Текст книги "Без льда (СИ)"

Автор книги: Чиффа из Кеттари

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)

– Познакомьте, – подросток осторожно пожимает плечами. – Может, что-то из этого и получится.

На самом деле Лиам, на взгляд Айзека, милым не был. Он был порядочным, честным и, в целом, хорошим парнем. Но не милым, нет.

– Обязательно получится, у меня на амурные дела чутье, – старушка, сделав неловкое движение, роняет конфету в стакан. – Ой.

– Да ничего страшного, я уберу – подросток улыбается, меняя стакан на новый, и наполняя его. – Если вы конечно не собираетесь ждать, пока из этого получится ядерный коктейль.

– Нет, нет, я вообще не любительница этих новомодных штук. От них, знаешь, жутко болит голова. Тем более эти странные штуки на концах трубочек…

– “В “Заупокое” следовало заказывать прозрачные напитки, потому что у Игоря иногда возникали очень странные идеи по поводу того, что можно надеть на кончик трубочки для коктейля. Если вы видели что-то круглое и зеленое, оставалось только надеяться, что это оливка.” – Питер усмехается, садясь неподалеку. – Извините, не удержался.

– Не знаю, откуда это, но тот кто это сказал, все правильно понимает, – миссис Моп авторитетно кивает, царственно протягивая мужчине ладошку. – Добрый вечер, молодой человек.

– Добрый вечер, мадам, – Питер с легкой улыбкой подносит ее ладонь к губам, почти касаясь.

– А вы неплохо воспитаны, – старушка переводит лукавый взгляд на чуть покрасневшего Айзека. – Такая редкость в наше время.

– Согласен. Я бы передал ваши слова моим покойным родителям, но, к сожалению, у меня нет знакомого достаточно сильного медиума.

– А вот чувство юмора у вас мрачноватое, – миссис Моп укоризненно качает головой.

– Возможно, – Питер чуть морщится, продолжая улыбаться.

– Тебе виски? – Айзек подходит ближе к мужчине, внезапно чувствуя себя так, будто только что залпом выпил полстакана скотча – дыхание сбивается, руки чуть подрагивают, мысли мгновенно запутываются, и губы изгибаются в невольной улыбке.

– Давай виски. Как обычно, – Питер внимательно оглядывает мальчишку, чутко прислушиваясь к неровному ритму его сердца. Волк результатом удовлетворен более чем – у влюбленности свой запах и свой сердечный ритм, который спутать ни с чем невозможно.

– Ох, извини, малыш, – старушка внезапно вздрагивает, обхватывая пальцами запястье юноши. Айзек, поставив перед Питером стакан, поворачивается к женщине, непонимающе пожимая плечами.

– За что?

– Я так заболталась о своей Китти, мальчик мой, у тебя же такое горе.. Мои соболезнования малыш, прости, – старушка торопится, почти проглатывая окончания слов. – Как же ты теперь, совсем ведь сиротой остался… – тонкая рука, удерживающая школьника дрожит, а глаза миссис Моп мгновенно наполняются слезами.

Айзек краснеет до кончиков ушей, кажется даже, что до кончиков пальцев, зажмуриваясь на мгновение.

– Все в порядке, миссис Моп. Все правда в порядке, – накрывает ладонь женщины своей, успокаивающе поглаживая, чувствуя сухость пергаментно-тонкой кожи.

– Ты уверен, малыш? – старушка достает из сумочки платок, промакивая глаза. – Ох, извини, разнервничалась.

– Все правда в порядке. Честно, – мальчишка серьезно кивает. – Не переживайте так.

Миссис Моп чуть улыбается в ответ, согласно покачивая головой, и протягивает Айзеку конфету.

– Честно? – тихо переспрашивает Питер, когда подросток снова поворачивается к нему.

– Честно, – Айзек слегка прищуривается. – Ты сегодня рано.

Хейл кивает, скашивая взгляд на часы, показывающие ровно одиннадцать.

– Освободился раньше. Ты не против?

– Ну конечно я не против, – укоризненные ноты в голосе заставляют мужчину усмехнуться. Айзек не говорит, что на самом деле жутко боялся, что Питер в бар не придет – зачем, если Айзека он может с тем же успехом увидеть в своей квартире?

Подросток скашивает взгляд на миссис Моп – та радостно рассказывает о своей внучке тому самому мужчине с газетой и пивом. Айзек наливает ему еще стакан и снова возвращается к Питеру, слегка перегибаясь через стойку.

Мужчина довольно прищуривается, сдерживая желание хищно облизнуть губы.

– Я скучал, – тихо, смущенно произносит мальчишка. – Я знаю, что видел тебя утром, но все равно… Я рад, что ты пришел.

Упоминание сегодняшнего утра заставляет сердце мальчишки разогнаться, забиться быстро, легко, возбужденно, альфа и сам не сдерживает довольной улыбки, возникшей от мгновенно обрисовавшихся воспоминаний. Мальчишка утром разморенный, податливый, теплый, его до умопомрачения приятно целовать, прихватывая зубами приоткрытые мягкие губы, приятно дышать его запахом, осторожно ласкать нежную гладкую кожу, слышать его едва слышные постанывания.

Безумно жаль, что мальчик твердо вознамерился идти с утра в школу.

– Так откуда та цитата про оливки? – Айзек встает ровно, стараясь скрыть улыбку, поджимая губы.

– Терри Пратчетт. Я рад, что он еще пишет, несмотря ни на что. Хотя конкретно эта книга, откуда цитата, вышла достаточно давно, но я поздновато его вообще для себя открыл.

– Не видел у тебя… – подросток чуть хмурится, перебирая в уме виденные у Питера книги.

– И не было. Купил сегодня пару книг.

– “Пару” – это полное собрание сочинений?

– Если бы я купил полное собрание сочинений, я бы так и сказал, – мужчина фыркает. – Неполное.

– Логично, – Айзек делает преувеличенно серьезное лицо.

– Тишина сегодня, – Питер оглядывается на немногочисленных посетителей.

– Дождь же на улице. Уже никто не придет, – подросток снова отходит, приветливо улыбаясь мокрой и сердитой Штеффи. – Что-то случилось?

– Попала под этот жуткий ливень, что ж еще могло случиться! – женщина закатывает глаза, откидывая мокрую прядь волос со лба. – Давай мне мой вермут, мою водку, и я буду рыдать над своей укладкой, за которую отдала, между прочим, сотню!

Айзек качает головой, смешивая женщине напиток, украдкой следя за тем, как настороженно она поглядывает на Питера. Тот ее или не замечает, или игнорирует, пролистывая что-то на небольшом планшетнике.

– У Мэг есть пара зонтов. Тебе, может, дать один? Завтра занесешь.

– Вот это было бы очень кстати, братишка. Черт с ней с укладкой, но я банально простыну под таким ливнем. Ты же знаешь, в ту дыру, где я живу, таксисты ночью не суются, трусливые крысы…

– Штеф, там колеса с машины на ходу снимают, чего ты от них хочешь, – подросток улыбается.

– Я хочу добираться до дома не пешком, – Штефания демонстративно закатывает глаза.

– Почему ты не переедешь?

Женщина лишь нервно взмахивает рукой, махом опрокидывая бокал.

– Налей еще, плесни водки в два раза больше, исключительно в профилактических целях, да я пойду, – Штеф встряхивается, растирая чуть покрасневшие руки. – Да сама не знаю, почему не перееду, привыкла там жить, все свои. Сам представь, как на меня будут коситься в каком-нибудь другом районе, нет уж. Черт с ними с таксистами, черт с ними с осадками, но мне там нравится, – второй бокал женщина осушает в два глотка и чуть морщится, рассчитываясь.

– Миссис Моп, вы свой сериальчик не пропустите ли, а?

Старушка чуть вздрагивает, отвлекаясь от разговора с мужчиной, оборачивается к Штефании, удивленно охая.

– Штеффи, детка, и правда, как я забыла? Ты чудо, – миссис Моп отработанным жестом вкладывает в ладонь женщины конфету.

– Вы сегодня с провожатым, – Штеф подмигивает пожилому мужчине. – А я ушла, бай-бай, – она подхватывает протянутый Айзеком сиренево-синий зонт, и уходит, чуть покачиваясь на высоченных каблуках.

– Я сегодня на раздаче зонтов, – мальчишка усмехается, протягивая зонт миссис Моп и прощаясь с ней.

Питер допивает виски, наблюдая за суетящимся за стойкой Айзеком. Тот вытирает руки полотенцем, вздыхая, и, закрыв входную дверь, с улыбкой возвращается к своему последнему клиенту.

Питер протягивает руку, за шею притягивая подростка к себе, и неспешно, глубоко целует его, нехотя отстраняясь через несколько секунд.

– Ох, – Айзек облизывает покрасневшие губы.

– Поедем домой? – мужчина крутит пустой стакан в руках, с глухим стуком опуская его на стойку. – Тут уютно, – внезапно оглядывается, поясняя: – Когда на улице дождь, здесь очень даже уютно.

– Можем остаться здесь, – неуверенно произносит Айзек, прислушиваясь к хорошо различимому звуку дождя. – Правда здесь диван не очень удобный…

– Я помню, – Питер кивает, а подростка окатывает возбуждением от звучания его голоса.

– Пойдем? – мальчишка тяжело, сбивчиво дышит, наблюдая за тем, как мужчина, кивнув, обходит барную стойку.

– Пойдем, – Питеру идет лукавая улыбка, впрочем как и любая другая его улыбка, по мнению Айзека. Мальчишка тянет мужчину за собой, в подсобку, запоздало вспоминая о перегоревшей там еще днем лампочке. Впрочем, света с улицы вполне достаточно, чтобы темнота не была кромешной, и – и Айзек считает это огромным плюсом – в таком освещении точно не будет видно, как он краснеет.

Подросток отходит на шаг, и рывком сдергивает с себя футболку, спиной чувствуя близость мгновенно подошедшего ближе мужчины.

Сегодня Питер ничего не спрашивает, и ничего не говорит – целует подставленные плечи, шею, оглаживает вздымающуюся грудь, раздевается сам, и помогает раздеться мальчишке, подталкивая его к дивану. Айзек утягивает его за собой, ложась, запрокидывает голову, чтобы глотнуть вязкого, внезапно ставшего горячим, воздуха.

Питер тоже не против отсутствия света – в темноте не видно, как вспыхивают чернотой дорожки вен на руках, когда он вытягивает причиненную боль, так, что мальчишка, расслабившийся от медленно скользящих в нем пальцев, смазанных прихваченным из-под стойки кремом для рук, боли и не замечает, когда альфа одним глубоким толчком входит в него. Чужая боль немного отрезвляет, позволяет удержать контроль, несмотря на то, что перед глазами темнеет от негромкого стона мальчика, от жара и узости его тела: выгнутого, возбужденного, горячего.

Айзек тихонько поскуливает, нетерпеливо скрещивая лодыжки на пояснице Питера, побуждая двигаться, каждым негромким стоном подтверждая получаемое удовольствие. Подросток пытается что-то шептать, но максимум, что может выговорить – имя альфы, и Питера ведет от этих звуков, просто выкручивает все тело приятной судорогой – он продолжает двигаться небыстро, глубоко, влажно касаясь губами разгоряченной кожи, придерживая мальчишку за узкие бедра. Айзек водит ладонями по его груди, прогибаясь, стремясь принять мужчину глубже, слегка царапает плечи, от удовольствия закатывая глаза и приоткрывая губы в очередном стоне – Питер целует его, несильно прикусывая горячие губы, ласкает языком влажный рот, буквально вылизывая, забываясь в получаемом наслаждении. Но волк не жаждет перехватывать контроль, не хочет пугать человека – зверь вместе с человеческой сущностью находит небывалое успокоение в близости с искренним, податливым, влюбленным мальчиком.

Зверь находит якорь.

Питер тихо, довольно рычит, не сдержавшись, и мальчишка громко стонет в ответ, притираясь возбужденной, текущей смазкой плотью к его животу, зарывается пальцами в волосы мужчины, содрогаясь в сильнейшем, ярком оргазме. Альфа замирает, давая Айзеку немного времени прийти в себя, и, коротко рыкнув, выходит из него, доводя себя до разрядки парой рваных движений ладонью по члену. Мальчишка тихо стонет, чувствуя на себе чужую сперму, выгибается, еще подрагивая, тянет Питера к себе, жадно, мокро целуя.

Когда у подростка кончается воздух, Питер отстраняется лишь немного, по-прежнему касаясь его губ своими, мягко целует чужую нежную улыбку, закрывая глаза.

– Питер…

– Тихо, – мужчина проводит ладонью по бедру норовящего расслабленно растечься по дивану мальчика. – Молчи, хорошо?

– Хорошо, – бездумно, эхом повторяет Айзек, улыбаясь.

Волк удовлетворенно ворчит, наслаждаясь происходящим.

========== Часть 15 ==========

– Доброе утро, мисс Моррелл.

– Здравствуй, Айзек. Ты снова пропустил две встречи. Итого, за две недели ты пришел два раза вместо шести.

– Я пришел потому, что директор ненавязчиво намекнул, что у меня будут проблемы с переводом в следующий класс, если я не приду.

Молодая женщина неодобрительно поджимает губы.

– Прошу тебя извинить его за подобные методы. Мне бы не хотелось, чтобы наши с тобой разговоры носили принудительный характер.

– Но именно такой характер они и носят, спасибо, – Айзек расслабленно укладывает ладони на подлокотники неудобного кресла, глядя на школьного психолога сквозь полуопущенные ресницы.

– Ты можешь не осознавать, что тебе на самом деле нужна помощь и поддержка, а когда осознаешь – может быть уже поздно. Мне бы не хотелось, чтобы ты замыкался в себе или отгораживался от всего мира…

– Похоже, что я замыкаюсь в себе? – подросток кривит губы в улыбке, зная, что эта его ухмылка удивительно похожа на ухмылку Питера.

– У тебя нет друзей в школе, Айзек. Похоже, что ты замыкаешься в себе.

– Вы ведь недавно у нас? – Лейхи наклоняет голову к плечу, мерно барабаня пальцами по подлокотнику. – Когда меня в прошлый раз отправляли к психологу, здесь была миссис Смит. И, я думаю, она так же отметила, что у меня нет друзей в школе. И не было никогда. И, я думаю, уже не будет.

– Почему такой неоптимистичный настрой?

– Напротив, оптимистичный. Мне не нужна чужая жалость. И мне не нужны разговоры с вами, мисс Моррелл. Мне не нужна помощь психолога.

– Тебе есть с кем поговорить? – женщина переплетает пальцы в замок, опираясь локтями о столешницу, и подаваясь вперед.

– Да, есть, – школьник медленно кивает, не отрывая настороженного взгляда от темных глаз женщины. – Мне есть с кем поговорить.

– И ты уверен в компетентности человека, с которым ты хочешь говорить?

Айзек не хочет грубить ей, одной из многих одинаково равнодушных, одинаково этичных, одинаково лезущих к нему в душу холодными пальцами, украшенными бижутерией и маникюром, женщине, но злость берет свое, и она чуть подается назад, когда Айзек рявкает:

– Побольше, чем в вашей.

Мисс Моррелл молчит некоторое время, ровно и спокойно глядя на подростка. Тот не испытывает смущения или неловкости, злости, судя по всему, уже тоже. Просто спокойно смотрит на женщину.

– Я не могу вынудить тебя посещать мой кабинет. Я могу попросить директора продолжать тебя вынуждать, но я не стану этого делать. Окружающие тебя люди считают, что ты достаточно взрослый парень, и сам можешь принимать решения. Но, Айзек… если захочешь поговорить еще с кем-то – приходи.

– Спасибо, – школьник хмуро смотрит в тепло-карие глаза молодой женщины. – Я надеюсь, что мне не придется к вам приходить.

Мисс Моррелл кивает, жестом отпуская Айзека. Он оборачивается на пороге ее кабинета, прощаясь.

Лет в четырнадцать Айзек попал на прием к психологу: какое-то стандартное обследование, мальчишка даже и не помнил в связи с чем. Подросток совершенно не знал, как себя вести и что говорить, поэтому выбрал самую простую тактику – молчал большую часть времени, не отвечая ни на какие вопросы, связанные с семьей, с отцом, с домом. Как выяснилось позднее, это была не самая лучшая тактика, потому что из всего потока приезжий аналитик заинтересовался только им – подростком из внешне благополучной семьи, с приемлемым средним баллом и без каких либо видимых отклонений в поведении.

Отец подписал бумаги об отказе от предлагаемых последующих сеансов, несмотря на уговоры специалиста. Приехав домой вместе с сыном, мистер Лейхи первым делом спросил, знает ли Айзек, как раньше лечили психов в больницах. Айзек уже прочел к тому времени “Над кукушкиным гнездом”, и поэтому знал. С электричеством отец не слишком ладил, зато с садовым шлангом и ледяной водой – отлично.

Через день Айзек слег с тяжелой простудой, а через пару недель – с пневмонией.

***

Питер тонкой струей включает холодную воду в ванной, старательно оттирая руки от чужой крови. В шесть утра Айзек спит еще достаточно крепко, чтобы не проснуться, когда альфа возвращается в квартиру, тихо проворачивая ключ в замке. Хейл чутко прислушивается к его дыханию – мальчик спит.

Холодная вода совершенно не справляется с засохшей под короткими ногтями кровью – Питер увеличивает напор воды, делая ее теплее. Еще двое. Остался Харрис, и сама арджентовская сука. Потом можно будет уезжать. К черту Маккола, да и племянника туда же. Закончить, потушить этот ад в голове, и уехать. Айзеку, судя по всему, без разницы, где доучиваться, разве что он не захочет расставаться с баром и его хозяйкой, но Маргарет убедит его уехать, поймет, что так для мальчишки лучше – в этом Питер уверен абсолютно.

До полнолуния неделя, в полнолуние нужно все закончить. Это не должно быть сложно, в конце концов, он альфа. И он сильнее, чем Кейт Арджент может предположить.

– Где ты был? – Айзек сонно урчит, переворачиваясь на другой бок, вжимаясь лицом в грудь обнявшего его мужчины.

– Не спалось, – Питер касается губами пахнущих шампунем волос, проводя ладонью по спине юноши.

– Ничего не случилось? – мальчишка устраивается удобнее, совершенно точно не собираясь открывать глаза. А волку нестерпимо хочется поймать его взгляд – теплый, ласковый, успокаивающий.

– Ничего не случилось. Все в порядке, волчонок.

Прием почти что запрещенный – Айзек как и всегда расплывается в улыбке, поднимая взгляд на мужчину.

– Значит, с тебя утром омлет, – мальчишка снова закрывает глаза, осторожно устраивая ладонь на бедре мужчины. – За то, что разбудил.

– Хорошо, – альфа задерживает дыхание – несмелые, всегда предельно осторожные прикосновения мальчика сводят с ума обоих – и человека, и волка.

Есть в этом какая-то изощренность, в том, чтобы лежать, стараясь не захлебнуться ощущениями и собственным сбивающимся ритмом сердца, пока подросток, задерживая дыхание, медленно, в любой момент готовясь отдернуть руку, ведет тонкой ладонью от бедра к груди, заставляя мужчину изнывать от этой недоласки.

– Ты собирался спать, – полушутливо выдыхает Питер, когда длинные, неожиданно сильные, несмотря на кажущуюся хрупкость, пальцы, цепко обхватывают его плечо.

Айзек задумывается на секунду, ослабляя хватку. Хейл знает, что мальчишка может сейчас кивнуть, убирая руку, и ему этого совершенно не хочется. Подушечки пальцев напористо проходятся по ключице, снова к груди и животу. Айзек вздыхает.

– Что случилось? – альфа приподнимается на локте, давя на плечо подростка, и тот послушно откидывается на спину, передергивая плечами.

– Я вчера, кажется, все-таки доказал школьному психологу, что не нуждаюсь в её помощи.

– И говоришь об этом только сейчас? – Питер наклоняется, касаясь сухими губами лба мальчишки.

– Хотел сказать утром, – Айзек слабо щурится, затем и вовсе закрывая глаза, успокоенно оглаживая мужчину по боку. – Да это и не так уж важно. Основной плюс в том, что я больше не буду опаздывать на работу.

– Как твоя учёба? – Питер медленно ведет губами по подставленной шее, чувствуя такое умиротворение и спокойствие, которое, как он сейчас смутно начинает подозревать, ему не принесет даже убийство всей семьи Арджентов.

– Нашёл время для разговоров о моей учёбе, – мальчишка улыбается, сильнее запрокидывая голову, подставляя горло чуть шершавым мужским губам. – Всё в порядке. Через неделю, правда, школьные танцы, – подросток чуть кривится, – но я удачно избегаю любой попытки привлечь меня хоть к чему-то с ними связанном.

– Не пойдешь? – альфа, сдерживая довольное урчание, выцеловывает линию челюсти, чувствуя, как тонкие ладони скользят под ребрами, по пояснице, несмело спускаются ниже.

– Зачем бы? – Айзек мотает головой. – Да у меня и смена в баре.

Питер кивает, касаясь губами мочки уха, отчего Айзек чуть выгибается на постели.

– Ты на улице был? – Айзек тянет носом воздух. – Лесом пахнешь.

– Был, – Питер задумывается на несколько мгновений. – Лесом – это навряд ли.

– Да уж, – мальчишка отмахивается, поворачиваясь, спиной прижимаясь к мужчине. – До леса далеко.

– Далеко, – альфа соглашается, касаясь губами тонкой и чувствительной кожи за ухом подростка.

Юноша тихо, довольно мычит, прижимаясь теснее, укладывает свои пальцы поверх ладони Питера, лежащей у него на груди, чуть сжимает, низко опуская голову, чувствуя, как дыхание мужчины согревает загривок.

– Всё ведь будет хорошо? – Питеру едва удается разобрать почти беззвучный шепот мальчика.

– Что тебя беспокоит, Айзек?

– А ты как думаешь, Корвин Амберский? – подросток сильнее сжимает ладонь Питера, упрямо отказываясь поворачиваться. Питер сдается, просто прижимаясь еще теснее к худой мальчишеской спине.

– Все будет хорошо, – подумав, отвечает мужчина, и Айзек тихо вздыхает, кажется, успокоившись.

– Ладно, верю, – бормочет юноша перед тем, как все-таки уснуть. Вставать, впрочем, через час.

***

Всё правда: и тонкие пальцы, пробегающиеся по корешкам книг, и контраст бледной кожи с темной тканью постельного белья, и шёпот, просящий дать поспать еще полчаса. Всё правда, и даже лучше, чем Питер мог бы себе представить. Айзек недовольно поджимает губы, рассыпав соль по всей кухне, и оглядывается на подошедшего на шум Питера – в глазах его больше не сквозит страха сделать что-то не так.

Разве только в постели.

За годы въевшийся в кожу запах страха постепенно истирается, медленно, но волк чувствует каждое изменение, каждые полтона, чувствует, и довольно поводит ушами, урча – его человеку не нужно бояться кого бы то ни было, а тем более мертвецов и собственных воспоминаний.

Всё правда, так, как не бывает даже в книгах: музыка, которую мальчишка включает, всегда или соответствует настроению, или заставляет оборотня отвлечься от тяжелых мыслей, и сам Айзек настроение Питера чувствует едва ли не лучше, чем свое, вычисляет за пару мгновений, легко подстраиваясь и под задумчивость мужчины, и под его жажду действий.

Питер читает мальчишке – часто, почти каждый день, – иногда то, что читает сам, иногда то, что приносит Айзек. Подросток тогда укладывает голову ему на колени, и закрывает глаза, а его губы изгибаются в почти незаметной довольной улыбке.

Айзек неизменно нежно улыбается Питеру, когда тот садится на свое привычное место за барной стойкой, ставит перед ним стакан виски, и слегка перегибается через столешницу, чтобы получить свой мягкий, короткий поцелуй в губы.

Никто из посетителей никак это не комментирует – даже миссис Моп только одобрительно улыбается, в основном наблюдая за своей Китти, за неделю почти затащившей Лиама под венец. Во всяком случае, влюбленный взгляд мужчины говорит о том, что за маленькой хрупкой Кэтрин он готов идти на край света и убить там пару драконов, если понадобится. А после этого даже помыть посуду.

Айзек рад и за Китти, и за Лиама, и за миссис Моп, и за себя – особенно за себя, и особенно, когда закрывает входную дверь, пересчитывает кассу, приводит все в порядок, и, выйдя из-за стойки, попадает в крепкие объятья Питера.

Питер честно говорит, что скучал.

Потому что действительно скучал, потому что все эти непролазно тупые подростки, с которыми ему приходится иметь дело – и да, Дерека тоже можно причислить к этой категории, – просто выводят из себя, выбешивают, а Айзек, даже просто воспоминание об узкой ладони, мягко ложащейся на щеку – Лейхи всегда повторяет этот жест, когда хочет заглянуть в глаза Питера, – успокаивает. Во всяком случае, Питер пока еще не убил ни племянника, ни Маккола, ни его мать, ни даже его подружку. Волк успокаивается, думая о мальчишке, слепая ярость уходит – остается холодная жажда мести, и не менее холодная расчетливость. То, что поможет как можно скорее довести дело до конца.

И скоро это всё действительно закончится, пожар потухнет, боль если и не уйдет, то притупится. Останется только Айзек. Его Айзек. И свобода – или ее подобие, – которой Питеру вполне хватит для спокойной жизни.

========== Часть 16 ==========

Питер Айзеку кажется более напряженным, чем обычно – чуть более холодные пальцы, чуть более долгое прикосновение губ к виску, и две чашки кофе вместо одной. Чуть больше молчаливости и взгляд чуть холоднее обычного, и тем ярче чувствуется контраст, когда Питер смотрит на мальчишку – тепло, почти нежно.

– Сегодня что-то случится?

Мужчина улыбается вопросу, знал бы мальчик его чуть хуже, он бы спросил “Что-то случилось?”, но Айзек как и всегда на удивление точно угадывает происходящее. Питер медленно, неохотно кивает.

– И тебе будет спокойнее?

– Всем будет спокойнее, – мужчина кривит губы в не слишком искренней улыбке. – Я навряд ли смогу вечером забрать тебя с работы. Доберешься сам?

– До дома? Конечно доберусь, – Айзек пожимает плечами, настолько легко и непринужденно произнося это “до дома”, что Питер невольно улыбается – спокойно, уверенно, возвращая уверенность и забеспокоившемуся подростку.

Хейл снова кивает, задумываясь о чем-то, затем подходит к подростку, обнимая того за плечи, и ведет в спальню.

– Мне в школу надо… – выходит недостаточно убедительно.

– Когда ты так говоришь, я необычайно остро ощущаю себя престарелым извращенцем, – мужчина усмехается, а мальчишка прячет улыбку. – Опоздаешь. Ничего страшного.

Айзек согласен. Айзек на всё согласен, лишь бы чувствовать Питера так близко к себе и так глубоко в себе, лишь бы иметь возможность задыхаться под ним в преддверии оргазма, впиваться ногтями в плечи, стонать в губы.

Айзек сильно опоздает в школу – а может и вовсе не пойдет, – потому что Питер сегодня медлителен и нежен, потому что одними ласками доводит до сумасшествия, потому что не поддается на провокацию просяще раздвинутых ног. Целует, сжимает, тихо рычит – странным, зарождающимся где-то в груди, рыком, – и измучивает своего мальчика, топит в удовольствии, не давая глотнуть отрезвляющей обыденности. Айзек согласно тонет, захлебывается, цепляется за склонившегося над ним мужчину, вскрикивая, чувствуя его в себе – ярко, отчетливо, до одурения правильно.

– К черту школу, – бормочет мальчишка, бездумно водя пальцами по груди лежащего рядом мужчины.

– Ну, только сегодня, – Питер довольно усмехается. Доволен он не только произошедшим и Айзеком, но и собой и своим волком – рядом с мальчишкой нетрудно сдерживать зверя, даже когда он беснуется перед полнолунием.

Медленные, тягучие поцелуи довольно скоро переплавляются в еще одну волну жгучего, плавящего удовольствия, в очередную порцию стонов, оттеняемых рычанием, в вязкую, стекающую по ласкающим член пальцам, сперму. И – неожиданно – в беспокойный выдох:

– С тобой все будет в порядке?

Этого Питер не знает, и обещать не может, хотя хотел бы. Слишком много переменных внезапно возникло в четком, выверенном плане.

– Я вернусь к тебе, – Хейл не задумывается над клишированностью фразы, пропитанной запахом многотиражных дамских романчиков, потому что это именно то, что он хочет пообещать мальчишке, доверчиво льнущему к нему сейчас.

– Хорошо, – Айзек серьезен, настолько серьезен, будто лучше Питера может просчитать возможные итоги сегодняшнего дня.

– Вечером будешь на работе?

Подросток молча кивает, коротко и нежно потираясь носом о шею Питера.

Это хорошо. Айзеку совершенно нечего делать сегодня в школе.

***

– Так, сегодня внимательно смотри, чтоб никакие несовершеннолетние опарыши не напивались у меня в баре, – Мэг немного на взводе, что неудивительно – в руках у нее какая-то бумага от администрации. – И тебе сегодня для всех восемнадцать, парень. Не думаю, конечно, что до нас доберутся с проверкой, но эти ваши школьные танцы… Ты, кстати, почему не там?

– Да что мне там делать? – Айзек усмехается, качая головой. – Правда, подозреваю, что школьный психолог этим будет недовольна.

– Ну, я думаю, что она сообразит, что парню, недавно похоронившему отца, не до того.

– Вот и Питер так же говорит, – подросток достает из микроволновки блюдце с подогретыми сэндвичами и ставит перед стоящим у стойки клиентом.

– Как там твой бэтмен? – Маргарет слегка прищуривается, ссыпая горстку мелочи в кассу.

– Всё хорошо, Мэг. Лучше, чем я мог бы представить еще несколько месяцев назад.

– Многообещающе. Ты не знаешь, до которого часу это ваше школьное мероприятие?

– До десяти вроде как. Тренер говорил, что до десяти, если я правильно разобрал его ор.

– Финсток – душка, – женщина внезапно совершенно несолидно хихикает.

– Я бы какое-нибудь другое определение подобрал, честно. Финсток точно не душка. Скорее буря в стакане. Так ты с ним знакома?

– Не ты ли говорил, что я знаю всех и вся в этом городе? – Айзек насмешливо качает головой. – Не ты? Значит, Джекки, обалдуй. В общем, да, с Бобби Финстоком я знакома, мы даже учились в одном колледже.

– И он всегда так… орал?

– Он тренировался годами. Зато теперь о нем ходят легенды. Или что-то вроде, – Маргарет усмехается, лукаво щуря глаза.

– И он не женат, – невзначай роняет Айзек, даже не моргнув.

– О, сладкая месть, да? Решил заделаться сводником, парень? Тебе до меня далеко, – Маргарет качает указательным пальцем перед носом парнишки. – Я к чему спрашиваю-то – закрой бар в десять. Школьники мне тут не нужны ни под каким предлогом, так спокойнее будет, окей?

– Окей, – подросток кивает. – А ты раньше уйдешь?

– Сегодня Кэтрин уезжает, так что я обещала вечером заскочить к Эмеральде, чтобы ей не так скучно было.

– Аспирин возле кассы, – Айзек еле сдерживает смех, заметив укоризненный взгляд начальницы. – И я закажу тебе пару кусков пиццы на утро, оставлю в холодильнике. А то будешь опять похмельным привидением.

– Ты ужасный, Айзек, – Мэг с довольной улыбкой треплет подростка по макушке. – Просто чудовище.

– Я стараюсь!

Маргарет, смеясь, уходит в свой кабинет, и через несколько минут оттуда доносятся знакомые мелодии старой доброй “Железной девы”, звуки падающих со стола папок с бумагами и сдержанная тихая ругань.

В бумажных завалах, копящихся на столе Маргарет Сандерс, вполне уже могла развиться небольшая, но гордая цивилизация, привыкшая дышать смесью табака и марихуаны, по ночам совершающая вылазки, чтобы умыкнуть со дна стакана пару капель оставшегося там виски – и наверняка те, кто возвращался с добычей, потом почитались героями, – и называющая свои поселения по наименованиям оказавшихся поблизости бумаг.

***

В десять часов вечера выходить из бара более, чем непривычно. Айзек полной грудью вдыхает теплый весенний воздух, запрокидывая голову, разглядывая виднеющуюся между крышами домов полную луну, прячет в карманах куртки озябшие от холодной воды – с горячей в баре вечно перебои, – руки, и, тихо напевая под нос привязавшуюся мелодию с рефреном повторяющейся строчки: “Это первый день остатка твоей жизни”, выходит на одну из более менее крупных улиц, привычно закутываясь в шарф. Идти в пустую без Питера квартиру неохота, поэтому подросток просто гуляет по улицам, разглядывая редкие светящиеся неоном витрины, прохожих, проносящиеся мимо машины, незаметно для себя добредая до кладбища. Медленно проходит между надгробными камнями, то и дело оглаживая ладонью то одну, то другую гладкую поверхность – черный мрамор, белый мрамор, гранит, острые углы и скругленные края, цветы и пестрый шелковый платок на одном из надгробий – в день, обозначенный на черном мраморе последним, пожилой мужчина всегда кладет на холодный камень шелковый платок, прижимая его маленьким букетиком крокусов. Это происходило, сколько Айзек себя помнил. Ту часть кладбища, где похоронен отец, Лейхи сознательно обходит, но, петляя между надгробий, все равно оказывается именно там. Равнодушно смотрит несколько минут на гладкий камень с выбитыми на нем надписями и датами, поворачивается спиной, и уходит, не сказав ни слова.