случилось?
Когда мне звонил мой менеджер, это означало только одно: грандиозные новости.
– Ваша последняя книга… Я только что получил предложение на продажу прав для экранизации! Режиссёром хочет выступить сам…
– Это прекрасно. Давайте обсудим все завтра? Я сейчас очень тороплюсь, – я прижимаю телефон ухом к плечу, беру ключи от машины, выключаю компьютер.
– Да, да, конечно… Он спрашивает, есть ли у Вас уже кто-то на примете из актеров для главной роли?
Я потягиваюсь, встаю из кресла. За окном – прекрасная осенняя погода, сентябрь только родился… А на выходных меня ждет встреча с друзьями моей молодости…
– Мистер Тозиер? – менеджер откашливается, – Вы тут? У Вас есть кто-то на примете? Режиссер хочет видеть на эту роль Джека Грейзера, но готов рассмотреть все Ваши варианты…
Я смотрю на свое запястье.
– Конечно, Марк. Передай ему, что на эту роль я вижу только своего супруга.
КОНЕЦ.
Комментарий к P.S. I love you, Eddie
простите за хэппи энд, но он был задуман заранее, я просто хотела вас немного помучать :)
сюда не влезут все мои слова благодарности, но знайте: без вас всех этой работы бы не было
обнимаю каждого
я люблю вас!
спасибо, что это было и было так
========== P.P.S. Good boy ==========
– Ричи, ты уверен, что твои родители сегодня поздно вернутся? Мне бы не хотелось, чтобы они нас застукали…
– Они сегодня на спектакле, а потом – в ресторан. Дом только наш.
– Ричи, а твое плечо?..
– Когда плечо было важным органом в этом деле? – я затыкаю Эдди рот поцелуем. Мои руки в его волосах, его руки – в задних карманах моих джинсов.
– Тебя выписали всего месяц назад и вроде как предписали воздержание…
– Вот именно. Я четыре месяца овощем пролежал в больнице, а потом еще месяц каждую ночь спал рядом с тобой и умирал от желания… Эдди, не дай мне умереть от нехватки тебя, – шепчу я разгоряченным голосом ему прямо в ухо. Я знаю, как на него это действует, о да, я знаю.
– Ричи…
– Замолчи. Или я заткну тебе рот чем-нибудь другим.
У меня у самого от этих слов волна мурашек пробегает по животу вниз, прямо в джинсы, и остается там, облепляя мой член. Я тяну Эдди за собой на кровать.
– Ричи…
– Эдс…
– Я хочу… Очень хочу… Как же я хочу… – Эдди почти задыхается, я провожу языком по его горячей шее, ищу в его кармане ингалятор, но мои шаловливые пальцы натыкаются на кое-что другое через ткань джинсов. Я слегка сжимаю.
– Ричи, это не ингалятор…
– Я знаю, но его тоже можно взять в рот.
– Ричи… – он дышит так тяжело, мои пальцы уже расстегивают пуговицы на его рубашке. Он не сопротивляется. Моя голова кружится, когда Эдди перестает изображать из себя недотрогу, и берет дело в свои руки и губы. Он хаотично целует меня в шею, начиная с самого уязвимого места за ухом, и спускается ниже, оставляя влажные следы на моей коже…
Его пальцы на моей груди, он спускается губами все ниже, я приподнимаюсь на локтях, и Эдди снимает с меня футболку. Он припадает губами к моей груди. Исследуя каждый сантиметр моей кожи, он слегка кусается, подчиняет себе. Тут Эдди останавливается. Он берет меня за волосы, которые за время в больнице отросли еще больше, и слегка наматывает себе на руку. Я закатываю глаза от удовольствия.
– Что ты хочешь, Ричи?.. – спрашивает он, – что мне сделать?..
– Хочу, чтобы ты кричал мое имя, – шепчу я, и моя рука расстегивает молнию на его джинсах.
– Тогда заставь меня это сделать.
И я заставляю его. Я так соскучился по его телу. По его коже с медовым привкусом, которая покрывается мурашками в моменты оргазма, по его родинкам, рукам, напрягающемуся животу…
Я готов подчиняться Эдди, но сегодня он играет по моим правилам. Я шарю рукой на кровати и нахожу свой школьный галстук, который так и не убрал в шкаф после уроков. Эдди слегка улыбается, приподнявшись на локтях. Я снимаю с него рубашку. Эдди берет у меня конец галстука, с невинным видом теребит его в пальцах.
– Это то, о чем я думаю?..
– Вы теперь на моей территории, мистер Каспбрак. Вам придется подчиниться.
– Ох, это звучит так жестоко…
– Будешь задыхаться сегодня не из-за астмы, – шепчу я.
Эдди надевает галстук прямо на голое тело, ткань пропахла моими духами и теперь смешалась с запахом Эдди. Я беру конец галстука в руку.
– Работайте, мистер Каспбрак. И, может быть, потом я Вас вознагражу.
То, что Эдди вытворяет своими губами – невозможно описать. Я тяну его за галстук, направляя и задавая темп, и он понимает меня с полуслова. Его губы такие красные и воспаленные, я сдерживаюсь из последних сил, я зарываюсь пальцами в его волосы.
Да, это именно то, о чем я мечтал в больнице.
Мне кажется, что где-то внизу хлопнула дверь, но я отгоняю от себя эти мысли.
– Эдс… – я цежу его имя сквозь зубы, потому что с каждой секундой, когда он показывает свое невероятное мастерство умения дышать не только без ингалятора, но и с набитым ртом, мне хочется прекратить это.
Мне хочется, чтобы по его губам текло не вино.
Я тяну его за галстук, заставляя прекратить.
– Моя очередь издеваться, – шепчу я, – ты будешь орать, Эдди.
– Заставь.
И я заставляю. Так заставляю, что Эдди уже не может сдерживать тихие стоны, которые рвутся из его груди. Я тяну его за галстук, потому что это единственный предмет одежды на нем. Его стоны настолько громкие, что мне закладывает уши.
Его бедра уже все в следах от моих ногтей.
В этой животной страсти, в которой мы сливаемся, вырывается вся наша боль, страх, то, что мы пережили с помощью нашей любви. Эта страсть закрывает глаза, туманит мозг.
Я проникаю в Эдди физически так же, как он проник в меня морально – сильно, смело, резко. Я заполняю и наполняю собой, и только собой. Мы друг у друга – первая и единственная любовь. В этот секс, дикий, сумасшедший, я вкладываю все свое чувство, всю свою тоску по нему и нашей близости за эти месяцы,
Его бедра так идеально подходят моим ладоням.
Моя рука скользит по его груди, подбирается к самой шее и берет за горло.
– Ричи… Ричи… – шепчет он, облизывая губы.
– Еще, Эдди…
Я делаю еще два таких резких движения, прижимая его к себе еще ближе, что Эдди кричит в голос. Он кричит мое имя.
– РИЧИ! Не останавливайся, прошу тебя… Еще…
Я касаюсь пальцами его губ. Они такие опухшие, горячие, влажные, приоткрытые…
Его губы – моя слабость. Я исследую их, верхнюю, нижнюю, опять верхнюю. Они такие красивые… Одна рука моя остается на его губах, Эдди касается языком моих пальцев, облизывает их, целует каждую черточку.
Другая спускается по его груди, животу, я провожу пальцем дорожку к его члену, и Эдди вздрагивает.
– Ричи, Ричи, Ричи…
– Громче, – командую я; я хочу утонуть в его криках.
Мои пальцы спускаются еще ниже, плотно обхватывают у основания.
Ресницы Эдди трепещут как крылья бабочки. Я начинаю двигать рукой. Мои пальцы так приятно скользят по нему… Я так скучал… Эдди, как же я скучал…
– Ричи!
– Да, вот так, вот так… Хороший мальчик… – шепчу я, одной рукой водя ему по губам, а другой – по напряженным венам.
Мои движения убыстряются, я утыкаюсь Эдди в шею, его кожа поглощает мои стоны. Мои губы впечатываются в нежный лоскут кожи, завтра здесь будет яркий засос, но мне все равно.
Я помогаю Эдди закончить первым, а потом уже сам.
– Ричи! Ричи! Ричи!
Его крики перемешались со стонами, они такие сладкие, что я готов выпить их. Я еще не убираю руку с его члена; его пульсация передается мне в ладонь, я медленно прекращаю движения…
Меня бьет крупная дрожь. Голова идет кругом. Моя рука такая липкая, но это приятнее, чем трогать гель на волосах Эдди.
Я касаюсь пальцами своих губ. Это пьянит сильнее любого вина.
– Ты… Такой вкусный…
Я касаюсь этой же рукой уже губ Эдди, и он целует кончики моих пальцев.
Я готов кончить еще раз, но я просто разворачиваю Эдди к себе лицом и целую его.
– Твой крик – лучший звук, – я провожу языком по его губе. Эдди без сил отвечает на мой поцелуй, я вижу, как он тяжело дышит, – ингалятор подать?
– Если только снова этот, – он слегка пальцами касается моего члена, и я смеюсь, – Он тоже… Знаешь ли… Второе дыхание открывает.
– Я люблю тебя, Эдди.
– Я люблю тебя, Ричи.
Мы еще какое-то время нежимся в кровати, восстанавливая дыхание. Воспоминания о его криках-стонах будоражат меня до мурашечной кожи.
Потом я все-таки встаю, и кое-как иду в ванну. На мне только полотенце, и я чувствую себя так, словно заново родился…
И тут я вижу ее. Моя мама сидит на диване в гостиной, а отец, судя по звукам, моет посуду на кухне. Я чувствую, что начинаю сгорать со стыда.
– А, Ричи, – она приподнимает очки на лоб, смотрит на меня с улыбкой поверх книги, – а мы решили не ходить в ресторан…
– П-п-понятно, – произношу я, заикаясь, как Билл, – я в общем… Это… Мы… Там… Уроки… Делали…
– Ага. Я поняла, – она снова надевает очки, подгибает под себя ноги, чтобы было удобнее читать, – Когда оденешься… Можешь помочь отцу домыть посуду. Он там смотрит телевизор… Очень громко. А Эдди… Пусть отдыхает. Кажется, ты слишком загонял его с уроками. Там, кстати, есть пицца. Вы наверняка проголодались… – она подмигивает мне смеющимися глазами и снова возвращается к книге, а я понимаю, что у меня – самые лучшие родители и самый лучший парень. Я счастлив.
– Да, мам, мы очень голодные.
