Текст книги "Хороший мальчик (СИ)"
Автор книги: ChristinaWooster
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц)
========== I ==========
– Да, да… Пожалуйста, да… Да! Да!
Я кончаю, и, наконец, могу расслабиться. Перекатываюсь на спину. Рука тянется к тумбочке за сигаретами. Я смотрю в белый потолок, чистый, гладкий, без единой трещины, и наполняю легкие дымом.
– Было круто, – произносит Глория, подвигаясь ко мне, – мой мальчик стал совсем взрослым.
Я закрываю глаза, выравниваю дыхание. С каждым разом у меня начинает получаться это лучше. Я освобождаюсь от презерватива, ложусь обратно. Глория уходит в ванную, оставляя в кровати запах секса.
Она что-то напевает под струями воды, а я думаю о том, что мне все-таки стоит показаться в школе.
– Я погладила твою одежду, – говорит Глория, выныривая из ванной. При свете дня морщины возле глаз выдают ее возраст с головой, хотя она и старается выглядеть моложе своих двадцати восьми лет. Она кутается в белый халат, завязывает на затылке мокрые волосы.
Я все еще лежу, равномерно выдыхая сигаретный дым.
– Я приготовила тебе поесть. Ты устал.
Глория снова залезает ко мне в кровать, пытается поцеловать меня, но я отворачиваюсь. Во рту дым сигарет, и он приятнее ее поцелуев. Глория делает вид, что обиделась. Я вылезаю из-под одеяла, ухожу в ванную. Долго стою под душем, пытаясь смыть с себя все прошедшие часы. Надеваю глаженную белую рубашку, галстук, школьную форму. Возможно, я еще успею на последний урок сегодня.
На кухне меня ждет приготовленный не то обед, не то завтрак. Последний раз я ел горячую еду три дня назад, у той же Глории. Надеюсь, ее муж будет уезжать почаще, так, по крайней мере, я смогу нормально поесть.
Я накидываюсь на курицу, котлеты и бифштекс, жую быстро, и стараюсь ни о чем не думать. Телефон в кармане брюк оповещает разбитым экраном о сообщении. Это Вероника. Она пишет, что получила деньги. Я улыбаюсь, посылаю ей смайлик, и быстрее глотаю еду. Мне надо спешить.
– Дорогой, ешь помедленнее, я же тебя не выгоняю, – Глория снова появляется на кухне, опирается на барную стойку. Кажется, ей доставляет удовольствие смотреть, как я ем. Я снова подношу телефон к самым глазам, узнавая время. Ладно, у меня есть час до последнего урока литературы у мисс Вустер. Я что-то бурчу Глории в ответ. Она сняла халат и стоит передо мной в одном белье. Она, конечно, ничего, для своего возраста, при условии, что она старше меня ровно в два раза.
– Когда возвращается твой муж? – спрашиваю я, подчищая тарелку.
– В воскресенье.
– Значит, в субботу я у тебя.
– Ричи, послушай…
Я останавливаю ее жестом. Не хочу разговаривать. Если она снова начнет мне говорить о своих чувствах – я блевану. Банка пива вчера на ужин – единственное, что я нашел в холодильнике, – явно не пошла мне на пользу.
Я благодарю за постиранную и глаженую одежду, говорю, что свои другие шмотки заберу вечером. Глория пытается поцеловать меня на прощание, но я уворачиваюсь. Пусть скажет спасибо за то, что я сплю с ней в кровати ее мужа. На его половине.
***
Через полчаса я уже встречаюсь с Вероникой в нашем условленном месте – на заброшенной стройке. Там давно уже никто ничего не строит, все огорожено, и только такие ненормальные, как и я Ви, проводим там время. Мы садимся на досках, которые заменяют нам скамейку, Ви достает два пива. У меня с собой в кармане всегда открывашка, Ви пользуется ключом. Сначала мы молча пьем пиво, я чувствую себя хотя бы наполовину живым – я не хочу есть, на мне чистые вещи. Ви пьет маленькими глотками, ее длинные волосы прикрывают шею. На секунду я смотрю на нее внимательно, потом задаю вопрос:
– Ну, как все прошло?
– Лучше не спрашивай, – Ви глядит прямо перед собой, потом лезет в карман джинсовой куртки, – вот, тут 50 долларов. Половина твоя.
Мне неловко брать эти деньги. Я смотрю на смятые купюры, кусаю губы. Чувствую себя морально уничтоженным, но другого способа заработать деньги в пятнадцать лет я не вижу. Вероника протягивает мне деньги.
– Он был не самым худшим из всех, кого ты находил.
Я молчу.
– Он хотя бы платит нормально. Полчаса, и полсотни. На пару дней хватит, – Вероника хлопает себя по карманам, ища сигареты, – ну, а ты как? Только поклянись, что ты предохраняешься.
– Ну, естественно, – я тоже затягиваюсь сигаретой, и во рту от смешения никотина и пива становится гадко, – я лучше от голода сдохну, чем подцеплю себе что-нибудь.
– Слушай, Рич… Мне кажется, пора валить из этого города. Я хочу сейчас накопить денег и свалить куда-нибудь. Я даже работу нормальную найти здесь не могу, блин! – Вероника ударяет себя кулаком по коленке в сетчатых колготках, – никто не хочет связываться с семнадцатилетней потаскушкой.
– Не называй себя так, – резко говорю я, – мы не виноваты, что нам так не повезло.
– Ты, по крайней мере, под опекой мамочки Глории, – говорит она, – а у меня каждый вечер – игра на выживание. У этого чертого Бауэрса под подушкой лежал нож. Хорошо, что все закончилось.
– Он сказал мне, что если я снова приведу тебя к нему, в следующий раз он заплатит больше. Ви, мне тоже тошно от того, что мы делаем. Но я не знаю другого выхода.
– По крайней мере, у тебя есть Глория, – снова произносит Ви, и мне вдруг показалось, что она захотела положить мне руку на плечо, но потом просто поднесла сигарету к губам, – вы типа вместе?
– Мы просто спим, а она обо мне заботится, пока ее мужа нет дома, – я пожимаю плечами, – неплохой такой бартер.
– У нее явно какие-то проблемы, она ведь старше тебя в два раза!
– Зато много чего умеет, – я подмигиваю подруге, – ладно, Ви, осталось потерпеть немного. Я бы тоже уехал отсюда, куда угодно… Но… – я развожу руками, – много денег своровать не получается. У меня и так уже было два привода в полицейский участок.
– У меня тоже.
Мы грустно вздыхаем. Потом Ви докуривает, бросает окурок за спину и поднимается:
– Погнали пройдемся по магазинам. Мне нужны сигареты.
Я поднимаюсь вслед за ней.
– Все будет хорошо, Ви. Обещаю.
Но я соврал.
Когда мы приходим в супермаркет, люди странно на нас косятся. Несмотря на то, что моя школьная форма выстирана и выглажена, я давно из нее вырос – я довольно быстро расту в последнее время, только в высоту, а килограммы не набираю. Наберешь тут, когда иногда за весь день твой обед составляет банка пива и сигареты. Ви и того меньше повезло с внешним видом – на ней короткая кожаная юбка, сетчатые колготки, а огромный вырез рубашки она прячет под тоненькой джинсовой курткой, хотя близится сентябрь.
Я посещаю летнюю школу, хожу на уроки мисс Вустер – английская литература, мой любимый предмет. В конце лета она набирала небольшую группу добровольцев послушать курс по античной литературе, и я записался. Официально учебный год еще не начался, но я уже должен был таскать школьную форму и приходить на уроки.
Меня грозились отчислить семь раз, но я всегда успевал зацепиться благодаря успеваемости, как и в этот раз благодарю этому курсу. Мисс Вустер, наверное, единственная, кто обо мне заботится. Ну, и Вероника. Мы вместе с самого детства.
Я вижу, как на нас странно поглядывают посетители магазина. Город у нас маленький, и все знают, что я сын наркоманки и алкаша, а Вероника живет на пособие с выжившей из ума матерью и занимается сексом за деньги.
А я нахожу ей парней, которые ей платят за это.
У нас в городе есть социальная служба, но всем плевать на нас. У нас много таких семей, где живут даже хуже, чем я. У меня в школе учился парень, которого пьяная мать зарезала ножом. Можно сказать, мне еще повезло.
Я прохожу мимо прилавков. У меня не так много денег, чтобы тратить их на сигареты. Обычно по мелочи я не попадался. Я решаю рискнуть и в этот раз. Я оглядываюсь и хватаю две пачки «Винстона», прячу их во внутренний карман пиджака с логотипом моей школы. Смотрю на Веронику, она делает то же самое.
И тут я слышу голос.
– Опять ты!
Я поворачиваюсь, и замечаю свою соседку, миссис Шеннон, противную старуху, которая красит волосы в черный цвет, а губы в красный, и выглядит как постаревшая и изнасилованная всеми семью гномами Белоснежка. Она живет на этаж выше, и постоянно стучит по батарее, когда мои родители начинают драться.
– Здравствуйте, миссис Шеннон. Как всегда, вы отвратительно выглядите, – отвечаю я, даже не смотря на нее, беру с полки шоколад и направляю к кассе, – всего доброго.
– Проклятый Тозиер! Я видела, что ты и твоя шлюха украли сигареты!
– А еще Вы видели это, – не оборачиваясь, я завожу руку за спину и показываю ей средний палец. Мерзкая старуха.
– Охрана! Полиция! Здесь опять этот выродок!
Я вижу, что она не шутит. Я переглядываюсь с Вероникой, она еле заметно кивает и бросается к выходу. Я за ней. Я уворачиваюсь от охранника, который примчался на крик старухи, и толкаю стеллаж с кока-колой. Пластиковые бутылки валятся на пол. Я перепрыгиваю через них, но не успеваю оказаться на выходе, когда тяжелая рука хватает меня за локоть, заламывает ее и опускает меня лицом об пол. Я пытаюсь вырваться, но охранник явно тяжелее меня.
– Беги! – успеваю я крикнуть Веронике, но ее хватает кассир.
– Добегался, Тозиер, – шипит охранник, и я боюсь, что он сейчас заедет мне ботинком по физиономии, – когда же ты уже поймешь, что брать чужое нельзя?
Я слышу звук защелкивающихся наручников, еще сильнее вырываюсь, и кажется, попадаю плечом охраннику под челюсть. Следующее, что я помню – он называет меня сукиным сыном, а потом со всей силы бьет лицом об кафель. Я успею только заметить, что пол довольно грязный – кто-то в этом месте пролил томатный сок.
Вот тебе и покурил.
========== L ==========
5 Seconds Of Summer – Teeth
Я прихожу в себя от неудобного сидения на жесткой скамье. Я снова в полицейском участке, у меня тут даже камера уже своя собственная есть. Короче, можно сказать, что я тут как дома.
Я разминаю шею, ощупываю руками лицо. Голова болит, но не критично, немного распух нос и рассечена губа, на правой скуле синяк. Не самое ужасное, что со мной случалось. К побоям я привык, пусть лучше бьют по лицу, чем отобьют внутренние органы, как в прошлые разы.
Я приподнимаюсь, распрямляя спину. Выглядываю в проем решетки и вижу двух полицейских, играющих в карты. У одного бутылка пива на столе. Я стучу ботинком по решетке.
– Эй!
– О, очнулся, наконец, – подает голос тот, который схватил меня в магазине, – а неплохо я его уделал, Джерри, а? Хоть посимпатичнее стал.
– Где моя подруга? – кричу я, сотрясая решетку.
– Тише, парень, успокойся. Твоя девчонка в соседней камере, не хватало вас еще вместе тут поселить, как голубков, – продолжает все тот же полицейский, Монтгомери, толстый, лысый, с родимым пятном на шее, – а будешь орать, я тебе еще врежу.
– Мне в школу надо, – говорю я, пытаясь разглядеть время на настенных часах, но ничего не вижу, – я ничего не сделал.
– Ты только посмотри на него, Джерри! Опять взялся за свое, и снова он ни при чем. Сколько раз тебе надо было говорить, Тозиер, что ты попадешься нам еще раз на кражу, ты все оставшиеся годы проведешь в тюрьме?
Сержант Хопкинс молчит, смотрит на меня поверх карт. Я качаю головой.
– Я ничего не брал… Эта старуха… Она просто меня ненавидит!
– Да? А как же тогда в твоем пиджаке оказались две пачки сигарет, а, Тозиер? Скажешь, тебе их подсунула старуха?
Я закатываю глаза.
– Я не успел за них заплатить, как она начала орать. Она это специально! Отпустите меня, мне надо в школу. Или дайте мне позвонить, чтобы меня отсюда забрали.
– И кому же ты позвонишь? – продолжает Монтгомери, отпивая из бутылки, – своей мамашке-наркоманке?
– Ах, ты сукин сын!
Я трясу решетку, Монтгомери смеется. Он подходит ко мне, и думаю, он бы снова ударил меня, но нас разделяет решетка.
– Я могу отправить тебя в камеру прямо сейчас. Ты уже состоишь у нас на учете несколько лет, ты, маленький паршивец…
– Монтгомери! – наконец раздается голос сержанта Хопкинса, – сходи вниз, принеси мне тоже пива. А я с ним пока поговорю.
– Но, Джерр…
– Иди вниз.
Монтгомери уходит, осыпая меня проклятьями. Я сажусь обратно на скамейку, обхватываю голову руками.
– Эй, малец, послушай, – к моей камере подходит Хопкинс, высокий, волосы с проседью, глаза уставшие и запавшие, – сколько раз я тебе говорил, чтобы ты этого не делал?
Хопкинс вполне нормальный мужик, ну, для полицейского. Пару раз отпускал меня под честное слово. Как-то сказал, что я похож на его сына, которого убили в армии. Я поднимаю на него голову.
– Много, сэр. Но в этот раз…
– Ричи, прекрати врать. Я понимаю, тебе тяжело. Но сколько это уже длится? Ты помнишь, что было в прошлый раз?
Я киваю.
– Повтори вслух.
– Меня арестовали за угон чужой машины. И я был пьяным.
– Так, а перед этим?
– Ну, я ограбил прохожего… Но мне нужны были деньги!
– Ричи. Воровство – это не выход.
Я хмыкаю.
– А что мне тогда делать?
– Может, нам стоит обратить в социальную службу еще раз? И тебе подыщут приемную семью… Или отправят в детский дом…
– Вот уж нет! – резко обрываю его я, – только не это. Менять одну вшивую семейку на другую? Нет, покорно благодарю.
– Ты ведь не глупый парень, ты хорошо учишься, у тебя невероятные мозги. Если продолжишь так – окажешься за решеткой еще до шестнадцати лет, и сгниешь там.
– Мне все равно, – я пожимаю плечами, роюсь в карманах, достаю сигареты.
– Здесь нельзя курить, Тозиер, – резко говорит Хопкинс.
– Откуда я могу знать это?
– Там висит табличка.
– Какая, блин, табличка?
Хопкинс указывает рукой куда-то на стену позади своего стола. Щурюсь, но не понимаю, где там текст.
– Не вижу никакой таблички.
– Ты что, читать не умеешь?
Это вернулся Монтгомери. В руках у него две бутылки пива и пакет с пончиками. Черт, я люблю пончики. Я снова пытаюсь затянуться сигаретой, но Монтгомери бьет по решетке дубинкой в метре от моего лица, – тебе же сказали, что здесь не курят!
– Тише, Монти, – говорит Хопкнис, разглядывая меня.
– Ты что, Тозиер, читать не умеешь?! Для кого написана эта табличка, что курить запрещено?
– Я умею читать! – ору в ответ я.
– Ну-ка, посмотри сюда.
Монтгомери хватает со стола листок, что-то размашисто пишет, отходит к столу и выставляет руку с листком перед собой, – что здесь написано?
Я щурюсь, но все же могу разглядеть буквы.
– Там написано, что Вы самый мерзкий полицейский на свете.
– Ах ты сукин сын! – кричит Монтгомери, – я тебя задержу на неделю, ты умрешь здесь, понял?!
– Подожди, Монти. Ричи, ты что, не видишь, что написано на противоположной стене? Ну-ка, взгляни сюда.
Хопкинс тоже берет листок, что-то пишет на нем. Отходит еще дальше, и буквы размываются.
– Я не вижу, сэр.
– Где тогда твои очки? – Хопкинс смотрит на меня, сложив руки на груди.
– Хм… – я делаю вид, что задумываюсь, – наверное, там же где и моя хорошая одежда, еда, любящие родители…. – я начинаю загибать пальцы, – короче, где-то в жопе, сэр.
– Прекрати выражаться, щенок! – орет Монтгомери. Я хмыкаю в ответ. Сигареты я все же убрал. Из-за них и так сегодня вышло слишком много проблем.
– Так я могу позвонить? Чтобы меня забрали?
– Знаешь, какой залог за тебя будет в этот раз? – спрашивает Монтгомери, – ни тебе, ни твоей шлюшке в жизни не расплатиться!
– Дайте мне мой телефон!
Телефон мне все-таки дают.
У меня всего один вариант, кому я могу позвонить.
Я набираю номер по памяти, подношу телефон к уху, слушая гудки. Хоть бы она взяла трубку.
– Алло?
– Мисс Вустер… Здрасьте. Это я. Да, Ричи. Тут в общем… не могли бы Вы меня забрать из полиции?..
***
Она приезжает где-то через час. Если я все же когда сдохну – наверное, только моя учительница и будет переживать за меня. Она ничего, молодая, симпатичная, дает мне свои книжки, и почему-то часто меня спасает. Не знаю, почему, но я ее любимчик среди учеников, наверное, потому что прочитал в своей жизни немногим большим, чем просто комиксы. Так или иначе, она все же приезжает.
Я слышу, как стучат ее каблуки по паркету, когда она входит к нам в комнату. Я все еще сижу за решеткой, потирая руки после наручников. Единственное, чего я никогда не позволял Глории использовать со мной – это наручники. Их мне хватает и в обычной жизни.
– Сержант Хопкинс? Сержант Монтгомери? Я Кирстен Вустер, я приехала забрать своего ученика.
Мы встречаемся с ней глазами. Она лишь слегка дергает уголком губ, увидев мое лицо, но воздерживается от комментариев.
– Здравствуйте, мисс… Это ваш ученик? Что же Вы не научили его, что чужое брать нельзя? – спрашивает Монтгомери, но, тем не менее, даже стряхивает крошки со своей рубашки, глядя на учительницу, – он здесь уже как у себя дома.
– Простите, сержант. Вероятно, произошло недоразумение. Я приехала забрать своего ученика под свою ответственность.
– Мисс, послушайте… Ричи снова поймали на краже. Это уже третье его задержание. Он к тому же оказывал сопротивление…
– Какое на хрен сопротивление! Меня просто приложили мордой об пол! – кричу я.
– А ну заткнись, или я тебе сейчас башку прострелю! – орет Монтгомери.
– Где мне расписаться? Это последний раз, мистер Хопкинс, обещаю, что такое больше не повторится, – голос мисс Вустер властный и сдержанный. Она лезет в сумочку за кошельком, – так какую сумму я вам должна за его освобождение?..
***
Спустя час я уже сижу в машине мисс Вустер, прижимая к разбитому лицу пакет с замороженной курицей, которую она купила в ближайшем супермаркете. Пакет прилипает к ободранной коже, но я терпеливо сижу и молчу. Мисс Вустер тоже молчит, закусив губу в коричневой помаде. Она смотрит прямо перед собой, потом неожиданно останавливает машину возле школы.
– Ох, Ричи… – выдыхает она.
Я молчу. Я уже сказал ей спасибо. Я верну ей деньги, которые она за меня заплатила. Но больше мне сказать нечего.
– Простите еще раз, что потревожил Вас, мисс Вустер, но мне больше некому было позвонить.
– Я так и знала, что ты угодил в какую-то историю, когда не пришел сегодня на урок. Веронику они отпустили, кстати, сразу. При ней ничего не нашли, когда вас арестовали.
– Повезло, – говорю я, смотря перед собой.
Начинался вечер, школьники спешили по улицам, волоча за собой огромные рюкзаки, некоторых встречали родители. Счастливые семейки.
– Ричи, послушай… – мисс Вустер обернулась на меня, – мне надо сказать тебе кое-что. Помнишь, в прошлом семестре ты написал сочинение по Гете? Образ Фауста в современном мире?
– Поганая вышла работа, признаю, – произношу я, крутя курицу и так и эдак, чтобы она лучше подошла моему лицу.
– Нет, Ричи. Она… Поразила меня. Тот слог, тот пыл, с которым ты пишешь… Это что-то невероятное… Я… В общем, я послала твою работу на конкурс.
Я молчу. Сердце сжимается в горле.
– И?
– Ты победил, Ричи. Ты занял первое место.
Я поджимаю губы.
– Прикольно. Мне дадут деньги?
– Послушай, – учительница поворачивается ко мне, – победа в этом конкурсе – это возможность учиться и получать стипендию в пансионате святого Иосифа. Вот, смотри, – она лезет в сумку и достает оттуда буклет, – это самый лучший пансионат во всей стране. Попасть туда – практически невозможно. Обучение там стоит немыслимых денег. Но с этого года они сделали грант – они берут одного ученика, самого лучшего, по творческому конкурсу, на бесплатное обучение. Тому, кто займет это место, сам пансионат будет оплачивать учебу в течение четырех лет, ты будешь жить в роскошном пансионате, там комнаты – как в самой люксовой гостинице! Ты только посмотри на эти фотографии! Директор пансионата, мистер Денбро, позвонил мне вчера, – голос мисс Вустер звенит, она взволнована, щеки ее покраснели, – он сказал, что ты принят. Что ты зачислен. У тебя есть пара дней, чтобы собрать вещи, и…
– Я не поеду, – обрываю я ее. Я смотрю на фотографии улыбающихся мальчиков, всех одинаковых, как близнецы: прямой пробор в гладких волосах, ровные зубы, универсальная форма: песочного цвета брюки, синий свитер в клеточку с эмблемой пансионата, синие галстуки, – мне там не место.
– Ричи! Ричи, ты не понимаешь… Тебе выпал шанс, может быть, на миллион! После окончания этого пансионата тебе открыты двери в любой университет, ты… Ты ни в чем не будешь нуждаться, пока будешь обучаться там!
– Кто я, а кто они? Вы хотите, чтобы я попал в среду мажоров? Живущих на деньги родителей? Вы посмотрите на их смазливые лица! – я тыкаю пальцем в лицо какого-то ученика, «воспитанника и лучшего студента пансионата святого Иосифа по мнению учителей в 2018 году», – да я там просто с ума сойду!
– Ричи, забудь об этом. Какая разница, кто будет тебя окружать там. Твоя цель, если ты хочешь чего-то добиться, – это уехать отсюда, не дать себе сгнить здесь, как многие другие люди. Ричи, у тебя невероятный писательский дар! Ты занял свое место там по праву! – она тычет длинным ногтем в буклет, – и ты будешь полным придурком, прости за это слово, если упустишь этот шанс.
Я смотрю в буклет. Мельком читаю надпись на первой странице.
«Закрытый пансионат для мальчиков имени Св. Иосифа, построенный в 1658 году, вошел в пятерку лучших закрытых учебных заведений по всей стране. Главный спонсор, Джереми Каспбрак, обещает в новом учебном году выделить грант для студентов, обучающихся на бесплатной основе».
– Если ты хочешь закончить, как твои родители, что ж – отдавай мне буклет и выметайся из машины, – произносит мисс Вустер, не глядя на меня. Но я вижу, что она слегка улыбается.
– Но Вы же не думаете, что в этом, – я указываю на заляпанную кровью рубашку, которая еще утром хрустела от чистоты, – меня туда примут?
– С этим мы что-нибудь решим. Так ты согласен? – она смотрит на меня с надеждой.
От переживаний сегодняшнего дня у меня голову идет кругом. Я смотрю на свое запястье, синее от синяков. Да уж, прекрасная кандидатура для учебы в этом закрытом пансионате для лощеных мальчиков.
– А у меня есть выбор? – пожимаю я плечами, снова смотря на фотографии отполированных сверстников.
– Выбор есть всегда, Ричи, где тебе оставаться: в самом низу или пытаться доказать, что твое место – далеко отсюда.
Комментарий к L
оставляйте, пожалуйста, комментарии, для меня это безумно важно!
========== O ==========
Мисс Вустер паркуется возле супермаркета, я даю ей деньги и прошу купить что-нибудь из еды. После сегодняшнего дня мне страшно заходить в супермаркеты – меня и так во многие не пускают. Я остаюсь сидеть в машине, пишу смску Веронике, предлагаю встретиться завтра. Она пишет просто «ОК», и я больше ни о чем не спрашиваю.
С Вероникой мы познакомились еще давно, когда ее за постоянные прогулы и неуспеваемость перевели в мой класс, хотя она и старше меня на два года. Теперь мы одноклассники и лучшие друзья. Вероника единственная, кто меня понимает, потому что она такой же нарост на идеальном теле общества, как и я. На этой почве мы и сдружились.
Ее мать сошла с ума, когда Веронике было одиннадцать. Она пыталась зарезать своего парня, но уголовное дело так и не завели – спустили все на тормозах.
Вероника с одиннадцати лет ворует, пару раз даже взламывала дома, а с пятнадцати – занимается сексом за деньги.
У меня обширные связи в этом городе, я знаю многих парней, которые не умеют знакомиться с девушками, а половое созревание дает о себе знать. Я свожу их с Вероникой и они ей платят. А полученные деньги мы делим пополам.
Мерзко ли это? Безусловно. Но мы хотим выжить. Мы подростки без образования, которых даже не берут на работу. Какой у нас еще есть выбор?
Вероника очень красивая, и я думаю, она могла бы стать актрисой или моделью, родись она в другом месте. Я люблю ее как сестру, но никогда не позволял себе лишнего в ее отношении. Она, впрочем, тоже.
Что же касается меня, я потерял девственность в двенадцать. Это было настолько ужасно и отвратительно, что я неделю пытался прийти в себя и отмыться от этого. Той девчонке тоже не понравилось. Мы с ней после неудачного опыта даже больше не виделись, и слава Богу. Потом со временем я, конечно, втянулся. Сначала это были мои одноклассницы – такие же девочки из неблагополучных семей, без отцов, без любви матерей, которые хотели почувствовать себя хоть кому-то нужными.
Потом я познакомился с Глорией. Я совершенно случайно столкнулся с ней на парковке, когда пытался незаметно вскрыть машину, чтобы украсть оттуда оставленную кем-то сумку.
По счастливой случайности, эта машина принадлежала Глории. Она не стала вызвать полицию, а просто пожалела меня. Ее явно смутил мой нищенский вид и голодный взгляд – в тот год, когда мы с ней только познакомились, я переживал самые неблагоприятные дни – денег не было даже на еду, а воровать всегда было трудно. Я же все-таки не Алладин какой-то, а попасться в тюрьму для меня было даже страшнее, чем умереть с голода.
Глория успокоила меня, привезла к себе домой, накормила и разрешила пожить у нее, сказала, что ее муж уехал в другой город по работе, а ей так одиноко…
Я думаю, Вероника права, считая Глорию ненормальной – ну какая нормальная тридцатилетняя женщина, имея весьма симпатичного и умного мужа (ее муж был профессор в университете), станет заниматься сексом с четырнадцатилетним худым мальчишкой, который иногда падает в обморок от голода и курит самые дешевые сигареты?
Однако Глория стала. Ее муж часто уезжал читать лекции в других городах, и тогда я мог нормально поесть, сходить в нормальную ванную, поспать на нормальной кровати.
С какой-то стороны, я тоже платил Глории за ее доброту – своим телом, как и Вероника, но я оправдывал это тем, что мы, типа, встречаемся. Несерьезно, конечно, но последние полгода я уже не спал ни с кем, кроме Глории.
И не потому что я хранил ей верность – порой у меня банально не было на это сил.
Глория всегда просит меня предохраняться – ее муж бесплоден, поэтому если бы Глория забеременела – беды было бы не миновать нам всем. Я был не против – не хватало мне только заразиться какой-нибудь половой болячкой.
Не могу сказать, что я обожаю секс с ней или в целом. У меня было несколько девчонок, но я все равно не понимаю всей этой шумихи вокруг секса. Сколько нужно подготовки! Душ сначала, душ после, под одеялом жарко, без – холодно, в одной позе затекают руки, в другой – устает спина. Волосы лезут в рот, разные нелепые звуки… А сколько всяких желаний всегда у Глории!.. То она одевается в разные костюмы, то меня ззаставляет надевать какие-то странные вещи (один раз это был костюм Санта-Клауса, блин!), то просит придушить ее или назвать ее всякими грязными словами. Она всегда спрашивает, хорошо ли мне, и я утвердительно киваю. В конечном итоге, я все же получаю удовольствие, но сразу после этого спешу в ванную и долго-долго стою под струями воды, пытаясь смыть с себя эти липкие, клейкие прикосновения Глориии. Вероятно, так она старается доказать себе, что она еще молодая – раз ее трахает такой молодой мальчишка, как я. Как по мне, она и так выглядит неплохо, да и зачем стараться быть тем, кем ты не являешься? Это как если бы я пытался доказать кому-то, что я богатый и титулованный наследник короля!
Но Глория всегда добра ко мне. Она относится ко мне лучше, чем моя собственная мать. И если я могу ее хоть чем-то отблагодарить – что ж, я не против.
Кроме связи с Глории и еще парой девчонок, у меня никогда не было серьезных отношений. Ни одна девчонка никогда не нравилась мне так сильно, чтобы я мог впустить ее в свою пустоту в душе, показать ей все шрамы и раны. Даже Вероника. Для меня она – сестра, друг, товарищ по нашим махинациям, но я бы никогда не позволил ей меня любить.
***
Когда возвращается мисс Вустер и отдает мне тощий пакет с продуктами (немного колбасы, хлеб, молоко, маленькая часть сыра и несколько сосисок – все, на что хватило денег), мне неловко смотреть ей в глаза. Я знаю, мисс Вустер купила бы мне весь магазин – она очень добрая и часто помогает всем своим ученикам, – но я бы просто не позволил. Я не позволяю ей и подвезти меня до самого дома – район у нас небезопасный, не хочу, чтобы какие-нибудь местные алкаши потом порезали ей шины.
– Тогда до завтра, Ричи, – говорит мисс Вустер, – я позвоню завтра мистеру Денбро и попрошу перечислить небольшую сумму денег тебе уже завтра, чтобы ты смог подобрать себе некоторые вещи. Форму тебе выдадут по приезде, но ты не можешь все равно поехать в школу в этом.
Я понимаю, о чем она. Из всей одежды, что у меня есть – школьная форма, из которой я давно вырос, а рубашка после сегодняшнего происшествия снова вся в крови, темно-зеленый свитер, весь растянутый и потертый на локтях, который я ношу уже около пяти лет, пара джинсов, тоже все вытертые и зашитые миллион раз, и одна единственная куртка на все сезоны года. Негусто, понимаю. А еще ведь, наверное, мне понадобятся какие-нибудь учебники и все прочее…
И очки.
Я говорю об этом мисс Вустер. Я как-то настолько уже привык к своему плохому зрению, оно было у меня таким, сколько я себя помню. Мисс Вустер кивает, закусывает губу.
– Встречаемся завтра после последнего урока. Жди меня возле моего кабинета.
Я киваю. Смотрю на календарь на телефоне. Двадцать седьмое августа.
Скоро я отправлюсь в страну мажоров, где меня либо сожрут, либо мне снова придется биться за свое место.
Как же я от этого устал.
Я машу на прощание мисс Вустер рукой, и поднимаюсь на третий этаж ветхого дома, который стоит на самом отшибе.
Помимо нас в доме есть еще 3 квартиры. Над нами та самая старуха, мисс Шеннон, на втором этаже – малолетняя мать, девчонка, лет шестнадцати, у которой уже трое детей, и чей парень порой избивает ее до полусмерти, а мы слышим ее крики, и делаем вид, что нас это не касается. Один раз я вступился за нее, и ее парень сломал мне нос, а она потом сказала мне, чтобы я не лез туда, куда меня не просят. На первом этаже живет вдова с выводком кошек, которые постоянно орут.
Я захожу в квартиру и чувствую настоящую тошноту.
В нашей квартире – две комнаты, которые не отапливаются даже зимой. Я научился подкручивать показания счетчиков, чтобы у нас хотя бы была горячая вода и свет, а вот с отоплением дела обстоят гораздо хуже.
На кухне из всей мебели – стол, три стула и плита, вся загаженная еще несколько лет назад. Я пытался ее как-то очистить, но ни одно средство не берет въевшуюся за годы грязь. Продукты, когда они бывают, мы храним на маленьком балконе, хотя у нас никогда не бывает запаса еды на неделю или хотя бы на пару дней вперед.
Ванна вся ржавая и в трещинах; раковина такая же. Над ней висит мутное зеркало, а полотенца всегда влажные от сырости.
Одну комнату занимают мои родители. Это алко-комната, как я ее называю. Родители спят на продавленном диване, пьют дешевую водку, а мать еще иногда находит деньги на наркотики. Я знаю, что она тоже спит с разными мужчинами за деньги или за дозу наркотиков.
Мне больно на это смотреть, поэтому я предпочитаю таскаться по улицам, чем слышать ее крики.
