Текст книги "Без льда (СИ)"
Автор книги: Чиффа из Кеттари
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)
– Твой бэтмен сказал, что тебе нужно бы в больницу.
– Мэг, – Лейхи подбавляет в голос укоризны.
– Нет, я не думаю, что он тайный борец с преступностью, это было бы слишком слащаво, но тебя же он спасал, – женщина улыбается. – Но я смотрю, ты неплохо выглядишь.
– Сказал, что у меня трещина в ребре. Почти наверняка. Не знаю, – Айзек хмурится, дуя на обожженные расплавленным сыром пальцы. – Я все равно не пойду в больницу.
– Смотри сам. Я-то наверняка тебя не смогу убедить. Будешь сегодня вечером работать?
– Буду, – подросток пожимает плечами.
– Свидание? – хозяйка заведения задорно подмигивает своему бармену.
– Скорее встреча. А до вечера я тут посижу? Помогу, если что. Уроки поделаю.
– Поспи, – Маргарет качает головой. – Иди поспи. А потом я посмотрю на твое состояние, мне тут обмороки на работе не нужны.
Несколькими часами позже Айзек звонит отцу, с замиранием сердца выслушивая очередное: “я жду тебя дома”. Максимум, которым подросток решается себя обезопасить, это фраза про сильно болящие ребра и “может мне на рентген сходить? Я скажу, что упал…”. Отец отвечает категорическим запретом, и снова говорит, что ждет его ночью домой, а Айзек не смеет спорить, да и объяснять врачу что к чему, судорожно краснея от собственной лжи, ему совсем не хочется.
В конце концов, отец может просто разгромить кухню, и оставить сына убираться там до самого утра, тогда максимум, что произойдет, это порезанные об осколки пальцы, потому что руки еще долго будут дрожать от страха, даже после того, как отец уйдет к себе на второй этаж.
***
Мэг болтает с миссис Моп, вместе с ней прихлебывая граппу из маленького стаканчика, поглядывает на оставшихся завсегдатаев, иногда переводя взгляд на часы. Айзеку кажется, что она смотрит на часы даже чаще, чем он сам.
Питер приходит как обычно – примерно без двадцати двенадцать, и выглядит откровенно уставшим, каким-то замученным, Айзеку даже становится его жаль на мгновение, и, набравшись смелости, он сам предлагает севшему за стойку мужчине:
– Может, кофе?
– Кофе, – Питер согласно кивает, – и виски.
– В кофе? – Айзек улыбается, понятливо кивая, и через пару минут ставит перед мужчиной чашку со смесью шотландского виски и кофе.
– Выглядишь усталым, – школьник садится рядом, осторожно разглядывая мужчину, – я могу чем-то помочь?
– Думаю, нет, – Питер усмехается, делая небольшой глоток обжигающего напитка. – Весь день здесь пробыл?
Айзек кивает.
– Потом куда?
– Потом домой. Не хочу, чтобы отец волновался.
– Правда? – Хейл недоверчиво качает головой, снова поднося чашку к губам.
Мэг со старушкой начинают перешептываться активнее, а Питер старается не прислушиваться и не засмеяться.
– Хочешь куда-нибудь сходить? – мужчина усмехается, не без удовольствия разглядывая румянец, заливающий щеки мальчика.
– Типа как на свидание, что ли? – Айзек сводит брови и поджимает губы.
– А это уже как захочешь, – Питер протягивает руку, касаясь алого цвета щеки, и подросток слегка вздрагивает, кося взглядом по сторонам, но не отстраняется. – Если что надумаешь – скажи.
– Ага, – Айзек поворачивается к кассе, но сдвинуться с места не успевает – Маргарет с лучезарной улыбкой рассчитывает последних клиентов, и кивает миссис Моп.
– У нас с Эмеральдой сегодня культурно-алкогольная программа, мальчики, Айзек, посчитаешь кассу, закроешь бар, завтра жду на работу и не забудь сходить в школу, прогульщик, – улыбка не сходит с лица женщины.
Лейхи фыркает, кивая, проходя вслед за хозяйкой и закрывая за ней дверь, неловко замирает, оглядываясь на Питера. Тот оборачивается, глядя на школьника поверх чашки, и делает еще пару глотков, допивая напиток, пока Айзек пересекает бар, подходя к нему.
– В больницу не сходил?
– Со мной все будет в порядке, – Айзек упрямо опускает голову, снова хмурясь.
– С тобой не все в порядке, волчонок, – Хейл забывается всего на мгновение, слишком расслабляясь, а подросток уже поднимает на него удивленный взгляд.
– Почему волчонок?
Питер пожимает плечами.
– Ты похож на маленького волчонка, – Питер усмехается, пожимая плечами. – Почему нет?
– Да я не против… Твоя семья как-то связана с волками? Я помню твой портсигар.
– Ну, что-то вроде, – мужчина задумчиво кивает. – Скажем так, фамильное животное.
– Интересно… Расскажешь? – Айзек лукаво улыбается, подходя еще на шаг ближе, вклиниваясь между раздвинутых ног сидящего на высоком стуле мужчины. Возбуждение накатывает мягкой, душной волной, гормоны мгновенно ударяют в голову, оплетая все мысли яркой расцветистой мишурой предвкушения.
– Когда-нибудь, – Питер плавным движением пробирается рукой под тонкую футболку, поглаживая мгновенно разгорячившуюся кожу. – Когда-нибудь расскажу, Айзек. Откровенность за откровенность. Или что-то вроде.
– Мне не стоит сегодня сильно задерживаться, – подросток шумно дышит, цепляясь длинными пальцами за отвороты неснятого плаща, опуская голову.
– Я не стану тебя сильно задерживать. Я еще успею получить тебя всего, Айзек.
От звуков собственного имени, абсолютно неповторимо произносимого этим человеком, мысли путаются еще сильнее, жаль только, что страх никуда не уходит – Лейхи нервничает все сильнее, но не от непривычной ему близости, а от того, что произойдет потом, когда он так или иначе вернется домой.
– Ты думаешь, что если ты задержишься на полчаса – будет хуже? – Питер усмехается, обеими руками оглаживая тело под одеждой.
– Наверное нет… Не будет. Я не это хотел сказать, – запоздало спохватывается, мотая головой. – Все будет нормально.
– Да, конечно, – Хейл снимает с юноши футболку, наклоняясь, мягко прикусывая худое, слегка подрагивающее плечо. Айзек вздрагивает сильнее, чувствуя зубы на плече, но мгновенно успокаивается, стоит Хейлу извиняющеся коснуться кожи губами. – Все будет нормально. Рано или поздно, так или иначе.
– Что?
Питер медленно качает головой.
– Неважно.
Подросток не успевает сказать что-нибудь еще – мужчина целует его медленно, вдумчиво, глубоко лаская покорно раскрытый рот, забирая воздух и почти не давая вдохнуть. Айзек отвечает неумело, но старательно, обнимает мужчину за шею, удерживаясь на ногах, стонет громко и отчетливо, когда широкая теплая ладонь накрывает пах, слегка сжимая рельефно очертившийся под слоями ткани член. Питер чуть отстраняется, не убирая руку, внимательно смотрит в помутневшие от возбуждения глаза мальчишки, улавливая во взгляде новую ноту беспокойства.
– Тише, – мягко касается губами челюсти, проводит языком до уха, отчего чувствительный к любым ласкам подросток тихо поскуливает, теснее прижимаясь пахом к ладони. – Я не попрошу у тебя ничего взамен. Даже если ты сам предложишь. Не сегодня, – тепло выдыхает в ухо, тщательно подбирая нужные слова.
Айзек кивает, расслабляясь, слегка жмурится, отходя на шаг, когда мужчина грациозно соскальзывает с барного стула, и снова кивает, когда Питер, наклонившись к его шее, проговаривает:
– Садись.
Айзеку приходится откинуться спиной на стойку, потому что удерживать себя в ровном положении у него уже не хватает сил – мужчина медленно, невероятно пошло лижет шею, целуя, но не оставляя следов, расстегивает его джинсы – от резкого металлического звука раскрываемой молнии Айзек шумно, предвкушающе вздыхает, прикрывая глаза, зарываясь пальцами в волосы мужчины, но избегая смотреть вниз, туда, где рука Питера, туго обхватив возбужденную плоть, начинает медленно двигаться, каждым движением разливая по перенасыщенному гормонами телу новую волну сладкой, ни на что не похожей дрожи.
Жаром плавит нервы, и даже касающиеся шеи, плеч и груди горячие, влажные губы кажутся чуть прохладными, слегка остужая разгоряченную кожу. Подросток ерзает на неудобном стуле, стараясь задать привычный ему быстрый, рваный темп – все ведь нужно делать быстро и тихо, щеколды дома в ванной нет, а отец за подобное может приложить головой о кремовую кафельную плитку, – но мужчина не разрешает, удерживает второй рукой за бедро, прижимается ближе, горячо шепча в губы:
– Будет так, как я захочу.
Айзек кивает, быстро, заполошно, жмурясь от близкого, но никак не наступающего оргазма, выгибается под чувственными прикосновениями, обеими руками вцепляясь в сидушку, подставляя тело мягким касаниям ладони и острым, чувствительным прикосновениям ногтей, оставляющих на коже слабо-розовые росчерки.
Питер прижимается лицом к сладко пахнущей шее, жадно вдыхая аромат молодого, невинного и им же возбужденного тела, ласкает мальчика настойчивее, чувствуя ладонью ритмичную мягкую пульсацию, сбивает темп, заставляя подростка стонать, просить, шептать его имя, и слушает его голос, уже через пару мгновений накрывая его губы своими, впитывая каждый стон, каждую неразборчивую просьбу. Айзек стонет тоньше и жалобней, порывисто обнимая мужчину за шею, и Питер чувствует его дрожь, пронизанную желанием и доверчивостью, чувствует его запах, становящийся острее, мускуснее с каждым движением руки. Мальчик кончает с громким, полным удовольствия, почти ошарашенным стоном, сильно сжимая пальцами волосы мужчины – оргазм проходится по его мышцам множеством коротких, быстрых спазмов, и Хейл на несколько мгновений закрывает глаза, думая о том, как мальчишка будет сжиматься под ним, кончая, только этим выталкивая в наверняка головокружительный оргазм.
Подросток продолжает тихонько постанывать, пока Питер вытирает его и свою ладонь стоящими рядом с кассой салфетками, облизывает покрасневшие губы, с ленивым, томным удовольствием отвечая на поцелуй. Хейл осторожно прикладывает ладонь к синяку на ребрах, забирая все еще беспокоящую школьника боль. Айзек забавно краснеет – пятнами, – когда застегивает свои джинсы, порывается что-то сказать, но Питер тихо, шутливо рычит в ответ, не сдержавшись. Мальчишка то ли не удивляется, то ли не обращает внимания, улыбаясь в губы мужчины.
– Мне пора идти, – виновато шепчет через несколько минут ленивых, дополняемых короткими, влажными поцелуями, почти невинных ласк.
Питер медленно кивает, еще раз проводя носом вдоль одуряюще пахнущей шеи, мягко гладит изогнутую спину, чувствуя, как волк с ума сходит от чувственной хрупкости оказавшегося в его когтях тела, нехотя отстраняется, встряхиваясь, и, ровно глядя в мутноватые еще, довольные глаза подростка, медленно, почти удивляясь сам себе, проговаривает:
– Запиши мой телефон. Я приду, если буду тебе нужен.
Айзек отвечает долгим, задумчивым взглядом, кивая. Записывает дважды – в мобильник и в тетрадь по экономике.
***
Питер задумчиво наблюдает за отъезжающим от бара подростком – от мальчика снова начинает разить страхом, и волку это определенно надоедает. Запах страха не должен исходить от выбранного им человека, хищник должен уметь защитить его, и Хейл знает, что сможет – остается только убедиться в том, что это действительно нужно, что мальчишка не накручивает сам себя.
Проследить за Айзеком несложно, Хейл примерно знает, куда ехать, и, оставив машину там же, куда в прошлый раз подвозил подростка, дальше идет пешком, ориентируясь на знакомый звук мотора. Мальчишка проходит в дом, и оборотень тихой, незаметной в почти полном отсутствии освещения, тенью, подходит ближе к стене здания, прислушиваясь. Хвала обостренному слуху – в деталях расслышать разворачивающийся в стенах дома скандал удается легко.
Айзек отвечает коротко и резко, иногда тихо, болезненно охая: “В баре”, “Нет, в школе я не был”, “Пап, я пришел как обычно”, “Нет, я никуда не ходил”. Отец отвечает ему долго, пространно, зло – Питер чувствует исходящую от мужчины беспричинную ярость, осознание своей силы и власти над не смеющим ему противиться сыном, удовольствие от причиняемой боли. Все это бесит, будит плохо себя контролирующего альфу, будоражит волка, застит кровавым маревом глаза, но Питер сдерживается, ждет. Ждет, когда Айзек звонко вскрикивает, судя по шороху одежды, оседая на пол, сдерживается, когда слышится звон бьющейся о стену посуды, ждет, когда мальчишка тихо ойкает, сдерживая рыдания. Когти оставляют глубокие царапины на стене, когда подросток начинает кричать – отчаянно, безнадежно, захлебываясь слезами, а когда он начинает хрипло, еле слышно голосить “Не надо, пожалуйста, я не хочу”, глаза альфы наливаются алым, почти сразу, впрочем, угасая – голос подростка затихает.
Оборотень обходит дом кругом, прислушиваясь – глухие удары руками об металл перемежаются хриплыми, еле слышными криками. Питер почти догадывается, что происходит.
Отец отпускает Айзека через час – Хейл продолжает сидеть у той стены, у которой слышимость лучше. Мальчишка шепчет еле слышное “Извини”, “Я понял”, “Я не…”, получает еще один удар, похоже, по лицу, и замолкает.
Питер обдумывает выстроившийся в голове далеко не изящный, но вполне действенный план.
========== Часть 10 ==========
У преднамеренного убийства холодный привкус металлического прута. У хорошей, желательно стайной, охоты – привкус теплой, солоноватой крови и запах палой листвы, вне зависимости от того, в какое время года стая охотится. У убийства нет какого-то определенного, присущего ему запаха, но есть неизменный привкус холодного металла – отзвук холодной расчетливости, с которой оно совершалось. У конкретно этого убийства есть еще и привкус собственной крови – две пули впиваются в плечо назойливыми мухами, не способными причинить реального вреда, но раздражающими, доставляющими неудобство.
Отец мальчишки, по всей видимости, наслышан о бродящих у города диких кошках, и решил, что тридцать восьмой калибр его от них спасет. Пожалуй, даже горному льву это не стало бы достойной помехой, а уж обратившемуся альфе – тем более. Зверю нужно целиться в голову, вообще, нужно целиться в зверя, а установка “главное выстрелить в противоположную от себя сторону” – плохой спутник в таких ситуациях.
В глазах мужчины, из рук которого падает пистолет, зверь видит неверие и ужас, запах страха – запах добычи, – бьет по обонянию кузнечным молотом, и хищник, недавно остановленный двумя выстрелами, снова бросается вперед, упиваясь собственной яростью, беспомощностью жертвы и маслянистым, густым запахом чужого страха.
Первый удар приходится по груди – когти без труда вспарывают кожу и мышцы, проламывают грудную клетку, но до сердца не достают, только раздирают одно легкое, отчего из горла мужчины доносится булькающий хрип. Альфа, насыщается чужой агонией, удовлетворяя ярость чужой болью, рассматривает льющуюся кровь, пропитывающую светло-зеленую рубашку. Чувствует абсолютное удовлетворение, вспарывая вторым движением горло еле дышащего мужчины. Всего два удара когтями обрывают работу сердца, и выработка адреналина прекращается, а его запах рассеивается в ночной тишине темных улиц.
Мальчишка сейчас в баре, разливает по стаканам виски и пиво, мечтательно рассматривает картинки в электронной книжке – многослойные разноцветные коктейли в высоких, мудреной формы, бокалах, – днем у Питера была мысль о том, что нужно бы отправить подростка на какие-нибудь годные барменские курсы, – ждет своего альфу, и, как и всегда, боится возвращаться домой, наверняка снова прикрывая кисти рукавами совершенно не идущей ему рубашки.
Кровь впитывается в землю, зябкий ночной ветер заставляет траву на заднем дворе дома ходить волнами, вообще, ночь, кажется, будет холодной, несмотря на то, что весна уже в самом разгаре. Альфа отступает все дальше и дальше, одним прыжком перемахивая через невысокий забор, обращается, когтями выцарапывая пули из плеча. Придется ехать домой, переодеваться – Питер смотрит на мобильник, высвечивающий начало двенадцатого. Впрочем, мальчишка все равно его дождется – Хейл в этом уверен.
Раздумывать о моральных аспектах произошедшего, взвешивать “за” и “против” – бессмысленно, волк вполне доволен содеянным, человек тоже не чувствует никакого беспокойства – сознание необращенного оборотня представляет собой слишком запутанный клубок человеческих и животных мыслей, если пытаться отделить их друг от друга можно свихнуться по-настоящему. Оборотень и не обязан мыслить или поступать как человек.
***
Айзек действительно ждет – красивое, со слегка неправильными чертами лицо освещает радостная улыбка, стоит Питеру переступить порог уже пустующего бара. Стакан виски вместо приветствия – мальчишка улавливает усталость мужчины, робко улыбается, прикрывая глаза густыми пушистыми ресницами, когда Питер перегибается через стойку, касаясь его губ своими. Это даже не поцелуй, это просто “здравствуй, Айзек”, произнесенное прямо в приоткрытые губы. Подросток впивается кончиками пальцев в барную стойку, вдыхая эту фразу, прогоняя ее по легким, насыщая ею, как кислородом, кровь, и сладко жмурясь от ее отголосков, мягким пьянящим дурманом ударивших в голову.
Питер внимательно смотрит на его руки, игнорируя попытку спрятать ладони под стойку, перехватывает узкое запястье, наклоняясь, медленно и с удовольствием проводя губами по длинным тонким пальцам, по припухшим, сбитым костяшкам, собирая еще хранящийся на них привкус крови. Айзек, кажется, даже не дышит, послушно подавая вторую руку. Альфа кладет обе его ладони на барную стойку, пару секунд любуясь контрастом бледной кожи и темного дерева, но не задает вопроса, которого Айзек ждет, и на который совершенно точно не хочет отвечать. Хейл просто произносит:
– Тебе нужна какая-нибудь заживляющая мазь, – Питер действительно не разбирается в этом аспекте фармакологической индустрии – зачем бы ему?
Школьник густо краснеет, мотая головой – темного золота кудряшки прилипают к мгновенно вспотевшему лбу, и еле слышно отвечает:
– Бесполезно.
Питер пожимает плечами, выпрямляясь, обхватывает обеими руками стакан, задумчиво разглядывая его содержимое.
– Я прочел книгу, про которую ты говорил, – мальчик снова неловко и украдкой улыбается. – Льюиса.
– И как тебе?
– Мне… понравилось. Захотелось прочитать что-нибудь еще, что вызывает подобные эмоции, – вопросительный взгляд серо-голубых глаз заставляет мужчину невольно улыбнуться.
– Я подумаю, что тебе посоветовать.
– Классно, – подросток улыбается шире, более открыто, не отводя взгляда. Питеру определенно нравится его улыбка.
Айзеку тоже нравится улыбка мужчины – всегда слегка ехидная, и самую малость самодовольная, нравится взгляд, в котором не отражается привычной уже, и от того почти ненавистной Айзеку жалости. Лейхи часто жалеют взглядом – “бедный мальчик, такой худой, бледнющий, работает ночами”, – и эти взгляды заставляют все внутренности сжиматься в рвотном позыве. Будто бы его ощупывают холодными, мертвыми пальцами этой безразличной жалости, оставляют отпечаток, ослабляя, не давая выбраться из этого состояния, забирая все силы. В глазах Питера Айзек не видит жалости, в них есть что-то другое, незнакомое, переплетение сильных эмоций, которым мальчишка никак не может подобрать определения. И уверенность – много уверенности, и во взгляде, и в движениях, в жестах, в словах. Айзека гложет любопытство, которое он, впрочем, не спешит удовлетворять – вопросы в любом случае не сложатся красиво, а краснеть, и смущаться собственной несвязности мыслей подростку совсем не хочется.
Мальчишка чуть вздрагивает, чувствуя прикосновение ладони к щеке, невольно прижимается, жмурясь. Оборотень чувствует усталость мальчишки, и единственное о чем жалеет – что ночь парню предстоит бессонная, да и еще, скорее всего, в полицейском участке, откуда его отпустят к утру, взяв несуществующие телефоны несуществующих родственников, обещание появляться раз в месяц в участке, и очередные лживые показания насчет разбитых рук. Полгода до восемнадцати – служба по делам несовершеннолетних не станет возиться с почти взрослым парнем, у которого есть работа, пусть и не вполне легальная, у которого есть жилье, и, как Питер понял, право на отцовский бизнес, приносящий хоть какой-то, но доход. Скорее всего – дадут льготу на оплату счетов, да отстанут от школьника.
– Ты засыпаешь, – Хейл усмехается, когда Айзек медленно, нехотя открывает глаза, но не убирает руку, к которой мальчишка прижимается щекой.
– Сегодня была тренировка, – медленно проговаривает, давя зевок.
– И какой теперь вид спорта считается приоритетным в школе? – Питер все-таки убирает руку, делая еще глоток виски.
– Лакросс, – Лейхи пожимает плечами, облокачиваясь на стойку рядом с мужчиной. – Я в нем не слишком хорош. Ну, как и во всем остальном, что касается учебы, если честно.
– Ты же неглупый парень, – Питер хмыкает, качая головой.
– Ну и что, – школьник качает головой. – Просто… неинтересно, знаешь.
Хейл отставляет недопитый стакан, поворачиваясь к подростку, улавливая будоражащий аромат возбуждения, усиливающийся с каждым осторожным выдохом через приоткрытые влажные губы.
– Можешь остаться на ночь здесь? – Питер бы предложил мальчишке и свою постель, но вопрос этот – чистая формальность, потому что ответ заранее известен. Подросток предсказуемо качает головой, сутулясь, прогибает спину, сильнее опираясь на локти и невольно приподнимая бедра – слишком провокационная поза, чтобы оставить ее без внимания.
Мужчина обходит барную стойку, подходя к следящему за ним краем глаза подростку. То, что позы Айзек не меняет, наводит на мысль, что и принята она не случайно. Питер проводит руками от напряженных плеч к пояснице, слегка сжимая пальцы под выступающими дугами ребер, успокаивает сбивающееся от происходящего дыхание, не отводя взгляд от покорно выставленного напоказ загривка – кусай, помечай, делай своим – инстинкты одинаковы у всех хищников. Ладони соскальзывают на бедра, оглаживая плотно обтянутые темной грубой джинсой ягодицы, Хейл прижимается к ним пахом, не пытаясь скрыть от мальчишки своего возбуждения. Айзек тихо стонет, цепляясь пальцами за край стойки, выгибается сильнее, неловко разводя ноги шире, дрожит от прикосновений рук к голой коже, когда Питер приобнимает его, прижимаясь грудью к спине, и проводит ногтями по напряженным чувствительным соскам.
– Не думаю, что ты готов к тому, чего просишь, – Айзек чуть ли не скулит, выгибаясь под мужчиной.
– Готов, – еще и находит в себе силы спорить, несмотря на то, что голос срывается до хриплого шепота, и Питер даже не видя лица мальчишки знает, что губы у него чуть дрожат.
– Ложь, – Хейл слышит неуверенность – не в голосе, в ритме бьющегося под ладонью сердца, – не торопись. Никогда не торопись там, где дело касается тебя и твоих ощущений. Любая боль накладывает неизгладимый отпечаток на сознание, а я не хочу причинять тебе боль.
Мальчишка мотает головой, выгибаясь сильнее, и ложится щекой на стойку, перехватывая руки мужчины, опуская их на свои бедра. Альфа глушит торжествующий рык, все еще стараясь трезво оценить ситуацию. От выгибающегося под ласками стягивающих с него одежду рук подростка этого ожидать совершенно точно не приходится, но и контроля над собой становится невозможно мало, когда под ладонями оказывается голая кожа – разгоряченная, гладкая, бледная, на которой остаются следы даже от несильного прикосновения.
Подросток дрожит, нервничает, но боится отказать – хищник усмехается про себя, еще раз оглаживая гладкие, худощавые бедра, и обнимая мальчишку обеими руками. Айзек интуитивно понимает, что ему собирается сказать мужчина, разворачивается лицом, настойчиво отталкивая руки Питера, упирается ладонями в его грудь, заставляя сделать шаг назад, и резко опускается на колени – все это занимает не больше пары секунд, и Хейл подчиняется каждому движению мальчишки скорее от неожиданности, изумленно глядя на макушку сосредоточенно расстегивающего его ремень парня.
– Айзек…
Мальчик не поднимает взгляда, расправляясь цепкими пальцами с ремнем и джинсами, невзначай будто оглаживая легкими прикосновениями натянувшую ткань белья плоть.
Питер не останавливает его, потому что с той решительностью, которой разит от юноши, можно брать города. Хейл осторожно откидывается на стоящие позади полки, мысленно оценивая их устойчивость, и оставшись вполне удовлетворенным результатом, опускает одну руку на курчавую золотистую макушку, ободряюще поглаживая, мягко толкаясь бедрами навстречу горячему влажному рту. Неумелость окупается старательностью, неловкие прикосновения зубов – виноватым взглядом из-под длинных ресниц. Припухшие покрасневшие губы однозначно лидируют в списке самых соблазнительно-пошлых видений на памяти Питера.
Айзек двигается медленно, аккуратно, берет неглубоко, помогая себе рукой, зажмуриваясь до слез, стоит мужчине чуть более несдержанно двинуться вперед, забывшись, поддавшись захлестывающей волне удовольствия. Питер извиняющеся гладит мальчика по макушке, чуть сжимая золотистые волосы, проводит пальцами по щеке, шумно, со стоном, выдыхая, когда подросток втягивает щеки, старательно сжимая губами чувствительную головку. У Айзека ресницы слиплись от выступивших на глазах слез, но выглядит он при этом совершенно счастливым, особенно, когда смотрит на мужчину снизу вверх, слегка отстраняясь, облизывая яркие губы, и продолжая двигать рукой вдоль его члена.
Питер не может отвести от него взгляда – от покрасневших щек, лихорадочно, возбужденно блестящих глаз, от припухших губ и розового языка, облизывающего его как чертово мороженое, – гладит мальчишку по спутавшимся волосам, второй рукой мягко отталкивая его ладонь – альфе нужно чуть больше, чем подросток может ему пока дать. Айзек следит за ним, не отводя взгляда, не отстраняясь, опускает руку к своему паху, быстро подстраиваясь к ритму мужчины, возбужденно выдыхает, обдавая горячим влажным дыханием почти касающуюся его губ плоть, слизывая быстрым движением капли прозрачной смазки – Питер полурычит-полустонет от такой ласки, хватается за стоящую за спиной полку, вспарывая дерево когтями, когда юноша снова берет в рот сколько может, старательно посасывая и лаская юрким, гибким языком.
Мужчина делает еще пару движений рукой вдоль своего члена, касаясь пальцами влажных обхватывающих головку губ, и настойчиво отстраняет мальчишку от себя, дурея от пошлого звука, с которым Айзек размыкает губы. Горячие белые капли спермы оседают на шее, плече и груди, равняясь по цвету с бледной кожей, и это второе самое соблазнительно-пошлое зрелище в личной иерархии Питера. Мальчик стонет, кончая в свою ладонь, обессиленно прижимаясь к бедру Хейла, тихо, довольно мыча от прикосновений пальцев – к макушке, к виску, к щеке.
Альфе приходится выпустить когти, чтобы дотянуться до стоящих на стойке салфеток.
Приведя себя в порядок, он садится на пол рядом с Айзеком, большим пальцем надавливая на его подбородок, приподнимая, с непривычной для себя нежностью целуя горячие мягкие губы. Мальчишка приоткрывает глаза, довольно прищуриваясь, вытаскивает из пачки пару салфеток, лениво вытирая руки, податливо наклоняет голову, позволяя Питеру стереть подсыхающие на коже белесые потеки, сладко вздрагивает, невольно улыбаясь, чувствуя прикосновение губ к шее.
Питер думает о том, как Айзек будет смотреться в его квартире. Как будет контрастировать белая кожа с привычным Хейлу темным постельным бельем, как мальчишка будет тепло улыбаться спросонья, обвивая руками шею, прижимаясь, бормоча что-нибудь про “еще полчаса поспать”. Думает о том, как подросток будет перебирать успевшие скопиться в доме книги, скользя тонкими, хрупкими пальцами по корешкам, выбирая; о том, что у них двоих вполне совпадает музыкальный вкус. Питер думает о том, что, судя по всем признакам, влюблен, хотя сейчас для этого абсолютно неподходящее время, и о том, что в этом ребенке вполне мог бы обрести свой постоянный, действительно реальный якорь. То, ради чего стоит сдерживаться, то, ради чего стоит быть осторожным.
Но это потом, когда будет покончено со всеми делами, в этом проклятом всеми волчьими богами городе.
Айзек не думает ни о чем, прижимаясь к мужчине, осторожно обнимая его обеими руками. Разве что о том, что ему невероятно повезло с рабочим местом. Жмется губами к шее под ухом, тепло дыша на чувствительную тонкую кожу, слегка улыбается, целуя, наслаждаясь непривычным ощущением покоя, защищенности, нужности, желанности.
Мальчишка жмурится, коротко, обеспокоенно вздыхая, понимая, что не может выстроить в красивые складные фразы все, что хочет сейчас сказать, и слегка запрокидывает голову, втягивая мужчину в долгий поцелуй.
– Мне пора домой, – виновато произносит, отстраняясь, послушно цепляясь за плечи поднимающегося на ноги мужчины.
Хейл задумчиво наблюдает за тем, как Айзек накидывает куртку, забирает из его рук шарф, понимая, что подросток сейчас снова, как обычно, замотается в синюю материю чуть ли не до бровей.
– Ты согласился бы жить со мной? – Питер в несколько слоев оборачивает шарф вокруг шеи мальчишки. Айзек отвечает быстро, не задумываясь ни на секунду.
– Мне бы никто не разрешил.
– Я не об этом спрашиваю, – Питер отходит на шаг, наблюдая за тем, как школьник, теребит шарф, невольно пытаясь отгородиться им от внимательного взгляда мужчины. Альфа ждет еще несколько секунд, прислушиваясь к ритму сердца – изумленно-взволнованному, чуть испуганному, согласному.
– Пойдем, – кивает в сторону двери. Айзек кивает, делая шаг к выходу, нашаривая в кармане куртки ключи, а затем кивает еще раз – еле заметно.
Волк довольно скалится.
***
Беспокойство накрывает Айзека морозной волной еще за пару кварталов до дома – он видит сине-красные отблески полицейской мигалки, отражающиеся от стен домов, и на улице, тихой в любое время дня и ночи, непривычно шумно. Лейхи не думает, что что-то случилось с его отцом. Просто потому, что Айзек не из тех парней, которым так везет. Он думает, что скорее всего ограбили дом выскочки-Уиттмора, живущего напротив. Этого следовало бы когда-нибудь ожидать, наверное. Или мистер Чесфилд, живущий через два дома, и считающийся самым неблагополучным жильцом в районе, все-таки забил спьяну свою визгливую рыжую жену спиннингом. Всякое может случится. А может, он забил спиннингом ее любовника – парня года на два старше Айзека. Школьник видел его как-то раз, когда тот, как в паршивом анекдоте – в трусах, носках и охапкой вещей подмышкой, – перепрыгивал через невысокие заборчики, огораживающие дома друг от друга, стараясь за как можно меньший промежуток времени оказаться как можно дальше от дома Чесфилда.
Но машина копов стоит у его дома, и Айзек хмурится, не отходя от своего мотоцикла, держа в руках шлем и рюкзак, непонимающе оглядывая суетящихся на участке людей. Мысли роятся в голове рассерженными пчелами, в голове стоит сплошное мерное жужжание и даже, кажется, какое-то мельтешение, подросток растерянно оглядывается на подошедшего к нему шерифа, вопросительно приподнимая брови, но не произнося ни слова.
