Текст книги "12 маленьких радостей и одна большая причина (СИ)"
Автор книги: Christin_Collins
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 12 страниц)
– Забудь все.
Вспышка, пустота. Лишь звонкий бой колоколов, скрытый едким туманом, где-то вдали, – десять, одиннадцать…
– Нет! Вернись! Пожалуйста, нет! – всхлипывая, я вскочила с кровати, трясясь от давящих рыданий. За окном раздался одинокий удар колокола. Крепко сжав в кулаках мятое одеяло, я отыскала глазами горящий зеленоватым цветом циферблат электронных часов: ровно полночь. За дверью послышались приближающиеся шаги, и уже через десяток секунд меня крепко держали сильные мужские руки.
– Все хорошо, Иззи. Все хорошо, – горячий шепот раздался прямо у моего уха, заставив поежится от атаковавших спину мурашек. «Все хорошо», – мысленно подтвердила я, выдохнув. Это был обыкновенный кошмар после миллионного просмотра «Этой великолепной жизни», а мой Кларенс все еще рядом. Завтра будет новый день, хлопоты и заботы, которые настолько утомят нас обоих, что какой-то глупый сон выветрится из памяти. Рождество, конфеты, подарки.
Все хорошо.
========== Одна большая причина: Чудеса склероза и веточка омеллы ==========
– Если ты не поторопишься, то наш сочельник будет не таким уж и сказочным, – послышался насмешливый мужской голос с кухни.
– Уже бегу! – крикнула в ответ я, заканчивая наводить марафет. С любым другим человеком я бы провела возле зеркала около трех часов и надела платье, за которым гонялась по всему городу последние две недели, и шпильки умопомрачительной высоты. Но не с ним, нет. Даже сейчас, в смешном свитере с оленями, в лосинах и огромных тапках-зайцах я чувствовала себя самой красивой девушкой если не на земле, то в США уж точно, а все благодаря глазам моего избранника, светящимся от счастья и бесконечной любви ко мне.
Зайдя в гостиную, вместо привычного жизнерадостного Гарри я увидела рождественскую модель робота «Человек-оркестр»: помешивая огромной деревянной ложкой горячий шоколад для кексов, он играл ногой со щенком лабрадора, подаренным мне сегодня утром, слушал телевизионный выпуск новостей и поздравлял с праздниками мою матушку, прижимая телефон плечом к уху. При всем этом он умудрялся поправлять гирлянду, то и дело сползавшую с ели, и даже чмокнул меня в макушку, прошептав какую-то глупость одними губами, чтобы не ввергнуть в шок моих родителей на том конце провода. Не выдержав, я отобрала у него трубку и, поспешно выпалив «С праздниками, мои родные», завершила звонок, чтобы повиснуть у любимого на шее, довольно улыбаясь.
– Ты же знаешь, что нам за это влетит, когда поедем к ним за город на каникулы? – насмешливо спросил Гарри, пытаясь не облить меня шоколадом, когда я залезла холодными руками ему под свитер.
– Знаю. От этого только интереснее, – с лицом объевшегося сметаны кота прошептала я, наконец получив ленивый и до ужаса приятный поцелуй. – Все, хватит морить меня голодом и поддразнивать всякими вкусностями!
– Ладно, ладно, обжора, – ласково сказал мужчина с искаженным от боли лицом. Видимо, щенок заигрался, решив откусить ногу новому сожителю хозяйки.
– Исфахан, хватит! Фу, я сказала! – прикрикнула я на животину, но подлое создание тут же включило невинные глазки, зная, что за такое ему простят даже убийство губернатора штата. – Ну ладно, Хани, на тебя больше никто не злится, – прощебетала я, взъерошив холку псу, присев рядом с ним на колени.
– Исфахан? – переспросил Гарри, – Ты весь день придумывала кличку, а теперь он Исфахан?
– Да. Просто в голове крутится: то Исфахан, то Рикки, то вообще Черномырдин. Даже не знаю, откуда это все.
И так было с самого утра. В мыслях проносились какие-то обрывки воспоминаний и фраз, и все чаще всплывали пейзажи мест, в которых я никогда раньше не была, но почему-то отчетливо знала каждую деталь: то какой-то пруд со старыми замшелыми скульптурами, то мостик в Центральном парке, да и в моей квартире, казалось, все должно быть устроено по-другому. Хоть это и немного пугало, но говорить кому-либо я пока не хотела – зачем лишний раз пугать близких в канун праздников?
Отправив мужчину обратно на кухню для завершения нашего особого ужина, я продолжила возиться с елочными шарами и прочими украшениями, в пол уха слушая какое-то телешоу. Красный, желтый, красный, желтый – все шарики в определенном порядке, чтобы ни один перфекционист не смог придраться. Красный, желтый, «…сегодня мы обсудим самые необычные флеш-мобы этого года», красный, желтый, «…на этот раз даже Нью-Йорк уступил место парижанам», красный, «…этот танцевальный номер под открытым небом, поставленный в июне». Что-то внутри екнуло, и я стала внимательнее вслушиваться в слова ведущей, одетой в отвратительно блестящее зелное платье. Красный, «…страстное танго на главной площади города, сопровождаемое игрой оркестра», красный, красный, красный… Вдруг раздался надрывный визг измученной скрипки, и, словно строго выдрессированные марионетки, изящные девушки в белых платьях и их партнеры закружились под звуки страстного танго из мюзикла «Мулен-Руж». Картинка захватывала дух, а когда камера поймала в кадр главных танцоров, у меня внутри все перевернулось, заставив затаить дыхание и отдать все внимание страстным движениям на экране. Создавалось странное ощущение, будто я знаю, что случится в следующий момент, а когда камера сфокусировалась на девушке с иссиня-черными локонами, танцующей в самом центре главной площади Парижа, внутри что-то несогласно кольнуло. Там должна быть не она…
– Все в порядке, родная? – голос Гарри звучал обеспокоенно, что и неудивительно: я никогда не славилась подобными «провисаниями», а за последние дни только и делаю, что проваливаюсь куда-то. Ведь так было в последние дни? Я не помню. Только знаю, что должна помнить, должна знать, что что-то происходило, а вот при первой же попытке это самое «что-то» вспомнить… Пусто. Возможно, это всего лишь действие гормональных препаратов, которые мне прописал доктор Финниган. «Улучшат общее состояние, повысят шансы на успешное оплодотворение, приведут организм в порядок», – и ни одна сволота не сказала, что я буду до чертиков дерганной! Ну что ж, если это поможет нам с Гарри увеличить численность населения Бостона хотя бы на один пункт, я готова немного потерпеть. Я же готова выдерживать все ради ребенка? В голове это звучит как аксиома, но вот на практике что-то опять не так.
– Да, все в порядке. Просто засмотрелась, – немного рассеянно отозвалась я, решив вернуться к украшению праздничного деревца. Иглы приятно покалывали ладонь, и я бережно, с необъяснимым удовольствием провела рукой по размашистой сине-зеленой ветви. Присев рядом с елью на колени, я втянула носом ее запах, свежий, с едва проступающими зимними нотками талого снега. Этот аромат был лишь слабым отголоском того умопомрачительного благоухания, что стояло в лесу у небольшой проворной речушки, тонкой змейкой огибающей холмы и пригорки в каком-то из северных штатов. Помню, как мы с Гарри ходили туда в поход с палатками, когда наши отношения только начинались. Я мечтательно прикрыла глаза. Свежий воздух, пение птиц, мое падение в реку, посиделки у костра…
«Гейб, а феи существуют?»
Так, стоп! Какой еще к черту Гейб? Наверное, всего лишь игра уставшего воображения. «Гейб, а феи существуют?» – собственный голос вновь эхом пролетел в моей голове, окончательно перемешав все мысли. Похоже, мне пора выпить.
– Нет, с тобой явно что-то не так, – констатировал мой сожитель, когда я дрожащими руками схватилась за бутылку вина. Приложив ладонь к моему лбу и отобрав алкоголь, он неутешительно покачал головой. – Слава богу температуры нет, но что тогда с тобой творится, Иззи?
– Я не знаю, – нервно сглотнув, отозвалась я, упав в раскрытые объятия возлюбленного. В то время как я пыталась прийти в себя, его рука нежно поглаживала меня по волосам, пока другая обнимала за талию. Такие теплые и пахнут корицей…
– Когда узнаешь, можешь тут же мне рассказать обо всем. Ты ведь все еще доверяешь мне?
В ответ я лишь фыркнула:
– Ты видел меня в свитере с оленями и без макияжа, но при этом все еще жив – достаточно весомый аргумент в пользу моего безграничного доверия?
– Вполне, – рассмеявшись, мужчина чмокнул меня в макушку. – Я думаю, это все усталость. Все-таки это был сложный год для нас обоих. Ну ничего, у нас впереди рождественские каникулы в очаровательном деревянном домике неподалеку от заснеженного леса и замерзшего озера…
– Да, вот только старшее поколение Винтеров будет к нам куда ближе всяких лесочков и озер. Предупреждаю, я лишь блеклая копия моей матери, – ухмыльнувшись, я оторвалась от Гарри. – И что у тебя в нагрудном кармане? Всю ключицу мне отдавил.
– Неважно, – отмахнувшись от меня, мужчина развернулся, но тут же был атакован со спины. – Боже, да тебя надо в армию сдать!
– Ты подвергся нападению несокрушимого десанта, выворачивай карманы, буду контрабанду искать! – заверещала я, вполне удобно расположившись на спине нарушителя и пытаясь добраться до загадочного кармана.
– Контрабанду ищут таможенники, а не десант.
– А я у тебя на все руки мастер. Ага! – наконец добравшись до цели, я спрыгнула с Гарри с маленькой коробочкой в руке. – Что это? – нет, нет, нет. Только не это. Надеюсь, что это мне снится под температурой сорок два, иначе назревают огромные проблемы. Выдохнув, я все же открыла коробок.
– Кольцо, – пожав плечами, ответил мужчина, улыбаясь одними уголками губ. Несмотря на продолжительность и глубину наших отношений, он заметно нервничал, хоть и пытался всеми силами это скрыть.
– Я вижу. Но…
– С Рождеством, мисс Винтер. Надеюсь, я больше не смогу тебя так называть.
Шок? Ха, нет. Предынфарктное состояние, не меньше. В голове будто что-то щелкнуло, и какой-то выключатель решил свести меня с ума, поставив под сомнение чувства и жалкие крохи памятных моментов с Гарри. Я, конечно, понимала, что мы уже давно вместе и даже планируем ребенка, но предложение… Это пугало до животного ужаса. Да и готова ли я? Слова «Я люблю его» будто высечены у меня в мозгу, но вот за что? То, что я не могу вспомнить хоть один аргумент в его пользу, тоже не добавляло ситуации и намека на ясность.
– Что с тобой? Мы ведь давно решили пожениться, но когда я пытался сделать предложение в ресторане, ты выпила кольцо вместе с шампанским, назвала меня придурком и на неделю уехала из города, – непонимающе уставился на меня мужчина.
И почему я не удивлена?
– Гарри, прости, но мне нужно немного времени, – поникшим голосом отозвалась я, отходя подальше от мужчины. – Со мной явно что-то творится, и принимать такие важные решения именно сейчас было бы глупо…
– Ладно, но… Иззи, да что такое?! – заметив, как от резкой боли у меня исказилось лицо, он подскочил ко мне, придержав за локоть, но я тут же вырвалась, будто обжегшись о его руку:
– Прошу, не трогай меня, – всхлипнув, я принялась массировать виски, но сознание не прояснялось. Все подернулось синеватой дымкой, а голову словно пронзало сотней лезвий. Уходи отсюда, уходи немедленно! – К черту все, – снова схватив вино вместо анестезии, я поспешно вышла на балкон, надеясь, что подобное проветривание хоть как-то поможет, но мужчина последовал за мной.
– Минздрав не одобряет, рядовая Винтер.
В меня словно шарахнула молния. Быть не может…
Сознание вновь пронзило разрядом тока, куда более сильным. Вся жизнь, люди, события, потери и мгновения счастья – все обратилось в пепел. Горящие декорации из несуществующего картона, из которого я склеила свою жизнь и саму себя. Из которого мне помогли себя склеить взамен той, настоящей, слишком поломанной, чтобы жить дальше самостоятельно. Тщательно продуманная, выстроенная по четкой схеме, издалека совсем как настоящая жизнь теперь дотлевала, оставляя после себя лишь прогорклый запах дыма и струпья пепла. Одна фраза, ставшая огнивом, так быстро разрушила спектакль, который бы продолжался еще годы и годы без антрактов и намеков на конец.
– Это все ложь, да?
– Что? – не поняв, переспросил мужчина, но я даже не обратила внимания на этот вопрос:
– Все ненастоящее? Ты, подставная любовь всей моей жизни, счастливый щебет о гнездышке и ненавистных детях, мои собственные мысли и те поддельные! Из собаки тоже посыплются конфеты и пенопласт?
– Собака настоящая, – охрипшим от волнения голосом произнес опешивший от такой резкой смены настроения Гарри.
– Какое облегчение! – театрально хлопнула в ладоши я, но затем снова перешла в наступление: – Что все это значит? Почему я понимаю, что это все выдумка, но реальность вспомнить не могу?!
– Блокировка достаточно сильная, чтобы… – выпалил мужчина, но я тут же прервала его монолог, поскольку чувствовала, что он продлится еще минут сорок, а вот смысла не будет никакого.
– Чья блокировка? Кто ты такой? Кто я, черт возьми, такая?! – схватив опешившего Гарри (или не Гарри?) за ворот рубашки, я продолжала кричать: – Я хочу это знать. Верни мне мою память, ублюдок!
– Изабелл…
– А может я и не Изабелл вовсе. Может, я какая-то Ингрид или Астрид, а может, упаси Господь, Матрена?! – грязно выругавшись, я отпустила ткань и, обессилев от собственной ярости, отошла к самым перилам, оставив оппонента позади. Голова чертовски раскалывалась, а в мыслях маячил такой знакомый образ. Вот он, совсем рядом, стоит только протянуть руку, но вот, когда мне кажется, что я наконец смогу его поймать, он снова ускользает во тьме, не позволяя мне себя вспомнить. От обиды на себя и весь развалившийся от одной фразы мир хотелось плакать.
– Он ведь где-то совсем близко, – едва слышно прошептала я, закусив соленую от слез губу. Перила были покрыты льдом, а холодный ветер не добавлял причин стоять на балконе при минусовой температуре, но я все равно оставалась на месте, вглядываясь в огни ночного города. Мне нужен только небольшой толчок, еще одна фраза, один знак, и я вспомню его, обязательно вспомню.
Колючий ветер обжигал разгоряченные щеки и с легкостью проникал сквозь свитер, заставляя съежиться, но я не обращала внимания ни на что. Голова раскалывалась от фрагментов чьей-то жизни, мешая мне, и так беспомощной, отделить выдумку от реальности. Встав ногами на нижнюю из пяти перекладин ограды у самого края балкона, я, срывая голос, прокричала вниз:
– Какого черта я ничего не помню? Неужели я не имею права знать правду о самой себе?! – закашлявшись от попавшего в рот снега, я продолжила уже хриплым шепотом. – Господи, неужели я схожу с ума? В чертовы двадцать пять лет?
– Изабелл, слезь оттуда! – раздался сзади мужской голос, и я уже хотела повернуться, чтобы огрызнуться в ответ, но от резкого движения в сторону нога скользнула по обледенелому поручню. Потеряв равновесие, я, ведомая ветром, перегнулась за перила и полетела вперед, едва успев зацепиться левой рукой за одну из перекладин.
Подтянув следом и вторую руку, я случайно глянула вниз: шквал ветра метал снег под моими ногами, размывая очертания машин и прохожих, кажущихся мелкими незначительными фигурками, которые были так далеко внизу. Крикнув от страха, я опять закашлялась и тут же сцепила зубы, чувствуя, как пальцы медленно скользят по льду. На одно мгновение весь страх исчез, а в голове пронеслось только одно: «Тебе больше не придется страдать». И правда, смогу ли я жить сумасшедшей? Вряд ли это так просто, когда не узнаешь родных, которые вскоре от тебя отвернутся…
– Дай руку, – Гарри уже тянулся ко мне, надеясь вытянуть до того, как пальцы разожмутся.
– Нет.
Внизу так маняще горели фонари. Могила матери, стоящее рядом надгробие отца, отказы в издательствах, сжигание собственных рукописей по одному листку с помощью зажигалки в собственной ванной, татуировка – вихрь несвязанных между собой деталей неожиданно трансформировался в нечто, что можно было бы назвать мемуарами незадачливой Изабелл Винтер. Вспомнились даже пузырьки со снотворным, стоящие в ящичке в ванной в коробке от лосьона для волос, чтобы не смущать возможных посетителей. Если такого исхода хотела настоящая я, еще до промывания мозгов, то почему у декорации будут другие желания?
Одна рука бессильно опустилась вниз.
– Прекрати, дурища! Я не для этого старался последние две недели, не для этого программировал на счастливую старость и десяток внуков с подходящим человеком… – голос Гарри странно изменился, но я лишь отмахнулась от этой маленькой детали, разозлившись на то, что кто-то смеет решать за меня.
– Я бы тебя сейчас ударила, но, как видишь, занята предсмертной медитацией, так что оставь меня наедине с моим сумасшествием.
– Это не сумасшествие.
– А что это тогда?!
– Ты действительно хочешь вспомнить?
Да.
Снежинки. Сначала одна, задорно кружась, приземлилась прямо на кончик моего носа, затем другая, а через несколько мгновений все вокруг блестело от танца ослепительно-белых кристалликов льда. Вот оно.
– Посмотри в небо. Что ты видишь? – раздался за спиной до боли знакомый голос. Первым же порывом было поднять голову и удостовериться в том, что это не мираж и не галлюцинация, но слова сами собой сорвались с языка, поддержав эту игру:
– Тучи вижу. Но снежинки мешают, лезут в нос и глаза.
– Вот видишь, опять негатив – тучи темные, снежинки мешают, лежать холодно, этот придурок прикопался, – раздался насмешливый ответ, – А я вижу прелестные ватные облака и миллионы неповторимых снежинок, непохожих одна на другую. А еще рядом со мной сейчас самая удивительная девушка, которую я когда-либо встречал. Видишь разницу, Иззи?
– Теперь вижу, – дрогнувшим от слез голосом ответила я. Эти же слова, один в один, мы говорили друг другу каких-то две недели назад, лежа в снегу и считая звезды. Все встало на свои места, магическим образом разложилось по полочкам, будто и не было никакого расставания. Медленно посмотрев вверх, я улыбнулась сквозь слезы: надо мной высился улыбающийся архангел.
Не веря своим собственным глазам, я с усилием протянула руку и уже через несколько мгновений оказалась в надежных руках раскрасневшегося от мороза или волнения Габриэля. Каково же было удивление мужчины, когда вместо того, чтобы броситься в его объятия, я накинулась на него чуть ли не с кулаками:
– Ах ты скотина такая, это что вообще было?! – крича во всю мощь осипшего голоса, я колотила пернатого, вкладывая в удары всю свою злобу. Для любого другого представителя якобы сильного пола это могло закончиться трагично, но мне повезло с железобетонным избранником. – Кто тебе позволил распоряжаться моими мозгами, засранец небесный? Или тебе давно перья не выдергивали и ты соскучился по острым ощущениям?!
– Изабелл, может ты… – Габриэль старался угомонить меня, поймав за руки и притянув к себе, но я упорно барахталась, не давая сказать ему и слова.
– Нет, не может! Гаденыш ты пернатый, а если бы я совсем рехнулась?!
– Зато сейчас ты прямо эталон здравомыслия и психического равновесия, – устало вздохнул он, уворачиваясь от очередного подзатыльника.
– Ах это я психическая?
– Да я не это имел в виду и вообще…
– Плевать мне на твое «вообще»! У меня теперь психологическая травма на всю оставшуюся жизнь, а он еще и шутить смеет. Козел ты горный, а не архангел, и душа твоя черная, как фантазия Малевича!
– Хочешь устроить диспут об искусстве Казимира Севериновича?
– Ничего я не хочу. И хватит улыбаться. Я думала, что схожу с ума, а тебе тут весело было что ли?
– Конечно, мне было очень весело наблюдать, как ты довольно мурлычешь с другим мужчиной, пусть и созданным мною же, – обиженным тоном ответил он, из-за чего я почувствовала противный укол совести. Дура я, вот кто: Гейб все же вернулся, а я пытаюсь с ним подраться и устраиваю истерики. Стушевавшись, я несмело обняла его.
– Прости. Наверное, не такого приема ты ожидал.
– Да уж. Кто же знал, что все раскроется настолько быстро? Обычно такие фокусы удаются мне без особых усилий.
– Просто ты не учел одной маленькой детали, – оторвавшись от объятий, я взглянула в родные ореховые глаза, в которых отражались рождественские огни Бостона.
– Какой?
Мягко улыбнувшись, я приподнялась на носочки и прошептала прямо на ухо мужчине:
– Никакой магии и ангельских фокусов не хватит, чтобы заставить меня тебя забыть, – договорив, я отстранилась и впихнула опешившего архангела в помещение, продолжая подталкивать к середине комнаты.
– Изабелл, что ты творишь? – смеясь, спросил он, когда я наконец остановилась.
– Я? Ничего, тебе все показалось. Ой, смотри, мы совершенно случайно оказались прямо под омелой! – наигранно воскликнула я, глянув на веточку, подвешенную к потолку.
– Да, совершенно случайно, – улыбнувшись, протянул Габриэль, но я тут же сердито толкнула его в плечо:
– Тебе что-то не нравится? А ну не оскорбляй традиций!
И он меня послушался. Осторожно притянув к себе за талию, архангел едва ощутимо коснулся моих губ своими. Для меня время словно остановилось, было страшно даже подумать о чем-то, ведь это могло разрушить такую хрупкую идиллию. Не отрываясь от безмерно нежного, даже робкого поцелуя, он ласково погладил меня по щеке, провел ладонью по ключице и прижал к себе, потянув за плечо. Ничего больше не имело значения – только я, мой архангел и отчетливый запах шоколада, за которым я успела так сильно соскучиться.
– Пообещай, что больше никогда не бросишь меня в канун Рождества, – прошептала я, когда мы наконец смогли оторваться друг от друга.
– Обещаю, – ответил Габриэль так же тихо. И знаете, даже такие надменные засранцы, то и дело бросающие слова на ветер, иногда говорят чистую правду.
