Текст книги "12 маленьких радостей и одна большая причина (СИ)"
Автор книги: Christin_Collins
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)
– Иззи, отстань от клубники, нам с ней еще десерт делать, – проворчал архангел, отбирая у меня корзинку с ягодами, на которую я накинулась сразу же, как переступила порог кухни.
– Если ты не помнишь, то полтора часа назад я пожаловалась, что хочу есть. Не мечтай, что мой желудок успокоится только от лицезрения этой кучи продуктов, – я взбунтовалась против такого наглого голодомора, но клубнику все же отдала, печально глядя на нее, облокотившись о кухонную тумбу.
– Можешь банан съесть, если так неймется, но ничего большего ты не получишь.
– Ну да, что еще мне сделать? Может сразу раздеться и обмазаться взбитыми сливками?! – возмущенно воскликнула я, заметив гадкую улыбочку мужчины, который подготавливал себе рабочее место. – Я лучше от голода умру, чем буду бананы перед тобой есть.
– Ладно, ладно, иди сюда, – подавив смешок, Гейб подозвал меня, всучив в руки кусок курицы.
– Что это? – выдавила я, поморщившись от отвращения. Мясо было холодным, скользким и ужасно гадким на ощупь, и я изо всех сил старалась подавить желание отбросить эту подрагивающую мерзость в другой конец кухни.
– Это куриная грудка, которую ты сейчас порежешь длинными брусочками, – спокойно пояснил мой мучитель, доставая из пакета с покупками яйца. Брезгливо осмотрев мясо мертвой птички, я решила как-нибудь избавиться от обязанности умерщвлять ее до конца.
– А ты что будешь делать?
– Сейчас отделю белки от желтков, а потом сделаю белковую смесь для десерта, – деловито ответил пернатый, осторожно разбивая первое яйцо. Оценив ситуацию, я поняла, что делить, как мне казалось, неделимое еще хуже, чем возиться с трупами, но лучше уж держать в руках скорлупу, а не нечто противное и слизкое.
– А давай ты помучаешь курицу, а я ее детей, хорошо? А-то еще резать ее на какие-то брусочки, сейчас все испорчу, так что давай лучше порти ты, – мило улыбаясь, я отпихнула Габриэля в сторонку, вернув грудку обратно. Тот лишь ухмыльнулся, цокнув языком, так что я с чистой совестью принялась за работу. Никогда в жизни не делала с яйцами что-то отличное от омлета или глазуньи по особым праздникам, но в каком-то фильме или телешоу видела, как это делают профи, поэтому с энтузиазмом начала перебрасывать желток из одной половинки скорлупы в другую. Какова же была моя радость, когда весь белок был благополучно слит.
– У меня получилось! – радостно взвизгнула я, чуть ли не подпрыгнув на месте, настолько меня порадовала эта маленькая победа в кухонной войне. – Куда его девать-то?
– Умница, желток слей в чашку, потом гоголь-моголь из них сделаем. Нам для безе нужно четыре порции белка, сделай так еще трижды, – пробормотал мужчина, сосредоточенно нарезая мясо.
– А нам так сильно нужен этот белок? – неуверенно спросила я, потупив взгляд. Насторожившись кротостью моего тона, архангел медленно повернул голову и нервно улыбнулся, стараясь подавить смех. Да уж, повод истерически посмеяться у него был: я стояла посреди кухни, все так же крепко сжимая в руках скорлупу с героически добытым желтком, и переминалась с ноги на ногу, топчась в вязкой прозрачной жидкости. Да уж, я так увлеклась первой попыткой проявить себя в кулинарии, что совсем забыла о такой мелочи, как посуда. – Давай я тебе помогу, – прыснув, выдавил мужчина, сгибаясь пополам от смеха, причиной которого служило скорее мое недоумение, чем все остальное.
Злобно засопев и стараясь не смеяться, я вылезла из образовавшейся лужи из разлитого белка, то и дело поскальзываясь, и выдала добровольцу швабру, которой он быстро устранил последствия моего дебюта. От греха подальше надев фартук, я вернулась на место, но теперь под чутким руководством Гейба:
– Осторожно разбей яйцо над миской, да, вот так, а теперь аккуратно переливай желток. Нет, чуть быстрее, пока он не вытек. Так, дай я помогу, – подойдя ко мне сзади, он обхватил мои ладони, полностью контролируя каждое действие, из-за чего процесс пошел быстрее. Не к месту шутя и истерически посмеиваясь, я пыталась скрыть то, как сильно меня смущала эта ситуация, но, казалось, архангел только на это и рассчитывал, придвигаясь еще ближе и понижая голос. Я уж было обрадовалась, что смогу перевести дух, когда ему понадобится миксер, но не тут-то было – Габриэль решил не сходить с места и просто потянулся вперед, чуть ли не уложив меня на тумбу, придавливая всем весом, и тут мое терпение лопнуло.
– Да это уже почти изнасилование, черт возьми, – всхлипнула я от тяжести нависшего архангела. – Слезь сейчас же, ирод несчастный!
– Что-то не так? – наигранно удивился тот, так и не сменив свою дислокацию.
– Да действительно: поставил меня раком и «что-то не так?» Ну-ка исчезни, – прошипела я, уже вооружившись вилкой, которой при желании можно было если не убить, то глаз выколоть уж точно. Рассмеявшись, мужчина все же отошел в сторону, поняв, что добром сие действо не кончится, да и главная цель – вывести меня из состояния душевного равновесия – уже достигнута, и ни о каких бонусах речи быть не может. – Активней, а то я ускорения придам.
– Ладно, сдаюсь, – заверил меня он, включая миксер, ставший последней каплей. – И вот только не говори, что тебе не стоило огромных усилий меня остановить и не зайти дальше.
– Стоило, но исключительно физических, поскольку весишь ты, дорогой мой, не меньше обожравшегося слона, – бросив на меня мимолетный взгляд, Гейб подождал, пока я отвлекусь на рассматривание состава якобы кокосового молока, и бросил в меня щепотку сахарной пудры, накрепко застрявшей в волокнах моей темно-синей рубашки. – Это еще за что?!
– За обожравшегося слона, – ухмыльнулся довольный местью архангел, продолжая взбивать нечто, чему предназначено стать десертом под названием «Павлова».
– Час расплаты пришел, да? Ну хорошо, тогда это за домогательства! – смеясь, крикнула я, прежде чем высыпать остатки сахарной пудры из почти целого пакетика прямо на шевелюру обнаглевшего пернатого. После подобных экспериментов со стилем он больше напоминал Санта Клауса, обвалявшегося в муке после грандиозной попойки, чем могущественного сына божьего. Отдышавшись и вытерев глаза, полные сахара, он медленно протянул, выдавив улыбку:
– Ладно, это я заслужил. Но это совсем не значит, что такое сойдет тебе с рук! – пригрозила жертва моей атаки, накидываясь на меня с запрещенным приемом – щекоткой. Подлец знал, что именно ее я боюсь большего всего на белом свете, и поэтому у меня даже не хватало сил отбиваться – только хохотать и молить о пощаде.
– Пожалуйста, хватит, – просила я сквозь слезы, выступившие от истерического смеха, когда мужчина загнал меня в угол. – Все, я объявляю капитуляцию, только прекрати!
Довольный своей победой, Габриэль остановился, но даже и не думал выпускать пленника на свободу.
– И что полагается победившей стороне? – хитро спросил он, обвивая руками мою талию.
– Благодарность за милосердие? – невинно похлопав глазками, я попыталась выскользнуть из его рук, но попытка не увенчалась успехом. После минутной (ну ладно, сорок минут мы там в обнимку лежали, не суть) слабости в парке я в уже привычной манере заявила, что это была всего лишь ошибка и на большее рассчитывать не стоит, и теперь боялась в который раз не сдержать слово, а вот небожитель с радостью меня провоцировал.
– Ответ неверный, – промурлыкал тот, наклоняясь ближе, и тут я ляпнула первое попавшееся в голову предложение, чтобы получить хоть какой-то шанс на освобождение:
– О Господи, сейчас же индейка сгорит!
– Но мы же даже не покупали индейку, – растерянно произнес захватчик, но на плиту все же обернулся. Воспользовавшись секундным замешательством, я ретировалась в другой конец кухни, дабы снова не попасться так просто, и выпалила:
– Ох, точно, какая же я растяпа! А-то просто послышался запах гари, вот я и подумала, что что-то горит, а что может гореть перед Рождеством кроме индейки? Вот мы с мамой всегда готовили индейку, видимо, это уже рефлекторно или на подсознательном уровне, не разбираюсь я в тонкостях психологии. А знаешь, оказывается, если отрубить индейке голову, то еще пару минут она будет бегать! Или это курица? Хотя какая разница, в общем-то, обе птицы да и…
– Так, хватит, – прервал Гейб мою тираду, направленную на отвлечение внимания от моего побега. Удивительно, но план, заключавшийся в банальном заговаривании зубов, сработал, ну или мужчина сделал вид, что сработал. – Потом обсудим историческую роль индейки в роду Винтер, у нас еще полно дел.
Следующий час мы только и делали, что резали, пекли, жарили и взбивали. Как оказалось, самоназначенный шеф-повар запланировал приготовить тайское блюдо из курицы с ананасом с добавлением кокосового молока, но вот мой скоромный гастрономический вкус решительно не желал принимать подобное издевательство тайцев над американским народом, и, что совсем не удивительно, пока пернатый пытался уговорить меня съесть еще хотя бы ложечку, безе для «Анны Павловой» превратилось в уголь для камина. В знак бесконечного траура я доела всю клубнику и уже собиралась звонить в ресторан с услугой доставки на дом, но Габриэля внезапно осенила гениальная идея, в тонкости которой меня посвящать не собирались, зато отправили одеваться в летнюю одежду, что уже означало очередное перемещение во времени. Посетовав на любовь небожителя к сюрпризам, так люто мною ненавидимым, я все же удалилась в комнату, и уже через полчаса мы стояли на берегу озера.
– Где мы? – заворожено уставившись на ночное небо, усеянное россыпью бледно-серебристых звезд, спросила я.
– Двадцать три часа сорок семь минут, восемнадцатое июня, две тысячи четырнадцатый год. Уолденский пруд, штат Массачусетс, – отрапортовал архангел, потянув меня за руку. – Идем, это еще не все.
Послушно идя вперед, я старалась не думать о том, что Габриэль сжимал мою руку, и не заливаться краской. Удивительно, но его наглые приставания оказывали гораздо меньшее воздействие, чем такие простые проявления заботы. Пройдя около ста метров вдоль берега, мы подошли к небольшой лодочке, едва заметно покачивающейся на воде, и на моем лице сразу же проявилась глуповатая умиленная улыбка девочки, воспитанной на классических любовных романах и романтических фильмах, в которых подобные сцены были обязательным атрибутом, если не клише. Забравшись в лодку, архангел протянул мне руку:
– Прошу на борт, миледи, – шутливо поклонившись, сказал он, помогая мне сесть. Восторженно глядя вокруг, я не могла сказать и слова, пока мужчина старательно греб веслами, доставляя нас в самый центр пруда.
– Тут так красиво, – прошептала я, неотрывно глядя то на черный бархат неба, то на спокойную гладь воды. – Спасибо.
– Не за что, – мягко улыбнулся Гейб, – Это меньшее, что я могу сделать для тебя. И можно один вопрос?
– Конечно.
– Я все равно не могу понять, почему тебе так запала в душу эта идея самоубийства, – неуверенно начал Габриэль. – Не все же достигают успеха в двадцать пять, на это уходят годы.
Поджав губы, я наконец-то оторвалась от лицезрения окружающего пейзажа. Отвечать не очень хотелось, ведь эта тема запросто может разрушить такую очаровывающую атмосферу сказки, но собеседник выжидающе смотрел мне прямо в глаза, угрожая прожечь дыру до самого затылка.
– Думаешь, что-то изменилось бы после этих уходящих лет? Вряд ли. Я выбилась из сил доказывать, бороться и пытаться что-то изменить, – опустив взгляд, проронила я. Не хотелось углубляться в воспоминания о том периоде жизни, тем более сейчас.
– Но ведь у тебя было все: хорошая работа, друзья, да и внешностью тебя не обделили, очень сомневаюсь, что были особые проблемы с поклонниками, – гнул свое мужчина, неудовлетворенный моим туманным ответом.
– А что помогает жить? Финансовое благополучие, хорошая работа, шмотки от Ферре? Нет. Помогает жить мечта, и именно с ней я жила последние лет двадцать, жертвуя всем ради ее исполнения.
Все, Изабелл попала на излюбленную тему рыданий по своей судьбинушке. Вряд ли удастся заткнуться, пока не выскажу все накипевшее внутри за время такого длительного молчания.
– Как думаешь, просто сидеть на том ужасно неудобном кресле в офисе издательства и слушать, как невыспавшийся редактор отрешенно рассказывает о том, что выше газетенки я никогда не прыгну? Слушать, как он втаптывает тебя в грязь и плюет на твою мечту, а потом, даже не сменив тона, просит свою секретаршу принести кофе, а меня – закрыть дверь с обратной стороны? Я даже не плакала, нет. Еще несколько месяцев я лично носилась по издательствам, переписывала, переделывала, беспощадно кромсала свое детище, чтобы соответствовать их стандартам, пока мне не заявили, что вызовут охрану, если я еще раз приближусь к офису. А главной мотивацией отказа всегда было одно и то же – «Самоуверенным журналисточкам не место в литературе». Сколько еще тонн грязи я должна была вытерпеть, сколько раз отказаться пробивать путь в литературу через постель? Я устала быть вторым сортом без мечты и надежды. Лучше сдохнуть, чем существовать как легкозаменимая молекула в одном огромном организме, – выдохнувшись, подытожила я, раздраженно отвернувшись. Вся злоба вернулась с новой силой, и, сама того не желая, я выплеснула ее на человека, которому меньше всего желала подобной участи.
– Прости, – стушевавшись, промямлила я, стараясь не смотреть Габриэлю в глаза из-за душившего стыда, но он лишь ободряюще прикоснулся к моей руке, сжав похолодевшие пальцы в своей как всегда теплой ладони.
– Все хорошо, Иззи, тебе нужно было все высказать, и я готов выслушивать подобное часы напролет, если от этого тебе станет легче.
Не сумев ничего ответить, я лишь с благодарностью взглянула на него, переплетая наши пальцы в ответ. Мне безумно хотелось остановить время хотя бы ненадолго, чтобы удержать это недолговечное мгновение, когда я понимаю, что единственной совершенной ошибкой было то, что я так упорно отталкиваю Габриэля, боясь что-либо менять в себе или наших запутанных отношениях. Вдруг бархатистый голос нарушил хрупкую тишину:
– У тебя все еще есть, ради чего стоит жить.
– И что же это, если не мечта?
– Тебе нужно жить ради чуда, которое подстерегает вас, людей, буквально за каждым углом. Жаль, что вы не всегда его замечаете.
– А если и я не замечу?
– Заметишь. Я его тебе покажу.
Мягко улыбнувшись, Габриэль отвел взгляд и, наклонившись немного в сторону, едва коснулся пальцами воды. Вдруг мерцающее отражение звезд на застывшей стеклянной глади пруда едва заметно задрожало, а на воде в месте прикосновения архангела появился слабый светло-голубой огонек, расползающийся вокруг вместе с кольцами ряби, словно капля акварели, попавшая в стакан кристально-чистой жидкости. Удивленно приподняв брови, я осторожно подобралась к бортику лодки, у краев которой, словно по волшебству, появилось пятно света, медленно охватывающее собой все больше и больше пространства. Казалось, что огоньки отражающихся ночных светил оживали, неуверенно и будто чего-то боясь, но оживали и светили ярче прежнего, словно светлячки, скрытые от нас под толщей воды. Тем временем огонек озарил весь дозволенный простор, ограниченный лишь травянистым берегом, и теперь мягко переливался, излучая сияние даже над светящимся стеклом озера, из-за чего все казалось окутанным какой-то полупрозрачной синеватой дымкой. По сравнению с тем, что я видела в ту ночь, все то, что так старательно Гейб делал раньше, показалось незначительным и совершенно обыденным, ведь представшая перед глазами картина больше напоминала иллюстрацию к детской сказке о принцессах, драконах и волшебниках, а не реальность, что я проживала. Очарованная увиденным, я не удержалась и прикоснулась к воде, улыбнувшись совсем по-детски, когда светлячки звезд расползлись под руками, создавая легкую рябь. Едва удержавшись, чтобы не захлопать в ладоши от ребяческого восторга, я оглянулась на архангела, молча наблюдавшего за моей реакцией на происходящее с едва заметной улыбкой на губах.
– Как? Как ты все это делаешь? – потрясенно спросила я, продолжая вертеться, чтобы увидеть каждый фрагмент окружавшего меня пейзажа и запомнить каждую незначительную деталь. В ответ Габриэль лишь пожал плечами, притянув меня к себе и легонько поцеловав в висок. Не скрывая глуповатой улыбки, я обвила его руками и положила голову на плечо, тихонько прошептав «спасибо» и стерев со щеки скользящую вниз слезинку.
– Ты плачешь? – обеспокоенно прошептал архангел, словно боясь снова нарушать воцарившуюся тишину.
– Да, – я согласно кивнула, крепче прижимаясь к нему, как будто хотела удержать рядом. – До Рождества ведь остались считанные дни, а я… Я не хочу, чтобы ты уходил.
Я ждала. Покорно ждала, что Гейб поднимет меня, посмотрит в глаза и скажет, что никуда не исчезнет, что всегда будет рядом, или что он засмеется и пригрозит мучить меня до самой смерти, не давая отоспаться и заставляя радоваться каждой глупости, происходящей вокруг. Но нет, ответ был гораздо короче, но и этого хватило, чтобы снова заплакать:
– Мне жаль.
========== Девятая маленькая радость: дань ребячеству или В каждом сердце есть место для мыльных пузырей ==========
Нежиться в мягкой постели на чьем-то плече и притворяться спящей, лишь бы удержать это мгновение, было так непривычно и странно, что я невольно задавалась вопросом: «А не подменили ли ту ворчливую Изабелл Винтер, что закупалась снотворным еще две недели назад?» Глупо, но аксиома действует безотказно – влюбленность творит странные вещи с людьми. Да, через несколько минут мне придется вскочить на ноги, избить Габриэля подушкой и восклицать что-то высокоморальное о его фамильярности, но это будет потом, а ведь так хотелось проваляться так до самого Рождества, если не дольше. Я знала, что Гейб внимательно следит за моим выражением лица и ждет, когда я себя выдам. Еще я знала, что он давно догадался, что я лишь притворяюсь, но тоже не хочет портить эту глупую, но такую приятную игру. Как дети малые, честное слово.
В то время, когда до окончания нашего спора оставались считанные дни, хотелось пользоваться каждой возможностью, каждым шансом и просто прикасаться к архангелу, исподтишка любоваться его улыбкой, невзначай подходить поближе и выводить на откровенные разговоры, во время которых мы казались такими близкими друг другу, будто были вместе несчетное количество лет, а впереди только дни беспамятного счастья или беспричинных скандалов, а иногда и того, и другого одновременно. Простое человеческое счастье, которое противоестественно для него и абсолютно не нужно мне. По крайней мере, пока работает первый пункт.
– Твой спектакль накрылся еще семнадцать минут назад, Иззи, – тихо проговорил мужчина, но, тем не менее, только крепче обнял меня за плечи.
– Что же ты раньше меня не раскрыл?
– Я бы и сейчас этого не делал, просто плечо затекло, – пожаловался он, подавив смешок. Едва заметно улыбнувшись, я переместилась на подушку, с головой накрываясь одеялом. Несмотря на разгром конспирации, вставать совершенно не хотелось, как и выслушивать возможные подколы, поэтому пришлось искать укрытия, пусть и не такого надежного, как хотелось бы.
– Собралась прятаться от меня? Тебе что, двенадцать лет? – усмехнулся Габриэль, но, не услышав ответа, решил действовать более решительно. – Так значит, да? Ну ладно, Изабелл Винтер, будем брать вашу крепость штурмом, – заявил он, забираясь ко мне под одеяло и притягивая к себе, не обращая ни капли внимания на сопротивление захваченной стороны.
– Отстань, а, – взмолилась я, смеясь и пытаясь вырваться из цепких мужских рук. – Ну это даже не смешно!
– Разве это должно быть смешным? – на мгновение его голос стал пугающе серьезным, а руки до боли сжали мои запястья, вмиг заставив меня замолчать. Взгляд Габриэля ожесточился и немного помутнел, но, к счастью, вскоре его лицо снова озарила довольная улыбка, увидев которую, я спокойно выдохнула.
– Гейб, хватит, – устало попросила я, отводя взгляд и пытаясь отстраниться от навязчивых, но приятных объятий. Может, это покажется глупым, трусливо сбегать от того, о чем так отрешенно мечтала столько ночей, но инстинкт самосохранения оказался сильнее влияния особых феромонов Небесного Воинства.
– Что-то не так? – мужчина немного стушевался, хоть и пытался это скрыть, но меня не выпустил.
– Да, не так, – кивнула я и, воспользовавшись секундным замешательством, вырвалась из мертвой хватки архангела. Скинув одеяло, я уже хотела ретироваться, избежав очередного задушевного разговора о чувствах, но только я повернулась к кровати спиной, как в десятке сантиметров от моего лица возник пернатый, явно желая услышать объяснения.
– Гейб, – охрипшим от смущения голосом протянула я, чувствуя, как лицо залила краска, а по спине огромными табунами скакали мурашки. Отвлекшись от раздумий о дурацких особенностях моего организма, так любящего моментально выдавать смущение, я наконец вспомнила, что уже секунд десять мужчина ждет продолжения моих слов, выжидающе глядя то в глаза, то на зардевшиеся щеки. Выдохнув, я прохрипела: – Личное пространство… Я имею право на личное пространство.
– Конечно, имеешь, – шепотом согласился он, приобнимая за талию. – Но это не значит, что я – не исключение о постановлении «О субординации и прочей никому ненужной ереси, призванной скрывать сексуальное напряжение».
– Дурак, – выдохнула я, едва улыбнувшись, и положила голову на его плечо. Просто прижаться покрепче и запомнить каждую деталь, пока он не уйдет, – так просто, не правда ли?
Не правда.
– Я понял, чего тебе не хватает, – задумчиво протянул Габриэль, внимательно наблюдая за круговыми движениями моей зубной щетки.
– Да ну, – небрежно промычала я, заметив странный огонек в его глазах, исчезнувший сразу после того, как щетка водрузилась обратно в стаканчик. – Поделись же своей занимательной теорией.
– Ребячества. Тебе не хватает ребячества. Ты постоянно стараешься выглядеть взрослой и уравновешенной, хотя делать глупости – совершенно необходимо, – преподавательским тоном заявил архангел, подняв указательный палец.
– Неужто? И когда же мне не хватало глупостей: когда мы раскатывали по всему супермаркету в тележке или когда я согласилась на это до безобразия неприличное танго посреди Парижа?
– Это не считается, хитрюга, – хмыкнул мой мучитель, легонько щелкнув меня по носу, за что мгновенно получил ленивый подзатыльник. – Это все было сделано по принуждению, а будь твоя воля, я почти уверен, ты бы нацепила на себя очки с пятисантиметровыми линзами, болотную юбку до лодыжек и, взяв в руки указку, пошла бы лупить ею по рукам всех, кто посмеет улыбнуться в твоем присутствии.
– Интересные у тебя фантазии, архангел Габриэль, – присвистнула я, не понимая, как реагировать: то ли устроить шутливую драку из-за такого завуалированного оскорбления, то ли рассмеяться из-за представленной картинки меня в роли шестидесятилетней ханжи.
– Надеюсь, если я буду заставлять тебя не задумываться о мнении окружающих, то это войдет в привычку. Поэтому сегодня ты получишь концентрированную вакцину против серьезности! – воодушевленно проговорил мужчина, мечтательно глядя вдаль, словно за окном была панорама замка из заставки Дисней, а не начинающий таять грязный снег, которым был укрыт Бостон, начисто лишенный своего зимнего очарования за один день.
– Может, мы обойдемся всего лишь аскорбинкой? – с надеждой в голосе пролепетала я, совершенно не желая тратить целый день на подражание счастливому пятилетнему спиногрызу.
– Нет, – отрезал Гейб, легко чмокнув меня в кончик носа, и умчался в другую комнату, крикнув что-то вроде «Надевай летнее, ненавижу такую осеннюю зиму». Летнее так летнее, будто у меня есть выбор.
Разгоряченный воздух отдавал какой-то непонятной слащавостью, а в мысли ворвался заливистый смех, шум и странная музыка, напоминавшая мелодию в фургоне мороженщика. Помассировав пальцами веки, я наконец смогла сфокусироваться на картинке, и она, если честно, совсем не радовала: орава снующих повсюду детей разного возраста, пола, национальности и степени синдрома мозговой недостаточности перемежалась навязчивыми продавцами сладкой ваты и попкорна и, конечно же, клоунами на ходулях в до тошноты и головокружения пестрых красно-желтых костюмах с нелепыми орнаментами. Клянусь, окажись я сегодня на Арене Голодных Игр или в унылом постапокалиптическом мире, то однозначно была бы куда счастливее. Увы, смерть здесь обещала быть гораздо более длительной и мучительной.
– Ну что, тебе нравится? – голос Габриэля звучал будто из глубин сознания, ведь уши заложило из-за пронзительного визга пробежавшего мимо мальчишки. Испуганно озираясь по сторонам, я скривилась в нервной усмешке и наконец протянула в ответ неестественно высоким голосом:
– Тебе ответить честно или так, чтобы не обидеть? – договорив, я продолжила вертеться, как юла, чтобы не пропустить внезапного нападения семилетнего врага, который грозил сохранности моей одежды неестественно яркой газировкой и вечно капающим из рожка мороженым.
– Так, чтобы не обидеть.
– О, конечно же, мне тут безумно нравится! – отчаянно закивав головой, я изливала весь свой ужас в сарказме. – Как ты угадал с местом, аж диву даюсь! Все эти очаровательные детки, совсем не уродливые клоуны и оглушающий визг пугливых идиоток с экстремальных аттракционов меня ни капли не нервируют.
– Вот и отлично, – намеренно пропустив все недовольство, архангел крепче сжал мою руку, которую так и не отпустил с самого перемещения, и темпом испуганного горного козла помчался в самую гущу событий, неизменно таща меня следом.
– Куда ты меня ведешь, сумасшедший?! – выдавила я на бегу, пытаясь перекричать шум толпы и бессчетного количества аттракционов, которым не было видно ни конца ни края. То и дело врезаясь в прохожих, их мягкие игрушки или воздушные шарики, мы стремительно приближались к тому, чего я так искренне боялась.
– Я туда не полезу, – выдохнула я, округлившимися от ужаса глазами глядя на адское сооружение так, будто моя жизнь зависела от того, как долго я смогу не моргая следить за ним. Не выдержу – окажусь там и умру от разрыва сердца, вот только несмотря на всю эту браваду и бесстыжий шантаж, умирать уже совсем не хотелось.
– Полезешь, – заговорщицки прошептал Габриэль, наклонившись прямо к моему уху. Возможно, в другой ситуации и при других обстоятельствах я бы засмущалась, покраснела от того, как выдыхаемый им воздух щекочет шею, но не сейчас, нет. Сейчас мое внимание, чувства и переживание принадлежали исключительно им – огромнейшим русским горкам, достигавшим в высоту неполные шестьдесят метров.
– Гейб, я высоты боюсь, – пискнула я, надеясь, что честное признание спасет от смертной казни, но это лишь вызвало недоумение у собеседника:
– Что-то было незаметно на смотровой площадке Нотр-Дама, – недоверчиво хмыкнул тот и, пользуясь моей полнейшей прострацией, обнял сзади за талию, нагло положив голову на мое плечо и выжидающе глядя в полные благоговейного страха глаза.
– Если бы я призналась, то ты назвал бы меня трусихой. Пожалуйста, идем в какое-то место пониже Крайслер-билдинг.
– Трусиха.
– Вот видишь! – заныла я, стараясь утянуть мужчину как можно дальше от злополучного филиала ада на земле, даже не подумав отстраниться от его объятий. – Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста.
– Страхи мешают жить, так что сегодня ты от одного избавишься, – твердо заявил небожитель, потащив меня прямиком к билетной кассе. Господи, неужели я так грешна, что заслужила смерть от передозировки адреналина, падая с высоты тридцатиэтажного дома?
Сердце колотилось в невиданном ритме, совершая около полутора сотен ударов в минуту, и казалось, что оно сейчас вырвется из груди и хоть один орган получит долгожданное спасение, пусть и отдельно от всего остального организма. Естественно, архангел, вприпрыжку несясь к вагонеткам, запрыгнул на самое первое сидение, предварительно впихнув меня туда же, чтобы избавить от соблазна спрыгнуть на металлическую дорожку еще до начала движения. Сотрудников парка немного смущала моя реакция на аттракцион, так как по пути к месту своей гибели я свободной рукой вцепилась в воротник одного из парней, моля о помощи и истошно крича. К сожалению, одной зеленой купюры номиналом в пятьдесят долларов, которую Габриэль сунул в нагрудный карман пареньку, хватило, чтобы он высвободился из моей цепкой хватки и не обращал никакого внимания на крики «спасите!»
– Открой глаза, – ласково прошептал Гейб, когда мы наконец заняли свои места, а я оставила попытки спрыгнуть вниз на манящую мягкую траву, находящуюся всего в паре метров.
– Уже все закончилось? – с надеждой в голосе спросила я и, получив положительный ответ, все же расплющила веки. Впереди виднелись только стальное сооружение ужасающих размеров и безобидные пушистые облака, которые будто насмехались надо мной своим безмятежным видом. – Хватит лгать мне, гаденыш, ничего даже не начиналось! – прошипела я, пытаясь ударить несносного пернатого, но осуществлению мести помешал работник аттракциона, пришедший застегнуть на нас ремни безопасности.
– Девушка, пожалуйста, сядьте прямо, – вежливо попросил он, плохо скрывая нетерпение в голосе. Видимо, я не единственная, чьи истерики ему пришлось сегодня вытерпеть. Согласно кивнув, я развернулась, собирая в кучу остатки самообладания и бесшумно молясь о спасении души моей пропащей.
– Спасем мы тебя, оголтелая, спасем, – устало вздохнул Габриэль, когда некий Фрэд (по крайней мере, так было написано на его бейдже) наконец-то отошел.
– Подслушивать чужие разговоры очень некультурно, – выдавила из себя я, что стоило немалых усилий, ведь после обычных ремешков нас намертво закрепили на сиденьях с помощью жуткой металлической конструкции, обитой какой-то непонятной материей. Дышать было почти так же невозможно, как и выбраться, и в тот момент я была безумно благодарна небесам за то, что не стала счастливой обладательницей размера так четвертого, иначе бы я скорее напоминала расплющенный блинчик, чем живого (или почти живого) человека.
Через несколько мгновений раздался предупредительный звонок, и состав тронулся. Тихо заскулив, я мертвой хваткой вцепилась в руку архангела, который, что не удивительно, был совсем не против, и стала вслушиваться в подозрительный треск механизмов под ногами и звуки доносившейся снизу песни «Highway to Hell». Спасибо, Фрэд, я оценила иронию.
Увы, подъем не может длиться вечно, и вот уже виднелся спуск, от которого волосы на моей голове стали дыбом, а сердце, упав куда-то в район лодыжек, остановилось навсегда. Разглядев маленькие точки, обозначавшие других посетителей, съежившийся до размеров тарелки парк и очертания небольшого городка, видневшегося в нескольких милях от этого отныне люто ненавистного мною места, я поняла только одно – все очень плохо. На секунду замерев на самой вершине, вагонетки полетели вниз чуть ли не со скоростью звука, грозя всем нам, пассажирам адского экспресса, взлететь в воздух, как только рельсы внизу закончатся. Острое ощущение срываемого ветром скальпа ни на секунду не покидало меня, пока состав несся по своему ужасающему маршруту, несколько раз сделав мертвую петлю. В голове не осталось ни одной мысли, кроме слов песни «I believe I can fly», засевшей в моей голове, словно старая истертая пластинка, ну и, конечно же, молитв о безболезненной кончине. Горло ужасно саднило из-за непрекращающегося крика, но я и не думала останавливаться, надеясь, что это поможет хоть как-то унять весь тот ужас, захвативший мою душу, тело и желудок, который отчаянно ныл и порывался выдать наружу утренний чай и вчерашний ужин. На удивление, Гейб был неадекватно весел, что лишь еще раз подтвердило мои догадки: этот парень просто сумасшедший. Эх, а мама так надеялась, что я найду себе успешного финансиста. Она хоть и была ярой католичкой, но вряд ли бы обрадовалась, приведи я на семейный ужин ее кумира в лице архангела. Подобные размышления о всякой ерунде хоть немного отвлекали от того, что творилось в тот момент, который я наверняка буду вспоминать как самый жуткий из всех мною пережитых, если этот полоумный, сидящий рядом, не удумает новый способ довести меня до состояния готового сброситься со скалы лемминга.
