Текст книги "Без льда (СИ)"

Автор книги: Чиффа из Кеттари

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)

– Я бы не назвал его одержимым властью, – Питер покачивает головой, глядя на чашку. – Он считал, что он лучше остальных подходит на роль правителя. И шел к своей цели.

– Он обрек своего брата на гибель в бою, – задумчиво произносит Айзек, забывая о своем извечном правиле – во всем соглашаться с клиентами.

– Я думаю, он жалел об этом. Жалел, даже забирая алый камень, символ власти. И он имел целью сокрушить всех врагов Амбера. Разве это недостойная цель?

– Тут вопрос лишь в том, оправдывает ли цель средства, – бармен коротко извиняется, отходя к кассе, рассчитывая последних двух клиентов. Минутная стрелка неумолимо приближает полночь.

Мужчина медленно слизывает кофейный налет с губ, отставляя полупустую чашку.

– И ваша цель – оправдывает? – Айзек возвращается к Питеру, тщательно протирая вымытые стаканы.

– Я уверен, что оправдывает. Жаль, что я один в этом уверен.

Айзек удивленно приподнимает брови в ответ на эмоциональность, с которой это было сказано – в голосе кажущегося воплощением ледяного спокойствия клиента слышится злость, разочарование, даже какая-то доля обиды.

– Может, для них ваша цель просто не так важна?

Питер поднимает на мальчишку полный ничем не прикрытого изумления взгляд, и медленно кивает, изгибая губы в одобрительной усмешке.

– Пожалуй, и так. Может быть. Не так важна, говоришь? – длинные пальцы сжимают кофейную чашку, в два задумчивых, разделенных тихим фырканьем, движения поднося ее к губам. – Как давно ты здесь работаешь?

– Около года, – Айзек пожимает плечами, расставляя стаканы по местам.

– Нравится?

– Неплохо, – бармен растерянно смотрит на мужчину, а тот в ответ лишь пожимает плечами.

– А вы сами из Бэйкон Хиллс? – Лейхи правильно угадывает в жесте разрешение задать вопрос.

– Да, моя семья жила здесь, – Питер делает еще глоток остывшего кофе, укладывая руки перед собой на барную стойку. – И я тоже здесь жил.

– Уезжали? В Лос-Анджелес, наверное? – Айзеку кажется, что в виденный на фото в интернете город Питер вписывался бы лучше, чем в Бэйкон Хиллс.

– Не совсем, не уезжал. У Корвина была многовековая амнезия, а у меня… что-то вроде того. Корвин находился в клетке своего собственного разума, а я… скорее, в клетке собственного тела.

– Корвин первым делом отправился искать тех, кто с ним это сделал… – Айзек старается не слишком вдумываться в сказанное Питером.

– И это было однозначно правильным решением, – мужчина улыбается, странным хищным жестом скаля клыки.

Айзек не задает следующий вопрос, крутящийся на языке, все равно ответ предельно ясен.

– Племянник тоже здесь живет, – мужчина немного раздраженно взъерошивает свои волосы, тут же приглаживая.

– Ну… семья – это хорошо.

– Ты так думаешь? – Лейхи отводит глаза от взгляда, скользящего по лицу – вроде бы Питер и в глаза смотрит, а вроде ощупывает взглядом прикрытую пластырем и волосами рассеченную кожу. И смотрит немного странно, будто может помочь, но еще не решил для себя – а стоит ли?

– Наверное, здесь нельзя ответить однозначно.

Питер кивает, доставая портсигар, закуривая, и стряхивая пепел в поставленную перед ним пепельницу. Айзек садится рядом, украдкой втягивая сладковатый дым.

– Куришь? – мужчина протягивает мальчишке раскрытый портсигар, и, в ответ на мерное, неуверенное покачивание головой, ставит вопрос по-другому, – а хочешь?

– Я школьник, вообще-то. Да и отец будет ругать, – нерешительно касается длинными пальцами темных, аккуратно уложенных сигарет.

Питер молчит, чуть улыбаясь, терпеливо ожидая решения мальчишки. Айзек тяжело вздыхает, будто собираясь нырнуть с головой в глубокий омут, и вытягивает из серебристого – или серебряного? Айзек бы не удивился, – портсигара сигарету, нерешительно обхватывая фильтр губами. Питер откладывает свою сигарету на край пепельницы, щелкает зажигалкой, внимательно рассматривая наклонившегося к ней подростка.

– В первый раз не затягивайся, просто выпусти дым, – убирает зажигалку, затягиваясь, – вдыхай понемногу, не глотай, просто вдыхай. И не торопись.

Айзек медленно втягивает горьковатый на вкус, с легкой кофейно-шоколадной нотой, дым, жмурится, чувствуя, как он обжигает горло, но не закашливается.

– Выдыхай, – мужчина улыбается, когда Айзек открывает глаза, выпуская в воздух упругую струю дыма, и затягивается еще раз, уже уверенней.

– Как ты добираешься до дома? – Лейхи непонимающе смотрит на клиента. – Я имею в виду, что навряд ли тебе стоит садится на байк сразу же после того, как ты с него слетел, – чуть едкая усмешка выдает абсолютное неверие.

– Я недалеко живу. Дойду пешком, да и полезно прогуляться на свежем воздухе, и все такое…

Питер задумчиво кивает, глядя на то, как подросток складывает старательно облизанные губы буквой “о”, стараясь выпускать ровные дымные колечки.

– А кто ты, Айзек? – мужчина улыбается уголком губ, стряхивая пепел. – Мы почти определились, что я – Корвин, хотя это предположение немного слишком пафосное, далекое от оптимизма и не предвещающее ничего хорошего, а ты кто?

– Ну, допустим, это не мы определились, а вы меня убедили, а во-вторых… Про таких, как я, книг не пишут. Никто не пишет книг про обычных подростков.

– Ну прям, – Питер фыркает, глядя, как мальчишка неловко сбивает пепел, постукивая сигаретой по толстому стеклу пепельницы. – Все пишут про подростков. Все когда-то были подростками. Не все подростки доживают до взрослого возраста, но все взрослые люди проходили через пубертат.

– Если мы, конечно, не о Бенджамине Баттоне говорим, – Айзек тихо смеется, замолкая, ловя задумчивый взгляд мужчины.

– Фицджеральд? Читал сам или школьная программа обязала?

– Эм… Я смотрел фильм, не видели? “Загадочная история Бенджамина Баттона”, там еще актриса… играла Галадриель во “Властелине Колец”.

– “Властелина Колец” – помню, – мужчина задумчиво потирает висок кончиками пальцев, коротко хмыкает, – когда его сняли?

– Не знаю… Года три, наверное, назад. Я точно-то не помню, – Айзек непонимающе рассматривает клиента, аккуратно туша сигарету о дно пепельницы. – Спасибо.

– Я его травлю, а он мне спасибо говорит, – Питер смеется, чуть откидываясь на спинку стула, запрокидывая лицо к потолку. – Нет, если вышел три-четыре года назад, то у меня не было возможности его увидеть. Ну что ж, нужно наверстывать.

– У меня на диске он есть, – неуверенно улыбается подросток, – хотите, я вам принесу?

– Приноси, – мужчина наклоняет голову, внимательно разглядывая юношу. – Не торопишься сегодня закрываться?

– Нет, не очень, – Айзек солгал отцу, что субботние и воскресные смены на час длиннее будничных.

– Включи музыку. Негромко, – Питер проводит пальцами по стойке, склоняясь над ней, выстукивая совершенно точно незнакомый Айзеку ритм. – Чего не хватало в Клоаке Глайва, так это музыки. Помимо всего остального, конечно.

Айзек включает с ноутбука свой плейлист, украдкой наблюдая за довольно улыбающимся мужчиной, тихо подпевающим знакомым мелодиям.

Айзек пересчитывает и закрывает кассу, раздумывая, где мог провести последние несколько лет жизни этот обдающий чувством ледяного спокойствия и, одновременно, кипящей где-то в глубине, ярости, мужчина, не обращающий внимания на парней типа Монти, появляющийся в баре около полуночи и явно выпавший из жизни в том, что касалось более-менее современных ее проявлений.

========== Часть 4 ==========

В следующий раз Питер приходит во вторник, и Айзек мысленно присваивает ему статус постоянного клиента. Все верно, примета работает безотказно. Мужчина выглядит неуловимо потрепанным при внешнем, вроде бы идеальном, виде. Чуть меньше уверенности в движениях, чуть большая раздражительность во взгляде, нервный, отдающий презрением, прищур холодных голубых глаз, взгляд которых устремлен на небольшую компанию студентов местного колледжа – шумливых молодых людей, уже не первый час заказывающих виски и колу.

Айзек не спрашивая ставит перед Питером тамблер с шотландским виски, с короткой, чуть обеспокоенной улыбкой произнося:

– Виски, двойной, без льда. Шотландский.

Мужчина улыбается в ответ, садясь за стойку, с хрустом поводя плечами и кивая.

– Трудный день, да? – осторожно спрашивает Лейхи, не до конца уверенный, разрешено ли ему задавать вопросы первым. Но Питер лишь пожимает плечами, тяжело облокачиваясь на барную стойку, и кивает, внезапно низко опуская голову – Айзек замечает три выглядящих свежими шрама, тянущихся от основания шеи под рубашку, выглядящих как следы когтей.

Айзек пытается как-то сопоставить этот факт со слухами о бродящих в окрестностях города горных львах, но картинка явно не складывается. В конце концов, Айзек не слишком разбирается во всем этом, может какой-нибудь нож оставляет похожие следы… Думать об этом странно, хотя подросток вообще много думает об этом клиенте в свободное время.

Один из студентов перегибается через барную стойку, на выдохе произнося:

– А пожрать че есть?

Айзек морщится, оглядываясь на небольшой холодильник – за проведенный здесь вечер эти парни уничтожили двухдневный запас сендвичей, – и качает головой.

– Нет, все закончилось, – спокойно смотрит в мутноватые от выпитого глаза парня, инстинктивно нащупывая под стойкой биту.

Битой Айзеку приходилось пользоваться не часто, но все же приходилось, и, в основном, в самые неожиданные, не предвещающие бури, моменты, поэтому держать под рукой, особенно в вечернее время, он ее предпочитал постоянно.

– Жрать-то охота, – с укоризной тянет парень.

– Закажите пиццу, – Айзек протягивает ему визитку ближайшей пиццерии, – они вам ее за пять минут доставят. Еще работают.

Пиццерия работает до двух, Лейхи сам иногда после смены забредает туда перехватить кусок нежно любимой Маргариты.

Студент неуверенно водит пальцами по бумажному глянцевому прямоугольнику, раскрашенному в цвета итальянского флага, силясь найти там номер телефона, поднимает выразительно-беспомощный взгляд на Айзека, и тот мягко улыбается, кивая:

– Вы скажите, сколько вам, и какой, я позвоню, сделаю заказ.

Лицо парня освещает хмельная благодарная улыбка, он бормочет что-то про грибы и курицу, пока Айзек проговаривает заказ в трубку стационарного телефона, стоящего под кассой.

– Пицца – это интересная идея, – задумчиво проговаривает Питер, когда Айзек подходит ближе.

– Заказать вам?

Мужчина медленно качает головой, делая очередной небольшой глоток.

– Пока нет. Может, попозже. Люблю есть в тишине, ну или хотя бы в спокойной обстановке, знаешь ли, – Питер задумчиво водит ногтями по столешнице, наклоняя голову к плечу, будто растягивая мышцы шеи. Взгляд Айзека снова соскальзывает на шрамы, и он поспешно отворачивается, чувствуя, как начинают алеть кончики ушей – это всё не его дело, и вообще, так пялиться на клиента – неприлично.

Питер чуть громче постукивает пальцами по стойке, задумчиво-мрачно глядя на пустой стакан, и Айзек мгновенно ставит перед ним новый, получая в ответ одобрительную усмешку.

– Я принес вам диск. Помните, обещал?

Мужчина медленно кивает, садится ровнее, подпирая кулаком подбородок, чуть прищуривается, оглядывая невольно замершего перед ним подростка.

Айзек чуть встряхивается, сбрасывая неизвестно откуда взявшееся оцепенение, как раз перед тем, как Питер размеренно-медленно произносит:

– У тебя же есть здесь ноутбук?

– Эм… да, есть, – Лейхи понимает мгновенно, к чему клонит мужчина, но еще не может сформулировать для себя ответ на пока что не прозвучавший вопрос.

– Домой спешишь?

Айзек хмурится, не особо желая отвечать на вопрос, и мужчина, кажется, улавливает это, задавая новый.

– Спрошу по-другому: задержаться можешь?

Лейхи чуть прикусывает губу, медленно пожимая плечами. У него есть один вариант, как отпроситься у отца, но вот завтрашние уроки…

Питер чуть раздраженно щелкает пальцами.

– Все забываю, что тебе утром на занятия, извини.

– Давайте в пятницу? – Лейхи быстро закрывает рот, еле сдерживаясь, чтобы не прикрыть его еще и ладонью – получилось слишком громко, благо компания за столиками как раз рассчитывалась с курьером, и не обратила на происходящее за стойкой никакого внимания. – Если вам удобно, конечно, – произносит намного тише, почти шепотом, чувствуя, как неожиданно краснеют щеки.

– В пятницу так в пятницу, – Питер кивает, бросая взгляд на расшумевшихся студентов. – Я заметил, что в пятницу у вас тише обычного.

– Да, – Айзек пожимает плечами, про себя благодаря странноватого клиента за то, что тот не стал уже привычно мерить его взглядом – румянец грозился, кажется, доползти даже до кончиков пальцев. – Во всех клубах всяческие мероприятия и скидки по пятницам, а у нас такого нет. Поэтому, наверное.

– Часто бываешь в клубах? – Питер слегка прикрывает глаза, расслабленно рассматривая наводящего за стойкой порядок бармена.

– Ну, вообще-то… никогда там не был. Зачем? – Лейхи пожимает плечами.

Даже если отец бы хоть на вечер ослабил стальную воспитательную удавку на шее сына, Айзек бы в клуб не пошел. Громкая, никогда не нравившаяся ему музыка, большое количество людей в тесном помещении, неровный яркий свет… Все это подросток видел в фильмах, и про себя думал, что у него бы начался приступ клаустрофобии. Или паники.

– Я раньше часто бывал в клубах. Весело, – улыбается без тени улыбки в глазах. – Безответственно. Может, было бы лучше, если бы я бывал там чаще. Например, каждый чертов вечер, – хмыкает, кивая на стакан. – Повтори. И налей уже полный.

Айзек кивает, почти до краев наполняя толстодонный стакан, ставя его перед мужчиной.

– Это позволило бы уйти от проблем? – чуть вскидывает брови, убирая бутылку на место.

– В какой-то мере. От некоторых. Даже нет. Это позволило бы избежать некоторых последствий, – Питер хмурится. – Да нет, глупость сморозил. Лучше бы не стало. Может, даже и хуже. Все должно идти так, как идет.

– Предопределенность? – подросток непонимающе смотрит на мужчину – тот совсем не похож на фаталиста.

Питер устало пожимает плечами, делая большой глоток виски.

– Наливай всегда по полному стакану. Так пить приятнее, – проследив за тем, чтобы юноша кивнул, он продолжает. – Нет, дело не в предопределенности. Дело в том, что прошлое уже не изменишь, в отличие от будущего. И даже настоящего.

Айзек внезапно понимает, что еще ему кажется странным в Питере – он ни разу не увидел в нем ни малейших признаков опьянения, даже сейчас, когда он в два глотка допивает стакан шотландского виски, в его глазах не плещется и тени алкогольного дурмана.

От размышлений Айзека отрывает группа студентов, подошедшая расплачиваться, а глянув на кассу, подросток понимает, что время уже заполночь. Парни уходят, весело гогоча, клятвенно обещая зайти еще – Айзек кивает им вслед, улыбаясь.

– Не буду тебе мешать? – тоном человека, точно знающего ответ, только лишь наполовину вопросительно произносит Питер, отставляя в сторону стакан.

– Нет, пожалуй, – подросток неуверенно смотрит на оставленные компанией стаканы – в его обязанности входит только собрать их и вымыть, а столами занимаются те, кто приходит утром. – Только я дверь закрою, хорошо?

– Я тебя не боюсь, – мужчина смеется, и Айзек невольно улыбается в ответ. – Можешь закрывать.

Когда получасом позже Айзек выходит из бара вместе с Питером, чувствует он себя немного странно – не неуютно, но непривычно: смущенно кутается в длинный синий шарф, подаренный Мэг на прошлый день рождения, прячет руки в карманы, умудряясь спотыкаться на ровном месте, но все равно не чувствует себя неуютно. Питер подходит к серебристой машине, припаркованной возле бара, щелкая брелоком сигнализации.

Айзек бы и хотел сказать что-то предупреждающее о том, что после трех полных стаканов виски за руль лучше не садиться, но молчит, шестым чувством понимая, что к этому человеку подобное правило навряд ли применимо. Вместо этого подросток задумчиво оглядывает машину, интуитивно понимая, что Питеру она не подходит – ему бы подошла скорее глянцево-черная тачка, слегка агрессивный дизайн, при общем хищном лоске, поэтому, видимо, дурацкий вопрос соскальзывает с губ:

– Ваша машина? – получается тихо и глухо, звук скрадывается намотанным чуть ли не до глаз шарфом, но Питер все равно слышит, передергивая плечами и качая головой в ответ.

– Не моя. Но я на ней езжу. Пока.

Айзек кивает, подходя к стоящему неподалеку мотоциклу, оправдываясь.

– Извините… Просто показалось, что она не в вашем стиле.

– Да так и есть, – Питер закуривает, предлагая портсигар подростку, но тот мотает головой – в прошлый раз ему чудом удалось убедить отца, что запах никотина просто въелся в одежду и волосы. – Но пока что немного проблемно взять себе новую машину… Все эти документы, знаешь… – мужчина кривовато улыбается, качая головой.

Лейхи неловко пожимает плечами.

– Наверное… Не знаю. Я поеду, мне пора уже, – чуть хмурится, отводя взгляд.

– До пятницы, – ровно произносит Питер, стряхивая пепел под ноги.

***

Пятница впервые становится, кажется, не таким уж плохим днем. Потому что впервые за очень долгое время, пятницы Айзек ждет почти с нетерпением, и это явно сказывается на его поведении – налет отвлеченной задумчивости, внезапно появившийся в поведении сына, раздражает мистера Лейхи все больше, правда Айзек не особо улавливает разницы – по его глубокому убеждению хуже уже быть просто не может, он уже находится на самом дне своей жизни, на самом дне захлопнутой морозильной камеры в подвале дома, и хуже быть не может. Разве что когда отец случайно сломал ему руку, заталкивая сопротивляющегося подростка в железный ящик, было хуже. Не из-за боли или страха, а из-за отвратительно лживой, обеспокоенной улыбки отца, стоявшего в больничном коридоре, пока Айзек раз за разом повторял молоденькой полицейской, что свалился с лестницы.

С тех пор отец стал предельно осторожен, редко оставляя отметины на видных местах.

Большого труда убедить его в реальности пятничной ревизии не представлялось – Айзек просто попросил Мэг позвонить его отцу и рассказать эту версию происходящего. Хозяйка бара тихо хмыкнула, приподняв брови, чуть ехидно улыбнулась своему работнику, протянув по слогам: “Девушка?”, и легко выполнила его просьбу, даже не дожидаясь ответа и не спрашивая больше ни о чем.

А Айзек покраснел так, как не краснел никогда в жизни.

Питеру мальчишка, пожалуй… нравился. Вызывал определенную симпатию. Хотя бы тем, что не боялся – вопреки сложившемуся у окружающих его сейчас людей мнению, Питер запаха чужого страха не любил – слишком сильно он напоминал тот, который никак не получалось забыть, приправленный запахом гари и адской боли, страх людей и оборотней, запертых в подвале собственного дома.

Айзек не боялся – смущался, неловко краснел, отводил взгляд, беспокоился, что сказал или спросил что-то не то, но не боялся, во всяком случае, не Питера. Мальчишка боялся кого-то другого, и этот страх хранился на нем тяжелым, вязким отпечатком, терпким, въевшимся, немного неприятно отдающим черемухой. И слушать мальчишка умел хорошо, лучше, чем уставшие от клиентуры и жизни парни в одних барах, лучше, чем, профессионально-улыбчивые девушки в других, а самое главное, и вопросы задавал правильные, не переперченные гадковатым, зачастую напускным, цинизмом “профессионалов”, и комментировал в точку. И пах хорошо, нерезко, не раздражающе, несмотря на въевшийся в кожу страх.

Питер задумчиво следит за ловко двигающимся вдоль стойки мальчишкой – клиентов в начале двенадцатого оставалось еще немало, и Хейл уже дважды проклял себя, в весьма изощренных выражениях, за решение приехать пораньше. Айзек коротко улыбнулся старушке, впихнувшей в его ладонь шоколадный батончик, спросил что-то насчет какого-то сериала, выслушал ответ, даже заинтересованно кивнув. Та ему явно нравилась, как и он ей, и, приглядываясь к подростку, альфа понимает, что женщиной от того не пахнет – пахнет духами хозяйки заведения, резковатыми и недорогими, но это точно не духи матери, потому что этими здесь, на самом деле, пропах каждый дюйм, иногда на нем оседает терпковатый, отдающий лекарствами запах этой старушки с шоколадкой, но другого постоянного женского запаха на Айзеке нет.

Лейхи снова подходит, садясь чуть поодаль, наблюдая в основном за остальными клиентами, но иногда скашивая серо-голубые глаза на Питера. И ждет – Питер чувствует это в запахе, в немного неровном ритме сердца, в коротких взглядах, бросаемых мальчиком на часы. Хейл переводит скучающий взгляд на стрелку часов, указывающую на тридцать пять минут. День выдался не из лучших, как и вся неделя, как и вся “новая” жизнь. Угораздило же его укусить именно Маккола, обремененного просто невероятным чувством ответственности за все и вся. Питер думал, что не может ему так не везти, но, оказалось, что у того есть еще и настырный приятель, и это все усугублялось наличием весьма неумного, по мнению Питера, племянника.

Хейл встряхивается, отгоняя от себя мысли о насущном – стало почти привычкой здесь, с этим подростком, о своей жизни не только говорить, но и думать иносказательно. Айзек замечает это движение, скашивая глаза на полупустой стакан, украдкой проезжается взглядом по лицу, снова поворачиваясь к кому-то из посетителей.

“Изящный”, – лениво думает Питер, рассматривая спину тянущегося к верхней полке школьника. Точнее – мог бы быть достаточно изящным, если бы не прикладывал столько усилий, чтобы выглядеть неуклюжим раздолбаем. А костяшки пальцев сбиты, и не заживают полностью, хотя навряд ли мальчишка такой уж любитель драк. Руки пахнут средством для посуды, немного – хлебом, и чуть отдают кровью, но даже это не раздражает волка. Волку здесь спокойно, зверь не обращает внимания на остальных людей, благосклонно глядя на кружащего поблизости мальчишку. На самом деле, со своим волком Питер всегда жил в согласии.

Айзек нервничает – совсем немного, и сам точно не знает почему. Может, из-за отца, позвонившего уже три раза, удостовериться, что сын трезв, вменяем и на работе, может из-за молчаливости Питера, периодически пытающегося читать электронную книгу, но уже через пять минут раздраженно выключающего ее, и откладывающего на барную стойку. Может, из-за того, что в эту пятницу ближе к полуночи в баре собралось непривычно много народу – хорошая выручка – это прекрасно, чаевые чуть больше обычного – совсем хорошо, но как же подростку хотелось, чтобы все эти люди, почти ежеминутно требующие его внимания, разошлись уже по своим делам – домам, семьям и темным подворотням.

Айзек ставит стакан ром-колы перед парнем-альбиносом, пару месяцев назад пытавшемся его ограбить в одном из таких темных переулков. Мотоцикл тогда был в ремонте, и Лейхи после смены шел домой, срезая через дворы и слабо, а то и совсем не освещенные, улочки.

Юджин – так звали этого парня, – до сих пор оставляет не меньше пяти баксов чаевых, извиняясь за памятный удар по затылку. Деньги, мобильник и права он вернул на следующий день, неловко признав, что “попутал в темноте” и “своих трогать западло”.

Айзек порадовался, что отец не успел заметить пропажи телефона.

Питер перегибается через барную стойку, доставая с одной из полок пепельницу, закуривает, как ни в чем не бывало, насмешливой полуулыбкой отвечая на укоризненный взгляд подростка. Лейхи рассчитывает неизвестно как забредшую сюда молодую парочку, подходя к мужчине, чуть покачивая головой, не зная, что сказать.

– Не хотел тебя отвлекать, – Питер усмехается, стряхивая пепел. – Критично?

– Нет, просто… Ну… так не… – школьник вздыхает, пожимая плечами, чуть улыбаясь в ответ заинтересованно приподнявшему брови мужчине. – Просто попросите в следующий раз. Это моя работа.

– Тогда будем считать, что я тебе ее слегка облегчил. В счет постоянно отнимаемого у тебя времени.

– Но… – Айзек поджимает губы, слегка нахмуриваясь.

– Сегодня я отниму у тебя много времени. Два с половиной часа, насколько я помню. Посмотрел в интернете, – поясняет, на мгновение скосив взгляд на лежащий возле правой руки планшетник. – И пиццу закажи на свой вкус. Тебя ждут, – кивает за спину Айзека, и тот, чуть вздрогнув, оборачивается.

Айзек заказывает Маргариту.

========== Часть 5 ==========

Айзек задумчиво облизывает пальцы, спохватываясь, вытирает руку салфеткой, отрывая взгляд от происходящего на экране. Выбор пиццы Питер одобрил, прокомментировав, что классика – это всегда лучший вариант, и теперь задумчиво жевал кусок, внимательно следя за происходящим на экране.

– Хорошо снят, – резюмирует минут через тридцать, кивая на последний кусок пиццы, оставшийся в коробке. – Доедай. Молодой растущий организм.

Айзек хмыкает в ответ, чувствуя непривычное спокойствие, раз за разом украдкой рассматривая сидящего с другой стороны барной стойки мужчину. Тот медленно цедит темное пиво, по цвету схожее с кока-колой в стакане Айзека, задумчиво-неспешно облизывает губы, всматриваясь в экран, иногда чуть вздергивая брови. Подросток все-таки не выдерживает, тихо произнося:

– Не похоже на книгу?

– Разве что основной идеей, – Питер отводит глаза от экрана ноутбука, поворачиваясь к школьнику. – Я все думал – что там можно наснимать на два с лишним часа? Роман-то короткий. Но неплохо, вроде бы.

– Мне он нравится, – чуть смущенно признается Айзек, поднося к губам стакан с колой, будто отгораживаясь от внешнего мира этим высоким тонкостенным стаканом. – Фильм полный какой-то… безысходности. Которая все равно смешана с надеждой.

– Это то, на что люди любят смотреть, – Питер поворачивается, опираясь локтями о барную стойку. – Людям нравится мысль, что кому-то может быть еще хуже, чем им. Никто не хочет быть жертвой, но мысль о жертвоприношениях прочно засела в человеческих мозгах. И те, кто снимают фильмы, раз за разом публично приносят в жертву созданных ими, или другими людьми, героев. Удовлетворяют потребности.

– А надежда? – Айзек задумчиво наклоняет голову, водя пальцами по слегка запотевшему стеклу стакана. – И бывают еще хэппиенды.

Во взгляде мужчины четко угадывается полное неприятие каких-бы то ни было хэппиендов.

– Надежда – чувство обманчивое, а хорошие концовки бывают только в кино, где сценарист истово оберегает своих главных героев от падающих им на головы кирпичей, скользких обледеневших дорог, шальных пуль, плохих знакомств и просто смерти от церебральной аневризмы. Хэппиендов не существует, Айзек, потому что логическая концовка любой истории – это смерть, а в ней нет ничего… хорошего.

– Но… Но ведь хочется думать, что все может закончиться хорошо… – Лейхи неуверенно опускает взгляд.

– Хочется. Разве я говорю, что не хочется? Хочется верить, хочется надеяться. Мой отец всегда говорил, что надежда – глупое чувство. Старик вообще редко мог сказать что-то дельное насчет человеческих чувств, но в этом был прав. Хотя, казалось бы, должен был быть знатоком человеческих душ, – Питер усмехается, задумчиво вытягивая из чашки фисташку.

– А кем он работал?

– Кем он работал – значения не имеет, важно скорее, кем он был, – поймав вопросительный взгляд подростка, поясняет, – управленцем. Пожалуй, можно сказать так. Управлял.

– Компанией?

– Людьми. И управлял успешно. Вплоть до самой смерти. Но это было давно, – мужчина, чуть улыбнувшись, отмахивается от открывшего рот подростка, – в соболезнованиях не нуждаюсь. Мне от него достался портсигар и любовь к чтению. Вот, пожалуй, и все.

– Извините, – подросток снова переводит взгляд на экран, ненадолго, уже через несколько минут снова поворачиваясь к собеседнику. – Любовь к чтению это хорошо. В смысле, это же хорошо, когда есть человек, с которым можно поделиться впечатлениями от прочитанного, обсудить. Разве нет? – неловко улыбается, глядя на медленно покачивающего головой мужчину, кривящего губы в невеселой улыбке.

– Не особо. Мы не могли сойтись во мнении ни об одной из прочитанных книг. А у нас была огромная библиотека. Шикарная.

– Была?

– Сгорела.

– О.

Подросток прикусывает губу, замолкая, снова переводя взгляд на экран.

– У нас тоже много книг, – медленно проговаривает, крутя стакан. – И еще я в школьной библиотеке иногда набираю.

– Да ты ботаник, парень, – Питер лукаво усмехается, краем глаза наблюдая за фильмом.

– Ну я бы так не сказал. Судя по моим оценкам по химии, – Айзек улыбается немного грустно.

– Кому нужна эта химия, – лениво тянет мужчина, отставляя пустой стакан в сторону. – В том виде, в котором ее преподают в школе она мне не пригодилась ни разу. Или ты собираешься получить степень по биохимии?

– Ну, это навряд ли, – подросток шумно фыркает в свой стакан, – ученые степени мне совершенно точно не грозят.

– А что грозит?

Мальчишка пожимает плечами, почти точно зная ответ на вопрос, но не желая отвечать. С отцом не так-то просто спорить, а вспоминать об этом совершенно не хочется.

– Семейный бизнес? – угадывает мужчина, усмехнувшись. – Проблема с этими семейными делами. Хочешь не хочешь, а они все равно тебя затрагивают, висят на шее грузом, тянут вниз. Почему бы не жить, действительно, в Лос-Анджелесе? Но нет. Семья – это твое всё. Еще один афоризм от моего незабвенного отца.

– Большая у вас семья?

– Была, – Питер скручивает крышку с бутылки пива, протянутой Айзеком, чуть наклоняет свой стакан, наливая напиток. – Ну, знаешь, как это бывает… родственники, жёны, родственники жён, жёны родственников жён. Бесконечная череда полузнакомых лиц, “А это наш дядя Артуро из Тихуаны, и его пятеро… детей”, – перед последним словом мужчина запинается на долю секунды, бросая короткий взгляд на школьника. – И так до бесконечности. А потом выясняется, что это и не дядя вовсе, а друг семьи жены какого-нибудь из твоих родственников, которого ты еще помнишь в лицо.

– Семейные ужины наверняка были отдельным испытанием для нервов, – улыбается мальчишка.

– О, поверь, – Питер кивает, довольно ухмыляясь. – Мне было чуть больше двадцати и я прилагал все усилия для того, чтобы с них сбежать. Всегда существовала опасность, что тебя решат на ком-нибудь женить.

– Ужасы какие, – Айзек кусает губы, пытаясь сдержать широкую улыбку.

– Не без того, – мужчина чуть качает головой. – Но, поскольку я в то время не удосуживался запоминать ни их имен, ни лиц, ни мест проживания, сейчас я вообще не в курсе, кто и где все эти люди.

– А хотели бы их найти?

– Да упаси боже, – Питер отмахивается. – Вот еще. Мне и племянника хватает, даже перебор по многим статьям.

– Не ладите, да? – Айзек понимающе кивает.

– В последнее время не особо, знаешь ли. Раньше ладили. Давно.

– А потом? – очень осторожно произносит подросток, понимая, что уже перегибает с личными вопросами.

– А потом мы не сошлись в толковании одного места из Блаженного Августина, – Питер хмыкает, качая головой.