Текст книги "12 маленьких радостей и одна большая причина (СИ)"
Автор книги: Christin_Collins
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 12 страниц)
– … никак не вписывается архангел, – закончила я, оборвав Габриэля. Он окинул меня похолодевшим взглядом, а затем снова принялся разглядывать прохожих, так и не поправив меня, чего я с такой надеждой ждала.
– Вот именно. Так что чем меньше ты привяжешься ко мне, тем лучше будет для нас обоих.
– А если уже поздно? – после недолгого молчания спросила я все таким же тихим голосом. – Если я привязалась настолько сильно, что уходить поздно?
– Изабелл, ты же прекрасно понимаешь, что я не могу. Это же не сказка и не мультфильм Диснея – здесь не будет радужных концов, но устроить счастливую жизнь ты можешь.
– Хорошо, – подавленно согласилась я, нервно сглотнув и отвернувшись. – Я поняла, что ради какой-то дурочки ты не будешь менять свою жизнь и жертвовать всем. «Это же не сказка и не мультфильм Диснея». Раз уж от самоубийства ты меня отговорил, остается только смириться и выполнить стандартный жизненный план с пятнадцатью детьми, домом в предместье и золотистым ретривером, – фыркнув, я представила эту отнюдь не вдохновляющую картину, а затем вновь обратилась к собеседнику с единственным интересующим вопросом: – А ты? Продолжишь бежать, верно?
– Что? – Габриэль удивленно вскинул брови, словно не понял, о чем я. К его сожалению, достаточно просто взглянуть в глаза, чтобы все усилия оказались пустой тратой времени.
– То, чем ты все время занимаешься – убегаешь. Я не знаю, от кого или чего, но возникает ощущение, будто ты не можешь остановиться. Боишься остановиться. Так, будто не сможешь снова бежать без оглядки, делая вид, что это всего лишь жажда приключений. Нет. Это животный страх. Я знаю, о чем говорю.
– Не знаешь.
– Знаю. Когда вслед за отцом умерла мать, я бросила колледж и уехала из города. Путешествовала автостопом. Меня занесло на другой конец страны, потом в Техас, оттуда в Монтану, и так и продолжалось восемь месяцев. Тысячи новых лиц, о которых я забывала через тридцать минут после расставания, новые города, слившиеся воедино… Мне казалось, что это сможет вытеснить всю ту боль, травившую сердце, поэтому все продолжала и продолжала, пока не кончились деньги. Вернулась в Бостон, восстановилась в колледже, подрабатывала официанткой, но в одном я ошиблась: вся эта игра наперегонки с воспоминаниями обернулась полным крахом. Чем дольше ты отрицаешь боль, тем сильнее она тебе отомстит, когда силы для сопротивления кончатся. Я знаю, я всего лишь человек, но я сломалась – сломаешься и ты. Не так быстро, но кто сказал, что не так же болезненно?
Архангел молчал, опустив взгляд на свои ботинки, облепленные пушистым скопищем снежинок. Глянув на него, я и сама пожалела, что подняла эту тему, таким подавленным он казался. Захотелось вернуть свои слова обратно и просто молча обнять его, будто репетируя прощание, но у меня не было ни суперспособностей, ни машины времени, так что оставалось лишь стыдливо прошептать:
– Прости. Я зря все это начала.
– И правда, – согласно кивнул он, – Так что предлагаю просто забыть этот разговор.
Внимательно вглядевшись в мое лицо, мужчина едва заметно улыбнулся и ненавязчиво переплел наши пальцы. Наконец взгляд его фисташковых глаз снова потеплел, отчего мне стало хоть чуточку легче.
– У нас есть целых двадцать четыре часа, Изабелл Винтер. Целых двадцать четыре часа до того, как ты проспоришь мне желание.
========== Двенадцатая маленькая радость: Бесснежный недо-Сочельник или Марафон обещаний от ангела-извращенца ==========
Комната была укрыта мягким махровым мраком, с которым обессилено боролся слабый ночник. То ли было слишком рано, то ли тяжелые шторы не пропускали ни лучика света, но, в любом случае, навязчивое солнце не смело нарушить тот потрясающий уют поздней зимней ночи. Свернувшись клубком под пушистым одеялом, я едва заметно улыбалась, мечтательно уставившись куда-то вдаль. После дикого воя с парковки, который издавал чей-то потревоженный автомобиль внизу, я не могла вернуться ко сну. Так как даже сладкая дрема не почтила меня своим присутствием, приходилось довольствоваться полетом фантазии в теплой постели при свете ночника.
Мысли в голову лезли не самые праздничные и жизнеутверждающие: до Рождества осталось едва больше суток, как и до окончания некогда бесившего меня спора. Даже елки нет, что ж за праздник-то такой у меня будет?! Нелогично со стороны архангела – устраивать двухнедельные каникулы с путешествиями во времени и домогательствами, а в канун Рождества оставлять меня наедине с расставанием. Негодяй, мог бы хотя бы…
– Зима! Крестьянин, торжествуя, на дровнях обновляет путь! – в резко распахнувшуюся дверь ввалился Габриэль, вытянув перед собой руку, как поступает любой уважающий себя декламатор стихов, завидев желанную аудиторию. Ну и что, что аудитория быть таковой вовсе не мечтает? Право, творцам чужды столь суетные заботы обывательского мира!
– Чего ты орешь с утра пораньше?! – взвизгнула я, натянув одеяло до подбородка и недовольно уставившись на небожителя. И правда, его голос, и так достаточно громкий, сейчас был словно пропущен через невидимый небесный микрофон.
– Его лошадка, снег почуя, плетется рысью как-нибудь, – только продолжал архангел, медленно приближаясь к моей кровати. Схватив с прикроватной тумбочки карандаш, я наставила его на шумного посетителя и как никогда серьезно крикнула:
– Квиетус, придурок!
То ли Джоан Роулинг меня подставила, а заклинание оказалось настоящим, то ли я всего лишь выглядела еще глупее чтеца поэзии, что ввергло последнего в некоторый ступор. В любом случае цель была достигнута – Габриэль все же умолк.
– Кажется, тебе пора заканчивать с Гарри Поттером, – после недолгого и неловкого молчания заметил архангел.
– А тебе пора заканчивать будить меня ни свет ни заря, – в ответ огрызнулась я, отложив карандаш. Три с половиной года мечтать о банальном пятнадцатичасовом сне, а уволившись с работы вставать еще раньше прежнего. Воистину, я родилась под счастливой звездой. – И да… Русская поэзия? Утром? Спасибо, что не в оригинале.
– Когда у тебя есть целая вечность за плечами и еще больше впереди, времени хватает даже на бесчисленную поэзию. А вообще Пушкин был славным малым… Вот ты знаешь, сколько у него было любовниц? Какой там Казанова, я вас умоляю! – восхищенно вскрикнул мужчина, хлопнув в ладоши.
– Как это на тебя похоже, восхвалять человека за количество женских имен в списке «Трахтоберфест».
– Запатентуй название, пока я буду обдумывать количество нужной мне бумаги, – усевшись на краешек кровати возле моих ног. – Твое имя ведь пишется с двумя «л» на конце?
– Козлина! – крикнула я, одновременно пихая мужчину ногой и метя в него вовремя оказавшейся рядом подушкой. – Еще и лжец. Ничего ведь не было!
– У нас все еще есть целые сутки, – придвигаясь ко мне поближе, сказал архангел, за что тут же получил еще одной подушкой по наглющей морде. Не смотря на это, он со смехом продолжил свое движение, а у меня уже кончились снаряды. Черт возьми, не об изнасилованиях я мечтала, когда хотела нормального Рождества, совсем не о них. Ну или не совсем… Так, Винтер, заткнись уже, будь добра, вдруг он опять твои мысли читать вздумает?
К моему счастью, не вздумал. Навалившись сверху, Габриэль принялся меня щекотать, не обращая никакого внимания на визг и яростное сопротивление. Через десять минут возни ребра ужасно болели, скулы сводило от смеха, а простынь под нами сбилась в несуразный клубок ткани. Конечно же, спустя еще несколько мгновений мы запутались и в ней. Попытки освободиться плодов не принесли, зато на полу мы оказались быстро, соскользнув с довольно высокой кровати. Господи, в такие моменты я крайне недовольна тем, что йогом ты меня не сделал. Обустроила бы тут додзё, спала на полу на каком-то тюфяке и пила травяной чай, уносящий в нирвану. Заодно городские продавцы конопли обрели бы счастье в моем лице. И вместо просветительской работы я валяюсь на полу с архангелом-извращенцем, который через сутки бросит меня, на прощание отвесив пару пошлых фразочек и невыполнимых обещаний? Так в стиле лузера Изабелл.
– Ну давай, сломай мне пару ребер, они же мне совершенно ни к чему, – упав на пол, взвыла от боли я, когда сверху приземлился мужчина. Характерный хруст, сопровождавший наши воздушные пируэты, все не давал мне покоя.
– Провести Рождество в госпитале, избивая друг друга гипсом и швыряясь овсянкой. Разве может быть что-то лучше? – поинтересовался Габриэль, мечтательно уставившись вдаль. Гаденыш, даже слезать не собирается!
– Я, конечно, понимаю, полет мысли и все такое… Возможно, это будет излишне дерзким предположением с моей стороны, но вдруг тебе будет куда уютнее размышлять над проблемами бытия и том, куда так стремительно несется наша безграничная Вселенная, на кухне у окна, с чашкой горячего кофе в руке?
– Возможно, но на этом участке комнаты небывалая циркуляция энергии ци, так что…
– Если ты прямо сейчас не избавишь меня от своей раскормленной тушки, медленно, но уверенно ломающей косточки под собой, то я эту самую энергию ци тебе в такое место направлю, что…
– Ладно, ладно, ты можешь быть сверху, – рассмеявшись, архангел резко перевернулся на спину, и я оказалась почти на свободе.
– Может еще и руки мои отпустишь? – неуверенно спросила я. Ситуация начинала выходить за пределы обычного дурачества, и это обескураживало. Орехово-зеленые глаза светились блеском, не предвещающим ничего хорошего, но это ощущение растаяло через несколько затянувшихся мгновений:
– Отпущу, – ровным голосом сказал мужчина, ослабив хватку. Хоть он и пытался выглядеть максимально спокойным, небольшое волнение и даже какая-то горечь отчетливо попадалась на глаза. – Чаю?
– Я не хочу тебя отпускать.
– Это неизбежно.
– Знаю.
Сердце предательски сжалось. Пальцы вздрогнули, прикоснувшись к раскалившейся от горячего чая чашке. Казалось, она вот-вот лопнет от кипятка и клубов валящего пара.
– Но ведь у меня еще есть целые сутки, верно? – с надеждой в голосе спросила я, опустив взгляд на плитку под ногами. Так мужчине было сложнее заметить мои подступающие слезы, скрытые прядями растрепавшихся волос.
– Если быть точным, то у нас осталось восемнадцать часов и тридцать четыре минуты, – вздохнул Габриэль, бросив беглый взгляд на настенные часы. – И прекрати рыдать, Иззи, иначе мне кажется, что я ошибся адресом и попал к кисейной барышне из псевдоисторических романов, а твоя внешность у нее исключительно из-за моей бушующей фантазии.
– Даже спрашивать не буду, в каком направлении твоя фантазия бушует, да и выражение на твоей противной морде с каждой секундой все больше уверяет в моей правоте.
– Так определенно лучше, – улыбнулся архангел, зашуршав фантиком от ириски. – Если мне и осталось терпеть тебя один день, то куда интереснее проводить это время с твоей наиболее противной версией, – на мгновение он запнулся, заметив мой взгляд, претендующий на звание «испепеляющий». – Полегче, Дейенерис, я тебя обидел?
– Я уведомлю тебя, когда обижусь. Кулаком в лицо, например. Тебе не больно, а мне хоть какая-то радость в жизни, – процедила я, стараясь не скрипеть зубами слишком громко, и, встав из-за стола, отошла к окну. Слово «терпеть» уж очень сильно резануло слух, выпустив на волю глупые мысли а-ля «А вдруг я всего лишь продвинутая версия игрушки Sims 3?» Если да, то к черту. Время бета-версии исчерпано, а вот от лицензионной Габриэль все же отказался. Но это совершенно не значит, что последний день тоже должен быть испорчен.
– Так чем же ты намерен занять меня сегодня? – почти оптимистично спросила я, отвернувшись от окна, за которым уже вовсю светило холодное декабрьское солнце. Хоть до Сочельника и оставались считанные часы, у природы были свои планы на этот счет, явно разнящиеся с привычным представлением Рождества: вместо наметенных сугробов и заснеженных деревьев Бостону достался талый лед на асфальте и голые деревья, чернеющие на фоне серовато-белого небосвода с бледно-желтым размытым от туч диском. На традиционную зимнюю сказку не тянет, но вот для современной драмы о суициде в бетонных джунглях – самое то. Как вовремя.
– На самом деле у меня было много вариантов, – задумчиво начал Гейб, гоняя во рту леденец. – Мы могли бы сходить в церковь на службу, покататься на воздушном шаре в Альпах, ненадолго смотаться в Индию на фестиваль красок…
– Опыт мне подсказывает, что все слова, идущие до злополучного «но», можно даже не слушать.
– Но, – улыбнувшись, протянул мужчина, – Зачем куда-то телепортироваться, перемещаться во времени и ломать голову, когда у нас под носом один из лучших дней за весь год?
– Это какой-это? «Бесснежный недо-Сочельник» или «День продавца елок»? – иронично уточнила я. Ни картина за окном, ни дата на календаре не дарили радостного ощущения наступающего праздника, оставляя жителей Бостона на произвол судьбы и личной фантазии. Увы, игра «Представь, что вокруг снег» меня не очень вдохновляла.
Выслушав мои варианты, Габриэль неожиданно расплылся в улыбке и потряс меня за плечи, приговаривая:
– Вот за такой Изабелл я даже скучать буду! Вечно бурчащий непробиваемый романтик, который убеждает всех и себя в первую очередь в том, что не верит в сказки, чудеса и мир во всем мире.
– Ты прав, я забыла надеть дизайнерскую оптимистичную маску, «мэйд ин хэвэн» все-таки. На Земле-то всего лишь войны, голод, безработица и скрытый тоталитарный режим, а я тут начинаю! – заявила я, но тут же рассмеялась, увидев лицо архангела, выражавшее вселенское негодование. Приобняв за талию, он подтащил меня к окну:
– Начнем блиц-опрос, чудовищная. Что ты видишь?
– Грязь. Слякоть. Продавца хот-догов, – без запинки отрапортовала я, пристально вглядываясь в пейзаж, раскинувшийся за стеклом. Пожалуй, если бы на Рождество я могла загадать любое-любое желание, им бы стала возможность видеть мир таким, каким его видит Габриэль. Стоило увидеть, с каким воодушевлением и воистину детской радостью он взирает на грязный утренний город, чтобы зависть начала незаметно грызть глотку. Хоть бы одним глазком взглянуть на жизнь сквозь его непробиваемые розовые очки…
– А я вижу, что завтра сочельник, а это уже повод украсить твою захолустную берлогу, – мечтательно заявил мужчина, наверняка уже подумывая, где разместить стойло для оленей Санты, а где поставить пряничный домик размером с собачью будку с живущими внутри дрессированными мышами в костюмах эльфов. Зная размах, с которым проходит каждая задумка архангела, я лишь надеялась, что это скромное предположение будет на том же уровне адекватности, что и выбранный небожителем вариант.
– Вообще-то эту «захолустную берлогу» ты ремонтировал сам, так что все претензии можешь свернуть в аккуратный комочек и засунуть себе …
– Знаю, знаю, не стоит уточнять локацию, благо фантазия у меня достаточно богатая, – отмахнулся мужчина, задумчиво отходя вглубь комнаты. Через несколько минут напряженного мыслительного процесса он все же задал мне воистину философский вопрос, который, видимо, и мучил его все это время: – Желтый или красный?
– Красный, – неуверенно протянула я, с опаской поглядывая на хитро ухмыльнувшегося мужчину. Пробормотав нечто наподобие «Так я и думал», он щелкнул пальцами, что само по себе было дурным знаком, но даже самые смелые предположения померкли, когда я узрела весь масштаб произошедшего апокалипсиса.
Буквально с потолка начали сыпаться ярко-красные шары, спиралевидные подвески, маленькие фигурки, изображавшие пухлых ангелочков, и бесконечные нити золотистых и алых бус. Пытаясь увернуться от бомбардировки, я скрылась, частично спрятавшись под кофейным столиком, но когда шум падающих украшений кончился и я высунулась из укрытия (что за глупейшая идея?), прямиком на мою голову посыпались цветастые гирлянды, запутываясь в волосах и цепляясь за одежду, тем самым сковав меня по рукам и ногам. Вакханалию довершила огромная размашистая ель, упавшая где-то между кухней и диваном.
– Кажется, ничего не забыл, – улыбнулся Гейб, крайне довольный проделанной работой. Да уж, ему было, чем гордиться: вряд ли в комнате осталось место, спасшееся от атаки рождественских украшений.
– Значит, освобождение меня из плена дождика в твой список дел не входит? – с упреком в голосе спросила я, пытаясь выпутаться самостоятельно. Увы, предательский дождик был словно охотничьи сети: чем больше жертва сопротивляется, тем сильнее увязает в ловушке. И почему я не ношу в кармане перочинный нож или пятидесятисантиметровый кинжал? В общении с Габриэлем эта вещица пригодится – уж больно часто архангел забывается. Ему-то все равно никакого вреда подобная царапина не принесет.
– Ты такая милая, когда злишься, но ничего не можешь сделать, – умиленно протянул тот, потрепав меня по щеке (интересно, если ему отрезать пальцы за это, они потом отрастут?).
– Милее некуда, – буркнула я. – Развязывай давай.
Удрученно вздохнув, Гейб все же принялся за работу, предварительно еще раз щелкнув пальцами: на этот раз мой потолок расплодился лепестками роз. Бело-алый поток растительности хлынул вниз куда быстрее, чем рассчитывал архангел, так что через долю секунды мы были по колено погребены в романтическом удобрении.
– Надеюсь, в твоем воображении это выглядело лучше, – засмеялась я, увидев некоторое недоумение на лице мужчины.
– Действительно, куда лучше, – рассеяно улыбнувшись, кивнул головой он. – Знаешь, связанная ты мне куда больше нравишься. Если бы еще кляп в рот вставить, то можно будет даже на люди выходить, не боясь за их безопасность.
– С тобой так точно нельзя никуда выходить, несчастные представительницы женского пола слишком часто попадают под твой рентген, – фыркнула я в ответ. – И вообще, что это еще за скрытая тяга к БДСМ?
– На месте человека, у которого на полке для белья спрятаны наручники, я бы не задавал таких вопросов.
– Ты копался в моем белье?! – взвизгнула я, пытаясь замахнуться для удара, но гирлянда все еще не позволяла мне освободиться, из-за чего я напоминала разгневанного цыпленка.
– Не уходи от темы, Изабелл Винтер, – с улыбкой наблюдая за моими ритуальными танцами, произнес архангел.
– Мой бывший был полицейским, наверное, забыл забрать их с другими вещами.
– Твой бывший был банкиром и даже не жил здесь. Врать нехорошо, – шепотом протянул Габриэль, подойдя ко мне вплотную. Его губы… Черт возьми, они слишком близко! Вечно смеющиеся глаза, едва заметная ухмылка – по всему этому я так скоро буду скучать. Кажется, будто всего лишь час назад я облила его кофе, а он помог собрать бумаги в лифте. Час назад мы играли в снежки в парке, выбирали котенка и валялись на земле, разглядывая небо. Час назад объедались шоколадом и танцевали танго на глазах у всего Парижа, катались на лошадях и даже готовили ужин. Всего лишь час назад…
– Изабелл? – встряхнув меня за плечи, взволнованно протянул Гейб.
– Что? – рассеянно отозвалась я, будто выныривая на поверхность реальности. Воспоминания в прямом смысле захлестнули меня с головой.
– Ты будто и не здесь. Все нормально?
Я люблю тебя, как дура, а ты только дразнишь и все грозишься убежать и больше никогда не вернуться. Конечно, все не нормально, все совсем не нормально!
– Да, все отлично, – давай, идиотка, ври дальше. По сценарию он резко поменяет тему, и весь день вы даже не коснетесь друг друга, потому что жутко неловко. Первоклассники, ей-богу.
– Вот и отлично, – с облегчением сказал Габриэль, отстраняясь. – Ну что ж, хватит бездельничать! Нас ждут великие дела!
Кто бы сомневался.
– Украшение елки стало подвигом? – с улыбкой спросила я, снимая с себя остатки дождика.
Иди и целуй. Прямо сейчас. Долбани его по голове омелой и стань пылесосом минут на десять, раз он определиться не может, что ему, черт возьми, надо. А если брыкнется, ударь и опять целуй. Имеешь право, вон он сколько времени честной девушке голову морочит, пусть готовится к последствиям.
Внутренний голос уже заходился в истерике, но я лишь отогнала от себя навязчивые мысли. После минутного поцелуя последует целый час выяснения отношений, а это не то, на что хочется тратить драгоценное время.
– Еще каким! Предлагаю для начала украсить елку, а со стремянками лазить по стенам можно и потом, – голос мужчины раздался словно из другой комнаты, размыто и неотчетливо. Даже ему было сложно перекричать мои внутренние терзания, но, взяв себя в руки, я согласно кивнула головой, решив прекратить захватывающие диалоги с самой собой. Уж больно громко она орет.
Следующие часы пролетели почти незаметно. Включив фоном «Эта великолепная жизнь», а затем и старый мультик «Анастасия», мы наряжали елку, бросаясь друг в друга серпантином и гирляндами, со стремянкой наперевес скакали по квартире, пытаясь развесить повсюду крохотные лампочки. Никто ведь не сомневался, что с лестницы я упала? К счастью, архангел предотвратил романтическое свидание моей челюсти с полом, так что обошлось без жертв, хотя из-за того, что я повисела на шее Габриэля куда дольше положенного, внутренний голос повысил свои децибелы. В любом случае квартира представляла собой концентрат Рождества, и я почти поверила в сказку, несмотря на дурацкую погоду за окном.
– Ну что ж, нужно подвести какой-то итог, – выдохнул Габриэль, устало упав в кресло, когда мы наконец закончили с украшением квартиры. Стоило ему свалиться на мягкие подушки, как, жалобно заискрившись на прощание, резко погасла люстра в гостиной, а за ней и все торшеры, светильники и даже многочисленные гирлянды, с такими усилиями развешенные на стенах, – как всегда вовремя в нашем доме забарахлило электричество.
– Эффектно ты садишься, – издав негромкий смешок, сказала я, когда помещение нырнуло в беспросветную мглу декабрьской ночи. Трепещущие огни бодрствующего города осветили мягкую улыбку архангела, заскользили по его волосам и лишь на мгновение замерли на вороте рубашки, поспешно исчезнув за его спиной и оставив нас во мраке. – Кажется, на кухне были свечи.
Непродолжительная экспедиция к спасительному ящичку, где должен был располагаться наш временный светоч, оказалась куда сложнее, чем мне представлялось, ведь после недавних перестановок я все еще не успела к ним до конца адаптироваться, что стало понятно с погружением в кромешную тьму. После весьма болезненных столкновений с порогом, аркой и столешницей на кухне нашлось две небольших свечи, которые я и зажгла с помощью найденных там же спичек. Комната тут же наполнилась слабым светом и… запахом жженых волос?
– Черт побери, Изабелл! – вскрикнул Гейб, когда я вбежала в гостиную, беспомощно теребя длинную прядь и крича что-то непонятное о врожденной ловкости и проклятии богов. Да уж, выражение «огненно-рыжие волосы» обрело весьма ироническое значение. Недовольно цокнув языком и пробурчав «Тоже мне, Неопалимая нашлась», пернатый щелкнул пальцами, и на меня тут же обрушилась пара литров воды, взявшаяся буквально из воздуха.
– Ты что вытворяешь, придурок?! – завизжала я, содрогнувшись от неожиданно охватившего меня холода. Под кожу словно загнали бессчетное количество стальных игл, не дав и минуты, чтобы опомниться. С пожаром на голове было хоть тепло, он даже создавал некоторый уют, но вот филиал Ниагарского водопада посреди гостиной меня уж точно не устраивал.
– Спасаю тебя, если интересуешься, – недовольно ответил мужчина. – Когда я говорил тебе о ролевых играх, то имел в виду что-то банальное, типа медсестры или стюардессы. Кто ж знал, что ты фанат средневековой Франции и решишь изобразить Жанну д’Арк!
– Именно поэтому ты выбрал себе роль русалочки из «H2O: Просто добавь воды»?
– Надо было тебя песком засыпать, меньше бы возмущалась, – почти обиженно буркнул Габриэль. – Я ее тут спасаю от огня и стремянок, а в ответ получаю «Ты скотина редкостная, спас мой скальп от возгорания, но залил кофточку водой. Это же наверняка как-то связано с твоими наклонностями маньяка-насильника! Ну-ка отвечай, ты все подстроил, чтобы провести финал конкурса мокрых маек?»
В начале этой гневной тирады мне все еще хотелось влепить мужчине если не звонкую пощечину, так успокаивающий подзатыльник, но пародия на меня саму оказалась излишне реалистичной, даже несмотря на жутко-писклявый голос архангела, поэтому вместо исполнения невынесенного приговора я просто рассмеялась.
– Ну вот, теперь ты еще и смеешься. Вот как вас, женщин, вообще понять можно? По нестабильности с твоим настроением может сразиться только йодистый азот, который взрывается от того, что на него садится муха, – продолжал негодовать небожитель.
– Если продолжишь придумывать такие дурацкие сравнения, то судьбе той самой мухи можешь позавидовать, – резко прекратив смеяться, заявила я, чем заставила порочного архангела вновь обратиться к небесам:
– Отец, дай мне сил дожить эти пару часов без нервного срыва и физических увечий, – взмолился он, уставившись в потолок. Осознав, что совсем не так представляла себе наш последний вечер, я подошла к Гейбу и нежно обняла его за плечи.
– Ну же, тише, истеричка, сегодня я не буду тебя бить. Наверное, – прошептала я, почувствовав, как тот вздрогнул от неожиданности. Через мгновение (а может и через два, в полной тишине и темноте это определить довольно сложно) Габриэль все же облегченно выдохнул, немного смятенно положив руки мне на талию. На считанные секунды в комнате восторжествовала идиллия, но вскоре я почувствовала, как предчувствие чего-то то ли плохого, то ли всего лишь неприятного, а быть может и вовсе катастрофического, скользнуло по спине вместе с холодящей капелькой воды. Как оказалось немного позже, моя интуиция работает лучше, чем воспаленные эмоции и навыки координации.
Сквозь прикрытые веки я увидела, как рядом мелькнуло что-то светлое, потом еще и еще… Взволнованно открыв глаза, я отшатнулась от Габриэля и от восхищения прикрыла рот ладонью: лампочки, прячущиеся от нас в темноте, начали медленно загораться, освещая комнату мягким бежевым светом. Дрожа и колеблясь, тени от вспыхнувших свечей плясали на стенах и наших лицах, и через несколько мгновений из притащенного архангелом граммофона полились первые ноты венского вальса из старого мультика «Анастасия», под который я прослезилась несколькими часами ранее.
– Мадемуазель, – смешливо поклонившись, сказал архангел, – позволите ли вы пригласить вас на танец?
– Отчего же нет, месье? – улыбнувшись, я подала ему руку, и через мгновение мы уже кружились в танце. К сожалению, на долгие выплясывания меня не хватило, так что через две минуты усиленного слежения за ритмом и долбящих «Раз, два, три» в голове, я сдалась и просто повисла на мужчине, слабо покачиваясь в такт музыке. Его руки, таки теплые и мягкие, нежно обнимали меня за талию, а дыхание щекотало щеку, и в тот момент я поняла, что мне больше ничего не надо. Не нужны эти постоянные фокусы, путешествия, бесконечные чудеса, что он вытворяет. Мне нужен только сам Габриэль, такой родной и домашний, приносящий несравненное ощущение уюта везде, где появляется. Увы, он слишком архангел для того, чтобы просто быть рядом.
– Если я накачаю тебя хлороформом и оставлю себе в пожизненное рабство, то какая температура джакузи с кипящим маслом ждет меня в аду? – положив голову на плечо Габриэля, поинтересовалась я. Тот только усмехнулся, проведя рукой по моим волосам, другой продолжая придерживать меня за талию. Ответа на свой вопрос я так и не услышала, и отсутствие хоть одной несчастной шуточки от архангела уже настораживало. Может, он тоже не хочет уходить?
Комната звенела тишиной. Звуки проезжающих вдали машин были почти неслышны, как и разговоров соседей. Только мирный, едва различимый звук капающего воска и размеренное дыхание архангела, лежащего рядом. Осторожно выдохнув, чтобы не издавать лишнего шума, я сглотнула и неуверенно коснулась пальцами раскрытой ладони Габриэля. Теплая, как и всегда, шероховатая и ставшая такой родной всего за несколько дней. В памяти всплыли моменты первой встречи, заключения спора, первого дня вместе, когда я приняла его за обычного городского сумасшедшего с наклонностями озабоченного мецената. С ним я словно прожила еще одну жизнь: новую, беспощадно отличающуюся от привычной рутины, заставившую открыть глаза и перестать закапывать голову в песок. Но от этого только сложнее было отпустить его раз и навсегда.
Не сказав ни слова, Гейб переплел наши пальцы, крепко сжав мою руку, и продолжил бездумно смотреть в потолок.
– Решил уйти красиво, в полночь под звон церковных колоколов? – с горькой усмешкой спросила я. Мужчина лишь хмыкнул в ответ.
– Ты хочешь, чтобы я сделал это раньше?
– Глупый вопрос.
Мои слова повисли в воздухе. По потолку скользнул свет фар проезжающей машины, и мы оба неотрывно следили за этим лоскутком мягкого желтого свечения, пока он полностью не растворился в темноте комнаты.
– Да, наверное, – наконец согласился Габриэль, немного повернув голову. – Ты плачешь?
– Нет, – твердо сказала я, когда он мягким движением стер с моей щеки слезинку, обжигавшую кожу словно настойчивое пламя летнего костра. Стиснув зубы, я продолжала сдерживать себя и казаться сильной, будто уход единственного дорогого человека в жизни не значил ровным счетом ничего.
– Иззи…
– Через шесть с половиной минут не будет никакой Иззи, – заявила я, вставая на ноги и отряхивая свитер. – Только жесткая Изабелл Винтер, которая вернется на работу и перегрызет глотку каждому, кто посмеет тявкнуть наперекор, только потому, что так переносить одиночество куда легче. Зато самоубийств не будет, – пожала плечами я, увидев неоднозначную реакцию собеседника на мои слова, но немного подумав, все же добавила: – По крайней мере, у меня. Кто знает, быть может, будешь отговаривать вскрываться какую-нибудь девчонку, которую покусала злобная журналистка Винтер.
Поднявшись, архангел только рассмеялся, притягивая меня к себе. Несмотря на ярое сопротивление, он все же сгреб меня в охапку и, пригладив напоминавшие потрепанный стог сена рыжие волосы, прошептал:
– Она все равно не сможет заменить тебя. Мало кто умудряется быть таким противным и милым одновременно.
Внутренний голос прошептал лишь одно слово, и я наконец не сопротивлялась: «Давай». Обвив шею мужчины руками, я уже потянулась к нему, чтобы поцеловать, как вдали послушался звон. Колокол. Погребальная служба, устроенная для меня. Отстранившись, я кинула быстрый взгляд на часы. Двенадцать.
– Ну что же, Изабелл, пришло мое время загадывать последнее желание.
Прежде, чем я успела что-либо возразить, мужчина мягко провел рукой по моим волосам, заправив их за ухо, и, улыбнувшись с едва заметной грустью, коснулся пальцами лба, прошептав на ухо всего лишь два слова:
