Текст книги "12 маленьких радостей и одна большая причина (СИ)"
Автор книги: Christin_Collins
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц)
Вконец одурманенные ароматом всевозможных цветов, мы решили посетить знаменитое кафе «Две мельницы», известное по фильму «Амели». Для того чтобы обойти стороной толпы пресловутых туристов, мы спустились с холма по улочке rue du Sac. Именно на этой самой улочке и снимался известный фильм, уже почти ставший классикой.
Как оказалось, интерьер кафе не очень похож на декорации фильма, да и в кино над барной стойкой не висел портрет девушки с черным каре, но атмосфера здесь была поистине потрясающей. Да и в реальной жизни это заведение гораздо многолюдней. Присев за небольшой столик на веранде, мы с Габриэлем наконец смогли отдышаться после такого забега вниз к бульвару Клиши.
– А кто-то еще и идти отказывался, – поддразнивала я мужчину, лукаво поглядывая на него из-за меню.
– Ага, а кто-то называл меня сумасшедшим маньяком и прятался за книжный шкаф, – парировал тот, не отрывая глаз от огромного списка блюд.
– Ладно, ты победил, – сдалась я, – Но это не освобождает тебя от обязанности купить мне крем-брюле.
– Что-то с тобой не так… – задумчиво протянул Габриэль, вглядываясь в мое лицо. Ну да, сейчас из-за наплыва радости оно явно было необезображено интеллектом. Но ангела интересовало не совсем это. Продиктовав подошедшему официанту заказ на идеальном французском, он продолжил:
– Я привык к угрюмой, противной и ворчливой Изабелл, которая тушуется, если к ней неожиданно прикоснуться. А сейчас ты с резвостью горной козочки рассекаешь по городу с глуповатой улыбкой на лице. Может, это Париж так на тебя влияет? – продолжал вслух рассуждать мужчина, отложив меню в сторону и придвигаясь ближе ко мне. – Почему ты молчишь?
– Ну, имею же я право обидеться на «горную козочку с глуповатой улыбкой на лице»? – улыбнулась я, поправляя выбившуюся прядку волос.
– А вообще странно, что у тебя нет Парижского синдрома…
– Парижского синдрома?
– Да, психическое расстройство, вызванное разочарованием в столице Франции. В журналах ведь рисуют нереальные картинки, да и вся романтика города «немного» преувеличенна. А ты еще и с самого детства мечтала об этой поездке, да и…
– Все, хватит меня грузить лишней пессимистичной информацией. Я в городе своей мечты и имею полное право радоваться всему происходящему. Разве не к этому ты стремишься? Научить меня снова радоваться?
– Да, ты права, – мягко улыбнувшись, протянул Гейб, как бы невзначай накрывая мою руку своей ладонью. Ну а мне оставалось только сделать вид, будто я этого и не заметила и продолжать есть свой десерт, пытаясь избавиться от смущенного румянца.
– Господи, это же бульвар Сен-Мишель, я угадала?! – взвинченным от волнения голосом спросила я, когда Габриэль в очередной раз переместил нас в другой уголок Парижа. Да уж, возможность полностью отказаться от общественного транспорта меня очень радовала.
– Угадала. А теперь, мой милый путеводитель по Парижу, веди меня к ближайшей достопримечательности, – улыбнулся мужчина, беря меня под руку. Недолго думая, я потащила своего спутника вниз по бульвару прямо к знаменитому саду Люксембург. За высокой кованой оградой от нас скрывался огромнейший сад площадью в двадцать шесть гектаров.
– Здесь, в центре сада, расположен дворец Марии Медичи. Насколько я помню, там проходит бесплатная выставка картин французских художников, но сам сад гораздо интереснее. Например, здесь находится первая вариация Статуи Свободы и памятник Марии Стюарт. Но самое главное – фонтан Медичи. В общем-то, ради него я и хотела побывать в Париже, – протянула я, восхищенно разглядывая цветущие клумбы и зеленые кустарники, обступавшие нас со всех сторон.
– Ну, раз это и есть твоя мечта, то почему бы ее не исполнить, – прошептал Габриэль, перехватывая мое запястье. Меня снова пронзает электрический разряд, вызывая странную судорогу в легких, заставляя меня разучиться нормально дышать. Буквально через мгновение мы оказываемся в глубине Люксембургского сада, возле самого фонтана Медичи. Лишь увидев его вживую, я поняла, почему его называют самым красивым фонтаном Парижа.
Шедевр Соломона де Бросса завораживал своей незаурядной композицией и мифическими скульптурами, мастерски выполненными Огюстом Отеном. Очарованная красотой фонтана, я опустилась на мягкую траву в тени раскидистых ветвей деревьев, продолжая разглядывать мраморное изваяние Галатеи. Скоро рядом со мной присел Габриэль, не проронив ни слова. Между нами чувствовалось какое-то необъяснимое напряжение, я боялась лишний раз шелохнуться, не то что завести непринужденную беседу. Но я должна это спросить, сейчас или никогда:
– Гейб, почему именно я? – смущенно спросила я, теребя в руках вырванную травинку. Ангел недоуменно уставился на меня, и мне пришлось уточнить свой вопрос:
– Но я ведь не единственная самоубийца на этом свете, почему небесная канцелярия заинтересовалась именно мной?
– Небесная канцелярия уже никем не интересуется, это моя личная инициатива, если хочешь, – коротко ответил мужчина, внимательно следя за моей реакцией. А мне пришлось продолжать допрос, поскольку ответ не объяснял мне ровным счетом ничего:
– Но ты не ответил – почему я?
– Я же тебе уже говорил: мне стал интересен твой мотив и постоянная тяга к смерти, вот я и решил просто… – уже раздраженно начал пояснении Габриэль, но я резко его прервала:
– Прекрати мне вешать лапшу на уши, хорошо?! Мне нужна правда! – уже начала срываться на крик я. Он и так достаточно много от меня скрывал, а я не хочу этих вечных недомолвок.
– Правда тебе нужна, да?! Значит, если я тебе скажу, что влюбился в тебя, наша Изабелл Винтер обретет долгожданное спокойствие?!
========== Давайте споём Марсельезу. Часть 2: El Tango De Roxanne ==========
Секундное замешательство. Полное отчуждение и отрицание. Решено, по прибытии в Бостон я иду к врачу проверять слух, такие шалости мне не нужны.
– Так, мне сейчас послышалось. А если нет – твоя прямая обязанность меня в этом убедить. Если понял – моргни три раза, – нервно улыбаясь, сказала я, истерзав злосчастную травинку, так кстати попавшуюся под руку.
– Ты хочешь поиграть в шпионов? – вымученно вздохнул Габриэль. Эх, сам ведь полез, с людьми посложнее, чем со всякой там небесной братией. Что уж говорить о психованных представительницах слабого пола типа меня.
– Да. Я хочу играть в шпионов, – уверенно кивнула я, ожидая реакции собеседника. Подыграет? Посмеется? Начнет биться головой о ближайший дуб с криком «Все бабы – дуры»?
– Хорошо, Иззи, тебе просто послышалось. Так действительно будет проще.
– Значительно. Знаешь, этот статичный пейзаж тухлого озера и замшелых статуй меня немного напрягает. А еще я знаю адрес лучшей шоколадной лавки Парижа, – заговорщицки прошептала я на ухо архангелу, коварно улыбаясь. Сладости… Что еще нужно, чтобы отвлечь этого любителя пирожных, шоколадок и прочих вкусностей?
Остров Сен-Луи и его главная улица Rue Saint Louis en l’Ile. В этом районе города все выполнено в стиле старого-старого Парижа – ничтожное количество случайных прохожих, все постройки хранят в себе многовековые секреты, нередко не открываясь даже коренным парижанам. Улочки необычайно узкие, прямо как на фотографиях в модных журналах, и буквально кишат маленькими лавочками, продающими все, что только посмеет вообразить ваша фантазия – от украшений из стекла ручной работы и до паштета с оливками. Но, разумеется, в первую очередь мы направились в один из старинных домов по правой стороне улицы. Под железной табличкой, гордо извещающей, что перед нами дом номер 63, красовалась вывеска с названием этого «шоколадного рая» – De Neuville.
– Оказывается и у людей есть рай не хуже нашего, – присвистнул Гейб, восторженно оглядывая стеллажи, заваленные самым разнообразным шоколадом. Белый, молочный, черный, пористый, с фундуком и лесным орехом, с грильяжем и трюфельной начинкой. Плитки шоколада, вычурные фигурки, конфеты ручной работы – здесь было все. От одного аромата, врывавшегося в сознание сразу же при входе, можно было сойти с ума. Приторно-сладкий, с едва уловимыми нотками кофе, он навсегда отпечатался в моей памяти. Приветливая девушка лет двадцати, в безукоризненно белом переднике и с собранными на затылке светлыми волосами, лучезарно улыбнулась, как только маленький колокольчик, висящий на двери, оповестил о нашем приходе. Желание принять у нас заказ стало ее фатальной ошибкой. О Господи, бедная девочка… Габриэль заставил принести ему половину ассортимента, намекнув, что это только первая часть заказа, и могут последовать просьбы о добавке.
Завалив маленький столик целой горой сладостей, архангел оживился еще сильнее, радуясь, как пятилетний ребенок.
– Там царь Кощей над златом чахнет… – задумчиво проговорила я, подавляя улыбку. Делать вид, что Гейб ничего не говорил, что мне просто послышалось… О Боже, да зачем?! Все ведь просто, как дважды два: я в него влюбилась по уши, он – в меня, так чего я веду себя как последняя идиотка? Напоминанием о причине служила эта несчастная татуировка на левом запястье. «Помни о смерти», Изабелл, не смей менять планы только из-за мимолетного чувства, о котором вы оба через месяц забудете.
– Прекрати киснуть! На вот, выпей лучше какао, – сказал мужчина, протягивая мне чашку. О Господи, сейчас меня еще заставят съесть два килограмма шоколада, не меньше. Ох, прощай фигура…
– Слушай, как в тебя столько сладостей влезает? Мы же пару часов назад мороженое ели!
– Ты вообще отдаешь себе отчет о том, что вокруг тебя находится? Какое к черту мороженое?!
Вырвать архангела из шоколадного плена мне удалось только через сорок минут, когда был продегустирован весь ассортимент этой лавки. Продавщицы только и успевали, что взвешивать, подносить и пересчитывать деньги. Прощались они с нами уставшие, но чертовски довольные. Конечно, редко кто скупает чуть ли не половину товара за один раз!
– Круто быть ангелом, да? Жрешь тонны сладостей, а у тебя ни кариеса, ни лишнего веса! Черт возьми, это повод для зависти!
– Так, дамочка, попрошу! Я архангел, а не какой-то там, так что не путать! Но в общем-то да, это довольно неплохо, – в привычной манере ухмыльнулся Гейб, когда мы снова вышли на небольшую улочку. В ответ я только улыбнулась и остановила мужчину:
– Подожди. У тебя весь подбородок в крошках от миндального печенья, – сказала я, аккуратно стряхивая крошки с лица Гейба. Тот, внимательно проследив за моими движениями, подошел чуть ближе и, дождавшись, когда я закончу приводить его в порядок, едва ощутимо коснулся краешка моих губ указательным пальцем, едва заметно улыбаясь. Я стояла как вкопанная, не смея даже шевельнуться из-за потрясения. Тем временем Габриэль облизнул палец и едва слышно произнес, словно отвечая на мой немой вопрос, так легко читаемый в округлившихся от ужаса глазах:
– Шоколад.
– Веришь, меня это ни капельки не успокаивает, да и твоему поступку логики не добавляет, – выдавила я, постепенно выходя из оцепенения.
– Я всего лишь вытер шоколад. Ты же имеешь право отряхивать меня от крошек, почему же я не могу тебе навести марафет? – невинно приподняв брови, оправдывался архангел, делая вид, что искренне не понимает причину моего ступора. Гаденыш.
– Не думаю, что тебе нужно так себя вести по отношению ко мне, – сухо констатировала я, отводя взгляд на едва замшелую светло-бежевую кирпичную стену. Лучше рассматривать пятисотлетние здания, чем пляшущих чертиков в глазах Гейба. Не приятнее, но безопаснее так точно.
– Изабелл, – позвал меня архангел, ненавязчиво перехватывая мое запястье. Его прикосновение буквально обжигало кожу, а весь здравый смысл браво шагал к чертям собачьим под бешеный стук обезумевшего сердца. Ах да, угадайте, кто только что стал цвета коммунистического знамени.
– Я сказала «нет»!
– Я тебе даже ничего не предлагал, на что ты «нет» свое излюбленное собралась говорить?! – начал выходить из себя Гейб. Про себя я отметила, что его глаза становятся темнее, когда он злится. Сейчас они уже не были такими же ярко-фисташковыми как и обычно, а потемнели до светло-карих. Цвет чем-то напоминал загустевший мед или тягучую карамель…
Наконец заставив себя оторваться от неуместно долгого разглядывания глаз архангела, ставшего уже небезопасно родным, я решительно ответила, высвобождая руку из теплых ладоней Габриэля:
– Ты понял меня. И мой ответ «нет».
Голос показался мне чужим, ведь я сама никогда не смогла бы произнести подобное таким жестким и беспрекословным тоном, по крайней мере, по отношению к Гейбу. Рядом с ним я привыкла превращаться в вечно смущенную девочку, которая заливается краской при каждом его движении и по определению не может быть жесткой или в чем-то ослушаться. Сейчас же во мне будто проснулась полная противоположность, готовая действовать решительно и стоять на своем до последнего. Но я не хотела этого пробуждения. Совершенно не хотела.
– Это твой окончательный ответ? – немного разочарованно протянул Габриэль, внимательно следя за моей реакцией. Видимо, она его не разочаровала.
Мне оставалось только молчать, в который раз за этот день впадая в полный ступор. Ответить «да» не поворачивался язык, а сказать «нет» не позволяла гордость. Тупик, выход из которого не так-то просто отыскать. Поэтому я просто уставилась на мужчину, не в силах сказать хоть что-либо. И он истрактовал это по-своему.
– Ну вот и замечательно. Самое главное я услышал, мы можем идти дальше, – лучезарно улыбнувшись, сказал Габриэль и потянул меня за руку вниз по малолюдной улице.
– Постой, ты не так меня понял, я… – начала сопротивляться я, но встретив на себе насмешливый взгляд вновь посветлевших глаз, замолкла.
– Я все понял правильно: ты боишься, что я заставлю тебя отказаться от самоубийства, но то, что по уши влюбилась, тебе скрывать сложно. Все верно, Иззи? – легонько щелкнув меня по кончику носа, засмеялся Габриэль. Я чуть не задохнулась от смущения, но перечить не стала – это слишком бессмысленно, ведь мы оба знаем правду. Да и послушал бы он мои лживые возгласы? Вряд ли.
– Ты ужасный засранец, – констатировала я, пытаясь поспеть за несущимся вперед ангелом.
– Я знаю. И тебе это нравится больше всего, верно?
– Прекрати так делать! – недовольно взвизгнула я, уворачиваясь от несчастного прохожего, попавшегося нам на пути. Да уж, теперь этот коренной парижанин будет еще больше ненавидеть американцев, «грязных и неотесанных неандертальцев с запада». Что уж поделать, традиции и стереотипы.
– Как «так»? – задорно спросил Гейб, наконец замедляя шаг.
– Ставить меня в неловкое положение! Ты можешь хотя бы пятнадцать минут не издеваться надо мной?
– Милая, я даже не начинал. Я всего лишь постоянно констатирую факты и абсолютно не понимаю, почему это тебя обижает. Нехорошо обижаться на правду, Изабелл, – мило улыбнулся мужчина и, крепче сжав мою руку, вновь помчался вниз по улице.
– Ладно, это уже бесполезно… Позволь поинтересоваться, куда ты меня так усердно тащишь? – устало проговорила я, смирившись со своей участью. Вырываться, кричать и отбиваться было бесполезно, мне оставалось только плестись следом за своим сумасшедшим спутником.
– Что значит «куда»?! Побывать в Париже и не увидеть Нотр-Дам де Пари – глупость чистой воды. И у нас все еще есть время, чтобы это исправить…
– Боже мой, за что мне такое наказание?! Мало того, что нам нужно преодолеть четыреста две ступени, так еще и по восемь евро вытрясли, сволочи французские! – причитала я, едва переставляя ноги. Позади было уже двести пятьдесят ступенек, но это едва больше половины, что совсем не радует. Еще и голова начинает кружиться, да и огромное количество мороженого, любезно впихнутого Гейбом в мой несчастный желудок, уже просится назад. Да уж, миссия «Впихнуть невпихуемое» выполнена, а вот удержать все на своих законных местах довольно проблематично. Кошмар.
– Так, отставить жалобы, рядовой Винтер! У нас наполеоновские планы по покорению Парижа, а ты сдалась при виде какой-то несчастной лесенки? Что за позор! – театрально всплеснул руками Гейб и продолжил яростно подгонять меня.
– Ты же архангел, давай телепортируемся на самый верх, тебе же ничего не стоит это сделать, – слезно заумоляла я, пытаясь сделать какое-то подобие щенячьих глазок. Видимо у меня ничего не вышло.
– Еще чего! – точно, решительно ничего. – Чем труднее дастся тебе восхождение, тем сильнее ты будешь ценить то, что получишь после. Так что молчи и поднимайся.
35 ступенек спустя…
– Ге-е-ейб, – заканючила я, чувствуя, что ноги, непривыкшие к таким длительным пешим прогулкам, окончательно немеют. Тяжело вздохнув, Габриэль повернулся и уставился на меня с укором:
– Что опять?
– Я устала и дальше не пойду. И если я умру здесь в одиночестве от голода и физического переутомления, это будет на твоей гадской совести.
Смерив меня недовольным взглядом, мужчина резким движением подхватил меня на руки, сразу же получив звонкую затрещину.
– А ну поставь меня на место, небожитель чертов! – закричала я, распугивая остальных смельчаков, решившихся подняться на смотровую площадку. Я так и продолжала истерично дубасить ангела по спине, пока тот не поставил меня обратно на пол.
– Чего ты верещишь, как сумасшедшая? Я тебя всего лишь на руки взял, а визгу как при расчлененке, – запричитал архангел.
– Так не смей меня поднимать на руки без разрешения! Сама как-нибудь справлюсь, – гордо заявила я, с остервенением метнувшись вверх по ступенькам.
49 ступенек спустя…
– Ге-е-ейб…
– Что?
– Понеси меня.
Четыре истерики, девятнадцать многозначительных вздохов и шестьдесят восемь ступенек спустя…
– Господи, как же здесь красиво, – пролепетала я, когда мы наконец взобрались на смотровую площадку.
С этого места открывался один из самых красивых видов на Париж. Красивее только с вертолета и на вершине Эйфелевой башни…
Светло-сиреневое небо слабо освещалось прощальными солнечными лучами, словно акварелью окрашиваясь то в нежно-розовые, то в пурпурно-синие тона. Внизу можно было увидеть толпы спешащих куда-то парижан, которые собирались насладиться последними часами воскресного дня, чтобы в понедельник не пришлось вздыхать о бездумно потраченных выходных. Кто-то спешил на вечерний спектакль, кто-то собирался посетить любимый ресторанчик, а кто-то просто неспешно прогуливался по посвежевшему городу, укутывающемуся в мягкую пелену сумерек. Столько сотен людей, и у всех своя особенная программа на этот кажущийся совершенно обычным вечер. Но мы все знаем, что в Париже по определению не бывает обычных вечеров. В этом и состоит прелесть особенных мест, как этот Город Света.
– Завораживает, не правда ли? – раздался тихий полушепот Габриэля за моей спиной. От неожиданности я едва заметно вздрогнула, поскольку полностью погрузилась в созерцание вечернего Парижа и начисто забыла обо всем, что меня окружало. И голос Габриэля весьма некстати ворвался в мой маленький кокон, разорвав хрупкое и уютное единение с городским пейзажем.
– Да… Завораживает, – негромко произнесла я, разглядывая стремительно сгущающуюся темноту. – Знаешь, мы уже целый день здесь, но все еще не видели Эйфелевой башни. Это, по меньшей мере, странно, посетить Францию и не увидеть ее символа вживую.
– Этот сюрприз я оставил на десерт, – ухмыльнувшись, заявил архангел. Взглянув на наручные часы, он снова взял меня за руку. – Нам пора. Ты же не хочешь пропустить все самое интересное?
Площадь Трокадеро. Идеальное место, чтобы почувствовать себя частью чего-то грандиозного и странного, порой необъяснимого с помощью одного лишь здравого смысла. Нельзя подобрать достаточно емкого слова, чтобы описать то, что творится по вечерам в этом месте, где собираются сотни людей, пришедших насладиться вечерней иллюминацией и поучаствовать в очередном флешмобе. Молодежь, пожилые пары, дружеские компании, кучки фриков, толпы туристов и огромное количество торговцев сувенирами – вот основная часть людей, которые разделят этот вечер с нами.
Осмотревшись по сторонам, я заметила, что многие девушки одеты в легкие белые платья длинной до середины икры и танцевальные туфли. Танцовщицы о чем-то переговаривались друг с другом, разминались и задорно хохотали, шутливо пританцовывая друг с другом.
– Здесь намечается очередной флешмоб? – поинтересовалась я у стоящего рядом Гейба. Загадочно улыбнувшись, он кивнул, не прекращая поглядывать на часы. Его поведение мне показалось немного странным, но я промолчала, продолжив рассматривать сияющую яркими огнями Эйфелеву башню и окружающий меня разнокалиберный контингент. Вдруг вышеупомянутые танцовщицы разбежались по разным частям площади, не прекращая хихикать. Некоторые молодые люди тоже засуетились, а неподалеку от нас с Габриэлем я смогла заметить несколько музыкантов, нервно листающих свои ноты. Это настораживало все больше, учитывая, что толпа людей, окружающих нас, начала стремительно рассеиваться, отходя на несколько шагов назад до тех пор, пока не образовался идеальный круг со мной и Гейбом по центру.
– Если ты сейчас же не скажешь мне, что здесь происходит, я возьму грех на душу и все же врежу архангелу по морде, – угрожающе зашептала я, с ужасом наблюдая за окружившими нас девушками в платьях. Теперь они стояли вместе со своими партнерами и неотрывно следили за каждым моим движением. Или это паранойя?
– Помнишь, ты ходила на уроки танго пару лет назад, еще когда встречалась с тем отвратительным банкиром Алексом? Можешь считать это своеобразным экзаменом, – приподняв брови, сказал мне Габриэль. Наверное, смертный приговор я бы восприняла сейчас спокойнее, чем эту новость.
– Ты хочешь сказать, что сейчас мне придется танцевать танго на самой многолюдной площади Парижа на глазах у тысяч зрителей?!
– Да.
Боже мой, я не хочу вновь возвращаться в тот танцевальный кошмар. До сих пор я с ужасом вспоминаю все попытки выучить хотя бы элементарные движения. А сейчас этот сумасшедший архангел собирается заставить меня повторить этот смертельный номер перед толпой народа и кучей талантливых танцоров?! Нет уж, увольте!
– Ты хочешь, чтобы я танцевала в джинсах и футболке? – последняя попытка отвертеться от ненужного мне танца. Жаль, что и она рассыпалась на миллионы песчинок, словно развеянных ветром из разбитых песочных часов, благодаря одному лишь щелчку пальцев.
Теперь вместо любимых потертых джинсов и растянутой бледно-голубой футболки на мне красовалось черное платье более изящного покроя, чем у остальных девушек, задействованных в безумной постановке Габриэля. Уютные кеды сменили танцевальные туфли на невысоком каблучке, а огненно-рыжие локоны рассыпались по плечам. Все в моем нынешнем образе казалось неестественным для меня самой, слишком дерзким и слишком отчаянным для той флегматичной и расчетливой Изабелл, которую я в себе воспитывала годами.
Удовлетворенно оценив меня протяжным взглядом, Габриэль кивнул музыкантам и подмигнул мне, заметив округлившиеся от животного страха глаза. Танцоры распределились по парам, а толпа зевак отошла еще дальше, ожидая начало интригующего шоу. Вот и полились первые ноты танго. Танго падшей женщины*… Если здесь есть какой-то символизм, то он довольно неоднозначен.
Первые звуки плачущей скрипки, первые резкие движения окружающих нас танцоров. Они сплетаются в танце, вихрем проносятся вокруг, сливаясь в одну черно-белую ленту, отгораживающую нас от пытливых взглядов зевак. Сделав глубокий вздох, я судорожно пытаюсь вспомнить основные движения, чтобы хоть как-то просчитать танец, но у меня решительно ничего не получается. Бессмысленные обрывки роятся в моей голове, смешиваясь в бессвязную череду фрагментов, и я принимаю единственно верное на тот момент решение – полностью довериться Габриэлю и своему чувству ритма.
Шаг, еще один, еще один… Зажмурившись, падаю в руки архангела. Крепко обхватив мою талию, он наклонился ко мне:
– Забудься в танце, просто отключи мысли на эти пять минут. Никакого стеснения, неудобства, суеты – ты думаешь только о наших движениях, и твое тело само начнет двигаться так, как нужно.
Послушавшись, я положила руку на его плечо. Полностью отдаться танцу, стать частью этого сумасшедшего ритма… Мы медленно кружим по образовавшемуся кругу, забывая об окружающих нас людях. Только я и Габриэль, без этой тысячи зевак и прохожих. Движения мягкие и скользящие, словно легкое балансирование над землей.
Но ему это не нравится.
– Слишком нежно. Ты все держишь под контролем своей опеки и ласки… Забудь! Танго – это не нежность. Это дикая страсть, разрушающая тебя изнутри. Это огонь, обжигающий твою душу и превращающий разум в легкие хлопья пепла. Это голод, утолить который ты можешь только посредством танца и никак иначе.
Я слушаю, затаив дыхание, пытаюсь изо всех сил раствориться в музыке. Движения все резче, ни намека на нежность. А тем временем мужчина продолжал говорить:
– Почувствуй ярость, разозлись на меня и выплесни все в движениях. Танго – это борьба, противостояние двоих, которые готовы убить друг друга, но могут сделать это лишь в танце. И эта безудержная ярость переплетается с желанием. Ты не можешь противиться ему, оно поглощает всю тебя без остатка.
Рваные, быстрые движения, словно выпады на дуэли. Ни револьверов, ни сабель – только движения. Поединок без оружия. Битва, в которой нет победителей, как и выживших. Только двое, которые умирают, убивая другого.
Нет сил на дыхание, лишь яростный танец только для нас. Словно нет тех людей, что окружают нас, только я, Габриэль и безудержный ритм танго, пронизывающий электрическим током каждую клеточку погибающего тела. Сладостная агония захватывает остатки разума, и мы уже не отдаем отчет в своих действиях. Резко отворачиваюсь, бросая быстрый взгляд на толпу, но партнер грубым движением притягивает меня обратно, и мы снова кружимся в этом неистовом танце-падении.
Словно птица, бросающаяся на шипы терновника, я снова и снова падаю в объятия архангела, четко осознавая пагубность последствий, как и та птица, добровольно идущая на смерть. Осознаю, но не могу остановиться, не могу вернуться или что-то исправить. Только продолжать поединок, утоляя голод ощущений. Наклон. Моя талия ложится на полусогнутое колено Гейба, между нашими лицами меньше десятка миллиметров. Пьянящий запах одеколона, сводящая с ума близость губ и искрящиеся несвойственными ангелам адскими искрами глаза.
Подъем, поворот, шаг.
Взлет, резкое скольжение вдоль дрожащего тела, хриплое дыхание, учащающееся с каждой секундой. Горячий ветер путается в золотисто-огненных прядях, обжигает разгоряченную кожу. Четыре шага. Габриэль раскручивает меня, держа лишь за правую кисть, и вновь топит в своих объятьях. Воздух содрогается от разрядов мнимых молний, которые можем видеть лишь мы.
Финальные аккорды, предельный накал всепожирающей страсти. Сделав последний шаг, мы резко останавливаемся под грохот аплодисментов. Финал битвы. Исход очевиден. Слишком многое можно изменить с помощью одного лишь танца.
*El Tango De Roxanne – название песни, под которую танцевали Габриэль и Изабелл. Переводится как Танго падшей женщины.
========== Четвертая маленькая радость: единение с природой или Все ближе и ближе ==========
– Я, конечно, все понимаю, но ты не думаешь, что такие резкие перелеты дурно сказываются на здоровье? – прошипела я, потирая ушибленный затылок. Жухлая листва немного смягчила удар, но все же не очень приятно внезапно сваливаться «с небес на землю». Господи, хоть раз я смогу нормально выспаться до окончания спора?
– Не жалуйся, Иззи. Ты же помнишь условия: «беспрекословное повиновение». Так что будь хорошей девочкой и прекрати ныть о своей ужасной судьбе, – задорно улыбнулся Габриэль, гоняя во рту очередную карамельку.
С трудом открыв глаза, я вновь зажмурилась, ослепленная яркой вспышкой солнечного света. На этом фоне я едва различила темный силуэт находящегося рядом архангела, который просто стоял и ждал, пока я соизволю подняться на ноги. Мне абсолютно не хотелось так просто подчиняться планам сладкоежки, да и обида за очередной перелет без предупреждения все еще теплилась в душе. Именно поэтому я просто перевернулась на бок и свернулась калачиком, намереваясь позлить спутника.
– Хорошо, я перестану жаловаться и продолжу увлекательнейший просмотр сновидений в этой куче опавших листьев. Спокойной ночи, засранец, – сладко зевнув, я закрыла глаза и устроилась поудобнее, всерьез собираясь подремать еще минут десять, пока терпение ангела полностью не израсходуется. Сам виноват, мне надоело безропотно сносить такое отношение.
К сожалению, у Габриэля были свои планы, в которые явно не вписывались подобные задержки из-за моих капризов, поэтому он просто в который раз подхватил меня на руки, неразборчивым шепотом сетуя на мой характер. Не изменяя уже сложившейся традиции, я начала причитать, просить поставить меня на место, отпустить и дать выспаться хоть в чаще какого-то непонятного леса. Традиционно меня никто не послушал.
– Ну, Гейб, пожалуйста. Мне осталось чуть больше недели, могу я хоть один денек провести в постели, наслаждаясь жизнью?
– Если ты так настаиваешь, можно выделить этому место в графике, поскольку такое тоже является неплохой такой причиной жить. И я удивлен, что тебе так неймется, Изабелл, обычно барышни вроде тебя не уделяют этому занятию много личного времени, посвящая всю себя карьерному росту и почти полностью отказываясь от подобного времяпрепровождения. Наверное, именно поэтому они такие злые, – хитро прищурившись, архангел внимательно следил за моей реакцией, которая не заставила себя долго ждать:
– Ты, неисправимый извращенец, я имела в виду сон, обычный человеческий сон! Почему тебе везде мерещатся странные намеки и пошлости? – обрушила я свой поток праведного негодования на мужчину. Тот лишь ухмыльнулся и, наконец, поставив меня на землю, поучительно изрек:
– Каждый слышит то, что хочет слышать. А теперь сделай выводы, учитывая, что я не сделал ни единого намека на секс, – еще раз прогнав в своей голове фразу архангела, я лично в этом убедилась. Он ни разу не сказал ничего подразумевающего занятия любовью, все это полностью мои домыслы. Черт. – Так и кто из нас двоих больший извращенец, мисс Винтер?
Густо покраснев от осознания того, что рядом с Габриэлем я и сама везде вижу четкий и недвусмысленный подтекст, я отвернулась, прошипев «идиот».
– И кстати, моя маленькая шалунья, этому мы можем выделить и не один день, нужно только хорошо попросить, – сладко протянул стоящий позади мужчина, наклонившись прямо к моему уху.
– Еще одно слово – и я в полной мере воспользуюсь тем, что ты не можешь ударить девушку, а значит, все мои действия останутся фактически безнаказанными.