Текст книги "12 маленьких радостей и одна большая причина (СИ)"
Автор книги: Christin_Collins
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 12 страниц)
Тем временем мы наконец вернулись к исходной точке, полностью остановившись. Если в этом унылом мире существует безграничное, ничем не омраченное счастье – именно его я тогда и испытала. Эйфория, вызванная чудесным спасением, охватила мое помутившееся сознание и почти отвлекла от ужасной тошноты и головокружения, так что как только удалось отстегнуть ремень, я бросилась прочь, перепрыгнув обалдевшего от моего поведения Гейба. Чуть ли не целуя твердую почву под ногами, я принялась кричать «Аллилуйя, товарищи!» и скакать вокруг ограждений, пока архангел наконец не решил увести меня прочь от аттракциона. Так как меня переполнял поток энергии, который нужно было куда-то направить, было решено отыскать ближайший тир.
Пропустив глупый детский конкурс стрельбы резиновыми пулями по воздушным шарикам, я подбежала к чему-то более стоящему, хоть призом так и оставались мягкие игрушки самых разнообразных цветов и размеров. Наконец получив в руки пистолет, я растерянно покосилась на стоящего рядом Гейба. Тот, ухмыльнувшись и что-то проворчав себе под нос, зарядил мое оружие и вернул обратно:
– Просто так неинтересно, – сказал он, хитро улыбаясь. Заметив огонек в его глазах, я сразу поняла, что дело нечисто. – Предлагаю соревнование: если ты выбьешь больше очков, то я выполню любое твое желание. Моим же призом будет поцелуй.
– А не много хочешь? – засмеялась я, положив пистолет на стол. – Дружеское рукопожатие, но только потому, что я счастлива из-за того, что не умерла десять минут назад.
– Нет, скидок не жди, – улыбнулся архангел, подходя ближе.
– Тогда стреляй первый, посмотрим, как ты у нас владеешь стволами, – хмыкнув, сказала я, уступая место противнику. Наигранно зевнув, он прицелился и, сделав три положенных выстрела, выбил двадцать восемь очков. Невооруженным глазом было заметно, что Гейб даже не старался, ведь считал, что победа у него в кармане. Ну что ж, ваше пернатейшество, мы вам покажем, каково это, не принимать дам в расчет!
Пока Габриэль снимал защитные наушники, я медленно подошла к столу и, даже не повернув голову в сторону пистолета, перезарядила его, наблюдая за реакцией мужчины. Затем, резко обернувшись к мишени, выстрелила три раза, потратив на прицел несколько секунд, и снова развернулась лицом к визави, невинно улыбнувшись.
– Разве я не говорила, что мой отец брал меня на охоту с раннего детства? – театрально прикрыв рот ладошкой, поразилась я. Оглянувшись на плакат с мишенью, Гейб пораженно подсчитывал очки, чтобы не встречаться со мной взглядом.
– Тридцать один… Стой, на какую еще охоту?! – изумился он, хотя особых причин для этого я не видела – мало что ли охотников на белом свете?
– На самую обыкновенную. На выходных он часто охотился на птиц, иногда рыбачил, а я все время напрашивалась с ним, – стоило приняться за объяснения, как архангел с облегчением вздохнул.
– Ладно, я понял, обычная охота, – отмахнулся он от дальнейшего погружения в анналы истории. – В любом случае ты выиграла, так что можешь пожелать, что душе угодно.
– Какая щедрость! Я человек невредный, – услышав подобное заявление, мужчина еле сдержал смешок, за что получил испепеляющий взгляд, – Невредный, я сказала! Так что обойдусь сладкой ватой. И вот твой приз, милейший, дарю бескорыстно, – засмеялась я, сунув ему в руки выигранного плюшевого слона нежно-розового цвета. Идеальный подарок для мужчины, как по мне.
– Очаровательная невинность, – улыбнулся архангел, уводя меня от палатки тира, обняв за талию. – Будь я на твоем месте, сладкой ватой ты бы не отделалась.
– Если бы не выделывался, а честно стрелял, то был бы на моем месте, чего, к счастью, не случилось. Кстати, чуть не забыла, – задумчиво проговорила я, а затем резко повернулась и чмокнула спутника в щеку, чем повергла его в полнейший ступор. – Считай это утешительным призом. О, а вот и сладкая вата! Пора платить по счетам, лузер! – нараспев выкрикнула я и, засмеявшись, потащила Габриэля к продавцу сладостей, впервые взяв его за руку по своей инициативе.
– Как ребенок, честное слово, – проворчал пернатый, покупая билеты на колесо обозрения. Я лишь недовольно хмыкнула:
– Сам же говорил, что мне не хватает ребячества. Тем более та дура первая начала, надо ж быть такой невдалой!
– Иззи, ей одиннадцать! – отчаянно возопил Гейб, с укором уставившись на меня. – Нельзя плевать детям в волосы жвачкой, даже если они тебя бесят! Это слишком бездушно даже для тебя.
– Вот так, да? Теперь ты на стороне мелкой козявки? – обиженно вскрикнула я. – Тогда позволь тебе кое-что разъяснить. Во-первых, она врезалась в меня с разбегу и облила газировкой белый сарафан, предварительно изваляв меня в дорожной пыли. И да, то, что ты мгновенно очистил мою одежду с помощью своей небесной абракадабры, не считается. Во-вторых, я ненавижу детей, которые причиняют мне моральный и физический ущерб, да и всех остальных тоже, но чуть меньше. И в-третьих, – понизив голос до предела, я наклонилась прямо к этому защитнику невинных и ущемленных, злобно сверкнув глазами, – у рыжих нет души.
– Ты просто чудовище, – засмеялся мужчина, потрепав меня по волосам, чем и заставил меня снова растаять. Больше не хотелось плюнуть в злополучную девочку еще раз, прочитать лекцию ее матери и пообижаться на Габриэля за своеобразное предательство… Ну, почти не хотелось.
Наконец закончив препирательства, мы запрыгнули в кабинку чертового колеса, медленно ползущую вверх и открывающую вид на весь парк развлечений. День уже подходил к концу, хотя я совсем не замечала бегущего времени: мы катались на французской карусели, чуть не поломав несчастную лошадку, взгромоздившись на нее вдвоем, обливали друг друга водой у фонтана и даже потерялись в путанных коридорах Дома Ужасов. Но, к счастью или к сожалению, солнце стремительно катилось к горизонту, ослепляя последними теплыми лучиками.
– Господи, я так не уставала с того времени, как ты заставил меня уволиться, наплетя начальнице что-то о свадьбе и берегах Франции, – вымученно улыбнулась я воспоминаниям, взгромоздившись на скрипнувшее сидение.
– Ну почему же наплел? – рядом тут же плюхнулся небожитель. – Я до сих пор могу тебя выкрасть и увезти на Лазурный берег.
– Действительно. Еще ты можешь построить бунгало на необитаемом острове, где мы будем ходить нагишом и поклоняться богу солнца, чтобы послал превосходный урожай кокосов и марихуаны.
– Неплохая идея для зануды, особенно та часть, где мы ходим голыми, – ухмыльнулся мужчина, обняв меня за плечи и блаженно зажмурив глаза от слепящего солнца. – Изабелл…
– Что? – немного охрипшим голосом отозвалась я. Ситуация начинала немного напрягать, но пока что мне удавалось совладать с волнением.
– Почему ты стала шарахаться от меня? Даже сейчас ты вздрогнула, хотя я всего лишь сел рядом… Что за черт?!
Кабинка задрожала, с лязгом качнувшись в сторону, и окончательно остановилась почти на самой вершине. Чтобы не вывалиться, я от испуга вцепилась в рубашку Гейба, крепко прижавшись к нему и чуть ли не запрыгнув на колени.
– Мне определенно нравится такой поворот событий, – прохрипел архангел, пытаясь ослабить мою хватку. Злобно фыркнув, я сползла на законное место, боязливо глядя вниз. Страх высоты вернулся, но теперь не было тех несокрушимых мер безопасности, только хлипкие стальные поручни.
– Это ты, козел небесный, сотворил?! Две минуты в движении я бы пережила, но застрять здесь с боязнью высоты – не лучшая перспектива.
– Сейчас это был не я, честно, – заверил архангел, и, взглянув в его полные странного смятения глаза, я ему поверила. – Но это отличный повод поговорить по душам. Так почему ты так странно себя ведешь?
– Я веду себя так же, как и обычно, – старательно пряча глаза, отрезала я. Где-то в глубине души появилось настойчивое желание свалиться на землю и разбиться, лишь бы больше не оставаться с мужчиной наедине, ведь риск поддаться был слишком велик, но я упорно напоминала себе: чем сильнее привяжешься, тем сложнее отпустить. В какой-то степени это помогало, но стоило ему всего лишь приобнять за талию или поймать за руку, как мне сносило крышу.
– Иззи, посмотри на меня, – нежно прошептал он, осторожно развернув мое лицо к себе. Хотелось зарыдать от того, как сильно было желание просто поцеловать его. Прикосновение его пальцев обжигало щеку, заставляя снова заливаться краской, а сердце вновь остановилось, как на пресловутых русских горках. – Тебе не нужно избегать меня, хорошо? – я лишь судорожно кивнула, неотрывно глядя ему в глаза. – Вот и умница.
Покровительственно улыбнувшись, он провел рукой по моим волосам и потянулся к губам за поцелуем, чем и вывел меня из полнейшего ступора. Наконец-то смущение сменилось новым чувством – безудержным гневом.
– Да когда ты наконец поймешь, что вытворяешь со мной?! – все же вспылила я, не выдержав такого обращения. Оттолкнув окончательно сбитого с толку Габриэля, я отскочила в сторону, чтобы исключить его попытки снова ограничить свободу личности, из-за чего кабинка угрожающе качнулась. – Неужели ты всерьез не видишь, как я вздрагиваю от каждого твоего прикосновения, как краснею от каждой дурацкой шутки? Неужели не видишь, насколько серьезны все эти чертовы чувства?!
– Иззи, – тихо начал он, ошарашено глядя в мою сторону.
– Заткнись, Гейб, – грубо крикнула я, возможно, даже грубее, чем хотела. – Сейчас ты заткнешься и выслушаешь меня до конца, хотя бы один раз. Ты просто сводишь меня с ума своей самонадеянностью, эгоизмом и глупостью! Каждую минуту, когда ты рядом, я думаю о тебе; каждую минуту, когда тебя нет, я думаю о том, как хочу снова видеть твое самодовольное лицо. Каждую чертову минуту, – по слогам прошипела я, чувствуя, как злоба распространяется по телу, как летний пожар в лесу: одна вспышка – и все в огне. – Разве может человек считаться нормальным в таком состоянии? Это лихорадка, а не нормальное состояние.
– Иззи, я…
– Молчи! Ты и так достаточно сказал. Все пляшешь вокруг, пытаешься заставить хотеть жить снова, показать всю красоту окружающего мира… Чушь! Мне не нужна вся эта мишура, если после этого ты просто скажешь «прости» и исчезнешь. Слышишь? Не нужна!
– Я понял, – тихо отозвался мужчина, отчаянно отводя взгляд.
– Что ты понял? – пытаясь отдышаться, выкрикнула я сорванным голосом, но так и не получила ответа. Вместо него – вспышка света. Я в своей комнате. Одна.
Идиотка.
========== Десятая маленькая радость: забота близких или Тот, кому не все равно ==========
– Идиотка, – в который раз устало пробормотала я, медленно сползая на пол, скользя спиной по рельефным обоям в прихожей. Сквозь легкую ткань платья легко чувствовалась каждая неровность и шероховатость стены, кожу словно жгло от укола неожиданно встретившейся борозды или выступа орнамента. Хотелось заплакать, закричать от беспомощности, вскочить на ноги и бежать сломя голову куда угодно, лишь бы найти Габриэля, вернуть его, вновь услышать насмешливый голос… Но бежать некуда. Нервно сглотнув, я легла на пол и пустым остекленевшим взглядом уставилась в потолок. Он вернется, правда, вернется.
Не вернулся.
Два поворота ключа в замочной скважине, и я зашла в квартиру, едва не споткнувшись о порог. Раньше я перескакивала через него автоматически, почти не задумываясь, но всего лишь недели телепортаций хватило, чтобы забыть о такой мелочи. У ног больше не терся маленький белый комочек, раньше встречавший довольным урчанием, – пришлось отдать его соседке, ведь животина слишком напоминала о том, чего вспоминать не хотелось, да и кому-то же придется кормить его после Рождества. Устало опустившись на небольшую тахту, я принялась снимать промокшие насквозь ботильоны. Да уж, зима в Бостоне кончилась, так и не успев толком начаться: пушистый снег превратился в стремительно тающую жижу не самого приятного оттенка, но его было так же много, так что промокла я почти до колена, и ярко-зеленые носки с узором из воздушных шариков пришлось попросту выжимать. Здраво решив, что такими темпами легко подхватить простуду или чего похуже, я включила горячую воду в ванне, вылив туда же пару колпачков пены, и отправилась за кружкой горячего чая, попутно выбросив огромный стакан остывшего латте. Сердце непроизвольно сжалось, когда я перевела взгляд на зеленый логотип «Старбакс», и тут же последовал очередной укол совести. Из-за этого несчастного кофе я устроила настоящую лекцию пареньку-кассиру, но заткнуться заставили его перепуганные глаза раненного олененка – видимо, это был один из его первых дней на работе, так еще и истеричка какая-то попалась, грозящая подать в суд только потому, что вместо желтого сахара она получила обычный. Мгновенно стушевавшись, я пробормотала какие-то извинения и, сунув ему в руки смятую сотню, вылетела из кофейни. На самом деле меня взбесил не сахар, а ореховые глаза продавца, удивительно похожие на глаза, ставшие неотъемлемой частью каждого ночного кошмара. Оказалось, смириться с чьим-то уходом гораздо сложнее, чем я думала.
Уняв разбушевавшиеся чувства, я молча подошла к календарю, висящему на стене у двери, и зачеркнула еще одну цифру. Последняя страница с витиеватой надписью «декабрь» и картиной какого-то молодого художника на фоне становилась все чернее день ото дня, а число двадцать даже не радовало – до знаменательной даты оставалось все меньше, а Гейб так и не появлялся. Неужели плевать он хотел с высокой колокольни на журналистку из Бостона, влюбленную в него, как старшеклассница? Противная догадка о том, что все его усилия были лишь показухой и способом развлечься, острой иглой кольнула между ребер. Всего лишь очередная кукла на две недели? Раньше это казалось чистой воды глупостью, но не в те дни одиночества, когда меня одолевали самые депрессивные мысли, которым раньше просто не было места.
Плюнув на чай, который неожиданно кончился (как все внезапно кончается в моей жизни, прямо диву даюсь), я легла в ванну, надеясь, что белоснежная пена с настырным запахом лаванды поможет снять напряжение и немного отвлечься. Если честно, такие надежды я возлагала на каждый выход из дома, сеанс кино, заказанную пиццу и разгаданную головоломку судоку, но толку было мало, так как имя архангела всплывало в памяти так же часто, как и в вечер после парка аттракционов, точнее сказать, каждые четыре с половиной минуты. Вода приятно обжигала кожу, и на мгновение показалось, будто я действительно смогу успокоиться хотя бы на час, но стоило открыть глаза и случайно взглянуть на небольшую фотографию Эйфелевой башни – бум, привет, суицидальные мысли и злоба на саму себя!
– Черт, я могу хоть ненадолго отвлечься от этого гада? Три дня он не появлялся и больше не появится, – ругалась я на саму себя, недовольно уйдя под воду и, вынырнув, озвучила настойчивую мысль, только что заявившуюся в голову: – Может, ну его, это снотворное? Утоплюсь и дело с концом, хоть ныть больше не получится.
Стоило договорить фразу, как в воду что-то упало словно из ниоткуда. Испуганно взглянув на потолок, я принялась искать это нечто на дне ванны и через минуту подводной экспедиции явила свету божьему маленькую круглую конфетку с выдавленным на ней словом «Нет».
– Что «нет»? Не топиться что ли? – фыркнула я, подняв голову. Ответом послужила вторая конфета, на этот раз упавшая в мою ладонь. «Да». – Да ты издеваешься, не иначе! Может, еще парочку аргументов подкинешь, почему мне не стоит захлебнуться пеной прямо сейчас? Или места не хватит на этих дурацких леденцах?!
Меня охватила новая вспышка злобы, хотелось зарядить в невидимого противника чем-то очень увесистым, но преимущество было явно не на моей стороне, поэтому я лишь угрюмо засопела, продолжая ждать хоть какого-нибудь ответа. И, в конце концов, он появился: спустя несколько мгновений после моего возгласа на запотевшем зеркале стали неспешно всплывать нечеткие очертания линий, со временем сложившихся в одну единственную фразу.
– Я люблю тебя, Изабелл Винтер, – нещадно растягивая гласные, прочитала я, медленно переходя на шепот. Что-то внутри резко дернулось, сжалось и тут же затаилось, а глаза защипало то ли от попавшего в них мыла, то ли от подступивших слез, что было более вероятно, хоть первый вариант мне однозначно нравился больше. – Если это ты, пернатый засранец, то можешь мотать обратно на свое пушистое облачко и обжираться там виноградом из рук какой-нибудь нимфы, наслаждаясь переливистыми мелодиями арфы, ибо здесь тебя уже не ждут. Но если это не ты, то ситуация принимает немного пугающий характер, – наконец выкрикнула я, взяв себя в руки. В голове носилась лишь одна мысль: «Не верь ему». Никому нельзя доверять, даже архангелам, даже смазливым, даже если очень хочется. Просто нельзя.
– На небе нет нимф, арф и винограда, – послышался рядом тихий голос. Мне ничего не стоило узнать его, но в тоне проскочили незнакомые нотки. Что это, неужели неуверенность и смятение? Этот день однозначно войдет в историю и будет отмечаться как национальный праздник.
Резко зажмурившись, я съежилась под водой, чувствуя, как заклинание «Не верь» теряет свою могущественную силу, стоит всего лишь оказаться рядом с Габриэлем. Тем более он выглядел таким виноватым и растерянным, что было сложно тут же не сорваться с места и не кинуться его утешать. Возможно, от этого меня удерживало лишь полное отсутствие одежды, а может, душащий гнев, который до сих пор оставался на месте и уходить явно не планировал.
– Если ты не расслышал, то я четко сказала, что не хочу тебя видеть, – голос показался еще тверже, чем слышался в голове, из-за чего по коже прошлась неприятная дрожь. Пусть я и ненавидела архангела всеми фибрами медленно прогнивающей души, но это никак не мешало мне продолжать слепо любить его, мысленно оправдывая каждый проступок и неверное слово, поэтому говорить гадости совсем не хотелось, а его реакция только усугубляла ситуацию.
– Ты не говорила этого, – так же тихо отозвался мужчина. Он разговаривал так, будто уже заранее смирился с тем, что придется выслушать тираду, а потом, возможно, и уйти ни с чем, но на этот раз навсегда. – Ты сказала, что не ждешь меня. Разве это одно и то же?
– Это не честно, – вздохнула я, оставив вопрос без ответа. – Ты мог вернуться когда угодно, поговорить на равных, но нет, ты будто специально пришел тогда, когда мне некуда деться.
Действительно, деваться было некуда. Просто встать и уйти я не могла, а другим выходом было разве что поиграть в утопленницу, но шансы благополучно испустить дух, не будучи спасенной сразу же, были ничтожно малы.
– Я не поджидал момента. И пожалуйста, Изабелл, не говори со мной таким тоном, – неожиданно попросил Гейб, негромко кашлянув. – Это удручает.
– Не тебе говорить об удручении, – отрезала я все тем же ледяным тоном. Вдруг захотелось причинить ему хоть сотую долю той боли, что чувствовала я, брошенная и ненужная, еще несколько минут назад. – Я зла на тебя и лежу абсолютно голая в давно остывшей воде. Думаешь, беззащитность придает доброты?
В ответ мужчина лишь протянул мне махровое полотенце, неуверенно взглянув в глаза и, задержав взгляд на одно короткое мгновение, тут же отвел его, отвернувшись сразу же, как только я забрала полотенце из рук, вздрогнув, когда случайно коснулась пальцами похолодевшей ладони. Закусив губу, я шумно выдохнула и поднялась, укутываясь в теплую пушистую ткань, но вдруг нога скользнула по дну ванной, и я бы упала, если бы не быстрая реакция поймавшего меня Габриэля. Так и застыв в этой ужасно неудобной позе, я вцепилась мокрыми пальцами в его рубашку и испуганно смотрела на него, не зная, что делать дальше. Внутри полным ходом шла война между желанием прижаться к нему, забыв несколько ужасных суток одиночества, и злобой на всех и вся: на архангела, на скользкую ванну и прежде всего на себя саму. Наконец взяв себя в руки, я прочистила горло и отпустила мужчину, отвернувшись.
– Тебе лучше уйти, – хрипло произнесла я, теребя краешек полотенца, чтобы хоть как-то успокоить нервы. Кажется, в эти слова не поверила не только я сама, но и Габриэль, о чем заявил тут же:
– Ты ведь не хочешь этого, правда? – в его голосе слышалась не столько уверенность, сколько надежда, попытка убедить в этом нас обоих, и это буквально полоснуло ножом по горлу, отчего я тут же судорожно провела по ней пальцами, будто пытаясь нащупать кулон, который мирно лежал на полочке в спальне, снятый еще перед злополучным приемом ванны.
– Не правда, – в который раз солгала я, вбивая себе в голову эту мысль. «Ты не хочешь его видеть, ты не хочешь его видеть», – настойчиво твердил внутренний голос, но его слова заглушал стук сердца, гулом разносившийся по всему телу и неприятно пульсирующий в висках, словно отрицая каждую глупую мысль о том, что лучше оставаться одной, чем жить в постоянном страхе снова быть брошенной.
– Иззи, – начал Габриэль, неуверенно коснувшись моего плеча. Электрический разряд, волной пробежавший по телу, в который раз привел меня в чувство, и эмоции вновь нахлынули с новой силой.
– Нет больше никакой Иззи! – выкрикнула я, больше не сдерживая чувств, и сбросила руку мужчины со своего плеча. – Ты превратил меня в сомнамбулу, вечно твердящую загробным голосом: «Все лгут, никому нельзя верить, он не вернется, тебя опять бросили, жди Рождества». Состояние коматоза, а все из-за того, что ты даже не потрудился поговорить, а просто сбежал! Ну, что же ты стоишь? Я же опять кричу, значит, ты можешь улететь в своей излюбленной манере, бросив меня одну теряться в догадках о том, что же я сделала не так, – голос уже дрожал от крика и слез, комом стоявших в горле, мешая дышать. Переведя дух, я твердо посмотрела прямо в глаза мужчине и прошипела: – Если предпочитаешь стоять здесь, то уйду я.
Хлопнув дверью ванной комнаты, я чуть ли не бегом направилась в свою спальню, но прямо на пороге возник архангел, материализовавшись у моего носа, и схватил меня за запястья, притягивая к себе.
– Изабелл, пожалуйста, успокойся, – почти шепотом сказал он, виновато глядя мне в глаза. Возможно, я бы просто обессилено упала в его руки, и все бы на этом закончилось, но то, что мою свободу кто-то осмелился ограничивать, только подлило масла в огонь.
– И не подумаю, – злобно ответила я, вырываясь из его ослабевшей хватки и направляясь к балконной двери. – Думаешь, это все так просто, верно? Оставил свою верную собачку на привязи, вернулся через пару дней, а она только радостно хвостом завиляет? Я тебе не пудель и такого обращения терпеть не собираюсь!
– Куда ты идешь, сумасшедшая? Там же холодно! – запротестовал мужчина, когда я выскочила на балкон, который скорее представлял собою большую открытую площадку, где была только своеобразная крыша, заледеневшие плиты и металлический бортик, покрытый блестящими от лучей заходящего солнца сосульками. Незначительно замедлив шаг, чтобы не поскользнуться, я подобралась почти к самому краю и оглянулась на выбежавшего следом архангела.
– А что тебе до холода? Ты ведь сбежал от самоубийцы. Думал, что я прожду еще пару десятков лет и забуду о своем плане только из-за твоей слащавой мордашки? Черта с два! – ответила я, пытаясь перекричать воющий зимний ветер. Он нещадно хлестал по лицу, обжигая кожу колючими снежинками, насквозь мокрые волосы прилипли к спине и, казалось, начинали покрываться инеем, но я ни на что не обращала внимания, даже не поежившись. – Знаешь, я хотела просто отключиться от передозировки снотворного, но как можно не принимать в расчет романтичный полет вниз?
– Вернись сейчас же! – выкрикнул Габриэль, сделав шаг навстречу, но я тут же и сама отступила назад, давая понять, что спрыгну, если он приблизится хоть на миллиметр. – Изабелл, прошу…
– Думаешь, мне не плевать на твои просьбы? Я тоже просила, я умоляла вернуться, но ты меня не слышал. Глупо надеяться, что я поступлю иначе, – слезы опаляли замерзшее лицо, а я сама дрожала от пробирающего до костей холода, но ослиное упорство не давало просто вернуться, заставляя идти до победного конца, так что я отвернулась, чтобы подойти к ограждению вплотную, но тут же врезалась в Гейба. Не обращая никакого внимания на мое сопротивление, он буквально сгреб меня в охапку и резко поцеловал, не дав опомниться. Казалось, силы мгновенно покинули мое тело, и я безвольно обмякла в теплых и надежных руках, наконец почувствовав себя под защитой, которой так не хватало. Зажмурившись, я все еще продолжала плакать, негнущимися от холода пальцами вцепившись в полотенце, а внутри все резко обожгло ледяной волной. Весь адреналин, не дающий закоченеть, схлынул, оставляя после себя только неуемную дрожь в каждой клеточке тела и мягко разливающееся тепло где-то гораздо глубже, чем под кожей и ребрами. Как оказалось, чтобы растопить стальную корку льда внутри достаточно одного поцелуя.
Отчаянный звон в ушах нещадно скинул приятную пелену сна, и на меня будто свалилась груда камней, придавившая грудную клетку, не позволяя сделать полноценный вдох. Я постаралась втянуть воздух носом, но то ли кислород кто-то заботливо перекрыл, то ли из меня сделали Волан-Де-Морта, забыв оставить прорези для ноздрей. Прикоснувшись кончиком пальца к лицу, я все же убедилась, что такой предмет как «нос, 1 шт.» все еще в наличии, и с помощью отчета об инвентаризации собственных частей тела отогнала глупые догадки, спросонья казавшиеся вполне реальными. Наконец, неподвижно лежать надоело, и я решила насладиться разглядыванием интерьера собственной спальни, но встретилась с таким препятствием, как непривычно тяжелые веки. Сделав над собой огромное усилие, я расплющила глаза, закряхтев так, будто только что подняла штангу весом в центнер, и взялась за созерцание: комната тонула в глухом полумраке, солнце тщетно пыталось пробиться сквозь тяжелые шторы на окнах, и единственным источником света являлся включенный светильник на прикроватной тумбочке. Услышав шаги за дверью, я попыталась сесть, но тут же рухнула обратно на подушку, только сейчас осознав, как жутко раскалывалась голова и ломило кости.
– Можешь даже не стараться, вряд ли выйдет, – раздался приглушенный мужской голос. Я недовольно поморщилась, зажмурив глаза: звук хоть и был достаточно тихим, но головную боль все же усилил.
– Что вряд ли выйдет? – голос слышался будто издалека, будто говорила и не я. Сиплый, едва слышный и до жути гортанный – казалось, что его владельцем являлся пьяный в стельку пират, курящий по два десятка самокруток в день на протяжении вот уже половины столетия.
– Подняться. Ты заболела, что не удивительно с твоим везением – прямо за пару дней до Рождества! – воскликнул Гейб, но сразу же смущенно затих, увидев, какие страдания причинял такой шум. Извинившись, он продолжил, на этот раз шепотом: – Я скоро вернусь, а ты пока попробуй снова заснуть, хорошо? – попросил он, ласково улыбнувшись и проведя рукой по моим волосам.
– Подожди, – прохрипела я внезапно севшим голосом, когда мужчина отошел на несколько шагов. Возможно, он бы меня так и не услышал, не схвати я его за руку. – Куда ты уходишь? И мы что, все же помирились?
– Иззи, мы женаты девять лет, мы априори не можем мириться после каждой ссоры, ведь интервал между ними не больше трех с половиной часов. Если бы мы каждый раз мирились, то на перепалки не хватило бы времени, а без них и отношения уже не те, – усмехнулся собеседник. Женаты? Девять лет?! – Я только отвезу детей к бабушке и потом сразу же к тебе!
– Каких еще детей? – ошарашено выдавила из себя я, мгновенно позабыв о таких мелочах, как брак и обручальное кольцо, которое действительно угрожающе поблескивало на безымянном пальце. Качнув головой, Габриэль мгновенно подлетел ко мне, открывая бумажник, из которого буквально посыпались маленькие фотографии:
– Вот наш старший, Дэвид, ему сейчас восемь, – указал он на веснушчатого мальчугана, – А это пятилетние двойняшки, Розмари и Сьюзи, рыженькие, совсем как ты. О, а вот и Бекки, младшенькая, – умиленно улыбнувшись, пернатый показал последнюю фотографию, на которой он держал маленький сверточек с ребенком, которому было едва больше года. – На папу похожа, правда?
– Сейчас она похожа на плод топинамбура, а не на тебя, – фыркнула я, пытаясь вспомнить хоть один фрагмент из этого десятка лет счастливой семейной жизни. Архангел светился изнутри, будто только и ждал лишнего повода завалить меня изображениями с результатом девяти лет нашей совместной жизни, в которую с трудом верилось, но я чувствовала себя настолько отвратительно, что была готова принять все за чистую монету, лишь бы он заткнулся и испарился хотя бы на пару минут, осчастливив меня отсутствием беззаботного щебета. – И вообще, какие к черту дети? Какие девять лет брака? Ты что, хочешь сказать, что мне уже тридцать четыре, и я живу все в той же несчастной квартирке с целым выводком варваров?!
– Почему же варваров? – озадачился Гейб, с недоумением глянув на меня и приготовившись поведать тысячу и одну историю о том, что это наизамечательнейшие дети на всем белом свете, но я решила ответить прежде, чем начнется пересказ семейной летописи.
– Если они от тебя, то варвары по определению… Так, стоп, – прошипела я, испугавшись собственного голоса. – Это все шутка, верно? Ничего нет.
Мужчина недоуменно покосился на меня, отойдя к двери. В его взгляде читалось искреннее непонимание, будто я – путешественник из прошлого, рассказывающий ему о драконах и русалках с пучком щупалец вместо головы.
– Хорошо, ваше пернатейшество, начнем сначала, – устало массируя виски, выдохнула я и приготовилась начать расспросы о дате, детях и не изобрели ли еще волшебный пульт по управлению фигурой, но собеседник тут же вклинился в намечавшийся монолог:
– Как ты меня назвала? «Ваше пернатейшество»?
– Ну да, это вполне логично, если учесть наличие крыльев у архангелов и прочей небесной братии. Надеюсь, они у вас мягкие, как у прокладки, и все же покрыты перьями, иначе я отказываюсь понимать этот мир и его представление о Библии, – ответила я, но тут же умолкла, когда Гейб подбежал ко мне, пытаясь определить температуру, приложив ко лбу ладонь, а затем и вовсе начал вертеть мое лицо в руках, следя за выкатывающимися из орбит глазами.
– У тебя точно жар, уже бред начинается. Видимо, все хуже, чем я думал, – констатировал он и уже потянулся к телефону, но я тут же выбила устройство из его рук.
– Хватит ломать комедию, это уже не смешно! – я бы взвизгнула, если бы могла, но, к сожалению, получалось только по-змеиному шипеть, что лишь усилило необходимый эффект.
– Сладкая, какую еще комедию?! Ты не узнаешь детей, не помнишь десять лет из своей жизни и кричишь что-то об ангелах и прокладках – как я должен реагировать? Нам нужно позвонить врачу.
